Сладкий мандарин

      Глаза смотрели в серую пустоту. Гладкую, шлифованную, не отражающую рассеянный дневной свет, проникающий в палату через небольшое одинокое окно. Смотреть на что-то конкретно, имеющее очертания и объём было уж совсем невыносимо, будто глаза физически зацеплялись за острые углы, яркие цвета, выпуклые формы, и начинали слезиться. Вообще-то, они постоянно слезились, когда Джэджун из серого полотна вакуумной бездны выплывал на берег реальности. Но пока он вот так статично смотрел на стену, сократив объём вдохов до жизненно нужного минимума, он будто и не был здесь. Своего рода медитация. Была бы возможность, вообще силой мысли бы отключил своё сердце и ушёл бы отсюда. Из этой маленькой палаты, из этого города, из этой жизни. Наверняка есть места, где не нужно было бы что-то вспоминать, думать над проблемами, переживать о будущем. Например, густая лесная чаща, куда никто из людей не доберётся, или одинокое озеро, скрытое от всех глаз высоким рогозом.              Наверняка есть. Земля ведь большая. Но Джэджун сейчас был не там.               Его полудохлое тело, уродское от гематом, обклеенное медицинской хернёй и перебинтованное, лежало на неудобной больничной кровати, едва прикрытое какой-то простынёй. Здесь всё было неудобно. И казалось, что именно из-за этого дискомфорта все кишки так болели. Неудобно было спать. Неудобно есть. Неудобно элементарно справлять нужду. Неудобно было существовать. Надоел этот пикающий рядом аппарат. Надоели капельницы. Надоели осмотры всего. Даже в жопу заглядывали, проверяя кишку. Надоел этот стерилизующий свет. Надоело пялиться в стену. Надоело даже гонять сердце.              Джэджун, зажмурив глаза от боли и тяжести в каждом суставе, развернул свою башку в другую сторону. Теперь пялился на белое окно, с дождевыми кривыми полосами на стекле. Он очнулся три дня назад, и все эти три дня в глазах сменялись лишь две картинки. Весело было, ничего не скажешь              В первый же день врач решил допытываться, помнит ли пациент, что с ним произошло до того, как он попал в больницу. И этот врач был ментально проклят и послан на самый большой, с зазубринами, хуй.               Разве можно такое вспоминать сразу, как только очнулся? Совсем из ума выжил, очкарик?!               Но Джэджун, как назло, помнил. Хотя лучше бы он растерял все свои мозги по пути в эту долбанную больницу. Лучше бы он ничего не помнил, остался дурачком и по-дебильному улыбался призрачному счастью. Лучше бы он вообще сюда не попадал, а сдох на той кровати. Этот первый день другой его жизни прошёл очень тяжело, и Хиро хотелось снова уснуть, и чтоб без снов. Лекарства помогли в этом желании.              Джэджун не знал, что начать испытывать в первую очередь и развивать это, чтоб хоть немного успокоиться. Доктор подоёбывался с вопросами, что-то наплёл про его состояние и проведенную операцию и, наконец, свалил. Потом медбрат ещё наведался, давай совать таблетки в ебало, с херов-то обтирать, чем-то тыкать. А тело всё скручивало, ныло жалостливо, дрожало при каждом вдохе, как болонка в толпе, и вот-вот угрожало развалиться. Только вот блядь, всё ещё держалось на тех ниточках, что хирург намотал на разорванные кишки.              А на второй день, в дополнение к повтору ебатни первого, припёрся Чон. Какого хуя его впустили в эту палату, если он даже не родственник, — изначально не было понятно, и позже не прояснилось. И с чего он устроил эту сцену с киношными переживаниями, тоскливыми взглядами и мировой скорбью? Тоже зер поймёшь. Смотреть было приторно, как он осторожно берётся за полумёртвую руку, поднимает и подносит к своей щеке.              Наверное, именно тогда Джэджун и пометил для себя, что ничья жалость ему не нужна, и сам он не станет себя жалеть., чувствуя жертвой. Пошли все в жопу с этой катастрофой вселенского масштаба. Нужно не жалеть, а ненавидеть. Ярость даёт энергию и при этом выжигает моральную боль, а жалость лишь принижает,              Джэджун ещё не мог толком шевелиться, потому Юнхо беспрепятственно муслил его ладонь, от него прям разило материнским сердцеедством и душнило телячьими нежностями, которые вот вообще были ни к месту. Зачем весь этот спектакль? Юнхо никогда таким тактильно-озабоченным не был, в нём ни капли сентиментальности, да и эмпатией сильно не страдал. Что сейчас-то так сорвало? Зачем напоминать мамашу, которой Джэджун на хер не сдался? Зачем так любовно смотреть и целовать, если ранее только секс любил, а вот никак ни его? Зачем он вообще делает вид, что переживает? Совесть, похоже, припёрла к стенке. Тошнило от такого поведения. По-любому именно от него, а не от лекарств.              Они тогда молчали. Юно даже не пытался что-то сказать, только руку, как щенок, облизывал и дрожал в дыхании. И на том спасибо. А Хиро толком и не мог ничего говорить, опасаясь вообще горло лишний раз тревожить. В чём была вообще цель визита — непонятно. Позыркать? Или это типа какого-то любовнического долга? Прийти поддержать, мол, твой зад отныне не действующий, но всё будет хорошо, держись. Бред. Или это попытка разойтись полюбовно? Вроде как дружескую поддержку оказал, можно будет после этого съебаться.              Хиро разозлился на этот визит, но когда Юнхо всё же свалил, не смог удержать себя от слёз. Ещё один кадр из мыльных опер, что сделал и второй день в больнице дебильным. Как же этот Юнхо любил доводить его до слёз, строя из себя хуй пойми кого. Вот так влезал противно скользким ужом в самое сердце, а потом кусал.              Джэджун тихо пускал несколько минут сопли и слёзы, не имея сил их стереть, уткнуться лицом в подушку или просто остановиться. Глубокими всхлипами высосал из себя всё, что дали лекарства, всю энергию и обезбол, так плохо не было даже во время изнасилования. Тогда как-то всё сознание закрыла беспрестанная дикая боль, смирение с обречённостью и глубокая ненависть. Как к Бонгу и его выебкам, так и к себе, придурку, что попёрся к нему, что затеял этот разговор, что вообще когда-то любил его. Но тогда Хиро был один, это была его беда, конец его жизни. А когда Юнхо припёрся и показал, насколько сильно это коснулось и его, как близко к сердцу он всё это воспринял, стало просто невыносимо больно. Хиро задыхался, с ума сходил, искусал губы до крови, проделал дыры в простыне отросшими ногтями, не в силах больше ничем шевелить, а так, наверное, вскочил бы и стал башкой эту серую стену пробивать, чтоб мозги вытекли, и грызть эти пиликающие аппараты, чтоб осколками изранить рот, в котором будто до сих пор елозили чьи-то хуи, не давая дышать.              Медбрату пришлось вколоть неприличную дозу наркотического успокоительного, атрофируя весь организм, он осторожно протёр лицо от слизи-слёз-крови и надел кислородную маску. Хиро успокоился. Он даже заснул. Опустел на какое-то время. Но голова всё равно продолжала мыслить. Она, падла, ничего не забывала.              Юнхо пришёл снова. В хирургическом халате, надетом задом наперёд поверх собственной одежды, и голубой прозрачной шапочке. Вид дурацкий: и шапка эта смешно торчала, и халат не по размеру, ещё не хватало подштанников, натянутых резинкой до груди. Зашёл, как и вчера, молча, как будто знал, что на приветствие не ответят. Опять за руку взялся, встал перед взором Хиро, закрывая собой окно. Задумчиво стал перебирать пальцы, разминая их, пытаясь разогреть или оживить. В какой-то момент показалось, что Джэджун ошибся в узнаваемости и это был не Юнхо, а Инсу. Весь такой заботливый и сопереживающий. Даже брови стянулись вместе и вверх, чего у Юнхо мышцы ранее просто не умели делать. Прям представлялось, что он сейчас начнёт жаловаться на кого-то, что его не любят, не дают играть, заставляют учиться… Интересно, Юнхо строит из себя человека или действительно переживает?               