Зверь с человечьими глазами

— Так и что же мы будем с этим делать? — Аарон оставался холоден к происходящему, голос его звучал довольно ровно, лицо не выражало никаких эмоций. — Молчать. — спокойно констатировал Дуглас. — Никто кроме меня и тебя не должен знать об этом. С другой стороны… Если вдруг что пойдет не так и Элиот превратится на глазах у других людей — мы ничего не сможем сделать. Сажать его на препараты будет слишком жестоко. Поэтому, пока нам остаётся лишь смириться и надеяться на его благоразумие. Он не глупый, это видно. Иначе бы его уже как минимум давно поймали, поэтому, мне кажется, что всё будет нормально.       Дуглас закончил свои занятия с химерой на этот день и собирался уходить, разговор свой они вели по пути к выходу. — По правде говоря, я действительно переживал за тебя. Не думал, что Элиот такой… Необычный. Странно об этом говорить, но, кажется — я был бы более спокоен знать, что это и впрямь какое-то проклятье. Химеры ведь две формы обычно имеют… Теперь, по-видимому, переживать придется мне за вас двоих. — в голосе мужчины одновременно встретились грусть и усмешка. — С другой стороны — тигры очень сильные, поэтому теперь у тебя есть отличный защитник. Тем более, что приобрести его за три тысячи серебряных — абсолютно невозможно, их цена в десять раз больше, да и числится в золоте! — Мне деньги безразличны. Он стоит куда дороже любых монет, любого имущества, что я имею. Как и ты, как и мои слуги, как и… — Аарон заметно помрачнел. — Я… Я потерял их. Поэтому, знаю, о чем говорю. Дуглас сразу заметил ухудшение в состоянии друга и поспешил его поддержать: — Эй, забудь об этом! Столько лет уже прошло с тех пор! Я понимаю: это травма, которая никогда не заживёт и будет давить на тебя до конца дней твоих; но ты должен научиться хотя бы жить с ней, не обращать внимание. Твоей вины в том не было, ты ничего не смог бы предпринять! — Каждую ночь мне снится сон о том, что было в ту ночь. Я слышу их голоса так отчётливо, так громко… — Ну хватит, перестань. — Дуглас положил руку на плечо Аарона. — Прошу прощения. — Аарону действительно стало неловко за то, что он показал свою слабость. Пускай и на пару секунд, пускай и перед лучшим другом — но, как бы то ни было, подобное казалось ему недопустимым.       — Не извиняйся. Я посещу вас завтра, ты согласен? Можем потом посидеть немного и побеседовать. — Буду рад. Тебя мы ждём в любое время.       Дуглас покидал поместье Вескалис в растерянных чувствах: всё это время ему казалось, что с Аароном всё нормально и он забыл ту боль; однако - он понял, что ошибался всё это время.

***

      Люди — существа жестокие. Когда они видят, что кто-то живёт чуть лучше большинства, рождается зависть. Этот червяк грызет человека изнутри, оставляя за собой гнилые дыры, в конце концов портящие душу и заставляющие завистников делать плохие вещи в адрес того, кому они, собственно говоря, завидуют.       Не обошла стороной людская зависть и семью Вескалис: молодая пара успела обзавестись наследником и стремительными темпами наращивала своё влияние в обществе, причём не только за счёт богатства — манеры, образование, репутация — всё это было им не чуждо. Обычно, деньги портили людей, однако их семья часто жертвовала внушительные суммы на благотворительность.       Аарон стал по-настоящему достойным наследником: он сочетал в себе мамину учтивость и отцовскую строгость, в придачу к острому уму и приятной внешности. Все эти качества сделали его предметом воздыхания молодых дам и восхищения юнош.

Так было, по крайней мере, поначалу.

      Глубокой ночью в стенах особняка раздался шум. Кто-то натравил своего «питомца» на родителей Аарона, вследствие чего те были жестоко убиты. Никто так и не успел подойти на помощь — когда стало ясно, что же происходит, было поздно. Аарон также подошёл на место происшествия не сразу: его родители были готовы к подобному возможному раскладу и строго запретили сыну «лезть на рожон», сказав спрятаться в случае чего и молчать, дабы его не обнаружили. Тем более, что сделает ребенок против хищника?       Похороны родителей и управление особняком легло на плечи юного Аарона слишком рано — ему только недавно исполнилось семнадцать. Около года он провел в ужасной скорби, замкнулся в себе и потерялся из виду для общества. По возвращении к нормальной жизни о нем шептались с разных сторон: — Это он их так, он же больной на голову! А вы не знали? — Он заболел тяжёлым безумием* после случившегося, теперь с собой иногда говорит! Не обошлось и без сочувствия, которое Аарону было совсем не нужно: — Бедное дитя! Такое пережить… Страшно представить! Накал страстей усиливался из-за того, что Аарон сильно изменился: он не стремился более к посещению визитов, общению с людьми и соблюдению ряда различных норм — этикет стал для него, в большей своей части — пустым, ненужным, бесполезным. Конечно, он относился к людям с уважением их границ; но поведение его стало заметно «проще», по сравнению с остальной частью элиты.       Впоследствии всего — понять его смог лишь Дуглас. И все говорили, что одной только Богине известно, как ему удалось так близко подобраться к Аарону.       Наследника семьи Вескалис с тех самых пор мучали бессонница и ночные кошмары.

***

      Из приоткрытого окна дул слабый, чуть прохладный ветер; он развевал невесомую шторку кремового цвета и приятно щекотал кожу в тех местах, до которых мог добраться. Аарон не обращал внимание на него: его думы были заняты тревогой, как будто старая рана вскрылась вновь и ныла, кровила, изливалась гноем… До рассвета оставалось немного: несколько часов, а в пепельнице лежало две докуренные сигары. На коленях мирно спал Элиот. Он понимал, что что-то не так, но лезть лишний раз не спешил: просыпался иногда, зевал, долго смотрел на своего хозяина и ложился обратно. Когда рука Аарона касалась его головы — тихо мурчал. Казалось, мужчина успокаивался немного в те моменты, когда гладил своего кота.       От чтения книг отвлекали мысли, работа тоже не шла. Вместо кошмаров этой ночью его преследовала память. Жестокая, беспощадная. Такая же, как и те люди, что решили навредить семье Вескалис, оставив за собой две могилы и искалеченную душу Аарона.       В груди давило, дыхание давалось с трудом и каждое движение грудной клетки отзывалось болью. Аарон не помнил, сколько чая с ромашкой и мятой уже выпил, но точно знал: он вообще не помогает. Не помог и стакан крепкого рома, не помогли и две сигары… Всё внутри него кричало, молило о помощи, но ждать её, увы, было неоткуда. Лишь он один нёс ответственность за свою жизнь, за отчий дом; за слуг, работу и Элиота. Лишь он. Один…