Ведьма

Год назад

Слезы неровными дорожками текли по щекам, от чего кожа уже покраснела и начала болеть. Пытаться стереть их с лица она давно перестала. Так было только хуже. Эвтида точно не знала, почему сейчас рыдала, сидя на холодном полу своей крошечной камеры. Ей было жалко себя? Или она продолжала оплакивать брата, погибшего всего пару недель назад? Рана, оставленная ей после его смерти, продолжала кровить и болеть, сколько бы ни прошло времени. Или, быть может, все сразу? И ее душа больше не в состоянии вынести уготованных для нее страданий? На самом деле это не имело значения. Итог был один. Она все еще сидела на грязном каменном полу глотая горькие слезы. Эва попыталась растереть затекшие запястья, но железо, плотным кольцом обхватывающее ее кожу, помешало ей сделать это. Зачем ее заковали? Она пришла к ним сама, добровольно. Будто без кандалов у нее будет больше возможностей сбежать. Она откинула голову вверх и рассмеялась. Соль затекала в свежий порез на ее шее, от чего рана горела огнем, но на физическую боль ей давно было плевать. Через время она затянется, став неровным бледно-розовым шрамом, что до конца жизни будет напоминанием о том, кто оставил его. Реммао. Человек, научивший ее всему, что она сейчас знала. Человек, рядом с которым она провела последние годы своей жизни. Человек, которому она стремилась доверять, даже несмотря на то, что он велел ей не делать этого. Человек, повинный в смерти ее брата. Грудь сдавило от боли и новые потоки слез заструились из раскрасневшихся глаз. Сознание упорно возвращало ее в кошмар, который она изо всех сил мечтала забыть. Мужская рука грубо схватила ее сзади за горло и дернула на себя. Сжала с силой, чтобы Эвтида не смела шелохнуться. Другая рука закрыла рот, не позволяя издать ни звука. — Закричишь — без глаз оставлю, — шепот, подобно ядовитой змее. Она застыла испуганно, боясь даже вздохнуть. Реммао медленно убрал руку от ее лица, но лишь для того, чтобы прислонить к шее холодное лезвие. — Ты ведь знала, что это случится? — Язык мне отрежешь и пальцы? — Пальцы-то зачем? — хрипло рассмеялся он. — Их режут лишь тем, кто писать умеет. Все застыло внутри, точно умерло в тревожном ожидании расправы. Мороз пробежал по коже от звука знакомого голоса, произносящего подобное столь хладнокровным тоном. Внутренности сжались от страха, а сердце колотилось внутри, точно бешеное. — За что ты так со мной? — в носу защипало от слез, что выступили в уголках глаз. — Ты только и делаешь, что все портишь! — наставник запустил руку в ее волосы и больно оттянул, чтобы запрокинуть голову. — Хотел бы убить тебя прямо здесь, да с телом возиться нет времени. Он вдавил кинжал в ее горло сильнее, отчего на коже выступила маленькая алая капля. Эвтида шумно сглотнула. — Зря ты цеплялась за гибель своего дружка. Никаких шансов мне не оставила, чтобы жизнь тебе сохранить. Внутри нее что-то разбилось. Врезалось осколками в сердце, уничтожая все иные чувства. Даже страх исчез. — Ты убил? — прошептала неверяще. — Не я, — он отмахнулся, словно от назойливой мухи. — Я за такую грязную работу не берусь. Но тем, кто берется, твое беспокойство поперек горла. Колени ее подкосились. Если бы не крепкая рука, удерживающая ее на месте, Эва бы точно рухнула на пол. Горькая желчь подступила к горлу. Грудь сотрясалась от рвущихся наружу рыданий. За что? За что? За что? Самое дорогое, что было у нее в жизни, эти люди отняли, а теперь пытались убрать и ее. Ладонь Реммао отпустила ее волосы и полезла ко рту. Грубые пальцы надавили на подбородок, требуя раскрыть губы. Еще секунда — и ее тело пронзит страшная, нестерпимая боль. Эва зажмурилась. Перед глазами мелькнуло лицо Исмана. Спокойное, улыбающееся. Она представила, как он зовет ее к себе. Все, что нужно, — это проследовать за светом прямо к полям Иалу. Она улыбнулась ему в ответ. — Я обязательно приду к тебе, мой милый братец, — прошептала она еле слышно. — Но у меня еще есть дела здесь. — Что ты… Эвтида дернулась назад, впечатавшись затылком в нос Реммао. От неожиданности его рука взметнулась вверх, полоснув по шее Эвы лезвием кинжала. Боль обожгла кожу, а алые брызги упали на пол. — Чертова девка! — закричал он, наплевав на то, что деревня полна охотников. — Теперь живой тебе отсюда точно не выйти! Он зажимал рукой нос, кровь из которого заливала дорогую одежду. Не дав ему опомниться, Эвтида бросилась на него, сбивая с ног. Наставник влетел в стол, скинув с него зажженную лампу. Масло разлилось и тут же вспыхнуло. Огонь начал быстро распространяться, поглощая все вокруг. Эва на ватных ногах подползла к окну и вывалилась из него на