Парень моего брата

То, что от этого "Олега" будут одни проблемы, Птица понимает в ту самую секунду, как видит его профиль на одном из разворотов Сережиного скетчбука – острые скулы, нос с благородной горбинкой, густые темные волосы и длинные, пушистые, совсем не вяжущиеся с ультимативной мужественностью всего остального образа ресницы. Олег красивый. Птица переворачивает страницу, и Сережа рядом судорожно втягивает носом воздух. Птица хмыкает и легко, чтобы не смазать карандашные линии проводит подушечкой указательного пальца по подтянутым ладным ягодицам. Тут тоже есть на что посмотреть. Широкие сильные плечи, узкая талия, мощные ноги от ушей. Ну прям картинка. Жалко, что только вполоборота, и нельзя увидеть, что там спереди, наверняка тоже все как надо. Хотя всем моделям на этих Сережиных рисовальных курсах вроде выдают какой-то специальный одноразовый носок или что-то такое, чтобы не светили причиндалами на всю аудиторию. Птица переворачивает еще одну страницу, и там уже пейзаж – кусочек парка рядом с Сережиным универом. Потом простенький натюрморт с заварочным чайником и парой чашек с их кухни. Дальше идет акварельный портрет – если бы не волосы до ушей, можно было бы подумать, что "авто-", но Птица узнает себя и на мгновение залипает на глазах в обрамлении тонких рыжеватых ресниц. Он уже два года как носит цветные линзы на постоянку, но Сережа – упертый баран – по-прежнему рисует ему не светло-карие, а голубые, свои. Стоит потянуться к уголку следующей страницы, как Сережа тянется забрать скетчбук. Слишком поздно – Птица успевает первым и снова видит Олега. На этот раз это пара черновых скетчей: Олег смотрит куда-то вперед, видимо, на доску, и задумчиво жует кончик дешевой пластиковой ручки. На втором скетче он уже отнял ручку от губ, повернулся и с лукавой полуулыбкой глядит на заставшего его врасплох на художника. Внутри шевелится ревность, и Птица поджимает губы. – Уже позвал его на свидание? – спрашивает он сухо, возвращая скетчбук Сереже. Тот захлопывает его и торопливо подвигает ближе к себе, будто Птицаа может передумать и отнять обратно. – Не думаю, что он гей, – с откровенным сожалением выдыхает Сережа, краснея и заправляя за ухо выпавшую из пучка прядку. Птица смеется. – Ты пригласил его попозировать на эту вашу арт-ерунду, назвав… как, кстати, напомни, пожалуйста? – конечно, он прекрасно помнит, как Сережа назвал Олега, но смотреть, как он пуще прежнего заливается краской и обиженно сверкает глазами, одно удовольствие. Такое злое, терпкое, ревнивое удовольствие. – Фактурным, – сквозь зубы проговаривает Сережа, и Птица улыбается шире. – Назвав его "фак-тур-ным". И он согласился. Он точно гей. Ну или, как минимум, бишечка. Ну серьезно, быть с такой сочной подтянутой задницей натуралом – преступление против человечества. Да даже если и натурал. Птица мог бы легко это исправить просто Сереже назло: проследил бы за Олегом от универа до какого-нибудь занюханного дешевого бара и поставил бы на колени в сортире буквально одним коктейлем и парой-тройкой своих, не Сережиных, ухмылочек. – Не уверен. Олег, он… – в Сережиных глазах поселяется мечтательный блеск, он так и не заканчивает мысль, только чуть улыбается, и Птица сильнее стискивает зубы. То, что Олег стал Олегом, тоже проблема. Две недели назад он еще был "Волковым", тем странным молчаливым новеньким на потоке, а теперь Птица знает о нем столько, сколько не знает ни об одном своем знакомом. Олег тоже детдомовский, Олег вылетел с третьего курса, отслужил в армии и восстановился, так что ему двадцать три против их с Сережей двадцати одного, в столовой Олег всегда берет отбивную и всегда жалуется, что она суховата. У Олега в отличии от них с Сережей, до сих пор стоящих в очереди на халупу от государства, есть оставленная бабкой квартира, которую он сдает, пока сам живет в общаге. Олег умеет играть на гитаре и даже выступает время от времени на каких-то квартирниках, а вот рисует отвратительно, буквально палка-палка-огуречик, Олег хорош в матанализе и физике, но философия и другая гуманитарка дается ему со скрипом. Олег, Олег, Олег. Птица бы особо не волновался, Сережа личность увлекающаяся и харизматичная, к нему многие тянутся, но вот то, что на последних страницах скетчбука аж четыре портрета Олега против одного-единственного портрета Птицы… В голову лезет воспоминание, как однажды, в восьмом классе, Колька Звонарев попытался влезть между ними с Сережей, а потом отъехал в больничку с открытым переломом, потому что неудачно оступился на лестнице, но Птица задвигает его подальше. Сережа рядом не то мечтательно, не то несчастно, но явно очень напоказ вздыхает. – А даже если и гей. Кто сказал, что я ему понравлюсь? Птица разворачивается на стуле и поднимает голову. Сережа стоит рядом, буквально в полуметре, и так и напрашивается, чтобы его его взяли за запястье и грубо потянули ближе, усаживая на колени. Птица не отказывает себе в этом удовольствии. Сережа упирается для порядка, но так, вполсилы, и Птица с легкостью преодолевает его сопротивление, прекрасно зная, как сильно Сереже такое нравится. – Птиц, не… – лепечет Сережа, но послушно срывается в тихий блаженный выдох, когда Птица поддевает носом его подбородок и приникает губами к красивой длинной шее. – Как ты можешь не понравиться? – шепчет Птица, вбирая в рот кожу у него на горле и совсем легко, не оставляя следов, посасывает. – Ты очень красивый, Сереж. И умный. И офигенно рисуешь. И никакой Олег тебе нахуй не сдался. У тебя ведь есть я. Сережа млеет и обмякает, прижимается ближе. Птица продолжает его целовать и, когда Сережа совсем теряет бдительность, пускает в ход зубы. Сережа вскрикивает, бьется в руках, и Птица почти сразу его отпускает, довольно облизываясь. – Зараза ты! – сердито бурчит Сережа, торопливо сползая с его колен и трогая стремительно наливающийся цветом синяк. Птица только удовлетворенно хмыкает и широко улыбается. Кажется, кое-кому придется посветить на завтрашних парах засосом. А другому кое-кому трижды подумать прежде, чем лезть, куда не надо. *** Если бы Птицу спросили, когда у них с Сережей все началось, он бы, поджав губы и надменно приподняв брови, переспросил "началось что?", потому что, по его мнению, ничего между ними никогда не начиналось. Оно просто было, изначально. Он помнит, как, когда им было по семь, их полгода к ряду водили к школьному психологу, потому что воспиталок до усрачки пугало, что они с Сережей, рассказывая что-то, всегда говорили "я", имея в виду их обоих. Еще их как-то – примерно тогда же, когда водили к психологу на самом деле и по его же совету – попытались расселить по разным комнатам, чтобы помочь "сепарироваться", но Сережа закатил такую истерику, что унимать ее примчался весь педагогический состав, а получилось по итогу все равно только у Птицы. После того случая их оставили в покое. Психолог от них тоже так ничего и не добился, но где-то к четвертому классу "я" само собой трансформировалось в "мы", и воспиталки выдохнули с облегчением. Было время, Птице доставляло невероятное удовольствие представлять, как вытянулись бы их лица, если бы они застукали их с Сережей целующимися в подсобке рядом с девчачьим туалетом на втором этаже. Какой бы ор стоял, как пахло бы в коридорах корвалолом, как Сережу начали бы обходить по еще более широкой дуге. Едва заслышав шум за подпертой шваброй дверью Сережа всегда вздрагивал и пытался отстраниться, а Птицу, наоборот, захлестывало азартом, и он напирал, углубляя поцелуй и перехватывая Сережины руки, чтобы не брыкался. После такого у Сережи стояло только так, и Птица опускался перед ним на колени и брал у него в рот. Тогда это казалось таким естественным и понятным: ну а с кем еще учиться целоваться, дрочить и трахаться? Кто еще будет в буквальном смысле знать тебя, твое тело, твои реакции как свои собственные? Кому не надо даже ничего говорить, а достаточно просто подумать, чтобы синхронизироваться и начать звучать в такт? Птице никогда не нравилось и до сих пор