CHOPSTICKS

      Сокджин верил, действительно верил. Верил, что однажды всё обернётся и будет как прежде, что ему не придётся больше каждый раз, видя его, сжиматься от страха и вины, что они снова будут счастливы и свободны. Но отчаянное желание мести и взращенная на месте детского разбитого сердца злость захватывали когда-то милого парня, окутывали изнутри и заставляли идти дальше. Джин до охренительного боялся, но оставался рядом, потому что обещал. Да и не мог он иначе. Когда он вошёл в помещение, Ким уже полностью погрузился в тёплые воспоминания прошлого и самозабвенно улыбался, рассматривая что-то на дне вытянутой колбы. — Сокджин? — И тебе привет. — Что с тобой? — А? Н-ничего, — он стушевался под режущим взглядом прищуренных глаз, запихнул подальше все воспоминания о чём-то заботливом и нежном, что ощущал рядом с другом давним жарким летом во дворе своего дома. — Разве ты не должен воплощать в реальность план с младшим Чоном? — Должен. Но, кажется, его послушанию мешает одна очень назойливая мошка. Пока Чонгук цепляется за этого парня, у меня ничего не получится — слишком уж он верный мальчишка. — Но ты ведь и это уже решил, не так ли? — Конечно, — красивое лицо исказила хитрая ухмылка, и Сокджин готов был поклясться, что хорошим это не закончится.

