Цветок и нож

      Несмотря на то, что Хёкджэ не останется наедине с господином Чо, его всё равно немного потряхивает от беспокойства. Парень помнит, каким строгим был отец Кюхёна, когда появился в палате месяц назад вместе со своей женой — несмотря на то, что родители макнэ так и излучали это неприкрытое сожаление и отчаянную тоску по сыну, Хёкджэ было страшно от того, как сурово, внимательно и строго смотрел на него господин Чо, пока не вышел из палаты. Его супруга, невзирая на тоже довольно строгий нрав, была куда мягче и дала самому Хёку и ребятам много полезных советов о том, как сделать пребывание «Ынхёка» в палате более комфортным в первую очередь для его психического здоровья.       Но Хёкджэ также понимает, что скорее всего госпожа Чо сегодня присутствовать при беседе не будет — о господине Чо и его профессионализме слава буквально бежит вперёд него, так что Хёк уверен, что смешивать свои семейные проблемы и назревающее судебное разбирательство адвокат не будет. — «Да и я же не останусь один во время разговора», — напоминает себе Хёкджэ, молча наблюдая за тем, как Кюхён активно вертится вокруг госпожи Ким, что-то оживлённо ей рассказывая и размахивая руками. — «Даже если госпожа Ким выйдет из палаты, здесь всё равно останутся Донхэ и Кюхён… Может, я всё-таки зря волнуюсь?»       Но нехорошее предчувствие всё равно не покидает Хёкджэ: Кюхён всё-таки очевидно слишком храбрится, по многим причинам, так как Хёк замечает, как макнэ нервничает, хоть и пытается это скрыть хаотичными перемещениями по палате. — «Ему, как и нам, страшно, чем кончится это дело, но при этом он так боится встречи с отцом, хоть и так её в то же время желает…» — думает Хёкджэ, переглянувшись с Донхэ и наткнувшись на точно такой же задумчивый и немного встревоженный взгляд — наверняка лидер группы думает о том же. — «Хотя Донхэ тоже приходится сейчас о многом думать…» — напоминает себе Хёк, заставляя себя отвернуться от Донхэ, чтобы не испытывать его терпение своим взглядом. — «Мне не за кем спрятаться в этот раз. Главное, чтобы я не рассказал ничего лишнего господину Чо… Нельзя впутывать его в мой обман до того, как закончится дело…»       Ещё и менеджер где-то задерживается, и от этого Хёку тоже не по себе: ребята уже рассказали ему, что Чонсу-хёна оповестили о том, что за дело возьмётся господин Чо, но об истинной личности «Ынхёка» он знать не будет. Но вышло ли у менеджера пообщаться с Шивоном в участке без свидетелей и договориться о сделке — Хёкджэ до сих пор не знает. — «Это не телефонный разговор и не для переписки… но он бы мог заглянуть и сообщить последние новости. Мы и так тут как на иголках сидим…» — думает Хёк, надеясь, что его сомнения не будут заметны госпоже Ким — родители ребят и без того уже слишком крепко впутались в его проблемы, чтобы ещё и в этом им приходилось утешать и успокаивать Хёкджэ.       — Чего притих? — любопытствует Кюхён, плюхнувшись на край койки Хёка, когда госпожа Ким отлучилась в уборную. — Свою историю заранее проговариваешь? А что, похвально…       — Кюхён, — Донхэ шумно вздыхает, наблюдая за макнэ, но Хёкджэ тут же качает головой, демонстрируя лидеру группы, что всё в порядке и вопросы Кюхёна его не задевают. В какой-то мере сейчас привычные остроты даже немного разбавляют напряжение — Хёк даже порой может представить, словно всё осталось, как было, и никто не знает, кто он на самом деле. Но Кюхён от голоса лидера группы сразу же немного съёжился, взволнованно уставившись на Хёкджэ, точно пытаясь понять, не обидел ли он Хёка очередной шуткой. — «Точно… Они же теперь думают, что любой из моих рассказов «о брате» мог быть очередной ложью… Так что они наверняка думают, что совсем меня не знают…» — подмечает Хёкджэ, потому, немного неловко улыбнувшись, он тянется рукой к волосам Кюхёна, осторожно приглаживая взъерошенные пряди и добавляя:       — Я просто немного нервничаю. Спасибо, что отвлекаешь госпожу Ким, а то она бы точно увидела, что я…       — …что у тебя коленки под одеялом дрожат? — снисходительно, но без ехидной издёвки интересуется Кюхён, но голову от прикосновений Хёка не отодвигает, как будто даже немного наклонившись ближе. — Хватит стучать зубами. Мой отец — тебе не враг.       — Я знаю, Кюхён, просто… — Хёкджэ замялся, не зная, как подобрать слова, чтобы описать свои мысли по поводу происходящего, но макнэ лишь многозначительно хмыкает, уже более серьёзным тоном голоса добавив:       — Ты всему свету месяц головы дурил, а тут боишься, что выдашь себя? Ты ведь даже Рёука и Хичоля обмануть сумел, а они оба и тебя, и брата твоего слишком хорошо знают.       — Да… пожалуй, ты прав. Но я… — Хёкджэ в чём-то даже согласен с Кюхёном — по какому-то удачному стечению обстоятельств ему так долго удавалось оставаться неузнанным перед фанатами Ынхёка, перед работниками агентства, перед ребятами и их родителями и даже перед Рёуком. Но макнэ продолжает перебивать Хёка: приободрившись, он довольным тоном голоса, с плохо скрытой гордостью за своего отца, произносит:       — Конечно, мой отец гораздо умнее их обоих вместе взятых, но он почти не знает Ынхёка, так что тебе достаточно лишь не оговориться. Мы прикроем, если что.       И этот короткий разговор, который прервался, когда госпожа Ким вернулась в палату, действительно немного приободрил Хёкджэ. Особенно ценным для него стало понимание того, что Кюхён сам изрядно нервничал, но всё равно подошёл к койке Хёка, чтобы поговорить и немного привести пострадавшего в чувства. — «Может, я действительно зря волнуюсь?» — думает Хёк, стараясь дружелюбно и естественно улыбаться госпоже Ким. — «Господин Чо вызвался помочь нам, а раз Чонсу так ничего нам и не сообщил — возможно, дела обстоят не так плохо?..»       И в теории Хёкджэ есть смысл — наверное, если бы у менеджера возникли какие-то проблемы с Шивоном, он бы постарался навестить пострадавших раньше господина Чо, чтобы совместно решить, что им делать дальше и как защитить от скандала группу, агентство и репутацию Ынхёка и Хёкджэ. — «Главное — ненароком не решить, что всё стало совсем плохо… Я же тогда вообще от волнения перестану соображать здраво…» — Хёк приходит к вполне логичному выводу, но решить оказалось гораздо проще, чем прислушиваться к собственному решению.       