Среди миллионов

Магдебург. 2002 год. — Сукины дети! — рюкзак с грязевыми пятнами от подошв, полетел на пол. Том плюхнулся рядом с ним, прижимая к себе колени. — Ненавижу! — зарываясь в ладони, Том хотел скрыть слезы от брата-близнеца. Но Билл слишком хорошо знал его. Он был единственным человеком в этом чертовом мире - который видел все срывы, все редкие слезы этого упрямого немца. Младший Каулитц молча присел рядом, на холодный кафель Магдебургской средней школы. Что рюкзак Билла, что Тома - оба из них были в грязи. В средней школе до Билла часто докапывались одноклассники - за внешний вид. Том - хоть и не показывал своей сердобольности в себе, он всегда получал за брата. Возвращаясь домой пыльными, помятыми - Билл всегда ощущал в себе огромную благодарность и любовь к брату. Он был тем человеком, который знал о всех деталях старшего Каулитца. Всегда его переубеждал, что слезы - это нормально. — Ублюдки — хныкая, тринадцатилетний парнишка сжимал кулаки, пока его брат молча стряхивал грязь с рюкзака. Билл ждал пока он придет в себя. — Пошли домой — пока старший близнец приходил в себя, младший успел до чиста отряхнуть оба рюкзака до чиста. — Спасибо. — приняв свой рюкзак, он взглянул на улыбающегося Билла. — Lass uns Umarmen — что переводилось как «Давай обниму». Ни разу тактильный Том и до убийства любвеобильный Билл.

***

Чистейшая любовь братьев не угасала ни разу. Вот им уже 19 лет. Взрослые парни - имевшие столько проблем в детстве, сейчас светили ярче звезд на сцене. Встреча с Шеффером и Листингом - стало доказательством, что им суждено быть семьей. Каждый дополнял друг-друга. Георг дополнял скромного Густава. Густав дополнял конфликтного Тома. Билл дополнял ироничного Георга. Том идеально дополнял чувственного Билла. Четверо разных, но таких одинаковых немцев. Когда Том долго нежился в мыслях о Ви, он непроизвольно улыбался. И в эти моменты Георг красноречиво показывал жест большого пальца в рот, указывая на то что он по-любому вспоминает жаркую ночь с ней, а Густав подавляя свой смех бил его - заставляя перестать, а Билл просто падал лбом на свою же ладонь. Это говорило… нет, это кричало о том - что они семья. Они слишком хорошо знали друг-друга. — Купи еще один билет в Чикаго. Прошу. — показалось троим что он напуган. — Ох сука! Наконец-то заговорил. Могу теперь этим остолопам доказать - что ты из за Виви убивался. — Билл взглянул на Густава, который жонглировал барабанными палочками (но вдруг перестал, после его взгляда) и на Георга уложившегося на диване. Том закатил глаза. — Да! Да! Давайте стебитесь. Ну? — он так смешно вскинул брови, что Георг подавился колой. — Чувак, никто не будет. — улыбнулся Георг, вытирая рот от напитка. — Мы вообще-то ради за тебя, идиот — сказал Густав и бросил на Тома эту надоедливую палочку. Он словил ее и удивленно взглянул на ребят. — Серьезно? — спросил Том. — Блядь, конечно! Том, я куплю билет, только пообещай девочку не насильно увозить — похлопав его по плечу, Билл влетел в его объятия. — Только пообещай девочку не насильно увозить — скорчил рожицу старший Каулитц, передразнивая Билла. Пока ребята смеялись с шутки Тома, в его голове созревал план - как он пулей приедет к Ви. Близились летние каникулы и Каулитц мечтал забрать эту школьницу навеки вечные из города пустых людей. Карты легли хорошо и звезды идеально сошлись, раз уж к знакомству с Томом - Ви была выпускницей.

***

— Мы снова с Вами! — голос Билла даже криком звучал кристально чисто. Уверен, девушки которые кричали с каждого его движения - были готовы падать на колени перед ним. Это была предпоследняя песня. Я хотел верить - что вижу Сиэтл в последний раз. Ведь уверен, если Ви я заберу - она уж точно не захочет возвращаться сюда. Так же меня беспокоила реакция ее отца. Хоть и херово звучит, но то что ее родители развелись - дало мне фору. Я смотрел как фанаты рок субкультуры теснились, будто бы их становилось больше. Чего я правда сейчас хотел - ее. Вновь обнять и прильнуть к шее, ярко пахнущей мятой. Волосы цвета кофеина, заставляли меня сходить с ума. Ви ты сводишь меня с ума.

