Повесть о Малкольме-младшем, его сестре Ксении и Линарии, то есть Летти

Малкольм-младший

      Мы случайно встретились в пригороде. Я и невеста принца. Теперь на ней было пышное голубое платье. Я хотел было сделать вид, что не заметил ее, и пройти мимо (хотя это и выглядело бы немного демонстративно: на сто метров вокруг — никого), но она сама подошла и остановила меня.       — Твоя сестра сказала мне недавно, что ты все ходишь и думаешь о чем-то. О чем?       — С каких это пор тебя интересуют мои мысли? — раздраженно бросил я, принимая обычный насмешливый вид, означающий «держись от меня подальше».       — Я надеялась что-то прояснить… но, вижу, ты не настроен разговаривать?       — Не настроен, — подтвердил я.       — Раньше ты был другим, — тихо проговорила она, опустив глаза. Нет. Я не был другим. Возможно, я был другим с ней. Не таким, как с остальными. Но чем теперь она отличается от них? Чем заслуживает особое отношение? — Ты даже несколько раз был серьезным. Кажется, три.       — В первый и последний раз в моей жизни, — косо усмехнулся я.       — Не надо так, — покачала она головой. — Зачем ты так? Ведь, в сущности, ты милый юноша, вполне безобидный. Ты защищаешься тем, что хочешь казаться злодеем. Прикрываешься чувством юмора, которого у тебя нет.       Тоже мне, проницательная! Тоже мне, психоаналитик! Нет, ну надо же так оскорбить человека!       — Жестокие слова, — хмыкнул я с безразличным видом. — Особенно про чувство юмора. Ну, не все думают, как ты.       — Послушай, — негромко произнесла она. — Я привязалась к тебе и не хочу портить с тобой отношений…       — Либо ты со мной, либо против меня, — оборвал я принцеву невесту. — Третьего не дано. Раз ты с принцем, значит, против меня.

