Бесполезность плоти

      Упрятать труп, смыть прочие улики; они расправились со всем столь оперативно, словно заметание следов преступления являлось для каждого из них чем-то вроде хобби, повседневности. Ловкость рук Ганнибала, то, с каким беспристрастным выражением лица он паковал тело Бойла в большой полиэтиленовый пакет, не могло не смутить даже агента ФБР. Более того, Кей и подумать не могла, что доктор Лектер, исключая природную опасность и ту таинственность, которая окутывала его образ и ни разу не покидала с момента их знакомства, решится на подобное. Учитывая свою местами потертую репутацию, спрятать тело Бойла должна была предложить именно Кей, но психотерапевт, рискуя своим положением, опередил её, что для Эрли, конечно, являлось нонсенсом. То, с какой лёгкостью и даже некоторой самоотверженностью он ринулся на помощь Эббигейл, наверняка бы натолкнуло агента на ряд подозрений — так ли чист доктор Лектер, как он нём говорят? Но, увы, сама судьба увлекла её в опасную несправедливую игру, закинула в те обстоятельства, в которых уязвимость Кей была наиболее очевидной. Несмотря на её нежелание рисковать и отказываться от того незначительного, что она имела, в женщине всё ярче разгорался неконтролируемый, чуть ли не родительский инстинкт — защитить Эббигейл… Защитить человека, с которым она едва была знакома и, на первый взгляд, не имела ничего общего.       Посоветовавшись после всей суеты, они с Ганнибалом подготовили самую уместную из всех возможных теорию — Николас Бойл в действительности напал на Эббигейл, однако, не сумев закончить начатое из-за присутствия доктора Лектера в доме, решил скрыться. Очнувшись, Алана поведала о том, что, перед тем как отключиться, видела перед собой тень, успела уловить её краем глаза, но резкая и острая боль в виске не дала ей сориентироваться, а после насильно утащила во тьму; так или иначе, странная и неоднозначная история доктора Блум прекрасно дополняла их теорию в глазах Джека Кроуфорда. Но саму Кей это словно и не радовало; всякое доказательство вины Бойла из уст окружающих, словно всплески разъедяющей кислоты, стремящиеся ей в лицо. Уклоняться от них уже было невозможно, да и не имело смысла. Всё вокруг вынуждало агента принять этот назойливый факт — Бойл не был безобиден, а это свидетельствовало лишь о том, что она ошиблась. Её чутьё подвело их всех, её упрямство едва не погубило саму Эббигейл. И вроде бы нападение на младшую Хоббс должно было поставить жирную точку во внутреннем конфликте Кей, хоть и не в пользу её прежних умозаключений, в которых она была так уверена, но Эрли не могла принять этого. Со смертью Бойла тревожность агента никуда не исчезла, не нырнула в яму вслед за ним, покрывая себя сырой холодной землёй, она всё напоминала, что шоу должно и будет продолжаться. Как бы Эрли не пыталась убедить себя в обратном, находясь под давлением прочих фактов, её предчувствие, которое только недавно сыграло с ней злую шутку, щекотно лизнув кончиком языка край уха, едва слышно нашептывало — он рядом… Лик Бойла не сопоставим с тем, кого она ищет, ждёт. Подражатель жив и отступать не собирается. Какая досада, что именно сейчас, вооружившись своим излюбленным инструментом, — упрямством, она настойчиво игнорировала профессиональное чутьё.       Джеку пришлось задержаться ещё на пару дней в Миниссоте, чтобы разобраться с нападением Бойла. Эрли, к удивлению Кроуфорда, вызвалась остаться с ним, опасаясь, что в её отсутствие боссу удастся докопаться до правды, однако он отклонил её предложение, несмотря на те отголоски гордости, что взыграли в нём в ответ на попытку подчинённой проявить инициативу в этом деле. Кей ничего не оставалось, кроме смирения, лишь бы не привлекать к себе большие подозрения. После их прибытия в аэропорт Балтимора, Грэм сразу направился домой на своём автомобиле. Прощаясь с напарником, Эрли чувствовала лёгкую досаду по поводу их отдаления, ведь, имея за плечами такой «секрет», быть искренней с Уиллом в той степени, в которой она позваляла себе раньше, уже не удастся. То ли от утомительного перелёта, то ли от всех тех давящих размышлений, что не оставляли в покое её мозг, невыносимая головная боль застала Кей врасплох. Необходимых таблеток с собой не было, да и у Грэма их не оказалось; профайлер с мрачной иронией заявил, что обезболивающее у него не задерживается, тем самым вынуждая женщину в очередной раз прочувствовать то родство — издержки их деятельности, что скрепляли двоих агентов невидимой нитью.       Сидя в машине доктора Лектера, Кей периодически бросала взгляд в зеркало дальнего вида и каждый раз сталкивалась с, поблескивающими в темноте салона, глазами младшей Хоббс, которая делила задние пассажирские сиденья с Аланой. Не выдерживая этого затравленного, виноватого, и в тоже время благодарного, взгляда, женщина отворачивалась обратно к своему окну. Неосознанно загоняла ноготь большого пальца под остальные, пытаясь выковырять из-под них раздражающие частички грязи и земли, которых там быть не могло, ведь ещё тем же вечером она серьёзно позаботилась о том, чтобы стереть со своего тела все следы, что могли остаться после «церемонии» захоронения Бойла. И всё же, водных процедур оказалось недостаточно, чтобы избавить Кей от этих фантомных ощущений; будто внушительные булыжники распирали её плоть и ногтевые пластины, протискиваясь между ними. Ганнибал, отрываясь от дороги, периодически бросал взор на руки агента, считывая по этим нервным жестам все тревоги, что сейчас одолевали её, но никакого понимания и, тем более, сочувствия это в нем не вызывало. Лишь дьявольское торжество бушевало в глазах цвета раскалённого металла, когда доктор был убеждён, что этого не смогут заметить остальные, в том числе и Эрли, что, страдая от спазма сосудов головного мозга, прижималась лбом к холодному стеклу, стараясь скрыть от других унизительно страдальческое выражение своего лица.       «Опять ты во что-то влипла, Эрли…» — эта мысль не оставляла её ни на секунду. Она не готова была увидеть тело Бойла, не готова была увидеть Эббигейл, окрапленной его кровью. Вспышки прошлого и тот внутренний крик, который они спровоцировали, заглушил голос разума. Она позволила себе в очередной раз избрать дорогу трудностей. Ведь обещала же, что больше никогда не возьмёт ответственность за кого-то, кроме себя, но теперь оставалось только с дрожью гадать, чего ей будет стоить этот обман… А может Джек был прав? Может она позволила этой юной девушке, что только успела открыть для себя свободную жизнь, водить себя за нос? Но этого бы и не произошло, если бы сама Кей не позволила. С какого ракурса не посмотри, это был её выбор; винить кого-то, кроме себя, возможности нет. В одном Кроуфорд оказался прав: Эббигейл — убийца… Была ли это самооборона или нет — плевать. С каким настроем не прокручивай произошедшее раз за разом в своей голове, этот факт не изменить. Да и о какой самозащите может идти речь? Эрли привыкла созерцать расчлененку под долгу службы, но вспоротое брюхо Бойла отчётливо отпечаталось на сетчатке её глаз. Наталкивало на подозрения, которые выжигали женщину изнутри. Младшей Хоббс не впервой кого-то потрошить, ощущать кровь, скользящую вдоль пальцев, но… Если эта кровь стекала не только с тел животных, которых они с отцом губили во время охоты… Охота — работая в ФБР, это