I'll be your song when the dance is over

      Предрождественские традиционные контрольные работы больно надавили на горло и лишний раз напомнили всем студентам, что они ни черта не готовы к аттестации по Стандартам Обучения Волшебству. Профессора определённо решили задать им жару, чтобы вдохнуть в юные сердца, горящие желанием заниматься чем угодно, кроме учёбы, немного серьёзного отношения к своему будущему.       — Вы же не собираетесь в следующем году в профильный класс по зельеварению, мисс Лестер? — Снейп, постоянно щурясь, рассматривал на свету факела её пробирку с зельем, с которым, кроме неё, справилась меньшая часть аудитории. Алиса знала, что с её работой всё хорошо и что профессору не удастся найти там изъянов даже при огромном желании. Она видела на его столе большую колбу с зельем-образцом — её зелье отличалось только тем, что было приготовлено позже.       — Собираюсь, профессор, — промурлыкала Алиса. И улыбнулась. Она перестала бояться профессора зельеварения на курсе так третьем, когда поняла, что его колкие фразочки и странные методы преподавания — всего лишь то, что остаётся за дверьми класса и из-за чего не стоит слишком сильно переживать. Тем более, что сам предмет ей даётся более, чем хорошо, в отличии от той же трансфигурации — Алисе с трудом удавалось изменять предметы с помощью палочки, а привычной невербальной магией злоупотреблять не рекомендуется.       В классе повисла тишина. Снейп смерил её холодным взглядом смоляных глаз, который Алиса стойко выдержала.       — Сомневаюсь, что вам стоит пытаться, — проговорил он чётко и твёрдо.       — Почему?       — Вы знаете, какую оценку вам стоит получить на СОВ, чтобы я просто позволил вам записать своё имя в список желающих попасть на углублённое изучение моего предмета, даже не на то, чтобы позволил остаться?       — «Превосходно», сэр, — смело ответила Алиса. — У меня будет такая оценка.       Снейп чуть дёрнул губами, сощурился, но ничего не сказал. Ни ей, ни её зелью.       Алиса чувствовала себя королевой. Она собирала вещи в сумку после звонка, зная, что как только выйдет из класса, кто-то из Уизли или Джордан снова отпустит шуточку про то, что они со Снейпом ведут себя как супружеская пара, которая собирается разводиться… Она знала, что промежуточный зачёт по зельеварению у неё в кармане.       А потом Патти Стимптон, проходя мимо стола, где стояли готовые зелья, в том числе зелье Алисы, задела край подноса… Всё оказалось на полу, разумеется. Всё до единой пробирки. Вернее, до единого осколка стекла и до единой капли…       Там было не только её зелье, там были зелья всего курса — ну, тех, кто с ними справился. И Снейп мог собрать всё это волшебной палочкой. Он мог наорать на Стимптон, на эту неуклюжую курицу. Он мог снять баллы с Гриффиндора, как он это любит! Разумеется, ничего из этого Снейп не сделал.       — Лестер, раз вас так увлекает мой предмет, я жду от вас до начала каникул ещё один экземпляр вашего зелья, — плохо скрывая удовольствие, произнёс Снейп. Алиса мысленно закипала. Она варила это зелье на протяжении двух занятий и лично настаивала два ингредиента. У Лестер был готов целый котёл, и она сейчас могла бы просто набрать ещё одну пробирку, но Снейп минутой ранее осушил все котлы… И, конечно же, он знал, что она просто физически не успеет заново подготовить ингредиенты и сварить новое зелье.       В подземельях всегда было так тепло?       Снейп приподнял бровь, когда она попробовала пронзить его своим проницательным взглядом.       — А чего вы хотите в таком случае от моего профильного класса, Лестер?       Профессор праздновал своё личное Рождество.       Алиса ничего ему не сдала. Снейп снизил ей баллы за семестровую аттестацию почти вдвое. И ведь дело было не в оценке, не в том, что: «Сдалось тебе это профильное зельеварение!» или в том, что: «Он просто кретин, ты же сама понимаешь!», а в том, что это стало жирной завершающей точкой в году, который заканчивался ужасно. Последняя капля.       Поэтому, когда начались каникулы, Алиса с огромным удовольствием выкатила свой чемодан в гостиную, сверху поставив пустую клетку Геры. Птица крайне плохо себя вела в последнее время, поэтому её хозяйка заявила, что она не желает слушать крики избалованной совы и хочет, чтобы животное само добиралось до дома, а не в очередной раз пользовалось её добротой. Перед отлётом Гера больно клюнула её в щёку, так что теперь на коже под левым глазом была небольшая вмятина, которая слегка кровоточила, а вокруг наливался синяк. Скрыть его никак не получалось — сова своё дело знала отменно.       — Что, Вуд и здесь решил оставить засос, а, Лис? — задорно спросил Кеннет, сидя на спинке дивана и с наглой ухмылкой тыча пальцем в её сторону. Алиса мигом сделала страшный взгляд, насупив брови, на что тот присвистнул.       — Иди ты, Кен, — не помедлила Лестер и, поджав губы, прошла мимо него. Ей осточертели однообразные шуточки однокурсника, у которого напрочь отсутствовала фантазия.       В гостиной собрались почти все гриффиндорцы: они прощались, обнимались, пожимали друг другу руки и желали счастливого Рождества. Весело потрескивал большой камин, почти всё пространство пола было занято чемоданами и сумками. Алиса искала в толпе Гарри — хотела попрощаться и с ним перед отбытием и пожелать счастливого Рождества, ведь она знала, что тот остаётся в Хогвартсе.       Вместо этого она нашла близнецов.       — Это что? — хмуро спросил Фред, кивая на её щёку. Алиса раздражённо потёрла пальцами больное место, отчего стало ещё больнее.       — Для Таулера — это засос, — буркнула она.       — Честно говоря, изначально я так и подумал, — хмыкнул Джордж.       — Я уже послала Кеннета. Хочешь вместе с ним?       — Виноват, — Джордж дурашливо поднял руки, сделав жест, как будто сдаётся, и сделал большие глаза. Он был таким забавным, что Алиса не выдержала и улыбнулась. Фред же отчего-то стал серьёзным и чуть хмурым, даже почти встревоженным — с чего это вдруг? Он взял Алису за подбородок и спросил:       — У тебя что, враги появились?       