Black Out Days

      За годы работы в Хогвартсе Минерва Макгонагалл повидала достаточно родителей студентов. Они, как и их дети, были совершенно разные — бедные и богатые, магглы и волшебники — но в стенах школы все удивительным образом становились одинаково равными…       Сейчас она поняла — это правило совершенно не касалось Вальбурги Блэк. Эта женщина едва ли обратила на неё внимание, но одного её взгляда было достаточно, чтобы профессор почувствовала себя неуютно. Успокаивающая атмосфера директорского кабинета едва ли могла помочь. Как казалось Макгонагалл, даже предшественники Дамблдора на многочисленных портретах как будто съёжились от одного присутствия леди Блэк. Только Финеас Найджелус, разумеется, сиял как отполированный галлеон.       Затянутая в чёрное, прямая, как струна, мать одного из влиятельнейших семейств магической Британии, не присела на предложенный ей стул. Она искоса посматривала на Дамблдора, сидящего за столом, и чуть покручивала в руках палочку.       Минерва пыталась присмотреться и понять, вздымается ли грудь Вальбурги под драпировкой платья. Эта женщина напоминала механическую статую: такое вполне могли бы изобрести магглы. Забавно — наверняка миссис Блэк, кривящейся от одного упоминания о не-магах, не понравилось бы такое сравнение. — Соболезную вашей утрате, — мягко произнёс Альбус, поглядывая на нежданную гостью из-за очков-половинок. — Орион был исключительным волшебником… — Приведите моих детей. — Вальбурга чуть дёрнула головой. В её чёрных волосах, заплетённых в косы и элегантно уложенных вокруг головы, не было видно ни единой седой ниточки. Разумеется, первая леди магической аристократии должна была следить за собой. Её безупречный облик и манеры резали глаз. Но не Минерве Макгонагалл было судить…       Сириус ничем не напоминал её, несмотря на внешнее сходство. Он выглядел слишком свободно, и красота юности, не покидавшая его черты, оставалась естественной. — Минерва, могу я попросить вас? — откликнулся директор. — У шестого курса Слизерина, насколько я помню, сейчас Зельеварение с профессором Слизнортом, а студенты выпускного курса Гриффиндора… — Мне нужны только Регулус и Ригель. — Сухо произнесла Вальбурга, и во взоре её стальных серых глаз промелькнул отблеск плохо скрываемой ярости. — Мой сын и моя дочь должны попрощаться с отцом.       Что-то внутри Минервы не дало здравому смыслу возобладать над порывом сердца. Оправив полы изумрудной мантии, она обернулась к старшей женщине и встретилась с ней глазами. — У вас есть ещё один сын, миссис Блэк.       Уголок бледных губ на идеально непроницаемом лице чуть дёрнулся. Минерва заметила, что тонкие узловатые пальцы аристократки потянулись к карману мантии, очевидно — к палочке. Макгонагалл вспомнила тяжёлый взгляд Сириуса и дикий, безотчётный страх в глубине его глаз при едином упоминании его родного дома. И на чертах профессора проступило яркое отвращение. — Минерва, — голос Дамблдора донёсся точно из-за плотной пелены. Макгонагалл едва заметно вздрогнула, обернувшись к директору. — Прошу вас, спуститесь в подземелья.