***

      Сестра все же поддерживала общение с Летти. (На здоровье, лично я уже наобщался.) Она сообщила ей, что сегодня состоится слушание по моему делу… и моей матери разрешили защищать меня там (она самая настояла на этом слушании и на своем участии, хочет оправдать меня). Разумеется, она будет призраком.       Летти обещала прийти. Хм. Да там будет половина всего острова! Еще бы, такое громкое событие. Слушание по делу не кого-то там, а Малкольма-младшего! Подозреваю, они сейчас думают: «А получит ли он по заслугам? Должен!»       Дверь в мою комнату приоткрылась, и в щель заглянула сестра.       — Пойдем! Без тебя заседание не начнется, — улыбнулась она.       — Ничего, подождут, — усмехнулся я, вылезая из-за стола.       Всю дорогу я не мог избавиться от навязчивых мыслей. Впрочем, они преследуют меня с тех пор, как… ладно, признаюсь, с тех пор, как Летти ушла. К счастью, вы не можете открыть нижеизложенное никому из кирандийцев, так что я могу со спокойной душой написать обо всем, что думаю. Все-таки, какое счастье, что больше этого никто не узнает, даже сестра. Она не особенно пристает ко мне с расспросами, а я скрытный.       Я никогда не покажу то, что чувствую теперь. Никому. Тем более Летти.       Я чувствую боль. Я вспоминаю, как она целовала меня. Я вспоминаю, как она тогда бросилась ко мне в объятия. Ведь это было недавно, а кажется, будто месяц назад. И не со мной. Не с нами.       Теперь она предала меня и ушла. Мне больно, очень больно. Но я не стал задерживать ее. Если бы она хотела остаться, она бы осталась. Я горд. Я скорее снова умру, чем признаюсь ей в том, что чувствую. Ведь я Малкольм-младший, и этим все сказано. Если она не чувствует вины за собой, я ничем не могу ей помочь.       Ага, вот мы и дошли до городского зала. Я гордо прошествовал на скамью подсудимых, сестра ушла искать место в зале. Надеюсь, ей это удалось, так как еще немного, и вновь прибывающим зрителям придется укладываться штабелями. Похоже, я соберу аншлаг! О, силы небесные, вот что значит популярность! Рядом со мной, за скамьей защитника, была моя мать. Она обернулась ко мне и легко улыбнулась, правда, я заметил, что она слегка нервничает — постоянно поправляет листы с подготовленной речью и расправляет мантию.       Наконец судья (тот самый, мой старый знакомый) постучал молоточком для общего успокоения, и процесс начался.       Я попытался было вставить язвительные замечания по поводу «свиньи в парике», который еще и шепелявит, но мама посоветовала мне помолчать. Я благоразумно послушался. И присмотрелся к матери. В прошлый раз я не успел как следует ее разглядеть. Несмотря на то, что она была привидением, видно ее было достаточно хорошо. Она заметно волновалась. Она была действительно похожа на сестру  и, конечно, на меня — черты лица совпадали почти полностью и длинные каштановые волосы были точь-в-точь. Но она старше нас, хотя и довольно миловидная женщина. У нее большие, почти детские, немного печальные глаза то ли серые, то ли серо-голубые, то ли и вовсе голубые или синие. Или карие? Или каре-зеленые? Сине-зеленые? Почти все перебрал, кроме желтого, красного и оранжевого с фиолетовым.       Сначала выступал Лоренс, обвинитель. Я его не слушал. Все, что он говорит, я уже слышал за свою жизнь даже больше, чем сто раз. Конечно, я — самая страшная из всех кирандийских бед и напастей, самый ужасный преступник, псих с маниакальными наклонностями (я никого не убил, но ведь мог! Логика!) и т.д. и т. п. и пр. Но речь обвинителя заняла не так уж много времени.       Настал черед моей матушки.       — Надеюсь, я ничего не забыла, — прошептала она, поднимаясь. Думаю, даже если и забыла, катастрофы не произойдет. У нее пятьсот листов исписано. — Помнит ли меня кто-нибудь? — спросила она тихим, хотя и отчетливым, но слегка дрожащим голосом.       — Да! — зашумел зал. — Помним!       Какие памятливые! Двадцать пять лет прошло, как ее нет.       — Тем не менее, позвольте представиться тем, кто меня не знает. Ариана, — она заметно обрадована. — Во-первых, я оглашу причины, по которым хочу оправдать моего подзащитного…       — Да знаем мы, почему ты хочешь его оправдать! — раздался невежливый выкрик из зала. Интересно, кто бы это мог быть? Ладно, меня тут никто не любит, но не уважать Ариану — нонсенс! Я бы исправил положение парочкой огненных шаров… у него уже никогда не повернулся бы язык сказать что-то против моих родителей, но, черт, опять приходится изображать пай-мальчика!       — Кто это сказал? — возмущенно пискнула Ариана своим высоким голосом. — Ваша честь, удалите его из зала суда!       Судья удалил наглеца.       Далее следовала что ни на есть пламенная речь моей защитницы. Она нашла мне столько моральных оправданий, что мне впору было почувствовать себя невинным белокрылым ангелочком с сияющим нимбом, которого напрасно обижают злые люди. Ариана не искала лазейки в законах, она давила на человечность и делала это так чертовски убедительно, что я понял, почему она была лучшим адвокатом… была и остается.       Она растрогала всех до слез. Правда-правда! Даже судью! Зал наградил ее громом оваций, словно здесь клуб любителей ораторского искусства, а не суд.       Итак, решение за судьей.       Свин подумал-подумал и выдал:       — Итак, подсудимый… вам объявляется выговор с предупреждением. И штраф в пять монет.       — Да ты что?! Откуда у меня такие деньги?! — возмутился было я, но Ариана выразительно глянула на меня, и пришлось притихнуть.       — Ну, как я выступила? Как? — вопросила матушка у зала, блестя глазами.       Снова аплодисменты.       — Ах! Я так рада! Так рада! Как будто мне снова двадцать лет! — «…и я снова живая» надо было прибавить. — А теперь мне пора, — кивнула она мне и сестре. — Но я не прощаюсь. Возможно, мы еще увидимся, — с этими словами величайшая кирандийская защитница растаяла в воздухе.