Дрянь

Дело было дрянь. В прямом смысле дрянь — никаких улик, кроме бредятины одного бомжа-очевидца про вампиров, и при этом обескровленные тела с разодранными шеями. Волей неволей, а об этих самых вампирах задумываться правда начинаешь, и Обси проводит часы, разбирая места убийств, пытаясь найти хоть какую-то ниточку связи между всеми пятью происшествиями, но в нормальную, адекватную картину это так и не складывается. — Ещё кофе? — протягивает ему кружку Душенька, его ассистент-тире-адъютант-тире-напарник с недавних пор, только выпустившийся из академии. — Спасибо, — благодарит его Обсидиан и вздыхает. Это даже противозаконно — быть такими юными и красивыми и отвлекать на себя всё внимание детективов. Он моргает, трясёт головой, словно это поможет выбросить из неё всё лишнее, но взгляд сам собой скользит на щиколотки, которые соблазнительно сверкают из-за подвёрнутых джинсов и мыслительному процессу очень сильно мешают. — Как думаете, может, всё дело в возрасте? — невинно спрашивает Душа, и Обси кивает — «да, именно в нём», потому что ему — за тридцать, а Душеньке всего-то двадцать два. — Все жертвы находятся в диапазоне от восемнадцати до сорока двух, — пролистывая бумаги, говорит он. Обсидиан вздрагивает, заставляя себя вернуться в работу. — Слишком большой разброс, — задумчиво говорит он. — Так себе зацепка. — Если бы я был вампиром, я бы тоже выбирал себе продукты в самом расцвете сил, без детей и стариков, — с самым серьёзным видом добавляет Душенька, и Обси фыркает. — Не говори, что правда в этот бред веришь! — Ну… — тянет он виновато, прячет взгляд. — Может, просто маньяк какой-то, под праздник решил заняться косплеем, хи. — Несмешно, — бурчит Обсидиан. — Ладно, на сегодня всё, мы и так с тобой тут засиделись допоздна. Душа кивает, спрыгивает со стола — существование стула он принципиально, видимо, игнорирует — и, захватив вещи, танцующей походкой уходит с участка, махнув на прощание. Обси напряжённо ему вслед смотрит-залипает, вздыхает. Поразительный человек. Непонятно, то ли он заигрывает постоянно, то ли просто так общается, то ли просто и наивно не понимает, что постоянно подаёт знаки ответной симпатии. И, вообще, отношения между сослуживцами, коллегами, да ещё и с разницей в положении на карьерной лестнице — дело дрянное. Вот примерно как-то, с пятью убийствами — такое же дурацкое, обречённое и ни к чему хорошему не ведущее. Обсидиан размышляет об этих преступлениях всё то время, что едет по опустевшим к такому позднему часу к ближайшему круглосуточному супермаркету. Город у них относительно небольшой, довольно мирный — ну и откуда тут взяться маньяку, а? Так ещё и такому, до крови жадному. Он припарковывается и сидит некоторое время в автомобиле, зависнув, снова перескочив с мыслей о расследовании на Душеньку. Появился он в их участке за неделю до первого убийства: весь такой позитивный, новенький, светящийся и переливающийся на солнце. Чересчур вычурный для такого скучного и мрачного городка, как их, но приехал он не так давно, так что тоска ещё не успела поглотить его в свои лапы. Обси шагает между стеллажей с товаром, беря с полок то, что можно счесть за нормальный ужин. Зависает у стенда с энергетиками, тяжко вздыхает — не в его возрасте с сердцем баловаться, и перебрасывается парой слов с ленивой, сонной кассиршей, и их усталый внешний вид друг с другом гармонирует до невероятного. Свежий ночной воздух немного приводит его в чувство, заставляет взбодриться; на парковке стоит только его машина, и одиночество подбивает вспомнить давную привычку и достать из бардачка пачку сигарет. Зажигалка находится там же, и дым горький, неприятный, зато голову удивительно проясняет. Вдруг он ловит на себе пристальный взгляд, оборачивается — и видит Душеньку, кажется, впервые вне участка. Тот в чёрной водолазке, тёмных брюках, и улыбается непривычно соблазнительно, завлекающе, смотря ему прямо в глаза. Заворожённый неожиданной встречей, Обси не сразу замечает девушку, которая идёт рядом с ним. С яркими крашеными розовыми волосами, юную, в лёгком платье, хихикающую немного пьяно, и её присутствие мгновенно огорчает. Хотя, ну правда, на что он вообще рассчитывать мог? Да у него нет даже информации о том, какая у Души ориентация! Он не дожидается приближения Душеньки и его спутницы, просто кивает ему в знак того, что заметил, прежде чем потушить сигарету и усесться в машину, отчего-то по-особенному зло давя педаль в пол. И он не ревнует, честное слово, потому что для ревности нужны хоть какие-то права, а они просто коллеги и ничего, кроме этого. Просто дома Обси курит ещё разочек, для верности и на сон грядущий.