***

      Младшие Блэки, напротив, воплощали собой наследие именитой семьи. Когда близнецы последовали за Минервой, она в очередной раз отметила безупречную осанку и отсутствие эмоций на бледных лицах. Мальчик и девочка были настолько похожи между собой, что порой она различала Ригель лишь по хромающей походке. Вот и сейчас брат предложил ей локоть, чтобы опереться.       Они не были несносными студентами (стоило вспомнить тех же Мародёров…) или дурными детьми. Макгонагалл помнила почти каждого, кто ходил на её занятия с первого курса — может быть, поэтому она порой искренне удивлялась, как из таких искренних и талантливых юных волшебников вырастают люди, похожие на миссис Блэк.       Ригель не всегда удавалась Трансфигурация, но девочка прилежно училась и сдала СОВ на твёрдую «Выше Ожидаемого». Минерва не раз замечала, как Регулус помогает ей во время занятия. Наверняка, он занимался с ней и в свободное время — он был настолько же хорош в её предмете, как Сириус.       Они поднялись несколькими этажами выше. Даже каменные лестницы сегодня не сводили с ума. Минерва шагала вперёд, прислушиваясь к постукиванию каблуков идущих позади неё студентов. Они ещё не знают о скоропостижной кончине отца. А их брат наверняка не удостоился даже короткого оповещения в письме.       Ригель судорожно сжимала левый рукав мантии Регулуса, когда они переступили порог кабинета Дамблдора. Минерва заметила: едва увидев мать, девочка поспешила отпустить своего близнеца. Теперь оба стояли прямо, и, кажется, даже не дышали. — Матушка, — проговорил Регулус, чуть наклонив голову. Вальбурга окинула сына пристальным взором и кивнула. Она не посмотрела на дочь, предпочитая сразу обернуться к Дамблдору. — Я заберу их домой на четыре дня, директор. Уверена, это не повлияет на их оценки. Нам хватит этого времени, чтобы оплакать моего мужа. — Конечно, Вальбурга, — мягко откликнулся директор, — в очередной раз, примите мои соболезнования.       Разумеется, леди Блэк не откликнулась. Коротким взмахом руки она подозвала к себе детей и двинулась к камину.       Эта женщина не удосужилась даже как следует сообщить им о том, что их отца больше нет. Однако было очевидно — из коротких рубленых фраз матери близнецы выцепили главное.       И на одно мгновение Минерва Макгонагалл увидела, как с бледных лиц наследников благородного рода Блэк спало холодное оцепенение.       Эмоция, озарившая их глаза, была слишком яркой, чтобы её не заметить.       И Регулус, и его сестра, казалось, вздохнули с облегчением.

***

      Белые камешки на безобразно выточенных ступенях фамильного склепа напоминают зубы. Холодный ветер налетает безжалостными порывами и оставляет на лице мелкие капли измороси. Вместо слёз, думает Ригель. Потому что плакать совсем не хочется, как бы ни предписывали приличия.       Гроб отца — разумеется, из чёрного дерева, отделанный изнутри бархатом — всё ещё стоит перед мысленным взором. Как и его осунувшееся лицо.       Орлиный нос, чуть вытянутый подбородок, густые тёмные брови, разметавшиеся по подушке длинные волосы и стиснутые в тонкую линию посиневшие губы. Его извечное выражение — не хватало лишь выворачивающего наизнанку взора.       Она никогда прежде не видела его с закрытыми глазами… В первый раз за свою короткую жизнь Ригель наблюдала за отцом со стороны без тени страха.       Она наконец-то оказалась в позиции силы. Хотя бы потому, что была жива.       Мать сказала, он погиб от резкой боли в сердце. Даже губы сморщила, когда говорила — разумеется, это была смерть, не достойная главы рода… Слишком просто. Слишком необратимо. Слишком по-маггловски.       Голые деревья мрачно обступают семейную гробницу. Ригель морщится: эти тополя и в лучшие времена были уродливыми. Она украдкой бросает взгляд в сторону Регулуса. Брат глядит себе под ноги, опустив кудрявую голову. Ветер свистит в ушах, точно кнут в руках умелого дрессировщика.       Точно плеть в громадных руках Ориона Блэка.       Ригель инстинктивно жмётся к близнецу боком: грубая ткань тёплой школьной мантии соприкасается с таким же одеянием Регулуса. И всё равно так теплее.       Девушка втягивает ноздрями холодный воздух и поднимает глаза на небо. Она не знает, что должна сделать. Зарыдать, скорбя о человеке, которого никогда не знала? Посетовать на судьбу?       Любил ли Орион свою семью? Любил ли когда-то вообще?       Поток морозного воздуха бросает ей в лицо горсть полузамерзших капель. Запах мокрой земли бьёт в ноздри, и Ригель ёжится, чувствуя, что поднимается буря.

