Тихая война

- Кто-то из вас действительно убил сира Эрика Бервенора? - не ходя вокруг да около, спроси господин Мириам. Вивьен и Наталь не ответили, но взгляды их устремились на Эйнеке. Калеан и Мириам, следуя их примеру, тоже посмотрели на него, а у Эйнеке сердце в груди сжалось и превратилось в ледышку. Страх и стыд накатили мощной волной, накрыли с головой. Первым порывом было солгать, а если и не солгать, то просто уклониться от честного ответа. Да, Вивьен и Наталь знают правду, они все видели, но… Увидеть в глазах Мириама и Калеана разочарование? Подтвердить перед альданцами ту старую мысль о том, что Эйнеке Ал`Аллэ – чудовище и убийца? “Лжецом тебе нравится быть больше?” - не без ехидства спросил внутренний голос. Эйнеке выдохнул. Он принял решение: пускай он будет для Калеана и Мириама монстром, но не лжецом для Вивьен, Наталя и себя самого. - Я его убил, - произнес Эйнеке натянутым тоном. Пытался выглядеть спокойным и разумным, но руки против воли сжимались в кулаки. Господин Мириам кивнул. Вопреки опасениям Эйнеке он не стал спрашивать ни о причинах, ни об обстоятельствах. Не стал Первый чародей Альдана и давать свою оценку его словам. Господин Мириам просто принял сказанное к сведению, но не более того. Во всяком случае все “более” он оставил при себе. - Я чувствовал это необходимым тогда, - выдохнул мгновение спустя Эйнеке. Да, Мириам не желал знать о его мотивациях, но сам Эйнеке… Нет, он молчать не мог – чувствовал в себе острую потребность объясниться! - Я был зол и мне казалось, что сиру Эрику ни в коем случае нельзя видеть те документы, которыми я завладел в старом шато, - продолжил полуэльф, и никто не его не перебил. Мириам только нахмурился, но кивнул, мол, говори дальше. - Мне казалось, что как только церковники завладеют доказательством причастности магов к этому… к этому безобразию в Свободных городах, - сказал Эйнеке и, выдержав короткую паузу, добавил: - Еще и та магия… Она так жгла изнутри! - Та магия? - коротко осведомился Калеан и вопросительно выгнул бровь. “Та магия”, - коротко кивнул Эйнеке и шумно выдохнул: ему нужно было перевести дух. Перевести дух и вспомнить все то, что он ощущал во время битвы в старом шато. Тогда это не казалось хоть сколько-нибудь важным и примечательным, но теперь… - Я нашел в погребах шато цех по производству бомб. Тех самых бомб, которые они использовали в атаках на Ас-Этре и… и, наверняка, где-то еще, вам лучше знать, - Эйнеке нервно улыбнулся и глянул на господина Мириама и его ученика. - Я позволил им меня поймать, был ослаблен, решил взять всю ту магию, что нашел в заготовках бомб, и… Она была другая. Думаю, что была другая. “Я реагировал неправильно, реагировал острее!” - напрашивалось следом, однако Эйнеке не посмел этого сказать вслух: уж слишком оно смахивало на попытку оправдаться. И разве хоть что-то может оправдать убийство человека? Не врага, а союзника… - Судя по тем письмам, что я захватил… - продолжил было Эйнеке, но Калеан его оборвал: - Предполагаешь, что это может быть связано с тем артефактом, который они использовали при производстве бомб? - спросил он и улыбнулся, безмолвно извиняясь за свое вмешательство. Эйнеке согласно кивнул и улыбнулся в ответ. Калеан его понимал. Понимал, и это утешало. Успокаивало хоть немного, пускай Эйнеке все еще чувствовал себя… ну, ублюдком? Ублюдком и убийцей?.. - Да, это вполне может быть, - обозначил Калеан. - Я читал о том, что некоторые артефакты обладают настолько специфической аурой. Недолгое молчание. Наталь явно не рисковал вмешиваться в разговор магов, а сами маги, включая господина Мириама, явно задумались. Вивьен первой решила нарушить молчание: - Что это за артефакт все еще неизвестно? - осторожно