CHOPSTICKS

      — Как успехи? Сокджин вздрогнул от неожиданности и почувствовал, как холодные волны страха скользнули по позвоночнику, собираясь в одну большую, костлявую ладонь вокруг его шеи. Он не приходил в его кабинет так давно, что Ким уже и позабыл, как это — когда тело парализует от одних только впивающихся под кожу своей твёрдостью нот в голосе. Прокашлявшись и найдя, наконец, в себе силы поднять голову, он взглянул прямо в глубокие глаза. Когда-то он видел их яркими и горящими беззаботным юношеским азартом, светящимися от громких приступов смеха, живыми. Он помнил их, просто обещал себе никогда не забывать, и тогда они обязательно в один день вернутся — такие прекрасные от захватывающей молодёжной наивности и любви к жизни. Сейчас же на него уставились совершенно другие — почти что чёрные, утягивающие в свою опасную тьму. Сокджин сглотнул так громко, что характерный звук, сопровождаемый движением кадыка, разбился о пустые, давящие на него каждый день стены. Выдержать никогда не мог, потому позорно отводил глаза первым. Лучше так, чем вновь пожирать себя чувством вины и всепоглощающей ненависти к тем, кто мог так поступить с прекрасной, только-только разжигающей своё яркое пламя юной звёздочкой. Сейчас — пожирающей всё живое чёрной дырой. — Сокджин, я задал вопрос. — Я слышал тебя, просто… Какого ответа ты от меня ожидаешь? Ты сам всё прекрасно видел. Нет никаких успехов. Все эти рандомно выбранные люди так сильно отличаются друг от друга, но ни один из них так и не подходит. Для некоторых доза слишком велика — погибают сразу от химического отравления и с невероятной быстротой развивающегося воспаления. Препарат выжигает из них жизнь в считанные секунды, доводя процесс гниения до максимальной стадии на первых же этапах. Остальные пополняют твою шайку, но ты сам видел, к чему всё всегда приходит. Их организм тоже не выдерживает, просто даёт себе отсрочку, а потом воспаляется и выжигается, постепенно, не сразу. Они со временем становятся твоими ходячими мертвецами, а после всё так же падают замертво, пока их место занимают другие, такие же обезумевшие и не поддающиеся какому-либо большему контролю, чем «принеси-подай-убей». Даже не могу предположить, что нам предпринять сейчас. — Ты не смеешь мне врать, помнишь? — Конечно, помню, — и в одних только этих словах вселенская усталость и сожаление. Потому что он, блять, всё всегда помнил. — И? — Ну… Не знаю? Я, правда, не знаю. Мы уже пробовали крепких мужиков и просто особо здоровых, обладающих высоким иммунитетом парней, но ничего не получилось. Те мужики, из бывших бандюганов, и те повалились замертво, вон только один теперь за тобой бегает шавкой. Не знаю, может, они вели не самый здоровый образ жизни и от того не отличались особой выносливостью? Может, нам нужен кто-то, кто смог бы и в гору забраться, и лошадь на плечах дотащить, и со своим иммунитетом чуму пережить? Если ты знаешь такого крепыша, то уж будь добр, поделись информацией. Сокджин видел — он что-то придумал. И обычно это «придумал» не значило ничего хорошего. Ни для самого него, ни для общества в целом. В глубоких глазах вновь разлилось чистое, искрящееся своей силой желание уничтожить всё живое в этом городе, захватив обязательно братьев Мин, виноватых в случившемся. И Сокджин знал, что он обязательно это сделает. На прекрасном лице убийцы растянулась довольная улыбка, обнажающая зубы. — Эй, Джин-и… — М? — Помнишь ли ты младшего сына семьи Чон?

