Тихая война

       День ли? Ночь ли? Все смешалось… Вивьен не знала сколько прошло времени с тех пор, как ее заперли в этой маленькой, тесной и темной комнатушке где-то в самой глубине владений Корги. Разум горел: полыхал, как подожженная прошлогодняя трава. Ломило череп: жестокая и нестерпимая боль то разрывала затылок, то пульсировала в висках, то перетекала ко лбу лавовой волной. Связывать и сковывать ее не стали, но Вивьен все равно не чувствовала своих рук и ног, чтобы хотя бы попытаться поискать лазейку из своей крохотной темницы.  Удар сразу нескольких разумов оказался тяжел. Тяжел настолько, что Вивьен до сих пор не смогла прийти в себя. Ее сознание то меркло, то вспыхивало снова. Ясность мысли если и возвращалась к ней, то лишь ненадолго. Большую часть своего пленения Вивьен плавала в ворохе смутных и спутанных соображений, в которых смысла было немногим больше, чем в бреде охваченного лихорадкой.  “Я схожу с ума?” - что-то такое мелькнуло в уме Вивьен во время очередного просветления. Маги платят за чародейство своей жизненной силой и гибнут, если творят такие заклинания, за которые расплатиться не могут. В случае телепатов, как слышала Вивьен, дело обстоит иначе: магия такого рода губит не тело, а рассудок. И убить свой рассудок подобным образом можно как самостоятельно, так и чужими стараниями… Выдержать удар сразу нескольких умов? Наверное, Вивьен следует возблагодарить луны за то, что она хоть время от времени приходит в себя, а не просто пускает слюни, как умалишенная!  “Утешает, не так ли?” - спросил внутренний голос. Вивьен хихикнула. Наверное, ее рассудок все-таки пострадал…  Она лежала на спине, на жестком лежбище из гнилой соломы и тряпок, да бестолково смотрела в затянутый паутиной потолок. Про себя радовалась, что обитатели паутины к общению не стремились – насекомыши, как и всякие ползучие гады, не вызывали у Вивьен восторга, лишь мурашки и дрожь от омерзения.  Было холодно. Холодно и сыро, как и полагается подземелью. Она бы могла согреться, могла бы найти в себе крупицу стремления к жизни и силы, воззвать к своей магии, ведь скрывать Вивьен больше нечего, но… Может быть, силы у Вивьен еще оставались, однако воля…  Воля спасовала.  Скрывать нечего. Скрывать нечем… Вивьен застонала, продолжая бестолково глазеть в потолок. Не могла даже моргнуть – не чувствовала в себе ни крупники воли и к этому. А глаза резало… Так резало! И резало горло. Пить... Да, пить хотелось. Губы уже такие сухие, что успели растрескаться и начать нестерпимо болеть. Воды Вивьен не оставили – это было частью ее пытки.  Допроса…  Да, допроса.  Ее разум вывернули наизнанку и разрушили все те обереги, что скрывали магию и сознание Вивьен, однако Ферри и сообщники явно не удовлетворились этим. Считали, будто она скрывает что-то еще. Скрывает ли? Вивьен и сама не знала. Не знала, что они могли украсть из ее разума, пока она была не в себе. И все-таки время от времени Корга или Этьен приходили. Копались в ее уме. Один раз с Коргой пришел и Леонардо. Не задержался. Пытать по-настоящему – кроваво и жестоко – Ферри ему запретил.  “Им важно сохранить мой товарный вид”, - эта мысль развеселила Вивьен настолько, что она дажа рассмеялась: тихо, но почти что истерически.  Ферри… Ферри – предатель. И Ферри – истинный Артур Кош. Теперь Вивьен в этом не сомневалась. Когда Корга пытался проникнуть в ее разум один, она сама прокрадывалась в его сознание и видела… видела все. Корга и впрямь идиот. Это тоже изрядно веселило Вивьен. Он совершенно не беспокоился и будто бы даже не осознавал, что в момент телепатического контакта не только она открыта для него, как книга, но и он для нее.  