Луна, став полной, пойдёт на убыль

— Гунъи Сяо невероятно хорош, не так ли? — вопрошает мастер из какой-то мелкой школы. Кажется, зовут его Не Линь. Шэнь Цинцю сдержанно кивает, мягко обмахиваясь веером и всем своим видом показывая, что продолжать обсуждение не желает. Ему с лихвой хватало повсеместных причитаний и хвальбы Старого главы Дворца. Да и чтобы вывести его на реальную беседу с незнакомцем без весомого повода, надо хорошенько постараться. Смелость молодого мужчины в фиолетовых одеждах поражает. Но неужели не слыхивал про Лорда и Старейшину Цинцзин? Про их характеры? Постоянно глазеть на Ло Бинхэ не представлялось возможным по той причине, что зрителей, пялящихся в хрустальный магический экран, хватало с лихвой. Было бы по-настоящему странно и стрёмно, если бы учитель буравил взглядом единственного своего ученика, тем самым вгоняя юношу в неловкость и выглядя крайне глупо. Незачем было и волновать своим поведением А-Цзю. Брат без того смолчал, когда заметил в повозке различные вкусности. У него был какой-то чудесный дар определять, какие сладости куплены, а какие приготовлены главным героем — безошибочно. Если с классическими блюдами можно было что-то понять по тому, как пахла еда, ибо на пике Цинцзин специи и яркий вкус считался дурным тоном, то в остальном его проницательность оставалась для попаданца загадкой. — Верно, Гунъи Сяо — талантливый юноша. Шэнь Юань решает быть снисходительным к бедолаге, а заодно отвлечься. Не накручивать себя юлой, покуда события развиваются согласно канону. Практически по канону, если не считать, что Ло Бинхэ стоял в окружении красивых сестричек и иных юношей-учеников, по тем или иным причинам не участвующих в состязании. — Вы близко знакомы?.. — Моему брату недавно приходилось помогать адептам из Дворца Хуаньхуа на задании. Так уж вышло, — бесстрастно добавляет Цинцю. — Однако нельзя не признать, что, невзирая на свершившуюся трагедию, ученик Гунъи показал себя с положительной стороны. Многим есть чему поучиться у него. Конечно, в магическом мире сплетни разлетались, как горячие баоцзы. Даже если Старый глава подкупил бы участников экспедиции, местных не удалось бы заткнуть. Зато весомым плюсом в адрес Дворца Хуаньхуа стало то, что главный ученик получил похвалу, показался перед мастером другой школы с самой лучшей стороны и сыскал уважение. Забавно наблюдать за тем, как Не Линь переводит внимание с одного близнеца на другого. Кто отличит близнецов Шэнь, если оба уберут веера и сделают выражения лиц одинаковыми: один — мягче, другой — жёстче? Из присутствующих умельцев достаточно пересчитать по пальцам руки. Незаметно к разговору присоединяются прочие. Всякий норовит вставить пять копеек про свою надежду — ученика или ученицу, — но горячей темой для обсуждения всё ещё остаётся адепт в золотых одеждах. Пусть на лике его отражалась юношеская гордость и некое превосходство, в том не было ничего зазорного, учитывая потенциал и умения Гунъи Сяо. — А этот юноша?.. — Старый глава кивает на Ло Бинхэ, и главный герой тотчас смотрит на обсуждающих его заклинателей, на расстоянии выражая глубокое почтение — поклон и очаровательная полуулыбка. Сердце сжимается от тоски преждевременно. Разве заслуживал невинный светлый барашек всего того дерьма, уготовленного ему Хомячьим Божком по имени Шан Цинхуа? Прослеживалась некая ирония: автор переместился мало того что в жертву сюжета, то есть в будущего потенциального покойника, но и сохранил себе оригинальное — настоящее — имя. Полёт фантазии у Самолёта был странным: обозвать персонажа своим же именем, как думалось Шэнь Юаню, выступало верхом себялюбия. «Система, каковы шансы, что?..» Механическое жужжание и ничего кроме — полный ноль. Бывали дни, когда адская машина не давала о себе знать или обходилась короткими ответами, но в последние дни она придерживалась тактики игнорирования. Единственное, что сделала жестокая машина: напомнила Шан Цинхуа, что без исполнения задания от своего прямого начальника — Мобэй-цзюня — с него вычли бы десять тысяч баллов. Осуждать его за выпущенных монстров было невозможно. Да и как? Солидарность