Над пересмешником

      За почти что два часа, проведённого в ансамбле, Чимин успел познакомиться с парнем-альфой из параллельного класса. Имя ему — Ким Намджун. Правда, он больше предпочитал, когда его называли просто — Джун. Джун для своего четырнадцатилетнего возраста был достаточно крупен и высок, как, в общем-то, большая часть представителей класса альф. Его коротко стриженные жёлтые волосы ярко контрастировали со смуглой кожей. Голубые глаза на фоне широкого носа выделялись на лице двумя мелкими бусинами. Однако, несмотря на свою внешнюю массивность плеч и некую несуразность фигуры, человеком он был очень даже добрым и открытым, что сразу подкупило омегу. Жаль только, что сосед по парте такими качествами не обладал.       Как только руководительница ансамбля объявила об окончании занятия, Джун, упаковывая свою гитару и ноты в чехол, спросил у нового друга между делом: — Слушай, я, Жук и Ледянка собираемся в новую кофейню, она открылась не так далеко от школы. Не хочешь сходить с нами? Было бы круто на самом деле познакомиться получше.       Чимин сразу понял, какую кофейню Джун имеет в виду: он говорит о месте, где девушка-студентка сунула ему с утра пригласительный флаер. — Жук и Ледянка, это... — Это те два чудилы, Хоб и Тэ, — Джун застегнул молнию на чехле и сразу указал пальцем на двух парней, сидевших около входа в зоне барабанов. — Не бойся, они классные ребята. Только домой их к себе не приглашай, а то они, как саранча, съедят всю еду из твоего холодильника. Я серьёзно, они ужасные обжоры.       Пак обернулся, глянув на этих парней. Они были примерно его роста, темноволосые. Они весело играли с палочками для барабанов, засовывая их то в нос, то в рот, и при этом строили смешные рожицы. Что тут скажешь, ребята эти явно получали огромное удовольствие от такого глупого развлечения. Пак улыбался, глядя на них, и перевёл взгляд на Намджуна, который стоял рядом и ждал его реакции. — Спасибо за приглашение, но я, наверное, откажусь. Хочу ещё немного поиграть на гитаре. — Ты это серьёзно? — Да. — Тебе эта бренчалка за два часа не надоела? У меня от музыки уже голова идёт кругом.       Чимин молчаливо пожал плечами. Альфа настаивать перестал. Всё-таки в его характере не было такой дурацкой черты, как склонение к подчинению, которым бредили все альфы постарше.       Повесив чехол с инструментом на свою молодую, но уже широкую спину, он хлопнул Пака по плечу: — Ладно, оставайся, юный Джими Хендрикс. Но если тебе вдруг по пути, заходи к нам. Кофейня называется «Jolly-Joy». Мы с парнями будем там до пяти. — Благодарю за приглашение, может быть, заскачу. — Новые знакомые крепко пожали друг другу руки, а после Ким вышел из кабинета в компании той самой саранчи, громко гогочущей, словно стадо пеликанов.              Постепенно аудитория опустела. В кабинете после двухчасового насилования инструментов наконец стало тихо. Набравшись смелости, Чимин подошёл к преподавательнице в надежде остаться ненадолго, дабы ещё немного поиграть. Благо женщина отказывать не стала. Парень этому несказанно обрадовался.       Оставшись в одиночестве, он удобно устроился на всё том же стуле и вскоре принялся играть. Его ловкие пальцы с удивительной скоростью скользили по струнам, создавая чарующую мелодию, которая плавно перетекала из одной тональности в другую.       Пальцы левой руки быстро двигались по грифу, но Пак даже не смотрел, какие струны задевает, — он чувствовал музыку всем своим сердцем.       