***

      Старый добрый друг застал Юнги, когда тот с отчаянием бросил телефон на рабочий стол, одновременно с этим пропуская сквозь длинные пальцы и без того откинутые назад волосы. Каждый раз, когда Намджун начинал звонок с этого своего «ты только дослушай, Юн», это заканчивалось разливающимся под грудной клеткой бешенством, что прожигало внутренности похлеще пятидесяти-градусных стопок. Шуга затих ровно на четыре дня — видимо, даже ему нужно было иногда зализывать раны. Но после своих «выходных» младший решил наверстать упущенное и повеселиться на полную, а именно отправиться со своим дружком искоренять зло в этом городе. Намджун лишь сообщил о направлении его движения, не смел вмешиваться и останавливать. Таков был указ Короля: следить за братом, но не трогать. Погрузившись в собственные размышления о том, что Шуге понадобилось в самом сердце территории одной из немалых банд, Юнги совсем не заметил, что в помещении он не один. — Проблемный брат? — звонко и с беззлобной усмешкой, как только он умел. — Тебе ли не знать, — Юнги подтянулся в кресле и, пожав руку тут же улыбнувшемуся ему другу, жестом пригласил его сесть напротив. — Пусть веселятся. Всё равно их никто не посмеет убить, пока живы мы. Так… Честно говоря, не думал я, что ты когда-либо пригласишь меня в полицейский участок. Но вот я здесь. — Возникла необходимость в твоих нереальных мозгах. Поможешь? — Всё для тебя.       Юнги криво улыбнулся в ответ на лучезарную, едва ли не детскую улыбку и протянул папку с результатами лабораторных исследований крови, фотографиями трупов, заключениями после вскрытия и иными сведениями, что как-либо смогли накопать на Жнецов полицейские и его люди. Расписанные множеством разнообразных татуировок ладони тут же принялись перелистывать вложенные распечатки и записи, улыбку на лице сменила задумчивость и внимательность к делу. Чонгук всегда был таким — несмотря на трагедию в семье, он вот уже столько лет оставался по-детскому дружелюбным и радостным парнем, что всегда отзывался на просьбу помочь. Но стоило его об этой самой помощи попросить, как солнечный Гук-и сменялся серьезным, обладающим непомерными знаниями в биохимических делах Чоном. Юнги не раз порывался отправить мальца в крупный город, устроить его в престижный университет и дать возможность получить какую-нибудь докторскую степень экстерном, однако Чонгук лишь отнекивался, говоря, что все эти признания ему не нужны. На самом же деле всё было до безумия просто — парень не мог покинуть город, пока на его молодых плечах висит непомерный груз в виде одного, не самого спокойного братца. Чонгука всю жизнь преисполняла особо сильная братская любовь. Даже после того, как родители их покинули и старший отыгрывал своё особое увлечение на нём — так, что с детства Гук носил только закрытую одежду и перекрывал наиболее зажившие шрамы татуировками. В детские годы они и познакомились. Слишком маленький для своего возраста, израненный и брошенный Чонгук прибился к выходившему его добряку Намджуну, а вскоре неизвестным образом вдруг начал тереться рядом с Минами. Он всегда был ближе с Шугой, привязался к нему до невозможности. Младшие братья, проводя большую часть свободного времени вместе, выстроили какую-то особую связь и спустя столько лет, Юнги уверен, сделали бы друг для друга что угодно. Чонгук крепкой грудью подставится под пулю, предназначенную слишком безумному Шу. Шуга голой ладонью перехватит лезвие ножа, направленное на шею слишком гениального Чона-младшего. Они оба слишком мешали жителям преступного мира в этом городе, потому часто попадали в передряги, но не было ни дня, когда один не спас бы задницу по первой же просьбе второго.       Пока Юнги в очередной раз удивлялся, как сильно изменился Чонгук, перевоплотившись из крохотного побитого котёнка в крепкую, пугающую своими размерами пантеру, младший пролистал все материалы и, громко закрыв папку, поднял взгляд на Мина. — Что скажешь? — Что братья Мин не могут жить без проблем на свои задницы. Один несколько костей в кисти переламывает и прибегает ко мне, хвастаясь, словно это что-то героическое, второй нарвался на очередного психопата… Что с вами не так? — Такова наша судьба, — хрипло хохотнул Мин. — Так что там? Что-нибудь понял? — Предполагаю, ты уже знаешь, что у этого всего пиздеца где-то есть предводитель, — Чонгук дождался коротко кивка. — Это наркотики. Причём намешивает их кто-то, не особо далёкий по уровню знаний от меня. — Хочешь сказать, что у нас объявился еще один гений химии? Вообще-то я всегда боялся, что это ты в один прекрасный день решишь разработать какое-нибудь