Песец подкрался незаметно

То, что шерсть на аккуратном кроличьем хвостике загадочным образом переменила цвет, Антон замечает только тогда, когда его рука звонко приземляется на хорошенькую ягодицу. Ладонь мгновенно начинает гудеть — как и истерическая сирена в голове. Обладатель ударенной жопки подскакивает и резко разворачивается, рефлекторно прикрывая обиженную часть тела ладонями и вжимаясь ею в столешницу за собой. Прямо перед Антоновым лицом оказываются длинные ушки, покрытые белой — белой! — шерстью, венчающие белую — белую! — макушку, а чуть ниже огромные, почти прозрачные голубые глаза — знакомого цвета, но чуть светлее, чем у… Во рту мгновенно пересыхает. — Ты не Арсений, — непослушными губами произносит Антон. — Блядь, ты не Арсений. Бледная копия (буквально) Арсения открывает было рот, чтобы что-то сказать, но не успевает. — Шаст?! Приходит очередь Антона резко разворачиваться. Арсений на пороге кухни возмущённо раскрывает рот и упирает руки в боки; длинные, безоговорочно чёрные ушки дрожат от негодования. Песец. — Я слышал звук, но не поверил своим ушам! — вопреки своей видовой принадлежности шипит Арсений разъярённой коброй. — Арс, я нет, — блеет Антон — тоже вопреки своему виду. — Я случайно, я подумал, что… — Что это я? — оскорблённо перебивает Арсений. — И тебя даже цвет шерсти не смутил? — Я не заметил, клянусь, Арс! Я же с суток, тут и не такое померещится! Из всех присутствующих на кухне Антон — единственный хищник, но это ничуть не мешает ему сжиматься в комок под уничтожающим взглядом Арсения. Кто ещё тут кролик перед удавом? — А ну отошёл от него, — воздевает в его сторону негодующий перст Арсений. — Озабоченный! Антон торопится подчиниться, занимая стратегически выгодную позицию у холодильника. Ему всегда было комфортнее в холоде, — особенно когда дело пахло жареным. — Арс, да всё хорошо, — тихо говорит не-Арсений — Артём, точно, Арс ведь говорил, что тот приедет, — когда брат подлетает к нему и обнимает за плечи, продолжая бросать на Антона убийственные взгляды. — Перепутал. Ничего страшного. — Нихуя себе, «ничего страшного»! Да он тебя, считай, домогался! Антон болезненно кривится, но возражать не смеет — себе дороже. — Не преувеличивай, — мягко отвечает Артём. — Я уверен, Антон ничего такого не хотел. Что-то в его голосе заставляет Антона внимательнее всмотреться ему в лицо. Бледная, почти прозрачная кожа тронута легчайшим румянцем, окрашивающим естественный запах неожиданной сладостью. Артём украдкой бросает на Антона взгляд из-под ресниц, и тот недоумённо моргает. Ему показалось, или?.. — Ты слишком добрый, — разозлённо фыркает Арсений. — За такое, вообще-то, штраф полагается! — Я не хочу штрафовать парня своего брата, — слабо улыбается Артём. Антон ему искренне благодарен, поэтому решает на всякий случай это выразить. — Извини, Артём, — говорит он. — Я… Э-э-э, очень устал просто. Извини. Светло-голубые глаза на мгновение вспыхивают, и Антон застывает, как парализованный. — Приятно знать, что ты всё равно уделяешь моему брату внимание, даже когда устал, — с невинным выражением лица говорит Артём. Шерсть на хвосте встаёт дыбом. Блядь, ему не показалось. Ему абсолютно точно не показалось — эти ехидные интонации он знает наизусть. Но до сих пор был убеждён, что принадлежат они только одному человеку. Взгляд невольно скользит по стройным фигурам братьев. Те стоят вполоборота к Антону, сдвинув головы и тихо переговариваясь; руки Арсения всё ещё оберегающе лежат на плечах Артёма, а тот в какой-то момент успокаивающе гладит кончик чёрненького ушка. Одного роста, телосложения, с одинаковыми чертами лица и длиной волос, они похожи друг на друга, как две капли воды — и в то же время отличаются, как день от ночи. Чёрные ушки Арсения стоят прямо и гордо, под стать задиристому характеру; белые ушки его брата же почти лежат плашмя. Лицо Артёма мягче, светлее и в прямом и в переносном смысле — складывается впечатление, что он редко злится или хмурится, в то время как по напряжённому взгляду Арсения легко прочесть, что тот никому спуску не даст. Даже их одежда отражает, насколько они разные: на джинсах Арсения больше дырок, чем, собственно, джинсов, растянутая футболка с черепом и костями сползает с одного плеча, открывая вид на тонкие ключицы и искусанную шею (Антонова работа, естественно), а Артём зябко кутается в пушистый вязаный кардиган и переступает ногами в носочках с морковками. Арсений в постели дерзкий и ненасытный, командует Антоном направо и налево (Антон всеми лапами и хвостом за), и логично было бы предположить, что… «Так, Шастун, тпру, тормози, — осаживает он сам себя. — То, что ты озабоченный песец, не значит, что все остальные такие же!». Но мысль уже потекла, а вместе с ней и метафорическая слюна из уголка рта. Конечно, вполне вероятно, что внешность обманчива и сексуальные предпочтения близнецов не настолько полярные, но терабайты пересмотренного за всю жизнь порно подбрасывают исключительно однозначные образы. Близняшки, одинаковые с лица и с торца, но диаметрально противоположные по характеру и поведению, встречаются в высокорейтинговых роликах так часто, что уже становятся клише. Как жаль, что Антона это клише вставляет до звёздочек в глазах. Он никогда раньше не задумывался о том, чтобы переложить свои фантазии на реальность. Некоторые фетиши должны оставаться фетишами и не портить людям жизнь своей токсичностью. Но сейчас, глядя на тесно сплетённых в объятии братцев-кроликов, Антон в полной мере осознаёт, насколько вляпался. Хотя нет, вляпался он уже тогда, когда шлёпнул по заднице не того брата. — Шаст? Алло, Шаст? — А? — встряхивается Антон. Арсений смотрит на него укоризненно, но уже не так сердито, как пять минут назад, а Артём мягко улыбается в ответ на его виноватое выражение лица. — Есть, говорю, будешь? — переспрашивает Арсений. — Ты, наверное, голодный, — тихо добавляет Артём. Антон позорно сбегает с кухни.