Алиса отшатнулась, убрав своё лицо от его пальцев.       — Всего лишь моя сова, — беззаботно ответила она.       — А, эта милая крохотка? — Фред комично приподнял брови и снова принялся шутить. — Да ты что! Не верю, что это могла быть она.       — Ну, вот так… А вы не видели Гарри? — поинтересовалась Алиса. Джордж качнул головой с хитрым видом.       — Не-а. Зато видели твою вторую половинку и если ты хочешь последний раз страстно поцеловаться с ним у всех на виду…       — О, нет, нет. Я знаю кое-кого, кого совершенно точно хочу поцеловать на прощание перед Рождеством, — улыбнулась Алиса. Фред коротко замычал, наклонился чуть вперёд и сказал загадочным шёпотом:       — Я уж думал, ты не попросишь!       — Отстань!       Потом она практически летела, пританцовывая, в сторону кабинета Люпина. Мельком она оглядывала украшенные гирляндами, остролистом и еловыми ветвями коридоры, наблюдала за парящими под потолками звёздочками и зачарованными снежинками, и ощущала в глубине души чувство тоски от того, что не сможет остаться в Хогвартсе на Рождество.       Так странно — ей хочется остаться… Но в то же время по дому она тоже соскучилась не меньше. И по маме. Рождество без неё — не Рождество. Совершенно невозможно.       Быстрый и нетерпеливый стук в дверь. Римус точно там, потому что Алиса слышала, как он убавил громкость музыки.       — Входите! — раздалось из-за двери.       Лестер с улыбкой влетела в кабинет. Как она и ожидала, её крёстный, в отличии от некоторых профессоров, не собирался уезжать — все вещи лежали на своих местах, а сам он, с чашкой чая, сидел за столом и что-то вписывал в учебный план.       Увидев Алису, которая с радостным видом подходила к нему, он устало улыбнулся:       — Ты разве не должна сейчас торопиться на поезд?       — Я успею. Хотела попрощаться с тобой перед каникулами! — она поднялась на помост, обошла стол и крепко обняла сидящего Люпина: — Счастливого Рождества, лучший профессор на свете!       Римус слегка рассмеялся и осторожно обнял её в ответ.       — Ты слишком высокого мнения обо мне. Счастливого Рождества, Алиса.       — Я тебе кое-что принесла! — объявила Лестер, распуская объятия. Она вытащила из кармана мантии небольшую коробочку — чуть больше толстой книги, завёрнутой в упаковочную бумагу — и поставила её на стол. Римус посмотрел на Алису почти страдальчески. Та продолжала лопотать: — В последнее время моя сова ведёт себя просто отвратительно, поэтому я не смогу отправить тебе подарок на Рождество. Поэтому… Вот так. Ещё раз с Рождеством.       — Алиса… — протянул он негромко. — Что я тебе говорил насчёт подарков для профессоров?       Алиса хитро улыбнулась.       — Слушай, во-первых, я не из твоих влюблённых школьниц, которые шлют тебе лепестки роз и коробки дорогих конфет с романтическими записками, — она хихикнула, увидев, как Люпин слегка покраснел, стараясь не меняться в лице.       Алиса совершенно случайно обнаружила, что несколько девушек в школе неравнодушны к её молодому крёстному. Конечно, то, что приходилось испытывать Римусу, не было сопоставимо с масштабом поклонниц, которые в прошлом году были у Локонса, но Люпину тоже перепадало.       Она лично видела, как её однокурсница Патти Стимтон пыталась подмешать приворотное зелье в угощения, которые она собиралась преподнести профессору. Тот обнаружил подвох моментально. Патти целый месяц отрабатывала наказание в библиотеке, занимаясь переписыванием научных конспектов, которые должны были отвлечь легкомысленную девицу от неподобающих мыслей.       — Во-вторых, я уверена, что Малфой-старший регулярно присылает Снейпу…       — Профессору Снейпу.       — Да чёрт с ним!       — Алиса!       —…Профессору Снейпу — доволен?! — какие-нибудь дорогие подношения, чтобы тот оставался таким же стервозным и всячески игнорировал проступки своих змеёнышей!       — Не заставляй меня пользоваться профессорскими привилегиями и снижать с твоего факультета баллы, ладно? — Люпин, слегка сощурившись, откинулся на спинку стула и скрестил пальцы в замке на уровне живота. — Ты должна проявлять уважение и к преподавателям, и к студентам других факультетов. Ты сама говорила, что тебе не нравится факультетская вражда — и что же?       — Р-р-р! — недовольно отозвалась Алиса, скорчив на пару секунд гримасу. Потом она снова сделала обычное лицо, запустила пальцы в волосы и сказала чуть тише и добрее: — Ну и вообще… Это Рождество. И ты мой крёстный. И я просто хочу лишний раз подарить тебе повод стать немного счастливее.       — Бог с тобой, Алиса, — умилённо сказал Римус и взял коробочку в руки. — Что же там такое? — он вдруг принюхался. — Неужели… Печенье?       — Ага, — радостно кивнула Лестер. — Овсяное, с шоколадной крошкой. Возможно, они получились слишком сухими и немного рассыпались, но они очень вкусные! Я сама испекла. Ну, почти сама — в кухне Хогвартса, всё-таки, главенствуют эльфы, а не люди. Но эти печеньки — моя гордость. И в них нет ни приворотного зелья, ни обворожительной посыпки, ни прочей дряни. Клянусь, это просто…       — Я верю тебе, Алиса, — негромко прервал её Римус. Он поднял на неё глаза, которые были наполнены каким-то тихим и домашним теплом. — Сейчас я действительно должен снять с тебя баллы за проникновение в служебные помещения школы, но уже начались каникулы… Так что сделаем вид, что этого не было. Спасибо большое. Это лучшее, что может быть.       Алиса присела на край стола, с лёгкой и задумчивой улыбкой оглядывая кабинет. Она пропустила мимо ушей очередное замечание по поводу баллов. Она уже пять лет слышит и про баллы, и про кубок школы — какая ей от него выгода, собственно? Да никакая. Пусть Люпин хоть обнуляет счёт. Она всё равно будет обожать его.       — Мама, кстати, просила передать, — неожиданно вспомнила Алиса, — Что ждёт тебя на Рождество у нас. И я тоже жду, на самом деле.       