слово она трактовала по-своему. Могла ли Эббигейл, к примеру, заманивать тех девушек в ловушку? Помогать отцу отлавливать их, словно дичь? Ещё до инцидента с Бойлом Кей допускала эту мысль в своё сознание, но перед остальными упёрто опровергала её. Надеялась таким образом отгородить от чувства вины и юридической ответственности саму Эббигейл. Возможно, пыталась убедить себя в непричастности девочки к злодеяниям Гаррета. Увы, это слепое доверие не было оправдано; отнюдь, ей за него прилетело сполна. Большее число тех надежд, которые она нафантазировала в своей голове на счёт будущего Эббигейл, улетучилось. То, что она видела в этой беспомощной девочке, раздавленной влиянием отца, то, что она хотела сохранить в ней, оказалось разрезано тем охотничьим ножом на мелкие лоскуты, которые собрать и сложить в один пазл никому из них уже не удастся. Кей душило чувство, будто принятие вины младшей Хоббс сродни предательству самой себя. Совсем недавно она мыслила совершенно иначе; ещё прошлым утром она было уверена в том, что, если и всплывут какие-то новые улики по делу Хоббса, указывающие на соучастие Эббигейл, она продолжит считать её жертвой — ребёнком со сломанной психикой. Тогда она приняла, хоть и невольно в какой-то степени, решение до последнего отстаивать интересы Хоббс, защищать её, сейчас же предавала его; малодушно сбегала от тех последствий, которые оно могло за собой повлечь. Да, наверное, просто опасалась оказаться рядом, когда эта воронка начнёт засасывать всё вокруг. То, к каким поступкам её побуждало одно присутствие Эббигейл, — к какому безрассудству —, то, на какой риск она пошла, ради её благополучия — всё это пугало. Пугало не то, что она совершила, а то, что она сделала это не для себя. Эрли привыкла периодически уклоняться от закона; шантажировать коллег в отделе по борьбе с наркотиками; стрелять тогда, когда и без этого можно было обойтись; идти по головам, подставляя людей и прикрываясь лишь одной мыслью — они ещё большие мрази, чем она, поэтому неважно (хотя, вряд ли в их группе можно было отыскать ещё более беспринципное существо, чем Кей). Да, она шла на подобное, но только ради себя. К тому же, в отделе по борьбе с наркотиками у неё была своя система — ряд компроматов на других, которые позволяли ей обходить острые углы, а тут был Джек… Джек Кроуфорд всё держит под своим контролем, проверяет всех лично. У него сплоченный коллектив; Кей знала, что ни один из её методов не подействовал бы на кого-либо из сотрудников поведенческого отдела, ведь у них своя крыша — Кроуфорд. Если только произойдёт утечка информации, связанной с Бойлом, ей конец… Никаких прав, только то, чего она заслуживает за своё преступление. И, зная всё это, она всё равно сказала Лектеру — да; позволила и себе, и ему взять ответственность за Эббигейл. Это непривычно, невозможно, неправильно. Это шло вразрез с её характером, с тем, как она уже успела зарекомендовать себя на работе и в обществе. Эрли не хотела быть кем-то другим — тем, в кого её превращала забота об Эббигейл. Она позволила себе показать эту маленькую слабость, позволила обнажиться на глазах у кого? Ганнибала… Лектера. Если эта брешь расширится ещё хоть немного, её уже не удастся залатать; и, чёрт знает, какие комплексы смогут вырваться через неё наружу.       Находиться в машине, — в столь узком пространстве, в окружении тех, кто (каждый по-своему и в разной степени) доставлял ей дискомфорт —, становилось всё более невыносимо. Каждый тихий судорожный вздох тонул в следующем, который не желал дожидаться своей очереди. Кей опустила окно, ловя ртом порывы холодного осеннего ветра, но было глупо расчитывать, что этот незатейливый процесс сможет помочь ей прийти в норму. Впервые за последнии дни удача оказалась на её стороне, и, когда виски сдавило так сильно, что стоны боли наровили самостоятельно покинуть её глотку, а воздух в автомобильном салоне начал казаться отвратительным на вкус, они наконец прибыли к психиатрической клинике. Эрли первой, не говоря и слова, бросилась на улицу. Пока доктор Блум и Ганнибал помогали медсестре переносить вещи младшей Хоббс в палату, Кей удалось незаметно притащиться к небольшому, скудно освещённому, скверу и с грохотом опуститься на одну из лавок, — ту, которую и вовсе не достигали лучи уличных фонарей —, вынуждая её скромно и протяжно заскрипеть от такого напора. Прикурив, она надеялась хотя бы минут отдохнуть в одиночестве, но именно этот огонёк, что вспыхнул в темноте всего на мгновение, выдал месторасположение агента. Эббигейл, будто Харон, жаждущий заполучить остатки её порядком прогнившей души, мягкой поступью подплыла к Кей… Забавно, почему-то именно сейчас она не виделась Эрли жертвой. Быть может, потому, что в это мгновение женщина чувствовала острую необходимость жалеть саму себя. Вот только, жалость к себе ощущалась точно так же, как и жалость к Эббигейл — это было, действительно, странно и ничем не обоснованно.       — Если ты ждёшь от меня каких-то слов, то их нет, — резко произнесла Кей, когда девушка опустилась на скамью рядом с ней; она понимала, что таким тоном, вероятно, обидит её, но бесполезно было выдавливать из себя снисхождение, зная, что эта обида, в любом случае, неизбежна.       — Нет необходимости что-то говорить, — раздавленно отозвалась Эббигейл, боясь поднять взор на агента; ещё в машине она ощутила, что от расположения Эрли к ней не осталось и следа. — Да, говорить должна я… Мне жаль, что я доставила Вам столько проблем. И я благодарна за то, что Вы помогли мне, но всё-таки… Почему Вы сделали это?.. — она не могла не задать этот вопрос, и Кей с опасением ждала именно его.       — Не знаю… — рвано выдохнула женщина; она бы и сама была рада знать ответ на него, но его не было. По крайней мере, Кей его не видела… Или не хотела видеть.       — Что значит — Вы не знаете? — но девчонка не унималась; ей требовалась определённость — гарантия, которую Эрли не имела права давать.       Что хотела слышать от неё Эббигейл? То, что её судьба не безразлична агенту? То, что она беспокоится за неё?.. Нынешней Кей было противно даже слышать байки доктора Лектера о той пресловутой связи, которая, якобы, объединяла их четверых после поимки Хоббса. Её трясло каждый раз, стоило ощутить нежность к кому-то. Она поздно определила наличие тех эмоций, что притянули их с Эббигейл друг к другу, но, — на чём и настаивал Кроуфорд —, это должно закончиться. Люди, как вредная привычка — подсесть на них очень легко, но избавиться от образовавшейся привязанности куда сложнее.       — Эббигейл, я буду честна с тобой, — строго, не глядя на девушку, заговорила Кей. — Я чувствовала вину перед тобой за то, что не сумела вовремя остановить твоего отца. За то, что не выстрелила… Теперь счёт закрыт. Понимаешь? — она наконец повернулась к Эббигейл, но та уже поднялась на ноги; наверное, всё же к счастью, выражение её лица в темноте невозможно было разглядеть.       — Я тоже буду искренней с Вами… Ничего другого я не ждала, — с болью, которую не в силах была скрыть, ответила Хоббс. — Всего доброго, агент Эрли.       Кей провожала её взглядом до той поры, пока та не оказалась в распоряжении Аланы. Избавив себя от ответственности за жизнь другого человека, она должна было обрести былую лёгкость, но почему-то ничего, кроме ещё большего груза, не ощутила.