***

Следующие несколько дней он старается дома не появляться: берёт двойные смены, ночует на работе (благо там есть сменные комплекты одежды), а если ему всё-таки что-то нужно из квартиры, то он выбирает время, когда там точно никого не будет. Он прекрасно понимает, что не сможет протянуть таким образом весь месяц, на который Артём приехал к ним, но просто не может заставить себя смотреть в чистые голубые глаза. Неважно, чьи. Тем не менее Антон достаточно хорошо знает Арсения — и обречённо ждёт, когда терпение того лопнет и он потребует объяснений. Поэтому он не очень удивляется, когда в одно из его редких появлений дома его внезапно хватают за хвост и заталкивают в гардеробную. Вот только макушка перед ним — опять, пробирает его на истерический смех — не та, которую он ожидал увидеть. — Антон, — очень серьёзно начинает Артём, хлопая на него снизу вверх светлыми ресницами. — Скажи, пожалуйста, тебе не нравится, что я у вас живу? — Что? — охуевает Антон. Он готовился к претензиям, но такой обезоруживающий вопрос ставит его в тупик. — С чего ты это взял? — Ты почти не появляешься дома, — тихо говорит тот. Его глаза подозрительно блестят, тонкая кожа век покрасневшая и воспалённая. — Арс волнуется. Антон сомневается, что Арсово состояние можно описать именно этим словом. Скорее, он бесится и мечет громы и молнии — об этом свидетельствуют неотвеченные сообщения в телеге, приобретающие всё более истеричные нотки по мере того, как их количество растёт. — Я работаю. — Не ложь, но полуправда — работой он загрузил себя сам. — Арс сказал, у тебя обычно не такой плотный график, — настаивает Артём. Антон с ужасом понимает, что из-за тесного пространства гардеробной они прижаты почти вплотную — так близко, что он может различить запах Артёмова шампуня. Который пахнет точно так же, как Арсов. Блядство. — Ну так получилось, — стараясь не дышать глубоко, быстро говорит Антон. Хвост нервно мечется из стороны в сторону, как маятник, — или, скорее, метроном, отмеряющий удары участившегося сердцебиения. — Дело не в тебе. Тоже не ложь — дело ведь не только в Артёме. Артём смотрит на него большими глазами, закусив губу. У него настолько тонкая кожа, что губа мгновенно краснеет под нажимом зубов. Антону резко становится жарко. Почему в этом дурацком гардеробе нет кондиционера?! Давно пора поставить! Переодеваться это ведь ужасно энергозатратное действие! — Арс мне так много про тебя рассказывал, — подрагивающим голосом говорит Артём. Беленькие ушки грустно повисают. — Я думал, мы… подружимся. В груди всё обрывается. Какой же Антон всё-таки конченый извращенец, самому от себя тошно. Артём продолжает смотреть на него чистыми голубыми глазами. Антону всегда казалось, что все кролики-альбиносы поголовно красноглазые, но вот, пожалуйста, опровержение. Или исключение из правил. — Если ты из-за того случая на кухне… — вдруг неуверенно начинает Артём. Антон застывает, молясь, чтобы ему это послышалось. — То я не сержусь. Это последнее, о чём Антон бы сейчас хотел вспоминать, но мозг его не спрашивает — радостно включает воспроизведение рокового происшествия, начиная с гибкой спины, которую он увидел ещё из коридора через проём кухонной двери. Ощущение округлой ягодицы вновь наполняет ладонь, перед глазами мелькают встрепенувшиеся беленькие ушки и удивлённые голубые глаза… Блядство! — Ты, наверное, правда был очень уставший, — робко продолжает Артём, не подозревая о том, какую бурю поднял в душе Антона. — Хотя нас всегда было легко различить, мы ведь совсем не похожи… — Это не так, — хрипит Антон. Потом прочищает горло и повторяет: — Это не так. Вы всё равно близняшки. «Немедленно выкинь это фетишистсткое слово из своего лексикона!» — орёт на него рациональная часть мозга. Иррациональная слишком занята пусканием слюней на воображаемые картинки с использованием вышеупомянутых фетишистских слов. Артём растерянно хлопает глазами. Его скулы еле заметно розовеют, а губы приоткрываются, как приоткрылись бы для поцелуя или для… Антон позорно сбегает из гардеробной, проклиная собственное воспалённое воображение.

***

«Ты заебал шкериться». «Шаст, блядь». «Охуел меня игнорить?» «Антон. Я тебе хвост отрежу нахуй.» Антон не выдерживает и набирает Арсения после последнего сообщения. Если Арс перешёл на угрозы, значит, дело действительно труба — что подтверждается, как только тот берёт трубку. — Что, — с наездом говорит Арсений вместо приветствия. Антон виновато кривится. — Я заканчиваю в десять сегодня, — говорит он. Арс издаёт неопределённое хмыканье. — Я приеду? — Ты у меня спрашиваешь? — Вдруг ты не хочешь меня видеть. — Антон прислоняется плечом к кирпичной стене, прижимая другим телефон к уху, и пытается прикурить сигарету дрожащими пальцами. Он понимает, что перегнул с игнорированием — такого тона у Арсения он не слышал уже давно. — Я знаю, почему ты ссышь, — вдруг говорит Арс, и Антон чуть не давится дымом. — Я не слепой. Приезжай, и мы поговорим. Втроём, — добавляет он и кладёт трубку. Антон остаётся стоять как олицетворение мема с Мэтью Макконахи и сигаретой.

