
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Нецензурная лексика
Повествование от первого лица
Близнецы
Элементы юмора / Элементы стёба
Согласование с каноном
Армия
Элементы драмы
Второстепенные оригинальные персонажи
Смерть второстепенных персонажей
Упоминания насилия
ОЖП
Songfic
Разговоры
Элементы психологии
Ненадежный рассказчик
Повествование от нескольких лиц
Попаданчество
Упоминания смертей
Подростки
Реинкарнация
Семьи
Пираты
Моря / Океаны
Сводные родственники
Описание
Не знаю как, когда и почему... (да меня это, собственно, не очень-то и волнует), но я теперь сестра этого тупого резинового плаксы. Наверное, нужно делать что-то, чтобы изменить канон? Как жаль, что мне откровенно всё равно.
Примечания
А1: Эта ерунда (первая часть / черновик) пришла мне в голову и была написана буквально за полторы недели, где половина времени была потречена на распитие таблеток от кашля и заваривание ромашки.
Уже час ночи, а я пинаю ×уй и выкладываю это, вместо того, чтобы лечиться и/или готовиться к завтрашнему обходу.
Убейте меня :D
***
А1: Никак не связано с сюжетом, но я почему-то продолжаю представлять себе Ригель под песню «Фокусник» Короля и Шута. К чему бы это?
***
В написании работы принимали участие:
А1
Посвящение
Ao3 и Пинтересту за вдохновение
Из пустого в порожнее
07 января 2024, 12:42
Впервые как самостоятельную личность я осознала себя в нежном возрасте пяти лет. Этому, как ни странно, не способствовала какая-нибудь страшная болезнь или случайная черепно-мозговая травма... Ну вы знаете этих попаданцев. Всё случилось очень даже обыденно: я проснулась от того, что кто-то пускает слюни мне в ухо и поняла, что, нет, в последний раз я ложилась спать в полном одиночестве, значит, так, как сейчас, быть определённо не должно.
Пришлось в темпе валься перестраиваться, учиться реагировать на «Ригель» как на своё собственное имя... и постепенно осознавать, что больная фантазия какого-то в дымки укуренного азиата теперь является для меня вполне реальным окружением. Блеск.
Как ни странно, с мыслью о том, что их будущее пиратское величество теперь мне самый близкий кровный родственничек – можно даже сказать, половиночка – свыкнуться было довольно легко. Нет, ну правда, как можно всерьёз воспринималь кого-то, когда ему шесть и он ноет, что не может плавать, потому что вода в глаза попала? Оболдуй, ей богу.
Конечно, не обошлось без всякой неловкой ерунды... Но, дай бог здоровья смотрительнице нашей, Макино, всё было списано на детскую наивность и передающуюся в семье Монки через, судя по тому, что я ещё о каноне помню, поколение ситуационную придурковатость.
Очень удобное оправдание моему внезапно, кхм, другому поведению тоже нашлось прямо под рукой – пьяные посетители деревенского бара, над которым мы с девушкой-женщиной и жили, обычно не стеснялись в выражениях, особенно, если они по профессии были бандиты или пираты там какие-то... Конечно, попервой мне прилетало метлой в руки или лишним дежурством на кухне, но Макино быстро поняла, что это бесполезно, и наказания стали нести чисто символический характер.
Где-то в то же время мне в загребущие детские клешни впервые досталась полная колода карт. Старая, вышорканная, полностью выцветшая, мятая и неопрятная, с в труху разбитыми уголками абсолютно всех карт, и без фирменной коробочки...
Нужно ли говорить, что на тот момент это была самая счастливая находка в моей жизни?