не нравится слово "инцест". Наверное, он просто не воспринимает их с Сережей братьями. Братья это, например, Самойловы, просравшие хорошую группу. Или вон у него на работе есть до зубовного скрежета милая светловолосая Варя, то и дело жалующаяся на непутевую младшую сестру, которая без конца качает права и регулярно доводит их мать до нервного срыва. А они с Сережей… скорее две половинки одного целого, которое когда-то разбилось и так и не срослось обратно. Птица читал как-то, что так бывает: один близнец поглощает в утробе другого и они рождаются вот так, одним человеком. Может, так должно было случиться и с ними, но по какой-то ошибке природы не. Однажды Сережа озвучил ту же мысль ровно теми же словами, и, наверное, это должно было прозвучать жутко, но не прозвучало. Птица привык додумывать, договаривать и доделывать за Сережей. Это работало в обе стороны, и Сережа точно так же додумывал, договаривал и доделывал за него. Периодически они трахались с кем-то на стороне, а пару раз за последние три года пытались типа "разойтись". Инициатором всегда выступал Сережа, с детства грезивший о нормальности, но Птица особо не переживал, потому что всякий раз их любовники оказывались максимум на неделю-две, а они с Сережей возвращались к тому, с чего начали – долгим влажным поцелуям и обжиманиям в горизонтальной плоскости. Олег, чтоб его Волков, заставляет его нервничать всерьез. Поначалу Птица старается на этом не зацикливаться, но потом Сережа не приходит к нему в комнату неделю, две, три. Начинает говорить об Олеге реже, а прикрывать скетчбук ладонью и залипать с дурной влюбленной улыбкой в телефоне – чаще. Птица едва ощутимо вздрагивает всякий раз, когда слышит, как щелкает шпингалет в ванной, хотя от кого тут запираться и прятаться. Если только от себя, Сереж. Внутри медленно, но верно растет темное и злое, Птица давит его в себе, старательно соблюдает выставленные Сережей границы и ждет, что вот сейчас они схлопнутся и все вернется на круги своя. Или сейчас. Или, может быть, завтра. Оно не схлопывается, и однажды Сережа возвращается из универа с совсем уж дурной улыбкой от уха до уха и сгружает на стол пластиковый контейнер, в котором оказывается котлета и щедрая такая порция пюре. Даже холодное оно пахнет восхитительно, и у Птицы тут же урчит в животе. Они с Сережей питаются в основном бомж-пакетами, потому что готовить ни один из них не умеет, а на нормальную доставку у них нет денег – Сережиной повышенной стипендии и зарплаты Птицы хватает на съем более менее приличной хаты и чтобы кое-как не дохнуть от голода. – Нажаловался? – презрительно спрашивает Птица, но Сережа не спешит огрызаться, а только стремительно краснеет. – Не то чтобы прям нажаловался… Котлеты и пюре им хватает на двоих, и Птице приходится признать, что Олег действительно очень вкусно готовит, но кое-что царапает изнутри и не дает всласть насладиться едой: порция всего одна. Раз Олег такой щедрый и внимательный, мог бы положить две. Он бы, наверное, и положил, если бы знал о существовании Птицы. Сережа ему не рассказал. Весь оставшийся вечер и следующее утро Птица пребывает в крайне паршивом настроении, а за полчаса до окончания последней Сережиной пары одевается, берет шлем и спускается к стоящему во дворе байку. Подъехав к универу, он паркуется чуть поодаль, но достаточно близко, чтобы можно было беспрепятственно наблюдать за главным входом, из которого то и дело выбегают группки по пять-семь человек. Сережа показывается только в половину четвертого, и он не один. Птица сразу узнает Олега Волкова – широченный разворот плеч и ноги, которые так славно бы смотрелись на их веснушчатых плечах. Олег с Сережей останавливаются на верхней ступеньке и все никак не могут отлипнуть друг от друга: болтают, смеются, время от времени передавая друг другу большой стакан из какой-то кофейни – видимо, купили один на двоих, чтобы сэкономить. Птица с каким-то мазохистским наслаждением наблюдает за ними минут пять, а потом давит на руль. Мотоцикл протяжно и громко гудит, заставляя всех прохожих в радиусе десяти метров подпрыгнуть и начать озираться. Сережа и Олег тоже вскидывают головы. С такого расстояния не разобрать выражение их лиц, но Птица прекрасно представляет, как Сережа поджимает губы и сердито сверкает глазами. Он отворачивается, что-то говорит к Олегу и неловко замирает, когда тот явно привычно тянется обнять его на прощание. Если бы не шлем, Птица бы показательно сплюнул на асфальт. Сережа сбегает по ступеням и широкими шагами направляется к припаркованному через дорогу от универа байку. Олег смотрит ему вслед, изредка прикладываясь к картонному стаканчику. – Что ты здесь делаешь? – шипит Сережа, когда подходит. Он тут же поднимает сидение и привычно достает запасной шлем. – Приехал забрать любимого брата с учебы, чтобы он не трясся в метро. Кстати, всегда пожалуйста. Птица опускает пластиковое забрало шлема, бросает последний взгляд на Олега, который по-прежнему пялится в их сторону, стоя на ступенях, отлипает от байка и снимает его с подножки. Перекидывает ногу через хромированный корпус, ждет, пока Сережа устроится позади него и обнимет за талию. Сережа явно напряжен, держится на расстоянии, и Птице приходится взять его за сцепленные у него на животе руки и подтянуть вплотную. – Держись нормально, – рявкает он и, когда Сережа все-таки прижимается грудью к спине, дает по газам. Он все еще зол и все еще ревнует, но скорость и ветер быстро делают свое дело. Птица ловко лавирует между машин, а когда они ненадолго выруливает на практически пустой участок дороги, позволяет себе хорошо так разогнаться. Сережа за спиной полностью расслабляется и хохочет. Птица слышит его смех у себя в черепной коробке. В какой-то момент Сережины руки у него на животе напрягаются, и Птица отрывает одну свою от руля, чтобы сжать его ладони, а то с этого идиота станется отпустить и раскинуть руки, как птица. Сережа смеется громче и прижимается ближе. В квартиру они поднимаются оба встрепанные и счастливые. Сережа топает в душ, пока Птица проверяет рабочие чаты и заваривает им лапшу быстрого приготовления, а когда выходит, на губах у него все еще довольная, но как будто чуть виноватая улыбка. – Он позвал меня на свидание в субботу, – говорит Сережа, и Птице приходится приложить недюжинные усилия, чтобы не смахнуть пластиковые боксы на пол и не закатить сцену. *** Вечера субботы он ждет с каким-то нервным колким напряжением. Очень хочется, чтобы Олег оказался тем еще мудаком, чтобы Сережа вернулся домой злой и расстроенный и в красках поведал Птице, как он больше ни за что и никогда. И желательно ни с кем, а не только с Олегом Волковым. Но здравый смысл, основываясь на всем рассказанном Сережей, подсказывает, что такой исход маловероятен. Птица отмахивается от него, позволяя себе наслаждаться несбыточными фантазиями. Сережа уходит из дома в шесть, перед этим долго крутится у зеркала и просит у Птицы любимую золотую подводку. Птица работает сверхурочно, а потом набирает себе ванну с пеной и надолго залипает в телефон и только изредка поднимает пальцами ноги ручку смесителя, чтобы добавить горячей воды и не околеть. Когда слышится скрежет ключа в замочной скважине, он бросает взгляд на время в правом верхнем углу экрана. Девять. "Что, не захотел трахаться в общаге с тараканами?", – собирается крикнуть Птица, но прикусывает язык, потому что из прихожей доносятся шаги двух пар ног и два голоса. Можно разобрать только отдельные слова, но Птица слышит, как Сережа поясняет: – …мой брат, – видимо, на плеск воды из ванной или на стоящие у входа убитые кеды. Сам Сережа едва не вылизывает собственную обувь и трясется над каждой парой, как мать над младенцем. Что отвечает Олег, Птица уже не слышит – голоса удаляются в сторону кухни. Птица валяется еще с полчаса, уже безо всякого удовольствия, потом отжимает волосы, вытирается и шлепает босыми ногами к себе в комнату. Когда он проходит мимо приоткрытой двери на кухню, разговор за ней на секунду