Лампочка

Кирилл Егоров.

Я думаю, в жизни каждого человека наступает такой момент, когда он сдаётся и отказывается от того, за что боролся, по той простой причине, что любому терпению приходит конец. Видит Бог, я никогда не был сентиментальным, но сейчас, наблюдая за тем, как охапка розовых шаров, во главе с огромным ярко-алым сердцем, взмывает в воздух — ревел, как девчонка, в три ручья и не мог остановиться… В общем, все те полторы недели после, я беспросветно бухал, не ночевал дома и забросил учёбу. Уверен, что забил бы хрен и на тренировки с играми, вот только, из команды меня тогда «попросили». Отец был, мягко говоря, в шоке с того, что со мной происходит, а мне было слишком похер, чтобы заморачиваться на объяснения. Да, и он как-то списал все на «выгон из команды», дескать — перебесится и все вернется на круги своя. Я потерялся в пьяном угаре после того, как в одном из ночных клубов увидел неоновую вывеску над баром: «Я возьму всё вино на себя». И я решил, а почему бы, собственно, и нет? Правда, до вина дело так и не дошло: в ход шли напитки с градусом куда выше винного. Но кальвадос я пил только один вечер, потому что когда под ним услышал ремикс на песню Амуры — откуда я еë вообще знаю?! — «Хотелось бросить», и разревелся, как девчонка — стало понятно, что кальвадос мне больше друг. Хотя, с ромом была та же херня, и я решил, что с выпивкой пора заканчивать, пока меня не потянуло сменить ориентацию. Я вспомнил свою «молодость» и частенько кочевал по крышам ночью, словно самоубийца, или гонял на высоких скоростях по старой трассе. Потому что, только под хорошей дозой адреналина мне становилось легче, а в хоккей мне путь был уже заказан. Сколько ж во взрослой жизни всякой хуеты, которая нас отравляет — и самое обидное, что мы сами виноваты в том, что с нами происходит; мы сам и создаём эту грёбаную грязь, которую потом из себя не достать, и радуемся, как дети, если получается зацепить ею кого-то ещё. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Прям не живы без этого, твою мать. Спустя неделю, после возвращения в команду, стоя в пробке, я рассматривал прохожих, многие из которых прогуливались парочками, и меня совершенно не радовало то, что я видел. Теперь, вот не знаю, чем именно мне больше всего гордиться: тем, что меня все-таки вернули в команду; что я абсолютно свободен; пока что не сдох или до сих пор не спился… Аж глаза разбегаются. Хотя, если вспомнить события двухлетней давности, можно с уверенностью сказать, что тогда было хуже. В основном из-за того, что многие хвастались, где побывали: в Барселоне, Таиланде, Турции… А я? Я всё это время был в ахуе, депрессии и запое. С вершины падать больно, вот какой вывод я сделал. Когда я подписал контракт со «Спартой», мы порвали всех. Клянусь, я чувствовал себя гребаной суперзвездой, слыша как толпа скандирует мой номер и фамилию. Свой контракт я отработал на максимум… а потом… травма плеча, несколько месяцев реабилитации, скамейка и коньки на стенку — потому что, нахер никому не сдался в конце сезона нападающий, от которого нет никакого толка. Впрочем, сейчас ситуация мало чем отличается от той, так что мне срочно нужен кто-то, кто пришёл бы и сказал: «Бросай всё нахуй, и поехали отсюда!». И, видит Бог, я бы уже через пять минут собирал чемоданы. Я вовремя вынырнул из размышлений: прямо передо мной словно из ниоткуда появился худенький паренёк. Затормозить успел буквально в сантиметре от его ноги. Он испуганно вскинул своё лицо на моё лобовое стекло и повертел головой по сторонам, как будто сам не понимал, как оказался на проезжей части. Слегка высовываюсь в окно и пытаюсь сдержать раздражение. — Смотри, куда прёшь, — беззлобно выдаю с лёгкой издёвкой. — Простите, — испуганно пищит в ответ ребёнок и скрывается из вида на противоположной стороне улицы. Выпустив воздух сквозь плотно сжатые зубы, выжимаю педаль газа и еду в сторону автомойки, которая находится в аккурат возле моего дома. А я уж и забыл, каково это — быть безмозглым пешеходом. Только сев за руль, я смог понять простую истину. Тут почти, как с шайбой: даже самую толстую жопу остановить проще, чем самую лёгкую машину. Секунда тупости: водитель в «клетке», пешеход в «ящике», оба на «ютубе». Тонна металла не различает никого по расе, религии, полу, заработку, длине и глубине принадлежностей, все кости хрустят одинаково — мелодично. Вздохнув, я включаю магнитолу, чтобы разбавить эту грёбаную тишину, которая наталкивает на гнетущие мозг мысли. Сейчас, когда тебе грустно или херово, ты просто включаешь любимую музыку, а в восемнадцатом веке тебе пришлось бы звать Чайковского в свой дворец. И, скорее всего, он послал бы тебя нахер. Так что, я не особенно удивился, когда весь мой эмоциональный спектр оценки действительности сузился до одного долгого и протяжного «бляяяя». Если карма действительно существует, то судя по тому, что со мной происходит, в прошлой жизни я был одним из всадников апокалипсиса. Жаль, что вместе с наступлением нового года не происходит сброс настроек до заводских и не обновляются проги, отвечающие за память. Я бы отформатировал пару секторов… Едва я успел затормозить возле автомойки, как телефон пиликнул звуком пришедшего сообщения. Судя по всему, парни наконец «проснулись» и собирались около клуба, чтобы посмотреть на церемонию награждения. Вздохнув оттого, что, скорее всего, в очередной раз, испорчу своей кислой рожей сегодняшний отдых, захожу в общий чат. «Я ещё в собственном доме не был. Не ждите, подкачу по возможности». «Опять какую-то бабу полночи жарил?», — осведомляется Диман. Пару секунд пялюсь на экран и усмехаюсь. «Я-то хоть живых баб жарю, а ты, Федорцов, скоро вообще забудешь, что это такое. Ладонь свою ещё не стёр?» «Иди нахер :)», — получаю ожидаемый ответ и ржу ещё громче. «Вам с Егоровым можно смело спарринги проводить по идиотизму», — вклинивается Валенцов. Громко фыркаю и, закрыв чат, срываюсь с места в сторону клуба, потому что если я сейчас продолжу эту полемику, то до места встречи сегодня не доедет никто. Пока выруливаю на автостраду, машинально достаю из кармана сигареты. Упаковка любезно информирует меня о том, что у меня есть все шансы сдохнуть от рака лёгких, но я мысленно посылаю этих недо-медиков нахуй, потому что не знаю, что хуже — рак или моя отстойная жизнь. Сегодня в моей крови нет жажды к скорости — точнее, не было до тех пор, пока на светофоре со мной не поравнялся какой-то петух на «Dodge Challenger»; машина, конечно, супер, но водила в ней сидел бестолочь — это было видно по морде. Ну, и по тому, как он высокомерно глянул на мою детку, при этом поддав газа. Бросает мне вызов. Когда встречаю таких придурков на дороге, площадке, в клубе или где-то ещё — во мне автоматически переключается тумблер засранца; и чёрт с ней, с победой — мне важно опустить человека до его настоящего уровня. Терпеть не могу, когда эмалированный горшок корчит из себя хрустальную вазу. Правда, моё желание исполняется, едва на светофоре загорается зелёный: чихнув, мотор его тачки глохнет, и последнее, что я вижу перед своим безумным ржачем — растерянное лицо «Шумахера». Автомобиль, как и многие другие вещи, конечно, не обладают душой и способностью мыслить, но за них мне тоже частенько бывает обидно — они не заслуживают хозяев-упырей. Курю в салоне при закрытых окнах — других попутчиков, кроме похуизма, всё равно нет, а ему всё похуй — и снова включаю магнитолу, чтобы разбавить мрачность бытия какой-нибудь равносильно-отстойной попсой. Из сабвуфера раздаётся песня «ATL — Танцуйте» — и это, наверно, единственная песня, слова которой полностью совпадают с моими желаниями: не знаю, как насчёт «танцев на моей могиле», а вот от бухла я бы сейчас не отказался, да. Ну, и будь я чуть большим мудаком, не отказался бы от бабы — возможно, это была бы даже элитная проститутка — с ней, по крайней мере, всё кристально ясно: чего хочет, что может и, самое главное, во что мне всё это обойдётся. Сигарету приговариваю до самого фильтра, пока тлеющий табак не обжигает кончики пальцев. Тут же тянусь за следующей — увеличиваю, так сказать, надёжность предсказания с упаковки, но на горизонте маячит конечная цель моего маршрута. С сожалением прячу упаковку обратно в карман пальто и пару минут тупо сижу в сигаретном дыму, отчего-то вспоминая мультик «Ëжик в тумане», но сравнивать себя с главным героем не спешу: персонаж хоть и был с «приветом», но всё же не таким ебанутым, как Моё Величество. Очевидно, в мозги просочилась тормозная жидкость из моей машины, потому что я с опозданием понимаю, что мои шмотки пахнут отнюдь не хвойным лесом. Посылаю всё нахер и всё-таки вытаскиваю новую сигарету из пачки, в конце концов, я здесь потерпевший; мне же надо куда-то деть весь свой