***

      Чёрный джип, покрытый дорожной пылью, с агрессивным рычанием набирал скорость на трассе. Казалось, он готов был протаранить все возникающие на его пути автомобили, лишь бы в несколько секунд преодолеть немалое расстояние. Юнги злился. Очень злился. Его младший брат мог вытворять полную херню и рубить весь город направо и налево, Намджун мог оказаться настоящей крысой, город мог уйти на дно, как затерянные земли Атлантиды, исчезнуть из его рук под гнётом харкающих ядом и кровью Жнецов — и всё это не вызвало бы ничего, что превышало бы стандартную ухмылку и холодный, скучающий взгляд. Но вот, спустя три дня отсутствия дома и у себя на квартире, тысячи пропущенных звонков, миллионы непрочитанных сообщений милая мордашка Чимина, усердно скрывающаяся, всё-таки была замечена людьми Агуста на железнодорожном вокзале. Путь до него был неблизкий, который Пак, вероятнее всего, преодолел за пару часов на междугороднем автобусе. Мин планировал сделать это в три раза быстрее — успеть до отправления поезда. А если не успеет — прямо на джипе выехать на рельсы, подорвать всю дорогу, лишь бы нагнать и забрать своё. В том, что Чимин именно это самое «его», сомнений не было никаких. И вот, Юнги мчался по трассе, развивая опасную для здравого восприятия реальности скорость и чуть ли зубами не скрипел, до боли сжимал пальцы на белой коже руля.       Чимин надсадно выпустил воздух из лёгких, последний раз крепко зажмурился, прогоняя все лишние сомнения, и шагнул в сторону выхода на перрон. Колёсики чемодана печально скрипнули по заложенной ещё задолго до его рождения плитке, ветер печально завывал над головой и впутывал свои пальцы в тёмные пряди, окружающие печально вздыхали и то и дело смотрели на электронные часы на стене — всё вокруг было слишком печальным. Или это Чимину уже так казалось от залёгшей в грудной клетке досады, что диким зверем выла и молила о свободе? Так же казалось, как и окрикнувший его немного хриплый и определенно очень недовольный голос, что всегда к нему с безусловной нежностью, от которой внутри всё до крупиц сжимается и кислородом не насыщается. — Чимин! Пак Чимин! — парень до боли зажмурился и не сдержал слабый всхлип. Его собственный мозг играл с ним в абсолютно нечестные игры, что вызывало желание отпустить, наконец, разрушающую волну горьких слёз, которую Пак сдерживал всё утро, пока собирал последние вещи, пока писал родителям, пока садился в автобус и втыкал наушники. — Пак Чимин, чёрт тебя подери, если ты сейчас же не остановишься, то я обещаю, я надеру твою самую симпатичную на свете задницу своим ремнём для рабочих брюк! Чимин резко развернулся, осознал — это не игры разума. Он был здесь, на расстоянии всего нескольких метров. Огрызался на кидающих полные недовольства взгляды окружающих и обещал и им что-нибудь надрать, если что-то не устраивает. Перед Чимином сейчас был не капитан полиции, не Король их города — эмоциональный, всполошенный и совсем не собранный Мин Юнги. Под рёбрами медленно всё пространство воплями заполнилось. Разум кричал: «бежать!», и Пак и рад бы, но нихрена не прищуренный, как обычно, а распахнутый, страхом залитый взгляд вдруг столкнулся с его влажным, полным непрошеных слёз. — Чимин… — мужчина сделал уверенный шаг вперёд, за чем от Пака последовало сразу два неловких назад. — Остановись, пожалуйста. — Тебе следует уехать. — Только с тобой. — Нет! — Чимин понимал: и так последние дни сражался с собой, как только мог, и без того оттягивал себя от ставшего родным дома и чугунными от тяжести руками скидывал в чемодан и спортивную сумку первые попавшиеся вещи. Он обязан был уехать, в родной город, к родителям, куда-угодно. — Мой поезд скоро прибудет. Мне нужно найти путь, на котором… — Я — твой путь. Мы оба это понимаем, Чимин-и. Сядь в машину и поехали в наш дом. Пожалуйста… — Да что ты говоришь такое? — сипло, почти шёпотом, но холодный ветер тут же подхватил и бережно к Юнги поднёс. Даже он был на стороне воссоединения двух жителей разных миров, тех, которые так случайно познакомились, но так хорошо подходили друг другу. — Я уже сто раз это тебе сказал, и, если понадобится, ещё столько же могу. Я для тебя всё сделаю, всё принесу в твои руки. Себя, в том числе. Мой мужчина не будет нуждаться ни в чём: ни материально, ни духовно. Нежностью тебя покрывать буду каждый день, всю заботу, на что это тело способно, отдам тебе и только. — Остановись ты уже. Я уезжаю, Юнги. Я больше не вернусь. — Я могу тебя остановить? — Нет… — Только скажи, Чимин-и, — Пак не успел обратить внимание на то, как близко уже