Римус подавил вздох и негромко сказал:       — Я не смогу. Прости. И извинись перед мамой от меня.       — Почему?       — Полнолуние.       — Что, в сочельник? — улыбка сошла с лица Алисы так быстро, как будто её смыли водой. Кажется, она слишком резко это сказала. Зачем она это сказала? Зачем ей уточнения? По её мнению, Люпин не знает, когда полнолуние?       — Да.       На несколько секунд повисла напряжённая тишина. Гробовое молчание, которое постепенно обволакивала тяжёлая грусть. Мёртвая тишина, усиленная снегопадом за окном, который всегда заглушает любой сторонний и лишний шум. Только пластинка беззвучно потрескивала, по-прежнему проигрывая какую-то песню. У Алисы была мысль покрутить регулятор громкости, но… Зачем? В тишине тоже неплохо.       — Спасибо тебе ещё раз за подарок и за заботу, Алиса. Я ценю это, — с теплом в голосе сказал Римус, мягко нарушив тишину.       — Да не за что… — автоматически сказала Лестер.       — Не глупи, есть за что.       Он вдруг отодвинул верхний ящик своего рабочего стола и достал оттуда что-то объёмное и прямоугольное. Книга. Чего она ещё могла ожидать? Стандартный подарок от Римуса — иногда просто книга, иногда к ней добавлялись ещё и сладости. Как всегда, ничего нового, но всё же… Так тепло на душе. Алиса с интересом посмотрела в ту сторону.       — Я тоже приготовил для тебя подарок, — сказал он, поднимая глаза. — Подарки, конечно, обычно не дарят раньше времени, но ты нарушила этот обычай первой.       — Я делаю это первоклассно. Обычаи нарушаю… — со слегка виноватой улыбкой сказала Алиса. Она взяла книгу в свои руки. — Эту книгу написали магглы, верно? Я такие люблю.       — Да, — кивнул Римус и, кажется, немного смутился. Его улыбка стала слегка рассеянной. — Очень хорошая. Одна из моих любимых. Я прочитал её впервые в твоём возрасте и она произвела на меня колоссальное впечатление. Тебе, конечно, сейчас будет полезнее получить что-то, что поможет подготовиться к экзаменам… Но как показывает практика, далеко не всегда баллы СОВ или ЖАБА гарантируют жизненный успех.       — Непривычно слышать это от профессора. Хей, а кто должен мотивировать меня зубрить?       — Иногда важнее развиваться как человек, а не как волшебник. Думаю, ты и сама это понимаешь.       — Конечно, — она кивнула, сделав голос чуть тише и мягче. — И я согласна с этим. Римус… Спасибо тебе. Подпишешь её для меня?       — Боишься забыть, кто из года в год снабжает тебя книгами? — на его лице появился намёк на хмурость, когда Алиса протянула ему книгу обратно. Алиса тихо рассмеялась:       — А кто знает, Рем. Кто знает…       — Портить книги чернилами — это варварство.       — Если мне надоест твоя подпись, я её сотру, обещаю. И вообще, это уже моя книга, правильно?       Люпин улыбнулся, а затем вынул перо, обмакнул его в чернила и, открыв форзац книги, написал несколько строк. Затем лёгким движением палочки высушил чернила, чтобы не отпечатались, закрыл книгу и протянул крестнице.       — Не опаздывай на поезд, — сказал он всё с той же рассеянной улыбкой. Алиса поглядела на часы, расширила глаза от ужаса и, коротко обняв крёстного на прощание, убежала, одной рукой прижимая книгу к себе. Дверь осталась открытой, в кабинет проник сквозняк, за окном шёл снег. А Римус подумал, что он, наверное, единственный, кто забыл украсить кабинет к Рождеству.       А есть ли сейчас смысл? Дети уже не увидят, каникулы же.       Да и не будет у оборотня никакого Рождества.

***

      Вуд придержал им целое купе, поэтому когда она, красная и запыхавшаяся, с чемоданом наперевес, заскочила на подножку поезда, который отправился через пару секунд после этого, совсем уже не было надобности напрашиваться к чужим людям.       Сев и сняв с себя пальто, успокоившись и отдышавшись, Алиса сразу же открыла книгу и прочитала слова, написанные некрупным и чуть вытянутым почерком:       «Я надеюсь, что эта книга поможет тебе найти ответы на вопросы — как в своё время помогла мне.       Не потеряйся в поисках истины и не забывай о том, что действительно важно. Не теряй надежды.       С самыми наилучшими пожеланиями на Рождество и Новый 1994 год, твой крёстный       Римус Джон Люпин»       — Зачем ты подписал, что ты мой крёстный, дурачок, думаешь, я забуду… — с нежностью сказала Алиса, гладя пальцем аккуратно выведенные буквы. У Люпина почерк не каллиграфический, но разборчивый и аккуратный. Строки педантично ровные. Не то что у неё — все пергаменты, на которых она сдаёт эссе или рефераты, исписаны кривыми строками, которые тянутся куда-то в правый верхний угол.       — Ты что-то сказала? — Вуд, сидящий напротив, поднял голову — до этого он копался в рюкзаке. Алиса улыбнулась и не ответила. Оливер кивнул на её руки. — Что за книжка?       — Мой первый подарок на Рождество.       — Ах, так? Кто-то посмел подарить тебе подарок раньше меня? — он нахмурился. То ли шутливо, то ли всерьёз, и Алиса почувствовала холодок внутри.       С того злополучного Хэллоуина и с той игры, в которой команда Гриффиндора потерпела поражение, они стали чаще ссориться. Вот бы и сейчас не поссориться. Тем более, из-за какой-то книжки.       — Мой крёстный. Мы с ним не увидимся в Рождество, поэтому он решил подарить сейчас. Называется «Убить пересмешника», а автор Харпер Ли.       — Интересное название. Почитаешь мне? — он поставил рюкзак на пол и пересел на диванчик к Алисе. Вроде спокоен. Хорошо. Никаких ссор. Чудесно. Никаких обид.       Поезд ехал плавно и ровно. За окном шёл снег. Стучали колёса, за стенками были слышны негромкие разговоры других школьников. Оливер лежал, положив голову на колени Алисе, а та перебирала пальцами его короткие русые волосы и вполголоса читала, пока не поняла, что её капитан уснул. Потом она стала читать про себя — голос всё-таки устал и даже слегка охрип — и не отрывалась от книжки до самой остановки в Лондоне.