Заколол в сердце стыд перед любимыми людьми: Юнхо, Инсу, дедушка, даже Мира. Они ведь уже по-любому все в курсе, хуй знает как, но в курсе, и по-любому переживают за него. Вот Юнхо хер знает, но те-то точно беспокоятся. Мать итить, не надо об этом думать, только хуже становится.              Юнхо-Инсу молчал. Это хорошо. Не хотелось бы снова почувствовать срыв на слёзы из-за нечаянно неправильных слов. Его длинные пальцы, так нежно поглаживающие кисть, подрагивали, растерянно метались с тыльной стороны на ладонь и обратно. И в глаза не смотрел, как будто помедитировать у статуи Будды пришёл. Думал о своём, глубоком-спрятанном-сакральном, щупая кисть Джэджуна. Сдержанно вздыхал и сминал губы.               Джэджун устал. Просто лежать устал. И ожидать каких-то действий от Юнхо-Инсу устал. Развернул голову в сторону стены, и тело стал тихонько сдвигать туда, силясь не застонать. На бок он ещё не мог лечь, так как все кишки разом сбулькивались туда, причиняя боль, но небольшой наклон мог позволить, чтобы уж не совсем жопой впечатываться в матрац. А тот ещё, зараза, то надувался, то сдувался, так и намереваясь большими пупырками влезть куда не надо. А вообще-то, как ни странно, но болело больше спереди, внутри, в паху, в низу живота. Зад лишь припекало, когда мышцы сокращались, а когда булки были прижаты, ещё исчезало ощущение, что кишки вот-вот вывалятся. Видимо, с фасада чувствительность выше.              Юнхо-Инсу положил его руку на место, рядом с телом, но из своей хватки не выпускал, а потом Джэджун вообще вздрогнул, когда почувствовал, что тот наклонился и приткнулся своим лобешником к его шее. Нет, ну это стопроцентно Инсу. Приткнулся и замер, шумно сопя. Того и гляди сорвёт его, пустит слёзы и завоет. Это должно быть трогательным моментом, как в драмах, но что-то не пробивало на умиление, больше раздражало.              Хиро немного подождал и развернул голову в его сторону. Чёрная макушка мягкими прядями ласкала-нежила-успокаивала лицо, вбрасывая в нос еле уловимый запах. Это точно аромат Юнхо. Инсу трётся только детскими шампунями, «без слёз» чтоб написано было и пахло жвачками и газировками. А тут истинно мужской парфюм, мачовский аромат, чтоб слюна спустилась на него. Он немного отвлёк от тошнотворного амбре антисептика.              Юнхо поднял голову и выпрямился, даже посмел посмотреть в глаза. Долго держал взгляд, будто вот-вот скажет что-то, но Джэджун первым опустил веки. Не смог смотреть в кофейную гущу сердечной боли. Нужно уже было что-то сказать ему. Показать, что всё нормально, пусть катится домой и передаст это Инсу. Пусть никто за него не волнуется. И вообще, пусть про него все забудут. Но язык не поворачивался на слова.              — Инсу вчера с Югёмом навестили твоего дедушку, — наконец заговорил Юноу. Голос скрипучий, будто царапался каждым звуком, уставший и… Родной и проникающий. Боже, как хочется упасть в прошлое! — С ним всё хорошо. Там эта твоя подружка всё под контролем держит. И кота твоего к себе забрала.              Кота. Он всё ещё думает, что это кот. Есть ли смысл его поправлять, что это кошка? Неприятно слышать про Лапку неправду, но ведь Юнхо она все равно не коснётся никогда, так надо ли ему это?              Джэджун лишь моргнул затянуто на это сообщение. Это хорошо, что не пришлось ни о чём расспрашивать, это немного успокоило и зародило некую благодарность. И это было вовремя сказано. Опять отвернулся к стене. Ну не мог он видеть Юнхо таким…несчастным-тоскливым-унылым. Да, раньше хотел увидеть на физиономии проявление хоть какой-то заботы, но, блядь, не до такой же степени. Это не забота, а убийство самого себя, осталось только дождаться, когда он волосы на себе драть начнёт в сочувствии. Хиро знал со слов врача, что его привезли на скорой, которую вызвал Чон Юнхо. Вызвал он, значит, скорее всего, видел, как выглядело мёртвое изуродованное тело Хиро, и, скорее всего, именно эти картинки не отпускали его. Как Чон вообще нашёл его в той квартире? Откуда узнал, что он там?              Джэджун прикрыл глаза, собираясь мысленно абстрагироваться и вернуться в те фантазии, где он не в больничной палате лежит изнасилованный, а в парке у маленького фонтана, детскими глазами смотрит на журчащую воду и мечтает всю жизнь прожить вот так счастливо. Юнхо шумно вздохнул.              — Я их всех убью, — перекрыла пиликанье приборов грозная фраза.              Джэджун ещё несколько секунд обдумывал эти слова, сдвигая брови, потом почувствовал, что его руку отпустили, как будто нежности на этой угрозе закончились. Насколько серьёзно он это говорил? Хиро недоумённо посмотрел на Юнхо и стянул хмуро брови. Вот сейчас не было ни капли самобичевания, никаких страданий, никакой виноватости, одна сплошная уверенность в глазах. Не оставалось сомнений, что он намерен сделать это в прямом смысле. Таким Джэджун видел его, когда нашли Инсу после побега. Да, это тот самый решительный гнев, который Юнхо ни за что не отпустит, пока он не принесёт кого-то в жертву.              Джэджун молчал, хотя до жути хотелось спросить, кого именно. Понятно, что насильников, но, судя по смотрящим в пустоту глазам, Юнхо уже наметил конкретные цели. Неужели он знал, что это дело рук Бонга? Или просто догадывался?              — Они заплатят за то, что полезли ко мне, — добавил Юн и быстро вышел из палаты.              Сердце внезапно болезненно подпрыгнуло к горлу, когда Джэджун вспомнил, что всё насилие снимали на камеру. Сам Пак снимал. До сих пор были какие-то точечные воспоминания, крупным планом, пальцы, рожи, хуи, и вот он вспомнил периферию. Пак даже, как есть, что-то говорил, как спортивный комментатор. Это… Это видео было местью за то, что Юнхо его сдал? Он видел эту съёмку? До сих пор путалась мысль, что Бонг мстил Хиро за предательство, а сейчас пришло осознание, что таким способом он решил подговнить Чону. Вот таким вот способом… Отомстил сразу обоим. Почему Юнхо и тухнет, как больное растение, чувствует на себе вину.              Находясь наедине со своей болью, что физической, что моральной, Джэджун тихо сходил с ума. Наедине — это не значит, что никто не заходил в его палату, что никто с ним не разговаривал, не интересовался состоянием. Это значило, что он сам никого не впускал в свои мысли, весьма невзрачные. Раздумывал над тем, что, если начать делиться с врачом ненавистью к этим тварям, то станет легче самому. Но каждый раз отмахивался от этой затеи, опасаясь вслух хоть что-то произносить про изнасилование. Почему-то казалось, что тогда оно материализуется снова. Поэтому он мог говорить о чём угодно, но как только дело заходило о прошедшем, тут же замолкал.              Юнхо не появлялся два дня. Джэджун его не винил и, наверное, даже и не ждал бы. Всё-таки тяжело оставаться с человеком, которому он как бы должен раскрываться, просто потому, что стали родными. Нет таких обязанностей у отношений, каждый сам может выбирать, как пережить беду. Либо отношения лучше просто прекратить, потому что Джэджун не намерен изливаться в плечо Юнхо о том, как его колошматит после осмотра хирурга швов, когда всплывают ассоциации с руками насильников, когда тело максимально напрягается, потому что опасается повторного раздирания ануса. Джэджун даже пил через трубочку, ещё боясь раскрывать широко рот, и ел маленькими кусочками, подолгу пережёвывая их. Воспоминания настолько не хотели отступать, что уже казалось, будто всё произошло в этой палате, прямо на этой кровати, и все эти трубки, провода, манжеты были призваны удерживать его. Это всё на хер не надо знать Юнхо и кому бы то ни было.              