Одно сердце на троих

                           Белоснежная полукруглая арка увита крупными бутонами синих роз и светло-голубыми цветками пышной гортензии, а ковровая дорожка, усыпанная белыми лепестками, ведёт прямо к любимому мужчине, в его объятия. В его обитель. Во влюблённых глазах напротив яркими искрами мерцают обожание, восторг, будто скопление звёзд, подобно алмазам, сверкающим в свете ночного неба, а в груди разливается мягкое тепло, благоговейный трепет и волнение, будоражащее быстро бьющееся сердце. Хичоль, выглядящий скромно и утончённо в белом элегантном костюме и красующийся изящными аксессуарами, невинно кусает нижнюю губу и смущённо тупит глаза, как полагается благонравному омеге, впервые вступающему в брак, но которому, как ни крути, не скрыть озорной лучезарной улыбки, сжимая в руках роскошный свадебный букет. У Хосока, облачённого в дорогой чёрный костюм двойку, как у неопытного мальчишки, потеют ладони и в висках стучит от переизбытка эмоций. Хичоль совершенно спокоен, а его альфа — нет.       Вступить в брачный союз — серьёзный шаг. Но не серьёзнее принятия решения завести полноценную семью. Не каждый способен взять на себя ответственность за другого человека, под грудью которого в скором времени забьётся крохотное сердечко маленького чуда. Ведь брак не равно любовный союз, да и хорошее дело браком не назовут. Браки — скоропалительны, поспешны, не всегда обдуманы до мелочей. Зачастую принудительны. А порой строятся на фикции, по расчёту и посему быстро расторгаются.       Единение любящих сердец.       Именно так должен называться счастливый супружеский союз.       Зонтичные соцветия вербены с мелкими цветками нежно-розового окраса украшают собой весь просторный белоснежный зал, оформленный в пастельных тонах. Высокие хрустальные вазы расположены и на мраморных колоннах, и на стойках, и на широких подоконниках панорамных окон, но главное украшение торжества — Хичоль, плавно идущий к алтарю, где его с нетерпением ждут будущий муж и седовласый священник, что вскоре зачитает молитву.       Как мне вас не хватает, преподобный Ли…       Настаёт тот самый момент. Особенно важный для всех брачующихся. Крайне значимый. Незабываемый. Хичоль останавливается совсем рядом, почти плечом к плечу, а Хосок, не веря своему счастью, осторожно берёт возлюбленного за руку, замечая радостный блеск в чужих глазах. В воздухе повисает нечто поистине волшебное, волнующее, захватывающее дух — нечто, что проложит путь в чудесное будущее. В совместное приключение. И кто бы мог подумать, что обычная химическая реакция, принятая называться красиво и священно — любовью — способна подарить самые сильные, мощные, невероятно головокружительные, крепкие чувства?       Поскольку с истинными только так — дико, отчаянно и до безумия.       — Начнём церемонию, — торжественно оглашает священник, призывая всех присутствующих в зале к тишине, после чего приступает зачитывать молитву. — А теперь, попрошу повторить за мной…       И время на миг замирает.                            — Я, Кан Хичоль, беру тебя, Чон Хосока, в свои мужья, чтобы с этого дня быть вместе в богатстве и бедности, в болезни и здравии. Обещаю любить и лелеять тебя, пока смерть не разлучит нас.       — Я, Чон Хосок, прошу тебя, Кан Хичоля, стать моим любимым мужем. Обещаю ценить тебя, как самое большое сокровище в мире, быть с тобой в горе и в радости, в хорошие времена и в плохие, и любить тебя всегда. Я обещаю тебе это от всего моего сердца и души.                            — Чон Хосок, вы произнесли несколько иную клятву, — слегка наклонившись, шёпотом произносит седовласый священник.       — Простите меня, преподобный Юн, — крепче сжимая руку не скрывающего слёз Хичоля, Хосок переводит взгляд на озадаченного священника и продолжает, — но это именно те слова, что мне хотелось произнести моему любимому человеку.       