Время, казалось, остановилось для омеги. Каждая нота проникала в его существо, унося прочь все тревоги и заботы. Пак закрыл глаза, позволяя чувствам овладеть им целиком. Он вспоминал моменты, когда музыка была его единственным другом, когда в ней он находил утешение и вдохновение. Каждая вибрация струны рассказывала историю, которую он не мог сказать словами. И эта история была только его.       Внезапно ни с того ни с сего грусть охватила омегу. Он вспомнил о друзьях в Пусане, о доме, который останется запечатлённым лишь в его памяти. Мелодия стала более глубокой, окрашиваясь ностальгией. Для Чимина музыка — это язык, который не все могут понять без слов.       Увлёкшись эмоциями, он не заметил, как выстроил в кабинете мрачную симфонию из скорби и тоски. Это была уже не просто музыка: это была его душа, уходящая в бесконечность, рыскающая понимания и поддержки в новом для него месте.       Вместе с тем дверь аудитории неслышно отворилась. Только вот Чимин не обратил на это внимания. Он просто продолжил играть. И когда низкий голос кинжалами разрезал его страдальческую мелодию, омега остановился, со страхом распахнув глаза. Перед ним стоял Чонгук: поражённый красотой нот и лишённый дара речи. — В твоей музыке так много боли, — с сочувствием в голосе тихо признался парень. — Но ты не подумай, это не делает её ужасной. Скорее, наоборот, это делает её по-своему особенной. — Он замялся на мгновение, но затем решительно дополнил: — Чимин, ты прекрасно играешь. У тебя большой талант. — Я польщён, — сконфуженно брякнул Чимин, придвинув гитару к груди. — А теперь убирайся прочь!       Чон с надеждой сделал шаг навстречу к сидящему на стуле парню, игнорируя просьбу покинуть этот кабинет. — Ты можешь научить меня играть так же? — Что? С ума сошёл? — воскликнул Пак, широко раскрыв свои и без того большие глаза. Увидев надежду в глазах Чонгука, он разразился громким смехом прямо на весь кабинет музыки. — Ещё чего. Я не учу психически неуравновешенных людей. — Ну пожалуйста! Я не знаю никого, кто играет настолько же чувственно, как ты. Прошу, ты должен мне помочь! — Ты явно бредишь.       Пак в быстром темпе начал складывать свой инструмент. Он выбежал прочь из кабинета, затем из здания школы. Чонгук же, как хвост, последовал за ним. — Чимин! — вопил он, не поспевая. — Притормози немного!       Но Чимин пёр вперёд подобно танку. — Отстань от меня! — бросил он через плечо, задыхаясь от быстрой ходьбы, а особенно от прохладного воздуха, заполонившего его лёгкие. — Сверни куда-нибудь. Не тащись за мной! — Никуда я сворачивать не стану. — Чонгук в намерении был твёрд. Он медленно и неуклюже переставлял ноги в своей длинной куртке, словно игрушечный деревянный солдатик. — Остановись. Давай поговорим, а? Хочешь, я перестану называть тебя сталкером? — Вот уж спасибо! — Чимин на предложение соседа закатил глаза и нахохлился, вжавшись в ворот куртки, как хохлит перья петух перед тем, как клюнуть другого петуха в голову. — У меня нет ни малейшего желания учить таких людей, как ты. Ты меня раздражаешь. Слышишь? Раздражаешь!       Что ж, услышать такое было не столь приятно. Благо Чонгук пропустил как минимум половину слов мимо ушей, иначе, если бы стал зацикливаться на всём подряд, то давно б съехал с катушек.       