Волшебный ремешок

      Урегулировать подобную ситуацию далось мне крайне непросто — как выяснилось, Макс оказался совершенно психологически не готов к столкновению с магией, а потому, завидев летающий ремешок, принялся орать на всю Ивановскую о демоне в нашем мире. Что ж, я, конечно, соглашусь, ремешок совершенно точно демонический, не иначе, но я всё равно тщетно пыталась перекричать парня, умоляя его успокоиться, и объяснить, что это мой заколдованный ремень-воспитатель. Макс умчался в сарай, вернулся из которого с топором в руках и принялся махать им по воздуху в тщетных попытках зарубить ловко отлетавший раз за разом ремень. Я с визгом отпрыгнула в сторону и принялась в ужасе наблюдать за тем, что творит парень. Лишь когда Макс выдохся, я, не теряя ни секунды, пока меня саму тут ненароком не зарубили, подскочила к нему, затрясла за плечи и принялась тараторить, что это часть моего семейного проклятия.       После мы с Максом сидели на крыльце, ремешок лежал рядом, и я быстро, скомкано и обрывисто рассказывала парню историю своих злоключений — как в возрасте шестнадцати лет нашла заколдованный ремешок в дедовском комоде, как два лета подряд сражалась с тёмными колдунами, попутно то и дело отхватывая по жопе, и как пару недель назад в моей жизни появилась Агнесса со своим этим магическим контрактом, будь он неладен, и как сильно я теперь попала. Когда беглый рассказ подошёл к своему завершению, Макс некоторое время молчал, пытаясь переварить всё услышанное.       — Значит, твой отец — главный тёмный колдун, ты в компании гопника из своего технаря два раза спасала мир, потом у него стёрлась память об этом, а батя твой умер, находясь в теле местного нефора… а в ремешке твоём была душа его помощника, но вы подружились, я ничего не упустил?       — Всё так, — с некоторым напряжением отозвалась я, понимая, как странно это всё звучит.       — А почему с ним тогда не добазариться, чтобы отстал?       — Да нет, Феликса уже нет в живых, а это ремень без души, — поправила я парня.       Макс присвистнул.       — А с тобой, Сашок, не соскучишься.       Я лишь нервно усмехнулась, отводя взгляд. Щёки мои вдруг залились румянцем, и я, чуть поправив свои рыжие волосы, с романтичной улыбкой поглядела на Макса, я потыкала его пальцем в плечо, привлекая внимание к себе, и тихонько поинтересовалась:       — А ты что, реально ради меня готов был ремешок топором зарубить?       — Ну так-то да, а чё он к девушке моей лезет, руки распускает, — Макс сразу возгордился собственным мужеством, гордо выпучил грудь, как какой-то деревенский петух, но увидев, что меня это рассмешило, помалу успокоился, пошлёпав меня ладонью по оголённой ляжке, — ладно, погнали в дом, будем думать, как жопу твою спасать.       Я взяла злосчастный ремешок в руку и поспешила за парнем в сторону кухни, где Макс с вымотанным видом уселся за стол, а я встала рядом. Несмотря на гудевшее после упражнений с картошкой в огороде тело, адреналин из-за прыжков Макса с топором зашкаливал, и я на всякий пожарный решила держаться поближе к парню, пока он ещё чего выкинуть не додумался. Да и какая-то защита от него ощущалась, учитывая, что я всё ещё заложница этого треклятого ремешка, который всё никак отстать от меня не может.       Макс протянул руку и сказал:       — Дай-ка ремень твой погляжу.       — Вот, пожалуйста, — я передала парню волшебный ремешок, и стала с некоторой опаской смотреть, как тот разглядывает его, пытаясь найти что-то необычное, словно бы ремень не из кожи, а как минимум из золота сделан. Нет уж, таких ударов моя жопа точно не выдержала бы.       — И чё, он тебя за каждый косяк автоматом по жопе хуярит, получается? — поинтересовался Макс, и я кивнула. Парень тут же хохотнул, — ремешок, можешь Саше по жопе дать, чтоб не выёбывалась, когда я бухой?       