Приплыли Чжань гэ... Приплыли.

Отпуск — это такая непредсказуемая зверушки, которая подкрадывается незаметно, нападает, а потом оставляет вас перед фактом, что вот — завтра на работу. Потом эта тварь машет вам на прощание пушистым хвостом и сваливает в даль до следующего своего пришествия. Сяо Чжань задумчиво мыл посуду, размышляя над превратностями своей судьбы. Механически уверенные движения по выполнению давно привычного действия как нельзя кстати помогали в деле самокопания очень хорошо. Как нельзя даже лучше, хотя почему же нельзя? Очень даже льзя… «Нет такого слова», — услужливо ковырнул въедливый самокритик внутри головы. «Лзя! Льзя, льзя, льзя!» — забубнел в ответ противным голосом ещё один спорщик. Сяо Чжань устало уткнулся лбом в кухонный шкафчик, в который раз пытаясь унять тот внутренний спор, который вёл сам с собой уже почти неделю. С одной стороны, он же взрослый человек и вполне понимает, что плохо, а что нет. С другой стороны, да он вообще жертва! Ага, такая оттраханная до состояния нестояния и нележания, и не сидения, и… Короче — он Жертва! И всё. «Ой, блин, прям бычок на заклание…» — тянет свою лямку один внутренний голос. «Не бычок, а баран…» — вторит второй. — Вообще-то, агнец, — говорит Сяо Чжань вслух, пресекая дальнейшие дебаты ехидного самоедства. Посуда домывается в оглушающей тишине. Внутренней и внешней. Собственная квартира теперь напоминала Чжаню скорее нору. Очень чистую, вылизанную до стерильно чистоты нору. По двадцать раз на дню вычищенную нору. Уборка ведь успокаивает нервы! Нору, в которую он спрятался и боялся от туда без особой надобности выползать. Почему? А потому! Тому было аж две причины. Одна белобрысая, а вторая стриженная под короткий ёжик. И обе причины караулили его на выходе со стойкостью почётного караула. Иногда эти две причины ещё и скреблись в дверь. Звонок-то Сяо Чжань давно отключил, а барабанить в саму дверь наглые причиняльщики беспокойства больше не рисковали. После того как взбудораженные их действиями соседи сверху и снизу пригрозили вызвать полицию, а Сяо Чжань, даже несмотря на показательный концерт, двери не открыл. Сидел на коврике перед дверью, обхватив колен руками, и, вздрагивал в так ударам, подпирая её спиной. Он в домике. Детский сад какой-то. Странный, ужастиковый детский сад. Но, казалось, что если вот так сидеть перед закрытой дверью и выслушиваться в то, как с той стороны пристыженно (как казалось мужчине) вздыхают, то можно будет дождаться, когда и вовсе уйдут. Уходили, право не на долго. Сяо Чжань отскребал себя с обувной полки или с коврика возле двери и, хватая заранее собранную сумку, опрометью сбегал вниз по ступеням подъезда, вырываясь на свежий воздух. Пару раз ловили почти у выхода из подъезда, зажимали рот и тащили обратно, попутно утягивая в поцелуи, зажимая то у перил, то у стен. Сил сопротивляться Сяо Чжань не находил. Как только руки Ван Ибо смыкались на его плечах или талии, а пальцы прижимались к губам, не давая вскрикнуть, мужчина терял способность сопротивляться. Как же он был зол на себя в эти моменты. Так зол, что… Сам впивался в поставленные для поцелуев чужие губы, кусал и вылизывал пальцы, норовившие проникнуть в рот. Обнимал крепкое не по-юношески развитое тело и ластился… Как кошка в гоне, ей-богу. Так стыдно… В себя Сяо Чжань пришел от того, что лоб начал побаливает от того, что им очень методично постукивали по не в чем не повинному шкафчику. Через два дня на работу, а у него тут кризис внутри мирового — апокалептичного масштаба с переоценкой всего, что знал до сих пор! После того самого вечера, когда близнецы-братья так… неоднозначно заявили на него свои права, мужчина проснулся с ними в одной постели, отрубившись в процессе, так сказать, закрепления предъявы. Потом было утро, ну как утро… Когда проснулись, тогда и утро. А проснулись они одним клубком переплетенных тел где-то в районе полудня. Ван Цзе спал, притеревшись спиной к груди Сяо Чжаня, а его самого плотно прижимали к его брату — Ван Ибо. Бутербродиком. А уж где чья нога влезла, у кого куда рука примастилась — ну, разобрались потом. В процессе. Щеки мужчины опят вспыхнули опаленные жаром воспоминания. Даже сейчас, по прошествии стольких дней, он помнил, как проснулся, ощутив твёрдость горячего