Megalomania

      На Гансмоуке вовсю кипит жизнь: люди покидают убежища, откапывают города, работают молотками, восстанавливая по кусочкам планету. Охотно принимают помощь землян, угощают местными кушаньями, смеясь добродушно, как не смеялись уже очень давно, и Вэш рад, правда рад, что на Гансмоуке теперь всё по-прежнему. Он покинул дом при церкви, принадлежавший святому отцу и его сынишке Карлито, и теперь путешествует один. Налегке. Тоже прямо как в старые добрые. Он разводит в ночных пустынях костры, чтобы к утру не замёрзнуть от холода, но это излишне, и он сам это знает. Его плащ защищает от любых погодных невзгод, а ещё он всё так же пуленепробиваем. Просто признайся уже, что скучаешь по городам. По шуму, по смеху, по свету масляных фонарей… Вэш упрямо мотает головой и подбрасывает ещё пару веток ненасытному пламени.

***

Определённого маршрута у него, в общем-то, нет, как нет и чётко заданной цели. Всё так же ночует в пустыне. Бросает траву и ветки в костёр. Неотрывно смотрит в огонь, вспоминая сказку о фениксе, рождённом из пепла. Он навещает города и посёлки, когда его вечный путь заводит его туда за чем-нибудь из припасов. Пули он бережёт — и не в первую очередь ради безопасности будущего. Для него это воспоминание, вещь из страшных сложных времён. Ещё это память — о том, чего не было и что, к сожалению, было.

***

Неприятности всё-таки находят его, когда он в очередной раз пытается помочь человечеству. Он понимает, что они это не со зла — они всё ещё напуганы и просто хотели бы выжить, — но, право слово, верёвки так неприятно жмут, что освобождённые запястья опять ноют до вечера. Он почти незаметно сбегает в пустыню, и есть что-то успокаивающе-привычное в том, что над его ухом всё так же свистят резвые пули.

***

Неожиданно пересекается с девочками, которые теперь репортёрши. У них всё хорошо, большая семья Милли процветает и здравствует. Вэш спрашивает, не слышно ли о Найвсе чего. Мэрил странно смотрит на него, но, подумав, лишь качает головой. Отрицательно. Они отмечают встречу слабоалкогольным застольем, но Вэша всё равно мутит, и он выходит из салуна на воздух. Снаружи ночь, и в нём рождается вдруг безотчётная паника. Он пересчитывает звёзды на небе: все на месте, всё те же миллионы галактик. Он выдыхает. Тошнота уже отпустила. Звёзды не покинули их — хорошо... Хорошо… Завтра он встанет с утра, и мир по-прежнему будет.

***

Он покинул дом при церкви, принадлежавший святому отцу и его сынишке Карлито, и теперь путешествует один, налегке, уже, наверное, где-то с полгода. Полгода спустя, несмотря на тихую и в общем спокойную жизнь, он понимает, что чего-то не хватает. Кого-то. Он с дрожью сглатывает. Он не смеет озвучить пришедшую мысль. С прошлым покончено. Найвс больше к нему не вернётся.

***

Вэш наблюдает, как догорает свинцово-алый закат. Любопытное зрелище, когда у планеты два солнца. Ночной пейзаж почти сразу сменяет вечерний — сумерек на Гансмоуке практически не существует. Вэш ворочается с боку на бок, всё никак не может уснуть. Подсознательно будто предчувствует что-то. К чему готовиться? Откуда в этот раз ждать беды? Вэш стискивает зубы, поднимая напряжённые веки. Сна ни в одном глазу. Да и как тут заснуть, когда даже шелест песка кажется тихим до крайности, почти что неслышным? Вэш садится у камня, накинув свой плащ. Трёт глаза… как вдруг чувствует звуки внутри, где-то в собственном мозге, в черепной коробке. «Красный брат, это ты?» «Ты слышишь нас, братец?» Прямо сейчас он вдали от любых поселений людей. При нём нет радио, нет компактного телевизора. Он устроил себе бивуак в пустынной глуши… Вэш поднимается вмиг. У остатков костра ещё веет дымок. Этот звук, голоса… Его зовут сёстры.