химическое оружие или типа того, но… Двоих нам не пережить. — Этот «гений», как ты его назвал, разработал этот наркотик, очевидно, с целью подчинять себе людей. Только вот с формулой у него всё не очень, не все человеческие тела способны выдержать такой взрывной наборчик. Так и валятся замертво вроде твоих жертв на фотках. — Но лаборатория не смогла выследить ничего такого, как ты?.. — Чонгук самодовольно дёрнул бровью вверх. — Да, точно. Гений Чон Чонгук в деле. И что нам с этим делать? Можно как-то остановить заражённых? — Уже заражённых — не думаю. Скорее всего у них одна дорога, и, Дай Бог, им побыстрее дойти до её конца. Не представляю, как они могут мучаться, если других так валит и заставляет чуть ли не заживо гнить. Твой единственный выбор — найти предводителя. И желательно так, чтобы его больше никто и никогда не нашёл. Я, знаешь ли, тоже не люблю, когда на мой трон посягают. — Здесь есть место только для одного гения, м? Я вот только понять не могу, как он ими так просто управляет, если они под наркотой… — ДНК. — Чего? — В составе наркотика. Вот так, без вводных данных могу лишь предполагать, что там могли намешать, но, если заражённые так слепо видят в нём своего вожака, то вероятнее всего где-то там есть следы его ДНК. Кровь, слюна или… — Даже не продолжай. А укусы — это… — Способ передачи, да. Уверен, он пичкает свою шайку этой наркотой круглосуточно и… Хм, знаешь, он ведь может заставлять их натирать вещество на собственные зубы или члены, в случае с клубом. Вы не проверяли изнасилованных жертв? — Мертвы. — Жаль. Слушай, а может ты поймаешь одного из них? Мне просто, чтобы… — Чонгук, нет. Мне одного безумного учёного тут хватит, давай ты пока посидишь спокойно. Не успел младший надуться, как в комнату громко ворвались и на порог буквально вывалился неуклюжий стажёр. Намджун с неприкрытой улыбкой перешагнул через растянувшегося во весь рост на полу Кима и, приблизившись к столу, утянул Чона в объятия. — Гук-и, давно тебя не видел, малой. Как ты? — Да вот, — выпутавшись из крепкой хватки, поправил встревоженную укладку Чонгук, — узнал, что кто-то решил поиграть в юного химика без моего разрешения. Намджун вопросительно перевел взгляд с младшего на босса, пока сзади слышалось активное копошение. Уже через секунду рядом оказался Тэхён, невинно переминающийся с ноги на ногу. — А да, мы вообще-то по делу, — кивнул «правая рука» Короля на как всегда растрёпанного блондина. Только сейчас Мин заметил в его руках блокнот. — Стажёр Ким? — Э-э… Да! Возможно, у нас появилась информация о местонахождении нескольких Жнецов, но… — парень запнулся, бросив быстрый взгляд в сторону затихшего незнакомца. Этот парень выглядел… слишком. Слишком во вкусе пускающего слюни на всё большое и устрашающее Тэхёна. Невольно представив, как бы красиво могли выступать вены на татуированной шее, как бы невероятно его пальцы могли сжиматься на чужой коже, Ким и не заметил, как все пялятся на него, ожидая продолжения доклада. Даже он смотрел. Его глаза оказались такими большими, до безумия чёрными, похожими на два отдельных болота, в которые Тэ самозабвенно бы погрузился, будь его воля. — Тэхён? — вырвал его из мечтаний грубый голос Намджуна. — Я? — Не я же. — Да… А о чём мы? О! — парень одним движением головы неловко смахнул чёлку и, проморгавшись, продолжил: — Вообще-то новости не очень — мы нашли новую жертву, но от неё шёл кровавый след, ведущий в… канализацию? Возможно, Жнец начал погибать прямо во время «охоты» и попытался спрятаться в безопасном месте. Юнги холодно посмотрел на Намджуна — так, что у любого другого бы поджилки затряслись. Но это был всего лишь Намджун, который давным-давно привык к проявлению этой стороны Короля. — Почему вы прибежали сюда, а не спустились по следу? — боковым зрением Юнги заметил, как Тэхён сжимается и становится ещё меньше под влиянием его твёрдого голоса. Чонгук же всё так же расслабленно вытягивался в кресле напротив, увлечённый очередным изучением предоставленных ему материалов. — Мы по-твоему совсем идиоты? Я напомню тебе, что мы полицейские. Сбоку хохотнул Чонгук, на лице Юнги так же проскользнула ухмылка — конечно, копы никогда не жертвуют собственными задницами ради информации. И, если бы не вездесущий Тэхён, Намджун бы давно шастал по канализации, а сейчас, вероятнее всего, это делают тут же засланные туда «шестёрки». Этот стажёр начинал слишком сильно мозолить глаза, но, если Джун по какой-то неизвестной причине позволял ему держаться рядом, Юнги не станет его убирать подальше — дружеская солидарность. Может, у Намджуна тоже фетиш на маленьких и хрупких?