попаданцев никто не отменял! — Ученик… — Шэнь Юань слегка запинается, — ученик нашей школы — Ло Бинхэ. Старый глава задумчиво поглаживает белоснежную бороду: — Занятно, занятно… Неужели в чертах Ло Бинхэ он узнавал бывшую любимую ученицу и настоящую мать протагониста — Су Сиянь? Её история была покрыта пеленой неизвестности, но некоторые события в кратком пересказе Шан Цинхуа пролили свет на неописанные в романе моменты. Например, что по всем законам драматического жанра Су Сиянь сама положила новорождённого сына в корыто и пустила вниз по реке, желая ему славной жизни. И немногим позже после рождения полукровки она умерла, оставляя пищу для размышлений и замах на потенциальную отдельную главу-пояснение, которую Шан Цинхуа не начал строчить. «Я пишу по ходу, понимаешь? Откуда мне знать, не имея никаких набросков, что на самом деле приключилось? Я умер непозволительно рано, Братец Огурец!». Показавшийся из-за спины главы Юэ Бог войны лениво выгибает бровь, сложив руки под грудью. Весь его вид как бы излучает невысказанное: «Ученик нашей школы», серьёзно? Это твой щенок, коего ты и твой брат вдруг решили сплавить на мой пик». — Почему Ло Бинхэ не участвует? — не унимается Не Линь. В эту секунду хочется до одури взять пример с Шэнь Цинцю, но без сдержанности и позабыть про манеры. Проще говоря, сложить веер и шлёпнуть им запредельно любопытного мужчину, не контролируя силу. Благо, на помощь приходит брат. Заметно, что Не Линь не догадывается кто есть кто из близнецов: — Ло Бинхэ не участвует, потому что это состязание не имеет для него смысла. Достаточно того, что под руководством учителя он в юном возрасте одержал победу над Старейшиной демонов и сражался с тварями бок о бок с Гунъи Сяо. Уголок губ Старого главы неприятно дёргается. Казалось бы, с чего оскорбляться? Но многие логичные фразы Шэнь Цинцю воспринимались уколом, пусть брат всего лишь не разменивался на лесть и был откровенным. Солнце начинает медленно опускаться за горизонт, когда кто-то вскрикивает, призывая взглянуть на хрустальный магический экран. Заклинателя в серых одеждах с орнаментом в виде витиеватых линий проглатывает непонятно откуда взявшийся монстр. Он буквально вырывается из-под земли и в один присест съедает несчастного статиста. Хэй юэ ман си — чёрный лунный носорог-питон — вот какая тварь явила бы миру то, что Ло Бинхэ был демоном-полукровкой. Но Шан Цинхуа клялся и божился, что выпущенные им демонические твари не представляли огромной опасности. Теперь же вода, земля, воздух — все стихии кишели монстрами на любой вкус, цвет и форму. Не меньше десятка адептов, в том числе и многострадального Дворца, уже были убиты, причём самым жестоким образом. Всё произошло так быстро, что Самолёт, жмущийся ближе к стене, воззрился на кровавую сцену и ничуть не играл данную ему роль. Шан Цинхуа взаправду был в ужасе и не представлял, как из задуманного небольшого переполоха, готовящегося в качестве напоминания миру людей о том, что демоны не были подавлены (а также попытки Мобэй-цзюня заявить о себе), всё превратилось в мясорубку! Немудрено, что главы школ требуют снять барьер, дабы ученики смогли выбраться из западни. Однако доводы Юэ Цинъюаня останавливают монахов храма Чжаохуа, чьими стараниями поддерживается заклинание с самого начала: — Если наши ученики выйдут, вместе с ними на близлежащие людские поселения обрушатся тысячи монстров. Следует помочь адептам и уничтожить тварей, не снимая барьер, иначе масштабы катастрофы будет трудно предугадать. По крайней мере, ученики могут бороться и использовать свои заклинательские способности, в отличие от ничем незащищённых простых смертных. Не согласиться невозможно. Впрочем, и в такой ситуации верховные заклинатели не переминули повторно пообвинять друг друга. В том числе некоторые не побоялись свалить ответственность на Дворец Хуаньхуа в ненадлежащей организации Собрания. Но когда с экрана раздаётся хриплый вопль, и вскоре взору предстаёт костяной орёл — безжалостный монстр размером с небольшую хижину и с размахом крыльев не менее двух чжанов, — все ненадолго затыкаются. Это демоническое