Маневрировать между прохожими в состоянии злости — не самая лёгкая задачка. Чимин изо всех сил старался сохранять спокойствие и не смотреть под ноги, чтобы не упасть. Он сосредоточил взгляд на дороге, надеясь увидеть вывеску «Jolly-Joy». Тогда он мог бы быстро зайти внутрь, пока надоедливый сосед не догнал его. Чимину не хотелось никого учить. Что вообще за глупость? Чонгук точно прикалывался, когда сказал, что у него талант.       Через считанные метры нужная вывеска с красивыми белыми буквами, слегка накренёнными набок, показалась на горизонте. Чимин быстро оглянулся назад. Он увидел, как Чонгук упорно следует за ним, совершенно не желая сдаваться. «Вот же упёртый засранец!» — пробубнил себе под нос Чимин. И пока настырный сосед отвлёкся на бездомного мужчину, который, как пиявка, прицепился к подолу его куртки, Пак шустро открыл дверь кофейни и юркнул внутрь, скрываясь за надёжными стенами заведения. Намджуна и других знакомых отыскал почти сразу: все они сидели за столиком в углу. Омега двинулся по направлению к ним, но, к несчастью для себя, внезапно напоролся на высокого официанта, сбив его с ног с полным подносом еды. Белая рубашка работника тут же оказалась залита сливочным кофе, а пол вокруг — в кусках пирога.       Пак от произошедшей ситуации испуганно накрыл ладонями рот. — О боже, прошу прощения! — Он мгновенно присел на корточки и начал собирать с пола осколки от разбитой белой керамической чашки.       Официант поспешил его остановить: — Прошу вас, не стоит. Я сам всё приберу. Пожалуйста, поднимитесь.       Когда омега скромно поднялся на ноги, то обнаружил на себе кучу озадаченных взглядов. И не только тех, кто сидел за ближними столиками, но также парней из ансамбля и особенно — взгляд Чонгука, что тайно наблюдал за случившимся с улицы. Омеге от такого внимания стало неловко примерно в тысячу раз, чем секундой ранее. Он не знал, куда податься. И когда сосед по парте зашёл в кофейню, искать какое-либо укрытие было уже бесполезно.       Пак от безысходности нервно потёр висок пальцами. — Эй, Чимин, посмотри, у тебя кровь идёт, — раздался рядом чей-то встревоженный голос. — Ч-что идёт? — словно в прострации переспросил парень, повернув голову. Рядом возник обеспокоенный Джун и, не моргая, глядел куда-то вниз. Омега сразу же посмотрел туда, куда был направлен его взгляд, и поразился, обнаружив на тыльной стороне своей ладони порез, из которого каплями сочилась кровь. Вероятно, в момент столкновения осколок чашки порезал ему руку, чего омега совершенно не почувствовал. — Погоди, у меня есть пластырь, — подал голос Чонгук и быстро полез в карман своего старого замызганного рюкзака. То, как хладнокровно он мыслил, а не впал в ступор при виде крови, заметили только посетители ближних столиков. Ну и, возможно, Намджун. Чимин же стоял, словно в землю вросший.       Бесцеремонно взяв ладонь одноклассника в свою, Чон внимательно осмотрел место ранения. Порез, к счастью, оказался неглубоким. Он взял тканевую белую салфетку с ближнего столика и осторожно промокнул струйку крови, стекающую вниз, стараясь при этом не задевать рану. Затем вытащил из рюкзака пузырёк с антисептиком и, не жалея, плюхнул его на порез. Чимин взвизгнул и зашипел от боли: — Эй, полегче! — Не дёргайся, — всё так же спокойно приказал Чонгук, заклеивая рану пластырем. Закончив медицинские процедуры, он осторожно опустил руку омеги и посмотрел в его белые, словно облако, глаза: — Не волнуйся, порез неглубокий, в течение недели спокойно заживёт. А пока можем прогуляться до остановки, а заодно обсудить детали моего обучения. Теперь ты мне должен. Кажется, ты и сам это понимаешь.                    