смолкает. Птица туда не заглядывает, но перестраивает маршрут и вместо ближайшей двери толкает дальнюю, ведущую в Сережину комнату. Достает из комода мягкие спортивные штаны и натягивает прямо так, на голое, еще чуть влажное тело. Олег ничего не поймет, а вот Сережа почти наверняка взбесится – он терпеть не может, когда Птица берет его вещи без спроса. Футболкой Птица решает пренебречь и идет знакомиться. На подходе к кухне он слышит, как Олег спрашивает: – А где твой брат учится? – и прежде, чем Сережа успеет среагировать, отвечает сам: – А его брат уже все умеет, – и проходит вглубь, к столу, за которым сидят эти голубки, вставая аккурат за Сережиным плечом. Протягивает ладонь для рукопожатия: – Птица. Глаза у Олега, большие, карие, в обрамлении пушистых ресниц, чуть расширяются, и Птица хмыкает. Про брата-то Сережа ему рассказал, пришлось, но, похоже, умолчал про "брата-близнеца". Олег смущенно переводит взгляд с его лица на Сережино и обратно, после чего неловко прокашливается и крепко пожимает протянутую ладонь, чуть приподнявшись со стула. Ты посмотри, какой джентльмен. – Олег Волков, – Птица почти ждет, что он, как и все его новые знакомые спросит, а как его зовут по-настоящему, но Олег только чуть поворачивает руку, в которой все еще зажата Птицына. – Классный маникюр. – Спасибо, – Олег отпускает его руку, Птица широко улыбается и, не удержавшись, проводит ногтями – чуть удлиненный "миндаль", черный гель-лак, любимая классика – по подбородку Сережи. Тут же скользит прикосновением вниз по шее, пока не заправляет выбившийся ярлычок под ворот футболки. Сережа деревенеет, а Олег поспешно отводит взгляд и отпивает чай из пузатой кружки. Правильно, злорадно думает Птица, отходя от Сережи к плите, на которой стоит источающая потрясающий аромат сковорода, дохлебывай и уебывай. Под запотевшей крышкой обнаруживается булькающая белая масса. Птица различает кусочки курицы и порезанные половинками шампиньоны. – Ты смотри, с козырей зашел, – фыркает Птица, возвращая крышку на место. Он оборачивается и поясняет на вопросительный взгляд Олега: – Сережа мне все уши прожжужал о твоих достоинствах. И о том, что ты любишь готовить в том числе. – Птиц! Олег чуть розовеет смуглым скулами. – Присоединишься к нам? – неуверенно спрашивает он, бросая короткий взгляд на Сережу, но Сережа смотрит на Птицу. В его глазах так и читается "только, блять, попробуй", и Птица ухмыляется во все тридцать два и падает на свободный стул. – С превеликим удовольствием! – Оденься хотя бы нормально, – шипит Сережа, продолжая буравить его ненавидящим взглядом, но Птица только отмахивается. – Да что ты там не видел, – бросает он и добавляет после недолгой паузы: – В зеркале, я имею в виду. У них ведь даже пирсинг зеркальный: у Птицы в правом соске, у Сережи – в левом. Олег об этом, конечно, пока не знает, ну упс, небольшой спойлер, надеюсь, он не испортит удовольствие от просмотра. Ревность сама собой трансформируется в приятный азарт. Птица переводит взгляд на Олега, и тот поспешно отводит свой. – Так что ты там умеешь? – спрашивает он, пытаясь заполнить неловкую паузу. – Где работаешь, чем занимаешься? Птица коротко рассказывает про свою работу – проджект-менеджер в крупной компании на удаленке, ничего интересного – и вскользь упоминает проект, над которым они с Сережей работают последний год. Птица менеджерит, генерирует идеи и продумывает логику, Сережа – складывает это все в лаконичные строчки кода. Олег кивает, явно что-то уже слышал от Сережи, и Птицу снова подзуживает изнутри колким приятным собственничеством. Беседа идет складная, но довольно обезличенная: о районе, в котором у них квартира, о трудностях общажной жизни, о лютующих преподах в универе. Потом Олег раскладывает по тарелкам пасту с курицей и грибами в сливочном соусе и достает из пакета пару бутылок хорошего сидра и банку дешевого пива для себя. Сережа, небось, когда они ходили по магазину, и внимания не обратил на его выбор, слишком привык получать все самое лучшее по умолчанию, а вот Птица замечает и хмыкает себе под нос, открывая свою бутылку. Паста оказывается отменная, сидр вкусный. Сережа привычно хмелеет с пары глотков и, когда они заканчивают с едой, идет за своим ноутбуком, чтобы показать Олегу их детище. – Мне надо минут пять-десять, чтобы все развернуть и запустить, – поясняет он, и Олег кивает в сторону приоткрытой двери на балкон. – Я тогда покурю? Сережа угукает, уже вовсю тарабаня по клавиатуре. Олег поднимается со стула, идет на балкон, и Птица идет следом за ним. Прикрывает дверь, чтобы в квартиру не тянуло дымом, прикуривает от любезно протянутой Олегом зиппы и с блаженным стоном затягивается. Несколько секунд они с Олегом стоят молча, глядя во двор, а потом Олег говорит многозначительное: – Ну? – и Птица поднимает на него глаза, выпуская из сложенных трубочкой губ дым. – Что "ну"? Олег пожимает плечами и тоже выпускает дым. Он стоит теперь, облокотившись о перила, полностью расслабленный и довольный жизнью, и это одновременно злит и располагает к себе. Хоть бы нервничал для приличия. – Будет лекция на тему "только попробуй его обидеть, и я тебе руки оторву и в жопу запихаю"? От тебя так и прет вайбами старшего брата. Птица чуть удивленно хмыкает. – Я и есть старший брат, – говорит он и поясняет, когда Олег вопросительно приподнимает брови: – на семнадцать минут. Олег смеется. – Серый говорил, что он… то есть вы попали в детдом, когда вам было два. – Допустим. – Тогда откуда инфа про семнадцать минут? Птица физически ощущает, как вытягивается его собственное лицо, и торопливо затягивается. – Пизданешь ему, я тебе руки оторву и в жопу засуну, – обещает он, и Олег вдруг хохочет, запрокидывая голову. Птица на доли секунды залипает на его красивую шею, но тут же отвешивает себе мысленную оплеуху. Они еще пару минут стоят молча, потом Олег кивает на едва различимый в тусклом фонарном свете силуэт мотоцикла. – Классный байк. Сам собирал? На кухню они возвращаются, активно споря о движках и достаточном для хорошей жизни количестве лошадиных сил. Сережа поднимает на них глаза, и возможно Птице только чудится в них отголосок его собственной жгучей ревности. – Я развернул проект, все еще хочешь посмотреть? – чуть напряженно спрашивает он Олега. – Конечно! – с искренним энтузиазмом отзывается Олег и подтягивает стул, чтобы сесть рядом с Сережей и видеть происходящее на экране. Взгляд Сережиных глаз теплеет, и следующие полчаса он активно рассказывает, что и как у них с Птицей будет работать, что уже работает, а что надо допилить. Олег кивает в нужных местах, задает уточняющие вопросы, восхищается, когда Сережа нехотя показывает что-то и говорит "а вот это идея Птица" – в общем, ведет себя, как и положено вести себя хорошему парню на первом свидании. Когда часы показывают половину двенадцатого, Олег начинает собираться. Птица пожимает ему руку и берется за мытье посуды, благородно позволяя Сереже проводить гостя самостоятельно. За шумом воды не разобрать, о чем они разговаривают, а Птица слишком уважает себя, чтобы убавлять напор и прислушиваться. Входная дверь хлопает только минут через десять, Птица как раз заканчивает со сковородой и вытирает руки полотенцем, стоя посреди кухни. Сережа возвращается и встает в дверном проеме, сложив руки на груди и сердито поджав губы. Птица откровенно пялится на них, пытаясь понять, это ему только кажется или они действительно чуть покраснели и опухли. – Ну и что это было? – с наездом спрашивает Сережа. – Ему понравился мой маникюр и мой байк… – с ухмылкой отзывается Птица. – А еще твой брат! – …на что поспорим, что я трахну его первым? Глаза Сережи вспыхивают нехорошим, злым, все еще чуточку пьяным блеском. Ноздри раздуваются. Он решительно шагает вперед и с силой толкает Птицу в грудь. Птица послушно отступает, упираясь бедрами в край кухонной стойки. Сережа совсем близко и так и пышет праведным возмущением. – Только попробуй, – шипит он. Птица провокационно облизывает губы и чуть подается