отродье, помимо уничтожения духовных орлов, транслирующих происходящее внутри «барьера», грозится перейти в атаку на заклинателей. Увы, костяной монстр не был единственной напастью. — Если эти идиоты не умолкнут, нам останется попросту некого обучать. Глава Юэ прав в своих суждениях, — Шэнь Цинцю не называет имён и не обращается конкретно к кому-либо, но говорит достаточно громко, чтобы заклинатели посмотрели на Лорда пика Цинцзин ошалелыми глазами. Шэнь Юань смутно себе представлял, радовался ли в этот момент Юэ Цинъюань, что старший из близнецов согласился с ним. Наконец-то. — Несомненно, сегодняшние события — результат коварного замысла, — поспешил он разрядить обстановку, как истинный блюститель дипломатии. — Кто-то воспользовался содействием Царства демонов, чтобы навредить заклинательскому миру. Ныне не имеет значения кто виновен, ибо наши ученики находятся в опасности. Желает ли кто-нибудь из даосов последовать в ущелье Цзюэди, дабы истребить монстров и спасти участников? Некоторым разумнее остаться тут на всякий случай, а остальных заклинателей я прошу присоединиться! Если честно, в умении выворачивать дерьмовые события в русло «сейчас я вам объясню, в какой мы находимся жопе, но культурным образом, а заодно промотивирую как следует» с главой Хребта Цанцюн вряд ли мог кто-нибудь посоревноваться. А через его полупрозрачные намёки было очевидно, что в число «некоторых» входил Шэнь Цинцю, коему Неисцелимый сильно подпортил жизнь. — Дворец Хуаньхуа считает своим долгом присоединиться к вам, — конечно, Старый глава не мог оставить всё, как оно было. Большая часть участников принадлежала Дворцу, а учитывая недавние потери в городе Юн и нахождение Гунъи Сяо в эпицентре бойни, это било и по репутации школы, и по самомнению старика. Словно устроив внезапное соревнование уже между собой, добровольцы наперебой поспешили перенестись в место истины. В башнях для просмотра оставались другие ученики и, очевидно, учителя и наставники послабее, коим выпала сомнительная честь успокаивать паникующий молодняк. Шэнь Юань понимал, что не мог позволить себе просиживать штаны, покуда адепты с родного пика пытались не стать добычей, переквалифицировавшись из охотников в дичь. Понадеявшись на благоразумие Ло Бинхэ и на его обещание не творить глупостей (а также на нытьё прелестных дев, которые не упустили шанса прижаться к протагонисту и поныть о том, как им было страшно), он закрыл веер и наклонился к брату, переходя на шёпот: — Я вызволю учеников и тотчас вернусь, слышишь? Если Ло Бинхэ будет дёргаться, а кто-то из оставшихся предастся панике, без зазрения совести можешь их избить веером и притвориться мной. Знаешь ведь, что глава Юэ меня отмажет, — произносить подобное полушутя отвратительно. Особенно когда знаешь сюжет ПГБД. Брат делает шаг вперёд, собираясь присоединиться к добровольцам, но Лю Цингэ сразу заграждает ему дорогу зачехлённым мечом. Спасибо огромное за вмешательство! Шэнь Цинцю не меняется в лице, двумя пальцами отводя ножны в сторону, и только вопросительно выгибает бровь. Слава Будде, что Бог войны с пика Байчжань всегда различал близнецов — то ли чутьё, то ли зоркий глаз виноват. Тем более, что в сложившейся суматохе никому и в голову бы не пришло, что вместо пикового Лорда отправился бы Старейшина Шэнь. Репутация Шэнь Цинцю не оказалась бы подмоченной, как и никто не поспел бы обвинить его в трусости, не подозревая о действии яда. — Что ты хочешь этим сказать? — «Неисцелимый», — Лю Цингэ и прямолинейность как две неотделимые части. — Верно, — добавляет Юэ Цинъюань, используя мысленную речь. — Тебе не следует забывать об отравлении. К тому же, брат Юань по словам Му Цинфана окончательно восстановился благодаря правильному лечению, в то время как ты по-прежнему болен. Мы никоим образом не умаляем твои умения, а проявляем заботу. Позволь нам разобраться со всем. «Ага, чудодейственное «па-па-па» с главным героем! Вот и вся сказка!» С недовольством сжимая веер и кривя губами, Цинцю цедит сквозь зубы: — Ладно. «Того, что предначертано, не миновать», — про себя заключает Шэнь Юань и внутренне кричит.