***

      За очередным выстрелом последовал радостный смех, заливающийся яркими отзвуками в уши — громкий смех Хосока всегда грел сердце. Шуга бросил взгляд на то, как возлюбленный едва ли не до самой глотки пропихнул ствол пистолета очередному несчастному, и растянулся в деснистой улыбке сам. Члены этой банды так усердно пытались выжить, но у них не было и малейшего шанса справиться с двумя воплощениями безумства, так незаметно пробравшимися на их главную базу хранения. Стоило парочке из них повалиться, захлебываясь кровью, как младшего Мина захватил приступ невыносимого желания искоренить всё, что как-либо связано с преступным миром. Последние годы он только и делал, что тонул в чистой ненависти ко всему этому, хотел стереть любого, кто считал, что может так свободно запускать пули в каждого неугодного. Потому все, кто сейчас вставал перед ним и пытался остановить, оказывался вдоволь накормленным свинцом и латунью. Шуга хищно улыбнулся, когда очередной участник группировки направил в его сторону дуло пистолета, однако, едва сняв оружие с предохранителя, тот тут же повалился на колени, а позади, хватаясь руками за живот, заливался в смехе Чон. — Шу, ты слышал, как забавно хрустнула его шейка? — Конечно, слышал, малыш. Ты хорошо справляешься, — Шуга в два шага оказался рядом и выстрелил в несущегося позади Хо мужика. — Только не отвлекайся, пока не закончим, помнишь? — Хосок просто слишком обрадовался, — Мин увидел, как выкатывается нижняя губа парня, придавая невинности его личику даже тогда, когда то было покрыто медленно стекающими вязкими каплями чужой крови. — Порадуемся потом вместе? Я думаю, после таких успехов ты даже можешь побыть сверху, — старший прервался на очередного выскочившего откуда-то из-за угла паренька, прострелив ему колени и довольно усмехнувшись. — Как тебе такая идея? — Шу, ты не шутишь? — глаза загорелись новым светом, и пока Шуга хитро хихикал, Хосок вприпрыжку поскакал добивать несчастного парня. — Хосок, постарается ещё больше, чтобы Шу точно дал ему покататься сегодня! — Уж постарайся, дорогой.

***

      Вернувшись домой, Юнги застал на кухне Чимина, мирно подпевающего какой-то тихой песне. Внутренняя усталость тут же растворилась, испарилась, словно и не было, стоило мужчине увидеть на Паке свою рабочую чёрную рубашку. Не признавая обтягивающие вещи, Мин всегда покупал одежду на размер больше, отчего на худом Чимине она выглядела чуть ли не огромной. Давно не просыпавшееся тепло в груди заставило Юнги невольно зависнуть. — Оу, капитан! Я не заметил, как ты пришёл, — вдруг обернулся чем-то особенно удовлетворённый Чимин, тут же приблизившийся и повисший на его напряженных плечах. — Привет. Юнги положил твёрдую ладонь на тонкую талию, пока парень быстрым движением прижался пухлыми к его сухим и, тут же отлипнув, вернулся к своему незамысловатому занятию. — Я думал, ты сегодня гуляешь. Чимин не ответил, однако от Мина не укрылось, как он сильнее сжался и навис над кухонным гарнитуром, где размешивал сахар в чае. Младший, будто собирался что-то сказать, даже едва повернулся в его сторону, но потом вновь склонился над такой заинтересовавшей его в этот момент чашкой. — Чимин? — М-м? — Что-то не так? — Юнги подошёл ближе и вновь умостил ладонь на талии, что так быстро от него сбежала. — Ты такой напряжённый. — Нет, я… Всё в порядке, капитан, — старший слышал улыбку в словах, но та звучала слишком натянутой, не естественной, а всё тело, которое он принялся изучать руками, ощущалось слишком напряжённым, вымученным. — Чими-ин… — одна широкая ладонь нашла своё место на хрупком плече, проминая кожу и раскатывая между пальцами мышцы, вторая же, подлезая под ткань рубашки, поглаживала чувствительную кожу под пупком. Из пухлых губ вырвался кроткий выдох, и Пак невольно повёл плечами, принимая такие собственнические движения рук на его теле. — Ты устал сегодня? — Немного.       