***
Я с горящей ненавистью уставилась на непослушные пухлые придатки, выдающие себя за мои пальцы, и разочарованно повторила разминку гитаристов, чтобы в этот раз уже точно правильно удержать в руках эту дрянную колоду.***
Итак, подготовительный этап пройден. Можно начинать представление... А вот и наша перавя жертва! — Макино? – одна из самых важных составляющая моего гениального плана по привлечению заинтересованной аудитории: невинное детское личико. Наша смотрительница отдыхает за барной стойкой с газетой в руках. Мне ещё только предстоит постичь все нюансы искусства читать эти хитровы*бнутые иероглифы, но это проблема на другой день... — Что такое, Ригель? – Макино тут же переключает всё своё внимание со свежей прессы на меня. В её мягком голосе скользит лёгкое беспокойство, как будто она сию минуту ждёт... не опасности в привычном смысле этого слова... скорее, какой-нибудь поганой неожиданности. Я невинно мигаю своими большими детскими глазками и как бы застенчиво шоркаю ножкой. — Хочешь, я покажу тебе фокус? В пределах собственного разума, называть это убожество фокусом даже язык не поворачивается. Так, разминка. Тест на потенциального, если не волшебника, то банковского автомата. — Конечно! – Макино в восторге ждёт, пока я забираюсь на барный стул и счастливо лезу в карман за колодой, думая про себя, что даже этот совершенно элементарный рассчёт может вызвать несправедливо яркую реакцию здесь, в обыкновенной рыбацкой деревушке на острове в океане, который глушь и захолустье по меркам остального – даже других трёх Синих – мира. — Вот, – отсчитываю на столешнице четыре примерно равные стопки карт и начинаю. Макино с интересом наблюдает за моими действиями, пока совсем не догадываясь, что именно я хочу ей этим показать. Последние карты ложатся поверх оставшихся стопок и я отстраняюсь от своего рабочего поля. — Переверни верхние карты, – прошу. Макино, не без любопытства, подчиняется. Я слышу её непреувеличенно удивлённый вздох, когда все четыре верхние карты оказываются по порядку рассортированными тузами разных мастей. Она улыбается, счастливо и гордо, треплет меня по голове и просит объяснить ей тайну этого трюка. Я с ухмылкой отвечаю стандартным «волшебник не раскрывает своих секретов» и, тасуя колоду, готовлюсь к настоящему фокусу.***
За всё относительно недолгое время моего в этом мире пребывания дедушка – единственный известный кровный родственник – навещал нас только два или три раза. Я плохо помню его визиты, в основном потому что Монки D. Гарп – ураган. Он всегда приходит без предупреждения, проносится через всё, до чего только успевает дотянуться, с такой необузданной силой природы, что в оглушающей после его ухода тишине ты невольно думаешь: «А не приснилось ли мне всё это?» Но кое-что мне всё-таки запомнилось: это был наш с братом первый настоящий выход в море. Дедушка взял нас прокатиться недалеко от причала на вёсельной лодочке. Я сидела тогда у старика на коленях и внимательно смотрела на Луффи – из нас двоих только он пока совсем не умел плавать. Была середина дня, тепло и солнечно. Чистое небо, ленивые чайки то тут, то там... Вокруг нас медленно плыл солёный морской воздух. Мальчик обхватил руками всю переднюю часть лодки с выступающим дурацким завитком (форштевень, как позже объяснил нам дедушка) и заворожённо смотрел куда-то вдаль, за горизонт. У него на лице, в неморгающих и идеально круглых сияющих глазах отражался такой восторг, такой трепет перед бесконечным синим морским пространством, что Гарп, посмеиваясь, указал мне на брата и сказал: «Однажды он точно отправится в плавание. Это взгляд моряка!» Именно этот момент запечатлился в моей памяти сильнее всего, и даже последовавшая за ним лекция об обязательном вступлении в Дозор не испортила его торжественности.***
— Лигель! – мой придурковатый брат, в силу своего возраста ещё не освоивший искусство произношения некоторых букв, прицепился ко мне с искрящимися глазами, стоило мне только заново разобраться со всеми трудностями мелкой маторики и снова научиться некоторым простейшим трюкам. – Покажи фокус! Я раздражённо цикаю, когда карты выскальзывают из моих пухлых детских пальцев и с треском рассыпаются по полу. — Я те чё, клоун? – шиплю я, полностью игнорируя его капризное хныканье. Это проблема. Чтобы вырастить ребёнка нужна деревня, что обычно подразумевает наличие сверстников и выступающих в роли наставников, ответственных взрослых. В деревне Фууша вообще нет детей нашего возраста. Те же, кто постарше, все разъехались по соседним островам или устроились в нижнем городе, чтобы хоть как-то подзаработать. Большинство же взрослых в нашем окружении делятся на три типа. Первые – это те, кто так боится и уважает нашего дедушку, что опасается к нам даже приближаться и драпают со всех