***

      Роза в изящной фарфоровой вазе на чайном столике потемнела и высохла. Хрупкие лепестки застыли, обращённые вверх, точно в предсмертной агонии. Ригель задержалась взглядом на чёрном стебле, напоминающем острую рапиру.       Мать не обернулась, когда она вошла, лишь дёрнула плечом, продолжая сидеть за столом. Темнота, затаившаяся за окнами, привычно прокрадывалась в комнаты… Девушка надеялась, что не вернётся сюда до Рождества. — Завтра соберётся семья, — коротко проговорила Вальбурга, чуть развернувшись. Матери не нужно было повышать голос, чтобы её было слышно. Ригель хотела бы овладеть этим навыком. — Твой брат примет на себя обязательства главы рода.       Под грудью заныло, и девушка стиснула зубы. Вдох, другой…пока перед глазами не потемнело. — Матушка, — наконец вымолвила она с привычной подобострастной сдержанностью.       Женщина бросила на неё мимолётный взгляд. — Говори, девочка.       От густого обволакивающего холода, который несли в себе эти слова, сердце Ригель подпрыгнуло. Она уставилась в пол, разглядывая начищенные до блеска паркетные доски. Не будь здесь так мрачно, могла бы выцепить свои очертания в отблеске отраженного света. — Зачем вы сделали это?       Ригель говорила через силу, каждое слово — да что там, каждый звук, давался с невероятным трудом, будто она катила в гору неподъёмный камень.       Брови Вальбурги Блэк сошлись к переносице. — Что, прости? — Я видела это. Я видела метку на руке Регулуса, матушка.       С каждым новым вдохом становилось легче. Её охватывал знакомый гнев… Он делал тело невесомым, заставлял забыть о постоянной боли в ноге, а ещё пронзал жаром виски.       Ригель было всё равно. Она больше не пыталась сдерживаться. — Вы сделали это! Вы его поддержали! Что теперь будет? Он будет убивать магглов как последний проходимец? Что потом — преследования Министерства, Азкабан? И даже это не важно, — она постоянно срывалась с крика на шёпот, — зачем вы позволили ему? Я не верю, что вам неизвестно…       Что-то внутри неё противно загрохотало — чёткие чёрные линии на бледном предплечье брата живьём вспыхнули в памяти. Ригель прикусила язык.       Она была готова стерпеть приступ материнской ярости, да что угодно на свете… Только бы найти выход. Только бы перестать бояться до дрожи во всём теле. — Он стал рабом! Вам всё равно?! Вам всё равно, мама?!       Сдавленный вопль задержали облицованные мрамором колонны, удерживающие камин. Даже языки пламени, чуть потрескивающие в его жерле, как будто умолкли.       Ригель закрыла глаза, стараясь прийти в себя. Кровь стучала в висках. Она тряхнула остриженной головой — лучше не стало.       Ещё летом она надеялась, что фанатичная преданность брата чужим идеям пропадёт, затерявшись в стопке бесчисленных забот, как порой бывало с другими увлечениями. Но стоило лишь увидеть дьявольскую тень татуировки, въевшуюся в родную кожу…       Слёзы защипали глаза.       …А потом она услышала твёрдый холодный голос матери. — Ты в самом деле думаешь, что я хотела ему такой судьбы, Ригель?       Услышать своё имя из её уст отрезвляло лучше пощёчины. Девушка подняла глаза, не в силах оторвать взгляд от бледных тонких пальцев Вальбурги. Она крепко сжимала палочку.       …Лишь спустя мгновение смысл её слов добрался до Ригель по-настоящему. — Вы не хотели? — прошептала она на выдохе. — Когда шестнадцать лет назад у меня начались роды, я молилась, чтобы ребёнок оказался мальчиком. — Медленно проговорила Вальбурга. — Я была готова перенести любые муки… Моë сердце оборвалось, когда родилась ты. Ты так кричала… Громче, чем Сириус.       Мать никогда не говорила с ней об этом. Ригель ощутила холод, ещё сильнее терзающий кожу. — Я отчаялась. — Отрезала леди Блэк. — Я думала — это конец. Девочка… Не входила в мои планы. Орион требовал сына. Нам нужно было обезопасить род…       Рука девушки едва заметно сжалась. Она не хотела это слышать, хотя, казалось, знала всегда. — Регулус стал моим спасением. Подарком свыше… Я не знала, что ношу близнецов. Мне казалось, в этот раз я точно не выдержу боли, но когда я услышала его крик… поняла: это всё было не зря. И после этого смеешь говорить, что я желаю ему зла, девочка?       