Луна, став полной, пойдёт на убыль

— Снимай свои одежды — возьми взамен мои, А-Цзю. — С какой целью? — Я не выйду никуда дальше первого этажа гостиницы, а тебе показываться на людях. Негоже Лорду пика расхаживать с порванным рукавом. Антагонист оборачивается через плечо, отрываясь от созерцания ночных пейзажей в окне: — Ты таким образом чего добиваешься, А-Юань? Хороший вопрос. Наверное, лучшего? Неужели оба разделяют несчастную долю главного злодея? Как ни погляди, а к близнецам судьба постоянно поразительно немилостива. Конечно, многие персонажи хлебнули горя в своё время (или хлебнут в будущем, если поганый сюжет не изменится, как в случае с Богом войны), но эти параллели настораживали. А может, не следовало обращать внимания? Проще было делить горе пополам, нежели эту ношу взвалил бы на себя Шэнь Цинцю. — Прости? Вздох. Антагонист начинает раздеваться. Испещрённая бледными и не окончательно зажившими шрамами узкая спина напоминает об ужасах прошлого. Шэнь Юань стягивает с себя дорогое одеяние тоже, и короткие соприкосновения кожи с кожей посылают приятное тепло. — Знаешь, почему-то мне думается, что в итоге Лю Цингэ возьмёт того юношу к себе на обучение, — признаётся попаданец. — Судя по вспыльчивому характеру Ян Исюаня, не удивлюсь. Даже не отрицает подобную возможность? «Заботы пика Байчжань — не мои заботы». Зато потепление в отношениях — факт. Надумывать лишнее плохо, но что насчёт различных мелочей? Взять хотя бы недавний инцидент с Ян Исюанем: юноша выступил профессиональным пловцом в реке с мумиями после того, как наставил острие копья на Лорда Цинцзин. Считалось ли это за особенное отношение? — Лю-шиди станет старшим братцем? — Повезло тебе, что он этого не слышит. Как бы не так. — Вы занимаетесь парным совершенствованием — мне нечего бояться, ведь… Ауч, больно! — нарочито громко восклицает Шэнь Юань, когда брат каким-то невероятным образом изворачивается, чтобы легонько дать веером по лбу. — Станет хуже, если не прекратишь паясничать. Когда с обменом одеждой покончено, они поворачиваются лицом к лицу. Незыблемое правило: вот так близнецы могут запутать процентов девяносто девять тех, кто их знает и нет. Если обоим расслабить мышцы и равнодушно взирать на окружающий мир; если не присматриваться к оттенку глаз и волос (проще говоря, если не быть дотошным или поразительно внимательным), — их не отличить. — Пообещай не делать глупостей. — Му-шиди сготовит пилюли, а ты и Лю Цингэ поймаете сеятелей. Всё будет хорошо. — Меня беспокоит другое, — признаётся брат. — Предчувствие скверное. — Потому что ты переживаешь: вокруг куча трупов, а я заражён. Перестань, А-Цзю. — Будем надеяться, те ученики не станут мешаться под ногами. От них мне тоже неспокойно. — Ты про Гунъи Сяо? Он