ног, стоит хотябы одному из нас только появиться в их поле зрения, коих среди прочих подавляющее большинство. Вторые – те, кто по той же причине потакают любым нашим капризам, какую бы глупую ерунду Луффи у них ни попросил. И третьи – те, кто в силу своей слабости к милым маленьким сорванцам ведут себя так же, как и предыдущие. С таким одноклеточным окружением совершенно естественно, что мой братишка не очень хорошо воспринимает отказ в любой форме... Плюс всё тот же недостаток друзей-сверстников. Несмотря на это он не столько сопливый индюк, который вопит и ноет, пока не добьётся желаемого, сколько шумный и упрямый баран, упорно идущий к намеченной цели, словно ледокол. Мэр жалуется, что это у него гены дедушкины разыгрались. Откуда деревенский старик знает что-то про гены, я предпочитаю не спрашивать. — Ну Лигель! – Луффи капризно хнычет. — Отвяжить, балбес... – колода снова полностью в моих руках, и теперь всё, чего я хочу – это немного тишины. – Смотри, мясо! Наивный балбес тут же бросается в укзанную сторону с восторженным воплем: «Где?!» Чао-какао, малолетка.***
Обдурить деревенскую девушку, да простит меня Макино, и наивного, придурковатого мальчишку – дело нехитрое. Мне нужна публика поопытнее.***
В бар Макино заявились пираты. Обычно это одинаково разнообразные вонючие морские гопники с эго древнеегипетских фараонов и достоинством козявки, которым дела нет до какого-то случайного ребёнка, пока тот по первой просьбе и без нытья сбегает для них за пивом, поэтому я не сильно обращаю на них внимание и продолжаю пытаться повторить трюк с монеткой в исполнении скелетообразного Джека Воробья из, кажется, первого фильма... Но, если так подумать, конкретно эти выглядят знакомо. Кто-то из канона или просто постояльцы? В дверях, счастливый и в припрыжку, появляется Луффи, таща за руку жилистого загорелого молодого человека с копной волос цвета рассвета, огня и крови. На шее у него болтается та самая культовая соломенная шляпа. «А, – понимаю я, с новым знанием оглядывая собравшихся, – Шанкс». Пират следует за братом со смехом, от которого невольно самому хочется расхохотаться во весь голос. Луффи подводит его к барной стойке и сам забирается на стул рядом со мной. — Ригель! – обращается он ко мне. – Это Шанкс, – названный долго переводит взгляд с Луффи на меня, с меня на Луффи, периодически заглядывая в кружку в своих руках, словно пытается разобраться, не двоится ли у него в глазах от алкоголя. Наконец, плюнув на всё, молодой человек весело машет мне рукой, – и он, — с торжеством, восторгом, трепетом и восхищением продолжает братишка, не замечая секундной растерянности своего нового лучшего друга, – пират! — Ух ты, – тяну я, продолжая уделять всё возможное внимание своим рукам, – да что ты говоришь? Такой уж и пират? Луффи, благослови его невинную душу, понятия не имеет, что такое сарказм, поэтому продолжает радостно щебетать: — Ага! Настоящий! Самый пиратистый пират из всех пиратов! Я согласно мычу, когда монетка номиналом десять белли, наконец, совершает полный перекат туда-обратно между фалангами пальцев. Шанкс смеётся и протягивает руку, говорит, рад познакомиться со старшим братом Луффи. Мальчишка возмущается, потому что «мы не знаем, кто из нас на самом деле младше, с чего это все всегда думают, что старшая – Ригель?!» Я в ответ дёргаю пиратского капитана за пальцы. — Ригель, его сестра. Шанкс моргает, но пожимает плечами и продолжает улыбаться-улыбаться-улыбаться, как будто завтра не наступит, будто знает он что-то важное, чего никто не знает больше в целом свете, и оттого ему так весело, словно вся его чёртова жизнь – шутка. «Это моя команда», – говорит он, широким жестом представляя нам с братом людей, таких же шумных и ярких, как их капитан. Пираты Красноволосого это пир и праздник с тысячей танцев и мотивом одной на всех песни, старой, как само море. Это крик, бунт, хор дружно невпопад, где каждый поёт о своей мечте, своей свободе. И Луффи в этом шумном буйстве оттенков цветов и запахов старого дерева, стекла, свечей и соли чувствует себя, как дома. Я вижу это в его глазах, слышу в его словах и смехе. Он всё ещё ребёнок, капризный и глупый, но теперь так легко можно представить его взрослее, таким же громким и ярким на палубе своего корабля и в окружении таких же, как он, безумцев с мечтой и свободой, над которой такие, как я, могут только смеяться, или завидовать. Как будто именно этого не хватало Луффи, чтобы стать по-настоящему целым. Шанкс только смотрит и понимающе улыбается так, словно это насмешливое выражение смирения и жажды пришито намертво к его собственному обветренному лицу, будто все ветры судьбы дуют ему в спину... А мне-то что? Я смеюсь и подпеваю.Йо-хо, громче черти, Что ж нам Дьявол не рад? Йо-хо, прочь от песни, Что поёт вам пират!