спросила она. Тогда и Эйнеке подал голос вновь: - У Конклава ничего не пропадало в последние годы? - не то, чтобы он надеялся на хоть какую-нибудь откровенность от Мириама (и даже Калеана, ведь он, наверняка, ученик Мириама гораздо больше, чем друг самого Эйнеке). Ответ господина Мириама был предсказуем: - Нет, ничего, - сказал он, а после уточнил: - Что это за артефакт мы пока не выяснили. Предполагаю, что это ранее неизвестный Конклаву предмет из коллекции Турма Алого, ибо все прочее его имущество Конклаву хорошо известно, находится в его пользовании и совершенно точно принадлежит лишь Конклаву. Эйнеке кивнул – только это ему и оставалось. Подвергать сомнению безопасность хранилищ Конклава и компетентность магов-хранителей не в его интересах, да и едва ли могло привести хоть к чему-то полезному. Обращать разговор в бессмысленный спор… О, это совершенно точно не то, что поможет поскорее справиться с теми безумцами! - Они хотят господства магов в Свободных городах, они используют магические бомбы, которые мастерят с помощью неизвестного Конклаву артефакта, их едва ли можно склонить на сторону Конклава и их лидеры используют одно имя – имя Артура Коша, и это все, что известно и мне, и Конклаву? - осведомился Эйнеке, внимательно глядя на Мириама. Пожелает ли тот поделиться еще хоть какими-нибудь сведениями? Маловероятно, однако полуэльф не терял надежды на самую мало-мальскую откровенность. Как-никак он уже позволил себе настолько глубоко погрузиться в противостояния Конклава и поехавших фанатиков – почитателей их древнего лидера! - Их следующая цель – Кагаран, и нам это тоже известно, - с вежливой полуулыбкой отозвался Мириам. Посвящать Эйнеке дальше и глубже в известное Конклаву он явно не собирался. Эйнеке покосился на Вивьен, гадая насколько много известно ей (но не ему), однако тут же осознал: верность Вивьен Конклаву гораздо больше, чем ему. Она может любить его – Эйнеке – но никогда не поставит свои чувства к нему выше, чем верность Конклаву. И в присутствии (о, особенно в присутствии!) Мириама она будет молчать и даже не усомниться, что молчание – это правильно. - Известно благодаря тем документам и сведениям, что я добыл, - и все-таки Эйнеке попытался проявить настойчивость. Мириам наградил его долгим взглядом. На миг в нем полуэльфу почудилось сочувствие, а потом и насмешка. Ничего другого, впрочем, Эйнеке не добился, да и не ожидал добиться. - И Конклав за это тебе благодарен, принц Ал`Аллэ, - как-то уж чересчур официально произнес Мириам, а Эйнеке пришлось мысленно признать свое поражение. “Они не дадут мне играть по каким-либо правилам, кроме тех, которые угодны им самим”, - подумал про себя и тогда же ощутил такой острый и яркий приступ злости! Впрочем, выпустить эту злость наружу не было ни шанса, ни возможности, ни смысла. - Вы, верно, уже ознакомились с текстами тех писем? - осведомился Эйнеке. - Разумеется, - отозвался Мириам, а после перевел взгляд на Калеана. Калеан этот беззвучный приказ уловил и откликнулся на него ровно так, как ожидал его наставник: - Они намерены свергнуть временного наместника Кагарана и посадить своего человека до того, как в ситуацию вмешаются церковники, которые собираются для якобы мирной встречи в замке неподалеку от границ Кагарана и Наварионской империи. Они знают, что временный наместник и его правительство просили помощи у Навариона и церкви Спасителя, их это не устраивает, как и оппозицию из числа непричастных к магии. В Кагаране грядет восстание, и наши “друзья” им непременно воспользуются, а потом почти наверняка расправятся с церковниками, открыто заявив о себе, - послушно пересказал Калеан. Мириам одобрительно кивнул. Эйнеке нахмурился: сам он бы не рискнул столь