умница, — честно характеризует юношу Шэнь Юань. — Обучался бы на нашем пике, ты бы поменял своё мнение. — Я не про него. То, что этот адепт непонятно в чём провинился перед Небесами, раз оказался в числе учеников Старого главы, мне давно стало ясно. Меня насторожило иное. — Что же? — с неподдельным удивлением вопрошает младший близнец. — Как тот юнец взирал на тебя. Ах, да. Недобрый взгляд и поведение не слишком правильное, учитывая желание Дворца Хуаньхуа быть везде первым и самым прославленными. Шэнь Цинцю старика недолюбливал за явный фаворитизм к собственной дочери, которая, по мнению антагониста, выдающимися заклинательскими способностями не выделялась, и за скользкую натуру. В принципе, главный злодей попадал в точку: одно отношение к собственным ученикам чего стоило. — Заметил отпечаток сеятеля. Ничего страшного. Шэнь Цинцю не отвечает, недовольно хмыкнув, — сам по себе горделивый, пренебрежительного отношения к «отражению» решительно не терпит. Убирает веер, поправляет причёску. Весь его образ — образец уверенности и изысканности, присущей исключительно благородным господам. Самолёт не потрудился придумать родословную для антагониста, ограничившись неимением семьи, взрослением на улицах и в плену. А ведь любому уважающему себя читателю хотелось бы знать обо всех крупицах жизни главных героев, в том числе и о второстепенных, оказывающих существенное влияние на сюжет. Извечное оправдание с черновиками в несметных количествах — кусок коровьей лепёшки. — Охота на тварей может затянуться до рассвета, — напоминает Шэнь Цинцю. — Ни в коем случае не выходи за порог гостиницы до той поры. С твоим несостоявшимся учеником поговорим вместе. Завтра. — Спуститься хоть дозволено? Гляди, что выясню у обосновавшихся, — жалобно интересуется попаданец, зная, что более ничем себя не развлечь не сумеет. Не доставать же Учэня, лишившегося ног, или вспыльчивого юношу, коему приказано не шастать снаружи безопасности ради. — Лю Цингэ и Му Цинфан переговорили с постояльцами. — Вот как всё было: сперва Бог войны прошёлся по этажам и задал парочку вопросов, а затем заклинатель из его отряда в другой манере продолжил допрос… Да одного появления Лю Цингэ с лихвой хватило бы, чтобы язык онемел от боязни получить тумаков! Чем я могу навредить себе там, Цинцю? — рассуждает вслух. — Подавиться пельменями? Подавиться рисовым вином или из-за него пьяным разлечься на лестнице пластом? Прыснув, антагонист произносит с прикрытым весельем: — Побереги репутацию Хребта. Если ты временно болен — не означает, что это сумеем оправдать перед Главой школы. Хихикающий почти что ребёнком злодей — удивительная редкость. Шэнь Юань рад, что имеет возможность раз за разом становиться свидетелем такого. Веселить его. — Будь осторожен, Цинцю.

