Сепарация

Вода в ванне уже давно остыла. Одежда неприятно липла к покрытой мурашками коже, а небольшие волны, создаваемые покачиванием согнутых в коленях ног, только больше холодили. От легкого озноба зубы стучали, а онемевшие пальцы, казалось, мертвой хваткой держались за покатые акриловые борта. Феликс не чувствовал себя плохо и не был напуган. Ему было совершенно никак. На языке горчили принятые на сухую лекарства, а под веками зажмуренных глаз плясали разноцветные круги. Сердце отбивало монотонный ритм, а разум не отягощали неприятные, даже ужасающие мысли. Но в голове и не было пусто. Феликс почему-то вспомнил, что на кухне осталось несколько порций будэ-ччигэ, удавшегося в этот раз ничуть не хуже тортов и пирожных, которые всегда у него получались вкуснее, чем в самых именитых кондитерских Версаля. Досада поскребла душу, но почти сразу же это показалось таким смешным и нелепым. Всего в нескольких метрах от него, за стеной, лежало бездыханное тело, но оно волновало Феликса меньше, чем еда, которой суждено пропасть в холодильнике. Возможно, промокшая насквозь кофта, стянувшая торс, перекрыла доступ кислорода в мозг. Да и пряжка ремня, утягивающего пояс брюк, ощущалась камнем, прибивающем продрогшее тело ко дну. Даже резинка носков впивалась в щиколотки почти до боли. Феликс сделал тяжелый прерывистый вдох, отозвавшийся тяжестью в груди, и зачерпнул в ладони немного воды. Смочил наверняка бледное лицо и прикусил губу, тут же почувствовав во рту противный железистый привкус. В голове пронеслась мысль, что сначала следовало раздеться и смыть с себя грязь, но она оказалась такой мимолетной, что ее будто и не было вовсе. Сухой спортивный костюм лежал на бочке унитаза — стоило только протянуть к нему руку, но Феликс, зажмурившись, продолжал мерзнуть. Он чувствовал едва уловимый аромат кондиционера для белья, которым пахло висящее на крючке полотенце, и сквозь дивные нотки персика и корицы умело игнорировал резкую вонь. Химический смрад чистящих средств не смогли перекрыть ни лимон, ни обещанная морозная свежесть, но каким-то чудным образом он остался за дверью, хотя на каждом вдохе ощущался в носу чем-то неприятно щекочущим. Феликсу бы уйти с головой под воду и никогда не выныривать, но сегодня, будто на зло, укладка у него просто фантастическая. Черные локоны красиво завились вокруг веснушчатого лица и не опали даже от повышенной из-за проливного дождя влажности. Они, блестящие, не отливающие на свету коричневым или синим, должны были остаться воспоминанием в виде селфи для Инстаграма, а не облипать голову, пока бездушный патологоанатом потрошит бездыханное тело. Феликс шмыгнул носом, а затем хохотнул, снова осознав, насколько бесчеловечны его мысли. Но вряд ли с ним внезапно стало все настолько плохо, если он понимал, что сейчас его душу должны терзать совсем другие печали. Истерика наверняка притаилась, решила выбрать самый неудачный момент, чтобы пробить выставленный мозгом блок и похоронить Феликса под лавиной из отсроченных чувств и эмоций. Поэтому лучше бы ему насладиться последними мгновениями безмятежности. Стук в дверь заставил его вздрогнуть. Паника прошибла тело, но прозвучавший голос немного успокоил: — Вылезай. Я здесь закончил. Феликс ничего не сказал. Мысленно сосчитал от десяти до нуля и впервые за бесконечно долгие минуты открыл глаза. Свет, показавшийся ярким, ослепил, но стоило белой пелене рассеяться, как взгляд уперся в мутную воду. Она казалась коричневой, совсем не красной, однако запах от нее все-таки исходил. Неприятный, совсем не такой, чтобы стоило убивать молодых девиц ради создания совершенного аромата. Его невозможно даже описать: что-то тошнотворное, напоминающее о велосипеде с проржавевшей цепью. Феликс осмелился посмотреть на руки: медовая кожа безупречна, даже под ногтями чисто. Он выждал еще немного перед тем, как взяться за борт ванны и встать на онемевшие ноги. С одежды потекло ручьями, а затем кофта с громким «бульк» ушла под воду, штаны, белье и носки — за ней. Покрывшееся мурашками тело окутало пушистое полотенце, послушно впитывая бурые капли. У Феликса не было желания встать под душ, чтобы нормально помыться, но и ванную покидать ему было страшно. Что ждало его впереди? А главное — за дверью? Жизнь, спокойное течение которой нарушал лишь эгоистичный и избалованный брат, разрушена из-за одного безобидного решения, с которого в дорамах начиналась фантастическая история любви. Ох, Феликс, Феликс! Если бы ты только не пошел к гребаному преподавателю по экономическому праву, чтобы убедить его допустить никчемного братца к пересдаче! Если бы судьба не свела тебя с гребаным Ли Минхо! Феликс продолжал вдыхать и выдыхать, но, ступив на холодную плитку, вдруг по-настоящему осознал: в эту ночь оборвалась не одна, а две жизни. Ли Феликса Енбока больше не существовало.