Чимин пытался не думать о том, как всё его нутро ещё пять минут назад порывалось сбежать, исчезнуть из этого дома и из жизни этого мужчины, лишь бы не закрепиться, не привыкнуть, не остаться. Но стоило ему зайти в спальню, чтобы собрать немногочисленные вещи, как на глаза бросилась накинутая на спинку стула ношеная рубашка, которую хозяин дома забыл утром отнести в корзину для грязного белья. Невольные силы потащили маленькие ручонки прямо к ней, а после заставили всеми лёгкими втянуть запах, кричащий Чимину об опасности. Потому что слишком нравится. Мужской парфюм в сочетании с впитавшимся в ткань потом сносил любые барьеры, что так усердно выстраивались гордым, свободолюбивым Паком. Казалось, Король преступного мира не прилагал даже особых усилий, чтобы за несколько дней прорваться через всю оборону — а она у Чимина была мощнейшей. И вот он здесь, попытался сказать, что уходит, что больше и не придёт, вот только язык не повернулся, а накинутая рубашка звонкой сиреной орала о том, что этот план достоин только самого крупного идиота в округе. Чимин им был, только пока не понимал, почему. То ли из-за того, что всё ещё стоял на чужой кухне, то ли из-за того, что собирался её в ближайшее время покинуть. — Твоя спина такая напряжённая, детка. То каким голосом Юнги говорил эти незамысловатые прозвища слишком резало мурашками по и без того хрупкой коже Пака. Казалось бы, каждый первый мужик считал своим долгом напомнить Чимину о его теле небольших размеров, абсолютно все думали, что он тот самый, кого надо защищать и любить. Но почему только от хищного Юнги это ощущалось так по-особенному? Этот контраст проводящейся всеми фибрами опасности, что исходила от старшего, и одновременно с ней нежности, что проявлялась только к одному нему, свёл с ума ещё в первые дни их знакомства, но Чимин и подумать не мог, что сможет надолго здесь задержаться. Смог и даже хотел продолжить быть в этом доме. Это то и уничтожало большего всего. Потому что непривычно, потому что снесло все установки и собственные правила. Юнги продолжал проминать его плечи, теперь уже двумя руками, а Пак мысленно занёс руку над дверью. На выход! Мин широким мазком провёл языком по шейным позвонкам, задержавшись губами у линии роста волос, тяжело выдыхая носом в затылок. — Ляжем спать сегодня вместе? Дверь сама собой захлопнулась, ручка обожгла ладонь, а Чимина едва ли не отбросило от иллюзорного выхода. Но он был бы не Паком, если бы не предпринял еще несколько упрямых попыток всё-таки вырваться из пугающих его оков. Тех, от которых ответственность и привязанность лишь к одному. — Мне нужно идти, — голос дрогнул как минимум дважды, но как иначе, когда Мин Юнги кладёт свою голову тебе на плечо, а руками сцепляет в замок вокруг талии. — Нет уж, сегодня без клуба. — Но я уйду. — Так нравится властвовать надо мной, детка? — Ч-что? — Ты всегда делаешь то, что хочешь ты, но ты когда-нибудь думал о том, что я тебе лишь позволяю? — Я… Что ты такое говоришь! — Лишь то, что если я Король преступного мира, то я выбрал себе Королеву. Такую непослушную, характерную. Правда, пока на моём члене не окажется. Абсолютно в моём вкусе. Чимин подавился воздухом, затрясся так, будто его тайные деяния раскрыли, будто действительно верил, что имеет власть над капитаном. Что он сильный и независимый. — Мне пора… — Стоять, — Юнги сильнее обхватил тело под собой, наваливаясь грудью на дрогнувшую спину. — Я не успел сказать, как мне это нравится, Чимин-и. Когда именно тебе даю право управлять собой. Многие ли могут таким похвалиться? Власть над чем-угодно может быть в твоих руках, я дам, обещаю. Только скажи, чего ты хочешь. — Я не… — Скажи, чем бы ты хотел управлять, и это сразу станет твоим. Вложу в твои маленькие ладошки, будешь полноправным правителем. Только для тебя, малыш. — Не надо. Мне следует уйти. — А ты точно хочешь именно этого? Неужели ни разу, сидя в клубе, не думал о том, чтобы оказаться в моих руках, м? — старший холодным носом провёл по шее, едва ощутимо дотронулся сухой губой горячей кожи. — Только намекни, что все твои внутренности хотят здесь остаться, и я тебя к себе цепями