уверенно говорить о расправе над церковниками, ведь в письмах фигурировали лишь планы на переворот, но… “А разве эти безумцы не захотят себя обезопасить?” - мелькнуло в голове. Эйнеке смолчал. Предпочел поинтересоваться иным: - Какой план у Конклава? - спросил он. - Как мы будем им противостоять? Мириам посмотрел на Эйнеке пристально и серьезно. Эйнеке невольно напрягся, готовый услышать что-нибудь в духе “это не твое дело, полукровка”, однако в следующий миг на лице эльфа проступила одобрительная улыбка. - А это мы обсудим утром, когда все смогут как следует выспаться, - мягко произнес Мириам и не встретил возражений. Впрочем, для них он дал шанс, спросив: - Еще вопросы? Пауза. Вопросов явно не было ни у кого из присутствующих, кроме разве что Наталя. Тот молчал весь разговор, не решаясь встревать, а теперь получил на это вполне очевидное приглашение. И он им воспользовался: - Артур Кош – это имя настоящего человека или они его… ну… придумали? - спросил старший близнец с очевиднейшим любопытством. Мириам весело хмыкнул. Эйнеке заинтересованно наклонил голову к плечу: он и сам был бы непрочь узнать ответ. Имя казалось смутно знакомым и прежде… Слышал ли он его до той встречи на балу в Ас-Этре?.. - Артур Кош или Артур Каэрединский – это вымышленный персонаж. Про него писали книги на закате Каэрединской империи. Не исторические, а… ну… - принялся объяснять Калеан, однако замялся, выискивая подходящий термин. - Сказки? - осторожно предложил Наталь, а Калеан с ним согласился: - Да, сказки, - и благодарно улыбнулся. “Как по-дурацки…” - подумал про себя Эйнеке, а потом не удержался и рассмеялся. Мысль о том, что по Свободным городам ходит столько людей, вполне серьезно называющих себя именем сказочного персонажа, и никто этому не придает большого значения, его развеселила совершенно внезапно. Его смех подхватили и Калеан, и Наталь, а после спонтанному веселью поддалась и Вивьен. Не засмеялся один только господин Мириам и, как подумалось Эйнеке, виной тому был исключительно высокий статус Первого чародея, а не отсутствие чувства юмора как такового. Господин Мириам ограничился улыбкой. *** Ночь становилась все темнее и все глубже. Эйнеке лежал на спине, но уснуть никак не мог. Наверное, прошло не меньше часа (а может и все полтора!) с того момента, как Калеан и Мириам оставили их комнату. Трактирщик любезно предоставил им лучшие покои во всей таверне – денег Конклава более чем хватало на такой пустячок. Ночной вахтой решили пренебречь, ведь даже если по душу Эйнеке явятся Меченосцы, они едва ли посмеют угрожать ему в присутствии Первого чародея. Наверное, Эйнеке от того должен был чувствовать спокойствие, возможно, даже безопасность и умиротворение, однако ничего из этого к нему так и не пришло. Тревога отступила – да, но раздражение и недовольство оставались, и они не давали Эйнеке погрузиться хоть в какое-то подобие сна. Мысли об убийстве сира Эрика тоже бродили по кромке сознания. Впрочем, их пока держало в узде осознание (надежда?) того, что влияние чужой поглощенной силы могло подтолкнуть. Раздражение… Раздражение все пульсировало, все билось и разрасталось. Оно перекрывало собой и вину, и сожаление. “Они хотят чтобы я участвовал во всем этом, но не знал ничего, что может стать для них неудобным”, - думал и думал Эйнеке, глядя в дощатый и пыльный потолок. “Я не должен задавать лишние вопросы, только сражаться за них и за их интересы в Свободных городах. В конце концов, я ведь тоже маг, а если я – маг, то я должен быть по умолчанию на стороне Конклава. Так они думают”, - Эйнеке сердито выдохнул и перевернулся на бок – мышцы спины уже побаливали, он слишком долго лежал неподвижно на далеко не самой мягкой постели, да и