.......✎

      Удивлённый и окончательно сбитый с толку поведением соседа, Чимин от самой кофейни тащился в компании Чонгука, который, в свою очередь, был крайне рад сложившейся ситуации — Чимин согласился стать его учителем. А почему? Да потому что не было у него выбора!       «Уму непостижимо...» — тихо ворчал себе в воротник Пак, наблюдая за тем, как Чонгук в порыве радости подбрасывал свой почти развалившийся рюкзак в воздух. — Я был уверен, что ты согласишься, — нагло объявил он, повернувшись к Паку с белозубой улыбкой на губах. — На самом деле, тебе повезло. Я быстро учусь. Так что, думаю, у тебя не возникнет со мной проблем. — Неужели? — с лёгкой насмешкой спросил Чимин, шагая по безлюдному тротуару вдоль безлюдной дороги. — Тогда, может, ты справишься без меня, раз такой умный?       Омега, ничуть не обиженный колкостью, лишь покачал головой. — Теперь, когда мы заключили договор, ты не имеешь права его нарушить. Тем более я единственный, кто помог тебе остановить кровотечение. Улавливаешь, что это значит? Я — твой драгоценный спаситель! А спасителей необходимо уважать и почитать, разве нет?       Пак усмехнулся, удивляясь тому, как много в этом чудике высокомерия.       Когда омеги приближались к дому, где жил Чонгук, солнце пробилось сквозь дождливые тучи и теперь ласково согревало воздух последними вечерними лучами. Удивительно, но даже в куртках стало жарко. Однако Пак не решился её снять. Как и Чонгук тоже. Всё-таки на улице осень.       Спустя некоторое время, когда омеги неспешными шагами шли вдоль дома, вдоль небольшого дворика с горкой и двумя стоявшими посередине качелями, которые через несколько часов окажутся оккупированы детьми помладше, Чон решил пооткровенничать, дабы заполнить образовавшееся в разговоре затишье: — Никогда до этого момента не приглашал одноклассников к себе домой. Ты первый, кто удосужился такой чести. Чёрт, даже волнительно как-то.       Чимин этому нисколечко не удивился. — Причина тому, случаем, не твоя паранойя? — Моя паранойя? — нахмурил брови Чонгук. — Ты о чём? — Стоит ли напоминать, что ты зашил шторы едва ли не морскими узлами, лишь бы я не смотрел на тебя через окно? — А, это не паранойя, — отмахнулся парень. — Просто я так ограждаю себя от людей, которые могут причинить мне вред.       Пак удивился. — Разве это не одно и то же? — Нет, — покачал головой Чонгук. — Хорошо. Неужели ты действительно думаешь, что я могу тебе навредить? Это же абсурд, мы ведь едва знакомы. Самое большее, что я могу сделать, это очень грубо тебя задеть. А вот вред — это уже понятие реалистичное. — Реалистичное? — Оформленное. — Прекрати говорить загадками.       Пак глубоко вздохнул и закатил глаза. — В моём понимании слово «вред» связано исключительно с телесными ощущениями. Получить пинок под зад — вот что значит «причинить вред», это больно и оставляет синяки. — А если тебе кто-то в душу нагадит, это, по-твоему, уже вредом не считается? — Это больше походит на психическое страдание, — заявил Чимин. — Или на обиду, которую мы часто не можем контролировать.       Чонгук пожал плечами. — Человека более странного, чем ты, мне ещё не доводилось встречать, — объявил он спустя минуту молчания. — Угрозу могут представлять различные факторы, а вред тем более, будь то слово, или даже язык, высунутый в чью-то сторону. И, как показывает опыт, даже самые отзывчивые люди могут быть безжалостными. — Окей. И кто по-твоему я? — полюбопытствовал Чимин. — Не могу сказать точно, — ответил Чон, пожав плечами. — Я пока не до конца разобрался в этом вопросе. Но обязательно разберусь, нужно только время.       На этот раз Пак засмеялся. — Отлично, — и поправил гитару за спиной двумя руками. — Когда определишься, дай мне знать. Очень уж любопытно, что ты обо мне думаешь. Не то чтобы я сомневался в себе, но не очень-то хочется, чтобы среди новых знакомых меня считали тем, кем я не являюсь.       Чонгук обернулся и посмотрел своему соседу в лицо, продолжая идти. — Н-да, тебе как минимум остаётся только ждать.       