Я с выпученными от ужаса глазами на инстинктах отскочила назад и с обидой прикусила губу, скрестив руки на груди, когда Макс заржал от этого зрелища. Вот ещё добра мне не хватало…       — Да ладно, ладно, шутка это, не паникуй, садись давай.       — Я постою лучше.       — Да иди сюда, не боись, будем думать, как от ремешка избавляться.       Я приблизилась к парню и встала рядом, Макс обнял меня за талию, вынуждая чуть наклониться, и вдруг легонько шлёпнул по жопе и весело выпалил:       — Вот так хуярит?       — ДА МАКС! — возопила я, дёрнувшись всем телом, а этот козёл давай ржать.       — Да ладно, ладно, всё, прекращаю, спокойно, — он снова обнял меня, а я закатила глаза от его бесконечных выходок. С ним никаких нервов не хватит, у меня тут горе, а он всё стебётся.       Но всё же толк от Макса был — подняв задумчивый взгляд на меня, он поинтересовался:       — И как эту Агнессу найти?       — Она обычно сама меня находит, она же колдунья, где угодно появиться может.       — Так давай позовём её, — заметив опаску на моём милом личике после такого сомнительного предложения, парень поспешил успокоить меня, — да хорош очковать, просто побеседуем, вдруг добазариться удастся.       Я напряглась пуще прежнего, но всё же пошла на условие Макса — чуть отойдя от него, я выпрямилась и осторожно позвала:       — Агнесса…       Ничего не происходило пять секунд, десять.       — Ну, ты уж громче попробуй, — посоветовал Макс, — вдруг не слышит.       И я в самом деле взяла да завопила:       — АГНЕССА!       — И чего орёшь?       Как-то внезапно роковая женщина в чёрном платье и каблуках оказалась на кресле со стороны дивана. Я оглянулась на своего парня и с ужасом заметила, что тот застыл, выходит, время вокруг нас с Агнессой остановилось. Чёрт, это в мои планы не входило.       — Сашенька, ты долго будешь тянуть? — промурлыкала мучительница, — у меня нет душевного настроя торчать с тобой и твоей глупостью целый день.       — Ну… в общем… — замямлила я, не зная, как и начать, — ты не могла бы отозвать от меня свой ремешок?       Агнесса удивлённо изогнула бровь, будто пытаясь понять, в самом ли деле услышала то, что услышала. А дальше колдунья прикрыла рот ладонями и принялась заливаться от смеха, вынуждая меня с напряжённым видом стоять на месте и сгорать со стыда, чувствуя себя полнейшей дурой. Отсмеявшись вдоволь, Агнесса весело усмехнулась.       — Да уж, Саша Курочкина, повеселила ты меня знатно, я вот за тобой наблюдаю и всё думаю: ты в самом деле такая дурочка безмозглая, или же слишком умело притворяешься? Но в таком случае ты ещё и мазохистка.       — Я не мазохистка, — процедила я сквозь зубы подавленным тоном, а после издала усталый пораженческий вздох и чуть склонила голову набок, — да серьёзно, Агнесса, что тебе стоит, что тебе ещё от меня нужно? Ты поглумилась, увидела, как я огребаю от ремешка, моя жизнь уже в полнейшей жопе, можно хотя бы от ремешка меня избавить?       Агнесса не спешила — медленно и несколько даже лениво закинула ногу на ногу, задумчиво огляделась по сторонам, и лишь затем хищным и довольным взглядом поглядела на меня.       — Думаю, я получу большее удовольствие, если ты и дальше станешь вляпываться в неприятности с моим ремешком. Знаешь ли, жизнь была бы довольно скучна без таких как ты.       — Да что ж ты… ко мне прицепилась? — я легонько даже запрыгала на месте от обидного нетерпения поскорее отвязаться от ремня-воспитателя.       — А я объясню, — промурлыкала Агнесса, и взгляд её стал несколько пугающим, — ты, Сашенька, представляешь в моих глазах тот мир, который по-хорошему существовать вообще не должен — ваш омерзительный район, где люди живут как какие-то животные, гопники с мышлением уровня камня у дороги, ветреные, безмозглые дурочки вроде тебя, будущее которых написано прямо у них на лице: растраченная впустую юность, облом будущего из-за недостатка образования, работа в местном алкомаркете с тщетными попытками обустроить личную жизнь, свадьба по залёту, выживание в однушке в ипотеку, депрессии и измены. И таких сомнительных районов по миру тысячи, и вот за это я ненавижу род человеческий.       Голос Агнессы становился всё увереннее и агрессивнее, пробирая до дрожи, как голос какого-то монстра, колдунья говорила всё быстрее и быстрее, и выражение её лица демонстрировало абсолютное презрение.       — Тебе, Саша Курочкина, просто не повезло отдуваться за всех остальных. Время от времени я выбираю себе жертв поразвлечься, и ты проиграла в эту лотерею. Ты слишком косячная, чтобы исправить свою жизнь самостоятельно, без помощи волшебного ремешка, так что ты ещё спасибо должна мне сказать. Страдаешь из-за своих косяков не только ты, страдают все окружающие.       — Но я не косячная! — выпалила я, не выдержав этого напора.       — Ротик тебе пора зашить.       Агнесса моментально щёлкнула пальцами, и в моём рту оказался кляп, я с выпученными глазами ощутила толчок подкатившегося ко мне стула, на который и плюхнулась, а ремешок скрутил и связал мои руки за спиной. Колдунья танцующей походкой подскочила ко мне, заняла позицию сзади и крепко вцепилась ладонями в мои плечи.       — Давай мы с тобой немного попутешествуем, Сашенька, по миру твоих косяков, ты же не против?       Я в шоке уставилась вперёд, но кляп во рту немного мешал отказаться. В голове началось помутнение, и я вспомнила подобные ощущения четырёхлетней давности, то, что давным-давно стёрлось из памяти — как таким же способом я перемещалась в собственное соединённое с Феликсом подсознание. Кошмар юности, который вернулся худшим из способов.       Юля, моя подруга и бывшая напарница, была увлечена подсчётом кассы в алкомаркете, и то и дело сбиваясь, то на свои мысли, то на клиентов, потому начала заметно уставать к моменту, когда в магазин зашли Димон и Кегля.       — Здоров, Юлька, как живёшь? — дружелюбно поинтересовался Димон, пока Кегля в привычной манере с угрюмым видом вертел ключи в руке.       — Нормально… тридцать четыре, тридцать пять… тридцать шесть… — Юля озадаченно подняла глаза к потолку, пребывая в собственных мыслях.       — А чё, где Курочка? Давно с ней не пересекались.       — А, да её уволили, за кражу виски… тридцать шесть… ой, только это секрет! — спохватилась Юля и продолжила подсчёт вслух, — тридцать семь…       Димон не унимался:       — А где её найти можно?       — Тридцать семь… да она у Макса на даче, ну того, который крутился тут постоянно… ой, только это тоже секрет… так, тридцать семь…       Димон усмехнулся, переглянувшись с Кеглей, и обратился к моей подруге:       — Ну ладно, бывай, тридцать восемь дальше, если чё.       Гопники вышли из магазина, а Юля с кипевшим уже от всей этой арифметики мозга продолжила считать уже при помощи пальцев.       — Блин, опять сбилась, — захныкала блондинка.       Скачок по магическим иллюзиям произошёл слишком уж внезапно — я уже и забыла, как оно бывает, и как из-за этих прыжков трещит голова. Этот скачок по миру моего безудержного подсознания отличался от тех, что проворачивали со мной четыре года назад Феликс и потом мой папаша — я и с места не сдвинулась, продолжая сидеть связанная по рукам ремешком, да с кляпом во рту, и Агнесса всё также выплясывала рядом. Изменилось всё пространство вокруг нас. Я выпучила глаза от ужаса, увидев себя возраста пятнадцати, почти шестнадцати лет, когда только-только переехала с семьёй в квартиру деда и поступила