бедрами вперед, задевая Сережины. Если взялся выставлять собственные личные границы, Птенчик, то и чужие изволь уважать. А то некрасиво выходит, то, се, двойные стандарты. Сережа резко выдыхает и, наверное, будь он трезвым, уже отстранился бы. Но сейчас реакции у него замедленные, движения тягучие, да и не хочет он отстраняться, пусть сколько угодно себе врет, но Птица-то знает его, как облупленного. – И что будет? – насмешливо уточняет Птица. – Да не доставайся же ты никому? Как со Звонарем в восьмом классе? Сережа дергается, как от пощечины, приподнимает верхнюю губу, словно вот-вот зарычит, и подается навстречу первым. Птица ловит его на середины движения, тут же кусает в губы и толкает в рот язык. Сережа всхлипывает и голодно отвечает на поцелуй, закидывая руки ему на шею. Птица старательно не думает, не думает, не думает о том, что на вкус он как дешевое пиво и крепкие сигареты. Сам он в отличие от Олега курит тонкие ментоловые. *** Все воскресенье, а потом еще и понедельник со вторником Сережа показательно дуется и обходит Птицу по дуге. Это непросто, учитывая метраж квартиры, но Сережа явно старается, и Птица засчитывает ему за это пару дополнительных очков. В универ Сережа таскает водолазки с высоким горлом, потому что той ночью Птица, пользуясь случаем, здорово разукрасил ему шею и плечи. – Урод, – буркнул он следующим утром, глядя в зеркало, пока они толкались у раковины и чистили зубы. – Да ладно, Птенчик, не будь к себе так строг, по-моему, ты очень даже ничего, – мурлыкнул Птица, поддев носом Сережино ухо, и схлопотал вполне заслуженный, но от этого не менее болезненный тычок под ребра. Во вторник Сережа возвращается с учебы чуть позже обычного и в крайне задумчивом настроении. Птица не задает вопросов, а только грызет черствый пряник, запивая его водой прямо из графина. Чайные пакетики кончились, а идти в магазин было лень. Сережа, не дождавшись расспросов, раскалывается сам: – Олег зовет в кино в пятницу. Птица отламывает – по-другому не скажешь – зубами очередной кусок пряника. – Ага?.. – Просил спросить, на каком ряду ему лучше взять билеты, чтобы нам с тобой было удобно. Сережа сверлит его обиженным взглядом, и Птица еле удерживается от того, чтобы не расплыться в широченной довольной улыбке. – Если ты сейчас скажешь что-нибудь про "места для поцелуев", я тебя ебну, – предупреждает Сережа. Птица поднимает руки в камитулирующем жесте, а потом тянется за еще одним пряником. Ряд Олег в итоге выбирает десятый, ровно посередине зала, хотя, наверное, можно было вообще с эти не заморачиваться – помимо них троих желающих посмотреть трешовый ужастик раз два и обчелся. Олег платил за билеты, так что Птица покупает им большущее ведро попкорна, которое оказывается на коленях у Олега, сидящего между Сережей и Птицей. Птица чувствует себя в гребанных Сумерках, как когда Беллу позвали на свидание сразу два парня, ни один из которых не был Эдвардом Калленом, но в каком-то смысле это даже весело, так что он задвигает рефлексию подальше и велит себе наслаждаться происходящим. Фильм оказывается совсем не страшным, а еще нелогичным до откровенной тупизны, и почти весь сеанс они втроем ржут и спорят, кого бы из них сожрали первым, окажись они на месте главных героев. Приходят к выводу, что это скорее они сожрали бы совсем не впечатляющую монстрятину, и снова ржут. Только в один момент Птица напрягается и с шумом втягивает воздух носом, вжимаясь в спинку кресла: на экране одна за другой влетают в закрытое окно, а потом, окровавленные и изломанные, падают на землю четыре вороны. Когда мочат людей или даже песиков-котиков ему плевать, в отличие от Сережи, он даже любит и искренне наслаждается откровенной кровавой трешаниной. А вот птицы, особенно мертвые, всегда заставляют его нервничать. Когда-то, когда им было по пять и Сережа сутками напролет залипал в красочную энциклопедию про Древнюю Грецию, Птица сидел с совсем другой книжкой – тоже иллюстрированной и очень яркой. На ее страницах рассказывалось про разные виды птиц: их ареалы обитания, пищевые привычки и дальность перелетов – последнее восхищало Птицу особенно сильно. Сережа утверждает, что именно тогда он и стал "Птицей", а он не спорит, потому что и сам не помнит, в какой именно момент перестал откликаться на данное при рождении имя, а стал исключительно на Сережино "Птиц". – Ты в порядке? – тихо спрашивает Олег, наклоняясь к его уху, и Птица вздрагивает, чувствуя вдруг сильное раздражение от того, что его застали врасплох. – В полном, – шипит он, отстраняясь. Олег не кажется оскорбленным или удивленным, только возвращается в исходное положение и подвигает ближе к Птице ополовиненное ведро попкорна. Птица загребает щедрую горсть, сразу сует пару штук в рот и возвращает все внимание на экран. Мертвых птиц больше не показывают. После сеанса можно было бы позвать Олега в гости, но они с Сережей на байке, третьего взять не могут, так что прощаются у кинотеатра, всласть обсосав косточки режиссеру, монтажеру и с особым тщанием – сценаристу. Олег целует Сережу в щеку, а потом поворачивается к Птице, стоящему, засунув руки глубоко в карманы, и выжидающе глядящему ему прямо в глаза. Птица почти ждет, что тоже удостоится короткого неловкого чмока, но Олег тушуется и только скомканно благодарит за вечер. В сумерках особо не разглядеть, но Птица знает, что он покраснел. – По-моему, ему хотелось, – задумчиво говорит Сережа уже дома. Он не уточняет, чего именно там хотелось Олегу, но Птица и сам понимает. – Ага, – просто отвечает он, – по-моему, тоже. Уже засыпая, Птица проверяет телефон и обнаруживает, что его добавили в чат на троих с несуразным волчьим мемом вместо аватарки. Так-то это кринж, конечно, но Птица слишком сонный и довольный – мем кажется ему охуеть каким смешным. *** Они начинают переписываться и видеться чуть ли не через день. То смотрят кино у них с Сережей дома, то гуляют после Птицыной работы, то заваливаются в кальянную, в которой Олег подрабатывает администратором – по будням ближе к закрытию, когда народа в зале почти не остается, он умудряется пробивать им какую-то баснословную скидку в пятьдесят процентов. Как-то раз Олег зовет их в бар посмотреть свое выступление. Птица с Сережей приходят, когда зал уже почти полный, и садятся за единственный свободный столик у двери в туалет. Олег выходит на сцену вторым после какой-то совершенно невнятной, страшно фальшивящей мадам, садится на высокий табурет, закидывает ногу на ногу и устраивает гитару на бедре. Перебирает струны, прокашливается и начинает играть. Болтовня в зале потихоньку смолкает, и, когда Олег подает голос, все присутствующие не сводят с него глаз. У Олега оказывается очень приятный низкий, как будто бархатный голос. Сначала он исполняет что-то то ли не очень известное, то ли и вовсе авторское, потом переключается на рок-классику, и вот уже весь зал горланит вместе с ним "полковника", "романс" и "как на войне". Олег входит в раж и становится даже красивей, чем обычно – раскрасневшийся, встрепанный, почти безумный от внимания и драйва. Птица скашивает взгляд и совсем не удивляется, когда видит, что Сережа торопливо чиркает в своем скетчбуке, закусив нижнюю губу и то и дело поглядывая на сцену. Олега долго не хотят отпускать, дважды вызывают на бис, а потом, когда он все же спускается в зал, организаторы выступления предлагают всем присутствующим взять паузу и пиво на баре – видимо, прекрасно понимают, что, кто бы ни вышел на сцену после Олега, должного интереса и обожания он не удостоится. Сережа, оставив скетчбук на столе, сбегает в туалет. Птица ради интереса пролистывает пару последних страниц и с удивлением обнаруживает себя и Олега соседствующими на одном листе: там два скетча, на одном Олег едва не прижимается губами к микрофону и так и пышет какой-то невероятной, бьющей через край энергией, а на втором запечатлен уже он сам, подавшийся вперед и жадно смотрящий куда-то вдаль. Птица взвинченно хмыкает и захлопывает скетчбук. Как раз