привяжу. Ничто внутри тебя не даст сбежать от меня. — Юнги… — Да? — Тобой, — сипло, на грани слышимости, потому что чужие касания губ на шее вдруг оказались настолько приятными, плавящими до состояния невменяемости. — Что? — Ты спросил, чем я хочу управлять, сказал, что дашь мне это. Тобой, Юнги. — Тогда иди за мной. Юнги оторвался от него и, оставив тело дрожать под внезапно набросившимся после жара крепкого тела холодом пустоты, прошёл к дверному проёму. Чимин обернулся и кидал взгляды то на него, то на сторону входной двери. — Чимин. Быстро. Сталь в голосе не оставила шансов — Пак, словно под чарами, проследовал в сторону спальни, где уже сбросил на треклятую спинку стула свой пиджак старший.       Юнги плавно опустился на кровать, опираясь спиной об изголовье, и прикрытыми глазами, почти что лисьими в ожидании взглянул на застывшего Чимина. Его разрез глаз в подобном прищуре пленил, не оставлял ни шанса на победу. И потому всегда уверенный и дерзкий на язык Пак вдруг встал в проходе и всего лишь… смотрел? — Что ты хочешь сделать, Чимин? Что хочешь, чтобы сделал я? — Я-я… — внезапно для него самого голос вновь дрогнул, и Чимин недовольно тряхнул головой так, что чёрные пряди прикрыли едва вспотевший лоб и тут же прилипли к коже. — Я хочу, чтобы ты снял рубашку. — Как скажешь, детка. Чимин буквально пожирал его глазами, когда Юнги вдруг слишком горячо начал расстегивать пуговицы, одну за другой, и спускать с широких плеч натянувшуюся на них ткань. Перед ним тут же предстали красивые мышцы рук и подтянутой груди, несколько уже побелевших от времени шрамов на прикрытых кожей рёбрах и немного округлый живот, через который проглядывалась твёрдая тазовая кость. Пак, сбросив наваждение, медленно подошёл к кровати и опустился на колени старшего, едва проезжаясь по ним пахом, что не укрылось от хитрого прищура. — Мне поцеловать тебя? — Да. Я хочу, чтобы ты всегда целовал меня. Везде и в любое время. Юнги в мгновение подтянулся и грубо впечатался в распахнувшиеся губы, смаковал каждую из них, отмечая для себя, что верхняя пухлее и слаще, а на нижней Чимин более отзывчивый. Он не постеснялся запустить свой язык настолько глубоко, насколько мог, так, что у младшего сбилось дыхание, что он едва слышно заскулил и вновь приложился всем пахом к ногам и нетерпеливо потёрся, пока его рот нагло насиловали языком. Командующий Пак сам притянул широкие ладони к своим бёдрам и, положив руки сверху, отчаянно сжал их так, что ткань обтягивающих джинсов врезалась в нежную кожу. Юнги понял намёк сразу, тут же принялся цепляться короткими ногтями за крупные ляжки, подниматься широкими движениями к ягодицам и перекатывать упругость между фалангами, сдавливать участки кожи костяшками, весьма ощутимо щипаться. Когда Чимин оторвался и грязно высунул расслабленный язык, Мин обхватил его губами, принялся посасывать, сглатывая смешанную со своей чужую слюну, что ещё больше заводило и без того снова дрожащего младшего. — Я буду целовать тебя любую свободную секунду, — прошептал капитан, подтягиваясь губами к ушной раковине. — Ни одна даже самая крохотная частичка твоего тела не сможет остаться без моих поцелуев. Мне нравится, как ты трясёшься только лишь от них. И будешь так трястись. Везде и в любое время. Тихие слова звучали как чертовски важная клятва, что тут же врезалась в вырывающееся в своём экстазе сердце не успевшего сбежать Чимина. Маленький мышонок, что сам залез в дом к хищному коту, и даже дверку за собой прикрыл. Мышонок, что самовольно отдал себя на съедение и так отчаянно этому радовался. Руки Юна продолжали шастать по чувствительным бёдрам, губы уже изучали открывшиеся под огромной рубашкой ключицы. Одна ладонь старшего быстро расстегнула маленькие пуговицы, но тут же была остановлена Паком. — Нет. Хочу быть в ней, когда ты возьмёшь меня. Хочу… Я хочу… — Скажи мне. — Это сложно. — Скажи. — Я не могу-у… — голос сошёл на визг, стоило Чимину ощутить слегка вгрызающиеся в его тонкую шею зубы. Чёртов Мин Юнги с его охуенной мужской