члена у себя в… Внутри короче. Собственно говоря, и сам он был несколько погружен в… ту же «ситуацию». И совершенно не облегчало её то, что сонный Ван Ибо сильнее прижал его к своей груди и мягко, медленно двинул бёдрами, качнув эту самую «ситуацию» в обе стороны. От такой подставы Сяо Чжань коротко охнул в подставленное ушко Ван Цзе, и тот завозился, просыпаясь, и прошептал: — Доброго утра, Чжань-гэ, о я даже чувствую насколько, — хохотнул хриплым спросонья голосом паршивец и тоже двинул бёдрами навстречу движению своего брата, сжимая в себе то, что так удачно там осталось с ночи. Чжань застонал и снова двинул лбом о шкафчик, прерывая поток воспоминаний того самого утра, когда ему дали понять, что он попал и насколько глубоко (ещё один удар лбом и скрип навесных петель ему в назидание). Телефон пиликнул сообщением. Чжань скосил взгляд на лежащий рядом с мойкой телефон, вчитываясь в пришедшее сообщение. Отправитель «кролик № 1»: «Открой дверь. Поговорим?» Сяо Чжань застыл в полуобороте, затаив дыхание. Экран погас. Сяо Чжань втянул порцию воздуха в лёгкие. Телефон вновь пиликнул, высветив на экране новое сообщение. Отправитель «кролик № 1»: «нам надо поговорит». «без приставаний, честно». Сяо Чжань хихикнул. Телефон пиликнул в ответ: Отправитель «кролик № 1»: «Цзе-Цзе сказал, что мы придурки, я с ним согласен». «: -(» «: -{ " «: '(» Сяо Чжань всхлипнул и зажал себе рот рукой. Только истерики не хватает. Он взрослый человек. По крайней мере, из них троих он точно человек. Надо решать что-то… Надо. Ноги принесли его к двери самопроизвольно. Ладонь даже не дрожала, когда потянулась к замку и поворачивала его. Сяо Чжань делает шаг назад, позволяя двери с лёгким скрипом твориться, открывая вид на сидящего на полу подъезда Ван Ибо. Парень выглядит помятым. Как-то слишком. Под глазами залегли тени, руки нервно теребят чехол телефона, губы искусанные, сухие, потрескавшиеся. Ван Ибо, что сидит сейчас у его двер, и менее всего похож на того, кто способен был поднять его на руки как пушинку и удерживать, пока Сяо Чжань бился в судорогах наслаждения. Вот сейчас такой, слегка пришибленный, он был как прежде, почти как тот соседский парень, которого Сяо Чжань помнил, которого подтягивал по математике и помогал им с братом чинить скейт… Почти. Только поднятый на Сяо Чжаня взгляд остался полыхать тьмой. Глубокой, жадной, зияющей… — Чжань-гэ! — шагнувший из двери напротив Ван Цзе разбил наваждение, звонко хлопнув ладонью по своему бедру. — Не надо, не смотри ему в глаза. — Чжань вопросительно уставился на второго близнеца, и Ван Цзе качнул головой устало. — Опять сорвётся. Опять не поговорите. — А ты дыши, — это уже Ван Ибо, — как мама учила и не пялься. Сам же сказал, что сможешь. Сяо Чжань смотрел, как брюнет кивнул, и, опустив взгляд в пол, скрестил руки на груди, отгораживаясь от того, что мог сделать. Мог и хотел! Чжань всем своим существо чувствовал ЭТО! Желание прикасаться, владеть, дышать вместе, быть ближе, чем кожа… — Ай! Щипок Ван Цзе пришелся прямо в самое мягкое место предплечья, разом сбив желание творить разную хрень. — Да что б вас, как всё запущено… — застонал блондин, пряча свое лицо в ладони и с усилием растирая кожу, — что ж вас так переклинило? — А не должно было? — сорвалось в тишину подъезда и упало к ногам застывшего напротив Сяо Чжаня брюнета. — Не должно, но как-то так… — осипшим голосом уронил в ответ Ван Ибо. — Может не в подъезде, а? — А где? — Сяо Чжань завертел головой, оглядываясь с одной двери на другую. — Ну, можем у тебя. Там-то вы… Эм, мы не все поверхности отметили, может будет поспокойнее, — задумчиво ляпнул Ван Цзе, зарывшись пальцами себе в волосы и растрепав и так не слишком аккуратно приглаженное каре. — И, это, Чжань-гэ, чай ему завари. Ромашковый есть? Он, говорят, успокаивает… — Падла… — процедил Ван Ибо, криво усмехнулся, отлипая от перил лестницы, на которую опирался всё это время, и, мазнув плечом по груди Сяо Чжаня, шагнул в его квартиру. — Ну, прям сама воспитанность, — нервно отзеркалил ухмылку брата Ван Цзе и, пожав плечами на немой вопрос Сяо Чжаня, последовал за Ван Ибо. — Писец не мягкий и пушистый, писец подкрался и сожрал… Приплыли, Чжань-гэ, приплыли… — прошептал сам себе Сяо Чжань, входя следом и прикрывая дверь.