***

Возвращение в квартиру напоминает подростковые времена, когда мама упорно не ложилась, дожидаясь его с гулянок. Тогда ему тоже было жутко стыдно, а все предметы будто назло задевались и с шумом падали, оповещая о его приходе издалека. Арсений и Артём обнаруживаются в спальне — полусидят в обнимку, прислонившись спинами к изголовью кровати, и тихо разговаривают. Завидев Антона, они впиваются в него настолько одинаковыми внимательными взглядами, что того пробирает на истерический смех. — Привет, Антон, — мягко говорит Артём. — Рад тебя видеть. — Явился, — язвительно фыркает Арс. — Сядь. — повелительно кивает он, и Антон торопится подчиниться, опускаясь на край кровати. Арс окидывает его критическим взглядом и вновь поворачивается к брату: — Ты точно уверен? — Я да, — тихо, но твёрдо отвечает Артём. — А ты? — Это же моя идея была. — Это не значит, что ты не можешь передумать. — Можно без осознанности, пожалуйста? — фыркает Арсений. — Учитывая, чем мы собрались заниматься, тут либо крестик снять, либо трусы надеть. Антон не понимает. Он отказывается понимать. Мозг коротит, особенно, когда Арсений вновь смотрит на него и отчётливо произносит: — Шаст, мы хотим, чтобы ты нас трахнул. Галлюцинации. Это всё слуховые галлюцинации. Не мог Арсений такого сказать. Не мог. Абсолютно, точно, стопудово, хвост на отсечение, лапу на сердце и все остальные выражения в том же духе. Это всё проделки Антонова уставшего мозга, принимающего желаемое за действительное. Сейчас морок рассеется, и окажется, что Арс сказал что-то вроде «мы хотим, чтобы ты убрался нахуй из этого дома, глаза б мои тебя не видели». Но нет: две пары глаз — таких похожих и таких разных — продолжают смотреть на него выжидательно. Светлые ресницы Артёма почти не отбрасывают тени на тронутые лёгким румянцем щёки, между Арсовых бровей залегла хмурая складка. Их руки будто бессознательно переплетаются крепче, притягивают друг друга ближе; кончик белого уха прижимается к чёрному. — Мы бы с самого начала тебе сказали, — раздражённо вздыхает Арс, когда молчание затягивается. — Но ты шкерился и не появлялся дома, козёл хвостатый. — Это правда, Антон, — смущённо подтверждает Артём. — Мы… Мы давно это задумали. Почти сразу, как ты меня… Почти сразу после того, что случилось на кухне. «Песец, — отстранённо думает Антон, чувствуя, как вся кровь неумолимо отливает от головы и устремляется к члену. — Если это галлюцинации, то, пожалуй, я не хочу лечиться». Он не доверяет собственному голосу, поэтому может только судорожно кивнуть. А что ему, во имя всех богов, остаётся делать?! Арсений тут же оживляется, отпускает своего брата и подаётся вперёд, упираясь ладонями в матрас перед собой. Его ушки встают торчком, а губы складываются в хитренькую улыбку. — Ну тогда раздевайся и иди к нам, — соблазнительно мурлычет он. Тёма за его спиной взволнованно прикусывает губу и бросает на Антона взгляд, в котором на мгновение вспыхивает такое, что захватывает дух. Так быстро Антон ещё никогда не раздевался. Майка, штаны, бельё и носки падают на пол около кровати беспорядочной кучей; туда же летят часы и массивное кольцо с указательного пальца — подарок Арсения на их вторую годовщину, поэтому Антон слегка переживает, что тот возмутится такому бесцеремонному обращению, но Арс ничего не говорит: только фыркает и нетерпеливо переступает руками по кровати. Раздевшись, Антон снова забирается на постель и подползает ближе к близнецам, переводя взгляд с одного на другого. Он всё ещё не уверен, как это всё будет происходить. То, что он фантазировал об этом столько раз, что сбился со счёта, вовсе не значит, что он с ходу в это всё вольётся! Арсений, по всей видимости, замечает его сомнения, потому что цокает и закатывает глаза: — Ну хоть поцелуй меня, дурачина. Это он может, это он с радостью. Антон нежно обнимает ладонью щёку Арсения, притягивая его к себе и прижимаясь губами к его губам. Арс издаёт судорожный вздох и забрасывает руки ему на плечи, прикрывая глаза и чуть ли не плавясь в его объятиях. — Сбежал, — бормочет он в перерывах между вдохами. — Дома не появлялся. Пёс. Бесишь. Грудь затапливает нежностью. Арсений пахнет домом, лёгким раздражением и облегчением от того, что Антон вернулся, и этот запах хочется вдыхать полной грудью и никогда не выпускать из лёгких. — Я тоже скучал, — низко урчит Антон, обхватывая свободной рукой его талию и крепко притискивая к себе. Арсений тихо стонет, его уши безвольно повисают вдоль спины. — Вау, — раздаётся вдруг тихий голос. — Я, конечно, знал, что тебе с ним хорошо, но чтобы стонать от поцелуев… — Отстань, — огрызается Арс, отрываясь от Антона. На нежных щеках горит лихорадочный румянец. — Тебя бы так целовали, тоже бы стонал! — Кстати, об этом, — вклинивается Антон. — Есть что-то, что нельзя? Братья переглядываются, а потом синхронно пожимают плечами. — Да вроде нет, — хором отвечают они. Антону кажется, что у него сейчас взорвётся сердце. — Тогда иди сюда, Тём, — с трудом выговаривает он и, когда тот подползает ближе, обнимает его лицо ладонями и жарко целует. Артём целуется совсем не так, как Арсений. Тот может кусаться, вредничать, отворачивая лицо и не даваясь в руки, но в итоге всё равно сдаётся, тает, позволяя Антону взять на себя ведущую роль. Тёма же с самого начала только отвечает, будто подстраивается под Антона, но стоит тому сделать что-то, что переходит границу — мгновенно отстраняется, утекает сквозь пальцы, как прохладная и прозрачная вода. Но Антон быстро учится и вскоре добивается своего: Артём шумно выдыхает через нос и тихонько мычит в поцелуй; его руки сжимаются на плечах Антона, с силой царапая кожу ногтями. Он тут же пугается этого — разрывает поцелуй и отстраняется, обеспокоенно разглядывая следы на Антоновой коже. — Всё хорошо, — хрипит Антон. Потом откашливается и повторяет: — Всё хорошо, зайчонок. Артём распахивает глаза, уставившись на Антона так, словно не верит своим ушам. Он даже встряхивает ими, будто пытаясь