***

Когда они встречаются в участке, Душа никак не вспоминает ночную встречу, и всё, вроде бы, как обычно, только Обсидиан чувствует холод внутри, и под рёбрами начинается непонятный отсчёт, куда-то и к чему-то ведущий. Душенька щебечет что-то о своём, и Обси не вслушивается, лишь по кругу, в сотый раз бумаги перебирает, смотрит на карту мест нахождения тел и никак не может найти закономерность в хаотичных убийствах. Звонок о новом происшествии раздаётся отчего-то ожидаемо, хотя промежуток тоже плавающий, от двух до десяти дней, и это слишком большой разброс, чтобы можно было делать хоть какие-то выводы. И дело — всё ещё дрянь, только всё ухудшается в разы, когда Обсидиан видит труп. Розовые волосы, то же самое платье, только в юном девичьем теле ни капли крови или отголоска пьяного смеха. Душенька не выглядит по-особенному взволнованным, и это… это пугает, потому что, ну, ты же вчера с ней ночь провёл, а сегодня она уже мертва, неужели тебе не жаль свою случайную спутницу? И подозрения о том, что убийца — Душа, который сейчас допрашивает патологоанатома и кивает головой, запоминая его слова, быстро в голове зарождаются. И всё сходится — и время его появления, и отсутствие записей с камер наблюдения, и даже хаотичность преступлений — кому, как не выпускнику полицейской академии, знать, как вычислять маньяков и серийных убийц? Вот только спрашивать Обси боится — глупо, непрофессионально боится, как и заявлять о своих подозрениях в личности убийцы. И больше всего их подтверждения опасается, хотя знает, что не должен омрачать привязанностями свои служебные обязанности. Поэтому он просит Душеньку отойти, дёргает за локоть и негромко заходит издалека: — Как ты? Вы же с ней были знакомы… — Не были, — врёт Душа, и в глазах что-то нечеловечески-опасное мелькает, когда он спрашивает: — Почему ты решил, что я её знал? Обси и вида не показывает, что знает о его лжи, а потому разыгрывает невинное удивление: — Обознался, кажется, прости. Что сказал Зак? — Ничего нового, — с таким искренним огорчением вздыхает Душенька. — Опять обескровленное тело без малейшего признака сопротивления и насильственной смерти. Ну, и два «прокола» на шее. — Негусто, — напряжённо за его мимикой следя, выдаёт Обсидиан. — Занесёшь всё в протоколы? — Хорошо, — дергаёт плечом Душа, принимаясь за привычную работу. Подозрения копятся, почти вырастая в оголённую правду — его напарник и есть искомый маньяк, вот только доказательств этому нет, разве что запросить видео с камер наблюдения у супермаркета, но можно утверждать почти со стопроцентной вероятностью, что их там нет. — Обси, — после целого рабочего дня, проведённого в метаниях, подозрениях и мучениях, обращается к нему Душенька, и взгляд, которым Обсидиан его одаривает, оказывается наверняка слишком честным и открытым. — Мы можем поговорить? Это важно. И он кивает, соглашается — потому что знает, догадывается кожей, о чём тот хочет поговорить. — Тогда в парке за углом через десять минут, хорошо? — Ладно, — покоряется Обси и, едва Душа скрывается, берёт на всякий случай ещё пару обойм для пистолета. Парк, надо же! Сумерки на город опускаются тёмной, мрачноватой вуалью, и Обсидиан дёргается, оборачивается, когда к нему со спины подходит успевший переодеться в гражданское, снова тёмное, Душенька. — Привет, — зачем-то здоровается он, протягивает руку для рукопожатия — Обси смеётся нервно, хрипло, с перекатами. — Давно не виделись, — язвит он, но касается холодной ладони и чувствует, как мгновенно проваливается под лёд и может только смотреть в его глаза, отливающие янтарём. Ноги наливаются свинцом, и сердце стучит всё медленнее и медленнее, будто погружаясь в сон. — Прекрати! — раздаётся звонкий голос Душеньки, и Обсидиан хочет обернуться, но не может. — Мать твою, Злу, перестань! Лёд трескается, и Обси мешком валится на землю, не в силах пошевелится и даже слово вымолвить. — Не трожь его, пожалуйста! — взмаливается Душенька-в-розовом, вставая перед Обсидианом, словно от собеседника прячет. — Он умён и догадался, — Душенька-в-чёрном выгибает бровь. — Ты сам знаешь, что мы должны с такими делать. — Он никому не скажет! На это восклицание в ответ летит неясное хмыканье. Второй Душа шагает ближе, присаживается перед Обси на корточки, смотрит изучающе так, с интересом