Хёк надеялся, что и он, и Кюхён успели морально подготовиться к визиту господина Чо, но, как оказалось, относительно был готов к этому только Хёкджэ: как только господин Чо открывает дверь и заходит в палату, Кюхён сразу же чуть ли не телепортируется к окну, практически вжавшись спиной в стену. — «Он так напуган…» — Хёк с сочувствием наблюдает за макнэ, без труда сумев разобрать все эмоции и чувства Кюхёна: парень снова испытывает ту боль, что терзала его весь этот год, злится, поскольку тот подавленный гнев и желание обвинить в потере хоть кого-то никуда не девались. Но при этом парень так боится этой встречи, боится осуждения отца, боится того, что он скажет обо всём этом деле, и в то же время с такой тоской смотрит на господина Чо, что Хёкджэ не сомневается — Кюхён уже очень давно скучает по своим родителям, хоть и не решается признаться в этом никому другому, кроме Хёка. — «Точнее, он думал, что говорил об этом с Ынхёком… Ещё одна тайна, которой я не могу поделиться с Донхэ…» — напоминание об ещё одном секрете неприятно колет Хёкджэ изнутри, но эту мысль приходится решительно подавить, так как для неё сейчас не то время — и не то место.       — Добрый день, господин Чо, — Донхэ первый находит крупицы самообладания, чтобы прервать это неловкое молчание, поскольку даже госпожа Ким замерла на месте, сидя рядом с Хёком. И мужчина реагирует не сразу: Хёкджэ видит, как взволнованно и в то же время виновато отец Кюхёна рассматривает своего сына, как будто позабыв, где они находятся. — «Наверное, он видел Кюхёна не так часто весь этот год…» — предполагает Хёк. — «Не считая выступлений на сцене и новостных репортажей, господин Чо уже в который раз видит своего сына в больнице… Сколько же болезненных воспоминаний у них обоих…»       — Ты не пострадал? — глухо и очень тихо, с плохо скрытым опасением вопрошает мужчина, неотрывно уставившись на сына и как будто игнорируя всё, что происходит вокруг. — По телефону ты почти не вдавался в детали, так что…       — Нет, — просипел Кюхён, тут же прокашлявшись в кулак, заминая собственную неловкость. — Нет, я в порядке.       — Господин Чо, присаживайтесь, — захлопотала госпожа Ким, сразу же поднявшись с места рядом с койкой Хёкджэ. — Наверное, вам нужно будет задать ребятам много вопросов. А я как раз пообедать схожу, эти мальчики давно меня выпроваживают.       — Да… Да, конечно. Благодарю, госпожа Ким. Не спешите и хорошенько отдохните. Я обязательно дождусь вас перед своим уходом, если мы закончим раньше, — мужчина немного отрешённо качает головой, но после быстро берёт себя в руки, как настоящий профессионал, присаживаясь рядом с койкой Хёкджэ. — В этот раз вы уже вдвоём оказались в больнице. Как вы себя чувствуете? Ты снова ударился головой, Ынхёк? В этот раз у тебя нет… новой амнезии?       — Здравствуйте, господин Чо. Да, к сожалению, мы снова встретились с вами в больнице, — грустно резюмирует Хёкджэ, невольно вздрогнув: он слишком быстро успел отвыкнуть от того, что его называли Ынхёком, но сейчас главное, чтобы господин Чо ничего не заподозрил. — Да, у меня очередное сотрясение, но моя… последняя память… со мной.       — Хоть какая-то хорошая новость, — господин Чо недовольно хмурится, но тяжёлая складка на его лбу почти тут же разглаживается — отец Кюхёна явно умеет держать себя в руках и знает, как не поддаваться эмоциям. — Донхэ, а как ты себя чувствуешь?       — Я в порядке, господин Чо, — Донхэ не пытается прикрыть следы от пальцев на своей шее, так как обо всех травмах отец Кюхёна, как их адвокат, всё равно узнает. — По крайней мере, я иду на поправку быстрее, чем… Ынхёк. Он пока и на ногах устоять не может.       — После второго сотрясения — неудивительно, — вздыхает госпожа Ким, забирая с вешалки свою сумочку на длинном ремешке. — Чудо, что Ынхёк ещё хоть что-то помнит, и что вы оба живы. Бедные мальчики…       — Донхэ заступился за меня и боролся с Шивоном, когда тот хотел меня убить… — признаётся Хёкджэ, поскольку о деталях своих травм лидер группы пока не распространялся. — Это не так просто объяснить, но Кюхён правда не был во всём этом замешан. Никто из ребят ничего не знал до последней минуты. А сейчас общежитие охраняют проверенные люди, так что…       — До этого и Чхве Шивон казался всем нам надёжным человеком, — подмечает мужчина, вежливо кивнув госпоже Ким, что также согласно покачала головой перед тем, как выйти из палаты, прикрыв за собой дверь. — Но обо всех деталях вашей нынешней безопасности я должен расспросить вашего менеджера. Он здесь?       — Чонсу носится в мыле и пене, занимаясь расследованием, но он знает о твоём визите, потому наверняка придёт сегодня, — сообщает Кюхён, поёжившись и затем втянув голову в плечи от нерешительности — несмотря на извечные привычки макнэ острить, Хёкджэ понимает, что Кюхёну сейчас очень неловко и странно. — А… мама тоже здесь?       — Нет, она сегодня не придёт, — возражает господин Чо, поправляя очки на переносице. — Она очень переживает за тебя, но… мы подумали, что так будет лучше. Ты попросил о помощи — и я сделаю всё, что в моих силах. Расскажите мне всё с самого начала.       И Хёкджэ начинает говорить первым: для себя парень уже решил, что он не может взваливать всю необходимость тяжёлого рассказа на ребят. — «Кюхён не знает все подробности многих событий и ему ужасно неловко, а Донхэ…» — Хёк изредка косится на лидера группы, так как не может даже представить, о чём он сейчас думает. — «Наверное, ему ещё больно говорить… Да и неправильно это. Я впутался в эти проблемы вместе с Ынхёком — мне и рассказывать обо всём, что нам известно. Но… ты бы мог рассказать мне, что происходит, Ынхёк. Вместе мы бы нашли выход, я уверен…»       Хёкджэ решает начать со своей реабилитации после аварии: сейчас он не может говорить о том, что в аварии замешан Шивон, ведь тогда придётся упоминать и подозрения о подспущенных шинах, и тогда… — «И тогда сделке точно конец, ведь родители ребят обязательно захотят предать огласке то, что Шивон убил Ынхёка…» — понимает Хёк, ведь это то, чего бы он и сам очень хотел — говорить правду. — «Но тогда Шивон сразу же расскажет, кто я на самом деле…»       Но, несмотря на то, что очень много своих тайн Хёкджэ сейчас не может рассказать — ему всё равно немного проще, когда его слушает господин Чо, чем когда пришлось рассказывать всё строгому менеджеру, Чонсу-хёну. Господин Чо слушает также внимательно, как и менеджер, также немногословно, лишь периодически добавляя уточняющие вопросы, но в сосредоточенном взгляде отца Кюхёна Хёкджэ не чудится осуждение его поступков. Вдобавок после того, как Хёк и Донхэ чуть ли не хором заверили господина Чо, что Кюхён не был замешан в этой истории с Шивоном и всё это время был в полной безопасности, мужчина тихо вздохнул с явным облегчением, расправив плечи. — «По крайней мере, он доверяет словам Донхэ и теперь сможет обдумывать полученную информацию как адвокат, а не как отец…» — резюмирует Хёкджэ, нисколько не огорчившись от этой небольшой слабости господина