Заговор… Заговорщики… Ферри. Как Гаэлтиас мог ошибиться в нем? Разве он мог ошибаться? Настолько чудовищно… Настолько фатально! Что ж, судя по всему, мог. Вивьен казалось, что она должна сейчас чувствовать по этому поводу настоящую бурю чувств: разочарование, ужас, смятение. На самом же деле она не чувствовала ничего. Должна, но не чувствовала. Сил чувствовать не было?.. Быть может! Все равно... Для “должна” ее рассудок искал что-то… что-то более подходящее, что-то более… необходимое.  “Я должна… действовать?” - спросила Вивьен сама себя. Озадаченно нахмурилась. Пожалуй, что и впрямь должна, если не хочет сгнить живьем в этой комнатушке или быть обмененной как безвольное животное на… невмешательство Конклава?  “Если Конклав и впрямь станет меняться”. Вивьен снова хмыкнула: Гаэлтиас – ее защитник, но и он не поставит ее жизнь выше (своих) целей Конклава. Он не уступит мятежникам и не отступит. Вивьен бы хотелось верить, что ее жизнь чего-то да стоит или даже стоит достаточно, чтобы такая могучая и слаженная сила, как Конклав один-единственный раз уступила, но… нет. Думать так – это тешить себя иллюзиями. Она – расходный материал. Верить в лучшее тоже не было ни сил, ни воли… И да, она будет расходным материалом до той поры, пока (если) не станет полноправной участницей Конклава.  Первой чародейкой.  “Для этого надо выжить. Выжить и сбежать, а для того – возьми уже себя в руки!” - внутренний голос обрел неожиданную твердость и даже жесткость.  И это отрезвило.  Вивьен нахмурилась. Ее зрение наконец обрело остроту, а мысли предельную ясность. Вивьен бы даже села на своем лежбище, но не рискнула – голова почти наверняка закружится, да еще и затошнит. Было бы только чем блевать…  “Что делать?” - Вивьен судорожно собирала воедино все, кем она была.  Воспоминания… Свои и чужие сплетались в одно. Среди них Вивьен искала зацепку. Впрочем, сказать по правде, она искала хоть что-нибудь, что могло бы ей помочь. Искала в первую очередь среди того, что выдал ей разум Корги.  И как назло память ее цеплялась лишь за самое яркое, за самое… свирепое. Вивьен видела чужими глазами залы городского совета Кагарана, видела и захвативших их людей. Изменники. Предатели. Себя они считали революционерами.  Резня.  Совет не принимает ультиматумы, а для Корги-старшего притязания Корги-младшего на место градоправителя – нелепость. Он не признал. Не признал и не сложил полномочия. Зато сложил голову…  И взрывы…  Взрывы тоже были. Не в залах совета, но где-то в городе – да. Вивьен слышала чужими ушами гром и огненный рокот магии.  Вспышки. Огненные вспышки. Такие жаркие и такие яркие, что они откликались неистово в каждом мускуле тела. Их Вивьен чувствовала… Чувствовала сама. Чувствовала собой. Она приходила в себя во время этих вспышек.  “Приходила ведь?”  Да, Вивьен улавливала эту связь: вспышка – жар – краткий миг пробуждения и ясности ума. И голос. Она ведь слышала этот голос? Шепот из стен… Он ведь был в действительности?..  “Я не схожу с ума?” - Вивьен вслушивалась: в себя и свои ощущения, в звуки вокруг, в отголоски магии и силы.  “Или схожу…” - растерянность и отчаяние подкатывали.  Отчаяние победило, когда Вивьен услышала шаркающие шаги, медленно, но верно приближающиеся к ее темнице. Корга шел на очередной раунд “допроса”. 