подобрался Юнги. Запах его парфюма ударил по рецепторам, а за ними — по напряжённым до предела нервам. На нижних веках вновь выступила солёная влага, и Чимин сильнее вцепился ладошкой в ручку чемодана. — Мне пора. — Только. Скажи. — Что ты хочешь от меня услышать? — громкий, на грани визга крик поразил покрытый пасмурной тишиной перрон. — Я не могу здесь оставаться! Не в этом городе, не с тобой! — Объясни, почему. По какой причине ты снова сбегаешь от меня? — Это всё неважно, просто… — Это важно, — без возможности оспорить, но всё еще с дрогнувшей ноткой, выдавшей взволнованность. — Всё, что чувствуешь ты, для меня важнее всего, что только может быть в этом чёртовом городе. — Отпусти ты меня. — Я не могу. — Должен. — Не отпущу-у. — Я не могу тут больше оставаться, — Чимин вновь всхлипнул, переходя на шёпот. На обмороженной ветром щеке яркой вспышкой почувствовалось горячее касание до одури родных пальцев. Тех, что со стёртыми от собирания оружия подушечками и сухой, не ухоженной кожей. Невесомым движением они собрали скопившиеся на бледных яблочках капли слёз. — Причина, Чимин. — Я не могу сказать. Пути назад не будет. — Скажи, и я собственными руками этот путь проведу для тебя. Под твои красивые ступни спиной лягу, чтобы ты прошёл. — Ты должен понять. Я не могу жить с тобой, не могу постоянно засыпать и просыпаться рядом, носить твою одежду. Всё это — не могу. — Позволь мне доказать, что мы оба хотим одного и того же. Что ты не хочешь на самом деле никуда уезжать, а я не хочу тебя ни на секунду от себя отпускать. — Юнги… — Да, маленький? — Мин уже уверенно обхватывал его холодное лицо, большими пальцами щёки поглаживал, согревал растирающими движениями и не давал совсем взгляд опустить, снова от него спрятаться. — Я не могу здесь оставаться. Не могу, потому что это всё слишком сложно для меня. Я… — он поднял заплаканные глаза и горько взглянул на него, словно в последний раз внимательно обводя все черты, бережно укладывая в памяти каждую морщинку, шрамик. Сердце стучало, как после убийственной дозы адреналина, в голове набатом било желание рассказать, исповедаться о своих настоящих чувствах. Этот груз становился слишком непосильным для его хрупких плеч, а потому перед отъездом хотелось эгоистично сбросить его, оставить на совести другого человека и будь, что будет. Хотя бы в последнюю их встречу Пак хотел освободить себя, и дать шанс тому романтичному маленькому комочку, что когда-то остался от прежнего него. А потом уехать, совершенно точно уехать и больше никогда не встретиться с тем, кто наизнанку вывернул и новую жизнь показал, кто заботой своей до мурашек и выпрыгивающего сердца доводил. Чимин вновь всхлипнул, собирая последние крупицы сил. — Причина в том, что я влюблен в тебя.       Неожиданно для Чимина Юнги резким движением притянул его к себе, вжался всем телом, впился пальцами, как в спасательный круг. Мин оставлял легкие поцелуи где-то в его макушке, шептал ещё тысячу «маленький», «любимый» и обязательно «несмышлёный», на что ревущий пуще прежнего Чимин пытался оттолкнуть. Пак слышал, как где-то совсем рядом, но так далеко тормозит подошедший поезд, как в громкоговоритель объявляют номер его рейса и путей, на которые он подошёл, как вокруг копошатся люди, торопятся найти свой вагон. Он всё это слышал, но окутывающее, словно одеяло, тепло чужого тела не давало и шага сделать в сторону. Стоило поезду отстоять свою остановку и пропасть за резким поворотом рельсов, как Юнги аккуратно отодвинулся и, оглядывая дрожащего Пака с ног до головы, заботливо поправил сбившиеся на лбу прядки волос, огладил вспыхнувшее ухо и по-внеземному улыбнулся. — Ты совсем замёрз, давай свою сумку и побежали в машину. — Я не успел на поезд, — будто бы отрешенно произнёс Чимин, попытался выбить из памяти Мина то, что он слышал несколькими минутами ранее. — Придётся поменять билеты. — Я завтра тебе принесу сотню таких билетов с точкой прибытия в нашем доме, ладно? А сейчас пошли, ты так заболеешь. У тебя очень слабый иммунитет, и твой организм быстро ослабевает из-за холодного воздуха. Пака словно током ударило — Юнги, грозный убийца и владелец всего, на что посмотришь в их городе, так буднично говорил с ним о нём же. Сердце предательски защемило. — Что ты только что сказал? — М? — Ты только что сказал… — Что я люблю тебя, мой Чимин-и, — на открытый лоб упали первые капли, и оба вскинули головы к затянувшемуся тучами небу. — Твою ж… Бежим! Юнги утащил его за собой, подхватывая свободной рукой тяжелую спортивную сумку, а Чимин растянулся в слишком тёплой улыбке.