***

Шэнь Юаню докучает тишина комнаты и полутьма от горящего фонарика спустя приблизительно час, ибо сон упорно не идёт, а заняться нечем. Никакой мало-мальски пригодной книжонки под рукой, чернил или бумаги — ничего занимательного. Будь рядом автор романчика, стало бы… менее скучно. Пускай разнообразием кухня некогда прибыльной и вечно заполненной гостиницы нынче не изобилует, почему бы не спуститься на первый этаж? Шэнь Юань поправляет наручную повязку, сделанную из ткани рукава, и глядит на этот самый надорванный рукав. Про себя заключает: «Из-за подобной мелочи глупо сидеть взаперти, да и вряд ли кто в такой час пожелает набить желудок». В зоне для трапезы ожидаемо пустовато. Двое полупьяных путешественников, застрявших в Цзиньлане из-за неправильного выбора дороги, и какой-то старик (выглядящий как бездомный, честно говоря). Вишенкой — жадно поглощающий лапшу странствующий заклинатель, кто обещался не выходить наружу ни под каким предлогом. Проще говоря, публика не задиристая и вполне миролюбивая, если ориентироваться на происходящее. — Желаете чего-нибудь? — усталый хозяин гостиницы пытается натягивать улыбку на иссушенный лик с глубокими мешками под глазами. — Что посоветуете? — Плошкой риса, приготовленного на говяжьем бульоне, и мелко нарубленным луком этот недостойный сумеет накормить уважаемого заклинателя. — Благодарю безмерно. Хозяин спешно удаляется на кухню. Не стоит питать надежды на горячее и свежеприготовленное блюдо, но на чуть тёплое — неплохой вариант. В «новой» жизни Шэнь Юань с удовольствием отправляется в путешествия, ценит живое общение (интернета и мессенджеров нет, увы) и без проблем посещает заведения общепита. Нормальный же мир был наполнен повышенным вниманием людей друг к другу, стрессом и излишним шумом. А характер и жизненная позиция отлично «помогали» чувствовать себя неуютно в популярных кафе или ресторанах, потому что выделяться Шэнь Юань не любил. — Приятного аппетита, — наконец, хозяин приносит поднос и выставляет блюда на стол. Дымящиеся плошки с едой. Пузатый небольшой кувшин с вином и парой чаш. Соленья на закуску и маленький кусочек лунного пирога. Комплексный поздний ужин… на двоих? — Простите, — начинает было заклинатель. Но: — Здравствуйте. По коже пробегают мурашки от этого голоса. Хозяин желает приятного аппетита в момент, когда мимо него проходит фигура, облачённая полностью в чёрное. Мгновение смутного узнавания пронзает затылок за долю секунды — до того, как знакомый незнакомец усаживается напротив, старательно надвигая доули на верхнюю половину лица. История повторяется? Баг повествования романа или ошибка админа — непосредственного начальника адской Системы? Клише третьесортного романчика или действительно случайность, имеющая под собой вполне логическое объяснение? — Я вас оставлю, — добавляет владелец и обращается к нежеланному товарищу Шэнь Юаня по трапезе. — Пожалуйста, наслаждайтесь нашим скромным подношением, господин. Благодарю Вас за помощь. «Помощь»? Шэнь Юаню нечего сказать, не с чего начать диалог. Поэтому он молча берёт палочки и надеется на несколько благих исходов событий: первый — потенциальный обрезанный рукав так и продолжает сохранять молчание; второй — сам повествует о причине своего местонахождения в закрытом городе и без просьб поясняет, что там с историей про логово даолаогуев. А финт с платком и «подарком» в нём, не считая награды от старосты Пиньхао? — Вкусно? — Хорошо, спасибо, — с присущей «побочному горному Лорду» статью проговаривает Шэнь Юань. — Отчего вы не вкушаете приготовленное? — Не голоден. «Ври больше». Охотно верится, что сыт — и причина у сытости заключается в надобности прятаться, оставаться