За эти пару суток Джэджун расшевелил своё тело, хотя не больно-то и хотелось. Пришлось, так как лежать просто на спине хуёво, да и суставы вечно скоблились, что нужно их размять, похрустеть скопившимся в них газом, разогнать кровь по жилам. От этого не много, но становилось легче. Шевелясь, он как будто каждый раз проверял наличие своей свободы. Что вот он может спокойно подняться, содрать с себя медицинские девайсы и уйти, громко хлопнув дверью. Тут разрывало: хотелось свалить, не знамо куда, лишь бы подальше от своей истории, от своей жизни, от тех людей, что стали её частью, и тут же сознание будто руки опускало — ведь идти-то некуда. Джэджун, лёжа на этой огромной кровати, и так находился где-то на задворках жизни. Умирал, но как-то не активно, всё время противился, а врач с медбратом ещё и подпинывали на этот свет.              Когда Юнхо вновь появился, на его лице уже не было столь драматичной роли. Даже чуть улыбнулся при входе. Вероятно, врач ему наобещал хороших итогов и быстрой выписки, если и дальше так пойдёт. Это же он говорил и Джэджуну. Не возникло никакой, на хер, радости от такой новости. Там, снаружи, ожидала полиция. Там нужно было навестить деда, причём сделать это максимально напичкавшись радостью. И перед Мирой тоже в таком же состоянии стоило показаться. И вообще, перед всеми нужно выглядеть так, будто ничего не произошло. Не нужна жалость.              — Привет, — сказал тихо Юн, подставляя стул к кровати. — Уже лучше выглядишь, — пальцами при этом провёл под своими глазами, намекая на недавние опухлости у Джэджуна.              Да уж, через те отёки было тяжело смотреть, если сравнивать с теперешним состоянием, то казалось странным, что он вообще что-то видел в еле приоткрывающиеся щёлки.              — Там Инсу со мной напросился, — кивнул Юн в сторону двери, — но его не пустили в палату. Нас двоих не пустили, а одного я его не хочу отпускать. Он хочет по видеосвязи увидеть тебя. — Достал телефон и стал водить по экрану пальцем. — Не верит мне, баран, что ты живой…              — Не надо, — чересчур резко прервал Джэджун. Юнхо поднял на него недоумённый взгляд и застопорился. — Не звони ему. Я… не хочу показываться ему таким, — пояснил, с трудом вытягивая из себя слова. И вообще не хочу показываться. И разговаривать. — Мне пока тяжело говорить. Не сейчас.              Юнхо, убирая телефон, понимающе кивнул, и Джэджун утомлённо отвернулся. Дыхание Юнхо казалось шумным, даже несмотря на работу аппаратов с обеих сторон кровати. Не видно было, но чувствовался неловкий взгляд от очередного понимания своей ненужности. Джэджун был не в том состоянии, чтобы сейчас быть милым и гостеприимным.              — Как ты себя чувствуешь? — ударил банальщиной Юн. Ну как тут себя можно чувствовать? Ну, хуёво, например? Жрать тошно, срать больно, спать невозможно.              — Нормально, — ворчливо ответил Хиро, поворачивая голову к Чону. Тот не поверил, не дурак ведь. Но такого заключения достаточно, чтоб не стал доёбываться до подробностей. — Завтра уже вставать начну, надо двигаться побольше, — добавил, чтоб достоверней звучало. Юнхо одобрительно покивал и прогнал глазами по увалу под простынёй, похожему на могильный холмик.              — Как кормят? — поинтересовался Юн, непонятно что желая услышать. Больничная еда отличается своей серостью и диетичностью. Белки-клетчатка-безвкусие. Для кого-то это обычное дело. Но не для Хиро, который любил вкусную еду, с фантазией по своему усмотрению.              — Много, — коротко ответил он.              Снова молчание, хотя оба были переполнены вопросами друг другу. Хиро с удовольствием встал бы прямо сейчас и пошагал куда подальше, настолько муторно было находиться под прицелом Юнхо. Не отвратно, скорее неуютно ощущать каждой клеточкой его виноватый взгляд. Наверное, именно с Инсу было бы проще общаться, того легче убедить вести себя как нужно Хиро.              — Не смотри на меня, — не выдержав, сказал Джэджун, сам при этом отворачиваясь от Чона.              — Почему же? Я люблю смотреть на тебя, и мне этого очень не хватает. — Юнхо снова взялся за руку Хиро и опять по-дурацки прижал её к своей выбритой щеке. Ну щенок щенком.               Захотелось резко выдернуть её, забрать себе и ограничить доступ к своей персоне насовсем. Нельзя трогать. Но тепло его кожи так успокаивало, что не было сил на хоть какое-то движение. Тело Хиро ещё отлично помнило, как ему было хорошо в руках Юнхо, не было боли и проблем, не было страха и одиночества, и он сам был другим. Ностальгия душила, пробивала на слёзы, а зубы скрипели от сжатия. Джэджун никак не мог заставить себя посмотреть на такого Юнхо, ластящегося к нему наивным котёнком. Зажмурился и руку ту стянул в кулак на пальцах Чона. Это всё нужно срочно прекратить, а то грудь позорно задрожала, подбивая на что-то сентиментальное.               Не расплываться. Это всё лишнее сейчас, и ничем уже не поможет. Нужно отвлечься. Нужно о чем-нибудь спросить.              Джэджун через силу сглотнул и коротко задышал, восстанавливая спокойствие.              — Ты говорил, что найдёшь их всех, — сказал тихо и резко повернул голову. Расслабил кулак, выпуская ладонь Юнхо, когда увидел, что тот просто перетерпливает смиренно его срыв на слабость. Чон не шевельнул ни пальцем, просто тупо ждал, когда отпустит. Интересно, а если б зубами вцепился — тоже терпел бы? — Точнее, убьёшь. Это серьёзно?              Юнхо глянул с осторожностью на стеклянную дверь, как будто думал увидеть там подслушивателей, всё-таки не об игрушках говорили. А потом вернул взгляд на Хиро и вопросительно задумался. Стоит ли говорить? Наверное, особых подробностей рыжему и не надо было, он и так понял, что слова Юнхо сорвались на полном серьёзе, но оставалось одно желание, которое зародилось после последнего визита Чона.              — Я хочу Бонга сам убить, — попросил Хиро, однако это больше прозвучало приказом. — Ты знаешь, где они все? Нашёл?              — Пока только троих. О них можешь уже не беспокоиться, они полностью раскаялись. Ещё двое на прицеле, — Юнхо глубоко вздохнул, как будто скинул с себя тяжёлый душный плащ, и встал. — Бонга ещё ищем. — Подошёл к окну и открыл немного, да так и остался рядом. Похоже, не просто проветрить решил, а для себя прохладного воздуха урвать захотелось. Снаружи зашумел ветер, разгоняя шевелюру Юнхо, отчего тот сощурил глаза, глядя в окно. — Ты придумал что-то конкретное для него? — спросил, не поворачивая головы. — Побольнее или побыстрее?              Джэджун растерянно задумался. Нет, он не размышлял над такими мелочами, в мыслях было множество вариантов и побыстрее — чтоб крови много, чтоб упиться её видом, замараться, ощущать на своих руках — и побольнее. Справедливо было бы доставить Бонгу ту же боль, что испытал Джэджун, но насиловать кого-то, да ещё и настолько противного — вообще не вариант. Боль может быть не менее унизительной и без сексуализирования.              — Хочу, чтоб сдох с улыбкой на морде, — Хиро уставился взглядом на свои ноги, начинающие дрожать. — Чтоб орал не переставая, чтоб именно тишина символизировала его смерть.              — Улыбка Глазго? Хочешь разрезать ему рот?              