***

      Каждый год Тед Тонкс искал особенные ели. Голубых, синих оттенков, похожие на северных красавиц, которых редко где встретишь.       Вот и сейчас он сразу после работы принёс домой такую же — изумительные синие ветви покрыты упавшим снегом, а с отдельных иголок уже капает талая вода. Тётя Андромеда, поджав губы, попросила мужа не забыть вытереть пол за собой, на что тот улыбнулся своей добродушной улыбкой и сказал: «Не беспокойся, Медс». Тётя сразу стушевалась, покраснела и вымолвила что-то вроде: «Не смей называть меня так, Тед», а затем скрылась на кухне, откуда вкусно тянуло ароматом жареной утки и домашним ягодным пирогом.       Алиса посмеивалась с них. Она сидела в их гостиной на своём любимом кресле поперёк — спиной опиралась об один высокий подлокотник, а ноги перекинула через другой. Свет тут не горел, хотя на улице уже повечерело, освещение исходило из арки, ведущей в коридор и от светильника рядом с креслом. В руках у Алисы была книга, которую она прочитала уже почти до середины и точно знала, что давно не была такой счастливой. Она любила учиться, но сейчас на душе было легко от того, что целых две недели она свободна от всех дедлайнов. И ей ни о чём не нужно беспокоиться. И она отлично (ну-у… почти) закрыла семестр. И теперь просто читает в своё удовольствие американскую классику. И никто, ни одна душа, не говорит о Сириусе Блэке.       Она ощущала лёгкую усталость от того, что до этого они с тётей (с ними могла быть и Тонкс-младшая, но сестрёнка ретировалась в город, сославшись на встречу со школьными приятелями) несколько часов проводили генеральную уборку и украшали дом.       Дядя Тед, как был, в куртке, ботинках и в шапке, съехавшей набок, с ёлкой, которую он за собой волочил, вошёл в гостиную и сходу сказал:       — Чего это ты в потёмках сидишь, девочка? Ну-ка, давай свет включу…       Алиса не успела начать сопротивляться, потому что рука дяди уже тянулась к включателю, хотя Лестер так привыкла к полумраку и приятному желтовато-оранжевому свету лампы.       — Вот, гораздо лучше. Зрение испортишь — и что будешь делать?       — Очки носить, — ответила Алиса, морщась и моргая, чтобы прогнать от глаз тёмные пятна.       Тед фыркнул. Он затащил до конца ёлку — она была шире, чем арка, поэтому пара веток весьма очевидно хрустнула, а на полу прибавилось иголок. В следующий момент дядя потянулся к набедренной сумке, достал оттуда палочку, которой он не очень часто пользовался, и поставил красавицу, прочно закрепил её. Потом повёл палочкой ещё пару раз — и та ожила, заблестела, распушилась, а иголки с пола вернулись на свои места. Дядя Тед самодовольно обернулся к Алисе, и та радостно захлопала в ладоши.       — Красота, верно? — спросил он у племянницы.       — Это настоящее чудо! — она убрала книгу на полку комода и встала с кресла. — Кажется, с каждым годом ты превосходишь самого себя.       — Да, пришлось немного повозиться, чтобы отыскать такую. Старик Натан, у которого я обычно покупал ели, переехал в Уэльс. Понятия не имею, чего ему там понадобилось, — таких красивых в тех местах точно нет… — он почесал себе затылок через шапку, а потом добродушно улыбнулся племяннице. — Ну, что ты стоишь, девочка, кто же будет наряжать?       — Я бы Тонкс подождала, — спокойно ответила Алиса. Тед кивнул.       При нём можно было спокойно называть Нимфадору по фамилии. И даже более того, он сам иногда так её называл. Свою дочь — своей же фамилией. Это странно. Тётя Дромеда, когда слышала это, говорила, что «эти двое ополчились против неё».       — Наша Дора это дело любит. Ей Рождество больше дня рождения нравится… — он вздохнул. — Тяжёлый годок выдался. У неё и… У тебя тоже, верно?       — Я не жалуюсь, — повела плечами Алиса. — А у Доры почему год не очень?       — Она особо не распространялась, — дядя Тед помрачнел. — Не хочет нас волновать, да и видимся мы нечасто, раз она теперь в Лондоне живёт. Но, как мы с твоей тётей поняли, у неё, вроде как, небольшие проблемы начались. Из-за Сириуса Блэка. Сама понимаешь.       — Из-за Сириуса Блэка? — пробормотала Алиса. Она взмокла и похолодела за секунду. Капелька пота пробежала по спине… Прямо по позвоночнику. Как будто кто-то провёл холодным и тупым лезвием ножа. Очень противно. Очень. Ведь она только успокоилась, что разговоров о Сириусе Блэке не будет.       — Да-да, из-за него. Ей бы в этом году идти на повышение — а тут такое. Кто-то узнал, что Нимфадора с ним родня, ну и…       — Может, ты соизволишь снять куртку и ботинки? — прогремела тётя Андромеда. Алиса не знала, как давно она стоит, уперев руки в боки, в проходе. — Между прочим, эта девочка вручную сегодня намывала полы, на которых ты здорово натоптал!       — Тётя Меда, не нужно…       — Нужно-нужно и не оправдывай его, Алиса! — сердито сказала тётя так, что даже Лестер почувствовала себя виноватой, хотя она ничего не сделала. Такой была уж Андромеда Тонкс, а в девичестве Блэк, — любого могла за пояс заткнуть и заставить рефлексировать все свои поступки, ища в них изъяны. Дядя Тед чмокнул её в щёку, смеясь, и ушёл. В ботинках. Хотя мог разуться на месте и на месте же убрать грязь. Алиса улыбнулась. Тётя прикрикнула вслед: — И не смей возвращаться, пока с мылом не помоешь руки!       — А я говорил, как сильно обожаю тебя, Медс? — крикнул он в ответ.       — Я говорила: не называй меня так! — тётя снизила тон и покраснела, кажется, смущённо. А когда за дядей закрылась дверь в ванную, она вдруг подошла и приобняла Алису. Это было внезапно и очень мило, так что Лестер тихо рассмеялась. Обычно на объятия были горазды дядя и сама Тонкс. Тётя, как знала Алиса, была по-другому воспитана. Она сказала негромко и тепло: — Извини его, он совершенно не может следить за языком…       — Всё в порядке, — автоматически выговорила Алиса. И добавила, соврав: — Честное слово, меня не особо колышут разговоры об отце.       — «Не волнуют», ты имела в виду? — строго уточнила Андромеда. И Алиса улыбнулась — виновато.       Тонкс, как чувствовала, пришла за десять минут до запланированного начала рождественского ужина. Она принесла пару бутылок шампанского, и была весёлой, розовощёкой, с кучей подарков в ярких цветных пакетах от друзей. Её волосы были выкрашены в тёмно-зелёный с синим отливом, один в один как ёлка, которую Алиса, с помощью Андромеды, всё же нарядила, чтобы занять мысли и руки.       Тётя пыталась позлиться на дочку — с уборкой, ёлкой и ужином не помогла, едва не опоздала, — но та только чмокнула маму в щёку. Андромеда мигом оттаяла.       Потом повисла пауза — было уже сложно оттягивать ужин, еда стыла, все были голодные. Мама Алисы обещала успеть вернуться с работы к началу, но она опаздывала. Все поглядывали на Алису — как она?       — Извините, я голодная, — пожала плечами Лестер. — Давайте начнём есть? Мы ведь оставим маме порции… Она потом к нам присоединится.       — Разумеется, — рассеянно кивнула Андромеда и начала резать утку.       Алиса чувствовала себя за этим столом своей, но не до конца. Она была даже почти не родственницей Тонксам — так, какая-то троюродная, вроде бы, да ещё и через Блэков, чёрт бы их побрал. Мама им вообще чужая, но никто ни разу об этом не заикался. Наоборот, они с Андромедой подруги, сблизились спустя года. Вот если бы мама была здесь, рядом… Было бы лучше.       «Спокойно, Лестер. Жуй утку. Тебе не четыре года», — мрачно подумала Алиса и похихикала над шуткой дяди, с которой Тонкс смеялась в полный голос, хлопнув по столу.

***

      Уже прошла полночь. Звуки тихого семейного праздника смолкли, и небольшой коттедж Тонксов погрузился в сон, укрытый плотным снежным покрывалом. Казалось, все обитатели дома тоже спали, но это было не совсем так.       В камине в гостиной весело трещало пламя; оно искрилось и плясало, поэтому большая тень от красивой ёлки тоже слегка подрагивала на светлых обоях. Алиса снова читала. Она забралась в своё любимое кресло с ногами и зажгла лампу. Сна всё равно ни в одном глазу не было, а книга была довольно интересной. Первоначально было довольно странно читать текст, написанный от лица маленького ребёнка, но Алиса быстро привыкла и втянулась. Ей нравилось погружаться в новый, удивительный мир, визуализировать в голове сцены и образы, вместе с персонажами переживать все события…       Мир на страницах книги был неидеальным, как и настоящий мир. Но он увлекал, завораживал, помогал отвлечься.       Мама так и не приехала к ужину. Она успела только послать короткую записку с извинением и горьким признанием, что будет чудом, если справится к утру, — ей достался слишком тяжёлый случай. Поэтому Алисе предложили остаться на ночь здесь же, расстелили на диване в гостиной… Только она не спала.       Как вскоре выяснилось, она была не одна. По шагам с лестницы и по коридору первого этажа легко можно было угадать, кому они принадлежат, — единственным человеком в этом доме, который презирает такой предмет, как домашние тапочки, была Нимфадора Тонкс. Даже когда по полу дует, она ходит босиком. Вот и сейчас она прошлёпала к арке, служащей входом в гостиную, немного постояла там, затем прошла на кухню и некоторое время чем-то гремела и что-то переливала. А потом вернулась и зашла в гостиную.       — Хей, мы вдвоём против целого мира. Помнишь? — бойко шепнула Тонкс, забираясь на её расстеленный диван с кружкой какао в руке. Кузина Алисы всегда состояла целиком из противоречий: почти выпускница мракоборческих курсов и стажёр самого матёрого ветерана Первой магической войны, которая сейчас растрёпанная, как птенец, и в немного застиранных пижамных штанах с зайчиками.       — Помню… — негромко ответила Лестер. Она убрала книгу на кофейный столик, а затем забралась на диван к сестре, спрашивая: — Тебе тоже не спится?       — Ага, ни в одном глазу, — Тонкс с зевком удобно устроилась у стены, подложив под спину подушку. Она предложила Алисе какао, та покачала головой, подтягивая к себе одеяло. — Давай, рассказывай, что там у тебя стряслось, и не говори, что ничего. У тебя весь вечер было лицо, как будто ты все эти полгода каждое утро ела по ложке дерьма. По такой ма-а-аленькой, но всё же — дерьма…       Алиса слабо и нервно рассмеялась. Тонкс такая Тонкс. Она по ней скучала.       Сначала Лестер совершенно не хотелось ни на что жаловаться. Первое, что пришло в голову — недавнее происшествие со Снейпом, затем — не совсем простые отношения (которые, к тому же, первые, поэтому вдвойне непонятные), затем — отец… И всё, что с ним связано. Кажется, впервые Алиса так много высказывалась за весь учебный год — последний раз такое было летом, в те дни, когда близнецы у неё ночевали. Но и им всё не расскажешь, да и слушать они, если честно, не всегда умеют.       А Тонкс, как ни странно, — взбалмошная, бурная и динамичная Тонкс! — она может слушать часами. Да ещё и многозначительно кивать и окать в нужных местах. И не лезть с советами, когда не просят, а когда просят — действительно дать исчерпывающую версию решения. Это дорогого стоит.       — И я думаю… — голос у Алисы был спокойным, совсем не грустным. Она уже устала печалиться. — Они же все его знали. Родители Гарри, профессор Люпин, этот же Петтигрю — они были его друзьями. Твоя мама с ним была близка, как ни с кем из Блэков. Моя мама вообще с ним сошлась, а ведь она до жути избирательная и принципиальная… Даже если отбросить то, что он мог переметнуться на ту сторону в последние годы, когда, допустим, он ещё не знал мою маму и перед ней мог скрываться, но его друзья и тётя Меда — они же знали его. Они были его близкими друзьями. Думаешь… Они могли не заметить, не понять? Как вообще можно не заметить рядом с собой того, кто может оказаться убийцей?       — Люди не то, чем кажутся, Лис, — спокойно и тихо ответила Дора. — Совсем не то. Они сложные и далеко не чёрно-белые. Как и твой папа.       — То есть, любой из моих друзей может оказаться кем-то… Таким же, про кого спустя двенадцать лет будут вспоминать с ужасом, даже если сейчас он кажется нормальным? Но как же тогда — ведь у него было много знакомых, друзей — как он всех, ну вообще всех обвёл вокруг пальца?       — А может, он не обводил? — вдруг нервно спросила Дора. И это было так неожиданно, что Алиса искренне удивилась.       — Что?       — Я его помню, Лис, — она подползла к краю дивана и поставила кружку на кофейный столик. — Да, знаю, мне было семь, когда это всё сталось, но я его помню. Он был моим героем.       — Твоим героем? Ты помнишь его? — с нотками обиды спросила Алиса. Тонкс никогда не говорила ничего подобного…       — Да, Лис. Я помню. Тот человек, которого я знала, не мог предать. Не мог убить. Хотя, опять же, я ребёнком была. Может, он только лишь при мне был таким классным…       — Каким он был, Тонкс?       Это вырвалось против воли. Она только сегодня думала, что ни черта не хочет знать своего отца, не хочет и слова о нём слышать — а сама? Ну надо же. Посмотрите на неё. Сама с собой разобраться не может.       — Замечательным, — вздохнула Тонкс. — Его появление было как праздник в нашем доме. Он приезжал на своём самом крутом и огромном байке, с громкой тяжёлой музыкой, улыбался-я… Я всегда с разбегу бежала и прыгала ему на руки, спрашивала, что он сегодня мне привёз. Он всегда мне что-то привозил — сладости, игрушки, какие-то детские украшения, безделушки вроде ракушек. Я их просто обожала! И его тоже. Я никогда не называла его дядей. Только Сириус или Бродяга. А он меня — Тонкс… Он был забавным и добрым. Придумывал игры для меня, и ведь он баловался со мной часами, хотя, казалось бы, ну, зачем ему со мной возиться? Я была противным ребёнком, это точно. Я была приставучей и ноющей по любому поводу, вила из него верёвки и стенала, не отпуская его, когда он собирался уходить. Но Сириус всё равно меня обожал. А ещё я помню, как мы приходили в гости к вам. Ты была такой пуговицей, но, клянусь, твой отец рядом с тобой менялся до неузнаваемости. Он так о тебе заботился, так любил тебя… Лис… — она провела рукой по волосам. — Он не мог бы предать. Это не в его системе координат и ценностей. Может, мне просто хочется в это верить, а может и нет. Я знала его получше, чем все эти черти в газетах. И пусть со мной делают, что хотят, я просто не могу поверить в это. В то, что он самый настоящий серийный убийца, предатель и маньяк. — Она замолкла и выдохнула. — Ты в порядке?       Алиса легко качнула головой, хотя внутри черепа был гул от услышанного:       — Да-да. Ты просто никогда не говорила о нём. Он же мой отец.       — Ты не спрашивала, — Тонкс пожала плечами. И в этом была вся логика. — По тебе было видно и летом, и сейчас, что лучше бы я этого не говорила.       — Нет, Дора… Спасибо. Я пытаюсь добраться до истины, я чувствую, что в его деле что-то не так. И в какой-то момент я стала думать, что просто схожу с ума. Что просто хочу верить в какую-то дебильную сказку, которой на самом деле и нет…       — Я понимаю.       Некоторое время стояла тишина. Алиса сидела, поджав колени к подбородку, Тонкс положила голову ей на плечо. Пламя в камине весело трещало; никаких сомнений и проблем у него не было.       — Он приходил в Хогвартс в октябре. Я читала в «Пророке»… — негромко произнесла Тонкс.       — О, да. Было довольно забавно, — съязвила Алиса. — Шучу, нет. Я чуть с ума не сошла от того, что он так рядом.       — Ли-ис… — Дора слабо стукнула макушкой по плечу младшей сестры. — Извини. Я не должна была говорить об этом. Моя мама просила не поднимать эту тему, на то определённо была причина…       — Тонкс, нет! Мне важно, мне нужно о нём поговорить. Особенно с тем, кто знал его по-настоящему. Я хочу узнать его всё-таки, он постоянно рядом, но ускользает…       — Только не нарывайся на неприятности, ладно? — голос Тонкс стал чуть жёстче.       «Неприятности!» Алиса едва сдержала нервный смешок:       — Пф-ф, ладно, проехали. Дядя Тед говорил, у тебя какие-то проблемы на курсах из-за него были. Это правда?       — Ну, было бы удивительно, если бы проблем не было, — Дора села ровно и вздохнула. — Племяшка главного разыскиваемого маньяка хочет стать мракоборцем — ого! — она слегка присвистнула.       — Люди что-то говорят? — Алиса слегка приподняла брови.       — Лис, а вот этим, пожалуйста, не забивай себе голову, — слегка поморщилась Тонкс. — Люди будут говорить, пока им интересна моя жизнь, а она им всегда будет интересна, потому что я офигенно крутая. А, кстати, у тебя-то в школе-то как? Такое количество студентов в одном здании — это же главный рассадник сплетен!       — Ты описала это в точности, — невесело отозвалась Лестер.       — Что бы кто ни говорил, не бери в голову, — Дора приобняла её за плечи. — Слышишь? Верь себе. Ты офигенная. И отец твой тоже.       Алиса замялась. Тогда Тонкс, вздохнув, продолжила:       — Я не знаю, как ты к нему относишься. Ты была совсем маленькой, ты его совсем не знала, а тебе на уши вешают про него всевозможные байки да и за спиной из-за него шепчутся, да же? Должно быть, трудно поверить в то, что он нормальный — после всего вот этого. Но, Лис, просто знай — если бы двенадцать лет назад я могла предстать перед судом, я бы оттуда не вышла, пока не убедила каждого, что он невиновен. И точка.       — Алиса, Нимфадора? Вам не пора спать? — чуть сиплый голос прервал тираду Тонкс.       Алиса посмотрела на дверь. Это была мама. Она тяжело опустила плечи и сбросила сумку на пол, на ходу расстёгивая зимнюю уличную мантию прямо в гостиной, а не в прихожей, здесь же бросила её на кресло. Алиса не заметила, как она пришла…       Тонкс наклонилась вперёд, чмокнула сестру в щёку и пожелала ей сладких снов, а потом убежала наверх.       — Мам… — произнесла Алиса. В темноте комнаты она видела, как та стаскивает с себя рабочую форму.       — Да-да, это я, — негромко отозвалась Алекс. — Прости, родная, я определённо должна была вернуться раньше. Я так хотела попасть на ужин. Чёртова работа…       Она тяжело опустилась на край дивана, и Алиса тут же обняла её.       — Всё хорошо, мам. Главное, что ты здесь.       — Моя девочка… — вздохнула Алекс. Она погладила дочь по руке, которая обнимала её. — Что бы я ни творила, ты никогда на меня не обижаешься. Чудо, а не ребёнок… — фыркнув, добавила она.       — На кухне есть еда. И шампанское, хочешь?       — Ненавижу шампанское. И есть не хочу… Вот бы просто лечь… — она устало потёрла пальцами глаза. — Именно в мою смену попались фрики, которые привезли на себе проклятье — угадай, откуда? Из пирамид Майя! Хо-хо, я обожаю подобные случаи, но не сейчас же, не в Рождество… Так, ладно. Как ты, детка? Как прошёл семестр?       — Вполне неплохо.       — Это автоматически вырвалось сейчас? Или ты просто хочешь, чтобы я не переживала?       Алиса скривила губы. Мама и её прямолинейность. Мама и её проницательность. Они с Тонкс не родственницы, но этим они похожи. Или это у всех мракоборцев так?       — И то, и другое.       Алекс фыркнула. И устало обняла её, положив лоб ей на плечо. Алиса улыбнулась, гладя её по спине. Всегда сильная мама с её вечно прямой спиной в подобные моменты кажется такой маленькой… Тоже почти подростком.       — Слушай, я хотела забрать тебя после ужина, но давай уже не поедем домой. Ты не против, если я посплю тут? Тебе тут уже постелили… Я так злюсь, что так вышло — я не хотела, чтобы ты была без меня на Рождество…       — Ма-а-ам, всё хорошо, — с довольно убедительной улыбкой сказала Алиса. — Правда. Ты точно не голодная?       — Поверь, я сыта по горло.       На то, чтобы приготовиться ко сну, у неё ушло меньше двух минут. Мама достала себе из шкафа ещё одну подушку и ещё одно одеяло, а потом легла рядом. И, хотя она казалась смертельно уставшей, просто не могла себе позволить уснуть, не закончив всё дела.       — Я успела услышать краем уха, о чём вы тут говорили… — после этих слов Алиса заметно напряглась. Даже в темноте она видела, что мама смотрела ей в глаза. Алекс чуть вздохнула и коснулась руки дочери: — Касс, послушай. Всё в порядке. Ты имеешь право задавать вопросы, они не у одной тебя появляются.       — Мам, может, завтра об этом поговорим? Ты устала…       — Ага. Чтобы ты не уснула теперь, да? — Алекс зевнула. — Это полная ерунда. Что ты хочешь знать о Сириусе?       Вот это да. Как будто кто-то плеснул в лицо ледяной водой. Несколько секунд Алиса моргала тёмному потолку, гадая, впрямь ли она это услышала или ей показалось, потому что она задремала. Но, судя по тому, как тихо и невесело усмехнулась мама, это абсолютно точно было явью.       Она… Ждала этого? Серьёзно? Ждала честного и откровенного разговора о её отце?       Алиса хотела заткнуть рты всем-всем-всем, кто даже просто пересказывал прочитанное в статьях «Пророка», что уж говорить о тех, чьи слова, как ножи, летали в её сторону из каждого угла. Агрессивное «заткнитесь-заткнитесь-заткнитесь» в голове столько раз перетекало в колкое и ледяное «если вы думаете, что я этого не слышу, вы глубоко ошибаетесь», которое срывалось с языка и отпугивало студентов, которые шептались, чаще всего, и правда не думая, что она может услышать. Всеобщее «Блэк-Блэк-Блэк» вызывало кучу негативных эмоций. И желание защищаться.       Только вот — что именно защищать? Себя или отца, чьей дочерью быть сейчас было сродни средневековой проказе?       До разговора с Тонкс — абсолютно точно первое и совсем немного второе. Сейчас, наверное, поровну.       Алиса ещё несколько раз обкатала в голове мамин вопрос и вымолвила:       — Я не знаю. Я просто хочу знать то, какой он на самом деле. Тонкс рассказала, что он был просто замечательным, да и мне не хочется верить, что он убийца… И что он может сейчас подвергнуть кого-то опасности.       — Насчёт того, что он замечательный… — губы Алекс дёрнулись, будто не решаясь, а потом всё же сложились в улыбку. Сколько лет прошло, а этот негодяй Сириус ещё был способен заставить её улыбаться, даже когда она просто думала о нём. — Ты знаешь, Тонкс права. Если бы она была старше, я не была бы одна в те дни, когда боролась за то, чтобы вытащить твоего отца из тюрьмы. И, поверь, до того, как он пытался проникнуть в школу, я этого мнения тоже придерживалась…       Лестер-старшая осеклась. Она хотела быть честной с дочерью. Но естественный материнский страх за безопасность ребёнка пересиливал.       