улицу. Легкие жгло от едкого дыма. Она задыхалась. Охотники стали сбегаться к горящей хижине, и Эвтида отползла дальше, в кусты. Все были слишком заняты пожаром и поиском Реммао, чтобы заметить ее, трясущуюся в тени размашистой акации. Да. В тот раз она смогла уйти. А через несколько дней Эва сама заявилась им в руки. Рот наполнился вязкой слюной. Рвотный позыв скрутил горло, но Эва из-за всех сил постаралась его подавить. Ей не хотелось выворачивать желудок на полу крохотной камеры, где даже никто не станет за ней убирать. Мысли о той ночи и причастности наставника к смерти Исмана каждый раз заставляли ее желудок дрожать и сжиматься. От несправедливости и предательства болело сердце. Его убийца все еще расхаживал на свободе, веря в то, что сможет избежать расплаты за свое преступление. Но этому не бывать. Неважно, сколько пройдет времени. Что ей придется сделать и какие испытания преодолеть на своем пути. Ее брат будет отомщен. Эва перебралась в ту часть камеры, где на полу было больше соломы. “Спальное место” для таких, как она. Грязных черномагов. Она раздраженно лязгнула цепями, когда безуспешно попыталась отдернуть от себя липкие полы своего порванного платья. Что ж. Она совершенно точно не была грязной, пока не заявилась к охотникам три дня назад. И это не было помутнением рассудка. Это было видением. Той ночью, когда она улизнула у наставника из-под носа, едва ее голова коснулась кровати, Эвтида забылась сном. Сном ярким и красочным, будто она смотрела на происходящее в нем со стороны. Была не участником, а безмолвным свидетелем, подмечающим самую суть. Она увидела Реммао. Видела бескрайние дюны Просторов, куда он так стремился попасть. Как он сидит у костра в небольшом ущелье, скрываясь от ветра, а над головой его светится диск полной луны. Она ощущала его страх, как у зверя, за которым по пятам следует дикая охота. Видела себя. Видела, как идет к Тизиану, командующему охотниками в их поселении, и сдается с повинной. Видела грубые руки, хватающие ее тело, чтобы заковать его в цепи. Она рассказала ему о видении и о том, где им отыскать Реммао. А потом видела его смерть. Грязную. Бесчестную. Такую, как он и заслуживал. Эва проснулась в холодном поту. Вначале ей казалось, что она сошла с ума. Что она свихнулась от пережитого горя и потрясений. Ведь шезму не видели снов. А вот провидцы — да. Старая история о женщинах, которые были так близки к смерти, что могли заглянуть за грань и увидеть будущее. Неужели сейчас она настолько близка к собственной гибели, что ей открылся подобный дар? Ей было страшно. Что, если она ошибается? Если этот сон был лишь помутнением мыслей, не больше? А она добровольно шагнет в руки палачам, так и не успев отомстить? Отправиться в одиночку на поиски бывшего наставника, чтобы попытаться убить его своими руками — еще более верная смерть. У нее не было иного варианта, кроме как пойти на этот риск. Дождавшись рассвета, Эвтида вышла из своей хижины в лагере охотников подле Фив и больше никогда в нее не вернулась. Оковы на руках вновь загремели, когда Эва попыталась перевернуться на другой бок. Мышцы ее и кости болели ото сна на жестком и холодном полу. Нужно было отдать Тизиану должное. Он пообещал, что ее не станут бить или пытать, пока ее слова о местонахождении Реммао не подтвердятся или не будут опровергнуты. И он сдержал слово. Ни один охотник за три дня к ней не прикоснулся, выполняя приказ командира. Ее держали в клетке под постоянным присмотром, словно опасного зверя, но раз в сутки ей приносили миску остывшей похлебки и кувшин с мутной водой. На утро четвертого дня Эвтида сидела в углу своей камеры, от скуки перебирая камешки, отколовшиеся от стены, и ожидала гостей. Вчера было полнолуние, как в ее видении. Вчера Реммао был предан смерти. Железная решетка наверху отворилась с протяжным скрипом. Послышались тихие звуки шагов. Кто-то спускался в подвал, в котором ее держали. Тизиан вышел из тени, встав прямо перед дверью ее камеры. Лицо его было абсолютно нечитаемым. Все получилось? Она ошибалась? На мгновение Эва занервничала. Столько дней она провела в томительном ожидании, поставив на кон собственную жизнь. Она уже готова была спросить сама, как вдруг. — Реммао мертв. Он был именно там, где ты и сказала. Последовала долгая пауза. Оба не знали, что им стоит сказать. — Поднимайся, — Тизиан решил занять руки, отперев ее клетку, — нам нужно идти. — У меня назначена казнь? — безжизненным голосом поинтересовалась Эвтида. — Не сегодня, — он отрицательно мотнул головой и даже слегка улыбнулся самым краешком губ. — Хотя я не знаю, что хуже. У тебя назначена встреча с фараоном.

