Болтунья

***

      В комнате музыка играет на портативной колонке, а за окном — солнце беспощадное. На кровати, раскидав косметику по периметру всего махрового пледа, сидит Кокона, расчёсывая влажные после душа волосы. Девушка на прогулку собирается, прихорашивается под нудный гундёж лучшего друга. Сону ни сесть, ни встать — он в чёрном кресле-мешке тонет, тыкая пальцами по экрану смартфона.       Они договорились встретиться в доме Коконы, отсидеться и потом пройтись по центру города, может, прикупить что-то. У девушки особо планов нет — просто не хочется париться на втором этаже в доме. А Сону — её хороший компаньон уже как второй год, после того, как они познакомились на стажировке в кофейне. Он на пять лет старше, но разница в возрасте не ощущается, Коконе всё равно: с Сону просто приятно проводить время. Девушка его и с родителями знакомила — правда, те думали, что бойфренда привела, и каково было их огорчение, когда они узнали, что Сону — гей.       Подростковая мечта Коконы о друге-гее сбылась ближе к восемнадцати годам. И она счастлива, ведь меж ними никогда нет напряжения, которое она чувствует по сей день с другими парнями — те просто только в постель хотят заскочить и на первых встречах лезут со слюнявыми поцелуями. Вот доучится она последний год в школе и пошлёт всех к чёрту, поступит в университет с Сону и будет обсуждать с ним каждую суку, на которых парень частенько жалуется.       — Помоги лифак застегнуть, — стонет Кокона, держа тугие лямки, и Сону с мрачным выдохом поднимается.       — Как ты вообще без меня одеваешься? — Сону бухтит и возится с застёжкой, пытаясь стянуть их так, чтобы девушка вскрикнула.       — Тебе напомнить, что полгода назад на тусе у Джея именно я натягивала на тебя пьяного трусы после твоего секса с каким-то чуваком? — Кокона самодовольно усмехается. — Мне было семнадцать, я увидела то, что не должна была видеть своими девственными глазами!       Сону лишь глаза закатывает и сползает с кровати обратно на кресло-мешок. На нём сидеть удобнее, чем рядом с подругой, в щепки разносящей всё из-за неуклюжести. За два года в их жизнях произошло многое, что они со смехом и обидой вспоминают каждый раз. Кокона любит шуточно попрекать, а Сону — обижаться.       — И всё-таки кто кого тогда? — играя бровями, спрашивает она. — О, камон, почему ты не хочешь мне это говорить?       — Скоро твой брат придёт, — перепрыгнув с темы на тему, оповещает Сону, и Кокона охает, взглянув на время в телефоне.       О, как же, она забыла о Ники, который с минуты на минуту должен вернуться с летней подработки. Он её младшенький — родился на десять минут позже, но Кокона на правах старшей сестры дразнит его. С появлением Сону в её жизни они с братом-двойняшкой отдалились: Ники больше зациклился на учёбе и общении с друганами из старшей школы, а Кокона только во внимании Сону. Ей никогда не нравилось общаться со сверстниками, особенно с девушками, которые, по её мнению, похуже крыс.       На лето Ники вовсе решил пропасть с радаров, появляется дома к вечеру или ночует где-попало. А родители не против — их детям уже по восемнадцать, вскоре вообще съедут для учёбы. Кокона хорошо чувствует Ники, и подозрения у неё есть, только о них она говорить не спешит — всё же заботится. Но когда-то момент «х» должен настать, если не сегодня, то завтра или через неделю. Девушка заметно напрягается и наспех накидывает на себя белое ажурное платье, подвязывая его лентой, а после на четвереньках ползёт по полу к шкафу, чтобы отыскать босоножки. Она хочет ещё успеть погреть Ники поесть — то, что мать перед работой готовила.       