вовремя, потому что в следующую секунду его обнимают со спины, прижимают к себе и крепко целуют в макушку. – Спасибо, что пришел, – запыханно шепчет Олег ему в волосы, и Птица на секунду деревенеет, а потом начинает хохотать. – Осечка! – радостно говорит он и вовсю смакует напряжение, тут же сковывающее стоящего за ним Олега. Олег неловко отстраняется. Птица поворачивается на стуле, чтобы всласть насладиться ужасом на его лице. – Не переживай, мы сами иногда путаемся, – деланно беззаботно бросает он и подмигивает Олегу, с каждой секундой выглядящему все более и более растерянным и смущенным. Сережа, когда возвращается из уборной, так их и застает и, сколько ни требует объяснений, получает в ответ только невнятный бубнеж Олега и довольный Птицын оскал. – Идиоты, – беззлобно выдыхает Сережа, поняв, что так ничего и не добьется, и отвешивает Птице легкий подзатыльник. Птица ловит движение, тут же притирается к ладони, и Сережа по привычке задерживает прикосновение, запуская пальцы ему в волосы. Когда спохватывается и отнимает руку, уже поздно: Олег, конечно, все видел. А Птица видел, что Олег видел. И еще сглотнул и мазнул языком по губам прежде, чем отвернуться. Птице не то, чтобы прям понравилось, но… Блять, ладно, ладно, Птице в принципе нравится дразнить Олега, то и дело вторгаясь в Сережино личное пространство. Даже не смотря на то – а скорее и вовсе "благодаря тому" – что очень скоро он понимает, что с Олегом это работает совсем не так, как с остальными. Случай в баре становится лишь одним подтверждением Птицыной теории из многих. Обычно, когда видят их с Сережей на расстоянии вытянутой руки или даже меньше, люди отводят глаза и начинают ощутимо нервничать, хотя, конечно, Птица никогда не делает ничего такого. Просто подходит слишком близко, или говорит что-то на ухо, или невзначай касается Сережиной талии. Наверное, люди просто на каком-то особом уровне чувствуют интимность, какой не должно быть между сиблингами и которой они не должны были стать свидетелями. Олег поначалу тоже вздрагивает и отводит взгляд, но совсем скоро начинает, наоборот, залипать. Однажды, когда они сидят втроем на кухне и Сережа быстро строчит что-то из забытой домашки на листе А4, Птица почти без задней мысли заправляет ему за ухо прядь волос, чтобы не мешалась, поднимает голову и видит Олега, пялящегося на них во все глаза. Поймав Птицын взгляд, Олег сглатывает, отчего на его красивой шее дергается кадык. После нескольких бесконечных секунд игры в гляделки Птица мажет языком по приоткрытым губам, и только тогда Олег отмирает и отлипает. Сердце Птицы частит, а Сережа, вроде как увлеченный своей писаниной, вскидывается и переводит с одного на другого непонимающий взгляд. Олегу нравится за ними наблюдать, с каким-то злорадным азартом осознает Птица, причем нравится в очень определенном смысле. Сережа, конечно, наотрез отказывается это обсуждать и даже просто затрагивать эту тему в разговоре, но он ведь тоже не слепой. Просто иногда очень правдоподобно притворяется. *** Ситуация становится совсем щекотливой, когда в одну из пятниц Олег зовет их на студенческую вписку. Птица отказывается, потому как не слишком любит шумные пьяные столпотворения – квартирник в баре не в счет, квартирник Птице очень даже понравился, – а вот Сережа соглашается и весь вечер крутится перед зеркалом. В отличие от Птицы он все старшие классы с плохо скрываемой завистью смотрел в сторону так называемых "крутых компаний". Их обоих не особо любили ни в детдоме, ни в школе: Птицу откровенно побаивались, Сережу презирали за идеальную успеваемость и так и сквозящую в каждом его движении и слове высокомерность. Что ни говори, а дети очень хорошо чувствуют, когда кто-то – оправданно или нет – считает себя лучше других. Сережу не трогали, потому как знали, что любому, кто обидит брата, Птица устроит очень веселую жизнь, но обходили десятой дорогой. Ничего удивительного, что, расправив крылышки, а потом получив протекцию Олега и приглашение на Самую Крутую Вечеринку, он загорелся этой идеей. – В рубашке не слишком формально будет? – нервно спрашивает Сережа, поворачиваясь то так, то эдак. Птица валяется на его кровати в окружении, кажется, всего Сережиной гардероба, который тот уже трижды перемерил и трижды же забраковал. Он отрывается от книжки, поднимает голову и окидывает брата цепким оценивающим взглядом: темно-зеленая рубашка Сереже очень идет и выгодно подчеркивает ярко-рыжие волосы, но действительно выглядит слишком официально как для попойки. – Всему тебя учить надо, – вздыхает Птица и лениво поднимается на ноги. Подходит к Сереже, разворачивает его лицом к себе и сначала расстегивает пару верхних пуговиц, открывая взгляду ключицы, а потом закатывает рукава почти до локтей. Образ все еще остается довольно элегантным, но теперь так и сквозит небрежностью. – Теперь лучше. Он разворачивает Сережу обратно к зеркалу, и тот задумчиво жует губами. – Уверен? – Если не веришь мне, давай спросим у Олега? – с насмешкой предлагает Птица. Сережа едва ощутимо дергается, но Птица крепко прижимает его к себе, надавив предплечьем на горло, и Сережа послушно замирает, позволяя ему устроить подбородок у себя на плече, щелкнуть их обоих в зеркале и отправить фотку с припиской "как тебе? Сережа переживает, что выглядит слишком официально" в общий чат. Сообщение сразу оказывается прочитано, сверху высвечивается "Олег Волков печатает…" Печатает, печатает, печатает. "В самый раз", – приходит короткий ответ, и Птица хмыкает. Сереже, кажется, тоже интересно, что это там такое Олег понапечатал и стер, но вслух он не признается. Птица не настаивает и не драконит его – Сережа и так слишком взволнован "выходом в свет". Пусть хоть немного успокоится. Проводив Сережу, Птица возвращается к книге. Вечер проходит спокойно и размеренно, и Птица только изредка отвлекается на фотки с места событий и голосовые в общем чате. В одном из них, присланном примерно в половину одиннадцатого, Сережа пьяно тянет: – Тут а-а-афигенно! – и на фоне слышится звон бокалов, чья-то речь и смех Олега, так близко, будто бы он стоит вплотную к Сереже, пока тот записывает сообщение. Изнутри собирается кольнуть уже подзабытой за два месяца общения ревностью, но не успевает, потому что из динамика раздается голос уже Олега: – Да, Птичка, тут классно, но очень тебя не хватает. Птица хмурится и блокирует экран телефона. Какая он, нахер, "Птичка"? Но, что не хватает, это приятно, да. После этого сообщения фотки, видео и аудио сыпятся бесконечным потоком. Вот Олег с очень сосредоточенным лицом играет на гитаре, вот у Сережи в руках бокал с чем-то ярко-оранжевым, вот общий план – все сидят, болтают, пьют. Фотографии становятся все более смазанными, Сережин голос все более пьяным, а в какой-то момент в чате случается затишье. Птица выжидает полчаса, потом начинает нервничать и набирает Сережу. Абонент не абонент. Изнутри скребется тревогой, и Птица, поторговавшись с собой, делает то, чего раньше никогда не делал – первым звонит Олегу. Гудок, гудок, гудок. Олег отвечает после седьмого, когда Птицу уже сметает с кровати в прихожую, и он почти сует ноги в кеды. – Извини, телефон долго не мог найти, – чуть задыхаясь, говорит Олег, и Птица чувствует, как леденеют внутренности. Они трахаются, понимает он вдруг, но не чувствует ни злости, ни отвращения. Только какую-то колкую, детскую обиду. Наверное, заперлись в родительской спальне хозяина вечеринки, и… – Серый, блять, да сядь ты нормально, – рявкает Олег в сторону, и вот теперь да, теперь Птица зол. А еще напуган до усрачки. С Сережей всегда так – Птице хватает буквально одной секунды, чтобы переключиться на него с чего угодно. Чтобы разогнать себя с нуля до максимума, нужна еще одна. – Насколько он пьян? – цедит Птица сквозь зубы. Молись, Волков, чтобы недостаточно, чтобы это считалось попыткой изнасилования. Я тебя не только руки оторву и в жопу запихаю, я тебя со свету сживу, я… – Сильно, – выдыхает Олег в трубку и прежде, чем Птица, умирая от