***

На дворе стоял самый разгар дня, а бани, в которые ее завели под конвоем, были полностью пустыми. Ни души. Ну конечно. Эвтида не сомневалась, что отныне лишь ее собственная тень станет ее постоянной спутницей. Шезму, заключившей сделку с охотниками, следовало хранить язык за зубами. Прибавьте к этому тайный визит в царский дворец на встречу с самим фараоном — и в итоге получится полное беспросветное одиночество. Повезло, что пока что никто другой снова не попытался отрезать ее язык. Ей следовало отмыться перед визитом в столицу. Смыть с себя грязь и смрад камеры, что, казалось, навсегда впитался в ее кожу. Эва остервенело терла себя джутовой мочалкой, пока кожа ее не раскраснелась и не заболела, в желании вычеркнуть эти дни из собственной памяти. Замотавшись в полотенце, Эвтида села на небольшую каменную плиту возле купели с чистой водой, чтобы попытаться промыть волосы. Один из охотников, наблюдавший за ней все это время, гадко улыбнулся. Ей было уже все равно. Пока эта падаль не прикоснется к ней, она была готова терпеть любые сальные взгляды, брошенные на нее этими животными. Она бы солгала, если бы сказала, что подобное для нее в новинку. Проведя среди клубов пара не менее часа, Эвтида оделась в подготовленную для нее чистую одежду и вышла наружу. Для визита в столицу ей выделили скромное бежевое платье, закрывающее все ее тело. И, будто одного платья было недостаточно, темно-коричневую накидку с глубоким капюшоном. Под палящим солнцем находиться во всем этом было ужасно жарко, но выбора у нее не было. Натянув ей на голову капюшон так, чтобы не было видно лица, Тизиан вновь надел на ее запястья кандалы и помог забраться в небольшую повозку. Кроме них двоих в ней находились лишь еще один незнакомый ей охотник и кучер, управляющий лошадьми. Эва украдкой подняла голову, чтобы в последний раз взглянуть на покидаемое ими поселение.

***

— Голову. — Что? — Голову опусти! Тизиан, идущий по правую руку от нее, слегка пихнул ее в затылок и сильнее натянул на нее капюшон. Засмотревшись на величественные каменные колонны, тянущиеся высоко в небо, Эва случайно забыла о наставлениях, что он вбивал в нее всю дорогу к столице. Ни с кем не заговаривать. Никому не показывать своего лица. Не отходить от него ни на шаг. Говорить здесь Эвтида и так ни с кем не хотела. Включая самого фараона. Но вот от красоты залов и коридоров, по которым они следовали к тронному залу, хотелось раскрыть рот в изумлении. Девочка, выросшая в одном из бедных районов небольшого городка, даже в мечтах не могла представить себе подобной роскоши. Всюду было золото и красивые ткани. На стенах тут и там красовалась роспись, а сады вокруг цвели и благоухали. Но в просторных залах практически не было людей. Даже слуг они почти не встречали, кроме стражников, охраняющих вход. Эва гадала, всегда ли тут так тихо, или здесь просто подготовились к ее приезду. Очередные позолоченные двери распахнулись, и девушка в сопровождении двух охотников зашла внутрь. Пройдя вдоль бассейна с водяными лилиями, они подошли к высокой лестнице из светлого камня, ведущей к трону. Через мгновение кто-то стянул с ее головы капюшон, и Эва слегка зажмурилась от яркого света, к которому глаза не успели привыкнуть. Проморгавшись, она увидела мужчину в роскошных одеждах, высокомерно глядящего на нее с верхних ступеней. Его голову покрывал немес, а на груди красовались ряды золотых ожерелий, украшенных драгоценными камнями. На вид мужчине было около пятидесяти лет, хоть он и старался казаться моложе. Эвтида без тени страха посмотрела на него в ответ. — Вчера я получил гонца с вестью о том, что один из моих охотников нашел настоящую провидицу, — громкий голос нарушил тишину, отражаясь от стен. — И не абы какую, а молодую и здоровую, что добровольно шагнула к нам в руки. Звучит сомнительно, правда? Он говорил скучающе и насмешливо, пытаясь принизить Эву в своих собственных глазах. Давил, показывая, у кого на самом деле была власть. Фараон лениво махнул рукой, подзывая ее к себе. В ту же секунду Тизиан подхватил ее под локоть и потащил наверх по ступеням. Эвтида сдержалась, чтобы не проворчать ему о том, что она и сама могла бы прекрасно с этим справиться. Наверху оказалась небольшая площадка, отделанная тем же белым камнем, что и ступени. Справа от трона она