***
— Луффи говорит, ты фокусы показываешь? – спрашивает весёлый толстяк Лаки Ру. В ответ – хмыкаю и достаю колоду. Первый, отчасти похожий на тот, что я показывала Макино, только для разогрева. Дальше – больше. Засаленные карты в детских руках трещат, когда я снова и снова мешаю их друг с другом. — Запомни карту. Запомнил? Тогда, говори «стоп» в любом месте, – веду я. Ясопп смеётся и останавливает, где ему вздумается. — Вот она, Пиковая дама, а? Пираты вокруг кричат, как дети, просят продолжать, продолжать. Я отдаю тасовать колоду старпому и в отражении зелёного бутылочного стекла смотрю на свою следующую карту.***
— Всё! – визжит Луффи, цепляясь за борта ветхой рыбацкой лодочки, игнорируя панические причитания старика-моряка, на свою беду разрешившего нам в сопровождении его и пиратов отплыть недалеко от пристани, чтобы научиться основам управления парусной лодкой. – Теперь мы тоже выходим в море! Я сижу на шее Бенна, как очень, очень заморский попугай. Или, если уж на то пошло, обезьянка. — Мы ж на лодке, какое, к чёрту, «выходим»?– ворчу, цепляясь за чужие волосы и воротник. – У неё, что, ноги есть? Бенн беззлобно смеётся в свою сигарету. — По волнам пойдём, глупая! – тарахтит старик с другого конца судёнышка. Пираты с громким хохотом соглашаются. — Ага, Ригель! – тут же поддакивает балбес. – Ты что, глупая?***
Луффи, захлёбываясь и заикаясь, рассказывает нам с Макино душещипательную историю его с лестницей незапланированного противостояния. Как вы можете догадаться по слезам, бьющим из глаз оболтуса фонтанами, и разбитым локтям и коленям, схватку он с треском проиграл. Снова.***
— Ригель! – в отсутствии Шанкса с командой жители Фууши, включая меня, вновь почувствовали на себе всю тяжесть скуки Монки D. Луффи. Помянем наши нервные клетки. Бедные. — Чего тебе? – спрашиваю, потому что без практики мне тоже скучно. — Давай играть в пиратов! – улыбается он. Это не звучало как просьба или предложение, так что выбора у меня практически нет. Я со вздохом следую за Луффи, который восторженно скачет куда-то в случайном направлении, крепко держа меня за руку. — Будешь моим старшим помощником? – спрашивает он, не останавливаясь и не замедляя шаг. — Только на время игры, капитан, – отвечаю я на ходу. Мы долго бегаем между домами, садами, заборами и огородами, пока не подбегаем к какой-то куче ветоши, откуда братишка счастливо выламывает себе прут, который тут же с гордостью объявляет своей пиратской саблей. Я в то же время нахожу палку чуть ниже меня ростом и битый час самыми простыми словами пытаюсь объяснить Луффи концепцию боевого посоха. Следующие несколько дней абсолютно все жители деревни шарахались в стороны, стоило им только завидеть нас на краю улицы.***
— Ригель? – мы сидим между бочек и ящиков на заднем дворе Партис бара, напротив небольшого полудикого садика и размышляем над нашим следующим пиратским приключением. Я держу в руках бумажный кулёк, полный подсолнечных семечек. — Да, капитан? – брат широко улыбается, всегда довольный титулом, пускай он пока и не настоящий. Щёлкаю очередную семечку и бросаю лузгу в сухую, запылённую землю. — Давай заберёмся на самую-самую высокую яблоню и возьмём там для Макино яблоко с самого-самого верха? – с горящими глазами предлагает Луффи, раскачивая ногами взад-вперёд. Я пожимаю плечами и откладываю