Бремя пустоты: Херувим с зефирно-розовой шёрсткой

Скрываемые чувства

      Чуть подрагивающие пушистые пальцы с заметным трудом пытались не выронить ложку с порцией питательной жидкости на пути к скривившемуся рту. Истрескавшиеся губы судорожно хватались за тёплый металл, беспорядочно постукивающий в чуть желтоватых зубах. Ложка судорожно опорожнялась внутрь небольшого рта, а затем с прежней дрожью падала в наполовину опустевшую тарелку.       В просторной офисной столовой Колизея в обычное время было не протолкнуться, однако сейчас звенящая тишина лишь подчёркивала воцарившуюся в помещении пустоту. Изредка этот неестественный звуковой вакуум нарушал очередной протяжный вздох сидевшего напротив Крит седобородого тренера, а затем вновь воцарялась тишина.       В какой-то момент пальцы наёмницы всё же не смогли удержать ложку, и под звонко сбренчавший удар девушка бессильно уронила голову на грудь, опасно накренившись вбок. Фаро с поразительной для человека столь грузной комплекции ловкостью моментально оказался подле своей ученицы и аккуратно придержал ту за плечо, уберегая от возможного падения.       — Мне подготовить камеру-ревитализатор? — голос Фаро звучал тихо и спокойно вопреки его обычной привычке использовать всю мощь своих голосовых связок, однако золотистые глаза были исполнены тревоги. Крит вяло помотала головой, отвергая предложение старика.       — Не поможет… Фаро… Белл уже сделал всё… Ничего не помогает.       Седобородый тренер осторожно подвинул тарелку с недоеденным отваром в сторону и сел рядом с наёмницей, наклонив её на себя так, чтобы она приняла полулежачее положение. Обычно Крит всячески избегала тактильного контакта, ревностно оберегая личное пространство, но не теперь — девушка переживала сильнейшее истощение, и ей было не до этого.       За те одиннадцать лет, о которых у неё сохранились воспоминания, она лишь однажды предстала перед стариком в подобном состоянии — это было ещё тогда, в первый год их знакомства. Боль, поселившаяся в её голове, набирала свою отвратительную, чудовищную силу, и в один момент Крит не выдержала столь глубокого и безжалостного давления. Она едва не сломалась и чуть не утратила рассудок, но совместные усилия Фаро, Белла и Ферзя не позволили этому случиться, что впоследствии дорого обошлось им. Но всё же агония тогда отступила, невзирая на регулярные настойчивые попытки взять над телом девушки контроль.       И вот опять. Более суток назад наёмница внезапно появилась на пороге у своего медтехника, изрядно напугав Белла видом разбушевавшегося болезненного приступа. Она успела только позвать на помощь, и едва пернатый техник кинулся приводить в действие систему манипуляторов для доставки пациента на операционный стол, как Крит потеряла сознание и упала прямо в неразобранную кучу ящиков у порога.       Пытаясь не дать Крит отправиться в мир иной от болевого шока, Белл попутно вызвал по гражданской сети внутренней связи её бессменного наставника. И хотя в сообщении вызова девушка никак не фигурировала, Фаро по тону голоса парня сразу понял, что с Крит случилось нечто крайне паршивое, тут же бросил все дела и рванул в мастерскую Белла со всех ног. Вдвоём, используя обширные познания пернатого в медтехнике и навыки старика в искусстве алхимии, они каким-то чудом смогли стабилизировать состояние наёмницы, однако на этом успехи закончились. Показания аллостатического монитора указывали на боль ужасной силы, разрывающей голову Крит в точности как тогда — почти одиннадцать лет назад — а печати-татуировки на теле девушки продолжали источать чёрный пар, свидетельствуя о незавершившейся алхимической реакции неизвестной природы. Всё это говорило о том, что тела наёмницы по-прежнему нельзя было касаться без риска для жизни, поэтому Фаро настоял на помещении девушки в транспортную камеру-ревитализатор, а после распрощался с медтехником и увёз Крит в госпиталь своей гильдии.       Едва его воспитанница более-менее пришла в сознание, Фаро первым делом попросил дать ему доступ к внешнему банку памяти наёмницы — понимая, что в таком состоянии Крит не осилит долгий и обстоятельный рассказ о причинах стремительного ухудшения её состояния, старик намеревался выяснить всё сам. Благо Крит постоянно записывала в режиме реального времени все достаточно значимые события, по понятным причинам не полагаясь лишь на собственные воспоминания. Доступ во внешний банк памяти девушка не давала никому и никогда, за исключением ряда случаев в период её обучения, когда наставник анализировал результаты ключевых испытаний наёмницы, чтобы скорректировать программу тренировок херувима. Тогда Фаро очень сильно помогла такая возможность, и ему удалось в полной мере понять, как его ученица воспринимает боевой стиль «дегемер». Вот и сейчас старик решил прибегнуть к проверенному методу выяснения обстоятельств, только на этот раз — личного характера.       Крит, несмотря на всю свою отрешённость и бессилие, вначале пыталась вяло протестовать, однако дипломатические увещевания наставника в итоге взяли верх, и Фаро приступил к изучению сохранённой информации.       …В какой-то момент девушка обнаружила себя лежащей головой на коленях Фаро. Грузный старик, скрестив на груди мощные жилистые руки, с непроницаемым выражением смотрел куда-то в проход между столами и казался рассеянным. Однако стоило наёмнице лишь слегка шевельнуть гудящей от боли головой, как Фаро мгновенно вышел из оцепенения и опустил голову, внимательно всмотревшись в лицо Крит. В его золотистых глазах девушка отчётливо разглядела тени страха, постепенно сменяющиеся ясностью облегчения. И чем осмысленней становился взгляд маленького херувима, тем меньше оставалось теней, и их пляска ослабевала с каждым мгновением.       — Как ты, пушистая гроза?       — Ужасно, Фаро… — наёмница подняла руку, а затем обессиленно уронила её себе на лицо. — Будто молнии бьют прямо в мозг. Даже хуже, чем тогда, у «Света Меридиана».       — А выглядит точно так же. Я надеялся, что мне уже не доведётся увидеть тебя в таком состоянии снова, а вот поди ж ты, — седобородый тренер обеспокоенно почесал своё изрубленное в давнем бою правое ухо. Крит хорошо знала своего наставника, и от понимания того, насколько он сейчас боится за неё, ей стало совсем погано. Ранее она приложила уйму трудов к тому, чтобы усмирить тревожность Фаро и убедить его в своей полной дееспособности и отсутствии насущной необходимости опекать девушку на каждом шагу. И только старик начал худо-бедно доверять личную безопасность наёмницы ей самой, как с ней случается оказия таких масштабов, что Фаро теперь даже слушать ничего не захочет.       Крит скорчила отвратительную рожу и с раздражённым бурчанием попыталась принять вертикальное положение. К её удивлению Фаро даже не шелохнулся, продолжая лишь внимательно наблюдать за её действиями, однако в его позе моментально проявилось сильное напряжение, словно он сдерживает себя из последних сил.       — Я не настолько слаба, чтобы не справиться с собственной координацией, — херувим поспешила предупредить попытку наставника сунуться к ней со своей помощью. Стоило ей немного прийти в себя, как к ней моментально вернулась обострённая тяга к независимости, которую она тут же принялась ревностно оберегать. На что Фаро в ответ лишь слегка вздохнул.       — Хелицерион бы побрал это всё, — то ли прошипела, то ли пробормотала Крит, вставая на ноги. В этой ситуации ей доставляло удовлетворение только то, что нога, над которой славно поработал пернатый техник, больше не пытается выйти из-под контроля и не доставляет связанного с этим дискомфорта. Последнего и без того сейчас у наёмницы в избытке, не считая планов, пошедших псу под хвост.       — Ты уверена? — слегка картавый бас наставника заставил девушку замереть и оглянуться. — Ты ведь ещё не восстановилась, если в твоей ситуации такое в принципе возможно.       — Что?       — Крит, мы друг с другом знакомы очень давно, и я прекрасно осведомлён о твоих текущих намерениях, — Фаро не сводил золотистых глаз со своей воспитанницы, словно пытаясь прожечь в её коже дыру. Херувим, топорща зефирно-розовую шерсть и всё ещё скалясь от боли, кое-как подошла к соседнему столу, на котором были аккуратно разложены её немногочисленные личные вещи, ломаным движением схватила тёмно-серый холщовый плащ и демонстративно накинула его себе на плечи. Старик вновь вздохнул.       — Мне некогда разлёживаться. Я такими темпами сыграю в ящик раньше, чем узнаю хоть что-то полезное, — решительно ответила девушка. — Кстати о смертельных рисках: военное положение ещё в силе?       — В ящик ты рискуешь сыграть прямо сейчас, пытаясь откровенно наплевать на здравый смысл, — недовольно проворчал Фаро. — Нет, «Первопрестольный» исчез из поля зрения детекторов ещё двадцать часов назад.       — Двадц… Сколько ж я пробыла в отключке?! А, неважно, всё равно ещё несколько дней до возобновления операции, успею показаться Беллу, а заодно пока разузнаю об этой Аэль Ну’Вир…       При этих словах седобородый наставник закашлялся. Несмотря на общую рассеянность своего сознания, Крит не смогла пройти мимо такой реакции и озадаченно уставилась на Фаро. Тот с удивительной для человека его телосложения резвостью подскочил к ней и своими ручищами больно схватил девушку за плечи. От неожиданности Крит взвыла:       — Ты в своём уме?! Что ты делаешь, отпусти меня!       — Откуда ты знаешь это имя??? Почему ты упомянула о ней, Крит? — старик продолжал судорожно трясти наёмницу, пока та не выдержала и не отвесила из последних сил своему наставнику звонкую пощёчину. Фаро замер, его пальцы разжались, а сам он недоумённо уставился на херувима, которая не преминула воспользоваться моментом и незамедлительно отковыляла в сторону на несколько метров.       — Что с тобой, чего ты так переполошился? — наёмница с тревогой всматривалась в лицо Фаро, ожидая, что тот разразится руганью из-за проявленного неуважения, однако она не была в этом уверена. Как-то уж очень нетипично для себя отреагировал на её слова наставник, будто она задела в нём что-то… личное? Нет, скорее, нечто неожиданное для него самого.       — Ты сказала, что собираешься «разузнать об этой Аэль Ну’Вир», я правильно тебя услышал? — голос Фаро непривычно дрожал и был тих настолько, что даже Крит с её непревзойдённым слухом херувима едва расслышала его слова. Дождавшись короткого кивка своей воспитанницы, Фаро продолжил: — И я так понимаю, твоя запись событий отключилась на моменте встречи с близнецами неслучайно? Произошедшее дальше как-то подразумевает участие названной тобой персоны, я прав?       — Да. Она появилась в неожиданный момент, и почти сразу после этого всех нас перебросило в Тоноак. Мы… бежали. От кого-то, кого они мне побоялись даже назвать.       Фаро издал сквозь седую бороду нервный смешок.       — Бежали? Кто? Аэль Ну’Вир может от кого-то там бежать? Это что, шутка такая? Хреновое у тебя чувство юмора тогда, пушистая гроза. Как, впрочем, и твоя участь отныне, раз тебя угораздило привлечь внимание самого Хозяина Чёрного Солнца.       Крит от удивления выпустила из руки древко своей неизменной нагинаты, и та с глухим стуком ударилась о кафель под ногами наёмницы. Но девушка не обратила на это внимания: немигающий взгляд её сделавшихся словно блюдца широко поставленных глаз сосредоточился на фигуре наставника, а на лице под влиянием произнесённых слов всё отчётливее проступал шок.       — К…как это «Хозяин Чёрного Солнца»? Это же фигура речи, да? Хотя да, я же помню, как мы переместились из третьего измерения в шестое — там луч Чёрного Солнца пробил нам брешь между мирами! Так мне не привиделось, это действительно её рук дело?       Старик с плохо скрываемым волнением кивнул.       — Она исключительно странный офаним. Хотя бы потому что в ней не ощущается ни капли жизни, в то время как все прочие офанимы при всём их могуществе были существами из плоти и крови. Но её сила… Достаточно сказать, что она черпает ничем не ограниченную энергию у мрачного светила и может распоряжаться ею так, как пожелает. Пожелай она мирового господства — и все царства Олдаара падут к её ногам, потому что нет в этом мире силы, способной противостоять её контролю над Чёрным Солнцем.       — Она не показалась мне падким до власти тираном, — неуверенно заметила наёмница. — Но что важнее: откуда ты о ней это знаешь? Я столько времени проторчала с ней, но даже близко не ощутила в ней угрозы. А ты говоришь так, словно уже видишь, как Аэль Ну’Вир сжигает Олдаар в звёздном пламени.       — Потому что я видел, на что она способна в бою, — Фаро поёжился. — Это было похоже, как если бы кто-то провёл ластиком по самой ткани мироздания. Представь себе город-крепость, способный десятилетиями держать оборону и отражать натиск любого технологически развитого по нынешним меркам противника. И вот ты видишь миллионную армию, занявшую позиции в этом городе, затем ты моргаешь — и вот их уже нет. Ни армии, ни города, только зияющая пустота в пространстве, которая постепенно затянется, не оставив после себя даже напоминания. Да это же боем не назовёшь — Аэль Ну’Вир действительно «пришла, увидела, победила», и ей это не стоило вообще никаких усилий.       Глядя на Фаро, наёмница в какой-то момент поняла, что её наставник неосознанно крутит в руках какую-то небольшую тёмную вещицу. Приглядевшись повнимательней, Крит испытала острое ощущение дежавю: по сухим огрубевшим пальцам старика перекатывалась резная шахматная фигура. Девушка в смятении даже перестала дышать, теперь она не сводила глаз с ладоней наставника, постепенно осознавая, что раньше она ни разу не видела у него этой фигурки. Неужели…       — Фаро, — сглотнув вставший в горле ком, позвала престарелого тренера Крит, — только не говори, что ты тоже владелец артефактного оружия.       