***

Он продвигается к югу, следуя зову семьи. Эхо-шёпот — связующая нить всех генераторов. Он держит с сёстрами связь, бесконечно обсуждая их план. Это должно будет стать чем-то… уникальным. Немыслимым. И вместе с тем — потрясающим. Он всё ещё помнил годы их с братом вражды; семейные узы казались тогда ему тяжким бременем. И всё же когда он знал, что брат его жив, пусть и не с ним, далеко, строит собственные жуткие планы, всё равно ему несколько… спокойней жилось. Даже во сне он ловил отголоски души его краем сознания. …Потом Найвса не стало. Вэш попробовал расправить свои крылья и лёгкие. Правда ударила крепко, словно светило Гансмоука летним лучом: несмотря ни на что, после смерти Найвса легче совсем не дышалось. Наоборот: словно тяжесть планеты давила на плечи… Он действительно остался один. На этой планете — последний из независимых плантов. Я люблю вас, шепчет Вэш. Спасибо, сестрицы, что нам помогаете. Он закрывает глаза, ощущая пульсирующую внутри путеводную нить. Всё снова изменится. Осталось чуть-чуть. Уже скоро. Скоро.

***

Старшие сёстры всё объяснили ему. Он прибывает на главный корабль, следуя их указаниям. Они все жаждали одного: увидеться вновь с белым братиком Найвсом. Немного пси-воздействия на охрану, и путь Вэша свободен. Никто не мешает ему, когда он подключает к общей цепи лампы сестричек. Одна из них вызвалась стать носителем плода, донором будущей жизни, поделившись частью ядра. В их душах всё ещё теплилась коллективная память о Найвсе. Соединив генераторы, он активирует коллективную волю. Он постарается унять дрожь в руках и не думать о том, что уже видел страшно похожее тогда, в отчаянном сумасшествии коинтеграции. Коллективный разум его вида по частичкам из образов соберёт тело Найвса. Сестриц тут так много, и все они пожелали… Вэш замечает, что у него всё-таки слезятся глаза. Ему отрадно, что их с сёстрами желания настолько слитны, едины… Он опускает рубильник, и на всём корабле гаснет свет. Секунда… Две… Десять… Из темноты проступает фигура. Вэш облизывает пересохшие губы, совершая два неуверенных шага вперёд. Ты ли это уже, старший брат, возомнивший себя некогда богом? Две из пяти лун, дарованных им, проникают в окна, как ключ в замочную скважину. Внутри страшным коршуном кричит-бьётся мысль: зря! зря! что, если всё это было напрасно? Что, если брат… Его хватают за правую руку. (Найвс осознал себя меньше чем за пару минут.) Они молчат, оглушённые многоголосьем сестричек. Затем во тьме — родное, такое знакомое детское: — Вэши… Он стоял напротив и не знал, что сказать. Он не был готов к тому, что его просто… обнимут.

***

— Ты словно феникс, восставший из пепла, — мягко говорит ему Вэш, когда они, обессиленные, опускаются на пол. Колени от счастья не держат Вэша совсем. Ну а Найвс… он ведь только что снова вернулся. Они долго стояли при второй, полной луне. Ещё дольше — изучали знакомые лица друг друга. Эйфория от первой встречи прошла; теперь светловолосый близнец беззвучно плачет у него на плече, смертельной хваткой цепляясь за талию. Вэш на это смеётся. — Тише, тише, братишка. Ей-богу, зачем же меня так сжимать... — Я не ожидал вновь увидеть тебя, — хрипит Найвс. — Скажи… скажи, ещё не всё здесь потеряно? Когда-то в детстве они поклялись друг другу человечеству помогать. Потом, после Падения, были новые клятвы: клятва Найвса — истребить всех людей, клятва Вэша — защитить эту землю. Вэш вздыхает и похлопывает близнеца по щеке. — Больше никаких раздоров и истреблений человечества. Слышишь? Найвс серьёзно кивает, ткнув его носом в плечо. — Обещаю тебе, если ты со мной будешь. — Привяжу к тебе верёвочку и везде буду таскать за собой, — улыбается Вэш. — Конечно, братишка. Всегда вместе будем. Най тихо фыркает ему в основание шеи, сжимает крепче и расслабленно делает выдох. — Давай вернёмся в отсек. Сестрицы нас уже ждут… — Сделав паузу, Вэш поднимается вскоре и протягивает свою руку брату. Найвс задумчиво смотрит на неё — так, словно видит впервые. Проходит секунда, две, три… Он поднимается с пола, прикасаясь холодной ладонью к ободрительному теплу пальцев Вэша. Мелькнуло ли в его взгляде сомнение в тот долгий миг? Вэш не знает этого, когда уводит с собой близнеца. В конце концов важно лишь то, что Найвс всё-таки взял его руку.