Чо. — «В первую очередь он должен думать о своей семье, так что он имеет право на это беспокойство…»       Но о Рёуке Хёкджэ пришлось рассказать, иначе образовалась бы огромная проблема того, как объяснить господину Чо, что Донхэ кинулся его искать — и так быстро нашёл. — «Вдобавок так господин Чо узнает, в какой момент Кюхён оказался втянут в наши с Ынхёком проблемы…» — успокаивает себя Хёк, пока рассказывает о Рёуке, о том, что он приехал, чтобы «получше узнать брата Хёкджэ», и о том, как он сам «невольно» проболтался Рёуку о пропаже дневника и о своих подозрениях, что он «забыл» нечто очень важное. А дальше врать уже почти не пришлось — Хёкджэ упоминает неожиданно найденный дневник, вырванные страницы и собственную попытку проверить по камерам, кто посещал общежитие и кто мог подбросить дневник назад. После этого в рассказ захотели вмешаться Донхэ и Кюхён, но господин Чо невозмутимо, и при этом решительно прервал парней, возразив:       — Пусть сперва договорит Ынхёк. Мне нужно видеть всю картину.       Но после этого Хёкджэ уже почти не о чем было рассказывать: с грустью и болезненным чувством вины парень вспоминает, как глупо и наивно он позволил Шивону увезти себя, ничего не заподозрив, и как он растерялся и перепугался, не сумев сделать ничего существенного, чтобы защититься.       — А затем я очнулся уже у болота, в котором Шивон хотел… — недоговорив, Хёкджэ нервно вздыхает и невольно ёжится — думать об этом всё ещё было очень страшно. — Хотел… утопить меня. Голова очень сильно болела и я мало, что сумел разглядеть, но…       — Но? — переспрашивает господин Чо, и Хёкджэ поджимает губы, пытаясь собраться с мыслями и отогнать тяжёлое наваждение. Он не сразу замечает, что Кюхён за время его рассказа подобрался ближе, но Хёк чувствует, как тепло и ощутимо макнэ сжимает его руку, уже практически без той панической дрожи, что возникла у Кюхёна в момент появления в палате его отца. И от этой неловкой поддержки Хёкджэ становится легче: благодарно улыбнувшись макнэ, сумевшему перебороть часть своего страха, парень добавляет:       — Но я увидел Донхэ. Их с Шивоном разговора я почти не слышал, так как в голове всё путалось, но… Для дела, наверное, это будет несущественно, но я как будто чувствовал, что Донхэ не обманется ложью Шивона и что Рёук сумел убедить его в причастности Шивона к чему-то страшному. Что он нашёл нас, чтобы защитить… меня.       — Сейчас важно всё, даже если мы не сможем использовать это в суде, — возражает мужчина, не сдержавшись и бросив на Кюхёна любопытный взгляд, хоть и практически тут же подавив его. — Продолжай, Ынхёк.       — А больше не о чем рассказывать, — признаётся Хёкджэ, опустив голову, чтобы не смотреть на Донхэ — парню страшновато думать о том, как лидер группы воспримет то, что он сейчас рассказал. — После я снова отключился, а очнулся уже здесь, в больнице. Я не знал, что случилось дальше, потому так испугался, что Донхэ мог серьёзно пострадать из-за меня…       — Конкретно это произошло не из-за тебя — и ты это прекрасно знаешь, — немного раздражённым тоном голоса добавляет Донхэ, и Хёкджэ невольно сглатывает, изо всех сил подавляя желание съёжиться на койке. — «Пожалуйста, пожалуйста, пусть господин Чо не обратит на это внимание…» — надеется Хёк, но недаром Кюхён с такой гордостью говорил о профессионализме своего отца: задумчиво сощурившись, господин Чо многозначительно интересуется:       — Ынхёк, ты сделал что-то ещё? Почему Донхэ злится на тебя?       — Нет, Ынхёк просто… — тут же вскинувшись, Кюхён расправляет плечи, пытаясь спешно придумать что-то вместо Хёкджэ. У самого Хёка как будто язык одеревенел от этого острого вопроса, на который у него нет ответа. — «Что же сказать…» — испуганно думает Хёкджэ, чувствуя, как холодный пот течёт по его спине. — «Донхэ так раздражён… а если он выдаст меня во время своего рассказа?» Парень даже не решается повернуться к Донхэ, чтобы взглянуть ему в глаза — снова стыдно и снова очень страшно, ведь от всей этой истории лидер группы закипает всё сильнее, явно обдумывая всё, что он услышал.       — Да, я злюсь, — отрывисто выпаливает Донхэ, и Хёкджэ изо всех сил сдерживается, чтобы не всхлипнуть снова — он так крепко держится за руку Кюхёна, что и без того светлая кожа на пальцах практически побелела. Но, тяжело вздохнув, лидер группы как будто берёт себя в руки, уже спокойнее добавив:       — Я злюсь на то, что Ынхёк не рассказывал нам о своих проблемах. Я злюсь на то, что он вообще ничего не говорил о своей семье и о воссоединении с братом, пока не случилась эта ужасная авария. Я злюсь на то, что он ничего не рассказывал о делах Шивона, а теперь он вообще ничего об этом не помнит. Я злюсь на то, что все мы, агентство и наверняка ещё и участницы BABYMETAL впутаны в какую-то нехорошую историю с Шивоном — а я не могу ничего предпринять, чтобы всех уберечь от этого.       — «Донхэ снова нашёл выход из положения, умолчав о многих причинах злости на меня…» — понимает Хёкджэ, прикусив язык, чтобы не болтнуть лишнего. — «И он конечно же имеет право злиться на меня, но… Как же больно это слышать…»       — Но больше всего меня злит другое, — продолжает говорить Донхэ, пока господин Чо не перебивает его и внимательно слушает. — Меня злит то, что Ынхёк ничего не сказал нам даже в таком состоянии, с потерянными и спутанными воспоминаниями. Конечно, ты имел право на свои тайны, но всем тайнам есть предел, Ынхёк. Это была уже не только твоя тайна. Шивон сказал, что если он заподозрит, что ребята что-то знают — никто не выживет. А если бы Рёук не понял твою подсказку? Если бы я не успел найти вас? Ты можешь хотя бы представить, что могло бы случиться? С твоей стороны это был верх безответственности.       — Да… да, я поступил очень глупо. Я хотел поступить правильно, но я и не подозревал, как опрометчиво я рисковал ребятами, — признаёт Хёкджэ, часто моргая, чтобы не заплакать — ему-то казалось, что своим молчанием он защищает ребят, не позволив им впутаться во все эти проблемы, но теперь, когда Донхэ суждением со стороны разложил всё по полочкам, Хёк понимает, как безрассудно он поступил. — «И я ещё смел надоедать Хичолю за его нежелание показаться врачам после драки? Я правда был таким лицемером?» — Хёкджэ спрашивает себя — и не хочет находить ответ на эти вопросы, так как этот ответ будет очевидным.       — Донхэ, ты имеешь право на эту злость, — со вздохом соглашается господин Чо, покачав головой. — Вдобавок ты наверняка и сам перепугался от всего этого. Но Ынхёк и так сейчас винит во всём себя. Если это продолжится и на судебном заседании — в таком состоянии он может наговорить лишнего.       — Да, мы уже говорили с Ынхёком об этом — и я уже перед ним извинился за то, что сейчас у меня не всегда хватает моральных сил на то, чтобы сдерживать эту злость, — признаётся лидер группы, хоть тон его голоса пока не становится спокойнее. — Но пострадал я в первую очередь не из-за Ынхёка, а из-за Шивона и его незаконных дел. И если Ынхёк продолжит винить себя в этом — ничем хорошим дело не кончится.       — Да и странно слышать о том, что кто-то имеет право на злость, от тебя, — отрывисто выпаливает Кюхён, так и не разжимая руку Хёкджэ, но едва сдерживаясь от того, чтобы не отодвинуться назад. — Раньше ты говорил совсем другое.       И от этих слов замолчали все присутствующие — ни Донхэ, ни Хёкджэ так и не решились продолжить непростой разговор, когда Кюхён так неожиданно для всех всколыхнул болезненную тему для себя и своего отца. — «Они всё-таки поругаются?» — позабыв о себе, Хёк испуганно вскидывает голову, уставившись на замявшегося господина Чо в надежде, что он не разругается с Кюхёном. Но этого и не произошло: сняв свои очки за дужки и аккуратно сложив их в руках, мужчина виновато смотрит на своего сына, уже тише добавив:       — Сейчас не лучший момент для этого разговора, но… За это время я многое обдумал. Ты имел полное право злиться, Кюхён. Мы злились и наговорили друг другу многое, но мы с твоей мамой никогда не переставали любить тебя, сынок. И пожалуйста, не забывай об этом. Я… для меня очень важно то, что ты обратился ко мне за помощью.       — Все знают, что ты — лучший в своём деле, — тихо отвечает Кюхён, сразу же сбавив пыл своих саркастичных острот и замявшись на месте — он определённо не ожидал, что отец не отреагирует с агрессией на его слова. — И… из-за Шивона у нас столько проблем сейчас, так что если не справишься ты — не справится никто. Спасибо, что не отказался помочь.       — Я бы не отказался в любом случае. Ты — мой сын. Если потребуется — я рискну всем ради тебя, — уверенно добавляет господин Чо, и Хёкджэ подавляет в себе несмелую улыбку. Он одновременно и рад тому, что Кюхён и его отец делают первые, несмелые шаги к примирению — и в то же время даже немного завидует тому, что, пусть и спустя большое количество времени, Кюхён наконец говорит о том, что чувствует, своему близкому человеку. О том, что сам Хёкджэ по сути остался один, он старается не думать — больница и так всколыхнула его воспоминания о предыдущей больнице, о реабилитации и о морге, в котором он впервые увидел бездыханное тело Ынхёка.       — Ладно… сменим тему. Донхэ, твоя очередь, — громче произносит господин Чо, кашлянув в кулак и снова надев свои очки, пересаживаясь на стул рядом с койкой Донхэ, чтобы лучше его слышать. — Предлагаю снова начать с самого начала. Какие у всех остальных были отношения с Шивоном?       — «Он это сделал, чтобы не давить на Кюхёна», — догадался Хёкджэ, осторожно покосившись на замершего на месте макнэ. Кюхён явно истратил свои силы на эту короткую вспышку раздражения, так как сейчас он нерешительно присел на краю койки Хёка, задумчиво рассматривая всех присутствующих. — «Он не сорвался — и пока им обоим этого достаточно», — понимает Хёк, потому и ободряюще улыбается Кюхёну, чуть покачав головой.       Хёкджэ не уверен, что делать акцент на этом разговоре — это хороший способ поддержки макнэ, но Кюхён, немного подумав, садится ближе к Хёку, словно желая забиться под его бок. — «Он не хочет сейчас отвлекать Донхэ и своего отца, но ему тоже непросто…» — понимает Хёк, потому хочет немного подбодрить макнэ: очень осторожно приобнимая Кюхёна за плечо, Хёкджэ наклоняется к его уху и тихонько шепчет:       — Ты молодец, Кюхён.       — Не для тебя старался, — огрызается макнэ, негромко буркнув и привычно взъерошившись, но, когда Кюхён понимает, что Хёкджэ не реагирует на этот выпад, он немного ёрзает на койке, уже спокойнее добавив:       — Ладно, для тебя тоже. Но я не хочу сейчас об этом говорить.       — Да, я понимаю. Спасибо, — мягко отвечает Хёк, ободряюще погладив макнэ по плечу, очень легко и ненавязчиво. — У вас всё наладится.       Вместо ответа Кюхён просто кивает — и пока Хёкджэ этого достаточно. — «Пока этого всем достаточно…» — думает Хёк, решив больше не делать акцент на том, что только что произошло. — «Не стоит их торопить. Пока Кюхён и его отец могут говорить откровенно — и не разругаться вновь. Когда этот переполох уляжется — у них будет много времени на то, чтобы поговорить и примириться. У них всё будет хорошо…»       Кюхён помалкивает, доверчиво прижавшись к боку Хёкджэ, и они оба внимательно слушают рассказ Донхэ, не встревая. По сути, лидер группы в общих событиях не говорит ничего нового для них: о том, что Шивона никто бы и не вздумал заподозрить, им всем уже было известно. Скорее, для Хёка история его спасения обросла новыми деталями, которые в его первый день в этой больнице просто никто не упоминал.       Оказалось, что парни дружно решили не говорить ему о том, что парень Хичоля, Хангён, в поисках машины Шивона на городских камерах действовал без указания начальства и без заявления менеджера от имени агентства. И конечно, то, что Хангён прислушался к просьбе Хичоля и начал действовать по собственной инициативе, во многом спасло и Хёкджэ, и Донхэ, но из этого могут образоваться новые проблемы, если всё станет известно в полиции.       Также оказалось, что ребята не рассказали Хёкджэ о том, что Донхэ таким вихрем уехал с территории общежития, что чуть было не протаранил машину Чонсу, когда тот заезжал на территорию. — «А я-то всё понять не мог, чего Чонсу-хён так часто говорил, что отнимет у Донхэ водительские права…» — вспоминает Хёкджэ, стараясь не думать о том, что и Донхэ, и менеджер могли пострадать в результате столь поспешного решения. — «А я был так напуган и ощущал себя таким виноватым, что не решался спросить, при чём тут права…»       Но в какой-то мере Хёк даже благодарен ребятам за то, что они сразу не сказали ему всей правды. — «Тогда я вообще не смог бы смотреть Донхэ и Чонсу в глаза, особенно когда я только-только узнал, что все они в курсе, кто я такой…» — думает Хёкджэ, еле слышно вздохнув и тем самым чуть было не потревожив только начавшего успокаиваться Кюхёна. Но вместо всяких ненужных и суетливых слов он лишь едва заметно покачал головой, чтобы насторожившийся макнэ понимал, что всё в порядке и Хёку не больно от того, что Кюхён сидит рядом и прижимается к нему. — «Но поймёт ли Кюхён, что я пытаюсь сказать таким образом?» — запоздало спохватывается Хёкджэ — парни наверняка всё это время думали, что хорошо понимают Ынхёка, а теперь Хёкджэ для них совсем чужой и малопонятный человек, так что какие-то особенности его поведения теперь могут показаться Кюхёну странными.       