учёного. Под его взглядом старый шрам начинает ныть, словно вот-вот треснет и изольётся кровью, а невесть когда прокушенная от нервов губа саднит и щиплет, набрякая. — Я контролирую себя, не трусь, братишка, — Душенька-в-чёрном смотрит на близнеца, успокаивающе ведёт по его бедру и вновь на Обсидиана внимание обращает. — Ты вкусно пахнешь, человечек, — сообщает он, касается ссадины — на кончиках белых пальцев остаётся капля алой крови, и слизывает её длинным, гибким языком. От этого банального, простого действия внутри Обси что-то надломлено сжимается, отдаётся не подходящим к ситуации жаром. — Злу, просто оставь его и уходим, — дёргает свою копию за рукав водолазки Душа. — Сейчас в вампиров всё равно никто не верит. — Я знаю, почему ты так себя ведёшь, — обрывает его близнец. — Только это, — он указывает кивком головы на Обсидиана, — это не он. Душенька выглядит так, будто его ударили наотмашь, и поджимает дрожащие губы, садится на корточки, и перед Обси теперь целых два смотрящих на него одинаковых парня. — Не обманывайся, Душ, — Злу привлекает его к себе, приобнимает за плечо, и эта братская идиллия кажется подходящим моментом, чтобы улизнуть. Обсидиан осторожно подбирает под себя одну ногу, пользуясь тем, что на него не смотрят, другую, и даже успевает вскочить, прежде чем его за щиколотку хватают в ледяные тиски. — Куда собрался? Карие глаза сверкают тёмной, багряной глубиной, заставляя опасливо сглотнуть испуг. — Вы… вампиры? — пищит Обси, не находя силы самому себе удивится. — Настоящие? — Ты же сказал, что он догадался! — обвинительно хмурит брови Душенька, с упрёком глядя на близнеца. Тот жмёт плечами. — Он видел меня с Розали и наверняка сопоставил два и два. — Так это был не ты, — отчего-то обрадовано лепечет Обсидиан, как будто пьяный, накаченный чужой волей. — Ты его переоценил, — непривычно холодно хмыкает Душа, в мгновение ока поднимается, оказывается рядом, проводит кончиками пальцев по шраму. — Но так он ещё больше похож на… Ну, сам знаешь. — Я, вообще-то, не вещь, чтобы меня в третьем лице обсуждать! — протестует Обси, вызывая два бархатистых смешка. — Ты всего лишь маленький, глупый человечишка, которому правительство и учёные настолько промыло мозги, что ты не способен заметить даже очевидного прокола нашего мира, — ласково сообщает ему Злу, обходя, чтобы шепнуть в ухо из-за спины. — Такой хрупкий, а воображаешь себя силачом! — Для человека он неплох, — заступается за него Душенька, и он настолько близко, а предыдущее странное состояние всё ещё не отпустило до конца, отчего на языке застревают все вопросы, а мысли текут чересчур медленно, и на первый план выступает осознание, что он буквально зажат между двумя парнями, которые ему симпатичны. Точнее, были бы симпатичны, если бы были людьми, а не жестокими вампирами-убийцами. — Мы здесь слишком задержались, Душ. Меня задрало весь день прятаться в доме, скрывая своё присутствие, и ты всё-таки ошибся, просто признай это, — не обращая на Обсидиана внимание, говорит близнец, губами обхватывая мочку уха, отчего по телу пробегает дрожь, и чувство, будто он кролик перед удавом, только усиливается и обостряется. — Прости, — непонятно перед кем извиняется Душенька, и Обси хочет сказать так много, но не может — и поддаётся, растворяется, теряя всю волю к сопротивлению, едва его губ касаются чужие, холодные, но мягкие. Душа целует его, сладко смакуя ощущения, слизывая с трещинки кровь и почти жадно урча. Обсидиан всхлипывает, когда Злу прижимается ближе, обхватывая его за бёдра, и вылизывает шею широко, размашисто, собирая капельки пота. Укус оказывается острым, больным, ноющим, но его резко прошибает нечеловечески сильный поток удовольствия, когда к свежей ранке присасываются чужие губы, начиная кровь высасывать, присосавшись к его шее, как странник в пустыне. Его голова безвольно запрокидывается, когда Душенька отрывается от губ и тоже прикладывается к разорванной артерии, и жизнь утекает из-под пальцев, только воля и способность думать и размышлять оставляет его быстрее, покидает, даже не помахав на прощание. И утром найдут тело детектива, расследующего серию обескровленных убийств, и его напарник будет лить горькие слёзы на похоронах, а потом уволится под чужие сочувственные взгляды, и никто не узнает ни о чём. Дело было дрянь.