before the viperr.

в авто тихо играло радио, а дима жался к двери, к окну прилипнув и кровь с лица вместе с растекшейся от слез косметикой влажными салфетками вытирая. сережа сидел так же к противоположной двери прижавшись и в окно смотря, всё ребра гудящие потирая, по которым его ицков колотил нещадно, пока по лицу получал. было до невыносимого неприятно и неловко рядом друг с другом находиться, но сережа диму бросить не мог, потому что слишком переживал, хоть и злился до сих пор на поступок его пьяный и необдуманный. а диму от тепла в машине развезло еще сильнее, взгляд заметно потупился, настроение до этого перевозбужденное каким-то меланхоличным сменилось, и он неслушающейся рукой в рукав куртки лезет, заживающие порезы расковыривая ногтями накрашенными, все на сережу искося смотря. обидно было до слез, но дима еще как-то сдерживался, давя в себе желание в объятия к дмитриеву лезть, извиняться и в любви клясться, что с каждой секундой и каждой новой мыслью было все сложнее.   — ну чо ты делаешь, а? — сережа поворачивается и диму за руку хватает, которой тот недавние раны освежал.  дима вздрагивает, на руку свою взятую за запястье смотрит, а потом на друга взгляд непонимающий поднимает, а сережа хмурится недовольно.   — прости? — неуверенно, даже с каким-то вопросом, извиняется ицков, снова на руки их смотря. аккуратно запястье высвобождает. — не знаю куда руки деть, — признается светловолосый, на что дмитриев глаза закатывает.  дима хотел снова к окну отвернуться, вот только не успел, как сережа ближе пододвинулся и опять его за руку схватил, на этот раз их ладони сцепая, пальцы переплетая в замочек, чтобы тот нанесением самому себе вреда больше не занимался. сначала старший смущается от такого жеста, а сережа на спинку кресла откидывается и опять отворачивается, фыркнув даже раздраженно как-то. уже потом, осознав ситуацию, ицков улыбается легко, еще ближе пододвигается и голову сереже на плечо кладет, руки не расцепая.   — сереж, — пьяно мурлычет на ухо дима, кажется, совсем забыв про конфликт. — а ты ко мне зайдешь? дмитриев сглатывает нервно, потому что смутила эта ицкова нежность внезапная, неловко это все как-то, еще и таксист на них поглядывал через зеркало заднего вида осуждающе, но диму не отталкивает, чувствуя, как от его прикосновений приятное тепло по всему нутру разливается и злость отпускает.   — а ты типа сам по лестнице до третьего этажа поднимешься? конечно, зайду, не хватало еще, чтобы ты там пёзнулся где-нибудь, — говорит все так же грубо, не поворачиваясь, но у самого все внутри бурлит от чувств противоречивых.  всю дорогу дима так и провисел на плече у младшего, что-то невнятное бормоча переодически и тик токи сереже показывая, которые листал свободной рукой, и которые дмитриев смотрел, конечно по своей воле, хоть и продолжал, скорее только делать вид, что зол ужасно. подъехав к дому нужному, сережа с таксистом попрощался и кое-как пьяного диму из авто вытащил, потому что тот на ногах еле стоял, еще и скользко на улице, а он в нью роках, потому до подъезда пришлось его под руку вести. каждая ступенька на лестнице давалась тяжело, так же, как и найти ключи в сумке и открыть запертую дверь, потому что дома сегодня у димы никого не было. и, будь сереже действительно плевать, он бы оставил все остальное на диму, но он не мог уйти со спокойной душой, когда видел, как для димы проблемно было сначала куртку снять, а сейчас уже разуться.   — блять, сядь уже, дай помогу, — сережа перешагивает через порог дома вслед за димой, что никак не мог обувь скинуть, согнувшись и за стену держась.  сергей дверь за собой закрывает, а дима послушно падает на стул, что в прихожей стоял возле тумбочки. дмитриев на корточки перед димой садится, одной рукой за худую щиколотку берет, а второй массивный ботинок с его ноги снимает, оголяя стопу, одетую в розовый носок с кошачьими мордочками. пока второй ботинок снимал, голову поднял, встречаясь взглядом с серо-зелеными глазами, что смотрели внимательно, не мигая, про такой взгляд, наверное, говорят «словно раздевая». дима руки тянет и лицо сережино в ладони берет, большим пальцем остатки запекшейся кровь с уголка его губ стирая, на что сережа отстраняет моментально, хмуря брови. дима же улыбается и посмеивается, наблюдая, как сережа выпрямляется и руку ему протягивает, чтобы помочь подняться и до комнаты дойти.   — куда идти-то? — спрашивает сережа, потому что первый раз у ицкова дома был, и диму снова под руку берет, чтобы тот не рухнул на пол если что. дима на вопрос не отвечает, а сам сережу вперед тянет, на заплетающихся ногах до крайней по коридору комнаты доходя. в помещение вваливаются, сережа свет включает, осматривается бегло, кучу плакатов на серых стенах замечая и покрывало персиковое на кровати, что сюда не вписывалось совершенно, как и те розовые носки с котятами, на диме надетые.  дима на кровать падает, ноги с края свесив, руки в стороны раскинув. потягивается лениво, после на локтях приподнимаясь и на сережу смотря, что в дверном проеме замер.  — все, дальше сам как-нибудь, — говорит сережа, уже собираясь уйти, но дима садится резко и останавливает его.   — не уходи, — практически скулит жалобно, руки протягивая вперед. сережа смотрит пару секунд, выдыхает тяжело, но подходит и руки ицкову протягивает тоже, а тот их пальцы переплетает.   — сереж, — говорит тихо, шепчет почти, смотря сквозь глаза в самую душу. — прости, пожалуйста… за женю и сиськи ее, — дима говорит серьезно, но такой бред пьяный, что сережа не может не улыбнуться глупости формулировки этого предложения.   — ты тоже прости, что наехал так сразу, — дмитриев улыбается легко, понимая, что злость уже окончательно отпустила. дима кивает, руки их расцепляет и, не с первого раза, бегунок на молнии сережиной куртки пальцами ловит и вниз тянет.   — сереж, — снова зовет ицков, взгляд поднимая и руки убирая от младшего, позволяя тому куртку снять и на пол скинуть у шкафа. — только честно щас, — хмурит брови и вытянутым вверх пальцем указательным в воздухе машет, как бы обозначая важность предстоящего вопроса. — ревнуешь? — смотрит снова глаза в глаза и улыбаться начинает. сережа смутился от вопроса неожиданного, рядом на кровать садится, волосы взъерошивает, после челку назад зачесывая, в сторону смотрит и молчит.   — ну сережа-а-а, — хнычет дима, беря того за запястье руки и в сторону ее отводя, чтобы не мешала, а сам очень неуклюже к младшему на колени лезет.   — дим! — возмущается дмитриев, но не сопротивляется, позволяя однокласснику на нем усесться. — ну чо за пиздец?   — знаешь… — дима, как может аккуратно, убирает отросшие черные кудрявые волосы с сережиных глаз, зачесывая их назад, после лицо его в ладони беря. — пока я пьяный… меня так волнует этот ответ, — томный взгляд зеленых глаз задерживается на чужих губах. — ты будешь со мной?  сережа растерялся моментально, взгляд забегал, руки нерешительно диме на талию кладет, с первоначальной мыслью друга с себя снять.   — дим, ты перепил, может спать уже… — договорить не успевает, потому что старший перебивает.  — ты будешь со мной? — переспрашивает настойчиво, хмурясь. — ты будешь со мной или нет? будь дима в трезвом уме, давно бы уже со стыда сгорел от собственного поведения, убежал бы даже, возможно, но пол-литра водки с соком разбавленных в соотношении два к одному даровали невероятную смелость, от того продолжает пялиться глазами своими выразительными, ответа выжидая и между делом сережины волосы поправляя как-то заботливо. и дмитриев понимает, что дима пьян ужасно, думает, что тот бред несвязный несет, но искренне надеется, что поговорка «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» являлась чистой правдой. долго смотрит и молчит, обдумывая все, вспоминая каждое их взаимодействие и то, как дима смущался всегда от прикосновений, как улыбался лучезарно, как обниматься лез ласково, и понимает, что они оба придурки еще те, неуверенные в себе и испугавшиеся ответственности и осуждения. улыбается и посмеивается, руки обвивает вокруг тощего тела у себя на коленях. в ответ на заданный вопрос кивает утвердительно и вперед поддается, целуя диму в губы пухлые и, такие же как у сережи, разбитые после драки. ицков сквозь поцелуй улыбается, зубами стукаются, но не отстраняются. дима худые пальцы в черных кудрях на сережином затылке путает, вторую руку ему на плечо закинув, позволяет чужому языку по своему нёбу и деснам скользить. сердцебиение разгоняется моментально, целоваться больно, потому что губы разбитые гудят, но и отпускать друг друга не хочется. сережа по чужому языку своим мажет, чувствуя сережку металлическую, даже не замечал, что дима язык проколол недавно. руками под димин свитер забирается, выпирающие ребра пересчитывает и бока оглаживает, после отстраняется, дыша тяжело от возбуждения накатившего.  