Но недаром о сообразительности Кюхёна все мемберы чуть ли не оды расписывают — умнице-макнэ действительно оказалось этого достаточно. Взгляд Кюхёна сразу же цепляет то, что Хёкджэ, хоть и нервничает, но сидит вполне себе спокойно, не морщится от боли и не пытается отстраниться. И, видимо, макнэ такое поведение «Ынхёка» вполне удовлетворяет, так как он помалкивает, продолжая сидеть рядом в качестве моральной поддержки для Хёкджэ — и одновременно пытаясь отыскать такую же поддержку для себя самого, пусть и, возможно, неосознанно.       Но, не считая этих важных деталей в процессе спасения «Ынхёка», ничего нового Донхэ практически не рассказал. Единственное, что лидер группы упомянул немного подробнее — это их подозрения о том, что след к незаконным делам Шивона ведёт в Японию из-за его частых командировок, которые все они сейчас считают слишком подозрительными.       — И поэтому вы все считаете, что дело может быть связано с BABYMETAL, — резюмирует господин Чо, задумчиво почёсывая подбородок. — Вы уверены, что девушки в безопасности и ничего не знают о делах Шивона?       И то, как замялись парни, переглянувшись, отцу Кюхёна определённо не нравится, так как он даже нахмурился, наблюдая за ребятами, но не торопя их с ответом. — «Я не могу предполагать… я же не Ынхёк и совсем не знаю этих девушек», — думает Хёкджэ, закусив губу и нервно вздохнув. — «Но господин Чо знает, что Ынхёк был с ними близок, так что…»       — Сузука с девочками неопытны и ещё мало знают о грязных играх шоу-бизнеса, — в разговор встревает Кюхён, явно стараясь говорить с полной уверенностью, даже если в глубине души он сам не на шутку встревожен. — Но Ынхёка они обожали… по каким-то своим причинам. Они доверяли ему даже больше, чем менеджеру, мне кажется. Если бы у них были какие-то сомнения или если бы Шивон заставлял их делать что-то… незаконное — они сказали бы Ынхёку. Даже не мне или Донхэ. Только Ынхёку.       — Но при этом у Ынхёка провалы в памяти, а во время его траура девушки вполне могли и умолчать о своих проблемах, чтобы не тревожить его, — господин Чо развивает дальше свою мысль, и ход этой мысли не нравится ни Хёкджэ, ни ребятам, так как все они думали об этом, хоть и не озвучивали эту теорию вслух. Но, явно заметив, как парни перепугались, отец Кюхёна успокаивающе добавляет:       — Но не будем думать о худшем, пока не выясним, в чём там дело. Если Шивон столько времени не вызывал подозрений своими командировками, значит, он действовал очень аккуратно и тихо. С Ынхёком и Донхэ он попался потому, что поспешил подбросить дневник и почти наверняка запаниковал, переходя к решительным действиям из-за своей оплошности. Вы говорили менеджеру об этом предположении?       — Чонсу не может отправиться в Японию сам, но он отправил проверенного человека, — Донхэ согласно покачивает головой, и теперь Хёкджэ даже рад, что они сразу рассказали всё менеджеру и тот пришёл к примерно таким же выводам. — «Если два рассудительных человека, осведомлённых о том, какие махинации проворачивают в шоу-бизнесе, пришли к одному и тому же выводу — скорее всего, девушкам действительно ничего не угрожает…» — успокаивает себя Хёк, хотя легче от этой мысли ему практически не становится. Точнее, Хёкджэ позволяет себе немного выдохнуть, так как он бы не хотел, чтобы молодые певицы пострадали из-за дел Шивона, но при этом парень понимает, что он не может помочь им чем-то ещё.        — «Был бы здесь Ынхёк, он бы обязательно припомнил что-то важное, что может раскрыть дела Шивона…» — с тяжёлым сердцем думает Хёкджэ, сожалея, что он растерялся и не сумел разговорить Шивона, когда была такая возможность. — «Но здесь не он. Здесь только наивная фальшивка, лишь оболочка, отдалённо похожая на Ынхёка. Я ничем не могу помочь, так что я должен хотя бы не сделать хуже…»       И, к большому разочарованию Кюхёна, Чонсу-хён позвонил, чтобы сообщить о том, что ему не удастся сегодня приехать в больницу: Джексону удалось что-то выяснить в Японии, и менеджеру нужно срочно перепроверить информацию в агентстве. Но, узнав, что господин Чо уже в палате и успел опросить «Ынхёка» и Донхэ, Чонсу предлагает отцу Кюхёна приехать в агентство, чтобы лично взглянуть на некоторые документы, в том числе на личное дело Шивона.       — Мне это не нравится. Чонсу и нам не собирается ничего рассказывать? Может, мне тоже поехать в агентство? — встрепенулся макнэ, глядя то на Донхэ, то на Хёкджэ, словно ожидая малейшего кивка, знака, едва заметной тени сомнения, чтобы ринуться туда, где можно будет разведать все свежие новости. Но Хёкджэ бросает взгляд на притихшего лидера группы и видит, что тот задумчиво смотрит на господина Чо, а затем качает головой, возразив:       — Нет, Кюхён.       И Кюхён, немного помолчав, всё-таки соглашается, решив не перечить Донхэ. И Хёк не сомневается — и он, и Донхэ, и господин Чо прекрасно понимали, что если Кюхёну какая-то мысль засела в голову, то избавится он от неё не скоро, если не осуществит её в ближайшие часы. Но при этом каждый из них также понимает одну очень простую и очень тёплую в своей сути истину — Кюхён настолько уважает Донхэ и его мнение, что даже из лучших побуждений он не пойдёт против решения лидера группы. — «По крайней мере, он не попытается пробраться в агентство — и не начнёт звонить девушкам из BABYMETAL… Это хорошо», — думает Хёкджэ, пока возникает неловкая пауза.       — Мне также нужно опросить Хичоля, Чонуна и этого вашего нового друга, Рёука. Если они приедут сюда завтра — мне стоит вернуться сюда после разговора с вашим менеджером. Я же могу остаться здесь на ночь и… присмотреть за вами? — очень спокойно, но как будто немного неуверенно уточняет господин Чо, и в чём-то Хёкджэ его понимает. На месте отца Кюхёна Хёку тоже было бы неловко, тоже хотелось бы остаться в больнице и побыть с Кюхёном и его мемберами, потому что господин Чо — хороший человек и не лишён сочувствия к совсем юным парням, впутавшимся в какую-то нехорошую историю, напуганным и растерянным. — «А ещё он очень хочет побыть с сыном…» — понимает Хёкджэ, но в этот раз уже решает возразить именно Кюхён — помотав головой, он порывисто отвечает:       — Возможно, ты пробудешь в агентстве до ночи. Лучше поезжай потом домой, а за парнями присмотрим мы с госпожой Ким.       — Кюхён, я просто… — замялся господин Чо, покручивая в руках сложенные очки, явно желая настоять на том, чтобы остаться здесь на ночь. Но Кюхён, упрямо уставившись на своего отца, сбавляет пыл накипевших эмоций и уже тише добавляет:       — Поезжай потом домой. Мы уже ничем не сможем помочь расследованию, а твой острый ум нам необходим. Тебе нужен отдых — и ты сам это прекрасно знаешь.       — Ты прав, — господин Чо согласно покачивает головой, повернувшись на звук открываемой двери и поднявшись с места, когда в палату возвращается госпожа Ким. — Тогда я не буду откладывать дело и сейчас же отправлюсь в ваше агентство. Соберу всю имеющуюся у вашего менеджера информацию — и подумаю, что можно предпринять. Буду держать вас в курсе.       — Спасибо, — выдыхает Кюхён, поёжившись, и Хёкджэ вовремя спохватывается: догадавшись, что макнэ группы очень неловко, он ёрзает на койке, решив привлечь внимание к себе и отвлечь Кюхёна и его отца от этой скованности:       — Спасибо, что пришли, господин Чо. И… спасибо, что помогаете нам в этом деле. Чонсу-хён привык доверять Шивону во многих вопросах, и сейчас просто не сумеет защитить агентство и ребят без вас…       — «Ребят»? А как насчёт тебя? — господин Чо с любопытством посмотрел на Хёкджэ, и от его проницательного взгляда у Хёка пересыхает в горле. — «Я же должен говорить как Ынхёк… Он не должен догадаться, что я — не тот, за кого себя выдаю…» — напоминает себе Хёкджэ, не зная, что ответить, чтобы не насторожить отца Кюхёна ещё больше.       — А Ынхёк, как всегда, уверен, что справится самостоятельно, — ворчит Кюхён, вовремя опомнившись и легко пихнув Хёкджэ локтем в бок. — Прекращай играть в героя хотя бы сейчас, а?       — А… да, Кюхён, ты прав… — соглашается Хёк, сухо кашлянув в кулак, чтобы в горле перестало першить от нервов. — «Или это уже моя ложь застревает в горле?» — думает Хёкджэ, но вслух говорит совсем другое:       — Я привык решать все свои проблемы самостоятельно, так что… да, я прошу прощения за то, что втянул всех в эти проблемы, и за то, что не могу рассказать ничего более существенного. Но в этот раз я действительно не смогу решить эти проблемы сам. Простите меня.       — Всё хорошо. Ты не виноват в том, что Шивон занимался незаконными делами. Учитывая то, как он заторопился от неожиданности и сделал несколько грубых ошибок, что позволили вам спастись — скорее всего, ты и до первого сотрясения ничего не знал, — произносит господин Чо, и от этого совесть Хёкджэ ноет чуть меньше. Вдобавок и даже Донхэ как будто немного мягче, с большим сочувствием, чем прежде, смотрит на него, не как на врага. — «Может, и правда — Ынхёк ничего не знал? Он же не отправил бы меня к ребятам, угрожай ему опасность. Да и за девушек он точно заступился бы…» — пытается убедить себя Хёк, но одна мысль не даёт ему покоя: дневник Ынхёка говорил совсем о другом. — «В дневнике Ынхёк писал о том, что Шивон всё знает… Значит, он не просто подозревал, а действительно что-то знал… А раз Шивон должен был вернуться нескоро и Ынхёк был уверен, что никто в корейском филиале агентства не впутан в дела Шивона, никто из сотрудников не причинил бы мне вреда. Нужно срочно узнать, о чём говорили Чонсу и Шивон, перед тем, как упоминать об этом перед господином Чо…»       Но, к счастью для Хёкджэ, парни не стали снова упоминать дневник при господине Чо, и после его ухода возникла новая проблема — Донхэ был уверен в том, что сейчас нет никакой необходимости для того, чтобы кто-то оставался с ними на ночь, а госпожа Ким и Кюхён были очевидно противоположного мнения. Но в глубине души Хёк был согласен с лидером группы — с мамой Хичоля ему до сих пор неловко находиться рядом, а Кюхён и без того на эмоциях после встречи с отцом и ему лучше побыть в привычной обстановке, хотя бы рядом с Чонуном, что точно найдёт нужные слова, чтобы успокоить его.       — Господину Чо нужно будет поговорить с Йесоном и Хичолем, и ещё Рёук тоже важен для расследования, — добавляет Хёкджэ, когда спор между присутствующими ненадолго прекращается. — И я боюсь, что Рёук может перенервничать и… невольно выдать меня. Ему понадобится помощь, так что… поезжай в общежитие, Кюхён. С нами всё будет в порядке, но твоему отцу нужно будет собрать все необходимые показания.       — Рёук наверняка проболтается. В чём-то ты прав, — с неохотой соглашается Кюхён, нервно переступая с ноги на ногу. Но госпожа Ким, сидя рядом с Хёкджэ, неодобрительно качает головой:       — Кюхёну действительно лучше вернуться в общежитие, но я вполне могу остаться здесь. Мои показания господину Чо не нужны, да и места у вас там не очень много, так что…       — Госпожа Ким, я прекрасно понимаю, что вы хотите позаботиться о нас, и мы вам очень благодарны за это, но всё-таки я — не Ынхёк, — напоминает Хёкджэ, с трудом сглотнув, поскольку говорить о таком всё ещё непросто. — У меня просто нет этих воспоминаний о том, как вы с ним были близки. Я благодарен вам за то, что вы были так добры к нему, и за то, что вы не злитесь на меня и хотите помочь, но… я очень долго был один. И мне очень непросто от такого внимания, вы же понимаете?       — Понимаю, Хёкджэ, — добрая женщина с тяжестью соглашается, покачав головой. — Прости, милый. Конечно, мы для тебя совсем чужие люди, так что тебе очень непросто с нами…       — «Но вы мне не чужие», — хотел возразить Хёк, но, едва бросив взгляд на Донхэ, он понимает, что сумел подвести разговор к нужному итогу — и потому замолкает, пробормотав новые извинения. — «Неизвестно, что со мной будет… Если всё обойдётся и мне нужно будет уйти — родителям ребят не стоит привязываться ко мне. Я — не Ынхёк, и чем раньше все наконец это поймут — тем будет лучше…»       — Ты поступил правильно, — вроде как одобрительно, но при этом мрачно произносит Донхэ, когда после ужина Кюхён и госпожа Ким всё-таки уезжают в общежитие, убедившись, что пострадавшие хорошо поели и чувствуют себя неплохо. — Чем раньше остальные перестанут воспринимать тебя и брата как одно целое — тем будет лучше. Пожалуй, это одно из твоих редких правильных решений в последнее время.       — Кюхёну лучше побыть в привычной обстановке после встречи с отцом, — со вздохом подмечает Хёкджэ, стараясь не морщиться от того, как слова Донхэ задели его. — Наверное, у него мысли путаются. А госпоже Ким я очень благодарен за её заботу, но она почти ничего обо мне не знает… Да и ей тоже нужен отдых и наверняка ей хочется побыть с Хичолем, чтобы разобраться во всей этой путанице.       — Действительно. К тому же Рёуку потребуется помощь, если он невольно оговорится, как это сделал ты, — соглашается Донхэ, потирая свою шею, но не надавливая на кожу слишком сильно. — Ты очень рисковал. Хорошо ещё, что господин Чо был слишком занят другими вещами, чтобы зацикливаться на том, что ты говоришь о себе и своём брате.       — Донхэ… но ты тоже сказал при господине Чо, что… злишься на меня, — напоминает Хёк, поёжившись. — Я понимаю, что в первую очередь это именно моя проблема, но… тебе тоже стоит контролировать себя, хотя бы до окончания разбирательства…       — Последнее, что мне сейчас нужно — так это твои советы, — Донхэ раздражённо фыркает, отчего Хёкджэ решает замолчать, чтобы не нервировать лидера группы ещё больше. — Со своим самоконтролем я как-нибудь разберусь. Ты сам видел, что господина Чо насторожили твои слова, а не мои. Так что думай лучше о себе.       И Хёк хотел бы сказать Донхэ, что тот в очередной раз оказался прав и к его совету Хёкджэ прислушается, но ему не по себе от того, насколько сердито звучит голос Донхэ. — «Это не просто злость из-за моих оговорок или моей лжи…» — понимает Хёк, но задать свои вопросы вслух так не решается. — «Но он имеет право злиться на меня. Вдобавок он так перепугался из-за Шивона и наверняка ему всё ещё больно… Мне просто нужно перетерпеть этот период, как и ребята терпели мои слёзы, крики и срывы. Уже после суда мы сможем все вместе сесть — и поговорить».       Но чем заняться в палате, в которой им обоим почти нельзя вставать с места, а Хёку и в телефон и в телевизор нельзя уткнуться, чтобы отвлечься — Хёкджэ так и не придумал. К каким-то отвлечённым разговорам у обоих не лежала душа, а на острые темы Донхэ определённо откажется говорить, так что Хёк просто решил попытаться заснуть, понадеявшись, что лидер группы последует его примеру, и затем наконец начнётся новый день.       Но сон к Хёкджэ так и не приходит: после того, как он настоял, чтобы Чонсу договорился об отмене сильных успокоительных, просить о снотворном было бы глупо, а в многострадальной голове было слишком много мыслей, чтобы засыпать спокойно. Но по крайней мере Хёк уже давно не слышал каких-то шевелений со стороны, где расположена койка Донхэ, так что, возможно, лидер группы уже наконец уснул, убедившись, что «Ынхёк» не смотрит на него и не провоцирует одним лишь своим существованием.       — «Так он спит или не спит?» — спрашивает Хёк сам у себя, опасаясь приподниматься на скрипучей койке — за последнее время Донхэ настолько бесшумно передвигался по общежитию, когда хотел этого, что Хёкджэ теперь уже не знает, как по тишине палаты определять, спит Донхэ или нет. Но любопытство оказывается сильнее, так что, тихонько приопустив одеяло, которым Хёк показательно укрывался чуть ли не по макушку, Хёкджэ старается как можно тише усесться на койке, стараясь рассмотреть в тусклом освещении, доносящимся из коридора, спит ли лидер группы.       Как оказалось, Донхэ действительно спит, но Хёк замечает, как парень напряжён во время сна: тяжёлая складка на лбу так и не может разгладиться, челюсти сильно сжаты, до тугой скованности, а руки, покрытые темнеющими синяками, как будто готовы разорвать одеяло в спонтанном порыве. Кажется, что даже сейчас Донхэ не может отпустить ситуацию и расслабиться, и это Хёкджэ совсем не нравится. — «Но если я подойду и попытаюсь немного успокоить его — он может бездумно ударить меня», — предполагает Хёк, как можно тише стараясь соскользнуть на пол. — «Он же будет винить себя, если со мной что-то снова случится… Нет, Донхэ лучше не бесить. Пусть он поспит».       Но Хёкджэ остро необходимо выбраться из палаты, хоть немного отвлечься от этого кошмара — и он решает попробовать выйти в коридор. — «Наверное, Ёнун сторожит вход и я смогу с ним поговорить…» — предполагает Хёк, прислушиваясь к собственным ощущениям. Несмотря на то, что утром он чуть ли не сползал на пол от того, как кружилась голова, какие-то сильные лекарства действуют вполне неплохо, раз сейчас Хёкджэ чувствует себя уже лучше. — «Главное — не забывать держаться рядом со стеной на всякий случай, а так я вполне устойчив…» — убеждает себя Хёкджэ, стараясь переставлять ноги неспешно и аккуратно, по чуть-чуть, чтобы не потерять равновесие. Так он добирается до двери, надеясь, что никому не вздумается рывком её распахнуть, и, крепко ухватившись за ручку, Хёкджэ старается как можно тише открыть её, чтобы выковылять в коридор.       — Ынхёк? Ты чего тут? — рослая фигура Ёнуна почти тут же перегораживает путь Хёку, и ему приходится остановиться, чтобы отвлечься от наблюдения за своими ногами и посмотреть на охранника. И, видимо, его растерянное лицо что-то говорит Ёнуну без слов, так как, тут же одновременно и встревожившись, и неловко замявшись, он уже тише добавляет:       — Что-то случилось с Донхэ? Или с тобой, Ынх… точнее, Хёкджэ?       — Нет… Нет, всё в порядке, — поморщившись, Хёкджэ не решается качать головой, потому лишь слегка пожимает плечами. — Нет, я просто… хотел немного проветриться. И знаешь, зови меня как и раньше — Ынхёк. Пока о моём будущем ничего непонятно, так что лучше тебе пока не звать меня по… имени. Не хочу, чтобы ещё кто-то пострадал из-за меня.       — Не очень хорошее место ты выбрал, чтобы проветриваться, — убедившись, что это не экстренная ситуация, охранник почти тут же смягчается, с сочувствием глядя на Хёка. — Конечно, Ынхёк, как скажешь. Ты как себя чувствуешь? Может, присядешь? У меня и стул есть.       — Нет, только не стул, — охает Хёкджэ, невольно отодвинувшись назад, но на ногах вполне твёрдо устояв, к облегчению двинувшегося за ним охранника. — Я и так лежу, почти не вставая. У меня уже так затекли спина и попа, ты бы только знал…       — Знакомо. В детстве ногу ломал — чуть с ума не сошёл, пока лежал первые дни, — негромко фыркает охранник, поводя плечами. — Только давай ты от двери отойдёшь. Ну, мало ли ещё и Донхэ захочет выйти «проветриться». Мы же тебя потом по кусочкам не соберём.       — Разумно. Хорошо, — тихо хихикает Хёкджэ, чуть помедлив, но всё-таки в итоге крепко ухватившись за предложенную руку Ёнуна, чтобы, немного опираясь о него, бодро доковылять к ближайшей стене, подальше от открываемой двери. — А что, с переломами берут в охранники?       — С сотрясениями не берут, ну и ещё с некоторыми травмами и диагнозами, — Ёнун отвечает вполне дружелюбно, как будто Хёк не нарушает своими вопросами его личные границы. — Да и на мне всё заживает, как на собаке — сам же видишь, что я даже не хромаю. А вот в полицию меня бы не взяли, так что я рад, что смог пригодиться хотя бы здесь.       — А если бы ты травмировался на такой работе? — негромко ахает Хёкджэ, поскольку о таких моментах работы охраны он никогда не задумывался. — После травм вас что, увольняют из охраны?..       — Я не могу вдаваться в такие подробности, Ынхёк, — с неохотой произносит Ёнун, сперва убедившись, что Хёк довольно устойчиво стоит у стены и в случае чего за неё ухватится — и только потом немного отступает назад, чтобы дать Хёкджэ необходимое пространство. — Из того, что могу сказать — здесь далеко не всегда увольняют после травм, и без хорошего выходного пособия на первое время не оставляют. В других организациях бывают условия гораздо хуже. Но вся конкретика — это уже детали договора, так что это я рассказать не могу. Извини.       — Тебе не за что извиняться. Ты исправно делаешь свою работу и даже готов прикрыть… меня… хотя вовсе не обязан. Ты хотя бы не врёшь столько, сколько наврал я за этот месяц, — печально резюмирует Хёкджэ, медленно опустив голову и рассматривая неудобные больничные тапки. — Мне так стыдно из-за всего этого…       — Я бы не сказал, что ты много врал, Ынхёк, — возражает Ёнун, и в его голосе нет злости, нет осуждения, и нет той обиды, которой по мнению Хёкджэ были пропитаны голоса ребят. — Если тебе нужно моё мнение, конечно. Я не знаю всего, что ты мог сказать ребятам, но если учесть, что тебе столько времени приходилось вести себя как твой брат… большая часть твоей лжи всё-таки вытекает из этого. Я видел тебя в разных ситуациях, и ты не говорил какой-то излишней или неуместной лжи. Конечно, тогда казалось, что ты просто пытаешься собраться и вспомнить какие-то моменты своей жизни, но теперь, зная, что ты в полном одиночестве просто метался, как напуганный зайчик… У тебя просто не было ни времени, ни сил на какую-то дополнительную ложь. Я уверен в этом.       — Всё не так просто, — просипел Хёкджэ, стараясь не шмыгать носом, хотя от слов Ёнуна ему стало немного легче. — Ребята и Чонсу, вроде, не очень злятся, но Донхэ… он меня ненавидит. Лучше бы он меня не спасал…       — А сейчас ты глупости говоришь, — мягко произносит Ёнун, нерешительно протянув руку, чтобы провести тёплыми пальцами по его щеке — и Хёк тут же придвигается ближе, в эти тёплые объятия надёжного человека, что просто и бесхитростно привязался к нему и ни за что не осуждает. — Конечно, Донхэ будет злиться, но за этот месяц ты наверняка успел его хоть немного изучить, чтобы прислушаться к тому, что я тебе скажу. Донхэ, он… он всегда такой.       — Нет… Донхэ не всегда такой. Он терпеливый, и добрый, и неж… — вовремя понимая, что он говорит лишнее, Хёкджэ прикусывает язык, придвинувшись ближе к тёплому телу Ёнуна. — В смысле… он всегда старается найти компромисс, и старается позаботиться о других, но сейчас…       — А сейчас он на взводе из-за того, что ничего не может поделать с Чхве Шивоном лично, — подсказывает охранник, чуть помедлив, но в итоге аккуратно погладив Хёкджэ по лопаткам, не рискуя касаться его головы через бинты. — Ты же его видел — он всегда идёт впереди всей этой банды, просто потому, что иначе не может. И не знаю, насколько часто ты обращал внимание на его поведение, но пока тебе требовалась поддержка, он так срывался на господине Пак и на всех окружающих, что стафф даже дышать рядом с вами старались через раз. Всё-таки к выходкам твоего брата все привыкли, а вот настолько неконтролируемое поведение Донхэ всех уже беспокоило. Просто раньше подобные эмоции он спускал на твоего брата — думаю, ты в курсе, что они часто ругались. Но тебе требовалась помощь, и от этого он начал срываться на окружающих. А сейчас он и вовсе не может контролировать ситуацию. Дай ему время — всё закончится и он придёт в себя.       — Ты не видел, как он зло смотрит на меня… — признаётся Хёк, вздохнув и прикрыв глаза: в тёплых руках Ёнуна его хотя бы не трясёт от страха. — Я вижу, как он жалеет, что приехал туда. Он же… тоже чуть не погиб.       — Он злится, но он точно не жалеет, что приехал и успел спасти тебя, — возражает Ёнун, и он говорит довольно уверенно, так что к его словам Хёкджэ очень хочется прислушаться. — Донхэ не такой человек. Как бы он ни сердился — от одной только мысли, что он мог не успеть, ему наверняка также страшно, как и тебе, и это тоже частично объясняет его нервное поведение. Пусть новость о том, что ты… это ты, немного выбила его из колеи, но ты не видел, с какими безумными глазами он выехал с территории, отправившись на поиски тебя. В тот момент он бы и через северокорейскую границу прорвался бы на своей машине, уж поверь.       — Но как же… — Хёкджэ хочет задать ещё один вопрос, но не успевает, испуганно встрепенувшись от грохота в палате. Звук настолько хаотичный, будто к Донхэ в палату вломилась стая напуганных птиц, и охранник и Хёк даже не успевают переглянуться — через пару секунд дверь распахивается и лидер группы практически вываливается в коридор, с безумным взглядом оглядывая охранника и Хёкджэ.       — Донхэ, что-то случилось? — уточняет Ёнун, тут же разжав руки на плечах Хёка, но не отпуская его: у Хёкджэ даже возникло ощущение, что охранник готов резко задвинуть его за спину, если вдруг поведение лидера группы станет непредсказуемым. — «То есть, несмотря на его уверенность, что Донхэ не желает мне зла, Ёнун всё равно не отмахнулся от моих слов?..» — удивляется Хёкджэ, аккуратно повернувшись, чтобы оглядеть Донхэ и убедиться, что тот не поранился, пока выбегал из палаты.       — Ты снова это делаешь. Снова молча уходишь, не пойми куда, даже в таком состоянии, — недовольно бросает Донхэ, и отголоски безумия исчезают из его взгляда, сменившись глубоким разочарованием, после чего лидер группы переключается на охранника. — Ты должен был сразу же отправить его в палату, Ёнун. Мало ему было сотрясений, ты считаешь?       — Я не могу покидать пост без уважительной причины, а Ынхёка надо проводить к койке, на всякий случай, — поясняет Ёнун, и Хёкджэ слышит, что тот говорит мягко, но уверенно и по существу, чтобы не злить Донхэ. — Он же на ногах еле стоит.       — Но я в состоянии дойти сам… — тихо возражает Хёкджэ, почти сразу же наткнувшись на недовольный взгляд Донхэ: практически просверлив его взглядом, лидер группы резко фыркает и открывает дверь в палату, придерживая её для Хёка и добавляя:       — Ступай в палату. И больше никаких отлучек без предупреждения. Хватит уже рисковать собой и всеми нами.       — Ступай, — тихо соглашается охранник, подставив Хёкджэ руку, чтобы парень мог опереться о неё и спокойно дойти до палаты. И что-то подсказывает Хёку, что с Донхэ лучше сейчас не спорить: негромко вздохнув, парень послушно бредёт к палате, надеясь, что лидер группы не сорвётся — и не пихнёт его в спину, чтобы поторопить.       — «Мне сейчас нельзя падать…» — Хёкджэ старательно сохраняет равновесие — и почти не смотрит на Донхэ, чтобы не провоцировать его ещё больше. — «Он прав в том, что нервничает из-за моего внезапного отсутствия. Я уже убегал от ребят — и вот, к чему это привело. Больше я не могу убегать. Пора столкнуться со своими страхами напрямую, глаза в глаза…»