***

Шан Цинхуа в растерянности хлопает глазами, когда вечно послушный (прирученный фальшивым близнецом Шэнь Цинцю) главный герой сигает в портал, словно является не гордым жеребцом гаремника, а телохранителем Юаня. И это-то всё, стоит узреть благодаря одному из оставшихся духовных орлов, транслирующих изображение на хрустальный экран, как из-за высоких сосен выползает гигантская Чёрная кобра перламутровой ярости. Черновик! Черновик! Чудовище из черновика! — Мне это всё надоело, — провозглашает Шэнь Цинцю, не терпящим возражений тоном приказывая следить за молодняком, и призывает Сюя. Антагонист скрывается в портале по меньшей мере через тридцать секунд после самовольного выпада Ло Бинхэ. «Братец Огурец, что ты наделал!», — Шан Цинхуа в ужасе прикрывает рот ладонью. Их план был идеален, а сейчас буквально рассыпался на маленькие кусочки. И что ему — автору — следовало делать? Кого из троих искать и как самому не попасть под раздачу?

***

Сюя пробивает сразу нескольких змееподобных птиц с когтями-лезвиями, и последняя тварь падает у ног Шан Цинхуа. Сила духовного удара оказалась настолько велика, что меч пикового Лорда не просто пробил толстую чешую-броню, но и разворотил демоническое нутро. Проще говоря, внутренние кристаллы рассыпались на миллиард осколков — превратились в пыль. С таких ничего не взять — и гуль с ними. Важнее всего, что теперь можно выдохнуть и убрать меч. — Благодарю за помощь, Шэнь-шисюн! Несмотря на то, что оружие его не считалось легендарным и никакой славы не сыскало, Шан Цинхуа ценил свой неказистый меч. Так или иначе, на нём было очень удобно летать и, обладая неброским дизайном, меч целиком и полностью характеризовал своего владельца, который предпочёл бы с превеликим удовольствием нигде не отсвечивать. Но, честно говоря, после столь безрадостной встречи волей-неволей ужаснёшься собственного создания (очередного). Шэнь Цинцю хоть в оригинале и был в глубине — очень-очень глубоко, — скорее, положительным персонажем, чем отрицательным, пугал людей и равных себе не зазря. Таким взглядом впору было бы сжигать заживо, от такой убийственной ауры, что родилась из праведного страха за невольного близнеца, любой пожелал бы превратиться в колибри и упорхнуть куда подальше. А если говорить по существу… Разве не трогательно? Самолёт, пронзающий небеса был привязан ко всем своим созданиям, но частенько забывал о том, что вообще создавал таковых на электронном листе — в ворде. Здесь, в «Путь Гордого Бессмертного Демона», они являлись воплощением живого, имели свои чувства и стремления, коими Шан Цинхуа либо не успел их наделить, либо не наделил вовсе. И вот в сию секунду Шэнь Цинцю мечется чуть ли не раненым зверем — его маска невозмутимости покрывается трещинами, в зелёных глазах полыхает пламя. Потому что стоило Шэнь Юаню отбиться от группы заклинателей, с коими улетел (проделки Системы?), как сердце вечно собранного и равнодушного ко всему Лорда поразило беспокойство за благополучие близнеца. — Где?! — Я-я не видел Шэнь Юаня, — лопочет Создатель, зная заранее, что имеет в виду антагонист. — Но я могу предположить, что он отправится к Тысячелепестковому лотосу снежной чистоты. Рядом с цветком безопасно, ибо демоны ненавидят его аромат и… Рассечённый лезвием воздух, хруст брони и костей, а затем — новая тушка монстра, разрубленная точно пополам. Шан Цинхуа вздрагивает не от подлетевшего к ним непонятно откуда Лю Цингэ. Незаконно столь быстро и бесшумно оказываться рядом, не заботясь о здоровье собратьев. Таким образом недалеко от смерти, но из-за сердечного приступа, а не от удара током в попытке сохранить заветную свеженькую главу. Однако Шан Цинхуа всерьёз полагает, что в случае раскрытия правды альтернативная кара для него ничем не краше. За предательство школы лишиться головы или быть разрубленным Чэнлуанем, как нашинкованное для жарки мясо? Сомнительно, что Мобэй-цзюнь кинется спасать какого-то человеческого слугу — напротив, ещё и врежет напоследок! Воистину, почти равносильно тому, как оказаться между двух огней: между Богом войны с раздражённой циновой гадюкой и толпой