Новоиспечённые молодожёны, скрепив данные друг другу обещания нежным, чувственным поцелуем на глазах многочисленных свидетелей, оборачиваются лицом к залу и встречают одобрительные, восторженные взгляды близких и родных, собравшихся все вместе как одна большая дружная семья.       Нет. Без «как». Они и есть большая дружная семья.       Среди них — именитые Приспешники Дьявола: действующий лидер клуба Ким Намджун, его главный напарник Ким Сокджин и новая молодая кровь, в состав который входят малоизвестные благородные хулиганы и бунтари — Ёнджун, Бомгю и Субин. Рядом с ними — не кто иной, как Чон Чонгук, переписавший историю клуба на свой лад: он больше не в команде, но навсегда останется частью группировки, её основным звеном. Он — достойный сын, прекрасный брат, лучший муж. Он — альфа, теперь уже будущий отец, что обнимает у всех на глазах свою немного располневшую пару, находящуюся на пятом месяце беременности, и гордится ею. Время и вправду быстро летит — не поспеешь, не угонишься. Тэхён ласково поглаживает округлившийся животик и с трепетом глядит то на Чонгука, то на Чонхёна, в один голос с Хосоком произнёсших ему на ухо супружескую клятву. Так странно. Ведь раньше, до встречи с истинными, Тэхён не слышал в ней искренности и особого благоговения. Но сейчас всё по-другому.       Абсолютно всё.       А позади Тэхёна притаились Юнги и Чимин, надеющиеся не привлекать к себе лишнего внимания. Для многих гостей они всё ещё загадочные незнакомцы.       Как только гости оказываются в банкетном зале и разбредаются группками кто куда, Тэхён, чувствуя неутолимый голод, медленно и неповоротливо направляется к первому попавшемуся на глаза фуршетному столику, изобилующему горячими закусками, салатами, овощными канапе и гарнирами — от одного только вида слюнки текут. Вкусности пестрят разнообразием, ароматы то и дело сводят с ума. Тэхён жадно облизывается, гулко сглатывает, выискивает нужное растущему в нём организму лакомство, будто вышедший на охоту ждущий потомство пугливый зверёк, и озадаченно хлопает длинными ресницами, теряясь в раздолье предоставленных блюд.       — Детка, — произносит появившийся рядом Чонгук. — Ты можешь позволить себе всё, что угодно. Зачем выбирать? Может, мне покормить тебя с моих же рук? Как раньше?       — Перекармливаешь меня, Чон? — обиженно дуется Тэхён, скрещивая руки на груди. — Я же совсем растолстею! Ты только глянь — куда мне ещё больше?       — И что? — Чонгук вопросительно вздёргивает бровь. — Я буду любить тебя в любом весе, моя горячая сдобная пышечка. Так бы и съел тебя прямо на этом столе.       — Боже, не надо. И, чтобы ты знал, «чертёнок» мне нравилось куда больше.       — А знаешь, что делают в постели с такими пышечками, как ты? — наклоняясь, шепчет Чонгук прямо в ухо, нарочно обдавая шею горячим дыханием. — Как именно их, неуклюжих и пузатых, берут? Знаешь? Нет. Сначала я хочу увидеть тебя сверху, прыгающем на моём члене, и любоваться тем, как красиво трясётся твоя большая соблазнительная грудь, а после взять тебя сзади, сжать в своих руках округлости твоей сочной задницы, огреть их по очереди и понаблюдать, как они содрогаются от каждого моего смачного, увесистого шлепка. А ещё…       — Хватит, — спохватывается засмущавшийся Тэхён, накрывая ладонями рот Чонгука. — Не здесь, Чон. Пожалуйста, только не здесь. Перестань. Чонхён? Я не понимаю, что на него нашло. Останови его.       — А зачем мне его останавливать, карамелька? — улыбаясь и заговорщически переглядываясь с Чонгуком, Чонхён отправляет в рот кусочек канапе и запивает его красным полусладким вином. — Я согласен с каждым словом моего брата.       — Так вы сговорились, что ли? — начинает возмущаться Тэхён, упирая руки в бока. — Поверить не могу! Двое против одного!       Братья задорно смеются, стукаясь хрустальными бокалами, а Тэхён недовольно хмурится и топает ногой, краем глаза замечая приближающихся к нему элегантно выглядящего в безукоризненном смокинге Юнги и сражающего наповал своей привлекательностью и обаянием Чимина — расцветшего, расправившего исцелённые крылья, ослепительно светящегося от неописуемого счастья и радости.       — Ты изумительно выглядишь, Мин, — с восторгом произносит Тэхён, рассматривая лучшего друга с ног до головы. — А ну-ка покружись.       — А ты ещё изумительнее, — хихикая, отвечает Чимин. — Дай мне тебя обнять. Прости, что так долго не виделись, Вишенка.       — Я всё понимаю, тебе не за что извиняться.       — Юнги-я забирает у меня практически всё время…       — И это прекрасно, Мин, — не позволяя Чимину затеряться в ненужных оправданиях, Тэхён вовремя останавливает его и гладит плечи. — Я наконец-то увидел тебя, преобразившегося, восставшего из пепла. Словно птица Феникс. Большего мне и не надо. Передо мной настоящий Чимин, мой лучший друг детства. А я давно тебя таким не видел. Веришь?       — Верю, Вишенка. Верю, — смущённо отвечает Чимин, опуская глаза вниз. — Беременность тебе к лицу.       — А ты станешь крёстным, — Тэхён потрясает неожиданной новостью, не давая неловкой тишине сгустить тучи и испортить важный для них обоих момент.       — Ч-что?..       — Да-да. Ты всё правильно расслышал. Ты же не откажешься стать ангелом-хранителем для моего малыша?       — Вишенка… — Чимин накрывает пухлые губы маленькой ладошкой, чувствуя на глазах подступающие слёзы. — Сегодня ты сделал меня ещё счастливее! Спасибо. Спасибо тебе за всё, Вишенка!       Внезапно для них двоих в банкетном зале появляются нежданные гости: игривый и взбалмошный Чонин, блистающий в коктейльном брючном костюме, явно вышедший на охоту за очередным несчастным, а рядом с ним — любопытный и внимательный ко всему Унён, направляющийся к удивлённым друзьям с маленьким пухлым ребёнком под ручку и мужем, остающимся на два шага позади.       — Чимин? — недоумевающе произносит Тэхён, незаметно для всех дёргая поражённого друга за рукав.       — Я говорил о свадьбе Хичоля только Унёну, — отмерев, тихо отвечает Чимин. — И то — по секрету. Не думал, что они заявятся сюда без приглашения. Это… это в духе Чонина, никак иначе.       — О, какие люди, вы только посмотрите! Официант, — Чонин изящным движением пальцев забирает с подноса бокал с шампанским и останавливает молоденького альфу, вынуждая того наклониться. — Номерочек свой не забудь мне записать, ага.       — Ты же не собираешься заигрывать с каждым, кто проявит к тебе сегодня внимание? — вмешивается Чимин, выпроваживая оробевшего официанта.       — И я рад вас видеть, — Чонин закатывает глаза, взмахивая рукой. — Чимин-а, а ты прям похорошел — совсем не узнаю своего друга. Тэхён-а…       Совсем ненадолго, буквально на мгновение, Чонин замолкает, не рассматривая беременного Тэхёна от макушки до пят, как делали на протяжении целого дня все остальные, а всматриваясь прямо в раскосые глаза. Он ухмыляется, замечая нечто не особо важное для себя, но важное для Тэхёна. И это нисколько не удивительно. То, к чему всю жизнь стремился Тэхён: дождаться истинного, а не дождавшись, принять свою смерть, ни о чём не сожалея; построить свою семью, а после обзавестись не одним, а несколькими малышами — Чонин никогда не воспринимал всерьёз. И потому усердно избегал всего этого, оставаясь верным свободе и собственным убеждениям, вопреки навязыванию устаревших установок консервативного общества.       — Я поздравляю тебя. Искренне, правда, — наконец с гордо поднятой головой заявляет Чонин. — Ты ведь добился своего: дождался истинного, и не одного, а сразу двух, и теперь несёшь под сердцем маленькую версию себя. Меня это нисколько не умиляет, так как я далёк от всего этого… Поскольку каждый из нас видит счастье по-разному. По-своему. Кто-то — в семье и большом потомстве, а кто-то всю свою жизнь верен свободе. Как я.       — Главное, чтобы это делало тебя счастливым, Чонин, — отвечает Тэхён.       — Я счастлив, Тэхён-а. И рад видеть счастливым тебя.       — А я хочу познакомить вас со своей малышкой, — присоединяется Унён. — Её зовут Харин, и ей всего четыре.       — Вы всё-таки решились на это, — улыбается Чимин, здороваясь со стеснительной девочкой. — Вы такие молодцы. Горжусь вами.       — Мы долго к этому шли, — признаётся Унён. — Увидев её только раз, я понял, что домой без неё не вернусь. Я и жизни без Харин теперь представить не могу.       — Это прекрасно, Унён, — произносит Тэхён, легонько сжимая плечо омеги, ставшего папой.       — А ещё прекрасен тот факт, что сегодня, спустя долгие месяцы, мы наконец-то собрались все вместе, — подытоживает Унён, встречая в ответ согласные кивки. — Как в старые добрые времена.       — Так давайте же оторвёмся, сучки! Юху!       — Нет, Чонин, давай сегодня без «юху».       К наступлению жаркого вечера, когда последние лучи июльского солнца проникают в просторный зал сквозь панорамные окна и очерчиваются на белоснежных стенах красно-бордовыми тенями, Доминант, Скульптор и их слегка подуставший, сонный чертёнок первыми покидают пышное торжество, находящееся в самом разгаре. Выпивка, танцы, веселье — гости пляшут до упаду, уходя в полный отрыв, будто завтра не наступит никогда. Вынужденно оставляя праздных друзей в обществе друг друга, новоиспечённая молодая семья отправляется к себе домой — в огромный особняк Чонхёна, который совсем скоро выставится на продажу.       — В последнее время я очень много думаю, — невзначай, тихо произносит Тэхён, позволяя Чонхёну поудобнее устроиться рядом, снять с него новенькие кроссовки и начать мягко и бережно массировать ступни. — И по какой-то причине я не могу остановить этот навязчивый поток мыслей, всё сильнее тревожащий меня.       — Что тебя тревожит, Тае?       — Мне страшно, — искренне признаётся Тэхён. — Мне так страшно, что наше с вами счастье может в любой момент оборваться.       — Зачем же ты думаешь о таких вещах, любовь моя? — всерьёз изумляется Чонхён, нежно целуя коленку взбудораженного омеги, чтобы только успокоить его.       — Всё слишком идеально. Настолько, что происходящее вокруг меня представляется изощрённой иллюзией, плодом моего взыгравшегося воображения. И кажется, будто я живу в самом прекрасном сне, который вот-вот оборвётся со звонком будильника. И… я снова один. В своей прежней квартире. Раскалывающийся по частям. С кровоточащими ранами под изнывающей от боли грудью. Не знающий вас и никогда не встречавший. Чонхён. Чонгук. Если с нами тремя что-то случится, что-то очень плохое, непоправимое, я хочу, чтобы о нашем малыше позаботились Юнги и Чимин.       — Тае… — вырывается у обескураженного заявлением Чонхёна — он недоумевающе глядит на Чонгука и не находит слов, чувствуя себя сбитым с толку.       — Из них выйдут прекрасные родители! — плачет Тэхён, размазывая горькие слёзы по раскрасневшемуся лицу.       — С нами ничего не случится, чертёнок, — присаживаясь на колени, утешать теперь уже принимается Чонгук. — Мы сами вырастим наших детей, воспитаем как должно, поставим на ноги. Своими глазами увидим их взлёты и падения, будем для них опорой, поддержкой во всём. А потом, настанет момент, и мы уже познакомимся с их парами. Будем присутствовать на свадьбах наших повзрослевших детей, а через какое-то время возьмём на руки их малышей. Наших внуков. Вот о чём ты должен думать, детка.       — Хорошо, — шмыгая мокрым носом, соглашается Тэхён. — Я постараюсь не расстраивать самого себя. И вас тоже.       — Обещаешь?       — Обещаю. Постой… Погоди. Что ты делаешь, Чон? Ты же так сильно пьян!       — А ты прекрасен, чертёнок! А завтра я буду трезвым, а ты по-прежнему будешь прекрасен!       Чонгук расстёгивает блузу и сразу же припадает влажными губами к пышной, соблазнительной груди, вырывая из приоткрывшихся уст Тэхёна громкий, несдержанный стон, и подзывает Чонхёна присоединится к нему, действовать на пару, устроившись позади между послушно разведённых располневших бёдер. И пока Чонгук изнуряет медленными, сладкими пытками и самозабвенно посасывает карамельную кожу вокруг распухших ареолов, Чонхён осыпает мокрыми поцелуями внутреннюю сторону бёдер и поднимается выше… ещё чуточку выше…       И…       — О Боже-е! Да-а!       А ночь, набирая обороты, полная трепетной, беспредельной любви и неутолённой, пылкой страсти, только начинается.