Кокона с задержкой смотрит на Сону и думает, стоит ли именно с ним обсуждать подобное. Между ними было многое, и она ему доверяет сполна. Ей бы с шутки начать, но она стремается. И когда улавливает ответный взгляд Сону, расслабившегося на кресле, выдыхает. Он всегда выглядит, как при параде, весь из себя ухоженный. Порой она думает: не будь Сону по парням, она бы точно попыталась хотя бы переспать с ним. Такими красавчиками судьба зря не раскидывается.       — Ники на днях спрашивал, какие цветы тебе нравятся, — вполголоса начинает Кокона, засев за туалетным столиком, чтобы собрать густые крашенные в чёрный волосы в высокий хвост. — Он слишком часто начал выдавать что-то такое.       — О, правда? — Сону удивляется и прямо в кресле подкладывает себе под подбородок руку. — Он милый.       — И всё? — глаза закатывает наигранно. — Я думала, ты сейчас скажешь, что мой брат чертовски горяч.       — Он слишком baby для меня, чтобы быть горячим. Скорее, просто тёпленький, — Сону явно издевается над подругой. — Ну, что там насчёт цветов? Ты сказала, что я люблю белые розы?       — То есть, ты серьёзно хочешь цветы от моего брата? — Затянув туже хвост, Кокона перебирается на кровать и берётся за тушь. — Сону! Ты назвал его ребёнком, а сейчас говоришь о том, что не против цветов от него? Почему я, убиваясь из-за отдалённости своего брата, из-за того, что он сохнет по тебе, только сейчас узнаю, что ты, блять, такой же!       — Воу-воу, подруга, полегче, я не сказал, что сохну по нему, — оправдывается Сону, поднявшись с кресла.       То есть, всё время Кокона думала, как поднять тему о влюблённости её брата, а Сону просто отмалчивался. Девушка определенно оскорблена, Сону всегда говорил ей о парнях, которые ему понравились или с которыми, на крайний случай, он хотел переспать. Накрыв голову ладонями, она большими глазами смотрит в строящего из себя невинность друга, и фырчит, как побитая кошка. Сону ещё немного молчит и собирается с мыслями, когда Кокона злится; лучше лишний раз языком не трясти.       — Уму непостижимо… — севшем голосом бормочет Кокона. — Почему ты молчал?       А Сону не знает, как ей ответить.       Когда-то он первым хотел начать этот разговор, но быстро остановил себя. Негоже ему влюбляться в парней, которые младше его. Ники по всем его критериям неидеальный партнёр, конечно, Сону симпатизирует стеснительные или старательные, но не настолько. Он не хочет брать на себя большую ответственность, поэтому отмалчивался и старался о Ники не думать. К тому же, они пересекались не так много, но пару раз Сону удавалось видеть его без футболки или просто в коротких шортах, которые оголяли поджарые ноги.       Ему не нравятся мысли о том, что он потенциально около полугода влюблён в младшего брата своей лучшей подруги, которая сама ещё школьница! Конечно, Кокона не на возраст зрелая, но Ники он не знает — вдруг тот окажется пубертатной язвой или не разобравшимся в себе гетеросексуалом? Сону частенько сталкивается с Ники взглядами, когда они пересекаются на кухне, и ловит тоже немало зырканий в свою сторону.       — Это сложно, мне, блять двадцать четыре… двадцать четыре, Кона, я же всю жизнь повидал, а Ники… — он призадумывается, и Кокона морщится. — Ты думаешь, я прямо-таки ему нравлюсь?       — К чёрту вас, разберётесь сами, как взрослые люди. Просто знай, что Ники — это моя копия, — Сону взнывает, накрыв лицо руками. — Жди свои розы, — девушка усмехается и краем уха слышит шаги. — О…       — Кокона! — в дверь стучат, и она рефлекторно замирает, но к губам подносит пальцы, которыми показывает молчать, хотя сама еле сдерживает смех от абсурда.