Когда омеги приблизились к нужному подъезду, дверь которого в лучах солнца казалась красно-рыжей, словно кирпичная пыль, Чон услышал звук. Это был тонкий и протяжный звук, едва различимый для человеческого уха. Всё это казалось странным. Чонгук всерьёз подумал, что этот звук — всего лишь отголоски в его голове. Отголоски, которые создаёт звенящая тишина в квартире, или последствия его вечного молчания.       Но через мгновение писк повторился, и Чонгук понял, что звук реален. — Скажи, ты тоже это слышал? — Он спешно убрал ладонь от ручки двери, к которой успел прикоснуться. И обернулся. — Слышал что? — переспросил Чимин, уставившись на соседа в недоумении.       Чонгук быстро моргнул, словно это могло помочь ему лучше расслышать, и отбросил мысль о том, чтобы войти в подъезд. Он хотел убедиться, что ему не показалось.       Он обошёл Чимина, внимательно осматривая окрестности. Улица была тихой, последние увядающие цветы в клумбах контрастировали с высокими серыми домами, изредка доносился шум проезжающего вдалеке транспорта, дыхание озадаченного Чимина рядом, — всё это не могло отвлечь Чонгука от ощущения настороженности. Он взглянул на почти облысевшее дерево, что росло около третьего подъезда, и понял, — нужно идти к нему. Подходя ближе, он старался не издавать ни звука. Серое облачко пыли взметнулось вокруг его ног, когда он притоптал под собой сухую траву. Писк повторился, и омега наконец понял, кто издавал его. Он осторожно наклонился, проигнорировав все вопросы Чимина по типу «Что ты делаешь?» и «Ты меня вообще слышишь?» Он не дыша взял птенчика в свои ладоши и обернулся к парню, который подошёл и поразился, насколько острым оказался у соседа слух. — Кто это? — сразу же вырвалось у Пака, как только он увидел крохотное создание, лежавшее в небольших ладонях Чонгука. — Не знаю, — ответил омега, а затем внимательно посмотрел на существо. — Кажется, он ещё даже глаза не открыл. Вероятно, ему меньше суток. — Похоже на птенца соловья или, скорее, на маленькую синичку.       Чонгук поднял голову, надеясь увидеть гнездо или хотя бы птицу-мать, которая бы сидела на ветке и горевала о своём птенце. Но ни гнезда, ни матери не было. Птенчик остался на земле совсем один. — Не хочу оставлять его здесь, — решительно заявил омега. — Кошки и собаки будут ходить мимо, они могут попросту съесть его. — Понимаю, но ты вряд ли сможешь обеспечить ему должный уход. Ведь у тебя нет опыта в обращении с новорождёнными птенцами. — Знаю. Но я хочу попробовать.

В тот день Чонгук впервые в жизни взял за кого-то ответственность.

.......✎

      Обнаружив по телефону адрес ближайшего магазина для животных, юные омеги направились туда, позабыв о занятии на гитаре, и о всех прочих заботах. Когда они вошли внутрь, за прилавком их поприветствовала невысокая женщина-альфа в круглых очках. Во время беседы она то и дело поправляла их, сдвигая к переносице, отчего её глаза казались ещё больше.       Она искренне удивилась, когда увидела птенца: — Как же вам удалось его обнаружить?       Чонгук отвечал ей очень взволнованно, нежно держа птенчика в ладонях. Чимин же стоял рядом и лишь изредка качал головой, поддакивая каждому слову. Он наблюдал за тем, как омега искренне беспокоился о судьбе маленькой птички. Это вызвало у него отклик в душе. Пак понял, что Чонгук не такой бессердечный грубиян, каким показался при знакомстве. Первое впечатление всё же иногда бывает обманчивым.       Когда они вышли на улицу, получив все необходимые указания, солнце над Сеулом уже начало клониться к закату. Сжимая в руках небольшой контейнер из-под корма для попугаев, в который женщина посоветовала поместить птенца, Чонгук шёл по тротуару, а Пак, поражённый его действиями, следовал за ним. — Скажи, а твои родители не будут тебя ругать за то, что ты притащил птенца домой? Мои вот против каких-либо животных в доме, потому что у отца с детства аллергия на шерсть.       