в технарь. Я наблюдала за собой как бы со стороны — юная и ещё не прожжённая поркой и другими злоключениями, ещё боевая Саша Курочкина не замечала нас с Агнессой, была она такая энергичная, с теми же моими рыжими волосами, милым личиком, в футболке и шортиках, которые я носила в пору первого курса. Она стояла вблизи нашего падика, спиной к двери, и скрестив руки на груди, весело болтала с моей бывшей соседкой Ниночкой. Эх, ностальгия о беззаботном времени…       — Дамы и… дамы, — захихикала Агнесса, вынудив меня поднять на неё свои выпученные от шока глаза, но колдунью это не остановило, — представляю Вашему вниманию шоу под названием «Первый косяк Саши Курочкиной». В главных ролях: Саша Курочкина, её соседка Ниночка и… ещё одно лицо, которое появится во втором акте.       Я помнила этот день, и если бы не кляп во рту, точно бы прокричала той юной, не умудрённой горьким жизненным опытом Саше Курочкиной не зевать и почаще смотреть по сторонам. Это было наше знакомство с Ниночкой, когда я решила выпендриться как следует…       — Ты поосторожнее с этим Кабаном, он знаешь какой любитель доёбываться? — поделилась Ниночка с Сашей.       — Ой, да чё мне твой Кабан, и не таких на место ставила… был бы сейчас здесь этот Кабан, он бы у меня уже на коленях стоял и леща бы от меня получал, то-то.       Сашка весело подмигнула, игнорируя и то, как выпучились глаза Ниночки, и мои тоже вместе с ней. А всё потому что за спиной Саши из подъезда вышел тот самый Кабан и встал позади моей юной версии, засучив руки в карманы и выслушивая все её ненужные совершенно выебоны. Гопник не стал долго терпеть и властно свистнул, из-за чего Сашка мгновенно опешила, потерявшись от такого, и развернулась.       — Слышь, жопастая, как тебя там?       — Вообще-то не жопастая, а Саша Курочкина, — невозмутимо отрезала Сашка, всё ещё не понимая, с кем имеет дело.       — Курочкой, короче, будешь, — хохотнул Кабан, заставив новую соседку выпучить глаза от его наглости, — чё дерзкая такая, не понял, по жопе давно не получала?       — От кого, от тебя, что ли? — усмехнулась та самая дерзкая несносная рыжеволосая девчонка, которой я уже сама была готова прописать по жопе, чтобы язычок, наконец, прикусила. Судя по выражению лица Ниночки, она уже была не прочь за новую подругу свечку поставить.       Меня же опередил Кабан — лимит на выпендрёж Саши Курочкиной исчерпался как-то внезапно, и столь же внезапно низкорослый гопник подскочил к ней и прописал звонкий шлепок по жопе, от которого пятнадцатилетняя оторва подпрыгнула на месте и выпучила глаза не меньше моего.       — В целях педагогики, — жутко самодовольно объяснил Кабан, и тут же с прищуром поинтересовался, — так чё ты там про меня говорила?       У Сашки, ещё минуту назад кичившейся перед соседкой своим характером, слишком внезапно включился инстинкт самосохранения — она глуповато захихикала, чуть согнув одну ножку назад, и старательно кося под дурочку, беззащитно погладила Кабана по плечу и пропела:       — Да нет, Кабанчик, ты не так понял… это я не про тебя! — выпучив глаза, воскликнула Сашка, крещёная Курочкой, — это другой Кабан, в моём прошлом дворе жил, вот он осёл ослом, а по тебе сразу видно… ну… что ты и умный, и к людям подход находишь, и спортом занимаешься.       Кабан самодовольно усмехнулся, даря той наивной Сашке иллюзию того, что купился на её враньё. Но я-то прекрасно знала правду, ведь уже пережила этот момент…       — Чё, утырок этот Кабан из твоего двора?       — Ну да, такой, себе на уме, — продолжила гнать Сашка, с неловким видом поправляя свои рыжие волосы за ухо.       — Ну, давай тогда я ему через тебя весточку передам, чтоб не был таким утырком…       — В смысле? Стой! АЙ БЛЯ!       