***

      Ганнибал припарковал машину около многоэтажного здания и повернулся к Кей.       — Спасибо, — безжизненно бросила она, что неприятно затронуло психотерапевта; он привык видеть её более активной, бойкой и несдержанной, и, кажется, уже успел научиться наслаждаться теми представлениями, что она разыгрывала.       Эрли была похожа на тех посредственных особей из его окружения, но вместе с тем умела выделяться среди них. Возможно, именно этот диссонанс вынудил его начать присматриваться к ней. Она была вспыльчивой, самовлюбленной и пустой. С такими характеристиками агенту Кейтлин Эрли не составило бы труда ужиться в современном обществе, но что-то постоянно мешало ей остепениться; она так и норовила проглотить кого-нибудь из себе подобных. Увлёкшись этой мыслью, мужчина незаметно оскалился в реальности… Окажись он пойманым, его бы прозвали «Ганнибал-каннибал», но вряд ли на это нашлись бы весомые основания. Он находился на вершине этой пищевой цепи. Представители его «вида» — лишь малая доля от общей массы. Поедал он исключительно грубиянов на свободном выпасе, ставить которых на одну ступень с собой было бы унизительно. Да, это и с натяжкой нельзя было назвать каннибализмом. Решился бы он отведать Кей, если бы представилась такая возможность? Скорее да, чем нет… Правда, он рисковал оказаться отравленым, учитывая, скольким ядом были пропитаны её ткани. Даже сейчас она выглядела обманчиво покорной. Змеи замирают, ощущая приближение угрозы, но, стоит наступить им на хвост, нападают в то же мгновение, несмотря на то, что эта схватка может оказаться последней для них.       Заметив, что Кей вознамерилась покинуть автомобиль, психотерапевт спохватился предложить:       — Мы можем всё обсудить, если хотите, — любые уточнения были лишними.       Из последних сил женщине удалось выдавить из себя апатичную ухмылку.       — Если Вы напрашиваетесь таким образом на приглашение, то напрасно, — однако, стоило обнаружить руку доктора, что ненавязчиво сжимала её кисть в попытке предотвратить побег агента, Эрли слегка оживилась. Он вновь скрывался под маской добродетели, но она была способна заглянуть сквозь сдержанные жесты доктора и обнаружить за ними ледяные скалы полного безразличия. Так, к чему этот фарс?       — Весьма прискорбно, — подыграл Ганнибал, всего на мгновение, слишком скользое, чтобы успеть ухватиться за него, усилил хватку на её кисти, — Но, если Вы решили таким образом избежать этого разговора, то напрасно.       Кей устало усмехнулась и отвела взгляд, словно признавая свой проигрыш, что было ей не свойственно. К сожалению, пока что она и не задумывалась о том, что это невесомое, но губительное влияние, которое невозможно было определить не сосредоточившись, оказывала на неё не только Эббигейл. Выражение лица Кей с ироничного постепенно возвращалось к прежнему; все черты опустились едва ли не к самому подбородку, а круги под глазами в полутьме стали пугающе отчётливыми. К тому же, головная боль никак не отступала, провоцируя её периодически непроизвольно морщиться. Всё, о чём она могла думать — как бы поскорее добраться до дома и наконец принять спасительную таблетку.       — Вы жалеете о содеянном? — той короткой минуты, в течение которой Эрли позволила себе ослабить контроль над собственными реакциями, доктору Лектеру хватило с головой, чтобы прочесть все те причины, что вызывали столь незавидное состояние агента.       — Я нарушила закон, — Ганнибал дёрнул уголком губ, но сдержал улыбку; да, в таком положении направлять её в нужную сторону было гораздо проще. — Впрочем… Как и Вы.       — Мы сделали это ради Эббигейл, — он медленно придвинулся к Кей, чтобы окончательно поглотить её своей уверенностью. — Разве она не заслуживает нашей помощи?       — Я бы предпочла больше не возвращаться к этой теме, — сознательно или нет, но она упёрто игнорировала его близость, а после подняла на доктора тяжелый хмурый взгляд. — Я могу на Вас расчитывать?       Доктор Лектер вручил ей тёплую располагающую улыбку, тем самым пытаясь проложить мост к доверию.       — Как Вы сами и упомянули, Кейтлин… Я в том же положении, что и Вы, — слегка сузив глаза, приложил некоторые усилия, чтобы вновь проникнуть в её разум. — Вас всё равно терзают сомнения… Вы не уверены в Эббигейл?       — Я ни в ком не могу быть уверена, — её кисть медленно выскольнула из ладони мужчины, а сама Кей упёрлась пустым взглядом в лобовое стекло. — В том числе, и в Вас.       Снова, в последнее мгновение, когда он уже был уверен в свой безукоризненной победе, она ускользала от него.       — Зря… — доктор непринуждённо отклонился назад; затаился, будто зверь, ожидающий, когда лань вновь проскочит мимо него. — Я видел Эббигейл, когда она входила в палату. Она была чем-то расстроена. И, что-то мне подсказывает, что причиной тому была не гибель Николаса Бойла, а нечто иное… Что Вы ей сказали?       — Правду.       — Правду?..       Кей неугомонно заёрзала на сиденье, кутаясь плотнее в куртку, но виной тому вряд ли была температура в салоне автомобиля, которая, к слову, была комфортной.       — Мне не хотелось её обнадёживать, поэтому я объяснила, что… — кислород замер по пути к лёгким, так и не достигая их, что вынудило её повторно глубоко вздохнуть. — Что некоторые мои проявления — лишь часть работы.       — Вы ведь понимаете, что нам придётся вернуться к Вашим взаимоотношениям с Эббигейл во время сеансов.       — Как угодно, — Эрли, резко нажав на кнопку, разблокировала дверь автомобиля; осенний ветер тут же обдал её лицо, но Ганнибал не спешил её отпускать.       — Признаться, мне бы не хотелось оставлять Вас одну в таком состоянии.       Она склонила голову в его сторону, но так и не взглянула.       — Я… Я просто устала, — наверное, это было самое искреннее, что она когда-либо ему говорила.       Не дожидаясь, когда Ганнибал начнёт выстраивать ей новые препятствия, Кей покинула его, следом направившись к дому.

***

      Договариваясь с Беверли на встречу, Кей сомневалась, что в ближайшее время им действительно удастся оторваться от работы. Однако, что касается мисс Катц, несмотря на её незаменимость в коллективе, женщине посчастливилось освободить один вечер от бесконечных поручений Кроуфорда. Саму Эрли к новым расследованиям пока не привлекали. Кей не без иронии представляла себе, что Джек отгораживал её от остальных дел намеренно, чтобы её ничего не отвлекало от подражателя Хоббса. Редкое явление, но они оба сошлись во мнении, что «сбежавший» Бойл, даже не исключая нападение на Эббигейл, не тот, кто им нужен. Настоящий подорожатель по-прежнему не был установлен; более того, снова затаился, обделая ФБР своими проявлениями. В частности, и саму Кей, которая хотела расправиться с ним, как можно быстрее и вернуться в свой отдел. И всё же, банально, но это напоминало ей затишье перед бурей. Когда же ей наконец-то позвонила Беверли и предложила встретиться тем же вечером, Эрли охотно согласилась, признавая, что общество давней знакомой ей в нынешнем состоянии ничуть не помешает.       Недолго выбирая, женщины остановились в небольшом, но уютном баре в стиле кантри. Вернее, он бы наверняка показался Кей уютным, если бы не вся эта обстановка, — деревянная крыша, чучела животных на стенах, камин и атмосфера сельской местности —, не напоминала ей так сильно хижену Хоббса. Впрочем, ей без труда удалось убедить себя в том, что никакие ассоциации не испортят ей сегодняшний вечер. Подруги разместились у барной стойки и принялись оживлённо обсуждать прошлое — единственное, что объединило их.       — Помнишь, — Беверли сделала небольшой глоток и, посмаковав горьковатый напиток, с хитрой улыбкой продолжила. — Когда ты только устроилась к нам в отдел, мы отправились в клуб, чтобы отдохнуть и лучше узнать друг друга…       — … Нет, — протестующе простонала Эрли, удерживая сигарету в зубах. — Не смей.       — Да, да, — Катц продолжала удовлетворенно посмеиваться над коллегой. — Ты тогда сильно перебрала, и мне пришлось тащить тебя на себе до самой уборной, где мы ещё провели не меньше часа.       — Конечно, это ведь куда позорнее, чем изматывать того несчастного китайца вопросами вроде: и как там ситуация с экономикой в Южной Корее? Как насчёт того, чтобы пополнить популяцию нашего вида? — принялась отбиваться Кей.       — Ладно, один-один, — не сдерживая смеха, Беверли решила отступить. — Мне порой даже жаль, что мы так сильно изменились.       — Лично я в тебе никаких изменений не наблюдаю.       — А я, в большей степени, говорю о тебе, — Катц серьёзно уставилась на подругу, отчего лёгкий настрой Эрли начал постепенно улетучиваться.       — Ну хорошо, в чём же я изменилась?       — Во многом… Раньше я восхищалась симбиозом внутри тебя; в тебе спокойно уживались и беспечность, как бы странно это не звучало, и сосредоточенность, когда было необходимо проявить себя в деле. Сейчас передо мной не ты, а та тень, что ты прежде отбрасывала.       Кей замерла, отвечая Беверли тем же пристальным взглядом, а после надрывно рассмеялась, едва не подавившись сигаретным дымом.       — Красноречиво… Ты готовилась?       Катц укоризненно изогнула брови на попытку подруги обмануть её и продолжила с ещё большим давлением:       — Всё дело в Хоббсе? Так ведь?.. Ты слишком поглощена им.       — Это моя работа — разве нет?       — Тебе это несвойственно. Все перемены, что ты пытаешься подогнать под свой прежний образ, выглядят, как плохо сшитый костюм.       Эрли захотелось откинуться назад, чтобы продемонстрировать коллеге свою неуязвимость перед её стараниями углубиться в анализ, но вовремя вспомнила, что позади неё нет спинки стула. Сообразив, решила прибегнуть к другой тактике:       — Повторите, — она подтолкнула к бармену пустой стакан, пытаясь отвлечь Катц от себя. — Бев, — снова повернулась к ней, собравшись с мыслями, — всё это не имеет значения… Как только мы поймаем подражателя, и доктор Лектер выдаст мне освидетельствование, я вернусь обратно.       Убеждения подруги ничуть не успокоили Беверли, которая замечала всё большие странности с каждым, сказанным Эрли, словом. Из всей той речи, что зачитывала Кей, словно актёр, прогоняющий генеральную репетицию, очевидно выделялось упоминание Лектера. Агент Катц привыкла слышать его имя из уст подруги в сопровождении неясной бесформенной претензии. Подобное поведение Эрли никогда не вызывало у неё подозрений. Имея на руках своебразный персональный пропуск в мир Кей, состоящий из бетонных стен, рабочих вырезок и, неподдающихся логике, предрассудков, Беверли имела представление, кто, каким образом, и по каким причинам способен вывести «любимицу» Кроуфорда из себя. Эрли была подвластна внутренним законам, состоящим из полной несуразицы, однако оспорить их никто не имел ни возможности, ни права. Так или иначе, неприязнь, что вспыхивала в Кей, как показывала практика, оказывалась заключена в её мозгу на пожизненный срок без права досрочного освобождения… Всё-таки эти умозаключения агента Катц были актуальны лишь до недавнего времени. Являлся ли Ганнибал исключением, вынимающим одно из колец той цепочки, что формировала собой ранняя философия Кей? Или же причиной всех метаморфоз представлялась сама Эрли, как изначально и пологала Беверли?.. «Доктор Лектер» — было протянуто на одном длительном выдохе, с некоторым уважением к психотерапевту, которое никак не вязалось с той, казалось, неизменной картиной, которую наблюдала Катц с начала партнёрских отношений Кейтлин и Лектера, скрывающих под собой ещё один слой, который заключался, скорее всего, в одностороннем конфликте. По отрешенному виду Кей, Беверли без труда смогла распознать, что та и сама вряд ли отдает себя отчёт в том, что градус напряжения между ней и Ганнибалом постепенно и незримо начал снижаться.       — Что происходит между тобой и доктором Лектером? — напрямую спросила Катц не столько из желания утолить своё любопытство, как из искреннего стремления помочь подруге разобраться в себе.       Кей поднесла стакан к губам и, слегка касаясь кончиком языка виски, влажно промямлила:       — В каком смысле?       — Как ты относишься к доктору?       — Абсолютно нейтрально.       Беверли снисходительно усмехнулась и на мгновение отбросила взор в дальний угол помещения.       — Кей, ты не из тех людей, кто способен относиться к другим нейтрально. Ты можешь ненавидеть… Можешь презирать, можей относиться с симпатией, но ты никогда не остаёшься безразличной… Что касается Лектера, — глаза Беверли подали Эрли недвусмысленный намёк, — я склоняюсь к варианту с симпатией. Правда, пока не понимаю, что именно спровоцировало такие кардинальные перемены.       Откидывая прочь свои надежды на то, что ей удасть вынуть из Кей парочку свежих откровений, касающийся её, возможно, нового любовного интереса, Катц остановилась на совершенно иных ожиданиях. Она была готова столкнуться с возмущением и протестами Эрли, — и как только она могла позволить себе оскорбить её такими подозрениями! —, однако, сама Кей, полностью разрушив представление о действительности коллеги, лишь молча отвернулась от неё, а после совершенного механическим движением осушила свой бокал до дна. Тревога на лице агента граничила с ужасом осознания чего-то важно. Не смотря на победу в разоблачении, Беверли смирилась с поражением на ином фронте; чтобы не скрывалось за спиной Эрли, хитро принимая облик её тени, сама она не станет открыться подруге. Узы, что некогда связывали их, оказались бессильны перед тем инфернальным, что начало более напористо утягивать Кей во тьму. Эрли же сам ад виделся возможностью когда-нибудь, пусть не сейчас, пробраться к свету.

***

      Знала бы Кей, чем окончится этот вечер, с большей вероятностью осталась бы дома, в уже привычном для себя одиночестве, отказываясь от встречи. Но с подводками коллеги смерчь безумия затянул Эрли; вынудил хаотично вертеться в глубинах подсознания вместе с прочими мыслями, над которым она давно утратила власть. Не сумев сохранить равновесие, отныне она являлась лишь второсортной копией каждого своего прошлого суждения. Катц, намереваясь помочь Эрли, в очередной раз запустила внутри последней станок, штампующий волнения. После возвращения в Балтимор и прощания с Лектером, Кей ощутила жажду, что была смутно знакома ей, и излюбленным, однажды проверенным, образом попыталась усмирить её алкоголем; к печали агента, источник, способный утолить её, был только один — Ганнибал, и он не терпел измен. Наказание за подобное было сурово — апатия, не выпускающая и на секунду из своих стальных тисков. В прошлом Эрли часто рвалась к переменам, но сейчас упрекала саму себя в неспособности оценивать блага, которыми её одаривала стабильность, по достоинству.       Все попытки Беверли достучаться до неё, — открыть глаза на искусственные, будто спровоцированные кем-то иным, перемены —, словно удар кувалды по многострадальной голове Кей. Ей хотелось сорваться, истерично и, в тоже время смиренно кричать, — знаю! Я всё знаю! —, но границы между ними давали о себе знать; никто, кроме Эрли, не был способен разглядеть их. А, тем временем, нечто тёмное, пользуясь её мазохистским молчанием, продолжало камень за камнем возводить всё новые стены, за которыми уже не было видно небес; стены, что ограждали её даже от тех, кто вероятно смог бы понять, лишали Кей и малейшего шанса на то, чтобы выступить с протестом.       Не сумев совладать с той частью себя, которая была способна получать наслаждение лишь от саморазрушения, Эрли сделала то, что умела лучше всего — сбежала, коротко распрощавшись с Беверли, эгоистично позволяя ей тонуть и дальше в растерянности. Путь, что Кей держала, не был ей изучен, потому магнитом притягивал её ступни к себе, вынуждал передвигаться против воли. А дорога домой по-прежнему веяла серостью будней; предать её оказалось слишком просто. Эрли любила испытывать себя на прочность. Эта страсть отыскала себе физическое воплощение в том единственном, кто был способен уничтожить агента, а после стереть все следы, свидетельствующие о том, что в этом мире существовало кто-то, носящий чрезмерно кинематографичное имя — Кейтлин Маргарет Эрли.       Вымокшая до нитки, безостановочно утирающая нос, она бросила психотерапевту рваное приветствие, едва двери его дома успели распахнуться.       — Добрый вечер, агент, — Ганнибал не ждал Кей этим вечером, но оставлять её на крыльце, очевидно, было бы дурным тоном. Он сопроводил её неприязненым взглядом, замечая, как грязь, смешанная с дождевой водой, начала соскальзывать с её ботинок, оставляя свои следы на, натёртой до блеска, поверхности его паркета. — Вы промокли, — бессмысленно прокомментировал он.       — Да, чёртов дождь… — Эрли скривилась, отправив доктору нечитаемый взгляд, покрытый лихорадочным блеском, что послужило Лектеру поводом задуматься о том, что женщина была немного пьяна; прежде, чем он вознамерился окончательно убедиться в своих подозрениях, она вновь заговорила. — На самом деле, я люблю такую погоду, но когда нахожусь дома с чашкой кофе в руках, — подтверждение настигло его само; вряд ли бы Кейтлин стала делиться с ним тонкими нюнсами своего быта и личными предпочтениями на абсолютно трезвую голову.       — Это прекрасно, не так ли?.. — он пронизивающе взглянувл на Кей, гадая, какие ещё откровения она приготовила для него. — Дарит чувство защищённости.       — Нет, доктор Лектер. Даже в минуты внешнего умиротворения я не чувствую себя в безопасности, — флегматично продолжала свои рассуждения она, не поддаваясь магнитизму психотерапевта.       — Могу я узнать — почему?       — Издержки професси… Не более, — Эрли слегка пошатнулась на месте, но сумела удержать равновесие.       Ганнибал, чья рука уже потянулась к агенту, чтобы помочь ей устоять, решил уточнить:       — Вы самостоятельно приехали сюда?       — Да, — несмотря на небольшое помутнение в сознании, Кей смогла определить, с какой целью был задан этот вопрос.       — Это безрассудно. Вы понимаете?       — Бросьте, — проглотив слишком много воздуха, она ощутила подступающий приступ икоты, но смогла подавить его. — У меня большой опыт вождения, — очаровательная, по мнению Кей, а на деле отталкивающая пьяная улыбка тронула её губы.       Ганнибал лишь со скрытым изумлением глядел на неё, пока не опомнился:       — Прошу прощения. Где мои манеры, — он одним широким шагом оказался в нескольких сантиметрах от Эрли, призывая и одновременно помогая ей снять плащ. — Идёмте. Я дам Вам полотенце.       — Не стоит…       — …Не упрямьтесь, Кейтлин, Вам не идёт.       Ганнибал направил её в гостиную. Приближаясь к двери, Кей успела уловить посторонние звуки, что раздавались за ней.       — Вы не один? — тут же поинтересовалась она, но психотерапевт молча пропустил её вперёд, что и послужило ответом.       — Здравствуй, Кей, — удивлённо пропела Алана, поднимаясь с кресла, едва та переступила через порог комнаты. — Ганнибал не предупреждал, что у вас сегодня терапия.       Эрли оторопела на мгновение, взбалтывая в себе странный коктейль эмоций; подобный рецепт ей прежде не приходилось пробовать. Что бы не заколыхалось в ней в этот момент, чувство это было не из приятных, и вызвано оно было, однозначно, обнаружением доктора Блум в гостиной Лектера поздним вечером.       — О, нет! — Эрли широко улыбнулась, полностью обнажая два ряда; скулы тут же свело от напряжения. — По плану сегодня доктор Лектер должен был отдохнуть от меня, но я проезжала мимо и не удержалась. Решила разбавить тоску доктора, навеянную этим дождливым вечером, — лукавый насмешливый взгляд на мгновение переметнулся к Ганнибалу, — но… Я не дооценила доктора. А он оказался очень предприимчивым, — недвусмысленно намекнула она, отчего Алана внутренне вспыхнула от возмущения, но внешне продолжала придерживаться профессионального этикета.       Ганнибал, сочтя выпад Кей грубым и неприемлемым, всё же оставил его без внимания, зная, что доктор Блум пожелала бы того же.       — Дамы, я сейчас вернусь, — невинно осведомил он, так же игнорируя напряжение между женщинами.       — Нам нужно поговорить, — твёрдо начала Алана, после ухода Лектера.       — О чём же? — безучастно отозвавшись, Кей обогнула Блум и с демонстративной дерзостью опустилась в кресло, в котором всего минуту назад восседала сама протеже Ганнибала.       — Об Эббигейл, — пальцы Эрли, которые потянулись вверх, чтобы сбросить мокрые пряди со лба, застыли в воздухе. — Ей тяжело даётся социализация. Она замкнулась в себе, никому не доверяет. Если это продолжится, она никогда не сможет стать полноценным членом общества.       — Я здесь при чём? Я не психолог.       Алана резко переменилась в лице от подобной безответственности со стороны агента, приоткрыла рот, очевидно, намереваясь ответь той что-то резкое, но вовремя одумалась и вернулась к аргументам, которые планировала высказать изначально:       — Я сегодня говорила с Эббигейл… Она обижена на тебя. Считает, что ты её бросила.       — Она тебе это сказала? — Кей не постыдилась выпустить наружу нахальную усмешку. — Или это только твои личные, прости, профессиональные предположения?       — Для тебя это имеет значение?       — Разумеется. Я бываю крайне внимательной, когда на меня пытаются повесить обязательства, к которым я не имею никакого отношения.       — Не имеешь отношения?.. Открою тебе секрет; хочешь ты это признавать или нет, но проблемы Эббигейл касаются тебя в первую очередь. Так же, как Уилла и Ганнибала. Ближе вас троих у неё сейчас никого нет… Да, Эббигейл — манипулятор, и, я уверена, она специально рассказала мне о своих переживаниях, зная, что я передам их тебе. Но дело не в том, что она использовала меня, как инструмент, а в том, с какой целью она сделала это, — высказав всё на одном дыхании, Алана устало добавила. — Ей требуется внимание. Твоё внимание.       — Ты закончила? — сквозь зубы процедила Кей, не желая выходить из себя здесь и сейчас, но уже была близка к тому. — Теперь скажу я. Если ты планировала этой душераздерающей речью, а я абсолютно убеждена в этом, заставить меня начать принимать активное участие в жизни Эббигейл, то ты круто облажалась.       — Хоть раз в жизни подумай о ком-то, кроме себя, — уже не скрывая презрения к позиции Кей, с серой мольбой призывала доктор Блум.       — Чёрт возьми! — взворвалась Эрли, скакивая с места. — Я — агент ФБР, а не социальный работник! Лечить посттравматический синдром — твоя работа, а не моя! Хватит! — предсказывая очередную порцию доводов от Аланы, Кей решила разом всё пресечь. — Я не намерена больше выслушивать это.       — Ты должна с ней поговорить. Я…       — …Доктор Лектер! — резко воскликнула Эрли, заглушая бархатистый голос Блум собственным, хриплым и срывающимся; агент быстро оказалась подле Ганнибала, принимая из его рук обещанное полотенце. — Спасибо.       Лектер же перевёл заинтересованный взгляд на Алану, которая с его появлением упрятала раздражение, полагающееся Кей. Не получив ожидаемого результата от столкновения двух, противоречащих друг другу, сторон, он мягко провёл ладонью по сладкам своего пиджака и заговорил:       — Ужин будет готовиться в течение сорока минут. Я, конечно, не был готов к появлению нового гостя, — не упустил возможность слегка приземлить Кей, что начала позволять себе слишком многое, — но, думаю, это не катастрофично.       — Боюсь, мне нужно идти, — его планы нарушила доктор Блум, которая начала одеваться сразу, после своего объявления.       Один уголок губ Эрли торжественно потянулся в сторону. Медленно промакивая влажные волосы полотенцем, она приторным тоном обратилась к Алане:       — Доктор Блум, если Вам неприятно моё общество, я могу уехать. Поверьте, в моих планах не было разрушать вашу чудную идиллию, — она кожей ощутила жгучий, полный неодобрения, взгляд Ганнибала, но отступать от своих детских забав не собиралась.       — Нет, Кей, ты здесь ни при чем, — выдержка Аланы заставила Кей покрыться чёрной завистью. — Мне, действительно, нужно идти, — она обернулась к своему бывшему преподавателю, в адрес которого позволила себе искреннюю тёплую улыбку. — Ганнибал, надеюсь, ты простишь мне это.       — Думаю, у меня ещё будет возможность насладиться твоим обществом, Алана, — в любезностях доктор Лектер ничуть не уступал своей коллеге.       — А у меня — насладиться твоими кулинарными шедеврами.       Кей давилась злобой, наблюдая за, как ей самой виделось, парадом лицемерия. Подобного отношения в собственную сторону она никогда не испытывала, потому считала; столь акцентированная тактичность не имела под собой никаких весомых оснований, потому ощущалась, как зрелище, что разыгрывали два актёра, и каждый из них приследовал личные цели. Ярость и ненависть в забеге к титулу «Самые искренние чувства» явно лидировали; Эрли никогда не интересовалась тотализатором, но, если бы представилась возможность, поставила бы именно на них.       