куль в сторону, чтобы спрыгнуть с бочки. Луффи уже на земле и со всех ног бежит к той самой, «самой-самой» яблоне. — Давай, догоняй! – весело торопит он. – Мы достанем это яблоко! Приказ капитана! И я воодушевлённо лезу за ним на дерево, цепляясь за кору, как маленькая обезьянка, преодолевая ветку за веткой на пути к вершине под шорох листьев, смех и скрип дерева под нашим весом. — Вот оно, Луффи, – указываю на круглый, ярко-рыжий плод с красным боком и остальной бледно-жёлтой кожурой. Мальчик восторженно смеётся и пыхтит от напряжения, пытаясь скорее дотянуться до сокорвища. — Ригель, помоги! – хнычет он, когда я перебираюсь к нему чуть ближе. – Я не достаю! — Подожди ещё чуть-чуть! – отзываюсь, переползая к нему на ветку, и боязливо оглядываю ствол дерева, который теперь скрипит сильнее. — Как нам его достать-то? – Луффи чешет затылок. — Давай я залезу туда, – предлагаю, указывая на ветку чуть ближе к нашему яблоку, чем та, на которой сидим мы, – и наклоню ветку к тебе, а ты сорвёшь его? Он кивает и с сияющими глазами желает мне удачи – я медленно ползу вверх по ветке толщиной с мою руку и очень, очень надеюсь, что скоро это приключение закончится. Луффи стоит наготове, крепко обхватив свою ветку ногами и протягивая к яблоку руку. Я давлю собственным весом на ветку, опуская её в ожидающие объятия брата всё ниже, ниже... — Взял! – ликует Луффи с искрящимися глазами. Я протяжно вздыхаю и медленно сползаю вниз.ТРЕСК.
Корявые гладкие ветки чернеют на фоне бедно-голубого неба, прозрачные мягкие листья кружат в воздухе... Спелые рыжие яблоки шлёпаются о землю с глухим стуком.— РИГЕЛЬ!
***
Я просыпаюсь под звуки криков и бьющегося стекла, доносящиеся из бара, снизу. Что было после моего феерического падения с дерева – понятия не имею, но чувствую себя просто прекрасно, а если судить по внезапной оглушающей тишине, что-то интересное внизу за время моего отсутствия всё-таки произошло. Медленно сползаю с кровати и по чисто вымытым доскам шлёпаю одеваться, потом в ванную, потом... — РИГЕЛЬ! – меня оглушает самый эмоциональный в моей жизни вопль, и чьё-то тело с разбегу врезается мне в... в меня. — Да, привет, тоже рада тебя видеть, – шиплю я с пола под тяжестью сбившего меня Луффи, – и буду очень рада, если ты, чёрт возьми, слезешь с меня и дашь мне возможность дышать! Мальчик в наплыве эмоций совсем ничего не слышит, только продолжает бормотать и всхлипывать, больно сжимая меня в своих объятиях. Я кое-как освобождаю руки, помогаю своему телу занять сидячее положение и размеренно оглядываюсь... узнаю обеспокоенный взгляд Макино, Шанкса у барной стойки и со шваброй, пиратов и всё ещё поскрипывающую дверь в бар. Что-то тут точно было. — ...Ригель? – шмыгает Луффи, – я больше так не буду, ты только не умирай, ладно? — Мгм, – я озадаченно моргаю, – хорошо? О чём он вообще? О яблоне? Так мы ж вместе лезли... С чего это вдруг о смерти? Жутко ведь. — Обещаешь? – он поднимает глаза на меня и смотрит прямо в мои с такой обезоруживающей надеждой... — Я, – поджимаю губы, – сделаю всё возможное. Тогда руки сами тянутся обхватить трясущегося ребёнка за плечи. — У-у, – гудит братишка и прячет лицо в складки моей футболки. Я вздыхаю, крепче сжимая мальчика в своих объятиях. Тишина. Луффи сопит и пускает на меня слюни.— Он спит?! — Ха-ха... — Похоже на то.