запас саркастичного подъёба и желание разъебашить даже свою тачку в хлам. Выхожу из машины и, привалившись спиной к левому крылу, прикуриваю с мазохистским упоением. Мазохистским, потому что знаю, что картинка с пачки правдива на двести процентов, но не могу удержаться от того, чтобы показать фак мрази-судьбе: даже если я сдохну, это будет мой выбор. Одиночеством наслаждаюсь недолго, как раз когда я выходил из машины, из подъехавшего такси, высунулась кудрявая голова Самсонова. И, очевидно, что кто-то из парней явно нёс вахту на сторожевой башне, и теперь пятеро из них, с удивлением на лицах, выплывают из парадных дверей. — Спящую принцессу некому было разбудить поцелуем? — фыркает Валенцов в мою сторону. — Или было кому, и поэтому вы приехали почти одновременно? — угарает Крепчук, кивая головой в сторону Влада. — Скворечник захлопни, — беззлобно ухмыляюсь. — Неужели всё настолько плохо? — спрашивает Федорцов, кивая в сторону «вредной привычки». — Хуже, дружище, — выдыхаю дым в его сторону. — Откровенно херово, я бы сказал. Пересекаюсь взглядами с Валенцовым, который чересчур внимательно разглядывает моё лицо. — Желание набить мне морду всё ещё в силе? Вот он определённо не был на мордобой настроен; ручки вон свои в карманах джинсов спрятал, пацифист несчастный. — Никуда не делось, но малость поутихло, — с очередной затяжкой, успокаиваю. — Пофиг, один хер долго не протяну, мне тут рак прогнозируют… — Тогда поделись дозой никотина, — просит Олег. — Уравняем шансы, чтоб ты не сдох в одиночестве. Парни ухмыляются, и я протягиваю ему сигарету в качестве трубки мира, потому что, что бы между нами ни происходило, мы по прежнему играем за одну команду. А еще, он встречается с той же девчонкой, с которой встречался и я… Хмурюсь, пресекая последнюю мысль. Кажется, никотиновый яд уже просочился в мозг, и последний начинает выдавать на анализ всякую херню. Поощрять самолюбие Валенцова явно не входит в топ пять моих планов. Тушу недокуренную сигарету носком зимнего кроссовка и, не дожидаясь остальных, втягиваюсь во внутренности клуба. Спустя полчаса потягивания очередного коктейля, поворачиваю голову влево и вижу, как Крепчук целует какую-то брюнетку, в открытую шаря руками под её юбкой. — Только, ради Бога, не сожрите друг друга, — ржу и получаю притворно-колючий взгляд сокомандника. — Хотя, если вам нормально, могу принести какой-нибудь заправки или соус — что там подходит к человечине? Пока я отбиваюсь от шуточных ударов и стального захвата нашей «рекламной звезды», девчонки около барной стойки верещат на все лады и отскакивают в стороны, а я в сотый раз за вечер стараюсь не смотреть на эту «сладкую парочку» из Валенцова и Лизы, что половину вечера отжигают на танцполе. Когда-то и мы с ней любили сгонять в очередной клуб… Да, твою же мать! Лениво листаю новостную ленту в мобильном и, цепляюсь за незнакомку совершенно внезапно. Ну, как сказать незнакомку. Помниться, пару раз пересекался с ней в универе и на мероприятиях, куда меня практически насильно затаскивал отец. Вот только, каждый раз, девчонка там была в сопровождении нового мужика, и сложить дважды два, чтобы понять представительницей какой профессии она является, труда не составило. Я моралистом не был. У каждого свои грехи и решения. Конечно, эскорт это не то, чем будешь делиться по вечерам с родными. Шифруешься, играешь и притворяешься, что работаешь у кого-то секретаршей. В голове что-то счелкает, когда вьетнамским флешбеком, врезается в память одна из наших ссор с Лизой — когда я подзалип в универе на эту блондинку, пытаясь вспомнить, где я раньше ее видел — а та меня приревновала. Кажется, они учатся в одной группе. Я вновь обращаю внимание на девчонку в обтягивающем черном платье у барной стойки, которую отчаянно пытался склеить бармен. Блондинка постоянно хмурится, залипая в свой мобильный, нетерпеливо барабанит длинными ноготками по лакированной поверхности барной стойки, а ее взгляд буквально кричит о том, что знакомиться она ни с кем не намерена. Хмыкаю. Еще бы. Знал бы этот парнишка за баром, с кем она тусуется, обязательно бы понял, что на паре халявных коктейлей и харизме ему тут не выехать — наверняка, за пару часов «непыльной» работы, та поднимает столько «чаевых», что ему не снилось и за год. Не успеваю до конца продумать то, что собираюсь сделать, а ноги уже несут в сторону этой блондинки.