Память, скрытая в тени

Это их семья и близнецы. Это самые дорогие им. А они у могил... Кулоны спрятать подальше. Это действительно их сердца, которые они готовы буквально вырвать из груди. Как же жалко они выглядят. Хорошо хоть, остальные ещё на жилом этаже. Двойняшки рванули по ступенькам так, словно от этого зависела чья-то жизнь. Впрочем, от этого зависело их отношение к себе - многие жизни могли пострадать. Нельзя пускать кого-то к кладбищу. Только их мужа и жену, но уже либо после брака, либо после полного принятия ими всех... особенностей. В общем, близнецов. А, так все просто пошли к Кейли, уже закончив покупки? Время такое изменчивое... - Клэр! - это Аарон. Надо послушать. - Извини, я не хотел говорить то, что может тебя задеть. Я был сильно не в духе, а то, что я говорю под алкоголем, и вовсе делает больно всем вокруг. Я не могу это контролировать и не помню, прости. Девушка улыбнулась. Несколько движений правой рукой, несколько обеими. Пустой взгляд. Всё равно внутри больно, но неважно. Прости, умоляю. - Может, ответишь? - Эндрю просто хочет помочь брату, они не виновны в вашей боли. - Она сказала, что извинения приняты, - фыркнул Нил. - А я добавлю, что слова всё же стоит фильтровать. Возникает большое такое желание врезать кому-нибудь под дых. Машина. Огромный кочующий балаган, снова зависящий от них. Ну, зато голодовка сестры вроде подошла к концу. А значит, и его тоже. Всё равно, эта ситуация бесит. Нельзя было сразу извиниться? Но ребята тоже услышали, постепенно свернут изоляцию. Уроки, уроки, уроки. Практика? Языковое направление же... О нет. Только не это. Во имя всех богов и Круга Перерождения, пусть это какая-то ошибка! Пустая надежда. Когда всем раздают белые одноразовые халаты, Нил начинает дрожать. Появление синих медицинских перчаток отключает его от реальности, вызывая фантомную боль по всему телу. Клэр держится немногим лучше, но потом видит шприцы. Она кричит изо всех сил - губы не разжаты. Страшно, больно, уходи, оставь, не надо... Протолкнуться через людей, выталкивая вперёд брата, ему не лучше, помоги, терпи, раз не можешь перечить вслух. Больно, больно, мерзко, страшно, тошнит, выворачивает, крутит, спазмы, судороги! Нельзя, не надо, хватит, прошу! "Извини", я в порядке, "прости", я в порядке, "бывало и хуже", бывало и хуже... - Чтобы покинуть практику, нужна веская причина! - голос химика режет уши. Скрипучий, противный, высокий... - Мои друзья в предобморочном состоянии. Неужели они не могут покинуть аудиторию? - звонкий мальчишеский голос делает тишину практически могильной. - Ну, может, им стоит сказать об этом? - Великий Ра и Круг Перерождения, верните меня обратно... - бормочет Танит. - Они физически не могут этого сделать! - Хана смотрит на них с беспокойством. Странно приятно, когда это наконец доходит до мозга. - Позвольте хотя бы вывести, они на ногах не стоят! Преподаватель что-то ворчит фоном, но они всё же выходят в коридор. Вчетвером. Белые лилии на кулонах, заколке и серьге сверкают в лучах солнца. Волосы сейчас примерно тринадцатилетнего мальчика иссиня-чёрные, но от висков идёт седина. Они достаточно коротко обрезаны и собраны в хвостик, а малахитовые глаза сверкают медными искорками. Кожа Танита на солнце кажется оранжевой, но на самом деле она просто немного, самую малость смуглая. Концентрация на зрительных образах хорошо помогает держаться за реальность, но звуки слышны словно из-под воды. - Нет, ну серьёзно! Как вы умудряетесь все триггеры на двоих делить? И что за ерунда с медициной, вы же... - он показал международный (вроде) жест “любовь”: руки согнуты в локтях и сложены на груди, левая