Сашка запрыгала на месте, потому что Кабан без предупреждения — я-то знаю, как он это дело любит — прописал ей звонкий шлепок по жопе, вынудив дёрнуться и моментально схватиться за горевшую жопу.       — Точно передашь? Не забудешь? — весело спросил гопник, нагло и бесцеремонно улыбаясь прямо в личико прикусившей губу от обиды и боли Сашки.       — Забудешь с тобой… весьма простое письмо.       Кабан вдруг перестал улыбаться, состроил театрально серьёзное лицо, прищурившись и напрягая Сашку, снова легонько пошлёпал её по заднице, вынуждая дёрнуться, и поинтересовался:       — А это чё у тебя? Ну-ка выгружаем карманы.       — Да пожалуйста, — дёрнула плечом Сашка, решив больше не спорить почём зря с Кабаном, и послушно достала пачку ротманса из заднего кармана шортиков.       Гопник отжал у неё пачку, перепроверил наличие сигарет в ней, пока рыжеволосая соседка на пару с Ниночкой терпеливо ждала их возвращения.       — Чё, куришь, что ли?       — Ну… — Сашка подняла глаза к небу в поисках правильного ответа, за который не отхватит лишний раз, но проблема в том, что Кабану этот ответ не шибко-то и нужен был.       — Всё, больше не куришь, давай, Курочка, следить за тобой внимательно буду, свободна, — Кабан несильно шлёпнул Сашку для разгона, и так и добавил, — для разгона, ха-ха.       Сашка быстрым шагом двинулась за компанию с Ниночкой, радостной, что досталось не ей, в сторону двора, подальше от гопаря. А Кабан довольно закурил.       Агнесса рядышком со мной довольно захихикала и пропела, облокотившись на моё плечо:       — Вот мы и понаблюдали первый косяк Саши Курочкиной, который болезненно ей обошёлся. Сколько Кабанчик этот тебе ещё жизнь усложнял, года три, не меньше?       Я с обиженным видом посмотрела на колдунью, но кляп во рту всё также мешал мне ответить. Правда, на моём личике всё прекрасно считывалось — хоть мы с ним вроде как и подружились на втором курсе, но дело было исключительно в совместных пережитых магических приключениях, и когда у него стёрлась о том память, Кабан потом почти весь третий курс трепал мне нервы и не давал проходу, пока из технаря не вылетел. Только вот Агнесса оказалась человеком дела — ей важно было зрительное подтверждение, и колдунья щёлкнула пальцами, вследствие чего локация вокруг нас сменилась с моего бывшего двора на внешний двор технаря.       Злосчастный третий курс, перемена после первой пары, студенты болтают между собой, добрая половина бранится не хуже сапожников, а мимо нас проходит непутёвая третьекурсница Саша Курочкина — совсем недавно перекрасила волосы снова в рыжий цвет, и также недавно вновь взялась за сигареты. Сашка, как обычно, проспала первую пару и с опозданием припёрлась в технарь, где надеялась проскочить мимо Кабана, базарившего с дружками прямо у дверей. Тот, слишком глазастый зараза, сразу заприметил её, несмотря на быстрый шаг, властно свистнул и крикнул своим прокуренным голосом:       — Э, Курочка, подгоняй-ка сюда.       Саша неохотно подошла, и Кабан сразу весело забычил:       — Чё опаздываешь, учиться за тебя кто будет, Настюха? Или, может, Пушкин?       — Да нет, не Настюха, и не Пушкин тем более, — признала свой косяк Сашка, и тут же с глуповатой улыбкой пропела, — да ладно тебе, Кабанчик, ну проспала, ну с кем не бывает?       Кабан достаточно напористо поглядел на соседку, вынудив её поёжиться, и строго сказал:       — Дай-ка сижку.       — Да пожалуйста, — Сашка по наивности своей вытащила пачку сигарет, которую полнедели прятала от мамы, и Кабан бесцеремонно забрал всю пачку.       — Изымаем за плохое поведение.       — Ну бля, ну Кабан, хорош тебе, чё я курить-то буду, я ж с ума сойду.       — Дерзишь? — с ухмылкой вопросил гопник.       — Ни в коем случае! — Сашка замотала головой, выпучив глаза от страха за собственную жопу, пока дружки Кабана хохотали над сценой.       — А мне кажется, всё же дерзишь, — весело продолжил доёбываться гопник, подначиваемый смешками товарищей, — давай-ка за дерзость по жопе.       — А может, не надо по жопе? — как можно милее пропела Сашка.       Гопник громко хохотнул.       — Вот ты, Курочка, смешная, конечно, как это не надо по жопе, когда косяк есть? Давай-давай, для профилактики, чтоб жизнь мёдом не казалась.       Сашка захныкала, и гопник прописал ей звонкий шлепок, от которого рыжеволосая третьекурсница с визгом дёрнулась на месте и чуть ли не попрыгала в сторону технарского вестибюля, под хохот Кабана и его дружков. Эх, с обидой подумала я, наблюдая за этой сценой, а ведь мы с Кабаном почти что нормально подружились на втором курсе, он, конечно, всё равно не без своих тараканов и выходок, но общались мы вполне себе по-товарищески. Обидно только, что всё это свелось к тому, что Кабан свернул совсем на кривую дорожку, стал больше общаться со своими дружками-гопарями, и я то и дело была жертвой его выходок. Всё-таки, похоже, с таким как Кабан невозможно по-настоящему подружиться, слишком уж велико его желание доебаться.       Агнесса, впрочем, была удовлетворена сценой, и снова щёлкнула пальцами — мы оказались в том злосчастном моменте, когда мне было шестнадцать лет, и дома у Кабана я рассказала ему, что для магического контракта с волшебным ремешком нужна кровь. Никогда не забуду, как он потом гонял меня на физкультуре, и все нервы вытрепал.       — Сашенька, у тебя один косяк веселее другого, — усмехнулась Агнесса, поглаживая меня по рыжим волосам, из-за чего я поморщилась, — как можно было быть такой дурой и довериться этому гопнику, после того-то, как он тебе целый год жизнь усложнял? У него же на лице всё написано.       Я всё также не могла говорить из-за кляпа во рту, и лишь косо взглянула на колдунью исподлобья, снизу вверх, и на моём лице всё прекрасно отражалось. А то я и без неё не врубилась, что очень жёстко сглупила в тот момент.       — Ладно уж, косяк есть косяк. Переходим к части повеселее.       Агнесса снова щёлкнула пальцами, и вот мы уже внутри моего подсознания, в тот самый болезненный момент, когда я прощаюсь с принцессой Дианой, жертвой издёвок Беатрис и Бальтазара, и издевавшаяся прежде принцесса говорит мне, что взросление есть вопрос воли. А мне становится безумно жаль и её, и Феликса. Кажется, я психологически не готова к этому моменту.       Агнесса наклонилась ко мне и в целях ещё большей издёвки подёргала за носик, вынудив поморщиться и беспомощно отвести голову назад.       — Эх, а ведь Диана такие надежды на тебя подавала… верила, что ты отомстишь, что остановишь Бальтазара раз и навсегда, что спасёшь Феликса… а что было потом?       Теперь стул, на котором я сидела, стоял на нервной поверхности деревенского леса. Вместе со стулом, кляпом во рту и ремешком на руках за спиной я грохнулась набок и с земли стала наблюдать самую жуткую для себя сцену — там впереди Саша Курочкина, семнадцати лет и с тёмными волосами, в синих шортиках и спортивной футболке, находится посреди поля боя. То самое депрессивное лето, которое я пыталась стойко выдержать. Вон Сашка радостно прыгает в объятия к Феликсу в обличии моего папаши, вон они уже сражаются с Крокодилом, Беатрис и моим дедулей, вон он набрасывается на меня… а вон Феликса убивают, без какой-то высшей цели и очень беспощадно. Я зажмурилась, чтобы не видеть этого, чтобы не переживать снова тот момент, но в голове проносились все воспоминания того лета — Крокодил, погибший по моей вине и поцеловавший меня перед этим, Феликс, который пытался спасти меня, исправившаяся в последнюю секунду Беатрис, то, как я встала на учёт полиции, как наблюдала свидания Алисы с Антоном весь последующий месяц лета, лёжа на кровати в деревенском доме моего противного отчима и закрывая голову подушкой, чтобы отвязаться от них от всех. Худшее последнее лето юности.       