Ригель не смотрела на неё, только расслабила пальцы. Расцарапанная ладонь отрезвляюще саднила. — Разве могла я воспрепятствовать ему? — женщина горько усмехнулась. — Он написал мне, что исполняет долг перед родом. Он просил меня… — Нет, — девушка прижала дрожащие ладони к лицу, — нет, нет, нет… — Он просил меня исполнить всего одну его просьбу. Просил позволить тебе отказаться от брака с Роули.       Ригель забывала, как дышать. Она держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться и не упасть в ноги матери.       Зачем он делает всё это? Почему…почему он постоянно думает о ней? — Матушка, — почти по слогам прохрипела она, стараясь не отводить взгляда.       …Она заметила складку между её бровей, на которую никогда не обращала внимания прежде. Задержавшись взором чуть больше дозволенного, она заметила ещё пару морщин и плохо скрываемые круги под глазами. Что-то невероятно человеческое, и оттого переполняющее до краёв.       Тишина Блэк-мэнора переплеталась с хаосом её мыслей.       Неужели её несгибаемая мать, которая всегда казалась Ригель холоднее пещер Антарктики, могла сгорать от тревоги за своего ребёнка?       Она хотела сказать ей нечто важное. Пообещать, что не бросит Регулуса… что всё образуется и изменится. Это желание было настолько странным и неестественным, что на миг Ригель как будто ощутила себя вне тела. Словно наблюдала со стороны.       В этот миг Вальбурга заговорила сама. — Я сдержу своё слово, девочка. Я дам тебе выбор.       Горло пересохло, а кончики пальцев вспотели. Ригель обратила взгляд на тёмный потолок, испещрённый малахитовыми прожилками. Он напоминал ей истекающее зелёной кровью погибающее сердце. Остановившееся сердце её отца. Сердце её несчастливой семьи, трещащее по швам. — У тебя будет достаточно денег, чтобы ни в чём не нуждаться, — спокойно произнесла мать. — Ты можешь обратиться к своему брату. Ты можешь уйти.       …Сначала Ригель воззрилась на неё полными ужаса глазами. Неужели изгнание? Нет, говорили глаза Вальбурги Блэк.       Она хотела подарить ей свободу.       Воспоминание пронзило сознание девушки ярким резвым отблеском. Она и Сириус, летящие на мотоцикле в ночи. Расстилающийся под ними маггловский Лондон… Пьянящий воздух, забивающий лёгкие. Зелье миссис Поттер, приносящее облегчение. Огромная библиотека и тёплые улыбки родных Джеймса. Какао. Бордовый свитер…       Полые стены дома на Гриммо. Шарканье Кикимера в коридорах. Безотчётный животный страх. Холод и болезненное солнце, едва заглядывающее в окна. Гобелен с выжженными именами… Регулус за партией в шахматы. — Нет. — Губы дрожат, а лицо искажается невыразимой мукой.       Пока она нужна ему, она не уйдёт. — Это твой последний шанс, девочка, — спокойно напоминает мать. — Последний шанс поменять сторону.       Ригель запускает ладонь в волосы, едва достающие до плеч. — Нет, нет, нет, — шепчет, мотая головой, снова бросая взгляд на увядший цветок, такой одинокий в массивной вазе. Даже если всё это обернётся кошмаром. Даже если будет война… Даже если она проиграет…       Молчание продлилось ещё несколько мгновений, которые растянулись от вдоха до вдоха. — Я не сомневалась в тебе, Ригель, — тихо, но отчётливо произнесла Вальбурга, кивая своим мыслям. — Теперь пути назад нет.       В груди болело гораздо меньше.       Подняв глаза, девушка почти уткнулась в направленную на неё палочку. Она выпрямилась, готовая встретить грудью любое ожидающее её наказания. Один лёгкий взмах — Ригель приготовилась к боли — но вместо этого на плечи и спину упала нежданная тяжесть.       То были её волосы, такие же длинные и непокорные, как прежде.