страха и ненависти, успевает мысленно разделать его на маленькие-маленькие кусочки, добавляет. – Мы уже в такси. Я привезу его домой, а то он двух слов связать не может, – блять? – Хей? Ты еще тут? – Тут, – после долгой паузы отзывается Птица. Сердце колотится как сумасшедшее, но уже беспрепятственно, больше нет ощущения, как будто его с силой сжали в горсти и так и держат. Птица длинно выдыхает через нос. – Олег? – Да? – Спасибо. Олег понимающе хмыкает. Птица отключается первым. Он все еще на взводе, все еще напряжен и идет поставить чайник, вымыть пару болтающихся в раковине кружек, умыться – что угодно, только бы не расхаживать взад-вперед по коридору как беспокойная мамаша. Ключ поворачивается в замочной скважине минут через десять-пятнадцать после их с Олегом разговора. Птица не отказывает себе в удовольствии встать в ведущем на кухню дверном проеме и сложить руки на груди. Так и жжет язык насмешливое "явились!", но Птица его проглатывает, потому что Сережа лыбится как придурошный и в самом деле еле стоит на ногах – Олег буквально затаскивает его на себе. – Привет, – неуверенно говорит Олег, встречаясь взглядом с Птицей. Он тоже не трезв, но по сравнению с Сережей – как стеклышко. За спиной у него болтается гитара в чехле. – Пти-и-иц! – радостно тянет Сережа и, кое-как стащив перекинутую через плечи Олега руку, качается вперед. Птица моментально подается навстречу и подхватывает его, чтобы не навернулся. Под подбородок тут же упирается холодный нос. Сережа сладко вздыхает. – Ты вкусно пахнешь. Птица бросает короткий взгляд поверх его плеча, но Олег никак не реагирует, только мнется в дверях, явно неуверенный, что делать дальше. На часах уже начало второго, ближайшая станция метро закрыта, а Олег и так потратился на такси, чтобы привезти Сережу через полгорода домой. – Зайдешь? – нехотя предлагает Птица, на автомате помогая брату выпутаться из рукавов пальто. Сережа чересчур тактильный и ласковый, так и тянется за Птицыными руками, и в любой другой день Птица с удовольствием подхватил бы эту игру, чтобы посмотреть на реакцию Олега. Но сейчас все происходящее ощущается слишком интимно и неправильно. Сережа пьян, и играть на нервах Олега за его счет все равно, что бить лежачего. Никакого спортивного интереса. – Можешь остаться на ночь, все равно метро уже не работает. Лицо Олега светлеет, он с готовностью стягивает гитарный чехол, куртку и ботинки. Птица тем временем помогает разуться Сереже и заталкивает его, слабо сопротивляющегося, в ванную. Убеждается, что Сережа не навернется на ровном месте, и идет на кухню, чтобы вытащить из верхнего шкафчика ополовиненную бутылку Джеймесона – он слишком трезв для этого дерьма. Прихватив пару бокалов и еще бутылку колы, идет в коридор и кивает Олегу на дверь своей спальни – все равно гостиной у них как таковой нет, а Сережина кровать все еще представляет из себя филиал модного приговора. Пусть сам все это разгребает, с некоторой мстительностью думает Птица, забираясь с ногами на заправленную постель. Олег присаживается на край и с интересом смотрит, как он отвинчивает жестяную крышечку. – Ну, рассказывай, – велит Птица, вручая ему один бокал и на глаз намешивая виски-колу. Себе делает послабее – он, конечно, улетает не так быстро, как Сережа, но тело и генетика у них все-таки одни на двоих. Олег отпивает получившийся коктейль, уважительно хмыкает и приступает. По его словам выходит, что вечеринка была довольно славная, но не так, чтобы прямо огонь. По-настоящему интересные истории можно по пальцам одной руки пересчитать, и они все коротенькие – буквально на пару тройку предложений. Птица пьет, без особого интереса слушая, как Женька с потока перепутал свою девушку с чужой, но так ловко выкрутился, что не только до драки не дошло, а они еще и уехали на такси все вчетвером. – И как это можно перепутать своего партнера с кем-то, ага, – тянет Птица, делая еще один глоток, и Олег вдруг неопределенно, но очень однозначно хмыкает. Алкоголь дает в голову неожиданно быстро и уже сквозь легкую дымку Птица вспоминает, что последний раз они с Сережей ели еще за пару часов до его отъезда. Еще через пол-коктейля за неплотно прикрытой дверью раздаются влажные шаги. Сережа сначала шлепает мимо, но, обнаружив свою спальню пустой, возвращается и, чуть пошатываясь, вырисовывается на пороге. Он переоделся в домашние штаны и мятую льняную рубашку на пуговицах и как будто чуточку посвежел. Над съехавшим вбок воротничком темнеет небольшой засос. Птица в последнее время ему не оставлял. Они уже три недели как не трахаются, но сейчас мысль об этом не вызывает привычной тупой злости. Олег, сидящий на кровати, подогнув под себя одну ногу, красивый и разморенный алкоголем и долгим вечером. Наверное, если бы Птице на самом деле, а не только в его фантазиях что-то светило, он бы тоже потерпел месяц-другой целибата. – Продолжение банкета? – довольно выдыхает Сережа, после чего подходит к кровати и буквально валится на нее, тут же подтягивая ноги и устраивая голову у Птицы на коленях. Птица едва успевает увести из зоны поражения свой стакан, в котором опасно плещется виски-кола. Сережа тянет было руку и обиженно пищит, когда Птица легонько шлепает его по пальцам и залпом допивает остатки. Олег тут же тянется к бутылке, чтобы повторить, и Птица не возражает. Сережа, чуть запинаясь, пересказывает ту ж самую историю про Женьку, но в его устах она обрастает гораздо большим количеством пикантных подробностей и домыслов, получается буквально сюжет для какого-нибудь скандального ток-шоу, и Птица с Олегом хохочут под аккомпанемент непонимающего обиженного сопения у Птицы с колен. Дальше еще много болтают, пока не приканчивают бутылку – Олег рассказывает довольно забавные армейские байки, расспрашивает про их с Сережей проект, в какой-то момент они чуть было не скатываются в классическую пьяную философию жизни. Птица хихикает и поясняет на вопросительный взгляд Олега: – А Сережа говорил, у тебя с гуманитарными науками туго. Брови Олег ползут выше и вкупе с пьяным взглядом это выглядит несколько комично, даже утрированно, но в каком-то смысле мило. Птица охренеть, как пьян. – Так, наверное, дело в компании, – Олег протягивает бокал, легонько ударяет краем о край Птицыного и отпивает. Сережа почти все время молчит и только слушает их треп. Птица решил бы, что он заснул, если бы Сережа не начинал тереться виском о его бедро всякий раз, когда Птица забывался и переставал рассеянно чесать его за ухом, как огромного, наглого, пьяного кота. Олег тихонько смеется, когда Сережа издает требовательный звук, и Птица с деланно страдальческим вздохом запускает пальцы ему в волосы и массирует ногтями кожу головы. Не удержавшись, Птица легонько усиливает хватку и тянет. Сережа сладко всхлипывает, жмурится, шепчет "б-блять", и Птица замирает, задержав дыхание. Член в мягких спортивных штанах твердеет, а Сережа елозит щекой прямо по чувствительной головке, и. Олег громко, с присвистом выдыхает. Когда Птица поднимает взгляд, он смотрит на них во все глаза. – Нравится? – глухо спрашивает Птица, имея в виду, конечно, Сережу. – Нравится, – тихо отзывается Олег, имея в виду, конечно… Птица не знает, что он имеет в виду. В горле вмиг становится сухо. Несколько секунд они с Олегом смотрят друг другу в глаза, а потом Олег подается вперед, преодолевая разделяющее их расстояние, и берет Птицу за подбородок. Их губы всего в паре сантиметров друг от друга, пьяное горячее дыхание смешивается. У Птицы вдоль позвончника скатывается волна мурашек. – Я тебя поцелую, – как будто не спрашивает, а предупреждает Олег. Птица облизывается и чуть вздергивает верхнюю губу. – Рискни. Олег накрывает его рот своим, тут же пытается протолкнуть горячий влажный язык между губ, но Птица успевает первым: кусается и, когда Олег ахает от боли, легко перехватывает контроль. Олег удивленно стонет, но тут же с жадностью отвечает. Он горячий, сладкий, как кола, умелый и отзывчивый, и Птица тонет в их поцелуе. Черт, он