
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
AU
Близнецы
Отклонения от канона
Элементы юмора / Элементы стёба
Элементы ангста
Элементы драмы
Россия
Магический реализм
Музыканты
Психологические травмы
ER
Попаданцы: В чужом теле
Попаданцы: Из одного фандома в другой
Попаданчество
Элементы гета
Элементы детектива
Полицейские
Анахронизмы
Кроссовер
Стихотворные вставки
Горе / Утрата
Семьи
Германия
Элементы мистики
Сказка
AU: Родственники
Разумные животные
Сиблинги
Неизвестные родственники
Боязнь огня
Стихийные бедствия
Пожарные
Аномальные зоны
Похороны
Описание
История о том, как Игорь Гром сначала похоронил брата, сгинувшего в Карелии, а через несколько лет пошёл в кино на «Бременских музыкантов» и внезапно обнаружил, что ещё не всë потеряно. Ведь Максим Шустов — слишком хороший человек, чтобы умереть так несправедливо. Осталось лишь разобраться, как вытащить его с того света на этот и что за хтонь вообще происходит.
БЕЗ СПОЙЛЕРОВ К МГИ!!! ЧИТАЙТЕ БЕЗ ОПАСКИ!
Примечания
Немного похулиганила и добавила в сюжет МГЧД как двигатель процесса, очень уж мне понравился троп «Игорь и Макс — братья-близнецы». Полностью поминутно переписывать «Бременских» не планирую, пройдусь по ключевым моментам, которые важны для Макса или в которых Макс творит отсебятину. Лёгкий кроссовер с «Братом» — не более, чем баловство, весь фильм знать не нужно и все по максимуму объясняется в минимальном количестве текста.
Пиздострадания мои пиздострадания. Вас предупредили.
Отсылки мои отсылки. В этот раз без кучи сносок, но внимательные да увидят. Буду рада видеть в отзывах замеченные вами, поиграем в следопытов 😉 подсказка: здесь собрано много персонажей Тихона.
МГЧД/МГТД смотрела, но полностью не читала (только в кратких пересказах и только по линейке с Громом), поэтому из комиксов если беру, то лишь удобное для себя.
https://t.me/nastiless_nut - здесь анонсы, подробнее про отсылки, творческий процесс, бэкстейдж фанфиков и прочие доп.материалы, присоединяйтесь
Посвящение
Тихону Жизневскому за эмоции и последствия моей запоздалой гиперфиксации
Диван
01 марта 2024, 12:00
— Да нормально всё, — ворчит Гром, стараясь делать это пободрее. — Фильм просто не понравился. Не люблю ремейки.
— Ты вылетел с таким видом, будто призрака увидал, — не соглашается Юля.
Игорь хмурится, но молчит. Он может максимум извиниться, ведь Юля побежала за ним, тоже не досмотрела и вообще свидание коту под хвост. Не станет же он объяснять, что в Трубадуре ему померещился Максим Шустов, его покойный брат. Качественно так померещился, как будто снова привет с того света передавал.
И, наконец, сдаётся:
— Давай скачаем и досмотрим дома, на диване, — предлагает он.
Юля смеётся.
— Майор полиции предлагает пиратить! — потешается она. — Какая это статья?
— Административная или уголовная? — отзывается Игорь.
— Это же подстрекательство к преступлению, сядем вместе.
— Да там за первый привод штраф максимум, — ухмыляется Гром, заражаясь её игривым настроением. — Я скажу, что ничего не видел, иначе предварительный сговор навесят, — он поднимается, нахлобучивает кепку и хватает куртку: — Шаву или попкорн?
— Попкорн, — бормочет Юля, уже поглощённая поиском нужного торрента на своём ноутбуке.
Спуститься, пройтись до ближайшего супермаркета и обратно — дело десяти минут, но Игорь тянет время и по пути заворачивает-таки за шавермой, а то одной кукурузой сыт не будешь. Да и не хочет он на самом деле этот проклятый фильм смотреть хоть в кино, хоть на диване, результат всё равно одним и тем же будет.
Или нет. Грому всё-таки интересно проверить, что там дальше. Может, просто песня неудачно легла на тоску, и он себе всё придумал?
Поначалу он в это даже искренне верит. Вот маленький Трубадур остаётся без матери, попадает к разбойникам и его отправляют в темницу. Полицейский в Громе негодует: дать ребёнку двадцать пять лет за особо крупный по ОПГ — это перебор, тут десятка максимум. Пятнадцать, если учесть нападение при исполнении и сложить. Для взрослого. Такую мелочь и вовсе только на учёт бы поставить, тем более у него смягчающие, сюда бы адвоката нормального, да вообще хоть какого-нибудь. Опять же, УДО по примерному, с пятнадцати лет можно на принудительные, заодно польза обществу...
— Товарищ майор, верните Игоря! — смеётся Юля и кидает горсть попкорна в Грома, едва тот делится с ней своими размышлениями.
— Сама посуди, Королю дорого отдавать десять монет за песенный конкурс, а у самого налоговые иждивенцы, — не унимается Игорь.
Они обмениваются шутками по уголовному праву, политике Бремена и гриму животных ещё пару минут, пока снова не доходят до злосчастной песни Трубадура. Гром почти смиряется, что строчки просто совпали и нет в них никакого подтекста специально для него, хотя не помнит у Трубадура никакого брата, но фильм не сдаётся, подкидывая новую издёвку:
— Горел я в огне и летал в облаках, — гордо тянет Трубадур свою часть импровизации, — неведом мне был за жизнь мою страх...
Сов-па-де-ни-е. Просто совпадение.
— Кровавую жертву принёс я за всех, поэтому здесь обречён на успех!
— Тебе не кажется эта песня... странной? — сглатывая ком в горле, сипло спрашивает Игорь.