***

Все еще невнятная смесь событий: то ли день, то ли ночь. Все еще плен. Вивьен по-прежнему лежала на своей убогой лежанке в столь же убогой темнице. Тело облепил влажный холод. Горло и рот наполнял железистый привкус крови. Корга в этот раз не сдержался – ударил ее. Ударил единожды, но и этого хватило, чтобы разбить Вив губу. И вышибить дух. Впрочем, по части “вышибания духа” куда больше сказался очередной их с Коргой раунд ментального противостояния. Вивьен нашла в себе силы сопротивляться чужому вторжению. Нашла в себе силы даже отбить это гнусное нападение. За это и расплатилась разбитой губой. Разбитой губой и чудовищной усталостью…  “Ерунда. Это ерунда! Сущий пустяк!” - сама себя уговаривала Вивьен, но внутри нее снова разверзлась бездна отчаяния. А еще была обида, такая дурацкая детская обида, которую чувствует маленькая девочка, получившая несправедливый нагоняй от всемогущественного и чересчур строго родителя.  Ужасно!  И снова она думала, что сходит с ума. От опустошенности, пришедшей вслед за усталостью, мир вокруг Вивьен чувствовала таким зыбким и таким эфемерным… Совсем ненастоящим! Воспоминания Корги путались с собственными, но от них Вивьен всеми скудными остатками своей воли отстранилась. Голова кружилась: и потолок, и паутина, и проклятые пауки – все они качались туда-сюда, словно Вивьен не томилась в подземелье, а была заточена в корабельный трюм. Корабельный трюм… Корабль… Корабль качается на волнах, как разум Вивьен тонет и бултыхается в бреду.  “Я точно схожу с ума!” - мрачно усмехнулась женщина и ее чуть не пробрал истерический смех. В который раз…  И в этом зыбком и странном состоянии разума она услышала чужой голос как свой собственный. Он то кричал, то шептал, то тихо стонал. Вивьен хорошо знала этот голос. Теперь – очень хорошо! И она знала его чувства… Его… Того, кто стоял за этим голосом. За… “Артефактом?” - Вивьен уже и не сомневалась в том, что “артефакт” – живое существо, лишь никак не могла сообразить какое именно и каким образом заговорщикам удается сохранять над ним контроль. Впрочем, так ли важно что именно это за существо? Дракон или могущественный человек, лич (однако, в этом голосе Вивьен не чувствовала миазмов смерти и разложения) или элементаль, он – такой же пленник, как и сама Вив. И в их интересах союзничать, ведь так?  “Слышит ли он меня?” - размышляла Вивьен, лишь чудом удерживая свое сознание на плаву – в этой реальности, а не в бессмысленном обмороке.  “А если я с ним заговорю, то пожелает ли он меня услышать?” - Вивьен не знала. Не знала, чувствует ли ее это загадочное существо и не сошло ли оно с ума гораздо раньше и бесповоротнее, чем сама Вивьен.  Чувствует оно Вивьен или нет – не столь уж и важно, ведь Вивьен чувствовала его. Чувствовала, как сила “артефакта” разливалась по Кагарану в моменты взрывов и как откликалась в чем-то в глубинах особняка Корги. Чувствовала как в этих глубинах с самого утра и до позднего вечера вспыхивает и гаснет эта сила. В мастерских… Да, работа в мастерских кипела. И каждый раз, когда силу “артефакта” выхватывали и насильно заточали в очередной стеклянной сфере, оно кричало. Кричал.  “Не оно. Он”, - поправила себя Вивьен: это действительно он. Мужское существо – голос был мужским.  Вивьен знает, где он. Она чувствует его (особенно в мгновения этих криков… этих… этих воплей!). Пускай он не видит и не чует ее – она сама заговорит с ним. Надо только настроиться. Надо отыскать в этой сырой и черной утробе чужого проклятого дома. И позвать. Сперва легко коснуться, а потом позвать, о да!  “Его увезут из Кагарана. Они потащат его с собой к Светозарной башне…” - рассуждала Вивьен. Ферри не сглупит – он обратит всю свою силу против церковников и Конклава у Светозарной, а значит он воспользуется и “артефактом”. Если так, то Вивьен… Она может передать с “артефактом” весточку. Весточку для Эйнеке и для Гаэлтиаса. Это… Это вполне похоже на план, ведь так? Разумный план… Пожалуй, единственный план, на который у нее хватит сил.  Вспышки.  Надо настроиться на вспышки. И на крик, который следует за каждой такой вспышкой. Вивьен до того пыталась настроиться на шепоты и даже на те стоны. Ловила их и слухом и чем-то более глубинным, чем все обыкновенные человеческие чувства. Представляла их как ниточки, тянущиеся по всему подземелью дома Корги. Ниточки, которые непременно приведут к клубку…  Но эти ниточки ускользали. Сколько бы Вивьен не цеплялась за них, они проходили сквозь ее сознание и… все. Все. Ничего. Совсем ничего!  “Они слишком тихие. Слишком слабые. Крик – достаточно сильно, достаточно ярко”, - судорожные мысли пульсировали в голове.  Страх подгонял. Страх, что крик затихнет. Работы в мастерской закончатся и крик затихнет до завтра, а завтра, быть может, “артефакт” уже будет на пути к Светозарной башне и станет… станет слишком поздно! И хватит ли у Вивьен сил, если она не сможет сегодня?.. Не хватит… Совершенно точно не хватит! “Соберись! Сосредоточься!” Вспышки ускользали и проходили мимо, как прежде ускользали и проходили мимо ниточки-шепоты. Вивьен билась – вслушивалась. Ее смятенный разум уловил четкую взаимосвязь “крик – вспышка – чужое сознание” и хваталось за нее с отчаянной силой.  Крик. Вспышка. Проблеск разума. Снова крик. И снова вспышка… Их сознания столкнулись. Наконец-то столкнулись! Встретились. Послушай меня… - Вивьен коснулась мягко: настолько мягко и настолько нежно, насколько могла, сама пребывая на грани то ли обморока, то ли помешательства.  Почему она солгала?  Ложь. Ложь. Ложь!  Предательство… Темнота накатила. Все-таки накатила. Она излилась из чужого разума и захлестнула Вивьен. Заполнила ее.  Поглотила. 