шрамы, полученные в Ас-Этре ныли. “И когда все в моей жизни стало настолько сложным?” - невольно спросил сам себя. Наталь похрапывал, широко раскинув руки и развалившись на всей своей скромной постели. Вивьен наоборот сжалась в клубок под одеялом и лишь тихонько посапывала. Выглядела она во сне почти умилительно, но Эйнеке бы никогда не посмел потревожить ее сон, присев рядом и погладив по распущенным волосам. Итак, когда же его жизнь стала настолько сложной? Когда он встретил Вивьен и позволил себе впутаться в ее (и Конклава) проблемы? Когда встретился в лесной глуши с Керихат и решил начать все с чистого листа? Или еще раньше: когда сбежал из дома, проникнувшись идеями друидов о ритуальном путешествии во имя мудрости? Да, наверное, еще тогда. И имеет ли все это хоть какое-то значение? “Хочу домой”, - в носу противно защипало, и Эйнеке почувствовал, как на глазах наворачиваются слезы. Совсем непрошенные слезы! “А могу ли я вернуться домой?” - тут же всплыл закономерный вопрос, и с ответом на него Эйнеке терялся. С одной стороны, в Альдане было кому ждать его и Наталя, и они совершенно точно не вне закона, кто бы что не говорил. С другой стороны, все эти слухи и пересуды, все те косые взгляды… “Я снова буду недостаточно эльфом. И снова моей магии будут бояться”, - старые страхи и обиды зашевелились внутри. Эйнеке сморгнул слезы. Нет, с него решительно хватит на сегодня! Он поднялся с постели. Сунул ноги в сапоги и мягко, почти бесшумно, двинулся прочь из комнаты. На ходу взял свой пояс с сумками и мешочками. Из одного из них достал трубку и небольшую деревянную табакерку. Оглянулся: никого не разбудил. Прошагал к двери и, прежде чем закрыть ее за собой, еще раз убедился в том, что Наталь и Вивьен мирно спят. Хорошо. Не хотелось бы объяснять никому из них почему ему взбрело покурить среди ночи. В зале таверны тоже было пустынно: ни одного посетителя, лишь пара слуг спит на лавках у окна. Свечи и лампы давно погасили, однако полуэльфу они и не требовались – Эйнеке и без того видел куда идти. Мягко прошел к двери и с удивлением понял: на засов ту никто не закрыл. Дверь была лишь прикрыта, но не заперта. Впрочем, а должна ли? Приехавшие в ночи гости – тоже гости, и у них почти наверняка есть в кошелях и серебро, и любимое северянами железо. Ночь. Снова ночь, но на этот раз куда более осязаемая, чем в комнате. Прохлада лизнула щеки. Нос защекотал запах влаги в траве, дорожной пыли и конюшни, расположенной близ таверны. Похрапывали и пофыркивали кони – их Эйнеке тоже слышал превосходно, как и дремлющего в тепле и сене конюха: тот храпел гораздо громче своих копытных подопечных. Слышал Эйнеке и шорохи в траве, и стрекот сверчок. Уловил он и отдаленное уханье: сова, которую он слышал еще незадолго после заката, продолжала свою охоту. Что ж, вполне ничего такая атмосфера, чтобы покурить! Эйнеке давненько не курил. Наверное, с того самого момента как сел на корабль из Дейны в Вольные Земли. Все не до того было, да как-то и не хотелось. Не было нужды ни в мимолетном успокоении, которое дарил процесс курения, ни в таком же мимолетном удовольствии. Теперь… Теперь, наверное, Эйнеке как никогда нуждался и в успокоении, и в удовольствии. “Улизнуть от Конклава сейчас я не могу. Заставить их играть по удобным мне правилам – тоже. Что ж, зато я могу хотя бы подымить в свое удовольствие”, - совсем дурацкая мысль, но Эйнеке она позабавила. Заставила улыбнуться. Курить около входа в таверну не рискнул, да и у конюшни – тоже. Магия магией, но лишний раз рисковать не хотелось. Жизнь совершенно точно не станет краше от ночного пожара. Побрел в сторону – поближе к дороге. Тогда же заметил долговязый и крылатый силуэт впереди, а с ним крохотный