***

      Не застав Хосока в лофте, Шуга заметно напрягся. Он знал — Чон выходит из дома без предупреждения только в одном случае. И случай этот не должен был настать так быстро, учитывая тот факт, что Хосок только недавно должен был удовлетворить свою потребность в поджигательстве. Шуга набирал номер раз за разом, буквально обрывал телефон младшему, но тот, ожидаемо, никак не реагировал на назойливые звонки. Все знакомые мужчине ругательства уже успели разлететься по тишине лофта, подушки, так удачно попавшиеся под только-только залеченную руку, полетели в стену и с глухим звуком упали на пол. Дикое желание отыскать Хосока и запереть его дома на десяток замков, обезопасить от самого же себя жаром разрасталось в груди с небывалой скоростью. Привычный запах персиков уже не забивал ноздри, витал в помещении легким шлейфом — это говорило о том, что Чон ушёл слишком давно и уже, вероятнее всего, полностью погрузился в свою гиперфиксацию. Это то и пугало. Осознание, что Шуга снова мог не успеть, медленно погружало того в пучину старых, кое-как заросших ран. Корявые после множественных переломов пальцы судорожно нажали на запомнившийся номер, в динамике послышались долгие гудки. — Шуга? — Где ты сейчас? — Э-э, дома? У меня выходной сегодня. Что случилось, что ты названиваешь мне? — Ты же знаешь, где сейчас Хо? Сука, я прошу тебя, скажи, что ты знаешь! — Тихо, грозный пёс. Ты чего так разорался то? Я эти дни дома сижу, парни иногда за ним приглядывали, могу спросить и написать тебе. Но, Шу, не слишком ли ты паникуешь? Опять твой благоверный поджигает какую-нибудь несчастную свалку. — Да какую нахуй свалку? Ты сам видел, что он устроил в прошлый раз. И это было не так давно. Просто… скинь мне информацию, ладно? Буду ждать. Скинув звонок, Шуга буквально вылетел из лофта, оказался посреди серых улиц и принялся жалко озираться по сторонам, будто бы это действительно могло помочь ему найти давно ушедшего за приключениями Хосока. Но Хосока не было. В груди зарождалось стискивающее внутренности ощущение, страх обволакивал сознание и лишь одна мысль — «Хо не должен пострадать». Память Шуги то и дело возвращалась к уже произошедшим в его жизни событиям, однажды кардинально перевернувшим все существование и показавшим, какая боль потери на вкус.       В очередном тяжелом вздохе ноздри ухватили едва заметный запах. Дым. Шуга с новой силой начал крутить головой, ладони сжались в кулаки, а ноги сами понесли его в погоне за неприятно сдавливающим легкие прожженным воздухом. Много времени не понадобилось, чтобы вся дыхательная система в теле заполнилась едким запахом, а перед глазами показались первые заметные всполохи пламени. Огонь охватил оранжерею, тут и там трещали и взрывались старые стекла, дым смешивался с отравленным запахом пожухлой растительности. Шуга почувствовал, как где-то в кармане разрывается телефон, как на шее и руках выступают крупные капли пота, как длинные несобранные пряди пропитываются мерзким запахом гари. Мужчина сделал несколько шагов вперед, кое-как пролез под рухнувшей балкой, оказываясь внутри. Хосока долго искать не пришлось — молодой человек вовсю хохотал прямо на главной тропинке, закрывал лицо ладонями и захлебывался в очередном смешке. — Хосок! — выкрикнул Шуга, тут же закашлявшись от нехватки свежего воздуха. — Хосок, твою мать. Поджигатель слишком резко обернулся и уткнулся безумным взглядом прямо в узкие темные глаза партнера. Шу ощутил премерзкие мурашки по позвоночнику от того, как Чон смотрел на него. В его распахнутых глазах не было ни намека на сознательность, только блики огня и поглощающее сумасшествие. Казалось, тот прямо сейчас, как хищник, сорвется со своего места и, громко смеясь, столкнет Шугу в самое пекло. — Эй? Хо, пойдем домой. От первого шага вперед под ботинком послышался скрип осколков стекла друг о друга. Хосок едва заметно дернулся, его взгляд метнулся в сторону, когда откуда-то из горящих зарослей раздался такой же скрежет стекла от тяжелой обуви. — Здравствуй, Мин Юнджи. Белая маска, такого же цвета капюшон и абсолютно пустые глаза. Жнец подошёл максимально близко к подрагивающему от перевозбуждения Хосоку и положил ладонь ему на спину, аккуратно подталкивая его вперед. — Он нам мешает, не так ли, Хосок? — Что ты… Убери нахуй свои руки от него, — Шуга попытался дернутся вперед, но Чон опередил его, оказался в опасной близости и схватил за запястья. — Какого хера ты делаешь? Хосок? — Чон Хосок, Шуга не хочет помогать нам. Он на стороне Мин Юнги. — Хосок не может дать Шуге помешать, — послышался хриплый, едва ли не срывающийся на стон голос буквально за секунду до того, как Чон с силой дернул партнера в сторону.       Громкий вопль был заглушен взрывом от высоких температур очередного окна. Легкая куртка на мужчине покрывалась огнем быстрее, чем мозг обрабатывал произошедшее. Впившиеся в запястья пальцы, разрастающаяся боль в лопатках, треск ткани, чей то раздирающий перепонки крик. Всё это смешивалось в голове в одно чувство — едкую боль. Осознав, что это кричит он сам, Шуга собрал в себе все силы и резко оттолкнул от себя возлюбленного, тут же принялся скидывать с себя куртку и рубашку. Дыхание сбивалось от боли и шока, помутневший взгляд выхватил подошедшего к Жнецу Хосока и мерзкие пустые глаза, насмехающиеся над его видом. В ушах звенело, тяжелое дыхание все сильнее забивало легкие дымом, Шуга чувствовал, как сознание медленно покидает его ради его же спасения. — Запомни, Мин Юнджи, — раздалось слишком громко посреди всего прочего треска и звона, — я начну с самого светлого, что у вас есть. Ведь потеря — это всегда неприятно, не так ли?

***

      Юнги вышел из душа, накидывая влажное полотенце на плечи. Откуда-то с кухни доносился звон бокалов и легкая мелодия, напеваемая виновником торжества. Мужчина прошел на звуки и невольно усмехнулся здоровой стороной лица: Чимин снова резво покачивал аппетитными бедрами и раскладывал разнообразные роллы из доставки по тарелкам, чтобы «праздничнее было». Воссоединение ощущалось теплом и настоящим праздником души. — Будешь вот так тихо появляться, я когда-нибудь нечаянно кину в тебя стаканом. Рассматривая слишком домашнюю картинку, Юнги и не заметил, как Пак сложил руки на груди и уставился на него. — Ты же знаешь, что у меня слишком хорошая реакция. Как-нибудь переживу твой стакан, — Мин подошел ближе и попытался сесть, как по дому раздался совсем короткий звонок в дверь. Чимин тут же испуганно взглянул в сторону входа, Юнги же аккуратно поднялся и сделал пару шагов к коридору. — Ты кого-то ждешь? — Пак качнул головой и дернулся, когда кто-то за дверью с грохотом навалился на нее всем весом, после чего последовал шорох и абсолютная тишина. — Сиди тихо, — быстро бросил Юнги и аккуратно двинулся в сторону двери. Пак схватил один из стаканов и на цыпочках проследовал за мужчиной, на что тот шикнул и закатил глаза. За дверью больше ничего не происходило, и Мин, аккуратно выудив один из припрятанных у входа пистолетов, нажал на дисплей камеры. Увидев порог, он тут же забыл о безопасности, переложил пистолет в другую руку и принялся быстрее открывать замок и распахивать дверь. Прямо у входа лежал сползший по двери Шуга.