В голосе Юнхо прозвучало сомнительное удивление, и Хиро замялся с ответом. Не окажется ли он такой же тварью, как дружки Пака, срываясь на жестокости? Да и сможет ли вообще? Это ведь не кулаками махать. Тут же вспомнилось, как его били, и тело маякнуло чувствительными местами, куда прилетали кулаки насильников. Раз удар, два удар, уже не пульс бился в венах, сердце вообще остановилось, а в мёртвом теле кто-то долбился, внутри и снаружи. Связки тянулись, суставы хрустели, мышцы рвались… Это верно, за такое просто кулаками махать — это гуманность, Хиро не разрезать хочет, а разорвать рот Бонгу. И лучше не единожды. Будет ли он монстром при этом? Возможно. А так ли ему нужно сейчас оставаться человеком?              — Хочу, — уверенно кивнул, сжимая пальцы на больничной простыне, под которой был спрятан все эти дни. Даже когда медбрат над ним карпел, обслуживая тело, Джэджун всеми силами старался не смотреть на себя. Такое лучше не оставлять в памяти, чтобы не быть отвратным самому себе. Больше, чем уже есть. — Что ты сделал с теми тремя, что уже раскаялись? — решил спросить, подозревая, что они уже мертвы. Если уж Юнхо начал убивать, то наверняка доведёт это дело до конца, так что Бонга всё равно ждёт бесславная смерть, Джэджун лишь поможет.              — Они прописались в фундаменте. Среди них Железяка, которого Инсу превратил в фарш с твоим именем на устах. — Юнхо сложил руки на груди и опёрся задом о подоконник.              — Неужели? Ты ему позволил такое? — подозрительно сощурил глаза Хиро.              — А у меня был выбор? — возмутился Юнхо, сразу в штыки воспринимая вмешательство в его «воспитание» братца. — Он, в отличие от тебя, хотя бы в собранном состоянии, и поверь, не меньше жаждет убивать. — Хиро это не убедило, поэтому он лишь фыркнул пренебрежительно. — Можешь быть спокоен, доном Корлеоне он себя не возомнил и крыша у него не съехала. По крайней мере, больше, чем уже…              — Хватит, — впервые повысив голос, осадил Хиро, при этом тут же закашлялся, переборщив с децибелами. Схватился за кислородную маску, чтобы прикрыть ею кривляние при кашле. — Бесишь, когда об Инсу так говоришь. — Но покрасневшими глазами мог убивать. Юнхо только вскинулся, чтобы что-то ответить, но Хиро резко поднял руку и отвёл взгляд, в знак того, что слушать не станет. — Я знаю про его особенность, и мне насрать, что говорят другие. Ну, почти. Но ты никогда не должен так о нём говорить. Никогда. Инсу не дурак. Понятно?              — Я и не говорил, что он дурак, — попытался оправдаться Юнхо. Но скептично вздёрнутая бровь его прижала к стенке. — Ладно, немного переборщил. От этого я не отношусь к нему хуже. Просто… — Юнхо задумался и развёл руками. — Просто он такой и есть, чего тут марафетить?              — А давай вот я при всех начну подмечать, какой ты ублюдок и сволочь. Ну просто ты такой и есть. Ведь так? — Хиро наигранно зеркалил Юнхо. Пусть глянет на себя со стороны, хам. — Уважение к парню хоть немного прояви, придурок, и при мне такого больше не говори, потому что это касается человека, которого я люблю.              Юнхо совсем не виновато пялился на Хиро, да ещё облизался и губу закусил, как будто ему предложили непристойности, на которые он согласен.              — А ты не хочешь про меня такое говорить? Почему? — поинтересовался, подойдя к кровати и ожидательно вцепившись в край. — Может, и меня любишь? — Ни капли насмешки, сарказма, скепсиса или разочарования в голосе. Такому просящему взгляду впору ответить: «Конечно, милый» и броситься на шею — или как там по правилам мыльных опер? Но помимо странной надежды светилось еще и: «Я так и знал. Ты просрался».              — Я?! — чего-чего а такого прямого дознания Хиро вообще не ожидал. Да ещё и про любовь. Неужели Юнхо вообще это интересно? Это что-то новое. Но похуй. Хиро сейчас не до каких-то там любовей. Даже если это и правда. Нужно ли это кому-то вообще? Он растерянно скомкал простыню на груди, а потом убрал маску. — Ты уже засиделся с визитом. Не забыл, что там Инсу ждёт? — развернулся спиной к Юнхо, снова уставился в стену, решив закончить на этом разговор. Как-то внутренности, что ещё выжили, скукожились под взглядом Чона, да и вообще, всё тело устало.              На плечо мягко, как будто утешающе, приземлилась кисть Юнхо, заставляя напрячься до предела. Неприятно. Тяжело. Как-то, когда ладонь его тискал, не возникало страха, а тут прям плеснулось водой на сверкающие провода адреналином. Сердце бешено изошлось на набат в висках. Юнхо склонился над ним, что ещё больше злило, так и подмывало развернуться да со всей силы влепить, чтоб лапы свои утихомирил. Но Хиро лишь терпеливо сглотнул и зажмурился, чтобы в темноте сознания настроить управление своими мозгами. Когда-нибудь это все равно придётся сделать, иначе нервы просто не выдержат. Несколько дней он упорно готовил себя к тому, что придётся всю оставшуюся жизнь бороться с такими вот страхами и ненавистью к кому бы то ни было. Он преисполнен этим, и очиститься нет возможности, как от мазута. Но под веками сверкали панические мысли, не давая сосредоточиться, и Хиро вынужден был сам себя уверять, как психолог-самоучка.              Это всего лишь рука Юнхо. Я люблю его руки. Они не сделают мне больно. Он лишь погладит меня и уйдёт. И он… Не полезет ведь он целоваться?! Вот придурок, пусть только посмеет…              — Я тебя тоже, — полушепотом сказал Юнхо на ухо и чмокнул в висок. Быстро прошагал и тихо хлопнул дверью              Хиро в этот момент распахнул широко глаза и ошарашенно уставился вперед. Стены не видел, датчиков не слышал, как и шума с улицы через открытое окно. Он чувствовал себя сейчас выпавшим из седла, когда это так неожиданно да ещё и лошадь сбежала, оставляя его одного с разбитым копчиком. Кулак, что был подготовлен для удара, сейчас расслабился и погладил опустевшее плечо, ещё хранившее память о тёплом прикосновении. Он закончил за Юнхо его недоделанное движение. Хиро резко развернулся и посмотрел на дверь, за которой никого не было, лишь пустой коридор, ведущий неизвестно куда. Но за стеклом чудился мираж Юнхо, который подмигивал и ехидно усмехался.              Что он имел в виду? Тоже ждёт или тоже любит? Оба варианта хороши, но всё-таки разница между ними весомая. И очень важная. Решился наконец признаться в любви или просто подбодрил, что они с Инсу ждут его выздоровления? Принятие какого из этих предположений будет глупым? Блядь, Чон, ну неужели нельзя было сказать понятней?! Чтоб тебя порвало…              Хиро обессиленно прорычал и сжал кулаки. Он остался со всеми своими вопросами без ответа наедине. Даже телефона не было под рукой, чтобы позвонить этому длинному барану и отматерить как следует. Придётся до следующего визита всю свою пламенную речь подогнать под более понятный вариант, чтоб выплеснуть всё разом и получить ответы и раскаяние за такие издёвки.              А в лифте в это время спускался Юнхо, не ведая о проклятиях в свой адрес, хмуря брови и невероятными усилиями сдерживая свои губы в сжатом состоянии. Иначе его сорвёт на смех. Над самим с собой. Что надумал такое ляпнуть Хиро, хотя вовсе не собирался. По крайней мере, до выписки. Но язык не сдержался, потому что… Потому что Мандаринка в этот день впервые с ним заговорил, и голос этот как будто обнимал. Потому что на его щеках с остатками желтушных разводов после его вопроса вспыхнули румяна. Потому что Мандаринка невообразимо нужный ему. И Юнхо решил, что он обязательно должен об этом знать. Признание во всем этом, конечно, не выглядело помпезным, но слетело с языка по велению сердца.              