огонек и ленту сизого дымка. “Вот и компания нашлась”, - про себя отметил Эйнеке, удивленный тем, что и Калеан не спит. Удивленный и взволнованный, ведь Калеан – это… это Калеан! Сам факт его присутствия в таверне был невероятно волнующим! - Тоже не спится? - коротко поинтересовался эльф, когда Эйнеке остановился подле. Сделал еще затяжку, затем выдохнул новый клуб дыма: терпкого и горького. - Угу, - мрачно отозвался Эйнеке и принялся набивать собственную трубку. Ей он обзавелся в Хладберге, как и табакеркой. Возня с трубкой вдруг показалась ему куда привлекательнее все той же возни, но с самокрутками. - Кошмары? - коротко осведомился полуэльф, не шибко надеясь на ответ. В конце концов, Калеан знал его мальчишкой, он доверял мальчишке, а Эйнеке тем мальчишкой уже давно не был. - Кошмары, - согласился Калеан и, вздохнув, улыбнулся: вроде бы и дружелюбно, но как-то уж совсем печально. Впрочем, сколько помнил Эйнеке этого эльфа, он всегда казался немного печальным. Наверное, печальность и тоска – родовые черты Дома Д`Вердант. Перешли по наследству вместе с даром сноходства. Эйнеке забил трубку и бросил еще один взгляд на Калеана. Тот молчал. Курил. И в его образе Эйнеке теперь ясно улавливал следы пережитого кошмара: испарина на лбу, нахмуренные брови, крылья подрагивают нервно, а по коже все еще бегут мурашки и едва ли от ночной прохлады! Хотелось поговорить, хотелось спросить какого призрака в этот раз увидел Калеан, однако так и не рискнул. Пускай и Калеан не дал причин даже думать о том, что между ними теперь стена, Эйнеке эту стену чувствовал. Чувствовал и совсем не решался ее преодолеть. Молчал, и молчание это угнетало. “А он ведь настоящий эльф и настоящий принц Дома”, - подумалось вдруг. Эйнеке позволил себе на миг залюбоваться и чужими черно-золотыми крыльями, и длинными белыми волосами, но, как только Калеан перехватил его взгляд, смущенно потупился, затем уставился на дорогу, на домишки и деревья по другую ее сторону. При всем своем сходстве с эльфами крылатым Эйнеке не был, и это ему уже однажды ставили в вину. Размышляя об этом, он вызвал искорку магии – ее было более чем достаточно! – и принялся раскуривать трубку. Горький и суховатый дым заскреб горло. Эйнеке чудом не закашлялся, только поморщился. Да, давненько он не курил! - Не думал, что ты куришь, - заметил как бы между прочим Калеан. Эйнеке, отвлекшись от своего дела, ответил: - А я не думал, что куришь ты, - и улыбнулся. Улыбка вышла скорее нервной, чем веселой, но Эйнеке и впрямь почувствовал некий отглосок веселья внутри. - Не думаю, что мне вообще стоит это делать, - вздохнул Калеан и взглянул на свою трубку, потом улыбнулся: гораздо-гораздо более расслабленно, чем сам Эйнеке. - Это может вызывать кошмары? - коротко осведомился Эйнеке. - Возможно. Не знаю и не думаю, что хоть кто-нибудь знает, - пожал плечами Калеан. Эйнеке отважился еще раз посмотреть на Калеана. Сноходство – редкий дар. Настолько редкий, что Калеан в некотором роде тоже стал отщепенцем для альданцев. Да, он правильный эльф и принц, но с особенностью настолько особенной, что ее вполне можно приравнять к изъяну. Такой же особенностью была полукровность Эйнеке и его магия. Наверное, они тогда так хорошо поладили потому что оба были немного не такими, какими их хотели бы видеть старшие. Впрочем, едва ли они тогда осознавали, что их “неправильность” – причина той симпатии, что возникла между ними с первого взгляда. - Научился у людей, - сказал Эйнеке как бы между прочим и взглядом указал на свою трубку. Не сомневался, что Калеан его поймет. Тот понял и усмехнулся. - Я тоже, - признался эльф, а потом добавил: - У школяров в Наварионе. Постоянно курят на мосту между главной башней Чертогов