неизвестным. Ни имени, ни характерных признаков во внешности — никак его не отличить от сотен мужчин, ежели снять это тряпьё и сменить на наряд обыкновенный. — Тем не менее, на вас подали. — Желание хозяина заведения. Я лишь собирался остановиться ненадолго, но волей случая оказал услугу. Прибыл ли он в Цзиньлань ради помощи в борьбе с неизвестной чумой? Вероятно, вознаграждение этого мутного типа не волнует. А то, что во второй раз он сам подсаживается, заставляет Шэнь Юаня напрячься. Опять-таки, вероятность ухаживаний чертовски велика! Шэнь Юань не подозревает, как в нём можно рассмотреть жаждущего любви от представителя своего же пола. Не то чтобы противно — ничуть, но приятного мало. Вдруг его вежливость понятна превратно? Надо бы внести ясность. — Рядом много свободных мест, — осторожничает Шэнь Юань. Не обвинять ведь человека сходу в гомосексуализме. — Отужинать в компании Мастера — благо для этого недостойного. — По какой причине? — живо интересуется младший брат антагониста и позволяет себе разлить по чашкам вино. Вдруг удастся таким образом заставить незнакомца обнажить кусочек кожи? — И с каких пор заклинатель, расправившийся с целым выводков гигантских даолаогуев, зовётся недостойным. Как-то вы чрезмерно строги к себе. По мимике ничего не распознать. Однако секундное замешательство и дрогнувший мизинец на пальце левой руки — это не скрывается от цепкого взора Старейшины Шэнь. В конце концов, безумная теория Самолёта хоть и являлась бредовой максимально, след свой в почве различных сомнений также оставила. Нет, оригинальный Ло Бинхэ мог бы забавы ради поиграться (чуть-чуть), а затем вспороть брюхо своему учителю после возвращения из Бездны спустя пять лет. Белый лотос Шэнь Юаня — ранее нежный, сострадательный и всё равно преданный — не стал бы юлить. Тоже не скрывался бы, а напротив — обозлился бы. Поэтому не имело бы смысла устраивать ему подобное представление. Всегда и везде — через пять лет. — Так вы поняли, — из чужих уст звучит… благоговейно? — Только сильные заклинатели способны скрывать свою духовную энергию. Меня терзали разные домыслы, почему вы оставили ценный Корень и не забрали вознаграждение. По-моему, староста не скупился на благодарность. — Я искал другое. — Нашли? — Шэнь Юань откладывает палочки. — В том числе и ответ, что мне следует делать дальше. Что я уже сделал после. Что за ребусы? Очевидно, откровения без иносказательности добиться будет сложно. Но когда это по-настоящему останавливало порой столь поразительного упрямца? Когда ради благой цели (и брата) необходимо, Шэнь Юань готов приложить больше усилий. — Вы прибыли, чтобы избавить жителей Цзиньланя от кошмара наяву? Или снова ищите что-то другое? — Уже нашёл. «Так, это мне решительно не по нраву! Попридержи коней, безликий мистер! Мой единственный гомосексуальный и единственный в принципе опыт — побочный эффект влияния демонической дряни. Я — честный человек, кто не ищет муженька и интрижек!». — Помнится, в последнюю нашу встречу господин обещался показаться, — заходит с иного угла Шэнь Юань. — И представиться. Безымянный мужчина словно обдумывает что-то. Потом ожидаемо переводит тему, слабо кивнув на замотанную ладонь: — Что с вашей рукой? — Пустяки, — беспечно заявляет брат Лорда Цинцзин, запоздало вспоминая, что рукав-то порван. Надо бы не светить висящей тканью. — Подхватил местную хворь. А вы-то не увиливайте, потому как ваше поведение вызывает множество вопросов. Короткий смешок получается глухим. Практически горьким. Повторное ощущение чего-то знакомого, когда: — Что подразумевает господин Шэнь? — Не были ли мы знакомы раньше? — Верно, ничего от вас не утаить, — не пытается отнекиваться