***

      И всё же через пару дней вечером Ники обращается к сестре за помощью, сделавшись из зрелого юноши маленьким смущённым мальчиком. Кокона впервые за долгое время чувствует уют рядом с братом, выслушивает его тихие воодушевленные рассказы и планы на ближайшее будущее. Ники приходит вместе со снеками: несколькими пачками чипсов, соленых орешек и апельсиновым соком. От него слышать про влюблённость — что-то неизведанное.       Всё то время, что они были отдалены, Ники, оказывается, ощущал напряжение рядом с Сону и боялся показываться ему на глаза. А Кокона слишком часто приводила его в гости, отчего Ники просто-напросто не выходил из комнаты, а летом вовсе решил сбежать на подработку. Ему всегда хотелось присоединиться и послушать рассказы Сону — о нём он знать большего желал. И на вид парень красивый, телом крепкий и высокий — всего на полтора дюйма выше самого Ники.       Разговор заходит о том, что Ники испытал, когда Сону резко перекрасился из мазутного чёрного в белый. И Кокона подтверждает, что её друг так стал привлекательным. К кромешной ночи они обсуждают то, как Ники признается или хотя бы попробует сблизиться с ним. На удивление, его тоже смущает разница в возрасте. Ведь Сону такой взрослый!       Наутро Кокона звонит и в точности рассказывает Сону обо всём — она не может сдержаться. Ей на душе и за брата радостно, и за лучшего друга. Сону живёт в частном секторе рядом с университетом, в котором учится. Ему родители за хорошую учёбу снимают коттедж, и Ники вечером должен подойти к нему с цветами.       Ники чувствует неуверенность, когда к шести вечера примеряет чёрные джинсы и рубаху, которые ему притащила Кокона. Но ей он целиком доверяет, раз она лучшая подружка Сону. Курьер с цветами подъедет к полседьмого, и Ники стремается. Ему слишком неловко оттого, что он собирается предстать перед предметом своего воздыхания как младшеклассник.       — Если он меня высмеет, то я сброшусь с моста, отвечаю, — неверно бормочет Ники, стоя напротив зеркала в комнате сестры. — Я даже за Рэй так не бегал в средней школе.       — А я тебе говорила, что она дура, — закатывает глаза Кокона. — Может, ты, вон, и тогда был несчастным геем, который пытался внушить себе, что любит девушек. — Она пододвигается к парню и обтряхивает испачкавшийся рукав рубашки.       — Ты драматизируешь. Ты просто ревновала моё внимание, сестрёнка. — Кокона возмущенно воротит голову, но в душе признает: он прав. — К тому же, мы с ней всё ещё общаемся.       — Надеюсь, Сону настолько тебя пленит, что ты забудешь о ней. У него так-то хорошо получается забирать всё внимание, — девушка смотрит на время и ругается. — Тебе пора. Удачи, младший братик, — на удачу по заднице шлёпает.       У Ники уже на лестнице ноги подкашиваются, он слабо ими передвигает до самой двери. Фургончик доставки стоит у ворот, и Ники с опаской к нему подходит, пожилой мужчина курьер ничего не говорит — только забирает деньги. Чтобы собраться с силами, Ники отправляется до кампуса пешком, выветривая напрягшиеся мозги. Сердце у него, конечно, отбивает так, что в груди щемит.       Всю дорогу он думает о том, чтобы развернуться и пойти обратно домой. Но с цветами в руках это будет выглядит жалко. На улице сгущаются тучи, что в прогнозе не было показано, и Ники молится: если хлынет дождь, то он унизится ещё сильнее. Вообще, он мог выбрать другой вариант признания — например, позвать в кафе или в кино. Но с Сону хочется чего-то особенного: подойти под окна и мяукать, как мартовский кот. Ники представляет зрелище и просто жмурится — выхода у него нет никакого. Начатое нужно заканчивать.       Но вспоминая, как Сону улыбается мелочам — банально тому, как Ники пару недель назад по просьбе налил ему кофе, — он чувствует, как скулы сводит. Парень заворачивает к тропинке через центральный парк и пробирается под листвой деревьев. Меньшее, кем он себя ощущает, так это влюблённым идиотом из романтических фильмов. Как Кокона его ещё не высмеяла. Подходя к улице, на которой живёт Сону, Ники боится двигаться дальше.       