Только верь, Вера

      Может, это было самовнушение? Что если пытаясь найти рациональное объяснение шуму и движению возле себя, она додумала детали? А свечку не заметила. Людям свойственно порой в упор смотреть на вещь и задаваться вопросом, куда же она пропала.       С Разумовским (почему не Чайкиным, ещё озадачилась Вера, ведь такая фамилия была у сестры соседа. Или фамилия двойная? Кому-то досталась девичья фамилия матери? В школе, да и летом, она интересовалась совершенно иными вещами, а сейчас призадумалась) они обменялись прошлым днём ещё двумя самолётиками. Он рисовал и отправлял ей поэтапно исправленную Нику, а она вносила правки. Ночь тоже прошла спокойно, без балконных происшествий.       Что и подтолкнуло к очевидной мысли. Показалось. Психика сложно устроена. Наглядные примеры мелькали перед глазами всё её детство. Гостям с загаром глубокой зимой и свежими шрамами не могли угрожать салюты, но их бросало в жар, они припадали к полу и кричали, чтобы никто к окнам не приближался. Растянувшаяся от стенки к стенке скакалка, цветок тюльпана, хлопок от лопнувшего шарика доводили их до приступов неконтролируемой паники. Страх иррациональный, мнимый.       Вера витала в размышлениях, распутывая навязчивые мысли, как бинты, которые нашла в специальной аптечке для школы.       Всегда быть начеку. Никогда не знаешь, какой сюрприз тебе подготовит незнакомец, заглянувший в класс с массивным чехлом, напоминающий чехол от гитары. Об этом им с братом говорили гости. А один бывший полевой врач, несмотря на их скромные шесть лет, учил, как оказывать первую помощь и объяснял, что обязательно нужно класть в аптечку.       Вере не нравилось выражение «тревожный чемоданчик», поэтому свою аптечку она ласково назвала «сумочкой-тревожницей». В ней неизменно лежали бинты, жгут, ножницы, пинцет, одноразовые перчатки, перекись, блистер пластырей, упаковка ваты, таблетки от аллергии, обезболивающие и противовоспалительные. Точно! И леденцы от боли в горле!       Убедившись, что в «тревожнице» нет ничего с истёкшим сроком годности, Вера занялась расстановкой учебников и тетрадок. Узнать бы у кого-нибудь, что сейчас проходят, чтобы не отставать по программе. Вдобавок за работой некогда будет бояться собственных фантазий.       — Ты хотя бы день можешь никуда не лезть? Что непонятно во фразе «пожалуйста, сиди тихо, органы опеки меня чуть что в порошок сотрут»?!       — Ник, не драматизируй. Мне уже семнадцать, они на год не станут меня обратно забирать!       — Да правда что ли? И поэтому мне угрожают тебя изъять за малейший прокол?       — Блефуют. Слышала про синдром вахтёра? Старым швабрам дай волю покичиться полномочиями!       Крики оторвали от дел, вернув на уже привычный балкон. Чайкина под стать морской тёзке голосила, наматывая круги около забившегося в угол Разумовского. Всклочённый, с льющейся по подбородку кровью и колючим взглядом вспыхнувших на солнце золотом глаз он напоминал побитого лиса.       — Комендантский час. Никакого интернета и тем более твоего ментовского дружка. Сидишь дома и никуда, никуда, Серёж, не высовываешься. — Рыкнула Чайкина.       — Так в меня веришь, что морально к ссылке в «Радугу» готовишь? — Ощетинился Разумовский.       Чайкина не ответила. Взмахнула пламенем волос, гордо вскинула голову и ушла в квартиру, а Разумовский устроился у бортика балкона, приложив к лицу снег.       Неловко получилось…       Вера, недолго думая, сбегала до «тревожницы», стащив перекись и обмотав её эластичным бинтом.       — Эй, внизу! — Уже привычно позвала и замахнулась в броске.