***

Из темноты выплыл лес: синевато-зеленые очертания деревьев. С одной стороны горы с их бело-серебряными шапками снега, а с другой ласковое южное море, между ними – лес. Лес. Только лес и больше ничего.  Ветер скользит потоками вокруг. Обнимает. Перебирает перья. Он – птица. Родился птицей. Всегда был птицей. И он летает: свободно и дико. В свободном и диком мире… В том самом мире, где еще нет городов и даже нет людей, где бродят причудливые духи-звери и даже сами боги.  Летает. Играет. Наслаждается и своей силой, и проворством, и вообще всем собой. Разве он не идеален?  Пронзительный звонкий крик – голос у него громкий.  Крутой вираж. Пике. И снова взлет. О да, это был великолепный полет! Великолепный полет великолепной птицы, которая и не подозревала о том, что за ней давно наблюдают.

***

Темнота расступилась, но сознание к Вивьен не вернулось. Вместо потолка и стен своей маленькой мрачной темницы она видела причудливые видения…  “Воспоминания?..”

***

Эльф.  Как давно этот эльф вторгся в его владения? Как давно смотрит? Любуется… Нравится это или не нравится? И то, и другое одновременно. Чужой взгляд вызывает в птичьем сердце – сгустке могучих и бурных сил – противоречивые чувства: смесь страха перед чужаком и гордости за собственное великолепие. Но эльф не проявляет враждебности. Только смотрит, а иногда что-то пишет… Нет, не пишет – царапает на покрытой воском дощечке. Тогда никто толком и не умел писать, только царапать. И тогда совсем не было пергамента. Дикие-дикие времена!  Эльф молодой. Высокий и сильный, темноволосый, но, на самом-то деле, не такой уж и страшный. Раньше, только увидев его, хотелось взлететь и устремиться прочь – туда, где не достанет ни один эльф. Теперь его присутствие не внушает подобных желаний. Можно оставаться на любимой ветви. Можно чистить когти и перья. Главное: не выпускать чужака из виду…

***

Эльф из видений кажется Вивьен знакомым. Смутно знакомым… Но нужное имя никак не всплывает в уме – ум слишком захвачен ярким калейдоскопом чужих воспоминаний. 