странствующий заклинатель в чёрном, чем загоняет в тупик. Постепенно завязывающуюся беседу нарушает выросший точно из-под земли, слегка растрёпанный ученик Дворца Хуаньхуа. По правде, и в таком виде умница Гунъи Сяо любому покажется идеалом юношеской праведной пылкости и гордости. Отвешивая почтительный поклон, он выравнивает дыхание. За ним что, гнались волки? Откуда древесина на голове? Младший из близнецов бездумно вытаскивает кусочек половой доски из тёмных волос юноши — не менее трёх сантиметров в длину. Чтобы повалять Гунъи Сао, каким же надо быть чудовищем? Но признаков ранений нет, что радует. Коротко извинившись перед собеседником, Шэнь Юань отводит ученика Дворца Хуаньхуа подальше, чтобы поговорить без повышенного интереса от окружающих. Если юное дарование было здесь — это означало, что внутрь его пустил или старший сын владельца гостиницы, или сам хозяин. Абы кто не прошёл бы, не удостоверившись обычные люди в том, что симптомы заражения не выражались. — Что стряслось? — Прославленный Мастер Лю Цингэ. Мгновение на принятие: — А? — Господин Лю Цингэ кого-то преследовал, однако от его удара окно не выдержало и разлетелось вместе с рамой. Так как гостиницы наши располагались рядом, хозяин данной великодушно предложил мне и шиди Суну заночевать. Шэнь Юань потирает виски. К чему пояснения? В своё время из-за свирепости Лю Цингэ была выкошена целая лесная полоса и расколоты камни. Несомненно, сила Бога войны неоспорима и безупречна, а это — «побочный эффект». Наверняка тот сеятель, яро сопротивляясь поимке, не представлял, что превратился бы в кровавую лепёшку или отборно отбитый кусок мясца. Зато поимка шла полным ходом. — Ладно, полно. Идём, нужно тебе подкрепиться, — Шэнь Юань приобнимает ученика за плечи. — У меня как раз есть лишняя порция. — Скоро подойдёт брат Сун. — Мы и его накормим. — Я его подожду. Благодарю Мастера за великодушие, — поклон. И не устал спину-то гнуть? Перед вернувшимся к столу Шэнь Юанем предстаёт двоякая картина: незнакомца нет, но есть сложенный пополам светлый платок. С вышивкой пика Цинцзин. Это что — фетиш? …Впрочем, несчастный попаданец иногда терял свои вещи по мелочи, в том числе носовые платки. Верно, где-то оказался нечаянно брошенным и данный. Однако, постоянно оставлять их, скрываясь?.. Время, чтобы добиться (и добраться до) истины, пока есть. Закрытые в поражённом «чумой городе» все на равных условиях, в общей смертельной клетке. Пить Шэнь Юань вынужден в одиночку. Странно: то ли у алкоголя в чаше странный привкус, то ли виновато понизившееся настроение. Сделав второй глоток, он передумывает вливать в себя такой низкокачественный напиток. Разумеется, хозяин старается из благих побуждений, но многонедельный карантин оказывает непосредственное влияние на качество еды и питья. В низу живота жжёт. В израненной длани отвратительно зудит. — Пожалуй, хватит с меня вина, — заключает Шэнь Юань в пустоту и норовит почесать руку, спешно распутывая повязку. Ох. Гунъи Сяо вновь появляется в компании того недоброжелательного ученика, кто нынче выглядит идентично потрёпанным. И этот хмурый шиди последней надежды Дворца боле не взирает на Шэнь Юаня, как на прокаженного. Оно и понятно — «клейма» сеятеля как ни бывало! Что за чудесные пилюли! Позднее Шэнь Юань непременно поблагодарит лично Лорда пика Цяньцао, для себя окрестит непревзойдённым целителем. Но теперь действительно клонит в сон, причём отчаянно. Может, правильно посоветовал Цинцю перед уходом на отлов демонической падали: «Следует отдохнуть и набраться сил»? — На втором этаже есть комната, — мягко произносит заклинатель, сдерживая зевок. — Если хозяин гостиницы не против, заселитесь рядом с нами.