кровожадных демонов. — Где?! — повторяет Шэнь Цинцю тоном, не терпящим промедления. — Близ Серого леса — на северо-востоке, в сердце Ущелья. И только Шан Цинхуа успевает договорить, как в мгновение ока Сюя, взметнув подобно ракете, опускается остриём в землю, пробивая твердь на глубину не менее трёх чи и оставляя воронку. Подземный Летний червь, охочий до поедания конечностей, дико ревёт прямо между Шан Цинхуа и Непревзойдённым заклинателем-воином. Не утруждаясь благодарностью или любым добрым словом, Шэнь Цинцю запрыгивает на меч и удаляется в нужном направлении. Будто не он устроил массовую резню монстров и невольно создал несколько идеальных ям для похорон убитых им демонических тварей. Честно говоря, кажется практически немыслимым то, что с его-то болезнью и ограничениями в использовании сил, ради брата-близнеца главный злодей совершенно не думает о своём здравье. Понятно, что за годы пребывания Огурца в романе и при постоянном тесном контакте Шэнь Цинцю привязался к тому, кто выглядел точь-в-точь, как он. Но, блин, тотальный ООС! Автор вытирает выступивший пот со лба и с облегчением выдыхает: — Ох, как же шисюн опять вовремя… — Опять? Цинхуа прикусывает язык до крови, коря самого себя за излишнюю болтливость в стрессовой ситуации. Но поздно давать заднюю, когда хмурый взгляд шиди грозится просверлить в нём дырку. Как можно быть настолько невнимательным? Давно пора было взять заслуженный отпуск. Работать на два фронта — на школу и Мобэй-цзюня, заниматься делами пика и держать под контролем поставки, а также не забывать отчитываться перед Священным демоном и по мелочам. Шан Цинхуа в прошлой жизни трудился меньше, чем в этой! Однако, под пронизывающим взором Лю Цингэ (пока что) всё-таки не так страшно, когда на тебя глядит Священный Демон севера и готовится вот-вот поколотить или превратить в сосульку. Для него рукоприкладство — лениво, практически не напрягаясь, зато для Шан Цинхуа новый удар грозится стать последним. Но что мешает собрату по школе и также пиковому Лорду пустить в ход кулаки? Стоит ли игра свеч? Черновики, в которых оригинальные события романа были представлены от лица главного злодея, в настоящем не имели влияния. У Шэнь Цинцю получилось не просто спасти бьющегося в агонии от искажения ци брата первой красавицы этого поколения, но и наладить с ним отношения. Да и разве справедливо опираться исключительно на оригинальное творение, когда Лю Цингэ живее всех живых? «И с чего бы тебе, братец Лю, хотеть разговаривать? Разве ты не должен первым ринуться в бой, потому что шанс помахать мечом для тебя, если позабыть про ситуацию в общем и целом, как манна небесная?» — Брат Лю, понимаешь… Я дал слово не рассказывать об этом никому. Вернее, со стороны Шэнь Цинцю это было приказом. Видно, что Лю Цингэ начинает понемногу раздражать поведение Аньдинского главы, невзирая на то, что начало положено поведением своенравного заклинателя, уязвлённого Неисцелимым и приверженного стремлению казаться всегда независимым. Жажда Шэнь Цинцю не показывать слабости и рассчитывать исключительно на себя была достойна уважения, но не такая — граничащая с серьёзными последствиями. Шан Цинхуа задаётся вопросом: между циновой гадюкой и Богом войны больше схожестей или разностей? В конце концов, наверняка для Лю Цингэ многое с течением лет встало на свои места. Помощь от Шэнь Цинцю в пещерах Линси; а перед тем искренняя благодарность (так, как главный злодей умел) после обнаружения яда Желторотых гигантских лягушек полнолуния… Будто сам сюжет благоволил к тому, чтобы оригинальные отношения пиковых Лордов поменялись. Ну, Лю Цингэ ведь… не умер? По скромному мнению автора, аргумент самый что ни на есть весомый и имеющий полное право использоваться при любых обстоятельствах и в любое время — то есть всегда. — Помнишь, когда во время задания давным-давно ты решил, что Шэнь Цинцю занёс меч за твоей спиной? — тупой смешок и привычно сложенные по-мышиному ладони у груди. Признаться, Шэнь Юань знал толк в кличках, когда пребывал не в настроении, но Шан Цинхуа не обижался. Да и за что? За то, что своими обязанностями