Чонгук шмыгнул носом от излишней влажности, которой был пропитан вечерний осенний воздух. — Не будут, — ответил, не отрывая глаз от контейнера. — У моих родителей, к счастью, нет аллергии на перья или шерсть. Хотя... У папы есть аллергия на чеснок. Но я больше склоняюсь к тому, что у него обычная язва желудка, которую он не лечит. — Почему? — Времени нет свободного, он работает почти всегда. Даже не помню, когда он в последний раз был хотя бы у дантиста. — Чонгук вдруг замолчал, потому что и сам не мог точно вспомнить, когда в последний раз посещал кабинет врача. Кажется, это было шесть лет назад, когда он подхватил глазную инфекцию, а может, это было чуть позже.       Весь остаток пути парни разговаривали на разные темы. Их шаги звучали в унисон, как мелодия, сливаясь с треском опавших листьев под ногами. В перерывах, когда говорил Чимин, Чонгук мысленно подсчитывал, сколько мелочи ему придётся потратить на корм для птенца. Он надеялся приобрести недорогой творог или яйца в магазине, чтобы, по совету женщины, измельчить их и дать найдёнышу. При этом парень хотел, чтобы покупка не сильно ударила по его дырявому карману. Ведь деньги, которые он получал от папы не так часто, как другие подростки, были для него настоящей роскошью.              В ходе разговора Пак поделился с Чонгуком своей историей. Он рассказал, что переезд из Пусана в Сеул стал для него настоящим испытанием. Пока они шли, в его памяти всплыло как минимум две сцены из фильмов, где подростки (главные герои) говорили: «В этом году я меняю уже третью школу...» или «Из-за работы отца нам приходится часто переезжать». — Никогда не думал, что со мной может произойти нечто подобное, — делился переживаниями парень. За пределами своей квартиры он старался не подавать виду, будто это событие каким-то образом повлияло на его состояние. Но наедине с собой воспоминания о прошлом возвращались с новой силой. Неужели его семья действительно оказалась здесь, в Сеуле? Кажется, это так. И от этого уже не убежишь.       Потом омеги обсудили дополнительные занятия Чонгука в мастерской и то, какие микросхемы он нехотя спаял сегодня, несмотря на сложную инструкцию на японском языке, которую подсунул ему учитель. А на вопрос Чимина, почему тот записался на дополнительный предмет, который он явно терпеть не может, Чонгук без лукавства ответил: — Обязательным условием для ансамбля является наличие инструмента. Я же не могу себе позволить купить гитару. Вот почему я выбрал эту дурацкую мастерскую. Копаться в микросхемах для меня скучно и совсем неинтересно. В кружок к любителям космоса я тоже пойти не мог, там все какие-то повёрнутые. Тяги к искусству, как и к театральному мастерству, у меня никогда не было. Единственная моя страсть — это музыка.       Постепенно разговор перешёл на спортивные темы. Пак поделился своими футбольными увлечениями. Он с воодушевлением рассказал, как ещё в Пусане гонял мяч с друзьями в соседнем дворе, пока площадка не была занята высокомерными альфами, которые приходили и вечно портили им всё веселье. Чонгук же, напротив, не разделял восторга своего соседа по поводу футбола, как и в целом от любого вида спорта. А на вопрос Пака: «Что не так в футболе?» он лишь пожал плечами и меланхолично ответил, что, с его точки зрения, нет ничего более тупого, чем бегать по полю и пытаться забить мяч в ворота соперника. Чимин на это даже немного обиделся. — Ты просто не умеешь веселиться, вот тебе мой вердикт, — высказал омега предположение, на что Чонгук, соглашаясь, кивнул. — Да, не умею. Зато я первоклассно умею грустить. А некоторые не могут и этого.       Чимин склонил голову набок, пытаясь поддержать с Чонгуком устойчивый зрительный контакт: — Но ведь в грусти нет ничего хорошего. — Почему нет? — поднял он брови. — На мой взгляд, в грусти рождаются не менее прекрасные вещи, чем в радости и счастье. Взять хотя бы тебя. То, какую печальную мелодию ты играл в кабинете ансамбля, затронуло что-то во мне, вот здесь, — Чон указал на сердце. — Поэтому не стоит говорить, что грусть не важна. В каждой эмоции можно найти что-то стоящее, просто нужно уметь видеть. Как и музыку нужно уметь слышать. Понимаешь, о чём я?       