***

      Утро сентября.       Осенняя пора, когда вокруг разлетаются первые пожелтевшие листья, а непоседливая ребятня прыгает по глубоким холодным лужам и пачкает свежевыстиранные одёжки; когда вокруг промелькивают усталые улыбки взрослых, наблюдающих со стороны за беспечными детьми, бегающими друг за другом; когда птицы высоко взлетают ввысь к дождливому небу и исчезают из виду в пасмурных тучах. Печальное хмурое утро отражается в каждом проходящем мимо, но только не на лицах Чонгука и Чонхёна.       Перед тем заехать в купленный совсем недавно новый дом, братья-близнецы заранее выезжают из опустевшего особняка, забирая с собой переполненные всеми необходимыми вещами чемоданы и сумки.       — Тэхён говорит, — открывая багажник машины, Чонгук между делом завязывает разговор, — что чувствует аромат малыша, но не может определиться. Ты знал об этом?       — В смысле? — спрашивает Чонхён, помогая брату выгрузить багаж. — Нет.       — Ну, сначала ему кажется, что он улавливает цитрусовые нотки, вроде лимона или апельсина, а после отчётливо ощущает аромат сладкого сливового джема с ванилью. Довольно-таки странно. Не находишь?       — Чон… — светловолосый альфа резко притормаживает, вынуждает находящегося в замешательстве Чонгука оставить вещи на месте и внимательно посмотреть на него. — Ты, правда, не понимаешь, что это значит?       — Вообще-то, не совсем. Может наш чертёнок всё время голодный и просто хочет есть. Поэтому ему всякое мерещится?       — Дурак ты, Чон. Был бы старше тебя — всучил бы подзатыльник. Наш Тае носит в себе жизни двух малышей.       — Прости… — Чонгук теряется от неожиданности, выпуская из рук громоздкий чемодан, открывшийся прямо посередине двора. — Что? Повтори, Чонхён. Повтори!       — Тебе не послышалось, брат, — со счастливой улыбкой заявляет альфа. — Мы станем отцами либо близнецов, либо двойняшек.       — Офи… Офигеть! — подпрыгивая на месте, Чонгук заграбастывает брата в крепкие объятия, силясь поднять его и закружить, но терпит фиаско. Проделывать такое возможно лишь с Тэхёном, и вот когда Тэхён рассказал о своей беременности Чонгуку… В тот день переполненный эмоциями радостный альфа ни в какую не выпускал омегу из цепких объятий; целовал его, нежил и кружил практически весь день в саду среди белых роз, принадлежащих Чонхёну.       А совсем скоро, когда в новую обитель войдёт и сам Тэхён, он наконец признается самому себе.       Однажды кто-то спросит его: «Как ты думаешь, возможно ли любить двух разных мужчин одинаково сильно, крепко и, к тому же, одновременно? Бред же какой-то. Абсурд». На что Тэхён, не задумываясь, спокойно ответит: «Да, возможно. Поскольку вступить в отношения с двумя альфами вовсе не грех». Ведь нынешний Тэхён, распрощавшийся со старой версией себя, когда-то не верившей во взаимную любовь, отныне свято в неё верит. И в тройной союз, и в любовь на троих. Потому что любить сразу двоих возможно.              Кто бы что ни говорил.