***

У эльфа есть… что-то. Тогда слово-название подобрать не получалось. Годы спустя он знал, что “что-то” – это флейта. Флейта пела сладко… Пела очаровательно! Тогда, когда что-то было лишь “что-то”, а не “флейта”, он думал, что “что-то” волшебное – настолько очаровательной была та песнь!  Она завладела его сердцем.  Подтолкнула к доверию.

***

Эльфийские птенцы смешные. Громкие и приставучие, но смешные. Теперь птица – не только птица, но и эльфийский птенец. Он не думал, что сила в его сердце может превращать, но… Оказывается может!  Крылья эльфийского тела не дают летать – только высоко прыгать и плавно планировать. Зато эльфийское горло может не только пронзительно вопить и клекотать. Эльфийские губы могут складывать слова. Говорить словами так… странно! Так странно, но так легко!

***

Поток видений становится все шире, все гуще и насыщенней. Осколки чужой жизни проносятся калейдоскопом перед мысленным взором. Вивьен выхватывала лишь самую малую толику всех этих бессчетных событий, бессчетных прожитых лет…

***

Теперь он все чаще мальчик (нет-нет, уже юноша!), а не птица. Друг просит его об услуге. Важной услуге. Настолько важной, что друг просит о ней именно его. И услужить юноше-птице хочется, ведь друг – это Друг! Но согласиться на это, значит по-настоящему стать куда больше юношей, чем птицей, а он… Он – птица! Родился птицей и всегда птицей был!  Разве может быть иначе?

***

От того древнего мира, когда не было ни людей, ни городов, не осталось и следа. Теперь и люди, и города повсюду. Быть может, не все людские города такие большие и помпезные, но этот… От белизны башен и колоннад слезились глаза, а от их высоты кружилась голова. И толпа… Такая большая толпа! Такое многолюдье! Взгляд скользил по живому морю, но никак не мог зацепиться хоть за кого-то, остановиться, осмотреть. Все такое яркое и разное, то остановиться попросту невозможно!  “Теперь это будет меня окружать каждый день”, - подумал он с ужасом и восторгом.

***

Сцены учебы. Магия, алхимия, история и искусство. Что-то казалось Вивьен знакомым – не таким, каким она видела в Чертога Знаний, но все-таки смутно узнаваемым. Узнаваемым не только на уровне книг и разговоров за ними – даже стены и залы, даже книжные шкафы с бесконечными рядами фолиантов казались ей знакомыми. И слово… Такое хорошо знакомое слово! Оно крутилось на языке…

***

Конклав.  Теперь он не юноша, а маг Конклава, и это большая честь. Большая честь и тяжелое бремя. Птицей уже не стать. Возможно, не стать никогда. Но Друг… Друг просил и это все еще услуга для него. Быть может, когда-нибудь..?  Он думает об этом в перерывах между бумажной работой. Думает во время долгих разъездов. Думает на светских раутах и приемах. Думает и сейчас, когда вокруг шумит и смеется пестрая толпа. Звенит и рокочет музыка – праздник в самом разгаре. Теплая летняя ночь ласкает кожу, играет в волосах. Он думает. Думает и думает, и вдруг… Случайный взгляд.  И все мысли оборвались…

***

“Женщина”, - мрачно усмехнулась Вивьен. Нет, у нее не было ни грамма сомнения в том, что то предательство и та ложь, о которых твердил “голос из стен”, связаны с этой женщиной. Как всегда у мужчин (и даже мужчин-птиц) все сводилось к женщинам…

***

Большая башня. Новая магическая башня. Его проект. Первый грандиозный проект после того, как мир содрогнулся и чуть не рухнул в бездну. Первый грандиозный проект после того, как без вести пропал Друг. Надежды стать снова птицей больше нет, но это не так уж и разочаровывает. Он просто… привык?  Привык и нашел нового друга. Подругу. Госпожу. И Госпожу он сам возвел к вершинам власти. Магу править неприлично, но Госпожа – не чародейка, а потому не страдают ни приличия, ни интересы Конклава. 