***

      Регулус с безучастным видом наблюдал за окрашенной в рыжий линией горизонта. Он стоял на пологом берегу садового пруда, не прекращающийся вот уже который день ветер бросал всё больше высохших листьев под подошвы его ботинок.       Он любил осень так же, как зиму. Для него умирание всегда было понятнее рождения.       Юноша всмотрелся в своё отражение в стылой воде. Он ужасно устал: тело ломило от недосыпа.       Регулус едва ли по-настоящему осознавал всё, что случилось за эти несколько дней. Скоропостижная кончина отца, собрание семейства — даже самых ничтожных из родственников, для церемонии наречения нового главы рода.       Всё было как в тумане. Чаша багрового вина, пресного на вкус. Дядя Сигнус, передающий ему фамильный перстень — символ главенствования, и отцовскую палочку. Множество бледных лиц, внимательно наблюдавших за каждым его движением из привычного полумрака главной залы.       Ригель, в белом платье и кружевах, так сильно напоминающая призрака. Маячащий рядом с ней Малкольм Роули.       Траур по Ориону носили недолго…       Мать не теряла времени зря. Решила организовать помолвку сестры ещё раньше положенного. «Твой отец счёл бы это разумным ходом».       Как будто эти слова действительно должны были вдохновить его.       Он снова вздохнул, прогоняя неприятные ощущения. Голова и так раскалывалась. Обязанностей только прибавилось. Одно радовало… Тёмный Лорд был исключительно доволен его новым положением.       Разумеется, им было выгодно, что один из самых пламенных сторонников перемен теперь распоряжался делами одной из влиятельнейших чистокровных семей.       На плечи Регулуса отныне была возложена ещё одна важная миссия — пользуясь властью, оказавшейся в его руках, убеждать и вербовать ценных союзников. Лорд Волдеморт предпочитал до поры до времени оставаться в тени… разумеется, он понимал, почему. Всегда важен верный расчёт.       Вместе они смогут навести порядок в Британии и привести её к величию. Их процветающее сообщество — не место для поганых грязнокровок и осквернителей рода… — Регулус!       Звонкий голос его сестры раздался совсем рядом. Мгновение — Ригель уже стояла подле него, тоже устремив взор на водную гладь. — Ты как? — мягко спросила она, вглядываясь в его лицо.       Её распущенные волосы трепал ветер. Регулус определённо радовался приятной перемене во внешности сестры. Он подавил желание дотронуться до локона, завивающегося у её виска. — Устал немного, — он пожал плечами. — Тебе не холодно?       Юноша покачал головой, наблюдая вымученную улыбку на внезапно смягчившихся чертах Ригель.       Они постояли ещё немного, не говоря ни слова, а затем она снова вздохнула. — Иногда я до сих пор думаю про этот дурацкий пруд, — нагнувшись, девушка подняла с земли мелкий камешек и швырнула его в центр мнимого спокойствия. По воде пошла рябь. — Зря, — фыркнул Регулус, — это давно прошло. — Разве ты не думаешь о том, что прошло?       На долю мгновения он вспомнил согнувшуюся тень Сириуса под заклинанием отца, ныне покойного. Потом — истошный крик матери, и хлопок двери… — Нет. Мне это ни к чему.       Тонкие пальцы сестры неожиданно обхватили его локоть. — Матушка сказала, свадьбе быть в мае, как только нам исполнится семнадцать. В конце концов, это действительно не важно… с какой фамилией я закончу школу.       Он не мог терпеть эти терпкие больные нотки в её голосе, когда Ригель тщетно пыталась скрыть то, как сильно ей больно или страшно. Сейчас было и то и другое. — …Ты знаешь, — он опустил голову, глядя себе под ноги. Волосы лезли в лицо, Регулус с раздражением заправил непокорные пряди за ухо. — Тебе вовсе не обязательно выходить замуж за Роули.       Она закашлялась. — Рег, я… Слушай, это неважно. Мы говорили об этом. Ты…ты сам всё сказал ещё летом.       Он порывисто обернулся к ней, одним выверенным движением хватая её за руку. — Я сожалею, Ригель, — прошептал он одними губами, едва не склоняясь к её ладони.       Это было неправильно: слишком эмоционально, непозволительно для того, кем он стал теперь. Тёмный Лорд учил отстраняться от привязанностей, чтобы лучше видеть общую цель.       