заставить работать как надо. Его щёки, и без того раскрасневшиеся от поцелуев, вспыхивают ещё ярче, расцвечивая лицо смущением; к приглушённому запаху возбуждения примешивается сладость — та самая, которую Антон почуял ещё тогда, на кухне. — А я говорил, — с удовольствием замечает Арсений. — Я говорил, что он хорош. Он подползает ближе к Антону и чувствительно кусает его за пушистое ухо. — А меня ты зайчонком не называешь, — с ревнивыми нотками шепчет он. Антон, может, и хотел бы, но опасался, что Арсений за такое откусит ему голову. Но раз такой случай подвернулся и Арс сам просит, пусть и так завуалированно… Он поворачивает голову и чмокает Арсения в кончик носа. — Ну что такое, зайчонок? — ласково спрашивает он, и Арсений сначала часто-часто моргает, а потом вдруг, будто не сумев совладать со своими чувствами, опускает глаза и утыкается лбом в Антоново плечо. Это так непохоже на его обычное заносчивое поведение, что Антон расплывается в умилённой улыбке и ласково гладит его по прижавшимся к голове ушкам. — Хочешь, чтобы я тебя так называл? Арсений кивает, не поднимая головы, и Антон с нежностью чмокает его в макушку, мысленно ставя пометку в недлинном списке вещей, которые разматывают Арсения. — Никогда тебя таким не видел, — с лёгким удивлением говорит Артём. Арсений бросает на него возмущённый взгляд исподлобья, полыхая щеками. — Что за магия вне Хогвартса? — Это всё лисьи проделки, — бурчит Арс, отлепляясь от Антона и независимо встряхивая ушами. — Ты ещё почувствуешь на себе! — Да я уже, — тихо говорит Тёма, стреляя в Антона глазами. Тот улыбается и тянет его к себе за руку, чтобы легонько прикусить кончик белого ушка, отчего Артём ойкает, но вырваться не пытается. — Так и что, как вас ебать будем? — весело интересуется Антон. Первоначальная скованность проходит, не оставляя и следа, и он чувствует прилив сил. Господи, одна из самых ярких его сексуальных фантазий сейчас на пороге осуществления! Жизнь прекрасна! Братцы-кролики снова переглядываются, будто общаясь друг с другом телепатически, а потом синхронно вытягивают руки с сжатыми кулаками навстречу друг к другу и пару раз встряхивают их. Антон моргает. — Вы что, на каменцы решаете, кого я буду трахать первым? — неверяще спрашивает он. — Хочешь сам выбрать? — выгибает бровь Арсений. — Нет, — тут же сдаётся Антон. — Не смогу. Жаль, что у меня не два хуя, чтобы одновременно трахаться с двумя хорошенькими зайчиками. Хорошенькие зайчики довольно улыбаются: Артём — смущённо отводя глаза, Арсений — гордо приосанившись. — Ничего, у тебя есть пальцы и язык, — снисходительно бросает он. — Всё продумано. Антон судорожно пытается не потерять сознание. — Не повезло, — хихикает Арсений, выкинувший ножницы против Артёмовой бумаги. — Антон как раз не брился пару дней… — Я могу! — порывается было встать Антон. Ради того, что, как он подозревает, задумали братья, он готов хоть в скипидаре искупаться. Но Тёма останавливает его, поймав за руку. — Не надо, — тихо говорит он, глядя на Антона искоса. — Мне… мне нравится, как есть. Сладкий запах усиливается, и Антон остро ощущает себя Рокфором из «Чипа и Дэйла». Впору встопорщить усы и заорать: «М-м-м, сты-ы-ыд!». — Ах ты извращуга, — тянет Арсений. — Это ты с тем садистом такому научился? — Он меня не вылизывал, — вспыхивает Артём, раздражённо косясь на Арсения. — И вообще, обязательно об этом рассказывать? Братья («близняшки», — подбрасывает возбуждённый до крайности мозг) смотрят друг на друга, недовольно хмурясь. Антона разбирает смех — ну что за прелесть? — Зайчики, — миролюбиво вмешивается он, отчего оба вздрагивают и поворачиваются к нему. — Не ссорьтесь. У всех свои приколы, так? — он многозначительно смотрит на Арсения, который краснеет и отводит глаза. Артём заинтересованно приподнимает брови. — Так что, давайте, успокаивайтесь. Антону самому становится смешно от того, насколько он ощущает себя воспитателем в детском саду. Пусть Арсений обычно и ведёт себя задиристо, но в присутствии брата у него, похоже, открывается какое-то особое ехидство, желание подколоть из чистой вредности. Если бы Антон не знал до этого, то понял бы сейчас, что Арсений — младшенький, так по-детски он себя ведёт. А Артём оказывается вовсе не таким застенчивым и наивным, как показалось Антону на первый взгляд — вон как упрямо выдвигает подбородок и грозно сверкает глазами. Но обоих у Антона получается приструнить лаской, чем он и пользуется на всю катушку. Он подтягивает Арсения к себе за талию и привычным движением стягивает с него футболку. Футболка подозрительно похожа на недавно сбежавшую из шкафа Антона, но он решает не заострять на этом внимание. Арсений зябко ёжится, и Антон, не удержавшись, чмокает усыпанное родинками плечо. — Не вредничай, — суфлерским шёпотом тянет он, хитро косясь на второго братца-кролика. — А то придётся тебя отшлёпать. Арс вскрикивает и с силой отпихивает его от себя. Его уши прижимаются к голове так плотно, что кажутся чёрным ободком, лицо становится цвета спелого помидора; запах вспыхивает остро-пряным. Артём на мгновение раскрывает глаза удивлённо, но тут же ориентируется в ситуации и расплывается в пакостной ухмылке: — То есть когда я говорил, что мало тебя в детстве пороли… — Замолчи! — выкрикивает Арсений и прожигает Антона яростным взглядом. — Зачем ты ему сказал?! Антон на секунду пугается, что переборщил, и внимательно вглядывается в его лицо. Припухшие губы дрожат, щёки пылают, но в глазах — о, в глазах Антон видит тот самый стыд, который про себя называет «вкусным»; тот самый, который вызывать можно и нужно. Арсений может возмущаться сколько хочет, но Антон знает его слишком хорошо, чтобы не понять всё с одного взгляда. Кажется, к списку Арсеньевых кинков можно успешно добавить кинк на публичность. Даже если эта публичность состоит из одного человека, и этот человек — его брат. — Как интересно получается, что вы оба любите боль, но немножко по-разному, — хмыкает Антон, приподнимая лицо Арсения