под правой, пальцы согнуты. - Ну да потом. Вам бы в туалет, к воде, но там зеркала... - Танит сунул руку в карман. Четыре простых, знакомых как сама смерть, свистульки лежали на раскрытой ладони. Три из них моментально были схвачены, четвертая принадлежала ему. - Я же обещал вернуть! Пробудился просто недавно, года три-четыре назад... Бабочки появились из ниоткуда. Это происходило каждый раз, когда они собирались вчетвером, но сейчас это окончательно переключило двойняшек на реальный мир. Звуки, запахи и цвета обрушились на них со всей полнотой. Туман и белый шум исчезли, и это вызвало почти физическую боль. Бабочки садились на плечи, руки, волосы, обувь, порхали вокруг. Нил открыл рот, но слова не сразу вышли из пересохшей от ужаса глотки. - Как тебя сейчас зовут? - голос оказался скрипучим и хриплым. Вопрос прозвучал непривычно и нелепо, ведь Танит имя ни разу не менял за все жизни. Это двойняшки были исключением. - Тейтон, - улыбнулся друг. - "Розыгрыш или настоящее имя?" - удивилась Клэр. - Да настоящее! - засмеялась Ханна. А ведь тогда её звали Ха-на, то есть имя не менялось... - Меня когда-то, правда, всего один раз, назвали Хельгой, вы знали? Их лица отвечают на этот нелепый вопрос так красноречиво, что её хохот становится громче. Видимо, в той жизни они не встретились ни разу, в отличие от нескольких других. - Помните, как я удивился рыжей в храме? - смеётся мальчишка. Для них многие всегда будут детьми, даже в старости. Печально. - Вы же дети братоубийцы Сета! А сейчас смотрю на ваши волосы и думаю: что мешало сделать то же? - Удивился? - в голосе Нила звучит неприкрытый скепсис. - Ты не видел реакцию старших жриц, когда маленькая рыжая девочка, вся в синяках от камней, молча подошла и провела жертвоприношение без единой ошибки. Самое странное для окружающих, что боги и духи каждый раз выполняют её молитвы! Буквально каждый, я не шучу. И животные липнут, не то что ко мне... Костяные свистульки по форме напоминают раковины, но куда удобней держатся во рту. На них вырезаны иероглифы - “земля, Ха-на”; “воздух, Танит”; “вода, Ки-рэн”; “огонь, Ни-рэн”. Просто стихия и имя на ту жизнь, но им было так важно. Всего одна тонкая, изогнутая щель позволяла выводить невероятные мелодии - не каждая свирель или флейта могла похвастаться подобным звуковым диапазоном. На самом деле, эти маленькие прелести были изготовлены Та... Тейтоном, который хотел подарить подруге, практически заменившей мать, возможность танцевать под собственную мелодию. Клэр и сейчас первой дунула, одним пируэтом поднимая тучи бабочек - голубых, с чёрной каймой по краю крыльев. Символ перерождения, да. На улице уже холодно, откуда? Но дышать становилось всё легче, рёбра переставали давить, и постепенно плоть стала удобным костюмом, а не тяжёлыми тесными оковами, словно они лежали в гробу. Как же давно они не виделись.

Мелодия двойняшек выходила идеальной в своей гармонии. Друзья постепенно вступили, делая её чуть задорней, грубей, мягче и воинственней одновременно. Звонок на перемену даже не сбил их, кружащихся в импровизированном танце. Длинные юбки девушек взлетали с каждым движением бёдер, и потому были совершенно свободны от гостей. Большие рукава вязаных свитеров двойняшек были усыпаны насекомыми вне зависимости от резкости движений. Впрочем, на головах всех четверых сидело столько бабочек, сколько в принципе могло уместиться, и красивые блестящие тучи парили под потолком, почти без пробелов заполнив помещение. Люди обтекали их, как-то стараясь не мешать. Неважно, всё неважно - поворот, прыжок, прогиб, руку вверх, вбок, качнуть бедром, толкнуть плечом и дуть, дуть, дуть!