***

      

       Голова всё ещё кружилась, хоть и не так жёстко, как при первом поднятии с кровати. Но тогда помогал медбрат, а сейчас Хиро сам уже передвигался, гуляя по коридорам отделения. Двумя днями ранее его перевели в простую палату, без лишних аппаратов, с телевизором под потолком, с тумбочкой у изголовья и одним болтливым соседом слева. Этот товарищ, видимо, никак не мог отойти от наркоза: нёс несусветную чушь про Землю в зеркальном отражении за границей видимого, но реально существующую. То ли перед тем, как его кишки скрутило очередной болью, он начитался какой-то фантастики, то ли этот пухляш реально халтурил на космодроме Наро, как пиздел.              Хиро не расспрашивал его ни о чем, в основном только слушал, пялясь в экран под потолком почти на беззвучке. Хотя иногда его теории казались интересными, подкрепленные непонятными терминами, спизженными, похоже, из «Видоизменённого углерода» или «Стартрека». И совсем не давнее лишение частички внутренностей как-то не мешало мужику ржать над фильмами, что не соответствуют реальности. Джэджун же до сих пор опасался лишний раз пузо напрягать, так как сразу казалось, что все швы тут же расползались в стороны. Но характер их травм и швов сильно разнился, поэтому он мог только молча завидовать. Хотя, в общем-то, на смех и не тянуло ещё.              Но ещё в палате помимо пуфика-астронома наглым образом стали дежурить охранники — странные мужики, не в чёрных классических костюмах, смарт-очках и с пушками на поясе, а в обычной повседневной одежде, бегающие покурить и листающие журналы, как будто это простые посетители. Каждый день новый. Их присылал Юнхо, прежде как-то договорившись с главврачом. Как сообщил Инсу, на хвосте которого так же мотались трое гвардейцев, пока не нашли Бонга, имеет смысл в дополнительной защите. Да Хиро и не против, пусть сидят, но ему было неудобно перед весёлым соседом, который с подозрительностью посматривал на этих товарищей в углу палаты. Вообще-то, это не профессиональная охрана, а какие-то дружки друзей по армии, смогут ли они как-то защитить при случае? Или просто сидят отпугивающим элементом?              Сам Инсу прибежал в первый же день, как только Джэджуна перевели в обычную палату. Поначалу опасливо вошёл, поздоровался со вторым пациентом, а когда Хиро его наконец весело подозвал к себе, то расплылся в своей шикарной улыбке и с вдохновением подошёл. Но трогать руками всё-таки опасался, похоже, Юнхо хорошенько его проинструктировал, что можно, а что нельзя. Однако при этом Инсу решил несдержанно выплёскивать свои эмоции в словах, поэтому пришлось выйти из палаты и найти укромный уголок для такого открытого разговора. Хиро хоть и наказывали ходить побольше, но делать это так много с первого же дня он не мог, поэтому Инсу в коляске его укатил к окну в конце коридора, где сам уселся на подоконник.              Хиро приходилось врать. Прямо в глаза. Натягивать сияющую моську и уверять, что у него всё прекрасно. Он и сам старался в это верить, чтоб ложь не так уж и сильно проявлялась между морщинами зубоскалиния. Но он всё же ощутил радость при виде взбудораженного мальца, рассказывающего, как он съездил к его дедушке, познакомился, они даже поговорили. Потом съездил ещё раз, и снова пришлось познакомиться, с полным повтором рассказа о себе. Передал привет от Миры, а также предоставил новый телефон для связи, где уже были забиты два номера — Инсу и Юнхо.              Когда Хиро упомянул, что знает про «подвиг» Инсу, тот резко замолчал, поник и покраснел. Задумчиво откосил глаза в окно на вопрос «что чувствует после этого?» и прижался лбом к стеклу. А после нескольких секунд посмотрел виноватым взглядом исподлобья. «Я ведь его не убил», — сказал, оправдываясь то ли за то, что не до конца выполнил своё предназначение, то ли за то, что вообще влез в это зло.              Хиро не стал это как-либо комментировать, всё-таки он не вправе винить в чём-либо Малыша, когда самому так хотелось прибить каждого ублюдка, уже даже за пределами списка шайки Бонга. Просто хотел узнать хоть примерное своё состояние после того, как осуществит свою задумку. Но похоже, Инсу и сам ещё не мог разобраться в своих эмоциях, месть — это ведь не благородное дело, чтоб открыто радоваться своей жестокости.              После встречи с Инсу в животе огромным камнем давила неуверенность во всём. Хиро даже не мог выделить какое-то одно своё настроение, в чём именно не был уверен. Казалось, он вообще всё неправильно задумал, как и сам факт, что решил передумать, как и то, что вообще посмел думать. Он потерялся, столкнувшись с тем, что его ждёт за пределами больницы. Ему всё-таки придётся врать про своё «хорошо», терпеть нытьё своей совести, так как насчёт Бонга он не собирался передумывать, спать наедине со своей беспощадной памятью, и даже придётся жить. Ничего не менялось, выписка приближалась, а он боялся выходить.              Но все эти дни, начиная список от первого, когда очнулся, завершая вчерашним утром, когда врач хмуро сообщил, что обнаружились какие-то проблемы с почками Хиро, — показались простой будничной толкотнёй после того, как припёрся следователь, хуй знает куда торопившийся со своим допросом. С ним Джэджун пропиздел почти два часа, замкнув немало нейронов под скальпом. Вообще-то он планировал изначально включить частичный игнор до полиции, всё-таки он сильно пострадавший, и тот психотерапевт, что приходил к нему уже пару раз, подтвердит шаткое психологическое состояние, которое пока не стоит тревожить триггерными воспоминаниями. Но сомнения, одолевшие после разговора с Инсу, подтолкнули рассказать всё, что помнит. Следователь — единственный, кому Хиро вообще хоть что-то сказал про своё изнасилование. Говорил агрессивно, обвиняюще, отвечал на вопросы так, будто коп тупой был и сам не мог ответа сообразить. Весь разговор проходил в атмосфере «назло всему миру». Хиро поднимал градус воздуха во всей больнице, бурля кровью в венах и источая яд оскалившимися клыками. Следователь наверняка прочувствовал всё настроение потерпевшего, но продолжал с застывшим покерфейсом методично задавать вопросы.              Эти два часа стали повторным прохождением всех уровней судилищ, Джэджуна всего трясло, когда он вышел из выделенного для приватного разговора кабинета. Дикость во взгляде заметил и пуфик, долгое время молчал, бесцельно тыкая по кнопкам пульта, а потом предложил покурить. Шепотом, конечно, предложил, и Хиро даже не сразу понял, что ему надо. Пришлось взвесить многие за и против. Сигареты с непривычки только тошноты добавят в кишки, хотя при этом всё-таки отвлекут и немного закружат. Самое то. Отравиться смолами, опять же назло кому-то.               А после было путешествие двух недоинвалидов в сопровождении недоохранника на крышу больницу. Пуфик был всё же пободрее Хиро, так как у него всего лишь швы после операции, а не зельц под пупом, поэтому он своими ногами шёл, а охранник стал водилой коляски. Но последний этаж пришлось тащиться пешком по лестнице, и на крышу Хиро почти вывалился. Тут же у кривой двери устало пал на стену и, жмуря глаза от ветра, пытался отдышаться. Внутренности болели, голова и без табака вертелась. Придурки они с пуфиком — так рисковать, да вот только от такой шалости стало веселее на поверхности побитого сознания. Как два подростка, решившие, что могут творить что захотят, бросились нарушать правила и ловить с того кайф. Сосед по палате, вероятно, курящий, просто эти дни давился тягой, рассасывая горошек гвоздики во рту, когда прижимало, а до операции бегавший на крышу, достал запечатанную пачку сигарет из кармана пижамы.              — Ты ведь не куришь? — спросил и получил кивок от Хиро. Достал зажигалку, укрыл её ладонями от ветра и черкнул колёсиком, подтягивая соседу прикурить. — Но так легко согласился. Видимо, совсем дерьмово стало.              — Есть такое, — подтвердил Хиро, сделав первый осторожный засос. От вскрытых лёгких по телу прошёлся неприятный, но расслабляющий импульс, рыжий поёжился, чуть сгорбился устало и припал к стене.              — Они лёгкие, — пуфик кивнул на сигарету, ногой подпинывая к ним поближе небольшое металлическое ведро, с водой на дне. Хиро глянул на кучку окурков в нём и усмехнулся. Похоже, пуфик — не первооткрыватель этого места для курения.              — Мне без разницы, лишь бы помогло, — пробормотал в ответ, морщась от неприятного дыма, комом вставшего в горле.              — Знаешь, мне иногда кажется, что этот мир как мусорное ведро для остальных, всё дерьмо здесь скопилось, — философски поделился сосед, глядя куда-то вдаль. — В эти моменты хочется попасть в другой, более идеальный, и наслаждаться покоем. Но, когда смотрю на жену, родителей, детей, плюю на любой другой идеал, потому что их там не будет. Да даже если предполагается, что в параллели есть все эти люди, которых я люблю, всё равно это будут не они. Я их не оставлю в этом дерьмовом мире одних.              Хиро недоумённо смотрел на соседа, не понимая, зачем всё это было сказано, но тот больше не стал пояснять, лишь покивал для чего-то. А комментировать глубокомысленные закидоны нечем было. У Хиро, конечно, есть своё мнение по поводу других идеальных миров, особенно сейчас, когда так хочется сбежать куда-то, но делиться им он не собирался, все равно это ничего не даст.              Покурили молча, каждый о своём думая, наслаждаясь уличными звуками и отсутствием других людей. Крыша — отличное место, чтоб прятаться, при этом есть возможность смотреть на остальных свысока.               Хиро и полсигареты не осилил, первыми же чересчур глубокими затяжками убив себя, ещё немного похихикал по-дурацки над ползущим по стене тараканом и, оставив астронома докуривать, направился в палату. Охраннику приходилось страховать чуть ли не каждый его шаг на лестнице, а на кровать Хиро уже с облегчением переполз, буквально впечатался в постель своим тяжёлым состоянием.              Было очень хуёво. Организму, который он пытался лечить, а утром даже беспокоился ещё, как бы не заработать вечный гемодиализ и сосульки вместо питья. Но сейчас было плевать, главное, что даже если и попытаться вспомнить разговор со следователем, то голова упорно не давала сосредоточиться на этом, отпинывая в проблему выбора — ползти блевать или давиться сокращением глотки.              Где-то в то же время снова появился Инсу, но у Хиро уже не было сил кривляться ему своим нормально, поэтому он с глупой безрадостной улыбкой почти молча выслушал мальца про последние новости за сутки. Иногда не сдерживался и закрывал глаза, куда-то проваливаясь в головокружении. Малыш, конечно же, обеспокоился таким состоянием Хиро и решил позвать медсестру. Не нужно было ему показывать неприглядную сторону, наверняка передаст Юнхо с приукрашиванием, что всё просто катастрофично, и тот тоже начнёт переживать. Меньше всего сейчас хотелось доставлять кому-то кроме себя проблем.              Медсестра просто попросила дать покоя пациенту, и Инсу ушёл, ещё пару раз тревожно оглянувшись на друга. Да, точно Юнхо наплетёт с три короба о серьёзном ухудшении, требующем незамедлительного вмешательства. Надо бы позвонить тому и разъяснить, что ничего страшного не случилось. Или не надо. Пусть беспокоится, ему полезно хоть за кого-то попереживать. В конце концов, это нормально — сочувствие.              Третий день Хиро пялился в телевизор под потолком. Даже когда тот выключен был, глаза бесцельно осматривали мутные очертания отражения. Но сейчас следил за разговором участников кулинарного шоу, скучая по кухне. Больничная еда не плоха, но его посадили на жёсткую диету, ещё более ущемлённую, чем у астронома. Правда, при таком скудном движении и постоянном полусонном состоянии есть не особо-то и тянуло. Просто было скучно. А на кухне всегда была интересная запара и место для полёта фантазии. Сосед свалил на очередной перекур, предупредив, что с собой даже не зовёт после пиздюлей медсестры за полудохлое состояние Хиро с предыдущего перекура. Джэджун лишь понятливо кивнул. Ему вообще-то нужно уже куда-нибудь прогуляться, растрясти себя, как наказывал врач, но настроения не было, вот и обозревал телевизор.              — Ким Джэджун, — в палату вошла медсестра и сразу направилась к окну, чтобы открыть на проветривание, — собирайся на УЗИ.              — УЗИ? — удивился Хиро. — Так мне ж вчера делали. Да и врач ничего не говорил про повтор. Что-то с почками всё-таки плохо? Чёрт.              — Не знаю пока, мне не сообщили, — дёрнула плечом незаинтересованно медсестра и сунулась в его карту. — Сейчас только позвонили, сказали тебя отправить на УЗИ, через двадцать минут чтоб подошёл в сто тридцать первый кабинет.              — Через двадцать минут? Так сейчас ведь обед, а этот кабинет в другом конце здания находится, — возмутился Хиро. — Какого хера гонять в такое время, это займёт целый час, не меньше.              — Вот и поторопись, узисту тоже надо на обед. Я передам, чтоб твой паёк оставили в палате. С тобой кого-нибудь отправить или сам доберёшься? — поинтересовалась, косясь на охранника в углу.              — Сам дойду, — буркнул Хиро, вставая с кровати и закидывая ноги в сланцы. — Что-то мне подсказывает, что почки решили отстегнуться. Но почему врач мне это раньше не сказал? Чего ждём до последнего?              — Не обязательно, что почки. С твоими травмами что угодно могут потребовать обследовать, потому и требуют до обеда, — объяснила медсестра. — Может, решили для перестраховки проверить, а может, гортань проверят, у тебя там тоже проблемы есть. Когда врач приедет, спроси у него самого подробнее, нам только говорят, что с вами делать. А узист скажет, что именно проверяет.              — Да он просто решил меня погонять по коридорам, всё думает, что я мало двигаюсь, — проворчал Хиро, плюхаясь в местный транспорт. — А я вот на коляске сейчас поеду, и хер с ним, у меня обед. Погнали, мой верный конь, — махнул рукой вперёд, устроившись поудобнее.              У кабинета УЗИ, ясное дело, никого не было, и Хиро бы не удивился, если бы и самого специалиста не оказалось на месте. Всё-таки война войной, а голодовку никто не объявлял. Но дверь оказалась открытой, его терпеливо ждали. Врач сидел за столом, спиной к двери и что-то дёргано писал.              — Можно? — постучал в дверь Хиро, встав с коляски.              — Ким Джэджун? — уточнил, не оборачиваясь, врач каким-то неестественно хриплым голосом.              — Он самый. Прибыл по вашему приказанию, — бодренько ответил Хиро, входя в кабинет.              — Закрывайте дверь и ложитесь.              Джэджун уже развернулся, чтоб закрыться, но дверь придержал охранник.              — Не закрывайся, я посторожу, чтоб никто не вошёл, — распорядился он. Хиро кивнул и усмехнулся на предосторожности ни к месту. Может, он и от облучения собрался его спасать?              Скинул сланцы, уселся на кушетку и равнодушно осмотрелся в ожидании внимания к себе. В прошлый раз он был в другом кабинете, но все они в общем-то похожи: сумрачно, пусто, непонятно. Стрёмно, всю жизнь проработать в таком кабинете, то ли дело кухня — и светло, и пахнет вкусно, и разнообразия побольше.              — Ложитесь лицом вниз, спину раскройте, — указал узист, так и продолжая что-то черкать на столе.              Хиро удивился такому требованию. Что там на спине проверять надо стало? В прошлый раз датчиком щупали по бокам. Он завалился, развернулся, кзадрал футболку на пояснице и чуть спустил резинку штанов пижамы.              — Простите, а что проверять-то будете? — задал он вопрос.               Услышал, что врач зашевелился, шумно засопел, собрался повернуть голову, но вот последующее Хиро не успел даже сообразить. В поясницу резко прижали как есть коленом, чуть не ломая позвонки, а вокруг шеи схватилось что-то тугое, моментально вышибая из мышления. Горло стянулось так сильно, что вся носоглотка начала выпирать наружу. Хиро сжал челюсти и изо всех сил напряг мышцы шеи в попытке избавиться от удавки, но та еще сильнее стянулась. Пальцы никак не могли уцепиться за неё, лишь царапали без пользы кожу. Паника ударила в кровь колокольным набатом, Хиро задёргал ногами и бил локтями себе за спину, надеясь зацепить таким образом напавшего. Захрипел кое-как вместо полноценного крика, и его тут же дополнительно уткнули лицом в подушку. Вырваться не получалось, глаза, казалось, уже кровоточили от нахлынувшего давления, мышцы бессильно сникли, не оказывая сопротивления…              — Я думал, ты сдохнешь там, Лиса, но ты оказался чересчур живуч, — прошипели еле слышно на ухо.              