напоминал канцелярскую крысу? Мышь или хомяк — пока ласково. Но когда поблизости не находился его близнец, Шэнь Юань порой сам включал «режим Шэнь Цинцю на минималках». И пусть несносный характер Главы Цинцзин выступал бронёй, нельзя было не отметить положительные его черты — забота о младшем брате, заступничество за учеников, когда те вновь вступали в драку с адептами пика Байчжань, отсутствие лести в общении с высокопоставленными заклинателями. Шан Цинхуа глубоко сожалел, что не успел выпустить экстры с антагонистом в главной роли. Роман «Путь Гордого Бессмертного Демона» обязан был стать многогранным, драматичным произведением с логичными поступками персонажей, красочными описаниями уникальной флоры и фауны, и, разумеется, с достойными сексуальными сценами! В своё оправдание автор готов также сказать: «Несправедливо погиб — чересчур рано и неказисто». — Ближе к делу, — напирает Лю Цингэ. — На самом деле, Шэнь спас тебя от призрака. Конечно, брату Лю удар исподтишка не нанёс бы смертельного урона, однако… Правда такова: Шэнь Цинцю помог. Глава пика Байчжань хмурится. А хмурится он с упорством, сжимая рукоятку Чэнлуаня с такой силой, что есть основания переживать за меч. Честное слово, нельзя же быть запредельно напряжённым! — Почему тогда промолчал? «Потому что его гордость никогда не позволила бы ему унижаться, оправдываясь за то, чего он не делал! Неужели не понимаешь? Единственный человек, который мог заставить Шэнь Цинцю улыбаться, а не ухмыляться, помер в реальности, как и я!» — Раньше вы не очень-то ладили. Да и что бы брат Шэнь сказал: что спасал тебя, а ты возвёл на него напраслину? Это стало бы совсем неловким разбирательством. К тому же, ты понимаешь, каков Шэнь Цинцю… Он может нежничать с Шэнь Юанем и, вероятно, немного смягчаться в присутствии любимой ученицы. Сейчас я не думаю, что прошлое имеет значение. Как я заметил, — воровато, словно прощупывая почву тихо, — лёд в ваших отношениях тронулся. Шан Цинхуа молится всем существующим Богам, чтобы ни в сию секунду, ни спустя какое-то количество времени рука Лю Цингэ дрогнула. Что бы там ни говорил Братец Огурец, перспективы Лорда Аньдин были немногим радужнее, чем у оригинального учителя Ло Бинхэ. — Прибейся к другим, — бросает Лю Цингэ и взмывает в небо. Ни «спасибо тебе», ни «пожалуйста, отыщи остальных и будь в безопасности»! Никакого уважения, право. Разумеется, подобные мелочи не стоит замечать, ибо рассыпаться любезностями некогда. Но почему бы не выражаться менее грубо? По этой кривой дорожке либо скатишься в депрессию, либо сойдёшь с ума — куча бумажной волокиты, доклады самому притягательному и холодному мужчине романа… Шан Цинхуа обиженно фыркает. Прозвучало, будто он — не Лорд самого важного среди всех двенадцати пиков, а ученик с посредственными способностями. Не имеет значения, что по сравнению с Лю Цингэ, не знавшим поражений, любой ощутит себя глупым щенком возле матёрого волка. Быть творцом, запертым в своём же творении, ой как непросто. Когда думаешь, что рассчитано всё верно и угроз нет, сам сюжет поступками других персонажей меняется так, что выворачивает и тебя наизнанку, а заодно возвращает к исходной точке. Братец Огурец с маниакальной надеждой верил в то, что отсутствие имени Ло Бинхэ в списке участников и постоянное бдение за ним принесло бы свои утешительные плоды. Ну и? В адрес Системы автор не выражался столь эксцентрично, не использовал порой ненормативную лексику, однако… Да, механическая машина иногда давала иллюзию свободы действий. По факту — Шэнь Юань, являясь учителем Будущего Императора трёх миров, не мог оставить того в школе, минуя Арку Бездны; не мог отправить куда подальше на задание. Вон оно как вышло! Ло Бинхэ, используя ауру главного героя, выскользнул буквально из-под носа, так ещё и направился в самую гущу событий. Эффект бабочки в чистом виде. Шан Цинхуа сдувает со лба мешающуюся чёлку и важно поправляет пояс. Он разворачивается на пятках, чтобы устремиться за братьями, но от испуга давится воздухом. Как говорится, вспомни солнце — получи лучик. Леденящий душу. — М-мой король… — Пошли.