Разумеется Пак понимал. Но он и не догадывался, что Чонгук понимал это, возможно, даже лучше, чем он сам.       Когда они вышли из-за угла дома Чимина, оба были в расслабленном настроении. Затем зашли в магазин, купили немного нежирного творога и направились к дому Чонгука, куда парень пригласил соседа помочь ему с птенцом. Однако радость Чонгука вскоре угасла, когда он увидел у подъезда знакомую машину, охрану и сидящего на скамейке папу. «Дьявол, какого чёрта они здесь делают?!» — мимолётное пронеслось в его голове.       При виде людей в чёрных костюмах, которые почему-то привезли родителя домой в столь ранний час, у Чона неприятно сжались внутренности.       Он чувствовал опасность кожей, которая под курткой моментально покрылась сотнями колючих мурашек. Он искренне не хотел, чтобы Чимин каким бы то ни было образом вступал в контакт с этими вонючими уродами, поэтому жестом руки поспешил его остановить. Так будет лучше для всех. — Стой, — сказал он твёрдо, не глядя на белоглазого омегу. — Возвращайся домой, Чимин. И как можно скорее.       Лицо Чона выражало целую гамму чувств. В глазах, устремлённых вперёд, Пак мог увидеть волнение, страх, злость, покорность. Но он не мог понять, что произошло и почему их план внезапно изменился.       Чимин недоумевающе окинул взглядом странную компанию людей, собравшуюся у подъезда, и снова повернулся к однокласснику по парте. — Ты уверен, что мне стоит уйти? Это как-то связано с теми людьми?       Но в голосе Чонгука снова зазвучала та самая леденящая душу интонация, которая была, когда они только познакомились несколько дней назад: — Ты вообще слышал, что я сказал тебе, сталкер? Иди прочь и не суй свой длинный нос куда не просят! Меньше знаешь — целее будешь, усвой этот урок себе на будущее.       Чонгук подождал, пока Чимин отойдёт подальше, и, сжав челюсти, направился к подъезду. Он ужé мог представить, какую картину увидит там через несколько секунд, это чувствовалось в каждом шаге, в тяжёлом воздухе, что окутал его ноздри.       Почти завернув за угол своего нового дома, Чимин остановился и, нарушив данное минутой ранее обещание, обернулся. Чёрный «Лимузин» с тонированными стёклами всё ещё стоял у подъезда Чонгука, а рядом — толпа грузных альф в костюмах, стоимость которых была настолько велика, что Чимин даже представить себе не мог. Он наблюдал, как Чонгук приблизился к человеку в сером пальто, который, сгорбившись, сидел на скамейке. Он что-то долго говорил Чонгуку, а тот, опустив глаза в пол, просто слушал. «Да кто все эти люди?» — задавался вопросом Чимин, прячась за углом и не сводя с них глаз.       Через мгновение один из крепких альф прошёл к автомобилю и распахнул заднюю дверь. Из машины вылез толстощёкий мужчина среднего роста с короткой стрижкой, одетый в костюм из бордового шёлка. У Пака по телу пробежали мурашки, хотя он и не понимал почему. Когда мистер «N» (так его решил обозначить омега) в бордовом костюме остановился напротив человека в сером пальто, Чонгук словно уменьшился в размерах. Мистер «N» рассмеялся такой реакции и потрепал юношу по мелированным волосам. Лицо Чонгука стало ещё более мрачным, но он терпел, пока мистер «N» не убрал руку от его растрёпанных волос. Затем мистер «N», изменившись в лице, что-то сказал человеку в пальто, и тот незамедлительно поднялся. Он повернулся к Чонгуку боком, снял чёрные очки с переносицы, и это зрелище вызвало у Пака довольно сильный ужас. Всё лицо этого человека покрывали огромные лилово-синие синяки, а воротник пальто оказался испачкан каплями свежей крови. Увидев это, Чимин встревожился ещё сильней. Но больше его встревожила мерзкая улыбка мистера «N» и то, какими жадными глазами он смотрел на Чонгука.       Когда сосед по парте и человек в испачканном кровью пальто скрылись за стальной дверью подъезда, тонированный наглухо «Лимузин» умчался с территории двора, будто его и не было.       Позже, поднимаясь в лифте на свой этаж, Чимин понял: мужчина в сером пальто — один из родителей Чонгука. Но вот что за история с ним приключилась, а главное — почему и кто мог его так жестоко избить?