***

У входа стадиона выросли фигуры крупных мужчин. Посередине них тонкая фигура девушки. — Наши билеты. — у Вивьен была отдышка. Она очень спешила. Ее руки дрожали, осознавая что до конца концерта полчаса. Отец не поехал с ней. Кажется они оба посчитали - что так будет лучше. Отношения хоть и были улучшены, папа и дочь потеряли целых 17 лет. Чтобы восстановить, точнее слепить доверительные отношения — нужны года. Когда Паркер(папа Ви) хлопнул дверцей машины, девушка была уверена - им обоим нужно столько времени. Много. — Вы слегка опоздали, думаю — улыбнулись кроваво красные губы организатора. — Н-неотложные дела… — согреваясь Ви стянула рукава толстовки еще ниже, пряча руки. Вход разделял долбанный заборчик из красных ленточек. Только собиралась открыть ленточку входа - организаторша, как вдруг оживилась. — Так дресс код…извините, в белом надо было приходить. — вход снова загородила красная лента. — Чт…что? В смысле в белом? Тон девушки сменился на более стервозный, что Вивьен начала бесить ее красная, матовая помада. — Боже-е, вот, написано ведь. Бе-лый дресс-код. — Меня никто не предупреждал, примите билет и впустите. — Слушай, тут не концерт Эминема и… Кажется мы упоминали всю остроту языка Нойманн - поэтому она уже перебила американку. — Билет видишь? Там нихера не написано — Ви потянулась к ленте входа, чтобы уже открыть ее самостоятельно. Рука была оттолкнута грубовато. Следом американка истерически завыла - «ОХРАНА». Темнокожие амбалы медленно потянулись к девушке, с каменным лицом уставившейся на истеричного организатора. — Меня ждут! — предплечья сжала охрана слева, а справа мужчина указал на местность подальше. — Боже, кто тебя там может ждать? Может Билл Каулитц? А-ха-ха! — красные губы растянулись в улыбке. — Сука! Отпустите! — прыснув воздух на лоб, Ви хотела убрать челку с лица. Вдруг взглянув на эту стерву, следом заорала — Том, мать твою, Каулитц! — Пи-и-издец! — вскинула брови и сжала на губах сигарету девушка. Зажгла и затянулась по кайфу - довольствуясь как охрана уносят сумасшедшую "девушку" Каулитца. Но ведь это и была его ДЕВУШКА. Толстовка еще о многом говорила. — Отпусти, блядь!

***

— Да, черт, еще один билет! — Билл прижимал к уху телефон, а другой рукой закрывал другое ухо - ведь в стадионе шум стоял неимоверный. У него было буквально пять минут - чтобы позвонить помощнику.

От лица Билла.

— Блядь, Майкл, что у тебя со связью? — выдохнув, я бросил трубку. Главное понял что надо еще один билет. — Совсем охренел?! Verpiss dich! До моих ушей - донесся роднейший мат на немецком языке. Давно я не слышал, этого прелестного «съебись!» на родном языке. А потом - честно я охренел. С витражных окон, наша охрана уносила девушку. Ибо я дурак, потому что осталось буквально минуты три до выхода, ибо я вижу длиннющие волосы малышки Ви. Я дурак. Но зато чуйка и зрение у меня охрененное. Я побежал ближе к красным лентам. — Черт, Ви! — крикнул я. В носовые рецептора врезался запах женских сигарет. Эта тупая сучка(организатор отвечающая за главный вход) стояла и грубо говоря, нихуя не делала. Увидев меня, она конечно быстро подбежала ко мне. А малышка Ви кричала - «Билл! Билл, это я!» Я угрожающими глазами приказал, а девушка жестом приказала обоим амбалам пустить ее. Уже через секунду она отряхивалась. — Пардон за мат, но блядь ты нормальная? — У вас же дресс-код и я… — перебил я ее тогда конечно знатно. — Какой, блин, дресс-код? Черт, концерту минут 10 максимум! Вивьен, полетели в зал, бегом! — хватаясь за ручки, словно дети мы побежали прочь. Перед побегом, я ухватил с пальцев организатора дымящую сигарету. Курить хотелось сильно, хоть мы и бежали как резанные. — Жди за кулисами. Тут! Сейчас последняя песня. — она кивнула, еле-еле приводя дыхание в порядок. Меня немного кольнула маленькая радость и я снова повернулся к ней — Вивьен, я безумно рад что ты все таки пришла. Спасибо. Она улыбнулась. Понимал и видел, что в голубых глазах кроются слезы счастья.