***

Король из южных земель… Он тревожил его. Внушал опасения. Не мог не внушать, ведь уже весь юг полыхал огнем по вине Короля. Король грезил империей и императорской короной – это знал каждый, кто знал Короля. А еще Король внушал зависть… Он летает. Летает, пускай и на чужих крыльях! Змеистое тело, башка, коронованная диадемой рогов и шипов, коричнево-зеленая чешуя, две лапы и два чудовищно-огромных крыла – королевская виверна внушает трепет! Он видел ее с земли. Видел и едва сдерживал в себе жажду полета. Где его крылья?! Где его великолепные перья?! О, только бы позволить им пробиться сквозь человечью – он уже давно не эльф, а человек, ведь среди людей разумнее быть именно человеком – кожу!  Но тогда все узнают… Тогда все узнают и решительно непонятно что случится потом. И сможет ли он тогда оказать ту услугу, что обещал оказать? Сдержит ли ту давнюю-давнюю клятву давнему-давнему (ох, и такому любимому!) Другу?  Остается смотреть с земли. Остается жаждать полета, но держать при себе – в себе – свои крылья, свои перья, свое пламя. И тревожиться. Бесконечно тревожиться. Чужие амбиции не сулят ничего хорошего…

***

Давние интриги и давние войны – Вивьен долго тонула в их кипяще-бурлящем море, но наконец смогла пробиться на поверхность. И не только пробиться, но и удержаться. Она не может позволить себе тонуть, не может дальше разглядывать чужие воспоминания – проживать чужую жизнь.  Она предала… Предала меня! Мое дело! - плакал незримый голос.  Их связь не разорвалась, хоть Вивьен и отстранилась от штормящего образами и чувствами чужого сознания. Времени осталось так мало… так мало, чтобы хоть что-то изменить! Договориться…  Послушай меня… - позвала Вивьен. Ложь! Ложь! Всегда только ложь! - кричал голос. Злость, боль и скорбь переплетались в нем. И что-то жгучее, что-то яркое чувствовала Вивьен, подбираясь еще ближе к его беснующемуся разуму.  В глубокой темноте она видела – чувствовала сердцем – яркий клубок огня. Живого пламени, заточенного в прочную скорлупу. Артефакт – и впрямь живое существо, настоящее Огненное Сердце. Древняя душа, которую пленили… в чем-то. Впрочем, оболочка не имеет значения. Куда важнее то, что существо живо, разумно и с ним можно договориться. Договориться – это ее последняя надежда.  Она мне солгала! - голос не утихал.  Кем бы она не была и что бы не случилось между вами, мне жаль… - начала было Вивьен, подаваясь к огненному клубку: он вибрировал силой и ярился.  Клубок не слушал. Он страдал, страдал и злился, злился и страдал.  Мне очень жаль! Но мне нужна помощь! Мы в плену. Ты ведь понимаешь, что тоже в плену? - Вивьен попробовала снова тронуть огонек, но тот отстранился – практически шарахнулся! Лишь чудом удалось удержать телепатический контакт.  Не трогай меня! Не смей! - взъярился он еще пуще. - Не смей! И наконец по-настоящему заметил ее. Увидел. Послушай меня… - снова попросила Вивьен.  Оставь меня в покое! - протестующе зашипел огонек, а сквозь шипение его проступил и яростный птичий клекот.  Во имя Конклава выслушай меня! - теперь Вивьен не просила, а требовала. У нее нет времени… Совсем нет времени!  Конклав? - огонек в удивлении замер. Впервые сквозь его боль и гнев проступило подобие заинтересованности и даже доверия.  Мне нужно передать весточку. Передай мои слова… - начала Вивьен, а огненный сгусток… Что ж, он больше не сопротивлялся – он внимал. 

***

Новый крик – крик, слышимый не слухом, но разумом – разнесся над Кагараном и вырвался за его пределы.