Старик дёрнулся, будто очнувшись от глубокого сна. Затем опустил глаза на свои ладони, а после как-то нерешительно встретился взглядом с херувимом. У наёмницы защемило сердце — в этом взгляде она внезапно заметила то, чего Фаро прежде никогда ей не показывал. Его лицо выражало так знакомую девушке ношу, порождённую сотворённым грехом: ревущее чувство вины. Выражение глубокого раскаяния, помноженного на осознание невозможности что-либо изменить, не могла скрыть ни одна маска, но как же так вышло, что она, Крит, самая близкая её наставнику душа, прежде не замечала и намёка на испытываемую им скорбь.       — П…почему? Почему ты так смотришь? Что такого ужасного в артефактном оружии, что ты не только скрывал сам факт обладания им, но ещё и очевидно сожалеешь об этом? Я слышала, артефакт сам выбирает себе достойного владельца, так разве тебе — как благородному воину — не следует гордиться, что тебе оказали…       — НЕТ! — резко оборвал херувима Фаро. — Здесь нечем гордиться! Едва ли в этом свете хоть что-то может сравниться по мерзости с этим проклятым оружием! Я не хотел… — вечно бодрый и пропитанный отчитывающими нотками голос наставника сейчас звучал абсолютно блёкло, словно гаснущий огонь глубокого опустошения. Теперь престарелый тренер избегал пересекаться с Крит взглядом, лишь угрюмо глядел перед собой, яростно то сжимая, то разжимая кулак, в котором продолжала лежать шахматная фигурка. — Я ничего не мог сделать, ничего.       — Аэль Ну’Вир как-то связана с тем, о чём ты сейчас так… переживаешь? — осторожно спросила наёмница, крайне ошеломлённая столь яркой эмоциональной вспышкой. Фаро, по-прежнему не глядя на неё, еле заметно кивнул.       — Я столкнулся с ней уже после того, как война закончилась. Тогда мне пришлось использовать это, — он вновь сжал кулак. — Но, как выяснилось, даже с огромной силой невозможно ни предотвратить, ни остановить беспрерывно шагающего по костям Молоха. А она ещё и показала мне цену, уплаченную ради создания этой гадости. Лучше бы она просто прикончила меня, но это меньшее, что я заслуживаю за одно только использование артефакта.       Крит растерянно смотрела на него, не понимая, что ей делать и как реагировать. Она за столько лет как-то привыкла к тому, что в их дуэте учителя и ученика наставник был эдаким голосом разума, неустанно призывающим наёмницу к терпеливости и самоконтролю, не позволяя себе даже срываться на крик в те частые моменты, когда Крит нещадно тормозила и всё делала наперекосяк. А теперь привычная картинка рушилась у неё на глазах, и она оказалась перед этим фактом в совершенно беспомощном состоянии.       Какое-то время они стояли молча, пока Крит не выдержала и спросила прямо:       — Что Аэль Ну’Вир показала тебе тогда?       Фаро сначала медлил с ответом, но всё же нехотя произнёс:       — Ужасную правду. А если быть точным — секрет создания «Шахмат Творения». Оказалось, так называемый герой Подалирианского Конгломерата сразил Мора не из высокоморальных побуждений, а из жажды заполучить источник его силы. А под шумок борьбы всего Олдаара с чокнутым третьим горном основал организацию, выродившуюся в целое государство — АСТ. Про эксперименты Альянса над херувимами и кецлями ты, наверное, в курсе? Именно благодаря им он смог завершить свой арсенал артефактного оружия.       Всё это не могло не привести к следующему витку кровопролития, и итогом VII Континентальной войны помимо колоссального числа жертв стал распад АСТ. Однако его идейный лидер и вдохновитель к великому сожалению не только не сгинул в огне войны, но ещё и приумножил свою личную империю, преобразовав остатки Альянса в некое исследовательское трансгосударственное объединение, рассредоточившееся по всему Олдаару и продолжившее свои кровавые изыскания, прикрывшись на сей раз легендой о стремлении сберечь духовно-генетическое наследие народов всех шести измерений. Натуральная гидра, протянувшая свои щупальца повсюду, насколько хватало глаз, и пустившая корни в государственных аппаратах всех стран.       — Не понимаю. Аэль Ну’Вир и близнецы в один голос утверждали, что называть его героем сродни заблуждению. Теперь и ты заявляешь нечто подобное. Тогда почему его прозвали «героем», и почему Подалирианский Конгломерат им так гордится?       — С чего ты решила, что кто-то гордится этим выродком? — презрительно скривился старик. — Ты же бывала на землях Конгломерата, неужели не обратила внимания, что там нет ни единого памятника в его честь. Да что памятника, ты нигде не сможешь отыскать даже несчастного рисунка, где «герой» был бы увековечен — и это касается не только измерения подалириев.       — А действительно, — Крит в задумчивости куснула указательный палец. — Всё, что я знаю о нём, существует лишь в виде устных легенд и преданий. Внешний вид, имя, оружие — этой информации нет нигде, что заставляет даже усомниться в его существовании. Как такое может быть, что убийца третьего горна Конца Времён просто бесследно… исчез?       — В том и проблема, что этот ублюдок не исчез, а лишь укрылся от нашего внимания. Впрочем, всё ещё оставлять следы в Олдааре ему это не мешает, несмотря на то, что последняя война покончила с его детищем раз и навсегда.       Крит вопросительно склонила голову вбок.       — Ты про… «гидру»? Но ведь артефактное оружие, как ты только что сказал, было завершено ещё в период существования Альянса Северных Территорий?       — Ты неправильно меня поняла, пушистая гроза. В АСТ было положено начало широкомасштабным исследованиям, а в пришедшем ему на смену Институте «Шахматы Творения» укомплектовали недостающими фигурами.       — Секунду, Фаро, — перебила наставника девушка. — «Институт» — это же Институт Третьей Энергии?       Престарелый тренер медленно опустил взгляд, уставившись в лицо наёмнице.       — Верно. А что?       — Если «Шахматы Творения» были завершены в том самом Институте, который уже одиннадцать лет как не существует, а у тебя в пользовании одна их этих фигур, то… Значит ли это, что ты как-то связан с…       Старик рассержено отмёл не успевшее сорваться с губ наёмницы предположение.       — Никогда и ни при каких обстоятельствах я не имел дел с этой поганой «гидрой», и в VIII Континентальной войне я принял участие в том числе ради того, чтобы таких организаций в Олдааре никогда больше не было. Мой артефакт достался мне как наследство от отца, и я до самого разгара войны даже не представлял, что это такое. Это во-первых. Во-вторых, «Шахматы Творения» создавались крайне медленно, фигурка за фигуркой в течение ряда столетий, и всё это время их насыщали энергией крови и страданий миллионов душ, ради чего и АСТ, и ИТЭ прикладывали уйму усилий по поддержанию Олдаара в состоянии войны.       — Очень похоже на то, что близнецы говорили про этого «героя», — вновь перебила старика Крит. — Якобы он стремится взорвать Чёрное Солнце, причинив миру чудовищное количество боли.       Фаро неопределённо хмыкнул.       — Можно сказать, что всё это звенья одной цепи. И куёт её Гавейн Салазар.       Стоило этому имени, словно хлёсткому удару бича, прозвучать в воздухе, как Крит тут же встрепенулась.       — Так вот как его зовут?! Это то самое имя, что Аэль Ну’Вир отказывалась называть мне, покуда война, что ведут эти офанимы, не стала моей? Хм, а так, на первый взгляд, вроде ничего особенного.       Из горла мастера дуэлей Пустошей вырвался усталый вздох.       — То ли самое это имя — ручаться не стану, в конце концов, под ним наш так называемый «герой» известен мне лишь в роли генерального директора Института Третьей Энергии. За свою, к сожалению, долгую жизнь этот ублюдок сменил уйму имён и обличий, и какое из них истинное — поди разбери.       — Очень в духе подалириев, — фыркнула наёмница.       — Меня скорее волнует то, что Аэль Ну’Вир сказала тебе то же, что и мне в нашу первую и последнюю встречу. Дала понять, что вмешается по твоей просьбе, только если ты сделаешь осознанный выбор и выступишь на её стороне, так?       Крит почесала переносицу и утвердительно кивнула:       — Общий смысл именно таков. Хотя не понимаю, чего она так настойчиво отказывалась называть это имя, оно же совершенно заурядное?       — Не скажи, — старик выразительно воздел указательный палец, — имя является крайне важным конструктом, связывающим его носителя с миром. В определённых обстоятельствах знание имени другого существа способно повлиять на ваши жизненные пути самым непредсказуемым образом. Да и в конце концов — лишь имя указывает на факт существования… чего бы то ни было вообще.       — Ну допустим. И что теперь? Я знаю, как ты говоришь, одно из его имён, и выходит, война, что ведёт Аэль Ну’Вир, теперь стала и моей войной?       Фаро с сожалением взглянул в глаза своей воспитанницы.       — Учитывая всё произошедшее, мне кажется, ты давно уже ступила на это поле боя, просто нам — что тогда, что сейчас — не до конца виден масштаб.       Девушка моментально напряглась всем телом, вновь встопорщив свою мягкую шёрстку.       — О чём это ты?       Наставник неторопливым движением вынул из висевшей на поясе его персидского кафтана большой сумки свою записную книжку. Бумажный носитель информации в это время смотрелся уже дико и навевал мысли о ретроградной заскорузлости, однако для Фаро подобное было не прихотью, а следствием его насыщенного военного прошлого, когда особо ценную информацию требовалось сберечь и пронести сквозь преграды и время любым доступным способом. Вот и тут, аккуратно листая страницы, тренер параллельно синхронизировал содержимое многочисленных строчек текста со своим внешним банком памяти, пока, наконец, не нашёл искомое. Вытащив сложенный вдвое небольшой листок из книжки, он протянул его наёмнице.       — Вот, взгляни на это.       Крит, предчувствуя, что там нечто крайне важное, тут же выхватила листок и поспешно развернула его. На бумаге её ждала небольшая надпись из двух слов и невзрачный логотип, изображающий стилизованную чёрную змею, обернувшуюся вокруг двух вложенных друг в друга пятиугольников и пытающуюся поглотить три остроконечные звезды. Надпись на листке гласила: «Ирам Многоколонный».       — Уроборос… — прошептала наёмница. Внезапно в её голове словно ударила молния — она уже видела эту эмблему и слышала эти слова. — Не может быть! Фаро, эти два слова звучат именно так, как расшифровывается руническое клеймо на моём кибермозге! Правда, я по-прежнему не могу произнести их вслух…       — Угу, Белл рассказал мне о вашем последнем разговоре. Есть ещё кое-что — если ты помнишь, наша гильдия обнаружила тебя у памятника первому горну Конца Времён, и на тебе тогда был надет комбинезон. Весь драный, грязный, от которого ты поспешила избавиться, едва попала ко мне.       — Правда, что ли? — недоверчиво покосилась на него Крит. — Я же терпеть не могу подобные штуки, с чего бы мне быть одетой во что-то… такое?       — Не помнишь? — наставник озадаченно почесал свою седую бороду. — Впрочем, я тогда посчитал, что будет не совсем разумно отправлять на помойку вещь, которая, вполне вероятно, могла оказаться связующей ниточкой с твоим прошлым, и прибрал комбинезон себе. Если ты более-менее пришла в себя, то давай-ка вернёмся в мой кабинет — мне кажется, сейчас ты должна посмотреть на то, что я обнаружил, пока тебя не было.       — Погоди, Фаро, откуда у тебя эта бумажка? — наёмница потрясла листком перед испещрённым шрамами лицом старика. Тот чуть наклонился и шепнул девушке на ухо:       — Я получил её от Регины.       Лицо Крит исказила судорога.       — Как… как она?       — Ну, — Фаро мягко положил руку на плечо девушке, — не так плохо, как могло бы быть. Старайся не думать об этом.       Наёмница горько усмехнулась.       — Разве можно не думать о том, что ты погубила чей-то смысл жизни. Она так убивалась по Ферзю — я никогда прежде не видела, чтобы человека настолько поглотило горе. А сколько ненависти было в её взгляде, Фаро, ты бы видел…       Глаза маленького херувима затуманились болью, её сознание вновь захлестнуло невыносимое чувство. На не подгибающихся ногах она подошла к столу, возле которого на полу валялась выпавшая из её рук нагината, однако, вместо того чтобы наклониться и поднять своё излюбленное оружие, Крит вдруг замерла.       — Почему Регина отдала тебе это? Уж точно не из желания помочь, ты же знаешь, как сильно она желает моей смерти. Где ты успел встретиться с ней?       — Она не сказала о своих мотивах, — коротко покачал головой старик. — А меня она навестила лично, чтобы предупредить об одном неприятном событии, ну и заодно отдала этот листок.       — Видимо, это меня опять не касается? — со слегка заметным раздражением уточнила девушка. От её внимания не ускользнуло, что наставник в очередной раз общается с ней недомолвками, когда разговор заходит о чём-то потенциально для неё опасном. Однако Фаро остался невозмутим и спокойно проговорил:       — Сейчас есть вещи намного более важные, пушистая гроза. Пойдём.       Крит открыла было рот, но тут же сомкнула челюсти обратно — до неё дошло, что из-за своего всплеска «рациональной глухоты», подпитываемой исключительно негативными эмоциями из болезненных воспоминаний, она едва ли осилит спор с наставником. Заткнув нагинату за спину, она молча последовала за стариком в его персональную обитель.       Кабинет наставника встретил Крит тяжёлой смесью запахов каких-то специй, лаванды, табака и подалирианской холемы, в больших количествах растущей в цветочных горшках на множестве поверхностей. Чувствительный нос херувима мгновенно втянулся вглубь лица, спрятавшись за зефирно-розовой шерстью, ибо выдержать давление столь неприятно ярких запахов, которые для девушки всё равно что миазмы, ни один херувим был бы не в силах. Дополнительно прикрыв нос ладошкой, она недовольно буркнула, что старику не помешало бы привести в порядок систему вентиляции, потому как в этой газовой камере не то что работать — банально находиться просто невыносимо. Фаро привычно махнул рукой, заверив свою воспитанницу, что непременно озаботится этой проблемой, но потом.       — Не понимаю, как ты вообще ухитряешься так рьяно следить за чистотой вокруг себя, но при этом спокойно терпишь подобную вонищу? — прогундосила Крит. На что старик лишь пожал плечами и указал рукой на открытое окно, всем своим видом показывая, что он сделал всё от него зависящее, а в остальном ему вполне комфортно. Продолжая недовольно бухтеть, наёмница подошла к окну и тут же с ногами взгромоздилась на подоконник, предусмотрительно сняв со спины оружие. Кое-как расположившись среди плотно расставленных горшков с растительностью, Крит высунула голову в окно, активно хватая ртом свежий воздух.       Фаро тем временем копался у себя в шкафах, где лежали его многочисленные вещи из разряда «когда-нибудь это всё обязательно пригодится», так что возмущению наёмницы никто не оказал внимания. Впрочем, обделённой Крит оставалась недолго — наставник окликнул её, показывая на завёрнутую в пакет ткань белоснежного цвета.       — Нашёл я этот комбинезон. Вот, гляди, какая любопытная вязь идёт по швам.       Крит глубоко вдохнула, пряча нос, и слезла с подоконника. В руках Фаро она увидела одежду из необычной ткани, которая, несмотря на пострадавшую целостность, продолжала сохранять первозданную белизну. Исчерченная многочисленными швами, она напоминала шкуру какого-нибудь животного, и вдоль этих швов действительно шла какая-то непрерывная вязь. Присмотревшись внимательнее, наёмница различила текст: «№12-181020».       — Какой-то номер. И что?       — Ты сюда посмотри, — Фаро вывернул воротник комбинезона, на котором отчётливо чернело руническое клеймо со словом «ИРАМ» в центре. — Такое же, не так ли?       Крит взяла ткань в руки и тщательно осмотрела клеймо. Ромб, пересечённый тремя линиями, алгебраические символы вокруг него, надпись… Вне всяких сомнений, клеймо совершенно идентичное тому, что было высечено на корпусе кибермозга девушки.       — Оно не единственное, на внутренней стороне рукавов также по аналогичному клейму, а ещё, — Фаро вывернул комбинезон ещё больше, обнажив внутреннюю сторону грудной секции, — напротив солнечного сплетения вшита та же эмблема.       Рука наёмницы, держащая листок, переданный Региной, поднялась на уровень глаз. Та же чёрная змея, пожирающая звёзды.       — Как это понимать? Ты знал об этой эмблеме раньше?       Старик отрицательно покачал головой.       — Я тогда не уделил этому должного внимания, да и не тем были заняты мои мысли: около года ушло на то, чтобы хотя б на ноги тебя поставить. А потом как-то забылось, да и ты больше вовлекала в свои поиски Ферзя, чем меня, так что…       — Погоди, Фаро, уж не хочешь ли ты сказать, что Регина достала эту бумажку из архива Ферзя? — взгляд наёмницы, устремлённый на листок в её руке, неуловимо изменился. На дне сиреневых глаз заплескалась столь редкая для Крит нежность, отчего даже Фаро на миг замер, не решаясь своим ответом потревожить воззвавшее к её сердцу чувство. Но затем всё же тихо произнёс:       — Возможно. Когда Регина покинула Белую Ленту, она забрала с собой кое-что из личных вещей Ферзя, в том числе его исследовательские материалы. Об этом тебе… лучше спросить её саму.       Глаза Крит испуганно расширились.       — Я не смогу. Не хочу причинить ей боль.       Старик с трудом присел на корточки рядом с херувимом и взял её ладонь в свои руки, ощутив при этом, как девушка мелко дрожит всем телом. Аккуратно сжав пушистую кисть, он уверенно произнёс:       — Девочка моя, ты даже не представляешь, насколько большое и доброе твоё сердце. Эту боль лишь оно сможет вместить в себя без остатка, отчего ты станешь только сильнее. Знаю, как безжалостно обошлась с тобой судьба, однако не нужно закрываться в собственном прошлом: позволь этой боли пройти через себя, позволь себе пережить её. Пережить и оставить позади.       С сожалением вздохнув, Крит положила на ладонь старика свободную руку и с тоской заметила:       — Мне жаль, Фаро, но это невозможно. Пусть я стала наёмной убийцей, потому что это единственный понятный мне путь, мне никогда не оставить боль позади, ведь она — моё наказание.       — Не надо быть такой жестокой с собой, Крит, — наставник с состраданием поднял на неё золотистые глаза, — ты ведь заслуживаешь счастья ничуть не меньше прочих. Зачем ты так?       Но Крит лишь молча высвободила свою руку и отошла обратно к окну, показывая, что обсуждать эту тему она не будет. Фаро печально смотрел ей в спину некоторое время, но затем выпрямился и вернулся к разговору о комбинезоне.       — Ладно, о чём у нас шла речь, так… А, вот: помимо номера вдоль швов, эмблемы и трёх рун в комбезе остаётся ещё один мостик к тайне твоего прошлого. Когда Регина отдала мне листок, и я увидел уробороса, в моей памяти моментально всплыла эта штука, и пока ты была в отключке, я изучил её вдоль и поперёк.       Девушка моментально переключила своё внимание на Фаро, вперившись взглядом в болтающийся на его руке комбинезон.       — Ну же, не томи, что ты нашёл? — нетерпеливо заёрзала наёмница. Фаро кивнул и подошёл к одному из своих столов с обширным ботаническим инвентарём, в числе которого каким-то чудом оказался внушительных размеров электронный микроскоп. Моментально всё поняв, Крит сползла с подоконника и подошла к столу, жадно поедая Фаро глазами.       Фаро разложил ткань на столе, разместив один сегмент под излучатель микроскопа, после чего включил дисплей и сфокусировал пучок частиц на поверхности комбинезона. По мере того, как микроскоп анализировал волокна ткани, на дисплее построчно проявлялось изображение с результатами, и от увиденного Крит просто подавилась.       — Я одна это вижу? — зайдясь в кашле, просипела наёмница. Фаро протянул ей стоявший неподалёку стакан с водой.       — Или у нас одна галлюцинация на двоих, или волокна ткани комбинезона действительно состоят из микрокабелей.       — Да нет же, я про надпись на изоляции!       И действительно, каждый микрокабель был с дотошным тщанием промаркирован одной многократно повторяющейся фразой: «Неотчуждаемая собственность проекта «Обер-Солдат».       — Анализ в Сети не принёс результатов, — задумчиво прокомментировал это старик. — Я поднимал кое-какие старые армейские архивы ВДОН, которые касались оружейных проектов ещё довоенного поколения, но не нашёл ни единого упоминания чего-то с названием «Обер-Солдат». Правда, у меня нет доступа к полной базе данных, с таким запросом лучше обратиться в «Тевтон».       — Почему что-то подобное было на мне, Фаро? — Крит растерянно смотрела на старика, совершенно не понимая, в какую сторону ей устремлять мысль. Вернее, херувим отлично понимала, чем пахнет вся эта ситуация, и из-за отчаянного нежелания сталкиваться лицом к лицу с правдой мыслительный процесс наёмницы сковал ступор.       — Ну, возможно, ты работала на какую-то корпорацию, скорее всего, военную, — выдал висевшее в воздухе предположение Фаро. — Возможно также, что VIII Континентальная война положила конец этой работе, а сама корпорация в связи с этим перестала существовать. Вполне допускаю, что твои проблемы с памятью как-то связаны с системой защиты корпоративной тайны, которую транснациональные корпорации массово внедряли среди своих сотрудников ещё задолго до последней войны…       — Я НЕ могла работать ни на какую корпорацию, никогда! — взвилась девушка. — Предположи что-нибудь другое, а вот это вот, — Крит дрожащей от негодования рукой указала на комбез, — просто немыслимо!       Фаро примирительно поднял руки.       — Хорошо-хорошо, не переживай, есть ещё вариант. Ты могла быть частью миротворческого контингента О’леон Рхаъаш, который действовал под началом регулярной армии ВДОН задолго до последней войны. Знаю, что множество солдат этого контингента приняли участие в обширной программе по улучшению боевых качеств путём внедрения в свои тела биомеханических компонентов, в том числе с полной заменой внутренних органов и глубокой модификацией нейронной матрицы. Там поучаствовали разные корпорации, выделяя технологии и материалы в рамках госконтракта, они же могли попытаться защитить свою интеллектуальную собственность от попыток обратного инжиниринга. И они же могли наложить ограничения на отдел воспоминаний в кибермозге, из-за чего ты просто не помнишь ничего далее одиннадцати лет назад.       — Но подтверждений тому ты тоже не видишь? — хмуро заметила наёмница. Фаро развёл руками.       — Для многих после войны история началась заново — в смысле, были же утрачены многие архивы, в том числе номенклатурная и исследовательская базы в куче сфер. Я уже не говорю о всяческих досье на солдат и ключевых личностей на постах — проверить всё это сейчас банально не представляется возможным.       — А как бы ты попытался объяснить мои приступы? И… то, из-за чего… не стало Ферзя?       Старик, в раздумьях теребя шнурок от своей безразмерной сумки на поясе, после секундной паузы ответил:       — За эти годы мы перебрали массу идей, и что у меня, что у Белла с Ферзём были свои мнения на этот счёт. Но в одном мы сходились — ты каким-то образом стала центром незавершённой реакции преобразования, непрекращающееся действие которой выполняет что-то вроде функции кокона: ты словно находишься в изолированном от окружающего мира поле.       — Типа силовой барьер или что? — с недоумением восприняла эту информацию Крит. — Что-то я не припомню, чтобы в сражениях это хоть как-то проявлялось: прилетало мне с завидной регулярностью, и безболезненными подобные фиаско мне не казались ни разу.       — Так и не должно было проявляться, — наставник поскрёб свой тянущийся от левого уголка губ до левого глаза старый шрам, внимательно смотря в лицо девушке. — Такие вещи при всей их редкости используются, как правило, чтобы защитить что-то или кого-то от сильного воздействия нематериальной природы. Некоторые особо сильные алхимики прибегают к таким ухищрениям, когда работают с очень чувствительными артефактами, во избежание искажения результатов исследования.       — Особо сильные? То есть не всякому алхимику такое по зубам? — не поняла наёмница. Её наставник утвердительно покрутил в воздухе пальцем.       — Вроде того. Правда, для одиночных исследователей эта штука малополезна, в основном её применяют при командной работе, поскольку она требует колоссальных затрат энергии.       Крит замялась.       — А какой смысл был применять эту реакцию на мне? Для чего?       — Либо тебя хотели таким образом защитить, но мне подобное решение видится сомнительным: всё же, будучи использованной на живых существах, эта техника проявляет себя нестабильно, и последствия спрогнозировать всегда очень трудно. Больше вреда, чем толку, короче. Либо же изначально ты попала под воздействие какой-то другой реакции преобразования, которая пошла не по сценарию и привела к таком результату. Но на твоём месте я бы волновался не из-за причин, а из-за невозможности идентифицировать конкретно твою реакцию преобразования.       — Манштейн выразился примерно так же, когда исследовал мои печати-татуировки, — Крит по привычке принялась грызть большой палец. — Он сказал, что без информации о назначении и типе реакции невозможно её ни завершить, ни обратить вспять. Так что даже от самого прославленного алхимика я ушла несолоно хлебавши. Потому и хочу выяснить причину, ведь в ней может быть решение моей проблемы. А кроме того…       Крит замолкла на полуслове. Но ей не пришлось продолжать — наставник сразу уловил ход её мыслей.       — Да, скорее всего, это всё не имеет отношения к причинам, по которым погиб Ферзь. Потому как одно из двух: или ты оказалась в средоточии незавершённой реакции непрерывного цикла, что никак не могло причинить физический вред физическому же существу. Или твоё тело попало под влияние уже разрушительной для него алхимии, но тогда на нём были бы видны признаки трупного разложения, и сама ты не смогла бы прожить столько лет. Так что здесь явно есть что-то ещё.       — Что ж… Выходит, пока нужно копать в направлении секретов армии и связанных с ней корпораций, — перестала кусать многострадальный палец Крит. — Всё связанное с проектом «Обер-Солдат», чем бы он ни был.       — Что насчёт уробороса? — Фаро постучал огрубевшими пальцами по чёрной змее на комбинезоне. — Я не смог найти ничего, что хотя бы отдалённо напоминало эту эмблему, так что даже не знаю, с чего тут можно начать.       Крит вновь развернула бумажку, которую всё это время продолжала держать в руках, и хмыкнула:       — Интересно, откуда Ферзь узнал о нём и почему связал с моим клеймом — комбинезон же он, как я понимаю, в глаза не видел? Значит, он нашёл что-то кроме уробороса.       — Почему ты так думаешь?       — Белл отдал мне составленный им список, — Крит лёгким движением пушистого пальца по виску отослала наставнику оцифрованный файл. — Здесь всё так или иначе имеет отношение к руническому клейму, если верить словам Белла.       Старик слегка прикрыл глаза, анализируя полученный перечень. В конце он с нескрываемым удивлением посмотрел на свою воспитанницу.       — Что в этом списке делает Сад потерянной надежды? Это же давно заброшенный мемориальный комплекс где-то к югу от Традесканции, что там может быть… Вот это да! — выражение лица Фаро вдруг изменилось, словно он стал свидетелем по меньшей мере падения неба на землю. — Селурвик Благочестивый! Ну конечно!       Наёмница ошарашенно уставилась на старика.       — Что? При чём здесь первый горн Конца Времён?       — Да при том, что это он построил Сад, и именно его считают покровителем твоей расы, — Фаро ткнул пальцем в сторону наёмницы. — Более того, ходят даже слухи, что это Селурвик Благочестивый и создал вас, херувимов. Вот кто точно мог бы тебе помочь!       — А разве первый горн не исчез одиннадцать лет назад? — всё ещё недоумевая, спросила Крит. — Он и в прежние-то времена снискал себе статус затворника, а как грянула последняя война, так и вовсе…       — М-да, тут ты права, — вздохнул Фаро. — Его и впрямь давно никто не видел, а ведь до войны он всегда хоть раз в год, но появлялся на праздновании возрождения Олдаара. Из всех поводов для торжества он уважал лишь уничтожение третьего горна Конца Времён — Мора — после которого в Олдааре на долгие годы настал мир. В общем-то лишь в этот день его можно было встретить среди жителей всех шести измерений, причём он как-то успевал посетить и мир людей, и империю титанов, и пустынный край подалириев, и свободолюбивых кецлей, и редкие общины херувимов вокруг Древа Звёзд, и, наконец, ядовитое измерение энцеладов. Везде ему были рады.       — Не сомневаюсь, раз уж даже на главной площади Терры ему целый монумент воздвигли, — с заметным уважением в голосе прокомментировала эту историческую справку наёмница. — Он был величайшим воином и миротворцем в истории. Правда, никак в толк не возьму, чего это его памятник называется «Свет Меридиана»? Меридиан же — измерение энцеладов, откуда такое внимание именно к ним?       Престарелый тренер слегка улыбнулся и сказал:       — Просто Селурвик Благочестивый родом из их измерения, а кроме того VII Континентальная война закончилась лишь с его вмешательством. Он спас неисчислимое множество жизней, чем заслужил всеобщий почёт и даже любовь. Древнейший офаним, он единственный из этих существ считался с простыми смертными и старался оберегать жителей Олдаара от непоправимых ошибок.       — А чего его все называют ни много ни мало «первым горном Конца Времён»? Как-то не ассоциируется он у меня с Апокалипсисом, — удивлённо вскинула брови девушка.       — Без понятия, — Фаро как-то неопределённо повёл плечами, аккуратно сворачивая разодранный комбинезон и укладывая его в пакет. — Да и мне как-то без разницы, мне вполне достаточно того, что я знаю его как «благочестивого», как подлинного героя Олдаара.       — Хм. А как первый горн связан с этим, как его… «Садом»? С чего бы Ферзю связывать этот комплекс с моим клеймом?       Поискав глазами, куда бы временно пристроить пакет с исторической тканью, Фаро молча подошёл к тяжёлому, возвышающемуся на две головы над ним сейфу и аккуратно поместил свёрнутый комбинезон в единственную свободную нишу у самого пола. Затем медленно закрыл массивную дверь, которая тут же блокировалась с характерным металлическим скрежетом. Девушка всё это время напряжённо ждала его ответа, короткими движениями укладывая вновь распавшиеся по её плечам изумрудные пряди в небрежный хвост. Убедившись, что сейф точно полностью заперт, наставник юного херувима повернулся к ней и, наконец, ответил:       — Я думал, ты знаешь. Селурвик Благочестивый проявлял особое отношение к забытым и никому не нужным жителям Олдаара, а потому возвёл на дальних рубежах большой мемориальный комплекс, объявив его миссией заботу об одиноких и неприкаянных душах, что при жизни не смогли обрести семью, не оставив после себя тех, кто помнил бы их. Первый горн назвал его «Садом потерянной надежды» и столетиями странствовал по миру, собирая под своё крыло истории о жизнях таких душ, а после их смерти уже возвращался в Сад с различными памятными вещами и… прахом.       — Прахом?       — Да, Селурвик Благочестивый узнавал, когда одинокая душа умирала, и забирал её прах, а также одну вещь, которая имела для этой души существенное значение при жизни, что-то такое, в чём сосредотачивались воспоминания. Это могло быть какое-нибудь украшение, игрушка, предмет быта, растение — в общем, всё что угодно.       — И нужно ему это было, чтобы…       — Всё это первый горн делал, чтобы разместить оставленные душой вещь и прах в своём Саду, увековечив их там саженцем дерева с неутихающей грёзой. Покуда дерево живо, каждый может прикоснуться к нему и увидеть всю жизнь одинокой души, и память о ней пронесётся через тысячелетия. В своё время Сад потерянной надежды пользовался вниманием большого количества творческих личностей — в конце концов, что может вдохновлять больше, чем история жизней таких разных созданий, что населяли наш мир.       В кабинете тренера по искусству дуэлей Пустошей воцарилась робкая тишина. Резко погрустневшая Крит молча размышляла над только что услышанным, в момент позабыв о собственных проблемах. Она настолько погрузилась в себя, что даже не заметила, как Фаро, по-отечески улыбаясь сквозь седую бороду, смотрит на неё.       — Вы бы с ним точно нашли общий язык, пушистая гроза, — тихонько произнёс наставник. — Думаешь, я не знаю о твоих журавликах?       Наёмница, чьи и без того большие глаза укрупнились от этих слов ещё больше, как-то сжалась и нерешительно подняла взгляд. Старик с теплотой в глазах разглядывал её печально-встревоженное лицо, еле заметно кивая.       — Девятьсот девяносто семь, если я правильно помню. Тяжёлое ты на себя взвалила бремя, Крит, тяжёлое. Даже тех, кто ненавидел тебя и пытался убить, ты не желаешь забывать, ведь именно твой клинок оборвал их жизни. Хочешь помнить их всех, чтобы оставаться готовой к смерти и в тот самый момент понимать — за что… Что бы ты о себе ни думала, твоё сердце — это сердце настоящего воина.       Ещё мгновение после этих слов Крит сидела неподвижно, но затем резко спрятала своё лицо в ладони.       — Ты не понимаешь, Фаро… Я всего лишь…       — …Тебе страшно, что ты можешь исчезнуть из мировой памяти, — наставник мягко, но крепко прижал к себе херувима, обняв её. — Боишься, что однажды не останется никого, кто смог бы подтвердить твоё существование, кому твоё имя открывало бы факт твоей жизни.       Прежде тактильно неприступная и с упорством параноика оберегающая личное пространство девушка внезапно задрожала всем телом, уткнувшись лицом в большой тёплый живот старика. Хрупкие на вид плечи свирепой наёмной убийцы начали содрогаться от беззвучных рыданий. Крит при всём желании не могла определить, почему она так стремительно утратила контроль над собственными эмоциями: или от осознания, что её страхи всплыли на поверхность, или что в её жизни есть место человеку, которому она дорога настолько, что он способен понять её чувства без слов. Понять, но что самое важное — принять. Без дополнительных условий, не из соображений личной выгоды, а только потому, что это просто она. Потерявшийся херувим с зефирно-розовой шёрсткой.       Жёсткие пальцы со всей доступной старику нежностью неторопливо гладили макушку плачущей наёмницы, пока та, сбросив колючую маску, изо всех сил прижималась к Фаро. А он лишь молча продолжал делать то, что в принципе сделать мог только наставник: в трудный момент быть рядом.       — Никогда… — вдруг прошептал старик, глядя сгущающиеся за окном сумерки. Всё ещё всхлипывающая Крит подняла мокрые, оттенка прекрасной сирени глаза и посмотрела ему в лицо.       — Я никогда не оставлю тебя, — всё так же шёпотом продолжал говорить Фаро, не отрываясь от сумрака и не замечая её взгляда. — Ты не будешь нести это бремя одна. Не позволю… не позволю.       — Я рада… — вырвалось у девушки с коротким вздохом. Фаро часто заморгал, отбирая своё внимание у разбежавшихся мыслей. Золотистые глаза человека встретились взглядом с сиреневым взором херувима, и на мгновение вновь воцарилась тишина.       — Ты есть в моей жизни, — так же шёпотом продолжила Крит. — Разве могу я даже мечтать о большем? Никто не сделал для меня и сотой части твоих усилий, никто не заботился обо мне больше твоего. Я навечно в долгу у тебя, наставник.       Тёплая улыбка снова тронула уголки губ старика.       — Не воспринимай это как долг, думай об этом как о необходимой ступеньке на твоём продолжающемся восхождении к Истине. И да, ты не только можешь, но и должна мечтать о большем — только так воин научится лучше понимать собственную душу и сможет зажечь в истории Олдаара неугасимое пламя собственной истории! Если кому и по силам такое, так это тебе, Крит. Вне всяких сомнений, твоё будущее принадлежит лишь тебе одной.       Вытирая мокрую шёрстку пальцами, Крит слабо улыбнулась. И хотя в голове продолжала предательски звенеть мысль «я этого не заслуживаю!», слова и действия Фаро неизменно оказывали на девушку своё жизнеутверждающее действие. Она стала успокаиваться, её дыхание, более не нарушаемое сбивчивым рыданием, постепенно выровнялось, покрасневшие от слёз глаза вернулись к здоровому блеску. Однако понимая, что совсем скоро власть над ней вновь возьмут страх близости и обострённая тяга к независимости, Крит не спешила выбираться из объятий старика — тем сильнее она ценила в глубине души эти моменты полной беззащитности, чем реже они случались. Фаро же, зная, какого количества внутренних договоров стоила ей эта беззащитность, не спешил вытолкнуть свою подопечную в холодный мир социальной дистанции.       Как и всё хорошее, идиллия не могла длиться вечно: Крит в итоге вернулась к своему обычному состоянию тревожной меланхолии, а Фаро — к необходимости закончить обсуждение наследия первого горна Конца Времён.       — Сад потерянной надежды — особенное место. Пускай за прошедшее десятилетие в отсутствие создателя комплекс пришёл в упадок, он всё ещё тянет к себе людей. Учитывая, сколько историй там сохранено, велик шанс отыскать пересечения с твоей собственной.       Наставник подошёл к терминалу у входа и активировал световые панели вдоль стен. Ночной полумрак с улицы уже прокрался в кабинет, и без освещения Фаро и Крит рисковали ненароком столкнуться лбами по пути наружу. Сама Крит уже привела в порядок свои волосы, накинула плащ и защёлкнула пояс с нехитрым наёмническим арсеналом.       — Хочешь, чтобы я туда съездила?       — Настаиваю. Мне кажется, Ферзь внёс Сад в список не из-за его связи с руническим клеймом, которую, кстати, тоже нужно будет проверить. Кроме того, я считаю, что будет недостаточно ехать туда только на основании списка и полученной от Регины бумажки — ты должна навестить её и попросить доступ к личному архиву Ферзя.       Крит поморщилась. Сама мысль увидеть Регину казалась ей невыносимой.       — Она же прикончит меня, едва я появлюсь у неё на пороге.       — Как? Ты прославленная наёмница с отменными рефлексами, а она — слабый человек, хромой инвалид, к тому же. Кто кого бояться должен?       — Не она, так её виртуальная помощница, Мара, натравит на меня своих дроидов, — фыркнула девушка. — Ты же помнишь, что у неё не дом, а целая боевая база. Из говна и палок, конечно, но всё же.       Старик неодобрительно покосился на неё.       — Вот только прибедняться не надо, я тебя и не с такими угрозами управляться учил. И ведь научил же. В общем, я уже предупредил Мару, что завтра ты нанесёшь её хозяйке визит. Надеюсь, ты не поставишь меня в неловкое положение поводом для слухов о том, что я бросаю слова на ветер.       — Пользуешься своим положением, как не стыдно! — то ли возмущённо, то ли раздосадовано воскликнула Крит. — А ты не в курсе, она сделала как хотела то… ну…       Фаро осторожно приземлился на табурет, отчего тот натужно скрипнул.       — Домашний колумбарий? Да, я видел его. Ферзь бы одобрил, да и ты, думаю, не останешься равнодушна. Завтра утром зайди ко мне, я соберу тебе хороший букет из чёрных лилий, возьмёшь с собой как подношение.       Наёмница немного исподлобья обвела взглядом раскинувшуюся по кабинету старика растительность. Названных цветов среди них не нашлось.       — А где?       — Не здесь, — тут же отреагировал Фаро. — Цветы мне доставят уже после полуночи, путь от Альфитона всё ж не близкий.       — Ты до сих пор не смог приспособить их к домашней оранжерее? — Крит изо всех сил пыталась не возвращаться к болезненной для неё теме. Однако когда Фаро вспоминал, что регалии наставника с него никто не снимал, то становился неумолимым.       — Крит, не нужно бежать от себя. Я же не прошу тебя поселиться у Регины — один раз, всего одно посещение, но ты должна там побывать.       Херувим заискивающе всмотрелась в глаза старика, но к своему разочарованию не увидела на их дне ничего, кроме железной решимости вкупе с готовностью столкнуть лбами Крит и её страх. А это даже как-то… навевает воспоминания о первых годах её обучения.       Что ж, двум смертям не бывать. К тому же сейчас у неё в голове почему-то всплыли недавние слова Белла: «Думаешь, это отсрочка будет длиться вечно?»       — Вот же зараза! — сердито выпалила Крит. И тут же ей пришлось уворачиваться от стремительно летящего в голову подзатыльника. — Эй!       — Не выражаться тут мне, — наставник с очень серьёзным выражением всматривался в лицо Крит, ища там повод для ещё одной оплеухи. Справедливо решив, что старика сейчас лучше не злить, Крит смиренно склонилась перед Фаро.       — Слушаюсь и повинуюсь, наставник.       — Вот так бы сразу. В следующий раз заставлю отстойники Колизея выгребать, пустишь корни там на неделю минимум, — Фаро ворчал, но в его глазах вовсю плясали весёлые искорки. Крит моментально приняла скорбный вид.       — Упаси Гармония, уж лучше в ядро Чёрного Солнца!       Наставник некоторое время пристально разглядывал её невинную мордашку с высоты своего роста, но в итоге не выдержал  и усмехнулся.       — Ну-ну. Камера-ревитализатор ждёт тебя, юный херувим, завтра предстоит долгий день. И вне зависимости от того, что он принесёт, встречать его дары лучше со свежей головой.       Крит охотно закивала. Она уже точно знала, что спать не ляжет — после стольких-то часов отключки. Однако Фаро, казалось, наперёд знал её мысли, потому что вскользь заметил:       — Под свежей головой я также подразумеваю и свежесть запаха. Камера уже настроена на интенсивную очистку, микромашины заряжены и готовы отдраить до блеска даже твою душу. Давай топай в медблок, твоё тело нуждается в уходе и заботе. Поэтому будь добра, не делай хуже себе и не расстраивай меня.       Наёмница подняла было палец, надеясь ещё что-то сказать, но Фаро одним взглядом дал понять, что его терпение на исходе, и подтолкнул херувима к выходу. Дождавшись, пока за ней захлопнется дверь, она ещё некоторое время простояла в нерешительности, взвешивая все «за» и «против», но в итоге решила не искушать судьбу и бесшумно поплелась в сторону санчасти Колизея.