за подбородок. Тот упрямо жмурится, но вырваться не пытается, а когда Антон чуть встряхивает его, нехотя открывает глаза. — Да, зайчонок? Больше не будешь дразнить Тёму? Арсений обиженно надувает губы, но нехотя кивает, за что Антон награждает его поцелуем. — Снимай шорты, — командует он, и Арсений поспешно начинает выпутываться из оставшейся одежды. Антон, тем временем, двигается ближе к Артёму и мягко гладит его по щеке, прежде чем уточнить: — Я тебя раздену? Он не совсем уверен, насколько Артём ему доверяет, поэтому решает перестраховаться и дожидается осторожного кивка. Убедившись, что всё в порядке, он тянет наверх просторную футболку, обнажая бледную кожу. Тёма поднимает руки, и Антон аккуратно стягивает майку до конца, отбрасывая на пол к своей одежде. Артём рефлекторно тянется прикрыться, но усилием воли отдёргивает ладони — а потом и вовсе кладёт их на плечи Антону, приникая к его губам робким поцелуем. Антон довольно урчит, окончательно почувствовав себя в своей стихии. Всем всё нравится, всех всё устраивает — как чудесно. Можно действовать так, как он привык. Поцелуй быстро превращается в страстный, когда он прижимает Артёма к себе за талию и раскрывает податливые губы языком. Тот тихонько стонет и льнёт к нему ближе, зарываясь пальцами в волосы Антона. — Я тоже хочу, — раздаётся вдруг капризно слева от Антона, после чего пушистое песцовое ухо чувствительно прикусывается. Антон рычит и рефлекторно сжимает зубы чуть сильнее на нижней губе Артёма, отчего тот неожиданно громко стонет и вцепляется в Антоновы предплечья крепче. Ну каков маленький мазохист! — Я так понимаю, извиняться не нужно? — отстраняясь, фыркает Антон, прислоняясь лбом к Тёминому. — Тём-тём любит кусь-кусь, — хихикает Арсений, на что Артём закатывает глаза и вдруг совершенно ребячески показывает ему язык. — «Тём-тём» звучит как звук поцелуя, — улыбается Антон. — Ага, в тёмечко, — бурчит Артём, но глаза его блестят. Антон поворачивает голову и легонько дёргает Арсения за ухо. Тот ойкает и жмётся к Антону ближе, обвивает руками его плечо и прижимается всем телом так, что промежность очень удобно ложится в Антонову ладонь. Тот с удовольствием этим пользуется, крепко обхватывая уже полувозбуждённый член. Краем глаза Антон видит, как Артём наблюдает за ними. Бледно-голубые глаза горят, волосы растрепались, по приоткрытым, припухшим от поцелуев губам то и дело скользит юркий язычок. Чем слаще постанывает Арсений, толкающийся в кулак Антона, тем больше Артём ёрзает и тем сильнее натягиваются в паху его домашние штаны. Запах желания усиливается, смешивается в воздухе с Арсовым и его собственным, и сочетание этих ароматов туманит мозг. — Я тоже хочу, — выдыхает Артём — сладко и просяще, совсем не так капризно, как Арсений до этого. — Тогда раздевайся полностью, — кивает ему Антон, и Тёма тут же начинает торопливо выпутываться из штанов и белья. Уже полностью напряжённый член пружинит о край резинки и ударяется о живот, оставляя на нежной коже влажный след. Что ж, ещё один терзавший Антона вопрос получил ответ. Он вытягивает свободную руку и ерошит кончиками пальцев нежный пушок, дорожкой сбегающий от пупка до поджавшихся яичек, отчего Артём судорожно втягивает в себя воздух и невольно подаётся бёдрами навстречу ласкающей руке. — Беленький, — с удовольствием произносит Антон. — Ну иди ко мне. Артём заливается румянцем до самой груди — Антон невольно залипает на хорошеньких сосочках, которые так и хочется приласкать языком — и послушно пододвигается ближе, прижимаясь к Антону с другого плеча. Антон мысленно благодарит богов за то, что подарили ему подвижные песцовые уши. Оба зайчика томно вздыхают каждый со своей стороны, постанывают так похоже, но всё-таки по-разному, и Антон очень старается не упустить ни звука. Арс стонет громче, толкается резче, время от времени от избытка чувств впиваясь мелкими острыми зубками в плечо перед собой, а его брат почти неслышно вздыхает и шёпотом зовёт Антона по имени. Последнее вышибает все пробки из головы; ужасно хочется услышать это громче, чаще и в унисон с Арсением. Наверное, это окончательно убьёт его — но как же сладка будет смерть. Его собственного твёрдого члена вдруг касаются две ладошки, и он в удивлении опускает взгляд. Братцы-кролики в очередной раз засинхронились и одновременно потянулись за одной и той же игрушкой. И вполне ожидаемо начали из-за неё спорить. — Я первый взял, — возмущается Арсений, пытаясь отпихнуть руку Артёма. Тот не поддаётся, упрямо сжимая пальцы у самого основания члена. — Нет, я, — шипит он как самая настоящая змея. Как у этих ушастых получается звучать абсолютно не свойственным их виду образом, Антону не понять. Делу, конечно, вовсе не помогает тот факт, что вся эта ситуация возбуждает Антона до звёздочек перед глазами. Два хорошеньких зайчика препираются из-за того, кто будет дрочить его член — он что, в раю? С другой стороны, если они сейчас поругаются, хуй Антону, а не секс втроём, поэтому он заталкивает своё эго поглубже и вновь занимает позицию миротворца. — Зайчата, — ласково обращается он к братьям, которые тут же перестают ругаться и обращают свои взгляды на него. — Что мы сказали про ссоры? Те тут же тупят глазки и синхронно прижимаются к нему поближе. — Мы больше не будем, — говорит Арсений. Артём часто-часто кивает, подтверждая его слова, и украдкой заглядывает Антону в лицо. Боже, помоги не хлопнуться в обморок прямо здесь и сейчас. Нет, это совершенно точно не рай — это ад, и гореть в нём Антону вечность. Особенно учитывая неожиданно выпрыгнувшую из самой глубины сознания мысль, затолкать которую обратно не получается никакими силами. «Шастун, ты ебанутый, — пытается утихомирить он сам себя. — Это уже ту мач». Но мысль не отпускает, разрастаясь в сознании ядовитым плющом и отравляя все разумные аргументы чистой похотью, и в конце концов Антон не выдерживает. — Тогда поцелуйтесь, — хрипит он. — Чтоб я… — он с усилием сглатывает. — Видел. Повисает пауза. На