Алекс была в ужасе, когда узнала, что её ожидания оправдались и Блэк и впрямь подобрался непозволительно близко к школе. Она была уверена, что он и сейчас где-то там.       Если надо, он найдёт след дочери. Если надо, дочь отыщет его первой. Особенно после всех сегодняшних разговоров и откровений.       — Слушай, Касси, — Алекс решила подобраться с другой темы и, всё же, быть честной до конца. — Он уже точно не тот, каким мы его знали. Каким бы он замечательным ни был раньше, поверь, он уже никогда не станет прежним.       — Да, Азкабан ведь меняет людей…       — Дело не только в этом, — мягко прервала Алекс. — В Азкабане можно за неделю сойти с ума. Мы в годы войны порой отправляли туда людей на два-три дня, пока ждали их очереди на судебное разбирательство, если оно вообще назначалось, и… За это время люди уже теряли всякую надежду и не хотели бороться. Только в единицах продолжал гореть огонь борьбы… И его довольно быстро тушили дементоры. — Алекс замолчала. — Все эти годы твой отец… Я думаю, что он держался явно не за светлые чувства и воспоминания, потому что в таком месте, как Азкабан, это довольно быстро превращается в яд. Чтобы выжить и, тем более, сбежать, нужна невероятная сила. Я хочу верить, что и у Сириуса такая внутренняя сила есть, но двенадцать лет — это большой срок, не всякой силы хватит.       — Думаешь, он пользовался какой-то Тёмной магией?       — Мало ли чем он пользовался… Мне даже представить страшно, что он представляет сейчас из себя. Обычно люди, проведя в тюрьме столько времени, представляют собой оболочку без души. И доживают свои дни по инерции…       — Он другой, — Алиса была упряма.       — Да, — легко согласилась Алекс, хотя, очевидно, думала о другом: — Меня это и пугает.       Огонь в камине постепенно догорал. Какао, оставленное Тонкс на столике, давно остыло. Ночь становилась холоднее и глубже.       Мысли и догадки, которыми поделилась мама… Алисе верить в них просто не хотелось. Хотя она и отчётливо понимала, что мама, со своими опытом и знаниями, скорее всего, права. Что это — детское нежелание рушить в голове красивые светлые образы и в кои-то веки взрослеть или банальный подростковый максимализм?       Противоречивый образ отца столько раз собирался и рассыпался, как паззл. И всё равно не складывался.       — Он… любил меня?       Очередной вопрос, который вырвался против воли, как будто ей кто-то в горло залил Сыворотку правды. Прямо по-детски наивная мысль. Вопрос, в ответе на который Алиса была уверена после услышанного от Тонкс, — но ведь нужно убедиться точно. А кто ещё и когда ей об этом расскажет?       Лицо мамы стало куда мягче. Она как будто умилялась такому детскому вопросу. Из всего — всего! — что могло её дочь волновать, её волнует только это.       Алекс кивнула.       — Любил. Подожди немного…       Она встала с дивана, вытащила из сумки какую-то небольшую карточку, и Алиса увидела, что это колдография. Мама села обратно и посветила на карточку палочкой. А дальше… Дальше Алиса, заворожённая и отстранённая от всего мира, выхватила её из рук.       Солнце бьёт в лица тем, кто на кадре. Их двое. Молодой мужчина в чёрной кожаной куртке с тёмными волосами чуть выше плеч. Верхние пряди собраны в хвост на затылке. А ещё мужчина смеётся и морщится от солнца, но всё равно не отводит взгляда от маленькой девочки в платье с пышной юбочкой, которая тоже смеётся. Она, видимо, только-только научилась ровно стоять и ходить, поэтому норовит куда-то убежать. В какой-то момент этим двоим за кадром, наверное, говорят посмотреть в камеру, и те поворачиваются на пару секунд. Малышка весело машет маленькой пухлой ладошкой, а молодой человек просто равнодушно моргает и почти сразу же с улыбкой поворачивается обратно к маленькой девочке. Он всё это время сидит рядом с ней на корточках, и всё равно она ниже его…       Глаза защипало от подступивших слёз. Алиса погладила колдографию пальцем, только аккуратно, где-то с краю, не задевая самих людей, потому что неожиданно побоялась, что те, кто на ней изображены, возьмут и убегут, как будто это портрет призраков, а не короткая сценка из прошлой жизни, запечатлённая навсегда с помощью щелчка, вспышки и десятисекундной выдержки колдоаппарата.       — Я не знаю, какой он сейчас. Он вряд ли когда-нибудь сможет стать тебе настоящим отцом… — в голосе мамы чувствуется боль. — Но пускай у тебя будет о нём какая-никакая светлая память.       — Какая к чёрту светлая память? Он же ещё не мертвец, мам! — воскликнула Алиса, напрочь забыв, что сейчас ночь и на втором этаже спят люди. Из её глаз брызнули мелкие капельки слёз, а пальцы крепче, но бесконечно бережно, сжали края карточки.       Алекс ничего не ответила, только грустно улыбнулась. Она наверняка думала, что нужно сделать большой акцент на слове «ещё», потому что — ну какие у Сириуса шансы? Либо не выживет, скитаясь. Либо найдут и подвергнут Поцелую дементора.       Рано или поздно это поймёт и дочь, которая сегодня, с подачи Тонкс, окончательно перестала смотреть на своего отца глазами общества, если она вообще это когда-то делала. Жалела ли Алекс, что позволила себе продолжить начатое девчонкой-метаморфмагом?       Ни капельки.