***
Уложить Луффи в кровать оказалось целым испытанием. Во-первых, поднимать на руках, вверх по лестнице человечка, примерно равного мне по весу, само по себе сложное занятие. Благо, есть заботливо вьющаяся вокруг Макино, которая очень мне в этом помогла. Во-вторых... Чтож, оказывается, пока я спала, мой эксцентричный идиот съел настоящий дьявольский фрукт, который сделал всё его тело полностью резиновым. Проблема? В порыве эмоций он непроизвольно обмотался вокруг меня руками и ногами так, что на распутывание этого злосчастного клубка ушло добрых полчаса. Опять же, спасибо Макино. В общем, спустились в бар с ней мы уже изрядно уставшие и прямо в ожидающие лапы команды пиратов, которые, как оказалось, помимо закалённых в боях моряков, ещё и ужасные сплетницы.«Нам тут птичка нашептала, что тебе нравится боевой посох?» «Слышал, ты с дерева упала?» «Хочешь быть пиратом вместе с Луффи?»
Все они. Все.***
Отбивалась от них я в общей сложности ещё около часа. Макино в плане количества вопросов повезло больше. Гораздо больше. Доблестно сражалась, надо сказать. Потом не выдержала и спряталась на втором этаже... Там уже, позже, не помню именно, как, оказалась снова в ловушке резиновых конечностей своего придурковатого братишки. Так и уснула, очень надеясь на этот раз не просыпаться от того, что кто-то жуёт моё грёбаное ухо.***
Да уж, следующий денёк выдался напряжённый. Хорошо, что не для меня.***
— Ещё раз повторяю: я не буду резать себя ножом. — Да ладно, брось! Нам нужно доказать Шанксу, что мы сильные и не боимся боли! Или он не возьмёт нас в команду! И вот, дамы и господа, мой прекрасный исекай выливается в спор с семилетним ребёнком о пользе ножевых ранений в организме для поднятия репутации среди пиратов. Блеск. — Луффи, ты редкостный балбес, – я со вздохом возвращаюсь к мытью посуды. – Делай что хочешь, но себя я резать не собираюсь. И проситься в команду Шанкса, если уж на то пошло, тоже не собираюсь. Всё равно ведь не возьмёт. — Бе! – он показал мне язык и убежал на пристань. С ножом. Чистым. Наверное, мне стоит сейчас догонять его с криками «остановись», «положи нож» или «я с тобой»? Как хорошо, что я безответственная сестра.***
Через несколько часов Луффи врывается в нашу комнату сияющий, со свежими стежками на покрасневшей коже под левым глазом.***
— Я стану Королём Пиратов! Что могу тут сказать... Солнце светит, вода мокрая, идиоты неисправимы. — Ну, тогда я стану дозорным чтобы постоянно догонять тебя и бить по голове? – безэнтузиазно пожимаю плечами, потому что в этом глупом разноцветном мире у всех, кто связан с этим солнечным мальчиком, должна быть какая-то цель, а быть морпехом, значит всегда иметь чёткий список обязанностей и кого-то вышестоящего, чтобы слишком много не беспокоиться. – Или что-то вроде того. Луффи смотрит на меня идеально круглыми от ужаса глазами с вилкой, застывшей на полпути ко рту. — Не-е-е-е-ет! – он плачет, потом поправляет сьехавшую на глаза шляпу и снова плачет. – Ригель – предатель! — Что поделать, – пожимаю плечами, – оказывается, я – дедушкина внучка! И, пока мой глупый брат в истерике, я счастливо забираю его еду, потому что быть мудаками – святая обязанность всех старших братьев и сестёр.