Хиро уже было не до гаданий, кто мог это сказать, в остатках сознания промелькнуло лишь сожаление, что всё так быстро закончилось. Деда нельзя оставлять. Он сдал быстрее, чем хотел бы, но сил не было вообще, кое-как извивался, уже не имея цели, просто в поиске облегчения.              Тело вдруг дёрнулось назад, и даже на миг показалось, что это и есть те конвульсии посмертно, что смерть уже добивала, не дожидаясь полной отключки своей жертвы. Но потом его резко отпустило, боль существенно снизила свой уровень, а спина освободилась от тарана в поясницу. Ошарашенно Хиро продолжал кряхтеть в подушку, но что-то грохнуло рядом, выдёргивая его из настроя сдохнуть побыстрее, и лёгкие агрессивно дёрнулись во вдохе, заполняясь лавиной воздуха. Больное горло завозмущалось, сорвало на безудержный кашель, вперемежку с громкими свистящими вдохами, брызнули слёзы, потекла слюна с раскрытых губ. Хиро чуть приподнялся на локтях, чтоб дать свободу своему телу. Беспрепятственно, его никто уже не держал. Надо было бы обернуться и посмотреть, что произошло, но организм выставил первой целью настроить свою работу и срать хотел на посторонних. Глубокий кашель сорвал и на рвоту, хотя тошноты не было, гортань просилась наружу вместе со всем, что в желудке выделилось к обеду. Хиро рефлекторно сторонился, чтоб не запачкаться, и наконец свалился с кушетки.              — Сука! — заработали связки, хоть и прерывисто, но весьма выразительно. Жизнь не в радость, если матом не украсить.               Хиро подхватили под мышки и подняли на колени одним движением, стало легче дышать. Глаза наконец поймали фокус, а там увидели лицо охранника.              — Ты как? Не отключаешься? Посмотри на меня, — говорил быстро и требовательно, встряхивая за плечи. Хиро ошарашенно моргал и заторможенно ждал, когда же ёбнет озарение, чтобы понять, что происходит. — Давай-ка на стул перебирайся.              Кабинет поплыл, когда Хиро снова подняли, тело показалось настолько тяжёлым, что связки ног и рук будто рвались, угрожая оставить его без конечностей. Грудь вздрогнула в икоте, немного отрезвляя от отходняков паники, и тут он понял что его трясёт, как тогда, после допроса. Но ко всему возмущению и ненависти сейчас ещё примешался страх и гнетущая боль: в горле, в кишках, в голове, в спине. Опять! Почему пять так больно?               Хиро скомкался на стуле, подтянул ноги и обнял их. Жалостливо глянул на охранника, осматривающего его горло и голову.              — Как ты… Ты услышал меня? Я пытал-ик-ся крикнуть, но… Как ты услышал-ик? — спросил его, всё еще не осознавая, что остался жив и это уже хорошо.              — Не слышал. Просто заметил, что замок двери открыт не ключом, там даже вмятина осталась от такого грубого вскрытия. Заглянул посмотреть, что за врач тут, а он уже на тебе.              Хиро осмотрелся вокруг повнимательнее. Тело в белом халате валялось без движения у самых дверей. Почему он сам не решил посмотреть, что за врач? Что он там делал? Писал что-то. Да, блядь, можно было хоть немного задуматься, ведь даже компьютер был включен лишь на заставке, никакого рабочего состояния.              — Вовремя, — выдохнул Хиро, протирая кислые губы предплечьем. — Ты его — ик — убил?              — Нет, всего лишь вырубил аккуратно. Это тот, кого мы искали столько дней, сам заявился, говнюк, — усмехнулся охранник. — Его приказано взять живым.              — Бонг? — неуверенно предположил Хиро, вспомнив фразу, брошенную в самое ухо. — Бонг-ик, — не дождался ответа и вскочил со стула. Развернув за торчащее плечо тело, убедился в своей догадке. Красивое некогда лицо сейчас вызывало лишь отвращение-ярость-тошноту. — Мразина.               Хиро воспользовался возможностью. Поднял за грудки Пака и со всей силы въебал по носу, целясь прямо в переносицу. После этого выпрямился и добавил еще несколько пинков от души. Это не успокаивало, лишь раззадоривало на ещё более жестокие удары, но Хиро быстро устал, Стоял над Бонгом по-стариковски тяжело дыша, смотрел, как по роже растекается кровь, и проклинал на чём свет стоит.              — Давай я тебя в палату отведу, ты еле на ногах стоишь, — отвлёк голос охранника.              — А с этим что? — поинтересовался Хиро, указывая на Бонга. — Полицию вызовешь?              — Нет, полиция нам только мешать станет. Я уже написал своим, скоро приедут заберут его, — задумчиво ответил охранник. — Пока спрятать надо где-нибудь, да и связать бы неплохо, а то больно прыткий он оказался.              — Как же вы его вывезете, если камеры кругом?              Они вопросительно посмотрели друг на друга, прикидывая варианты в голове. Надолго засесть в этом кабинете не получится, обед скоро закончится, а в одиночку такое тело не унести будет, да ещё и незаметно.              — Ты не хочешь переодеться? — интригующе поинтересовался охранник. Отвёл глаза на Бонга и кивнул, предлагая таким образом его шмотьё. — Посадим его в коляску вместо тебя, морду тряпкой заткнём, потому что кровь носом пошла и спешно в процедурную повезём. А ты как врач будешь сопровождать.              Хиро ещё на пару секунд завис, обдумывая этот план, а потом стал быстро стягивать свою пижаму. Охранник в это время взялся за Бонга. Размеры, конечно, разные, пижама на Паке сидела в облипочку, но кто там станет его рассматривать, утрамбованного в коляску? Гораздо хуже выглядел Хиро, но джинсы просто подогнули, как и рукава, а оверсайз нынче в моде, да и белым халатом всё это было прикрыто. Бонгу связали руки его же удавкой, которая только недавно чуть не лишила жизни Джэджуна, а сверху его укрыли простынёй, взятой с кушетки в кабинете. Голову запрокинули, нос облили медгелем и припечатали салфетку, скрывающую бо́льшую часть лица.              — Ты как? Сможешь идти быстро? Или передохнёшь ещё здесь? — спросил охранник, когда они уже собрались свалить из кабинета.              — Передохну́ или передо́хну? — съязвил Хиро. — Мне б уже побыстрее в кровать, а не по кабинетам рассиживаться. Давай стартуем. Куда его повезём?              — Вниз, — ответил охранник, выталкивая коляску за порог. — Из подвальных помещений проще будет увезти, там сквозные коридоры в любое место двора. Я и сам могу его доставить, иди в палату, попроси медсестру дать обезболивающее и пусть посмотрит твоё горло. .              — Нетушки, мало ли он быстро очнётся и начнёт выступать, — заупорствовал рыжий, хотя у самого уже ноги подкашивались. Прислонился спиной к стене и ждал, пока охранник дверь вскроет наоборот. Повреждённый механизм не очень-то поддавался. — Я помогу, если что.              — Хорош помощник, — скептично подметил тот. — Мне не придётся потом вас обоих тащить? Бледный совсем стал, того и гляди развалишься.              — Айщ, не душни, — недовольно фыркнул Хиро, отлипая от стены. — Всё нормально, мне уже лучше становится. Икота вон уже прошла, а остальное подтянется. Погнали.              Он бодренько вздохнул, стараясь выбросить из головы остатки пережитого страха и желание пасть прямо на пол и валяться, пока не отпустит боль. Должен понимать, что охранник и сам всё сделает, что его недопомощь на хуй не нужна, но хотел все сам проконтролировать. Если Бонгу удастся сбежать, на третий шанс выжить от его нападения не стоит рассчитывать. Хиро должен быть уверенным, что того сгребут конкретно, а ещё ему нужно напомнить, чтоб этого упырка оставили ему.              Хиро странно чувствовал себя, имея в своих руках врага, с которым так хотелось расправиться, при этом требовалось его отдать. Руки чесались, но как-то не сильно активно, наверное, он действительно разваливался, и лишь адреналин ещё как-то помогал двигаться.              