дима суетливо руками края сережиного свитера на себе хватает, очень неловко вещь с себя снимая, с помощью младшего, потому что почти запутался в ней. сережа бегло его тело забитое татуировками осматривает, будто первый раз видел, и улыбается, наблюдая, как ицковы руки подрагивающие ему под футболку лезут, в попытке раздеть. дмитриев руки его от себя отстраняет и сам раздевается, откидывая вещь в сторону и позволяя старшему по своему обнаженному подтянотому торсу ладонями вести, бедрами елозя на месте, чтобы поближе сесть.  дима снова целоваться лезет, блуждая руками по сережиной спине, бокам и торсу, все ниже ладони опуская, почти в штаны ему залезая, вот только дмитриев его запястья перехватывает и поцелуй прерывает, взгляд опуская, внимание обращая на стояк в диминых черных джинсах, тканью грубой обтянутый. улыбается по-лисьи, губу нижнюю закусывает, бедра ицковы в руках сжимает больно даже, в шею его утыкается, поцелуи мокрые оставляя на коже бледной, от чего дима шею вытягивает под ласки и мычит что-то невнятное на выдохе.   — подожди, — хрипит дима, сережу в грудь ладонями легонько толкая, чтобы тот отстранился.  в сторону тянется, к тумбочке прикроватной, ящик открывает, роется в нем ощутимое количество времени, а сережа его за бедра придерживает, чтобы тот в положении таком висящем не упал. наконец достает тюбик темный, садится ровно, на сережу смотрит смущенно, смазку ему передавая и тут же отворачиваясь. младший тюбик в руке осматривает, уже потом намек понимая.   — уверен? — спрашивает, в сторону лубрикант откладывая пока, ласкаюче по диминой спине водя, а тот кивает, губу закусывая.  дима аккуратно, насколько может, с сережи слезает и на кровать рядом ложится, на локтях выше по постели поднимаясь. сережа улыбается, в момент между ицковых ног раздвинутых усаживаясь. в очередной раз его осматривает, потому что все никак налюбоваться не может, уже после ремень растегивая на нем и джинсы стягивая, оставляя одноклассника в одних боксерах на персиковом покрывале лежать. над тощим телом нависает, губами мажет по подбородку, шее, ключицам и груди, все ниже и ниже спускаясь, дорожку из влажных поцелуев на плоском животе оставляя, останавливаясь у самой резинки белых боксеров. взгляд поднимает на диму, что, голову назад запрокинув, дышал тяжело, и улыбается, снова вверх подтягиваясь. одной рукой о кровать опирается, а второй ладонью димин возбужденный член накрывает, сквозь ткань тонкую лаская, от чего старший скулит и сережины плечи царапает, в спине гнется, целоваться лезет, руки за его спину переводя, вверх перебирая ими и на затылок пятерню кладет, за волосы того оттягивая вверх, чтобы тот голову поднял, прекращая засосы на его шее оставлять. целуются прирывисто, дима сереже прямо в губы стонет, чувствуя, как чужая рука в нижнее белье лезет, вместе с тем стягивая одежду вниз.   — стой, — на выдохе шепчет сергей на самое ухо, чтобы дима его из объятий выпустил, позволяя на колени подняться, и ицков слушается.  дмитриев боксеры со старшего стягивает, а тот стыдливо нижнюю часть лица тыльной стороной ладони прикрывает и голову отворачивает, дыша трудно, от чего грудь вздымалась сильно и часто. тазовые кости выпирали, бедра в порезах заживших, ноги худые и гладкие, бритые недавно совсем, будто. сережа руками по тощим ляжкам проводит, под ягодицы диму хватая и, приподняв, к себе того притягивая ближе. хочется очень много комплиментов сказать, но язык не поворачивается, потому решает оставить все это признания и откровения на потом, а пока смазку, лежавшую недалеко на кровати берет и тюбик открывает. всего через пару мгновений сергей снова сверху нависает, диму в губы целует, невесомо почти, нежно и ласково, а тот мычит болезненно, чувствуя, как тонкие пальцы, холодные от смазки, внутрь толкаются. шипит, губу прикусывает, сережину спину царапает больно до красных полос, а дмитриев терпит, поцелуями мелкими шею и плечо димины покрывая, по щеке губами мажет, что-то нежное на ухо шепчет, успокаивая и отвлекая. болезненные ощущения отпускают быстро, оставляя еле ощутимый дискомфорт, а пальцы внутри по чувствительной точке скользят, и ицков в спине гнется, на самое ухо сереже выдыхая громко, его волосы на затылке в кулаке сжимая.  