одно холодящее душу мгновение Антон думает, что всё испортил, и теперь ему не только не светит никакой тройничок, но и дальнейшие отношения с Арсением. Он рискует бросить взгляд на последнего, но тот не смотрит на него — его бровь вопросительно выгнута, а глаза не отрываются от брата. Лицо Артёма выражает крайнюю степень смущения, но, как Антон ни старается, он не может углядеть ни капли протеста. Артём молчит пару секунд, жуёт губу, глядя Арсению в глаза, а потом пожимает плечами и кивает. Они отпускают Антона и тянутся друг к другу, сталкиваясь губами прямо перед его лицом. Поцелуй, сначала нежный и поверхностный, быстро становится жарче: языки сплетаются так же, как руки и длинные ушки, светлая чёлка перемешивается с тёмной. Зайцы стонут в унисон и жмутся друг к другу плотнее — Антон видит, как соприкасаются нежные розовые соски. Нет, он поторопился с выводами. Вот это — ад. Или рай. Он пока не определился. Он вообще ни в чём не уверен, кроме того, что оттрахает этих мальчиков-зайчиков так, что тем захочется повторять это снова и снова. Иначе не будь он Антон Шастун! Он хватает обоих за затылки и вынуждает с влажным звуком разорвать поцелуй. Братья моргают на него осоловело, но Антон не теряет времени — впивается губами в податливо приоткрытый рот Арсения, вылизывая его изнутри, а после отпускает его и целует Артёма, так же глубоко и горячо. — Сейчас ты сядешь мне на лицо, — хрипло рычит он. — А ты, — щёлкает он ногтем по соску Арсения, вырывая у того вскрик, — на член. Вопросы? Кролики синхронно мотают головами, облизывая губы и глядя на Антона с одинаковым восторгом в глазах. Тот удовлетворённо кивает и укладывается навзничь. Хвост отказывается лежать спокойно, трепеща между ног и подёргиваясь, но Антон усилием воли заставляет его замереть. Никакого самосаботажа! У них есть миссия! — Ты точно хочешь? — слышит он обеспокоенный шёпот Арсения и приподнимает голову. Тот взволнованно смотрит на брата, который успокаивающе улыбается. — Мы можем отправить его бриться! — Я же сказал, мне такое нравится, — тихо, но твёрдо говорит Артём. — Странно, что тебе нет, учитывая… — Это другое! — бурчит Арс, отводя взгляд. — У этих собачьих знаешь какая щетина жёсткая! — Не знаю, — фыркает Артём и подползает ближе к Антону, нависая над ним на вытянутых руках. Он хитро улыбается и, понизив голос, добавляет: — Но планирую узнать. Он прижимается к губам Антона лёгким поцелуем и тихо, так, чтобы услышал только он, шепчет в пушистое песцовое ухо: — Подскажи, пожалуйста, как мне лучше сесть… Антон не тратит время на словесный ответ — молча хватает Артёма за талию и приподнимает, заставляя развернуться и переступить через свою голову одним коленом, чтобы кругленькая задница с пушистым белым хвостиком оказалась у него прямо над лицом. Артём удивлённо вскрикивает и пошатывается, упираясь в грудь Антона ладонями. — Сядь, — рычит тот, дёргая Артёма за бёдра вниз, к своему лицу. Судорожно сжимающаяся дырка прямо перед ним манит розовыми складочками, вытесняя из головы все мысли, кроме желания раскрыть её языком и почувствовать, как она сожмётся вокруг него. Артём, дрожа, подчиняется, осторожно опускаясь навстречу Антону, который блаженно мычит и встречает долгожданную задницу со всеми почестями — вываливает язык и с наслаждением присасывается к нежному анусу. Он чувствует, как дрожат мягкие бёдра, пытаясь удержаться на весу, и недовольно рыкает, надавливая вниз. Если он говорит «сядь», значит, нужно сесть, а не изображать из себя йога! Артём вскрикивает и, наконец, сдаётся: вжимается задом в лицо Антона и жалобно хнычет, ёрзая по нему. — Тих-тих, — хихикает Арсений. — Не ёрзай так сильно, он же задохнётся! — Я пытаюсь, — скулит Артём, бессознательно скребя ногтями по Антоновой груди. Антон протестующе мычит. Что значит он пытается не ёрзать? У него ещё есть силы пытаться? Какой позор, Шастун, отлыниваем от прямых обязанностей! Он приоткрывает глаза и тут же упирается взглядом в трепещущий беленький хвостик, то и дело задевающий его по лицу. В голову приходит идея, как заставить Артёма забыться окончательно; Антон ухмыльнулся бы коварно, если бы у него не был занят рот. — Ай! — взвизгивает Тёма, когда его хвостик бесцеремонно теребят и почёсывают у основания. — Антон! Не надо! — Не слушай его, — фыркает Арсений. Антон в целом и не собирался — уж слишком довольно постанывает Артём, несмотря на все свои протесты — но приятно получить одобрение своим действиям. — Артюш, да ты сейчас кончишь! — Не-е-ет, — хнычет тот, полностью забыв о своих попытках не ёрзать на ласкающем его языке. Антону не видно, но он готов ставить что угодно на то, что нежная кожа ануса припухла и покраснела от постоянного трения о его щетину; а ещё он готов поклясться, что Артём не соврал, когда сказал, что ему такое нравится. — Анто-о-он! Собственное имя, произнесённое таким сладким тоном, действует как наркотик — хочется слышать его ещё и ещё. Антон с удвоенным усердием принимается вылизывать нежную дырочку, руками поднимается по телу Артёма и гладит его соски, отчего тот жалко всхлипывает и трясётся с ног до головы. Здесь, прямо около пушистого хвостика, запахи ощущаются ещё лучше и полнее. Антон различает смущение, но также и огромное удовольствие, смешанное с лёгкой болью. Зайчонку нравится, ликует всё в душе, особенно когда он чувствует, как всё сильнее расслабляется Артём, садясь глубже ему на лицо, зайчонок кайфует! Однако Антон совершает фатальную ошибку — недооценивает братскую вредность. Стоит ему увлечься чуть сильнее одним, как второй тут же решает напакостить и перетянуть одеяло на себя. Поэтому когда он чувствует цепкую хватку на своём члене, а после и горячий влажный язык, то вздрагивает всем телом, чуть не сбросив с себя Артёма. — Ты же не думал, что я буду просто смотреть, как ты вылизываешь моего брата? — слышит Антон заносчивый голос Арсения и довольно мычит. А минусы будут? Арс воспринимает это как сигнал к действию и обхватывает ртом