В подвал спустились без проблем, никто в лифте не приставал с допросами, что за новый врач и странный пациент. Большинство медпорсанала ещё мозгами на обеде были, с отсутствующими взглядами, либо в экраны телефонов уткнулись, успевая до возобновления работы все свои контакты перепроверить и ответить. Да и пациенты не сильно-то обращали на них внимания.               В подвале пришлось подождать. Охранник позвонил и сообщил к какому блоку подходить, чтобы найти их. Хиро надеялся увидеть Югёма, чтобы рассказать о договорённости с Чоном, если вдруг тот не в курсе или забыл, но появился и сам Юнхо.              — ТЫ что здесь делаешь? — претензионно выпалил он, увидев прислонившегося устало к стене Хиро. — Твоя туша должна валяться на кровати в палате, а не по подвалам таскаться после очередного нападения. Совсем из ума выжил?               Хиро недовольно цокнул на возмущения и отмахнулся рукой.              — Вот тебя только забыл спросить, где моё величество должно валяться.              — Везите его, я сейчас приду, — распорядился своим ребятам Чон, что ждали его, чтоб уйти. А Хиро позвал: — Пойдём, я отведу тебя до палаты, передам, так сказать, в руки властей.              — Я только хотел удостовериться, что он больше не сбежит, — оправдал себя Джэджун. — За всем нужен глаз да глаз. — Он поморщился от подступившей изжоги.              — Как ты себя чувствуешь? — Чон приблизился и угрюмо осмотрел алеющую полосу на горле. По-хозяйски оттянул ворот футболки, просматривая глубже, а потом погладил пальцами след. Глаза его всё больше темнели под насупленными бровями, а дыхание яростно шумело.              — Отвали, — отмахнулся на этом этапе Хиро. Доводить Юнхо до бешенства сейчас не стоило, хотя заманивало. — Всё нормально, разве не видишь. Твой охранник вовремя подоспел. Иди к ребятам, я сам дойду. И не забудь, что ты обещал Бонга мне. Скоро меня выпишут… — Хиро запнулся за свою же ногу, как только сделал шаг в сторону шахты лифта. Охнул и схватился за стену, чтоб уж совсем не ёбнуться.              — Сам он дойдёт. Придурок рыжий, — тихо заворчал Юнхо, помогая ему выпрямиться. Встал перед ним спиной, принудительно его руки закинул на свои плечи. — Держись, донесу ваше величество до лифта. Давай запрыгивай.              Хиро даже не стал спорить в этот раз, мечтая поскорее оказаться в постели перед телеком. Появление Чона как-то успокоило его, а может, просто адреналин сгорел, но тело не особо уже слушалось. Он стянул руки вокруг шеи и, подпрыгнув, закинул ноги, обнимая ими Юнхо. Тот еще подкинул его немного, чтоб удобнее подхватить, и пошёл.              — Выпишут тебя уже завтра, я сейчас схожу и потребую этого. Здесь оставаться опасно. Бонга взяли, но еще двое есть. Они хоть и под наблюдением, но все же не в наших руках. К тому же могут кого-нибудь левого подослать. Сегодня, мой охранник хоть и вовремя подоспел, но такого всё равно не должен был допустить. Его одного мало, но большего я обеспечить не могу, Инсу тоже под ударом. А на полицию вообще никакой надежды.              — А как же я без больницы? — озадаченно тихо спросил Хиро и, напитавшись успокоительной негой от ворчливого голоса, уложил голову на склонившуюся макушку Юнхо. Такой он ему нравился больше. Для полноты чувств не хватало злобного рычания и фейерверков из глаз, но это никуда не делось, всё под руками, бьётся вместе с бешеным пульсом. — У меня там что-то с почками, не хочу бегать по приёмам, здесь и обезболом пичкают и проверяют постоянно.              — Ничего, это я тебе обеспечу, — продолжил рявкать Юнхо. — Дома надёжнее: охраны больше, слуги, лучшие аппараты и лекарства. И врачи не замудоханные вечной бюрократией, ждущие только конца смены. Все условия…              — Не понял, — чуть сонливо остановил рассказ Хиро. — У кого дома?              — У нас дома, — уточнил уже спокойнее Юнхо, аккуратно спуская Хиро со спины и прислоняя к стене, как будто он и вовсе парализованный. — У нас с тобой. Ты переезжаешь к нам, как только мы с врачом всё обговорим. И это, — гаркнул громче, когда Хиро, стянул губы для выплеска возмущения, — не обсуждается. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы выбирать в какой палате лежать. Поедешь к нам, и точка. Собираешься поспорить? — поджал губы, видя, что Хиро ещё не согласен. — Тогда Бонга ты больше не увидишь, мне некогда ждать, когда тебя выпишут. Тем более с твоими нарушениями указаний врача, ты надолго здесь застрянешь. Думаешь, я не знаю, что ты бегал курить, а обратно приполз на коленях?              — Нет, не думаю. Я знаю, что охранник тебе всё передал, но это всё равно не твоего ума дело. И вообще, вчера все в норме было, просто я устал немного, — буркнул Хиро, чувствуя, что ему придётся пойти на уступки. Юнхо прав, если почки действительно проблемные, не факт, что его выпишут так быстро, как предполагалось ранее. Двери лифта раскрылись и он вошёл первым, сразу забился обиженно в угол и сложил руки на груди. — С каких пор ты решаешь за меня? В жопу твои указания, я тебе не ребёнок, чтобы мной помыкать. И не хуй шантажировать, развёл тут рэкет.              — Так ты отказываешься? — с ухмылкой спросил Юнхо, упираясь руками в стены угла вокруг Хиро. — Чего-то боишься? — Хиро посмотрел на него исподлобья, но не ответил. — О, как страшно, — ещё подтрунивал Чон, не получив явного отказа. Хиро задрал подбородок и отвернул лицо. — Мандаринка, — уже просяще позвал Юнхо. — Я тебе вовсе не указываю, просто так будет безопаснее. Знаю, что ты не хочешь с нами жить, но надеюсь на твоё благоразумие. Прости, но в твоей квартирке не получится установить даже капельницу. — В ответ было лишь молчание. — Инсу с нетерпением ждёт тебя. — Юнхо склонил голову и упёрся лобешником в рыжую макушку. Добавил еле слышно: — Пожалуйста.              Хиро сжал до боли веки и с силой разжал. Хотелось спать, а не думать. Он ещё не заморачивался так серьёзно насчёт того, что будет после выписки, как-то казалось, что выйдет из больницы вполне восстановившимся, как прежде, только нужно было подождать. Да вот что-то внутренности продолжали побаливать, а мышцы становились трухлявыми без спортзала, ходить куда-то без цели было неинтересно. Может, у Чонов действительно будет лучше? Всё-таки там свобод побольше. Если только над ним командовать не станут.              Хиро повернулся к Юнхо.              — Только если ты честно пояснишь, что значит «тоже». — Раздул ноздри на вопросительный взгляд и втянул воздуха побольше. — В прошлый раз ты перед уходом сказал, что ты тоже. Что это значило? Просто я так и не понял. Мы говорили об Инсу, о том, что ты его унижаешь и всякое такое. А потом… Тебе нужно было уходить. А ты сказал… Ты когда пошёл, сказал, что тоже. В общем, я ничего не понял. — Хиро уже сам потерялся в своих пояснениях. Как показать, что там получилась путаница, если сам так ни в чём и не разобрался?              Юнхо смотрел с интересом, но без каких-либо эмоций. Разве что любопытство взыграло.              — Это значит, что я тоже тебя люблю, — сказал наконец, не меняя выражения лица. — Сейчас уже не боюсь сказать, я люблю тебя. Люблю и хочу, чтоб ты жил с нами. Ты уже часть нашей семьи, понимаешь?              Хиро вновь растерялся, хотя именно это и надеялся услышать. Просто не так уверенно, может, ожидал, что Юнхо опять будет юлить и уворачиваться недомолвками, как тогда в скалодроме, но сейчас он так требовательно смотрел, мол, я сказал, теперь твоя очередь. А язык не поворачивался, зараза. Момент, что ли, не подходящий был, какой-то не романтический, или настроение всё ещё возмущённое не давало воли сказать то, что так хотел ранее. А вообще-то, Хиро имел право промолчать. Вот так. Ему же не до любовей?! Он ведь решил всех ненавидеть либо не замечать, так будет легче. По крайней мере, так должно быть легче.              Юнхо не дождался ответа, наклонился и полез губами. «Я люблю тебя, люблю», — шептал в отвернувшееся лицо и чмокал щёку, скулу, висок, ухо. Хорошо хоть лапы не пустил на мацание. Хиро стянул свои руки на груди посильнее, уже обнимая за плечи, и равнодушно слушал признания. Он получил наконец нужный ответ, но что-то не обрадовался этому пока.