***

По правде говоря, взаимоотношения с правдоискательницей Ци Цинци ни в чём неповинный писатель охарактеризовал бы как нейтрально-насильственные. Как сотрудничество по велению долга. Всё потому, что создавалось впечатление, будто своим пронзительным взглядом Глава пика Сяньшу жаждала надавать ему тумаков. Например, за невинное предложение поумерить запросы в грядущих закупках. Или в отместку на признание, что пик Байчжань был самый затратный, поэтому средства на его восстановление собирались в первую очередь из уважения к Богу войны. В иных случаях женщина вступала в словесный баттл с нерадивым шутником Вэй Цинвэем. Это значительно упрощало жизнь на собраниях и разряжало обстановку, а так же возрождало в душе сытое удовлетворение. Всё-таки помнилась давняя обида — для заклинателя было позором не знать имени того, кто помогал не единожды! Но в остальном… В остальном Шан Цинхуа немного побаивался сестрицу и искренне верил: женщинам проще было не давать повода для гнева. «Действовать предельно аккуратно и помалкивать», — таков секрет попеременного успеха. Так что когда она сказала, что «Лорду Аньдин следовало бы следить за происходящим, а не отсиживаться в комнате», Шан Цинхуа внял просьбе (фактически — приказу). Примирился, утешился: «Снаружи, когда ночь ясна и чиста, открывается писательское второе дыхание». Вышел с постоялого двора и, уперев руки в бока, шумно выдохнул. Затея с путешествием и спасательной миссией в город, куда обрушилась неизвестная чума, автору романа не очень-то импонировала. Не из-за опасности в целом, а из-за тотального незнания, что стряслось и как это получилось бы исправить. Попасться даже не в сотворённую собой ловушку — в неизвестную арку — невезение подобное смерти от удара током. Вдруг попаданцы сломали роман? Невзирая на перемещение в произведение и вечную занятость, писать Шан Цинхуа не переставал. Пусть делал это не в прежнем объёме и не с прежней скоростью, не отказывался от хобби. Оно выступало чем-то типа терапии, как у Братца Огурца — чтение. Шан Цинхуа не помнил, сколько сидел на оставленной телеге с сеном. Была ли «просьба» недовольной Ци Цинци лишь её капризом? Нельзя было утверждать наверняка, и первый попаданец сам себе дал обещание вернуться через полчаса. Каково было его удивление, когда здесь (куда зараза не дошла) — в ближайшем поселении к закрытому городу, — средь облаков показались заклинатели на мечах. Летели они в меру низко, поэтому получилось напрячь зрение и узнать каким-то чудом в них адептов из Дворца Хуаньхуа. Всё бы ничего: мало ли кто планировал прибрать лавры славы? Несомненно, будущих «разрешителей» проблемы ждал оглушительный успех. Но заклинатели на мечах летели стрелой — и её наконечником являлся некто в чёрных одеждах. Он был как предводитель, что вынудило моментально задаться вопросом: «Почему?». Без сомнения, лиц или отличительных признаков с внушительного расстояния становилось нереальным отметить. Зато червячок скверного предчувствия вгрызся в черепную коробку писателя. Шан Цинхуа не считал себя паникующим человеком. Однако его детище!.. Легко было читателям рассуждать о повороте сюжета, покуда сами не испытывали давления вымышленного мира на своей шкуре двадцать четыре на семь! — Почему Система не работает, когда так нужна! — воскликнул он и заходил кругами по пустынной улице, едва ли не сгрызая ногти от волнения.

[Система приветствует пользователя!

Пожалуйста, сформулируйте свой запрос, прежде чем жаловаться.]

Появление Системы. Необъяснимые витки повествования. Загадочный гей, идеально подходящий под теоретическое описание главного героя, однако не он. Совокупность факторов дала Шан Цинхуа оплеуху и заставила расширить горизонт — увеличить простор для фантазии. «Разве ты не вошла в «спячку»? — хохотнув, нервно надеялся получить опровержение своей самой кошмарной теории. Потому как он и близнец антагониста были повязаны столь крепко, что сгинули бы по цепной реакции. — Как давно ты пробудилась?»

[Желаете списать две тысячи очков?]

Две тысячи кровно заработанных — приравнивалось к грабежу средь бела дня. Как если бы бандиты схватили нищего, избили бы до полусмерти и забрали бы у него случайно найденный кусочек серебра. Шан Цинхуа, боялся за свою жизнь, но считал себя добрым человеком. Да, вынужденно шпионил и сливал некоторую информацию врагам, но истинного зла никогда и никому не желал. Как не желал, чтобы Братец Огурец превращался в битые огурцы! «Списывай».

[Благодарим за пользование Системой!

Исходя из полученного отчёта, уведомляем, что все пользователи получили доступ к обновлённой версии Системы два месяца назад. Следует отметить, официальное уведомление пользователи получают в момент, когда будет завершён процесс инициализации. Иными словами, после запуска условия «Знай главного героя в лицо»!

С вас благополучно списаны две тысячи очков!]

Шан Цинхуа хороший человек. Наверное, оттого он сейчас, обливаясь потом и сидя в захудалой лодочке, активно машет шестом и надеется добраться до собрата по несчастью раньше, чем это сделает Ло Бинхэ. Оттого не убегает, сверкая пятками, а движется по реке навстречу опасности. Пять лет, да?