— Мрачновато немного, — задумчиво соглашается Юля. — Но чувственно, хорошо постарались.
Гром решает дать фильму последний шанс на исправление. В детстве он любил смотреть мультики и фантастические фильмы про попаданцев куда угодно, даже игры такие на «Сеге» находил, и они с Игнатом могли рубиться хоть до утра, даром, что тётя Роза вечером обязательно возвещала, что завтра в школу, а Игнат мог бы ради исключения и уроки выучить. Но то были мультики, фильмы и игры.
А это — реальность. Которая в том же детстве довольно быстро объяснила, что в настоящей жизни чудес не бывает. По крайней мере, в его, Грома, жизни.
Это никак не может быть Максим, даже спьяну в такое не поверишь.
Фильм исправляться отказывается.
— Скажи, человек, что это такое, эта ваша... мечта? — спрашивает кошка у Трубадура, когда они едут в повозке после изгнания из Бремена.
— Мои мечты остались в прошлой жизни, — сдержанно улыбается тот. — Я мечтал снова увидеть брата и отца, своего родного отца, которого пришлось оставить. Теперь есть только желание — вернуться.
— К тем, кого потерял? — затаив дыхание, спрашивает пёс.
— И к своей раб... своему ремеслу, — пожимает Трубадур плечами, длинные пальцы любовно оглаживают гриф чёрной электрогитары. — Я же на самом деле не музыкант.
— А кем ты был?
— Огнеборцем. Спасал людей из горящих лесов.
Игорь долбит по «пробелу» так, словно хочет расколоть проклятую клавишу на две части. Кадр трагично замирает на крупном плане Трубадура.
Максима. Теперь Гром уверен, и никто его не переубедит.
— Игорь! — возмущается Юля, помня ещё, каких трудов ей стоило воскресить ноутбук после прошлого раза, когда бравый майор Гром «отмыл его от грязи». Но смотрит на его лицо, и гнев тут же сменяется беспокойством: — Ты в порядке?
«Нет, не в порядке», — хочет сказать Игорь, только язык не слушается. Получается лишь головой покачать, а потом схватиться за неё, запустить пальцы в волосы, пытаясь успокоиться.
— У тебя паническая атака?
— Я опер, у меня не бывает... панических атак, — выдавливает Гром. — Не положено.
— Тогда?..
— Дай отдышаться.
С этими словами он вскакивает с дивана, идёт к окну, открывающему панораму на ночной Исаакий там, где стекло не заклеено материалами недавно закрытого дела.
— Думай, думай, — привычно бормочет Игорь себе под нос.
Вариантов, на самом деле, немного. Или у него крыша едет и нужно к мозгоправу, что, скорее всего, так и есть, или... или погибший здесь Максим каким-то образом попал в сказку, где сейчас живёт и здравствует.
Бред. Это однозначно кукуха. Ещё и годовщина отца скоро.
— Игорь, ты меня пугаешь, — Юля предусмотрительно не приближается, но всё-таки пытается воззвать Грома к благоразумию.
Игорь сам себя пугает, только не каждому признаётся в этом.
Сделав глубокий выдох, который ничерта не помогает, однако хоть как-то заполняет повисшую паузу, Гром лезет в тумбочку возле окна. Приходится изрядно покопаться, но в конце концов он выуживает из глубин лежащих там вещей старый фотоальбом. Раскрывает на первой странице, вытряхивает неподклеенные фотографии в поисках нужной.
— Вот, — наконец-то находит и кладёт перед Юлей карточку с улыбающимся лицом, обрамлённым выгоревшими на солнце русыми кудрями, над цыплячьего цвета полевым кителем авиалесоохраны.
Пчёлкина удивлённо поднимает брови.
— Это не моя, — подсказывает Игорь.
Юля берёт фото в руки, буквально сканирует взглядом, сверяя лицо на картинке с Громом. А потом подносит к монитору с застывшим Трубадуром и хмурится.
— Это — он?
— Если ты про актёра, то нет.
Следующее фото, которое Игорь показывает, уже из вклеенных в альбом, одно из последних. Фотографиями заведовала мать, а отец потом просто спрятал эту часть их с Игорем жизни подальше, так и не решившись выбросить.
На этом фото в обнимку сидят два кучерявых мальчика лет пяти или шести, похожих как две капли. Каллиграфическая подпись под изображением возвещает, что здесь запечатлены Игорь и Максим в девяносто первом году.
— Это, — Гром указывает в сторону первой фото, — Максим Шустов.
— Шустов, Шустов... — бормочет Юля, разглядывая снимок. — Знакомая фамилия, — и тут её осеняет: — Точно, это же пожарный, который в Карелии детей спас, о нём в новостях долго говорили, я тоже заметку писала. Герой России… — она смотрит на Игоря и, сглотнув, продолжает уже тише, начиная понимать, к чему тот ведёт, — посмертно. Он — твой родственник? — она робко смотрит на второе фото.
— Брат-близнец.
— Ты не говорил, что...
На самом деле Гром много чего и кому не говорил о своём прошлом, и Юля здесь не исключение. Но теперь всё-таки приходится поделиться сокровенным, так ревностно оберегаемым от большинства окружающих. А заодно своими догадками.
— ...и сейчас ты скажешь, что мне нужно к Разумовскому соседом по парте, — подытоживает Игорь свою пламенную речь.
Юля всё ещё разглядывает снимки и стоп-кадр, пытаясь постичь услышанное. Хотя бы то, что у Грома есть... был целый родственник, очень близкий, которого он так долго скрывал. Даже умершего, но скрывал ведь.
— Игорь, не хочу тебя обижать, — осторожно начинает она.
Гром со стоном уваливается на диван и устало откидывает голову на спинку.