Но нечто, трепещущее в груди Регулуса Блэка, мешало ему вспомнить эти слова. — Я сожалею о том, что сказал в тот вечер. — Твёрдо повторил он. — Дело не в этом… — Она выглядела застигнутой врасплох его внезапным жестом. — Ты же знаешь, я не держу на тебя зла. — Знаю. Но… ты всё равно можешь не выходить за него.       Теперь она смотрела на него нахмурившись, но Регулус различил этот огонёк безграничного доверия и нетерпения, который он обожал видеть в глубине её зелёных глаз. Он был готов захлопать в ладоши. — Послушай, — произнёс он, на этот раз не отводя взгляда, — я знаю, тебе не нравится, когда я говорю так, но сперва просто выслушай меня.       Ригель кивнула. — Ты — чистокровная волшебница, Ригель. Ты — Блэк. И тебе не обязательно смешивать свою благородную кровь с теми, кто ниже нас.       Разумеется, она не понимала. — Но ведь Роули… Их дом… — О да, всё верно. И я ценю вклад Малкольма в наше общее дело. Он действительно достойный соратник. Но, Ригель…представь…представь мир, в котором мы вскоре будем жить. Мир, где чистота крови волшебника будет наконец оценена по достоинству… Где мы отделим зёрна от плевел.       Плечи сестры опустились — она отвернулась, снова глядя на рябь на поверхности пруда, которую поднимал ветер. О, когда она осознает… — Ты можешь укрепить наш род, не связывая себя узами брака ни с Роули, ни с кем-либо ещё. — Тихо произнёс он, почти касаясь её уха губами. — О чем…о чём ты говоришь?       Он понял сразу, по голосу: Ригель догадалась. — Ты можешь остаться со мной. — Он зажмурился, выплёвывая слова одно за другим, — никто не осудит нас в будущем, которое мы определим для себя сами, Ригель. Разве не ты всегда хотела этого? Никогда не разлучаться… — Ты предлагаешь… — Её голос дрожал от волнения.       И его самообладание не приходило на помощь. — Да, — наконец кивнул Регулус. — Даже если мы будем связаны узами брака — не будет ли этот союз священным так же, как наши кровные узы?       …Её рука выскользнула из его пальцев, и в тот же миг он увидел в её глазах то, чего так сильно боялся. Ужас. — Скажи… скажи, что ты шутишь. Ты не можешь говорить…ты не можешь говорить такие вещи, Регулус!       Она отступила на шаг, затем — на ещё один, оставляя всё больше дюймов покрытой листьями земли между ними. — Чем пахнет твоя Амортенция, Ригель? — мягко спросил он, протягивая руку ладонью вверх. Пальцы всё ещё дрожали от напряжения и волнения.       Ригель обхватила себя руками. — Я не знаю! — Подумай, почему мы не слышали запаха, когда готовили зелье. Почему чувствовали только друг друга! — Хватит!       Она посмотрела на него умоляюще, бессловесно шевеля губами. Регулус знал: он будет жалеть обо всём, что сказал. Он понял по одному только загнанному взгляду: она убежала бы, если бы могла.       Наползающие на сад сумерки постепенно укрывали их своим пологом.       Он сунул левую руку в карман. Палочка отца всё ещё была там… Холодная древесина неприятно ударилась о пальцы.       Он так боялся потерять Ригель. Только не сейчас, когда он наконец мог что-то решать… Когда мог наконец избавить сестру от тягостного замужества, от плотоядных взглядов безмозглых мужчин. От жестокости, которой они оба насытились с ранних лет. — Ригель, — позвал он, двинувшись к ней. Сестра застыла на месте, не решаясь сделать и шага.       Он привык полагаться на непререкаемый авторитет рассудка. Но что-то внутри не давало остановиться, как будто вся его сила воли резко рассеялась…       Регулус привлёк Ригель к себе, заглядывая ей в глаза.       Ни она, ни он сам, ни тишина застывшего в оцепенении сада — ничто не знало, что он решится поцеловать её.       Едва коснуться мягких, чуть обветренных губ своими.       Так буднично, точно привык делать это изо дня в день.       Глаза Ригель потемнели от изумления, а рот судорожно раскрылся — она не говорила и, кажется, даже не дышала.       Паника накрыла Регулуса волной безмолвного крика. Он сам не понял, как задрожала в его руке палочка, совсем недавно принадлежавшая его отцу.       Он не мог потерять Ригель. Не сейчас, не потом…никогда!       Когда пальцы обвились вокруг рукояти, он почти почувствовал, как слегка вибрирует дерево, точно отвечая трепещущему внутри него импульсу. — Обливиэйт. — Коротко выговорил Регулус.