Щелчок, и я снова сижу, но уже не на стуле, а на краешке кровати в маминой комнате образца четырёхлетней давности, когда мне было шестнадцать, и когда только закрутилась вся эта магическая агония. На мне уже не было кляпа и ремня на руках, но я не могла пошевелиться из-за пережитого, а слова просто не шли из меня. Рядом со мной сидел Бальтазар ещё в обличии Игоря Курочкина, моего папы, которого потом так не хватало — он лениво и беззаботно смотрел телевизор, поглаживая болевшую ногу. С другой стороны от меня сидела Агнесса, которая нашёптывала мне на ухо прямо как какая-то демонесса, из-за чего я лишь морщилась от всего давления на себя бедную.       — Быть может, Сашка, все твои косяки сводятся к нему? К тому, что главный твой косяк — что ты не последовала за родителем, что отвернулась и предпочла и дальше торчать в вашем загнивающем районе, терпя одну неудачу за другой, отказавшись от власти и могущества?       Чушь собачья, со злостью подумала я, я выбрала маму, выбрала Настю, мою лучшую подругу, выбрала всех этих людей. А он бросил и меня, и маму, оставил нас сносить все последствия в одиночку, без него, потому что он мудак, и я… я ненавижу это за это…       Сколько времени я представляла, как он придёт ко мне во сне, снова заманивая в свой ебучий культ поехавших тёмных колдунов, а я не выдержу и плюну ему прямо в рожу, скажу прямо, какой он мудак, и что я не боюсь его вовсе. Что он всё равно оказался неправ, и я даже спустя годы так считаю.       — Скажи ему всё это, — подстрекала меня Агнесса, — теперь у тебя есть такая возможность. Или же признай свой главный косяк.       Колдунья исчезла, и мы с отцом остались здесь наедине. Я не могла даже смотреть в его сторону, отчасти потому что это напоминало о Феликсе, и о том, что мой папаша с ним сделал. А отчасти…       — Пап… я всё знаю о том, кто ты, — выдавила я, надув покрывшиеся румянцем щёчки.       — Я знаю, что ты это знаешь, — слишком спокойно, совершенно не в духе Бальтазара, отреагировал Игорь Курочкин, и от этого стало ещё больнее, — ты вольна говорить всё, что накипело.       От этих его слишком мудрых слов стало совсем тошно, и те самые слова из моего воображения — о том, что он мудак и предатель — не шли из меня. Вместо этого я с болезненным видом поморщилась, чувствуя, как мне морально больно, как я не выдерживаю.       — Пап… мне тебя не хватает. Нам с мамой не хватало, знаешь, как было тяжело выдерживать всё это самим, без тебя? Ты же был нашей семьёй. Знаешь, как паршиво я себя чувствовала из-за того, что ты меня бросил? И плевать мне на этот твой трибунал и на твоих тёмных колдунов, мне ты нужен был. Это реально мой косяк, что я не попыталась, не уберегла тебя от всего этого.       Я зажмурилась, потому что из глаз непроизвольно стали давиться слёзы. Отца вскоре здесь не оказалось, как и самого здесь тоже здесь не оказалось — я снова была в реальности, снова на кухне Макса, и из глаз также текли слёзы. Я даже не знала, по-настоящему ли всё это было… но если по-настоящему — Агнесса тот ещё урок мне преподала, показав, как много у меня косяков.       — Саш, ты чё? — подал признаки жизни Макс, и подошёл ко мне, — ничего не вышло, что ли? Да ладно, не расстраивайся так.       Слёзы продолжали литься, и Макс обнял меня, а я прижалась лицом к его груди. Сил уже не оставалось даже на слова, на объяснение произошедшего и пережитого, ведь я морально не смогу это объяснить. Мне просто было тяжело, и мы с Максом стояли посреди кухни и обнимались.