Когда Ганнибал отправился провожать Алану, не пожертвав и кратким комментарем, полагающимся Кей, она ощутила себя одним из элементов декора его гостиной. Отсутствие той учтивости, что она прежде презирала в нём, по отношению к ней начало настораживать; наталкивало на, по неизвестной тому причине, тревожную мысль — что, если лимит его терпения к агенту оказался исчерпан ей самой? И, почему это предположение не радует её так, как должно было, ведь то, чего она жаждала, — демонстрация истинного лика безупречного доктора —, наконец свершилось, не так ли? Все реакции, и прошлые, и нынешние, что запускал в ней Ганнибал, смешались с сумасшедшей скоростью в центрифуге, образовывая некую нерастворимую субстанцию, нечто, чему не способен был дать определение ни один из людских языков, — ни живой, ни мёртвый. Не приемлющая лицемерия, Кей сама оказалась раздавленна толщей всех своих масок. Собственная ложь должна была помогать разоблачать других лжецов, но её игры, которыми она в последнее время была слишком увлечена, отнюдь мешали распознавать местонахождение чужих тайников. Опрометчиво сбросив свои карты в колоду противника, она уже не понимала, которые козыри принадлежат ей, а которые ему, а ведь где-то на дне притаился Джокер, который подарит одному из них преимущество в решающем действии; вот только, кому, в конце концов, он выпадет?       Молчаливый, но ничуть не тронутый этим обстоятельством, доктор Лектер невозмутимо сервировал стол, раскладывал блюда перед Кей, которая всё никак не могла отделаться от мысли, что добрый доктор планировал и желал провести этот вечер в компании другой, а её принял лишь из вежливости. Но, когда её тяготил чужой дискомфорт, Эрли бы скорее ликовала, прознав о том, что сама послужила причиной пусть и незначительной, но неудачи психотерапевта. Обоих психотерапевтов. Но стоило послать к праотцам одно порождение тревожности, как вслед за его уходом сформировалось ещё одно, не менее удручающее; а, что она, собственно, тут делает? Зачем явилась, игнорируя временные рамки, ведь существовало такое невероятно удобное, предоставленное самими мучителями, прикрытие, как сеансы терапии, во время которых она могла вполне «легально» и без подозрений присутствовать в обществе психотерапевта, и между делом пытаться установить характер этой обратной связи.        И всё же, она совершила необдуманный поступок (а ведь на склонность к подобному ей уже не единожды указывали), приехав в дом Лектера, не имея в запасе никаких веских оснований для столь спонтанных действий. То, что он ещё не удосужился поинтересоваться о причине её визита, свидетельствовало лишь о его деликатности, не более. Рано или поздно, он задаст вопрос, за ответом на который Эрли как раз сюда и прибыла, однако успеет ли она его отыскать прежде, чем психотерапевт приступит к своей части?..       — Прошу… Вегетарианская карбонара и гуакамоле, — остановившись за её спиной, Ганнибал необъяснимым, выделяющимся из общей атмосферы, однако не теряющим своей элегантности, жестом придвинул пасту всего на пару миллиметров к ней.       Аромат, искодящий от доктора и пробивающий даже сквозь ничтожно слабое обоняние Кей, парализовал её. Быть может, всё дело именно в алкоголе, под воздействием которого все чувства агента в разы обострялись, что казалось несколько нелепым.       — Как скупо, доктор Лектер, — недовольно и в тоже время насмешливо высказалась она, пытаясь возвратить к действительности саму себя. — А ведь я считала Вас лучшим в презентации блюд.       — Не хотел Вас разочаровать, — возвращаясь на своё место, Ганнибал удерживал взгляд в пустоте, а после, разместившись, наконец закрепил его на винном бокале. — Каждый Ваш визит, не желающий размениваться и на малейшие предзнаменования, ставит передо мной довольно сложные творческие задачи — накормить Вас, при этом, учитывая особенности Вашего организма… Уверяю, всю свою фантазию я утратил на кухне, именно поэтому презентация оказалась обделена ей, — он всё же поднял глаза на свою гостью, но подобным взглядом он ни один раз смотрел на тех, с кем ему неоднократно приходилось иметь дело, выполняя «общественный долг».       Кей оказалась в растерянности от разговорчивости психотерапевта, что столь резко сдвинула с пьедестала молчание, так сильно контрастировала с ним, а ведь она уже успела привыкнуть к мысли, что их ужин пройдёт под покровительством тишины.       — Надеюсь, что хотя бы сами блюда меня не разочаруют, — притворно улыбнувшись в ответ на пристальное внимание Ганнибала, она, неумело орудуя вилкой, попробовала приготовленное им. — Неплохо… Правда, паста получилось слегка сухой, — необходимость сбить спесь с выдающегося во всём доктора Лектера пропала, однако Кей была всегда чрезмерно подвержена влиянию вредных привычек и даже не пыталась избавиться от некоторых из них, полагая, что работа эта сомнительная и неблагодарная.       Сам же Ганнибал, как и опасалась Эрли, начал задумываться о причине её позднего визита и столь смелого, вызывающего поведения; всё же, ему бы следовало добавить её визитку в свою коллекцию.       — Как обстоит ситуация с новым делом? — сухо поинтересовался он, принявшись за свой ужин; механическими обработаными движениями разрезал стейк на мельчайшие кусочки, будто ипохондрик, вечно тревожищийся за проходимость своего пищевода.       Упоминание её основной деятельности, даже на некоторое время сумело отрезвить Кей.       — Дело… — лишённым красок тоном протянула она. — Стэмфорд, Коннектикут, семья Тернер, убитая во время обеда, — словно строчки из песни, напевала Кей и одновременно нервно накручивала пасту. — Джек и Уилл направились туда, моё участие будет лишним.       — Что навлекло Вас на такие выводы? — Ганнибал тут же заинтересовался переменам в её настроении.       — Во-первых, сам Джек Кроуфорд принял решение не привлекать меня к этому расследованию. Во-вторых, — она невольно запнулась, а после постарась отшутиться, — я не люблю вмешиваться в семейные конфликты.       — Джек Кроуфорд бережёт Вас для подражателя, — довольно ухмыльнулся Ганнибал, отправляя в рот очередной мясной ломтик. — Хочет, чтобы Вы были сосредоточены только на нём.       Кей внутренне напряглась; эта тонкая подводка к теме, которую она не желала обсуждать, не оставила ей ничего иного.       — Пока есть такая возможность, да… В любом случае, это разумно с его стороны, — с долей претензии добавила она, — учитывая, что подражатель всё ещё на свободе, — Ганнибал принял её ответ без прочих уточнений, но пока решил дать небольшую отсрочку; тратить все внутренние ресурсы на один удар, который, велика вероятность, не окажется финальным, было бы слишком по-дилетански.       — Чем он Вас заинтересовал? — отступив на шаг, поинтересовался Лектер.       — Подражатель? — Эрли неосторожно упустили из внимания тот факт, что психотерапевту удалось раскрыть объект её профессиональной заинтересованности.       — Да. Насмешки над ФБР?       — Нет, здесь он не первооткрыватель. Его нетипичность кроется в другом. Гениальный психопат, что скрывается под личиной подражателя менее гениального психопата — такое встречается не часто. Прочие работают на свой собственный образ, но у нашего психопата иная идея. Хоббс не был его целью, он лишь подвернулся под руку. Через него… Он пытался подобраться к кому-то другому.       — Это личное? — Ганнибал обратился статичной ледяной скалой; ни жестом, ни мимикой, ни голосом не выражая того напряжения, что приятной вибрацией проходилось по его внутренним органам.       — Для него всё — личное… И, в тоже время — нет.       — Каким методом в работе Вы пользуетесь?       — О чём Вы? — увлеченная беседой о том единственном, что пробуждало в ней страсть, Кей всё чаще стала прикладываться к вину.       — Уилл проникает в разум убийцы, примеряет на себя его образ. Какой образ предпочитаете Вы?.. Вы — убийца? Или жертва?       Эрли медленно выдохнула. Её глаза переливались мягкими волнам, позволяя другому узреть в них своё искажённое отражение. Ганнибал задумался, что именно оказало на неё такое воздействие — алкогольное расслабление или воспоминания о чём-то далёком, приятном, но в вместе с тем разрушающем.       — Я — наблюдатель, — флегматично ответила она. — Всегда наблюдатель…       — А Вам бы хотелось быть участником, — предположил Лектер, нащупывая её уязвимые зоны.       — Эти желания не имеют значения, ведь они не в состоянии изменить мою природу.       Ганнибал выждал театральную паузу, подготавливая Кей к следующему акту.       — Эббигейл — тоже наблюдатель, — в том, что на его глазах вот-вот разыгрывается личная драма, у психотерапевта не было сомнений. — Она пока что не имеет возможности жить полноценной жизнью. События мелькают перед ней, но лишь, как изображения киноплёнки. Она — зритель, прошлый трагичный опыт которого, не даёт ему вновь стать полноценным участником.       Эрли резко прижала салфетку к губам, будто стирая остатки соуса, однако прижала её слишком плотно, пытаясь создать тонкой тканью барьер, способный выстоять перед её судорожными вздохами, не дать им прорваться.       — Вы отдалились от Эббигейл, — спокойно продолжал Ганнибал. — Очевидно, это связано со смертью Бойла.       Резко отняв от лица салфетку, Кей хрипло заговорила:       — Кажется, мы условились, что больше не будет поднимать эту тему. Никогда.       — Моя память верна мне, агент Эрли. Договаривалась мы, отнюдь об обратном.       — Да! Об Эббигейл! — вспыхнула Кей, но тут же снизила тон. — Но имя Бойла больше не должно звучать ни от Вас, ни от меня, ни от Эб… Эббигейл. Вы не меньше меня осведомлены, что произойдёт, если этот инцидент всплывёт наружу.       — Вы беспокоитесь за себя? — Ганнибал с тщательностью хирурга разрезал её фразы; отделял мёртвые от тех, что её были жизнеспособны и могли ему послужить. — Или об Эббигейл?       — Я не хочу больше об этом говорить. Я не на сеансе, и Вы не можете требовать от меня большего, — заключила Эрли, стискивая в руках столовые приборы, которые наверняка уже успела согнуть. — Можно мне ещё вина? — совершенно иным, будничным тоном попросила она.       Сжалившись, хозяин дома поспешил выполнить просьбу гостя, но лишь для того, чтобы сильнее расположить к себе.       — Я понимаю Ваше нежелание вести беседы на эту тему, — Ганнибал не снижал градус давления, глядя на то, как Кей принялась жадным глотками осушать бокал, который он едва успел наполнить. — Однако, это важно, в первую очередь, для Эббигейл. Вы протянули ей руку помощи, а теперь пытаетесь отстраниться от ответственности, которую сами на себя и возложили — это был Ваш выбор, Кейтлин, и только Ваш.       — Ответственность в моём случае исключена, — Эрли тут же недовольно перебила его. — Да, я помогла Эббигейл, но лишь тогда, когда это, действительно, требовалось… Взращивайте и дальше в себе чувство долга, придумывайте ментальные связи, что внезапно возникли между вами, если угодно… Но не пытайтесь внушить это и мне.       — В этом нет необходимости, — Лектер лукаво ухмыльнулся; любые отрицания Кей только подтверждали правоту доктора в его собственных глазах. — Ваша привязанность к Эббигейл видна невооружённым глазом. Рано или поздно, она лишит Вас всякого стремления к сопротивлению.       Эрли сконфуженно выдохнула, осознав, что все её усилия, потраченные на укрепление позиции, оказались напрасны. Ганнибал видел лишь то, что хотел; более того, субъективное видение ситуации настырно пытался спроецировать и на её сознании. Его непоколебимость не пугала агента, но, однозначно, сбивала с толку.       — Последнее слово должно остаться за Вами, не так ли?.. — в очередной раз сдалась она; расслабленный высокоградусными напитками мозг отказывался дальше участвовать в этой холодной войне. — Десерт будет?       Ганнибал невозмутимо склонился к ней, размышляя, — следует ли и дальше потакать капризам гостьи, что металась между собственных желаниями и не спешила определяться? Темнееющие глаза прошлись тягучим взглядом по Кей, которая непроизвольно затаила дыхание, надеясь лишь на то, что Лектер в скором времени покинет её хотя бы на минуту, даст наконец вдохнуть полной грудью.       — Десерт? Разумеется, — с обманчиво успокаивающеей улыбкой произнёс он. — Изготовленный с учётом всех Ваших ограничений.       Эрли проводила психотерапевта безэмоциональным взглядом и, стоило двери за ним захлопнуться, рискнула проявить слабость в стенах его дома, что вынуждали агента ощущать постоянный мистический контроль, пытающийся ненавязчиво подавить её волю. Она спрятала своё слегка влажное лицо в ладонях, испытывая странное чувство, словно сейчас, — в этом доме, в это время и на этом месте —, здесь находилась не она, а некто другой, пугающе противоположный… Почему каждое столкновение с Лектером парализовывало, словно электрошоковое оружие? Кей было с чем сравнить; однажды, в раннем детстве, играя с проводкой в доме, она в полной мере смогла испытать на себе удар током, — зудящее, проникающее вглубь каждой клетки, ощущение сквовывало всё тело. Мелкающие перед глазами пальцы только сильнее против воли сжимали чёртовы провода. Все мысли дезертировали, отдавая всю власть боли, что была столь уникальной по своей природе, несравнимой ни с чем, способной склонить свою жертву в первую же секунду противостояния, которое никто так и не успел объявить… Тогда она проиграла и принимала своё поражение уже в стенах больницы.       Лектер же продолжал выкачивать из её вен информацию, которая словно была ему самому жизненно необходима. Неужели, в этом и заключался секрет его продуктивной терапии? Вот только, Кей была не готова становиться донором; сколь дурна и черна не была её кровь, она не намерена делиться ею ни с кем. К своему глубочайшему сожалению, она отметила, что все её попытки манипулировать доктором, — вынудить выдать ей освидетельствование ранее положенного срока —, потерпели фиаско ещё в самом начале, а сама Эрли прибыла сюда лишь для того, чтобы подтвердить или же отнюдь опровергнуть смехотворные домыслы Беверли, касающиеся психотерапевта и… Пациентки. Увы, оказавшись этим вечером гостьей его дома, Кей ушла в минус; неосознанно, она продолжала компроментировать себя, — каждой фразой подпитывать образ нестабильной личности… Нужно успокоиться. Нужно забрать то, за чем она сюда явилась, а после вернуться в своё укрытие, которое напитает её привилегиями одиночества.       С трудом поднявшись на ноги, она подошла к окну, приоткрыла его, и, пользуясь отсутствием хозяина дома, закурила. Все тревоги исчезли с первой затяжкой; растворились в токсичном облаке дыма. Улица за окном давно погрузилась во тьму, создавая меланхоличное ощущение, словно этот дом был единственным строением на много миль вокруг; лишь шум дождя нарушал мёртвую тишину. Иллюзия уединения продлилась недолго; Ганнибал, доставивший в столовую обещенный рецепт, кольнул ей в спину недовольным взглядом.       — Вы не против? — практикуя его игру в невозмутимость, поинтересовалась Кей.       — Вы знаете ответ, — коротко бросил Лектер, опуская сверкающий чистотой поднос на стол.       — Тем не менее, Вы можете ответить.       — Против, — заключил доктор и поднял на неё нечитаемый взгляд, предвкушая следующий ход агента.       — Но Вы не предпримете никаких мер, если я продолжу, — самонадеянно утвердила она.       — Я могу попросить Вас покинуть дом.       Пластика лица Ганнибала, — вернее, её отсутствие —, должна была ужасать, но Эрли испытала лишь необъяснимый извращенный трепет, в глубине подсознания расчитывая спровоцировать его на нечто большее.       — Почему же тогда я всё ещё здесь?       Он долго молчал, непозволительно долго. Кей успела с разочарованием подумать, что психотерапевту более нечем ответить на её вызов, но она всегда отличалась спонтанностью умозаключений.       — Вы — мой пациент, — наконец вынес вердикт Лектер, но разорвание Эрли не убавилось, словно она расчитывала услышать нечто совершенно иное. — Пусть Ваша бестактность останется на Вашей совести, — с нервной усмешкой она наблюдала, как доктор отвернулся от неё и направился обратно к своему месту во главе стола.       Выбросив сигарету в окно, она решила последовать его примеру, надеясь вновь возобновить зрительный контакт, который периодически бросал её внутренние органы в дрожь.       — Не бестактность, доктор Лектер, а настоящее хамство.       — Рад, что Вы это признаете.       Кей подпёрла рукой щеку и едва не расползлась по всему столу, устремив на психотерапевта блуждающий взгляд.       — Вы всем своим гостям прощаете хамство или только тем, кто числится Вашими пациентами?       — В вопросах этикета, агент Эрли, я редко бываю избирательным, — он ожидал увидеть на лице женщины, как минимум, задумчивость, даже настороженность, но та впервые в его обществе выглядела столь расслабленно, отчего азарт Ганнибала начал постепенно иссякать; последнее он никак не мог допустить. — Меня интересует другое: если Вы признаете, что Ваше мнение порой бывает неприемлемо, что мотивирует Вас и дальше придерживаться этой модели? Вам нравится обращать внимание окружающих на себя, даже если оно несёт негативный характер?       — Вы — мой психотерапевт, Вы и ответьте, — лениво отозвалась Кей, которая уже мало что соображала.       — Ответ мне известен, но смысл терапии заключается в том, чтобы Вы отыскали его самостоятельно.       — Забавно, — вяло ухмыльнувшись, она потянулась к бутылке вина и на этот раз без помощи хозяина вечера наполнила свой бокал до краев; стекло дрогнуло в пальцах Кей, и несколько алых капель скатились на светлую ткань салфетки, что так удобно, в прямом смысле, оказалась под рукой. — В чём тогда смысл существования Вашей профессии, если пациентам, в любом случае, приходится заниматься самолечением? — губы коснулись бокала, но из-за переполненности вино проскользило по подбородоку, шее, а после скрылось под распахнутым воротником блузки, оставляя и на нём свои яркие пятна; саму Кей это ничуть не взволновало, потому, как она лишь пренебрежительным жестом руки утерла остатки влаги с кожи лица.       Ганнибал безотрывно наблюдал за ней, прибывая в лёгком замешательстве; невежественная и легкомысленная, целиком и полностью погрязшая в своих вредных привычках, она… Не вызывала в нём отвращения. В чём смысл его работы, его деятельности, жизни?.. Быть может, в том, чтобы видеть красоту там, где она не подразумевалась изначально. Показывать своим «настоящим» пациентам тьму, чтобы они научились распознавать истинный свет в мир, наполненном искаженными представлениями об идеальном.       Прежде, чем доктор успел ответить, Кей непредсказуемо вскочила из-за стола и тут же пошатнулась.       — Вам нездоровится? — недовольный тем, что оказался вынужден оторваться от созерцания Эрли и своих глубоких размышлений, Ганнибал всё же решил выказать беспокойство.       — Нет, нет, я в порядке, — сбивчиво отозвалась Кей и начала тереть своё лицо, надеясь, что это поможет ей взбодриться. — Я… Кажется, я немного переусердствовала с вином. Обычно я более невосприимчива, что касается алкоголя.       — Я не могу отпустить Вас в таком состоянии, — спокойно заявил доктор.       — Я же сказала — всё в порядке, — даже сейчас упрямство не покидало её; тем не менее, на некоторые уступки Эрли всё же согласилась пойти. — Я вызову такси.       Игнорируя все возражения Лектера, Кей принялась собираться. Он же, отложив уборку стола, направился провожать её, не изменяя традиции. Ожидая такси в компании Ганнибала, далёкий здравый смысл приглушённо сигналил о том, что опьянение накрыло её гораздо сильнее, чем сама Эрли полагала. Однако, мысли, что расцветали ядовитым плющем в её голове, успели сплести плотную узорчитую стену между агентом и её рассудком, порождали мысли, от которых следовало бы немедленно отказаться; доктор Лектер стоял близко к ней, слишком близко. Возможно, опасался, что она вновь потеряет равновесие и растянется у его ног, — хотя, последнее больше проходило на то, чего бы следовало желать. Стоило слегка наклониться в сторону Ганнибала, как запах дорогой древесной мебели, смешанный с ароматом его кожи, проник в ноздри Кей, а после спустился к лёгким, надолго засел там, заставляя их гореть, как при изнурительном беге. Они одни, в его доме, а она пришла сюда за ответами, и есть лишь один способ их получить: преодолеть один метр — единственную преграду, разделявшую их. Единственную преграду, что разделяла их сейчас, но с рассветом всё изменится. Правила игры, что так опрометчиво и легко забылись Кей, с наступлением следующего рабочего дня вновь датут о себе знать. Но, чёрт возьми… Риск всегда оправдан — этим извращенным принципом она всегда мотивировала себя, поднимаясь по карьерной лестнице в прошлом. Она перепробовала в свой жизни множество запрещённых веществ, не останавливалась ни перед чем, с невероятной страстью погружась в омут саморазрушения; ни один человек не вызовет в ней того страха, что переизбытком мощи заставит её запнуться на ровном месте. Падальщик, стервятник, — Кей не журналистка, которую привыкла так называть, но она знает толк в разглагающейся плоти; она ни раз пробывала её на вкус — собственную, чужую. Наркоманы, психопаты, садисты, — в её мыслях найдётся место для каждого. Её сознание — пристанище для них, и из каждого рождается новая отдельная личность; они разрывают её изнутри. Но… Да, безусловно, ещё одно местечко она найдёт, всегда находит.        «Я пожалею об этом…» — последняя мысль прежде, чем Эрли решилась абстрагироваться от самого понятия, — Мир —, прощальная мысль. Она неуклюже оттолкнулась от стены, уже ощущая вибрации по всему телу. Кей раньше не замечала, каким узким, оказывается, был этот коридор, но сейчас и этого опасно малого пространства казалось много. Ганнибал лишь успел повернуться к ней, услышав слабый шорох со стороны, уловив движение периферийным зрением. Голубые глаза, что при тусклом освещении казались тёмно-синими, — удивительными и порочными —, украдкой взглянули на него, а после закрылись, но на смену этому взгляду пришло ощущение соприкосновения кожи о кожу.       Кей умело, несколько развязно, разомкнула полные губы Ганнибала, поражаясь их мягкости; нетерпеливо проникла вовнутрь языком. Первое время она воображала, что касается холодной скульптуры, — творения Бенвенуто Челлини* —, преступно играет с ней, оскверняет своими поцелуями. Но эта фантазия пошла трещинами, что повторяли путь линий узорчатого витража, — он рассыпался на тысячи осколков, открывая вид на натуральный пейзаж, полный жизни и свежести —, когда руки Ганнибала сомкнулись на её талии, а после с напором прижали к себе. Они сдвинулись, и оказались целиком в темноте. Не имея возможности видеть его лицо и тело, воображение Кей рисовало всё новые и новые картины, возбуждая своей безграничной свободой всё сильнее. Зачем видеть, если можно касаться? И доктор Ганнибал Лектер перестал существовать для неё, вместо него перед ней возрадился Аггел**, знающий суть происхождения всех её грехов и ловко играющий с ними. И, если она всё же отправится в ад, то пусть он, и только он, окажется её проводником. Воздух вокруг них давно накалился, стал ощутимым, почти материальным, образовал вакуум, не пропускающай шум дождя, который мог хоть слегка охладить пылающий разум Кей. Тишина вокруг лишь отражала шорох одежды, — трение ткани о ткань, кожи о кожу —, протяжные содрагающиеся вздохи сталкивались с утробным звериным рычанием пожирателя не только людской плоти, но и их душ. Кей теряла контроль над телом, которое внезапно стало чужим. Её ноги подогнулись, перестали ощущать опору под собой, и Ганнибал сильнее вдавил её в свою грудь, будто мечтал о том, чтобы она проникла прямо под кожу. Изящные пальцы с хирургической ловкостью утонули в её волосах, подушечки пальцев надавливали на кожу головы; без труда отвоевав инициативу, он ощупывал её череп, пытаясь разгадать его форму, проникнуть сквозь него, чтобы наконец лично и в живую прочувствовать хитросплетения нейронных связей. Организм, сознание, душа, — этот объект должен быть целиком и полностью исследован им.       Сигнал, прибывшего за Кей автомобиля, отрезвил сильнее, чем любые препараты, направленные на достижение такого эффект. Задыхаясь, она отлипла от тела Ганнибала, но по-прежнему не видела его лица, что не могло не радовать. Утро ещё не наступило, но тяжесть осознания совершенного ей уже принялось проделывать трепанацию черепа. Бежать, бежать, всегда бежать… Она выбросилась на улицу, едва не подскользнулась на мокрых от дождя ступенях. Мотоцикл сиротливо ожидал Кей, но она, совершенно позабыв о нём, тяжело ввалилась в салон такси. Сил осталось лишь на то, чтобы назвать водителю адрес своего дома, а после она отключилась на заднем сидении его автомобиля.