На тренировке они узнали, что следующая игра будет с “Черепахами”, университет Бельмонте. Второкурсники посмотрели на тех, кто играл во втором тайме, с надеждой. Зря. - Даже не надейтесь, что мы будем покрывать ваши ошибки! - Кевин имел полное право возмущаться. - Карточки перемешаны, тянем. Шесть рук чуть не столкнулись у узкого горла бездонного котелка, вытягивая точно по одной бумажке. Жульничать не имело смысла, да и так было легче. Нил повернул свою карточку рисунком вверх одновременно со всеми, переводя взгляд на “сестру”. - Шолдс, озвучь! - та поморщилась. - Единица с Двойкой в защите, Тройка с Шестёркой в нападении, Четвёрка в полузащите, Пятёрка на воротах. - Отлично, наша расстановка на игру известна, подгоняем экипировку и рефлексы, - Нил с широкой улыбкой повернулся к остальным сокомандникам. Клэр достала из рюкзака сборник стихотворений на древнегреческом и села читать, тихонько выводя нежную трель. Потом всё же убрала свистульку и продолжила чтение знакомых текстов. Широкая улыбка постепенно превратилась в оскал. - А теперь к делу. Почему мы должны брать на себя ваши огрехи?! Вы можете играть нормально. Вы можете играть даже лучше Воронов, поверьте, опыт в оценке способностей немалый. Только вот Вороны сделали экси смыслом своей жизни, кстати, хватит ругаться на них за это, выбора ни у кого нет. Фактически, на поле они отрабатывают стоимость своей жизни. Жестоко? Но их туда продали, даже не отдали, отдают редко, только когда выбрасывают. Но вот людей там нет. Ну, только новички до девятнадцати, - смешки были слышны отовсюду пару секунд, но быстро стихли, когда Нил продолжил, скосив глаза на чуть сжавшиеся пальцы сестры, - а что это значит, ни для кого не секрет. Тем не менее, распространены одни и те же недостатки. Мяч всегда прилетает точно в клюшку. А если подножка, неудачный шаг, толчок? Они не умеют подстраиваться. Вот только вам теперь тоже покой будет казаться далёкой мечтой. Мы бросили вызов тем, чей рабочий день равен шестнадцати часам. Время наказаний, почти ежедневных, если у тебя есть воля и нет склонности к садизму или справки о ином социально опасном психическом отклонении, не считается. Время еды включено. Все всё поняли? А теперь на поле! Тренировки Воронов в объёме Воронов. Мы можем, значит, вы тоже. Вы не будете тренироваться на каждую позицию, так что точно справитесь. За людей никакой ответственности не несём, сами тренируйте! - он подхватил клюшки и пошёл на поле. - Игра без защиты, тренировка тоже! Никто не посмел перечить. Игра предстояла серьёзная - их перестали недооценивать. Тренировки стали действительно выматывающими. Который это уже раз? Между страниц учебника Клэр оказались лезвия. Снова? Пусть только посмеют, помрачнел Нил. Пальцы залили бы всё кровью, если бы не сверхрегенерация. В каждой школе, в любом возрасте, всегда одно и то же. Пластыри, бинты. Если много раз ранить одно и то же место, оно заживает хуже, а без повязок на предполагаемых ранах регенерация станет очевидной. Это действительно снова произошло. Клэр вздохнула, пожалев о том, насколько тихим вышел звук. Зато волосы сейчас не рыжие и вечно собраны в пучок или косу. Когда за них таскали, называя уродиной и пытаясь обрезать, было больно, очень больно внутри. Если бы только она не была такой... Неполноценная. Бесполезная. Беспомощная. Инвалидка. Слезы медленно вытекали из глаз. Нил давно научился не всхлипывать и не дрожать, плача