и Церковной. Эйнеке хмыкнул. Он никогда не видел Чертогов Знаний в Наварионе и представлял их себе весьма условно, но мысль о том, что кто-то курит неподалеку от того места, где учат богословию, его позабавила. И снова молчание. Калеан все курил. Курил и Эйнеке. Говорить хотелось. О, как хотелось! Только вот, несмотря на все веселые смешки, стена никуда не исчезла, только стала куда более зыбкой и тонкой, почти прозрачной. Но все-таки не исчезла! Попробовать ее на прочность? Эйнеке сделал затяжку и выдохнул, чувствуя теперь не только сухость в горле, но и болезненный комок в груди. Думал. Взвешивал за и против. В конце концов, когда он еще сможет поговорить с Калеаном? Уже завтра их пути разойдутся и, быть может, они не увидятся еще десятки лет, а может даже и сотни. Для эльфов ни десять, ни сто лет – не срок. - Ты давно бывал в Альдане? - и все-таки решился Эйнеке. Калеан внимательно глянул на него. В его серебристо-серых глазах среди печали проступили интерес и сочувствие. Калеану было явно любопытно, а еще он, очевидно, понимал, что у Эйнеке действительно имелись причины уехать и не возвращаться. Прошло столько лет… Да, для эльфов и десять, и сто лет – не срок, но… Хоть какой-то вес они все-таки имеют, верно? Особенно для столь молодых эльфов… Эльфа и полуэльфа. Да, тем более для полуэльфа. “Получеловека”, - почти инстинктивно сам себя поправил Эйнеке. Это для людей имело первостепенное значение то, что он полуэльф. Для эльфов он был в первую очередь получеловеком. Чужаком для всех. - Прошлой зимой. Господин Мириам вернулся ко двору в Венец Зимы, а потом мы жили в Альвеносте до лета. Весной вернулись в Наварион – Конклав призвал, да и я должен был продолжить учебу в Чертогах, - сказал Калеан. Эйнеке благодарно кивнул. Он рассчитывал на куда менее развернутый ответ. - А что? - вдруг спросил Калеан. - Ты… Ты что-то хотел узнать об Альдане? И этим вопросом он застал Эйнеке врасплох, потому как Эйнеке действительно “что-то хотел узнать”. Что-то вполне конкретное. Просто… Просто пока не почувствовал в себе достаточно смелости! Калеан явно это понял. Понял и взял инициативу в свои руки. - В Альдане все как и всегда. Цветут элорны, галлы пасутся, Ан`Инарил никому не кланяются, а Ар`Лидан женятся то с Н`Терн, то друг с другом и косо смотрят на всех остальных. В крепости Ветреного пика все еще живут драконы, а фэйри по-прежнему передают друг другу корону каждые три луны, - непринужденно заговорил Калеан, покуривая. - У Ал`Аллэ тоже все славно, насколько знаю. Лоза растет и плодоносит как надо, а в гавани Дарруны полным-полно кораблей: и наших, и фироланских. Людских там тоже тьма. Эйнеке удивленно моргнул и уставился на друга. Тот ответил ему беспечно-веселой улыбкой и новым клубом горького дыма. Опять защипало в носу и в горле заскребло еще жутче. Эйнеке сдался и, магией потушив огонек, принялся когтем выскребать на землю прогоревший табак. Губы невольно растянулись в улыбке. - Ан`Инарил думают, что Ал`Аллэ ближе к ним, а Ар`Лидан – к ним, но мы-то оба знаем, что Мрачный Орис к Аи`Мирар тяготеет. Господин Таэль все лекарствует при королевском дворе. Он дал мне пару уроков врачевания в Альвеносте, - продолжал Калеан, а Эйнеке улыбался все шире: своего прадеда Таэля он любил и был бы совсем не против увидеть вновь. Дедушку Ориса, пожалуй, тоже, пускай и тот ему устроит знатную взбучку за побег. - А Миристель Аи`Мирар? - тихо и почти что робко спросил. Рискнул поднять взгляд: если Калеан и что-то знает про его и Миристель отношения, то Эйнеке это непременно поймет. - Принцесса Миристель все так же прекрасна, - Калеан широко улыбнулся и глянул на Эйнеке из-под лукавого прищура. - Она правит Аланией от имени князя Сигиона. И