ведь даже и не вспомнит, когда в последний раз целовал кого-то, кто не Сережа. Кого-то, кто жестче, напористей, кому можно запустить пальцы в волосы и сжать, не контролируя силу. Олег всхлипывает, потом рычит и кусает Птицу за нижнюю губу. Они сталкиваются зубами и языками, вылизывают друг другу рты и отстраняются, только когда перестает хватать воздуха. Смотрят друг на друга, и Птица чувствует себя примерно настолько же охуевшим, каким Олег выглядит. – Эй-й, – раздается снизу, и момент лопается как мыльный пузырь. Птица и Олег синхронно вздрагивают и опускают головы. Сереже чуть сдвинулся и теперь смотрит на них снизу вверх, глаза у него большие-пребольшие, блестящие и все еще пьяные. Хотя и не такие, как когда Олег его только привел. Кажется, пока Птица и Олег пили, а Сережа – не, они все втроем умудрились более менее выровняться. Сережа хлопает ресницами и облизывает губы. – А как же я? Его неумолимо тянет наверх, в положение сидя, и Птица аккуратно придерживает его за плечи на случай, если у Сережи закружится голова. Он бросает взгляд на Олега, тот чувствует и поворачивает голову, встречаясь с Птицей глазами. Губы у него припухли от поцелуя и чуть приоткрыты, волосы растрепались, глаза блестят. – Можно? – спрашивает Олег беззвучно, и у Птицы что-то сладко екает внутри от того, что вот теперь Олег спрашивает его разрешения. Да, Волков, ты все правильно чувствуешь, даже жутко немного становится и хочется встряхнуться, сбрасывая с себя очередную порцию мурашек. – Можно, – так же одними губами отзывается Птица, и Олег берет Сережу за подбородок ровно так, как пару минут назад взял его самого, тянет на себя и целует. Сережа тут же отзывается, открывая рот шире, пуская внутрь язык Олега, сладко стонет и прикрывает глаза. Он почти всегда так делает, если только Птица не раздраконит его на жесткий секс: трепещет ресницами, нежно мычит и так и льнет к рукам. Птица облизывает пересохшие губы и как завороженный наблюдает за тем, как Сережа и Олег двигаются, как их тянет друг к другу, как они совпадают – как два кусочка мозаики. Изнутри колет какой-то неизбывной знакомой тоской, но она не отрезвляет, а наоборот, придает происходящему объема. В комнате тихо и слышно только сбитое дыхание Птицы и звуки, с которыми Олег целует Сережу. Не желая так долго оставаться в стороне, Птица придвигается ближе, просовывает между ними руку и опускает Олегу на член. Уже твердый. Птица ухмыляется и ощутимо сжимает пальцы. Олег всхлипывает Сереже в рот, и спустя пару секунд они отстраняются друг от друга. Тяжело дышат, переглядываются между собой и с Птицей, снова между собой. Когда Олег смотрит на Птицу во второй раз, Птица уже знает, что будет дальше. – Скажи вслух, – велит он, и у Олега дергается кадык и член. Птица немного усиливает хватку. – Теперь ваша очередь, – почти беззвучно выдыхает Олег, и большего Птице и не надо. Он, с нажимом огладив напоследок, убирает руку с его паха, берет Сережино лицо в ладони и разворачивает его лицо к себе. Гладит скулы и виски, и Сережа тут же плавится и сбивается с дыхания. – Хочешь, чтобы я тебя поцеловал? – едва ворочая языком, спрашивает Птица, и Сережа тут же выдыхает: – Да. – Хочешь, чтобы Олег смотрел? – Д-да. – Блять, – шипит совсем близко Олег, как будто им обоим прямо на ухо, они с Сережей синхронно вздрагивают, Птица смеется и, подавшись вперед, прячет улыбку в поцелуе. С Сережей он нежнее чем с Олегом – гладит его по лицу, вылизывает горячую изнанку рта, почти не напирает. Сережа благодарно скулит ему в рот, приглашающе приоткрывает губы, придвигается ближе всем телом, и в какой-то момент они оба встают на кровати на колени и льнут друг к другу бедрами и животами. Птица слышит на периферии чужое сбитое дыхание, потом – как вжикает молния. – Тц! – выдыхает он, с трудом отрываясь от Сережи и скашивая взгляд на Олега. – Не так быстро, Волков. Приподнимись. Сережа обиженно скулит и елозит губами по шее Птицы, выпрашивая еще поцелуев и ласки. Толкается бедрами, трется пахом, и его член, спрятанный всего лишь под мягкой тканью домашних штанов, а не грубой джинсой, Птица чувствует куда отчетливей. Олег облизывается и слушается, тоже становясь на колени. Птица немного смещается, разворачивает Сережу спиной к Олегу и несильно толкает. Сережа охает от удивления, но Олег схватывает на лету и ловит его, прижимая спиной к своей груди. Они с Птицей начинают одновременно: Олег берется за нижнюю пуговицу, Птица – за верхнюю. Сережа понимает, что они делают, и рвано выдыхает, выгибается весь навстречу прикосновениям. Расправившись с двумя верхними пуговицами, Птица тянет ворот рубашки вниз и прижимается губами к Сережиной шее. Оставляет засос – не поверх того, что уже несколько часов принадлежит Олегу, а рядом. Сережа всхлипывает, пытается подкинуть бедра, но Олег обнимает его за талию и крепче прижимает к себе. – Тише, – шепчет он, – тише, хороший. От этого его шепота Птицу простреливает возбуждением вдоль всего позвоночника. Он мычит в Сережину шею, целует, кусает еще, а потом чувствует прикосновение к волосам, отрывается и целует уже Олега – прямо поверх Сережиного плеча. Не отрываясь от его губ, Олег медленно, но верно, на ощупь, расправляется с оставшимися пуговицами, и Птица, кое-как разорвав поцелуй, стягивает с Сережи рубашку. Не до конца – оставляет ее болтаться на запястьях, скручивает узлом, фиксируя руки за спиной. Просит Олега: – Прижми к себе его локти, – и Сережа издает тихий удивленный звук и чуть дергается. – Слушай, я не… – неуверенно начинает Олег, но Птица только смеется и не дает ему договорить. – Ему так нравится. Да, Птенчик? Сережа тут же торопливо кивает. – Вслух, малыш. – Д-да. – Нравится, когда я тебя связываю? – продолжает Птица шепотом, почти касаясь губами губ Олега. Олег судорожно втягивает воздух и сглатывает. – Да. – Нравится, что Олег будет тебя держать, пока я буду тебе сосать? Они стонут совершенно синхронно – Олег и Сережа, и на секунду Птице кажется, что их всегда было трое. Сережа дергается, пытаясь прижаться к нему обнаженной грудью, но Олег не дает, втискивает его в себя, и Птица удовлетворенно курлычет и целует его в награду. Он немного отстраняется, отодвигается к краю кровати, манит Олега за собой, и тот послушно следует за ним, по прежнему удерживая Сережу крепко прижатым к груди. Птица сползает на пол, встает на колени. Олег садится на край и кое-как помогает Сереже устроиться на своих бедрах. Птица проходится руками по Сережиной груди, задевает пальцами колечко в соске, ведет прикосновение ниже, пока не доходит до живота и не подцепляет резинку штанов. Тянет ее вниз, и Сережа чуть приподнимается, позволяя себя раздеть. Олег приникает поцелуем к его шее, и Сережу выламывает на нем от удовольствия. Его налитой член прижимается к животу, пачкая кожу прозрачной смазкой. Птица подхватывает одно Сережино колено, потом другое, приподнимает и разводит их в стороны, так, чтобы они оказались по разные стороны от колен Олега. Олег снова подхватывает мысль и движение, разводит ноги в стороны. Сережа оказывается распят на нем, обездвиженный и абсолютно обнаженный. Он весь горячий и влажный, дышит тяжело и с присвистом, скулит в ответ на каждое прикосновение. Теперь уже Олег трогает свободной рукой его соски, сжимает, выкручивает, и Сережа хнычет и мечется на нем. – Красивый, правда? – хрипло выдыхает Птица, глядя на Олега снизу вверх. Олег ловит его взгляд поверх Сережиного плеча, поправляет: – Красивые, – и Птица, напоказ облизнувшись, берет Сережин член у основания и тянет налитую розовую головку себе в рот. Посасывает ее, мыча от удовольствия и не отрывая глаз от Олега, и тот тоже смотрит, смотрит, смотрит в ответ. Толкается, отчего Сережа подается вперед вместе с ним. Птица берет глубже, до середины, и принимается сосать всерьез. Все сливается в бесконечную череду стонов, хрипов и толчков. Мир схлопывается оставляя в фокусе их троих. Приятную солоноватую тяжесть на языке, возбуждение, дыхание Олега. Когда Сережа начинает