в точности как сестра. Клэр сидела с безупречно прямой спиной, глядя вперёд пустым взглядом. Не было ни одной мышцы, которая дёрнулась бы. Больно. Мерзко от собственной слабости. Тошно. Кажется, еда в организме задерживаться не будет. Неважно. Всё уже неважно. - А пойдём на “Эльфийскую песнь”? - Ники пристал с этим предложением буквально ко всем после тренировки. - Переведено на английский и есть в кинотеатрах, здорово же! - Ага, десять очков Гриффиндору, - лениво ответил Аарон. - Что за Гриффиндор? - Нил поднял бровь, услышав новый термин. - Ты не знаешь? - в голос Эндрю пробилось какое-то удивление. - Знал бы, не спрашивал! Нет-нет-нет. Нельзя кричать, нельзя привлекать внимание. Фантомное ощущение удара заставило рёбра отозваться болью. Ни одна из матерей, похожих друг на друга как две капли воды, не позволила бы им пойти. Мама всегда хотела только защитить... И поэтому Клэр могла спокойно смеяться со сломанными рёбрами даже в концлагере, а рядом заливался хохотом тогда ещё не Нил. Нельзя. Вы же не хотите расстраивать маму? Хорошие дети. Плечо сдавила реальная рука. Бинты на пальцах, длинные рукава, закрытое горло... Клэр. Слишком много взглядов. Почему..? А. Дал слабину. Надо оправдаться. - Я в порядке. Но руку сестры накрыл своей. Поддержка помогала выживать - они были единственными причинами жить друг для друга очень и очень долго, ведь если человек не помнит тебя, не надо навязывать свои чувства. - Что с пальцами? - спросил Аарон. - Клэр, откуда бинты? Она улыбнулась, пряча руки за спину. Нил привычно закрыл её собой. - Игре не мешает, остальное неважно. Может лучше пластыри? - неожиданно помог Сет. - Зря понадеялся, что бинты исчезли. Зато теперь они закрывают не обе руки полностью... - ой. Они его ещё человеком знали. Упс? - Ты просто не видел состояние пальцев. Не лучше чем тогда, верно? - нахмурилась Рене. - Ногтевые пластины целы, переломов нет, но целой кожи всё ещё слишком мало для пластырей. Клэр даже не была против - она не могла говорить, фантомная боль от порезов пронзала пальцы при малейшей напряжении. Нил знал, что это далеко не первый раз. Он помнил сетку шрамов на внутренней стороне ладони - люди не могли себя исцелять. Помнил, куда потом шли лезвия - шрам над веной и в шкатулку, повторять, пока не закончатся. Помнил, как они вместе каждый раз после счастливого воссоединения с любимыми опустошали шкатулку. Сейчас она была уже почти полна лезвий, ещё немного - и перестанет закрываться. Только вот на счастье и любовь рассчитывать не приходится. Жалкое зрелище. Отвратительно. Новость про тела перед Гнездом перестали скрывать. Забавно. Стоило лишь поставить временные рамки, и никто ничего не нашёл до нужного часа. Примерно это крутилось в головах двойняшек, когда разговор снова свёлся к обсуждению кинематографа. Странный сухой треск, пока негромкий, но нарастающий... Отшвырнуть идущих впереди близнецов, толкнуть назад, закрывая собой. В данном случае нереально повезло, что люди ниже, чем они. Дерево рухнуло практически перед ними, швырнув кучу щепок и листьев прямо в лицо. Это был старый ветвистый дуб. Иди они чуть левее, лежали бы под ветками. Странно. Он не должен был упасть. Не сегодня. На дереве было слишком много птиц, чтобы это можно было свалить на внезапное ухудшение. К слову об ухудшении, тело практически перестало слушаться. Двойняшки синхронно рухнули на колени. Ещё же светло, да? А то темнеет...