она еще не вышла замуж. И снова этот хитрый взгляд! Хитрый и немного насмешливый, но не злобный, а доброжелательный. Калеан определенно все знал, хоть и уехал из Альдана до того, как Эйнеке впервые встретил в Аланийских рощах принцессу Миристель. Что ж, мир альданских принцев и принцесс довольно тесен, а слухи среди Благородных Домов распространяются быстро. - Ее пытались сосватать за младшего из Ан`Инарил, но она сказала, что он для нее слишком юн, - усмехнулся Калеан. “Она еще ждет меня?” - надежда напополам со смущением и жаром разгорелась внутри, однако спрашивать об этом вслух у Калеана едва ли имело хоть какой-то смысл. Даже если он виделся с Миристель лично, стала бы она так с ним откровенничать? Нет, Миристель совсем не такая! - Что ж, рад слышать, что дома все хорошо, - заставил себя сказать Эйнеке и снова улыбнулся. Голос звучал сипло – к курению явно не стоило возвращаться, несмотря на всю жажду спокойствия и удовольствия. Тишина подступила. Калеан сделал последнюю затяжку и принялся чистить трубку, а Эйнеке свою уже убрал в кошель у пояса и взглянул на наметившуюся у востока блекло-розовую полосу. Ночь уходила – ее вытеснял рассвет. Новый день уже на пороге. Новый день и старые проблемы… Впрочем, второе вдруг показалось Эйнеке куда менее значимым, чем первое. Время идет, мир живет, мир дышит, бурлит и кипит – это гораздо важнее мертвого паладина, безумцев-террористов и не в меру скрытных чародеев Конклава. Однажды не станет никого из них (а смерть паладина совсем утратит свою значимость), но солнце вставать не перестанет и мир не остановится. Он будет пульсировать жизнью, словно большое сердце. - Надумал вернуться? - этот вопрос застиг бы Эйнеке врасплох, но тот уж слишком поддался благодатному ощущению спокойствия и нормальности, которое пришло к нему вместе с зарождающимся рассветом. Врасплох не застал. И опрометчиво-торопливо отвечать не заставил. Эйнеке наклонил голову к плечу. Всерьез задумался: так ли он хочет вернуться? И может ли он вернуться? Тогда – в комнате – ясный ответ не приходил, только сомнения и слишком много “но”. Теперь… Что ж, теперь Эйнеке знал. Или думал, что знал. Во всяком случае уже не сомневался. - Я хочу вернуться, - честно ответил полуэльф, - но я еще не готов к этому. Хочу сперва увидеть родину своей матери. И вновь во взгляде Калеана мелькнул интерес. Эйнеке и без слов понял его вопрос. Весело и почти что счастливо рассмеялся. Забавно: в Альдане все знали, что принцы Ал`Аллэ – полукровки, однако едва ли кто-то кроме близких родичей знал, кем была их мать и откуда приплыла в Дарруну. - Она с востока, - признался Эйнеке. - Из Тиманской империи. И про себя понадеялся, что Калеану никогда не придется разрываться между ним и верностью господину Мириаму, не придется говорить о том, куда Эйнеке мог отправиться, если вдруг Конклав пожелает его преследовать или даже убить. - Я там не бывал, но много читал, - улыбнулся Калеан. - Белые дворцы и храмы, бронзовые львы и олени, и порт такой большой, что не видно, где заканчиваются мачты кораблей. - И все дышит морем и садами, а на рассвете дворцы Императорского холма кажутся то золотистыми, то розовыми, - Эйнеке не удержал нового звонкого смешка. - Мама так часто говорила об этом!.. За спокойствием и весельем пришла грусть, но грусть светлая и давно пережитая: мать умерла, когда Эйнеке был еще совсем мальчишкой. Тогда он не понимал, но теперь… Что ж, его мать была всего лишь человеком и лет ей отмерили столько, сколько человеку и полагается – она бы никогда не увидела его и Наталя взрослыми. - Я вернусь, - пообещал Эйнеке, улыбаясь Калеану. - А я буду ждать, - пообещал тот с ответной улыбкой: совершенно искренней и теплой, почти что нежной.