Коттедж Сону небольшой, но красиво обустроенный. Ники видит его впервые и верит тому, что сестра дала ему правильный адрес. Не может же она так жестоко подставить его. На коже мурашки сбегаются, на улице почти никого нет, за исключением пары старушек, идущих где-то вдалеке. Подойдя к калитке с домофоном, Ники топчется на резиновом коврике, не решаясь позвонить. Страшно ему — до озноба страшно. Он ненароком вспоминает себя лет пять назад, когда бегал за одноклассницей и пытался вывести её на свидания, но даже тогда не было так волнительно.       Честно, ему хочется, чтобы из дома вышла какая-нибудь незнакомая женщина и прогнала его, сказав, что здесь не живёт никакой Сону. Тогда он в печали пойдёт домой, погрустит в комнате и выйдет завтра с опухшим лицом на работу, за что его отругает начальник. Ники теряется в мыслях настолько, что не замечает, как по плечам стекают прозрачные капли дождя. И тучи сгущаются до темноты на небе, а он лишь продолжает топтаться на месте, совсем забыв о том, что у новых домофонов есть камера.       Дождь усиливается, капли барабанят по макушке, и Ники отчаянно накрывает голову пушистым букетом роз. Он достает телефон из кармана и понимает, что впустую с болящим сердцем простоял на улице около часа. Так сильно сдаться Ники ещё никогда не хотел. В голове картинки проскальзывают, как он выбрасывает букет в мусор и уходит, возвращаясь домой промокшим. От обиды на самого себя у него предательски слезятся глаза и дрожат зубы.       — Блядство… — ругается Ники и пытается набрать на влажном экране номер такси; если завтра напрямую он встретится с Сону, то не скроет, почему, как неудачник, стоял. Хотя увидит ли его ещё Сону.       — Эй! Ники, не стой там, заходи, — парню кажется, что голос Сону — всего лишь воображение. Но когда Ники на очередной отклик не сдвигается с коврика, то хозяин дома выглядывает из двери. — Заболеешь!       Оглядевшись, Ники толкает калитку, которую Сону ему открыл, и входит, ворочаясь по каменной тропинке. Его ждут на пороге, укутавшись в одеяло целиком, и Ники стыдно входить, но, чтобы доставлять меньших хлопот, он проходит внутрь дома. В руках — тяжелый букет, который приходится опустить бутонами вниз — пусть вода стекает. Только в коридоре Ники чувствует, насколько вымок под прохладным дождём и как его колошматит.       Сону оживлённо носится вокруг него, накинув на плечи то самое одеяло. Забирает букет и бережно ставит в заготовленную вазу — знал всё-таки о приходе, но ждал первого шага. Ники теперь ему всё больше напоминает ребёнка, но уже потерявшегося, которого он укутывает получше и доводит до гостиной, усадив на диван. Пока Сону молча возится на кухне, вымокший парень обводит взглядом небольшую комнату, подмечая, как в ней уютно. Сону возвращается к нему с кружкой горячего шоколада, которою ставит на стеклянный столик, и садится рядом.       — Прости… прости, что так вышло, — голос Ники охрипший, низкий, и Сону не смеет злиться. — Те цветы… они тебе.       — Знаю я, знаю, — признаётся Сону; не хочется ему во лжи зарываться: Ники жалко, вымок, как щенок, и трясётся.       С минуту они молчат и друг на друга не смотрят, но Сону первым вперёд подаётся и обнимает через одеяло, носом уткнувшись в тёмную влажную макушку. От Ники несёт не дождем, а его фруктовым шампунем, которым единожды мылся Сону, оставшись у подруги на ночёвке.       — Мне звонила Кокона, предупредила. — Сону с сожалением смотрит в глаза. — Я думал, ты зайдёшь и мы поговорим. — Он краем одеяла с лица мягкого стирает капли грязной воды.       — Я слабак, надо было просто куда-нибудь позвать тебя, — с неловкой улыбкой говорит Ники, не может он больше тянуть зрительный контакт с Сону.       Они сидят в обнимку, и Ники к осознанию поздно приходит — лишь к теплу ближе тянется. Сону, не побоявшись простуды, забирается под одеяло, обняв руками за торс, спрятанный под плотной тканью рубашки. Парня от холода трясёт и знобит, но он молчит: опять слабину боится показать. Никто дождя не ожидал и никто не виноват в сложившейся ситуации. Горячий шоколад не успевает остыть, в холодные руки быстрее попадает. Ники впервые пробует что-то, что было сделано Сону, и внутри у него органы крошатся.       — Оставайся сегодня у меня, нам многое ещё нужно обсудить, — Сону больше настаивает, чем предлагает, но Ники и не отказывается.