энергией. Чёртово сердце Пак Чимина, которое внезапно на это отозвалось. — Чимин-и… — Я хочу быть твоим полностью. Хочу, чтобы ты брал меня в собственной одежде, покрытого собственным запахом, пачкал меня в своих выделениях и присваивал всеми способами. Показывал, что только твой и не смею больше уйти. Этого я хочу, ладно? — Как скажешь, Королева. Чимин отчаянно втянул воздух, когда Юнги одним лёгким движением вдруг приподнял его и, не расстёгивая ширинку, кое-как стянул брюки вместе с боксерами до колен. — Твоя очередь. — Сними сам. Хочу, чтобы ты снял. — Слушаюсь. Его податливость и неоспоримое желание прислуживать вызвали шквал эмоций, на который такого маленького тельца просто не хватало. Чимина распирало, ему хотелось стонать громче, чем когда-либо, от самых обычных действий. Юнги просто поглаживал большим пальцем между лопатками, а Пак уже выгибался всем телом и льнул ближе. Освобождение от одежды не заняло много времени, и вот из ткани на них осталась лишь распахнутая свободная рубашка, пропахшая общим потом мужских тел. — Что дальше, детка? Мне перевернуть нас или… — Нет! Нет… Я хочу быть сверху. Видеть тебя и ощущать полностью. Юнги усмехнулся и, вновь грубо приложившись губами к коже, обрамляющей грудную клетку, поглаживающими движениями приблизился к напряженной дырочке. Мягкая чувствительная кожа, будто бы в первый раз, тут же сжалась, и Чимин разбито всхлипнул. Он уже столько раз скакал на члене Юнги — так почему сейчас всё так по-особенному? Почему ощущается это так, будто он какая-то стеснительная девственница, оказавшаяся в руках школьного бэдбоя? Мин самым кончиком языка провёл по всей длине ключицы, звонко чмокнул чёткую впадинку между, а после уделил внимание заскучавшим губам, что только и могли выдавать ослабленные вздохи и выдохи, пока старший поглаживал ягодицы и то и дело приближался к уже обильно смоченному им же самим смазкой месту. В страсти очередного поцелуя Чимин и не заметил, как свободно принял в себя сразу два пальца, зато Юнги отчетливо заметил, как со скрежетом сдвигается его крыша. — Блять, Чимин… — М? — Я чувствую, как охуенно ты обхватываешь меня. Твои стенки такие… Ох, блять. Все мои фаланги ощущают их сладость. — Заткнись. — Ты этого хочешь? — Н-нет. — Твой истекающий из-за меня член говорит мне тоже самое. — Сука…       Чимин самозабвенно насаживался на длинные пальцы, действительно принимая в себе все фаланги, ощущая как по коже проезжается каждая чёткая косточка, как чужие подушечки касаются его, полостью прощупывают изнутри. Младший отчаянно скулил, уже не стесняясь своих разбитых звуков и так грязно хлюпающей в нём смазке. Для кого-то это могло быть противным, но только не для готового упасть с ним на самое дно извращенности Юнги. Тот только больше возбуждался от того, сколько смазки забил в податливое тело, как его ладонь и колени, на которых всё ещё восседал младший, покрылись ей и без сопротивления скользили, кожа по коже. Юнги знал — Чимину не надо много времени и сил, чтобы принять и три пальца, и его широкий член, но младший так самозабвенно насаживался и получал какое-то особенное удовольствие, удерживая себя от того, чтобы сразу опуститься до «конечной», что Мин просто не мог ему противиться. Да и Королева сегодня правила. Впрочем, как и всегда, если Юнги будет уж слишком честным. — Хватит. Я хочу чувствовать, как ты желаешь меня. — Разве ты этого не видишь, детка? Оставив легкую ухмылку без ответа, Чимин буквально слез с ладони и, подобравшись на ногах выше так, что на бедре старшего осталась едва заметная дорожка из смазки, обхватил твёрдый член двумя ладошками. — Господи, ты можешь не делать это, как ребёнок, умоляю… — А что? Король не может противостоять человеческим устоям. Боишься стать педофилом? — Боюсь кончить от одной твоей невинности, малыш. Чимин шумно выдохнул и, приподнявшись на напряженных ногах, самостоятельно насадился на всю длину члена, пока Юнги лишь мягко придерживал его бёдра, поглаживая пальцами едва заметные растяжки на них. Лицо младшего