дрожать и заполошно метаться, Олег оглаживает его губы кончиками пальцев, толкается между ними, тут же подстраиваясь под Птицын ритм. Птица этого не видит, но чувствует. Чувствует пальцы Олега, его поцелуи в плечо, мурашки, совсем скорый оргазм. Он торопливо просовывает ладонь себе в штаны, обхватывает собственный член и начинает дрочить. Они кончают с Сережей одновременно, как бывает почти всегда, Сережа кричит, и его крик множится у Птицы в голове, звучит долго-долго, даже когда Птица выпускает обмякший Сережин член изо рта и тяжело опускается на пятки, пытаясь отдышаться. – Блять, – говорит Олег, и Птица точно знает, что он тоже кончил вместе с ними. – Блять, – соглашается он. На душ нет никаких сил. Желания тоже маловато, так что Птица позволяет Олегу сначала уложить Сережу, а потом затащить на кровать и его. Олег целует Птицу в губы, вылизывает рот, собирая языком остатки Сережиного вкуса. – Пиздец вы, конечно, – хрипит Олег, когда они отрываются друг от друга. Он падает на спину и повторяет, бездумно глядя в потолок: – Просто пиздец. Птица сдавленно смеется. Сережа тут же заползает на Олега, устраивая тяжелую сонную голову у него на плече. Птице только и остается, что занять второе. *** Утро начинается с головной боли, адского сушняка и Сережиных волос, лезущих в рот, нос и куда только не. Птица кое-как продирает глаза и пробует пошевелиться. Сережа рядом тоже шевелится, притирается задницей к бедру, и Птица кое-как отодвигается от него – голого и жаркого. В комнате душно и стоит специфический запах, какой бывает после особо бурных попоек. В кровати они с Сережей одни, и в отличие от Сережи Птица наполовину одет. Джинсы вчера ночью он кое-как стянул, а вот липкие трусы и вымокшая от пота футболка остались на нем. Гадость. Птица морщится и с тихим недовольным стоном скатывается с постели. – Птиц? – сквозь сон неуверенно зовет Сережа, но и на это Птица только морщится. Настроение, как бывает всегда, когда он спит меньше восьми часов подряд, просто отвратное. Вчера они угомонились к четырем, уснули примерно в половину пятого, а сейчас, вон, только одиннадцать. – Нет, блин, Олег твой злоебучий, – шипит Птица вполголоса, чтобы не разбудить Сережу окончательно и не обречь себя на незавидную участь наблюдать собственное крайне довольное и заспанное лицо. Кстати, об Олеге… Птица оглядывает комнату, но не обнаруживает ни чужого телефона, ни вещей. Стаканы и бутылка с прикроватной тумбочки тоже куда-то подевались. Внутренний голос гаденько советует проверить, на месте ли их с Сережей ноутбуки, но каждый шаг отдается новой вспышкой головной боли, так что Птица решает не размениваться на дополнительные метры. Он кое-как ковыляет до окна, открывает его, чтобы проветрить комнату, и идет в коридор. Проходя мимо кухни, замирает, потому что слышит какой-то посторонний звук. Взгляд тут же скользит ко входной двери: гитара, куртка и ботинки Олега тут как тут. От того, чтобы прямо сейчас пойти разбираться и напоминать, что метро уже много часов как открылось, Птицу останавливает только нестерпимая потребность отлить, так что он ныряет в ванную и плотно прикрывает за собой дверь. Душ и чистка зубов, после которой Птица жадно хлебает холодную воду прямо из-под крана, помогают более менее прийти в себя. Головная боль отступает, жизнь сразу становится сильно легче, а вот настроение улучшаться не спешит. Птица сжимает зубы, когда открывает стиральную машину, чтобы закинуть туда свои шмотки, и вдруг обнаруживает уже болтающиеся в барабане джинсы Олега. Он с силой захлопывает пластиковую дверцу и, обмотав бедра полотенцем, выходит обратно в коридор. Шмотки Олега все еще на месте – было бы странно на самом деле, если б не – а сам он находится у плиты на кухне. Птица против воли тут же облизывает его широкую обнаженную спину, низко сидящие на бедрах – Сережины! – штаны и босые ступни. Олег стоит, уперевшись одной в голень второй ноги, как какой-нибудь сраный йог, и, кажется, печет блинчики. По крайней мере, пахнет именно ими. У Птицы голодно урчит в животе. – Доброе утро, Птиц, – не оборачиваясь, говорит Олег, и то, что он узнал его по шагам, или дыханию, или черт знает чему еще, неожиданно злит. Птица все еще помнит, что они теперь вроде как друзья и отлично провели вчера ночью время – забудешь тут, как же – но… Черт. Он сам не может себе объяснить, отчего так сильно бесится. Олег уже украл у него достаточно. Олег не свалил с первыми лучами солнца, получив, что хотел. Олег готовит Сереже сраные блины. А еще утро, похмелье и гребанные шесть часов сна в непроветренной комнате. – Хочешь прикол? – хрипло спрашивает Птица, шагая в кухню. Олег чуть напрягается в ответ на тон, но тут же расслабляет плечи и оборачивается через плечо, налив на сковороду очередную порцию теста. – Конечно. Он улыбается, но только губами, а смотрит внимательно и цепко. Птица сжимает рот в тонкую полосу и чуть вздергивает подбородок. – Когда мы учились в восьмом классе, к нам прицепился один пацан. Очень уж хотел подружиться с одним из нас. – С тобой? – спрашивает Олег, склонив голову чуть набок. Птица дергается, застигнутый врасплох, и делает еще один шаг вглубь кухни. – Да. – И что с ним случилось? – Сережа столкнул его с лестницы, – криво улыбается Птица. Олег снимает со сковороды блин, шлепает его на тарелку поверх уже достаточно высокой ароматной горки, выключает плиту и полностью поворачивается. Между ними оказывается чуть меньше метра свободного пространства. Олег улыбается Птице в ответ. – Открытый перелом, заикаться и хромать только к выпуску перестал. Олег хмыкает. На его лице не отпечатывается ни ужаса, ни даже смятения, и Птица шумно выдыхает носом, понятия не имея, что чувствует по этому поводу. Должно быть не так. Олег должен испугаться, свинтить и больше никогда не появляться в их жизни. Нельзя, чтобы он остался. Сережа привыкнет, а Птице, когда Олег наиграется в тройничок, разгребать. И Сережу, и самого себя. – И?.. – Если ты вздумаешь лезть между нами… – Птица оставляет угрозу недосказанной, а Олег… Олег вдруг смеется. – По-моему, вчера вы оба были не против, что я "влез между вами". – Ты понял, о чем я. Несколько секунд они буравят друг друга взглядами, а потом Олег хмыкает, облизывает губы и тянется себе за спину, чтобы взять пластиковую плошку. Проводит пальцем по стенке, собирая остатки теста, сует его себе в рот. – Ты всегда по утрам такой злой или только с похмелья? – буднично спрашивает он, и Птица вздрагивает и моргает от неожиданности. Олег снова собирает на указательный палец чуть-чуть теста, подносит к губам, но пока не слизывает. Птицу качает ему навстречу, он преодолевает разделяющее их расстояние в полшага, и они с Олегом оказываются стоящими почти вплотную. – Или когда голодный? – Олег склоняет голову чуть набок и касается подушечкой пальца его рта. – Ты типа бессмертный, Волков? – опасно мягко уточняет Птица, и Олег чуть ведет плечами – то ли на тон, то ли не обращение. Ему, блин, нравится. – Я типа везучий, – поправляет Олег. Палец прижимается к губам крепче, и Птица, не отводя взгляда, слизывает потеки теста. Внутри как будто ослабевает тугой узел. Олег вытягивает палец у него изо рта, мажет им Птице под подбородком, будто чешет всамделишную ворону, но отступает прежде, чем Птица успеет вызвериться и огрызнуться. Будто уже знает, как с ним надо. – Разбудишь Серого? Я пока чай заварю и позавтракаем втроем. У вас есть сгущенка или варенье какое? – Вон в том шкафу на верхней полке должно быть клюквенное. Птица выдыхает, чувствуя, как его понемногу отпускает, и тоже делает шаг назад. То, что Олег не поперся будить Сережу сам и не попытался украсть у Птицы и это… хорошо. Наверное. И то, что он блинов нажарил, – тоже. Жрать хочется просто адски. Птица недовольно морщится, когда в животе снова урчит, и выходит из кухни. Он чувствует, как Олег прожигает взглядом дыру ему между лопаток. Ну ничего-ничего, думает Птица, толкая дверь в свою спальню, это мы еще проверим, насколько ты везучий. конец