***

Пальцы скользили по струнам, отвлекая народ. Густав и Георг перекидывались взглядами по типу «чего он нахрен творит?». Я знал что Билл задержится на минуты две. Полностью забыв, о том что миллионы людей сейчас глазеют на то как я играю в одиночку - я снова утонул в мыслях о ней.

(1)

Сука, я не умею официально об этом говорить. Вивьен - это другое. С ней я другой. И мысли о ней - не такие как об остальных. Спокойная игра на струнах и я снова будто вернулся в прошлое. Повернул я голову, и за кулисами видел как к нам бежит мой брат. А за ним - она. Гитара замолчала, а я застыл с повернутой головой. И хер с тем, что подумают люди. Билл закричал в микрофон и принялся улыбчиво извиняться за задержку. Люди орали, кричали в голос, а я застыл. Руки остались сжимать струны. Казалось я сжал еще сильнее, ведь глаза снова поймали взгляд тех же голубых. Готов был кричать. Я был влюблен в нее и в этот раз ничего не должно было мне помешать - сказать насколько я влюблен. Насколько сильно я люблю ее. На последнем вдохе - я взглянул на толпу. Георг начал играть, за ним Густав. Я уловил расширенный взгляд младшего брата, который имел ввиду «дурак, чего застыл?». Я крепче надавил на струны и люди стали шумнее. Уметь играть на гитаре, при этом смотреть совсем не на гитару - было нелегко. Я отвлекся на струны, как снова повернувшись, Ви не оказалось за кулисами. Мое поле зрение прорезало. Фанаты - словно белое полотно, были фоном, выделяющим темно бордовый цвет. Я видел как она спускается с нижней лестницы к людям. Толпа поглотила ее, а я уже забил на песню. — «Продолжишь?» — кинул взгляд Том Георгу. — «Сукин сын, беги к ней» — он головой указал на нее. Пояс гитары был спущен с меня. Ровно тридцать тягучих секунд - и концерт подходит к концу, а я кутаю свою девушку в объятия на фоне миллионов. Таков план был. Это был последний концерт , на котором все думали что Том Каулитц - одинокий бабник. И вновь на возвышенности - понимаю, насколько Ви выделяется. Нет, дело было не в толстовке. Именно она - смотрела глазами наполненными слезами, от чего их голубизна светилась. Я понимал что точно дело было не в цвете глаз, а в насыщенности и искренности ее чувств. Черт, глаза сыграли роль уж точно не второстепенную. Среди миллионов - я слеп от ее пожирающих глаз, истекающими слезами счастья.

***

Теснясь с людьми, через толпу она пыталась добраться до него. Он оставался за забором, загораживающим фанатов и проход к выходу. Последний всхлип девушки и ее талию сжали. Том точно так же как и на мосту Вашингтона ухватился покрепче и слегка подбросил ее вверх, желая взять ее как маленькую девочку из под загораживающего забора. Она согнула колени и оказалась по другую сторону баррикад. Талию сжали еще сильнее, а губы слились в одно целое. Помните? Как Том говорил «Это не фильм, где двое влюбленных кидались на друг-друга с жаркими поцелуями». Это все еще не фильм. Но двое влюбленных и вправду, в порыве тоски, в порыве любви кидались на друг-друга с жаркими поцелуями. Можно ли называть это жарким поцелуем? Нет. Это было настоящее - признание в любви. Он все еще окольцевав предплечьями ее талию, держал ее в воздухе, в пару сантиметрах от земли. Настолько сильно окольцевал, что кофта невольно ускользнула вверх оголяя джинсовые шорты. — Теперь я знаю, что ты со мной делаешь. — медленно опуская ее на землю, он продолжил. — Сводишь с ума. — Может быть что-то еще? — Конечно, чокнутая. Я люблю тебя. — губы снова слиплись. Задыхаясь, Ви продолжила. — Я тебя люблю. Вивьен сделала Тома - однолюбом. Может быть, это и был ответ.

«Среди миллионов - твои глаза были ярче всех».