исказилось в охуенно возбуждающей мимике, его рот едва приоткрылся, брови сошлись у переносицы, а ресницы едва подрагивали, пока всё его тело пробило приступом эйфории от столь резкого и полноценного проникновения. Юнги в удовольствии закатил глаза и, спустя несколько секунд, чуть заметно толкнулся бёдрами, что тут же вызвало довольный всхлип сверху. — Я могу сказать, чего ты хочешь, детка? — Угу… — Мне оттрахать тебя? Чтобы ты забыл дорогу к двери? — Д-да…       Чимин осел, упираясь трясущимися ладонями в крепкую грудь, когда Юнги взял всё на себя, придвигая младшего чуть ближе для лучшего угла проникновения. Он входил не быстро, но грубо, так, что у Пака способность здраво мыслить и разговаривать испарилась, так, что все стоны сменились на сиплые вздохи, походившие на то, будто бы он отчаянно задыхался. Каждое движение сопровождалось звонким шлепком, Юнги нарастил амплитуду, выходя почти полностью, буквально поднимая парня на своих руках и вновь с силой опуская так, что лобок о ягодицы, так, что по раздражённому комку нервов до болезненно-приятных волн по телу, так, что у самого уже головка натирается об узкие стенки и, чувствуя их излишнюю влагу, только больше течёт. Чимин настолько опустошился и погрузился мыслями в ощущения в нижней части живота, что даже не заметил — Мин впервые самовольно не использовал презерватив. Сколько бы Пак его ни уговаривал, тот никогда не шёл в этом вопросе на уступки. Но вот он, втрахивающийся с усердием в него, входящий на всю длину и вовсе на заботящийся о защите. Он больше не защищается от него, от самого Чимина. Одно осознание такого принятия его тела и личности Королем отозвалось дёрнувшимся в исступлении телом, сцепившимися на плечах пальцами, сиплым стоном. — Могу я тоже чего-то пожелать, моя Королева? У младшего хватило сил лишь на то, чтобы несколько раз кивнуть и вновь едва ли не свалиться в бессилии, если бы его не придерживали уже влажные от обильного потоотделения ладони. Они скользили по коже, но всё ещё придерживали, потому что Мин смотрел, вгрызался в хрупкое тело во все глаза и заново изучал каждый изгиб, обещая себе действительно расцеловать всё. Потому что это ему принадлежало и обязано было быть помечено. — Я хочу, чтобы ты кончил, смотря на меня. Чтобы понимал, кто тебя до этого довёл, и больше даже не задумывался о побеге в свои клубы, слышишь? Чимин отзывался, Чимин вообще-то тоже не мог не слушаться своего Короля. Потому стоило ему приоткрыть глаза и взглянуть в до безумия узкие и по-блядски горячие, как сразу же по всему позвоночнику пробежала предательская змейка оргазма и, тихо заскулив, он излился на едва втянутый живот старшего. Сил терпеть сверхстимуляцию от всё ещё пульсирующего во всём теле оргазма и отчаянных толчков Мина больше не было, потому он, сбросив с себя чужие руки, рухнул безвольной куклой на тут же прижавшее к себе тело. Было до безумия жарко, мокро, по-человеческим меркам противно, но Чимин только сильнее прижимался к полыхающей бледной коже, обтирался об неё всем телом, задевая чувствительную головку и разрушенно вздыхая. Его ноги против его воли сжимались, пытаясь остановить толчки, касания простаты, но Юнги, хрипло ругаясь, впился пальцами до белых полос. Пак не знал, сколько времени еще он терпел приятную, но в то же время простреливающую всё тело негу, как Юнги, откидывая голову назад и выгибаясь корпусом вперёд, кончил. Внутрь него. Чимин вымученно улыбался, чувствуя, как за высвободившимся из его узости членом тянутся вязкие ниточки смазки, смешавшейся с его спермой.

***

      Тэхён любил задерживаться на работе. Это Чонгук понял, когда прождал малого у дверей участка более полутора часа. — Эй, — окликнул он просевшим от долго молчания тут же дрогнувшую от неожиданности блондинистую голову. — Ой… Здравствуйте, — парень вежливо поклонился, едва ли не в пол, и задумчиво прищурился. — А Вы-ы?.. — Чон Чонгук, друг твоего шефа. — Точно-точно! Вы были в его кабинете сегодня. Стажёр Ким Тэхён. — Приятно. Далеко живёшь, Ким Тэхён?