член Антона, рукой массируя формирующийся у основания узел. — Смотри, Тём, — с горделивыми нотками в голосе говорит он. — Ты же не видел никогда член у собачьих? — Ого, — выдыхает тот. Его дырочка сжимается вокруг языка Антона — он явно представляет, как такой член ощущается внутри. — И ты?.. — Ага. — Это больно? — Надо привыкнуть. Растягиваться игрушками всякими сначала. Я тебе скину ссылки потом. В воспалённом мозгу Антону мелькает мысль, что они могли бы вместе подготовить Артёма к его узлу, отчего член в руке Арсения дёргается и сочится смазкой, что не остаётся незамеченным последним. — Кое-кому нравится эта мысль, — хихикает он, двигая рукой вверх-вниз по стволу. Антон подкидывает бёдра и низко рычит; пушистый хвост мечется под ним, задевая Арсения по ногам. — Сейчас покажу тебе мастер-класс, Тём! Антон слышит звук откупориваемой крышечки тюбика смазки. Его члена снова касается скользкая ладонь, распределяя по нему вязкую жидкость, а после на бёдра Антона опускается привычная тяжесть. Промежность Арсения трётся о его пах, ладони упираются в грудь рядом с ладонями Артёма, и Антону кажется, что его сердце сейчас разорвётся. Всё, о чём он жалеет в этот момент — что они не додумались заныкать где-нибудь камеру, чтобы он мог потом посмотреть на это со стороны. Антон отрывает одну руку от груди Артёма и кладёт её на Арсово бедро, ласково поглаживая большим пальцем торчащую косточку таза. Арсений довольно вздыхает, приподнимается — Антон чувствует, как напрягаются мышцы его живота — и, помогая себе рукой, медленно насаживается на член Антона. Стонут, кажется, все трое: Арсений — высоко и протяжно, Антон — сдавленно и рычаще, и Артём — еле слышно, болезненно. Опомнившись, Антон разжимает пальцы, мёртвой хваткой вцепившиеся в Артёмово бедро, и виновато гладит пострадавшее место. Наверняка останутся синяки. Бедный зайчик. Но Артём, кажется, вовсе не против — прижимает ладонь Антона к собственному бедру и намекающе двигает тазом. Точно, Арс ведь что-то там говорил про садиста. Мысль отзывается странным, неуместным собственничеством, — то есть как это, кто-то трогал одного из его зайчиков? — и Антон недовольно хмурится, сжимая пальцы сильнее. Артём отзывается на это довольным вздохом и гладит ладонь Антона, поднимается выше к запястью, трогает его кончиками пальцев. Это странным образом успокаивает, а ещё — заставляет стараться сделать зайчонку хорошо, и Антон с удвоенным усердием принимается работать языком. Арсений, тем временем, привыкает к члену Антона внутри себя и начинает двигаться — сначала медленно, по маленькой амплитуде, а потом всё размашистее и быстрее. Он всегда такой узенький и горячий внутри, что Антон каждый раз сходит с ума — а сейчас вдвойне. Братья стонут в унисон, а потом каким-то удивительным образом снова синхронизируются и начинают двигаться в одном ритме: Артём насаживается на его язык точно так же, как Арсений опускается на его член. Челюсть затекает, воздуха катастрофически не хватает, но Антон скорее умрёт, чем прекратит этот чудесный сон, эту мечту, воплощенную в явь. Он пытается подкидывать бёдра, проталкивая член глубже, но Арсений шипит и впивается ногтями ему в рёбра, и он прекращает. Тем более, что Арсу его помощь не нужна — он скачет на нём так замечательно, сжимается так старательно; ужасно хочется посмотреть на это и похвалить его, чтобы глазки заблестели и щёчки покраснели, но у Антона есть важная задача, и он её выполняет тщательно. Артём дрожит над ним так сильно, что у Антона буквально трясётся голова. На краю сознания мелькает сравнение с вибратором, и становится смешно, а потом мысль идёт дальше, и становится жарко. Они как раз с Арсом видели недавно надувной дилдо, он бы отлично подошёл для того, чтобы растянуть Артёма для его узла… От замелькавших в голове картинок захватывает дух — а его у Антона и так немного осталось. Благо, Артём тоже на пределе — стонет уже в полный голос, не сдерживаясь, елозит почти неконтролируемо; мышцы под пальцами Антона судорожно сокращаются. — Антон! — жалобно тянет он. — Антон, я… — Сдаёшься так быстро, Тёмочка? — задыхаясь, всё равно умудряется подколоть его Арс. Артём на это даже не отвечает — хнычет тонко и жалобно, насаживается на язык Антона сильнее. Антон отрывает руку от его бедра и снова теребит аккуратный хвостик, чешет его у основания и легонько тянет, и это становится последней каплей: Артём громко вскрикивает, сжимается, по его телу проходит крупная дрожь — и на живот Антону выплёскивается горячая сперма. — Артюшенька кончил от языка, — дразнится Арсений, замедляясь. — Что, понравилось? У Артёма дрожат ноги так сильно, что Антону приходится помочь ему слезть с себя. Зайчонок падает на кровать около него ворохом тонких конечностей и белого меха, и тяжело дышит, лихорадочно блестя глазами. — Порядок, Тём? — хрипло интересуется Антон, разминая затёкшую челюсть. Яркий свет лампы больно режет по отвыкшим глазам, но Антон приветствует его, потому что его зайчата выглядят чудо как хорошо — румяные, растрёпанные, красивые. Он протягивает руку и гладит Артёма по заалевшей скуле; тот жмурится и ластится к его ладони, как котёнок. — Да, — сорванным голосом отвечает он. — П-порядок. — А теперь смотри и учись, — заносчиво бросает ему Арсений и берёт Антона за руки, кладя их себе на талию. — Вот так надо принимать узел! Но он не успевает опуститься ниже — Антон садится на кровати, сдёргивает его с себя, ставит на четвереньки лицом к брату и резко толкается членом внутрь. После длительного лежания на спине голова от таких финтов кружится, но Антону плевать — Арс вскрикивает так сладко, что ради этого можно потерпеть мушки перед глазами. — Антон! — пытается, тем не менее, возмущаться Арсений в перерывах между стонами. — Я же хотел… Ах! Показать мастер-кла-а-ас… — Успеешь ещё, — хмыкает Антон, нарочно толкаясь в него резче. — Тем более, так Артёму будет лучше видно. Да, Тём? — Козёл, — стонет Арс, безвольно роняя голову на руки и выгибаясь в