младший отстраняется, а ицков даже как-то разочарованно выдыхает, кое-как на локтях приподнимается, наблюдая за тем, что сергей делает, а тот шнурок развязывает торопливо и резинку штанов вместе с боксерами вниз спускает, не тратя время на то, чтобы полностью раздеться. на диму смотрит, взглядами на секунду пересекаются и от этого кровь еще сильнее бурлит. дима сам ближе пододвигается, ноги шире разводит и бедра приподнимает, на что дмитриев усмехается, смазку снова в руки беря с кровати… дима был очень узким и горячим, каждый новый толчок бедер отдавался скулижом с его стороны и новыми царапинами на сережином теле. старший гнется в спине, к сережиному торсу своим прижимается, в руках плед персиковый сжимает, на выдохах стонет прирывисто в такт каждому громкому шлепку бедер, вместе с тем, как дмитриев его член в кулак обхватывает, надрачивая. целуются влажно и пошло. в комнате стало жарко до невыносимого, дышать все сложнее, голова даже кружилась слегка, а сердце о грудную клетку колотилось бешено, готовое выскочить вот-вот, но хотелось еще быстрее, хотелось больше, хотелось громче, хотелось ближе. изголодавшиеся друг по другу, не могли полноценно моментом насладиться, все недостаточно было.  дима ноги смыкает у одноклассника за спиной, бедра обхватив и, задыхаясь почти, себе же на живот кончает, имя сережино простанывая еле различимо, от чего у того сердце удар пропускает. освободившейся рукой по постели мечется в поисках диминой, к кровати ее прижимая, пальцы переплетая в замок, сжимая почти до хруста с последним толчком ицково нутро заполняя.  сил не оставалось совершенно, младший рядом с димой на кровать падает, неловко боксеры и штаны натягивая. в потолок смотрит, пытаясь отдышаться, уже потом к диме поворачиваясь, что был растрепан ужасно, покраснел и черный карандаш вокруг глаз потек. подрагивающими руками пунцовое лицо закрывает, дыша так часто, будто кросс пробежал. подняться и сесть удалось с огромным трудом, но ицков справился, на кровати свое нижнее белье находя, потому что неожиданно чувство стыда накрывает за наготу. сергей же на локтях приподнимается, наблюдая внимательно, как тот одевается, с кровати не вставая, и улыбается.   — ну и чо, мы встречаемся теперь типа? — посмеивается с придыханиями, черные волосы назад зачесывая.  — если ты не пожалеешь и завтра не сбежишь… — еле языком ворочая отвечает дима, взятыми с тумбы влажными салфетками для снятия макияжа живот вытирая, после на четвереньки вставая и к сереже подползая, на его бедра садясь сверху, тут же жмурясь и шипя болезненно, потому что таз весь выкручивало.   — ну я ж не ты, — глаза закатывает, все так же улыбаясь. взглядом ицково тело покрытое татуировками и засосами осматривает. знакомая картина.   — иди нахуй, — дима хмурится, кулаками и без того растекшийся макияж глаз растирая. — молчи, пока еще раз тебе не уебал.   — ой-ой-ой, — дразнится сережа, головой качая. — сюда иди, — за руку старшего на себя тянет, а тот ведется и вперед поддается, на дмитриева ложась, голову блондинистую на его грудь кладя и улыбаясь.   — ты мне с восьмого класса нравишься, кстати, знал? — закрыв глаза мямлит свое признание дима, на что сережа удивляется искренне, парня обнимая нежно за талию.   — нет, конечно, — честно отвечает дмитриев, — а говорил, что все это между нами ошибкой было…   — я испугался, придурок, — дима на руках приподнимается, чтобы на собеседника посмотреть недовольно. — ты меня видел? а себя? бог, блять, греческий лежит еще удивляется, почему…   — ой все, дим, — сережа смеется в голос с подобного, видимо, совершенно серьезного наезда.  старший глаза закатывает, но разговор не продолжает, снова на чужую грудь голову кладя, тут же чувствуя поцелуй легкий на макушке.   — завтра поговорим, когда протрезвеешь, — последнее, что сережа говорит, а дима кивает, соглашаясь с этим, потому что правда устал очень.  в комнате тихо становится, сережа слышит, как у димы дыхание все спокойнее и равномернее становится, а в голове мыслей куча. как об этом друзьям рассказать? а родителям? а стоит ли вообще кому-то об их отношениях рассказывать? надолго ли это все или, так, влюбленность мимолетная?.. загадывать не хочется. все, что знает точно — это то, что не жалеет совершенно, что учительскому указу последовал и с димой сел, а не стал избегать его. и учителю истории благодарел очень, что проект затеяла и поленилась на пары разбить учеников по списку. искренне надеется, что наладится все у них, что дима свое самоповреждение закончит, что за голову возьмется, что будут больше времени вместе проводить. сережа улыбается всем этим мыслям, в потолок смотря и димины светлые волосы на затылке перебирая ласкаюче.   — дим? — зовет вполголоса, чтобы, если тот спал, не разбудить.   — м? — полусонно мычит старший.   — я люблю тебя очень.   — и я тебя тоже, сереж.