позвоночнике; чёрный хвостик мелко дрожит. Антон хмыкает. — Не козёл, а песец, — говорит он и медленно начинает проталкивать внутрь полностью набухший узел. Арсений резко выдыхает и скулит, загребая руками простыню. В какой-то момент он нашаривает руку брата и вцепляется в неё, а потом и вовсе подползает верхней половиной туловища ближе к нему и обвивает руками его талию, пряча лицо у того на груди. — Тёма-а-а, — жалобно хнычет Арс. — Он меня обижает! — Ты разве не собирался показывать класс? — тихо смеётся Артём, обнимая его за плечи и поглаживая по голове. Но глаза его ни на секунду не отрываются от узла Антона, медленно погружающегося глубже в тело его брата. Антон специально чуть вытаскивает член, чтобы Артём мог рассмотреть покрасневшее основание получше. Тот сглатывает и облизывает губы; ему явно нравится то, что он видит, и это невероятно льстит. — Кто тебя обижает? — фыркает Антон. — Ещё скажи, что тебе не нравится. А знаешь, почему ему нравится сзади? — заговорщически подмигивает он Артёму. — Потому что я могу сделать так. Он размахивается и звонко шлёпает Арсения по ягодице. — Ай! — взвизгивает тот, точно так же, как несколькими минутами раньше взвизгнул Артём. Его дырка сжимается вокруг члена Антона сильнее, спина прогибается ниже; остро-пряная нотка возвращается в запах, а голос звучит ещё жалобнее, когда Арсений скуляще ноет: — За что-о-о? — За всё хорошее, — хмыкает Антон. — Приятно видеть, что хоть кто-то тебя воспитывает, — хихикает Артём. Арсений обиженно пыхтит, но не протестует, зарываясь глубже в грудь брату и оттопыривая ягодицы ещё больше. — Уважаю, Антон. — Спасибо, спасибо, — довольно кивает тот, любуясь обнимающимися зайчиками. Сердце переполняет нежность: ну какие же они прелестные, сил нет. И потрясающе сладкие извращенцы — Арсений намекающе поводит задом, а Артём бессознательно поглаживает расцветающий на бедре след от пальцев Антона. Антон счастливо вздыхает. Он определился, это точно рай. А в раю должен быть крышесносный оргазм. Поэтому он вцепляется покрепче в бёдра Арсения и решительно начинает проталкивать член до конца. Арсений воет, запрокидывая голову и отчаянно жмурясь. Мышцы ануса, хоть и растянутые и привычные к такому, поддаются медленно. Антон знает, что такой большой узел, как у него, принимать достаточно сложно, поэтому успокаивающе гладит взмокшую поясницу и мягко приговаривает: — Вот так, Арсюша, умница. Молодец. Ты всё делаешь просто замечательно, потерпи чуть-чуть, маленький… Он чувствует, как хвост ходит ходуном за его спиной; как чешутся зубы укусить и поставить метку. Но он подавляет в себе эти желания до более подходящего момента и продолжает осторожно проталкиваться внутрь. Арс тяжело дышит, цепляясь за Артёма, который как загипнотизированный следит за растягивающим дырку его брата членом. Антон толкается бёдрами последний раз и с громким стоном проскальзывает в тело Арсения целиком. Тот вскрикивает и мечется, скулит, сжимаясь на члене Антона. Тот не шевелится, давая ему привыкнуть, и спустя несколько бесконечных секунд Арсений сигнализирует ему, что готов: отрывается от груди брата и оглядывается через плечо: бровки сдвинуты домиком, глаза блестят от выступивших слёз, выражение лица сладко-просящее. И Антон только рад дать ему то, о чём он просит. Он снова начинает двигаться — далеко не так размашисто, как Арс до этого, когда скакал на его члене. Узел растягивает края дырки и снова погружается внутрь, проезжаясь по простате, отчего Арсений вскрикивает и подаётся бёдрами навстречу. По тому, как он дрожит, Антон понимает, что Арс долго не продержится, поэтому он зарывается пальцами во взмокшую шёрстку хвостика, а Артёму говорит: — Похвали его. Он не знает, откуда приходит эта мысль, но в том, что она правильная, убеждается сразу же, как Артём, помедлив пару секунд, начинает тихонько мурлыкать, поглаживая Арсения по ушам: — Умница, зайчик. Хороший мальчик, такой молодец. Ты так старался, чтобы… — Он умолкает, его щёки розовеют, но он с усилием всё же продолжает: — Чтобы принять узел. — Давай, зайчонок, — рычит Антон, толкаясь в него особенно резко, и одновременно тянет за хвостик. — Давай, кончи для нас. Арсений мелко дрожит, всхлипывает и, как и каждый раз до этого, послушно кончает, сжимаясь вокруг члена Антона и распространяя вокруг чистый незамутненный запах блаженства. Антон толкается в него ещё пару раз и тоже кончает, с рыком изливаясь глубоко внутри горячего тела. Если бы не Артём, Арсений бы точно упал, потому что руки-ноги его не держат. Но брат осторожно поддерживает его и помогает им лечь, а после, когда Антон поворачивает их обоих на бок, чтобы было удобнее переждать сцепку, ложится рядом лицом к Арсению и обнимает его за талию. Антон одобрительно ворчит и обнимает их обоих сразу — размах рук позволяет, — а потом ещё и укрывает их как может пушистым хвостом. Тяжёлое дыхание Арсения постепенно выравнивается; он приоткрывает глаза и смотрит через плечо на Антона. — Всё хорошо? — чмокает его в кончик носа тот. Арсений молча закрывает и открывает глаза в знак согласия. Он всегда после оргазма больше молчит, поэтому Антона его ответ полностью удовлетворяет. Но нужно убедиться ещё в одном. — А ты, Тём? — Он мягко поглаживает его по голому бедру, прямо там, где расцветают следы от пальцев. — Всё хорошо? — Всё отлично, — неожиданно ярко улыбается ему Артём, и Антон невольно начинает улыбаться в ответ, заражаясь его счастьем. Ворочавшаяся где-то на краю сознания мысль вдруг формулируется болезненно чётко: он не хочет отпускать это застенчивое солнышко. Он хочет, чтобы оно всегда было в их с Арсом жизни и грело их обоих. Ведь Арсению тоже понравилось то, что здесь произошло? Не могло ведь не? Тот хлопает ресничками, глядя на них снизу вверх, полностью умиротворённый и довольный, и Антон чувствует прилив надежды. Они обязательно это всё обсудят — и точно придут ко взаимопониманию. И он обязательно услышит хор мальчиков-зайчиков, в унисон стонущих его имя.