увидела высокие глиняные горшки, стоящие прямо на полу. — Перед тобой пять кувшинов, — сцепив руки за спиной, Менес неторопливо пошел в их сторону. Тизиан незаметно подтолкнул ее следовать за ним. — В трех из них змеи ядовитые. Один их укус — и мы сразу поймем, что ты обычная шарлатанка, что просто пыталась спасти себя столь отчаянным враньем. Девушка нахмурилась. Нестерпимо хотелось сказать, что не по своей воле она сдалась охотникам. И вовсе не навязывалась сюда, чтобы над ней ставили эксперименты, как над причудливой зверушкой. Она снова промолчала. У ее нахождения здесь была цель, что была гораздо важнее ее собственной гордости. И раз она ступила на этот путь, то должна была молчаливо принимать все последствия этого решения. Фараон, улыбаясь, продолжал исследовать ее взглядом. Возможно, пытался разглядеть тень страха или сомнения на ее лице. — Скажешь в каких кувшинах змеи безвредны — и я сохраню твою жалкую жизнь. Как провиденье было связано с угадыванием горшков? Эва сама до конца не понимала природу своих новых сил, а уж пытаться целенаправленно применить их казалось чем-то невозможным. Так в царских дворцах раньше проверяли провидиц? Или это просто изощренный способ казни, чтобы подарить ей мнимое ощущение надежды? С замирающим сердцем Эвтида сделала первый шаг по направлению к кувшинам. Она не боялась смерти, но совать руки к змеям все равно было слишком волнительно. Горлышко каждого горшка прикрывала небольшая плетеная крышка, так что попытаться разглядеть, что за змея находится внутри, точно не выйдет. Стараясь подавить дрожь в пальцах, Эва подняла руку вверх и закрыла глаза. Может быть, если она сосредоточится, то почувствует что-нибудь? Например, тепло или легкое покалывание, исходящее от горшка. Сделав один круг с ладонью, поднятой над горшками, Эва не почувствовала ничего необычного. Дрожь в пальцах стала сильнее. Она спиной ощущала взгляды мужчин, внимательно наблюдающих за каждым ее действием. Накажут ли Тизиана, если она совершит ошибку? Возможно, их со вторым охотником казнят за то, что побеспокоили фараона ради какой-то самозванки. Девушка поймала себя на странной мысли о том, что она не желает им смерти. Эти люди обращались с ней весьма по-доброму, учитывая то, кем она была. Тизиан всю дорогу поил ее и без конца спрашивал, не хочет ли она в туалет. А второй охотник, чьего имени Эва не знала, придержал ее, когда она едва не упала, выбираясь на затекших ногах из повозки. Девушка попыталась вновь вернуть свои мысли к горшкам и змеям. Вытянув вперед другую руку, она вновь сделала полный круг. Ничего. Эва почувствовала капельку пота, стекающую по ее виску. В дурацких одеждах, в которые ее замотали, было просто невыносимо душно. Она начинала злиться. Ей просто хотелось, чтобы этот ужасный момент наконец закончился и остался лишь блеклым пятном в ее памяти. Плевать. Эвтида столкнула крышку с первого попавшегося кувшина и сунула в него руку. Горлышко было длинным и узким, так что ей пришлось слегка постараться, чтобы протиснуться к змее. Глубоко вдохнув, Эва приготовилась нащупать ее на дне горшка, как у нее потемнело перед глазами. Она пошатнулась, хватаясь за кувшин для опоры. Сердце бешено колотилось в груди. Она часто дышала, пытаясь понять, не успела ли змея незаметно укусить ее, и это яд в ней начал свое действие. Но темнота перед глазами стала рассеиваться. Эва увидела тот же зал, в котором находилась мгновением ранее. Те же глиняные горшки на полу, с копошащимися на дне змеями. Она увидела себя, подходящую к одному из этих горшков и берущую в руки длинную серо-зеленую змею. Таких змей они с Исманом часто видели в детстве, играя на берегу Нила. Однажды он сказал ей, что самое страшное, что может сделать такая змея — это прыснуть в тебя дурно пахнущей жидкостью, чтобы ты оставил ее в покое. Видение растаяло, словно утренний туман. Как можно медленнее Эвтида достала из неправильного кувшина свою руку. Одно мгновение отделяло ее от неминуемой смерти, если бы только один из охотников не решил отрубить ее руку, мешая яду дойти до сердца. Так вот, как работает этот дар? Ей нужно оказаться на пороге смерти, чтобы заставить себя что-то увидеть? На негнущихся ногах Эва подошла к нужному горшку и достала оттуда змею. Серо-зеленую с маленькими темными пятнышками на чешуе. Мурашки пробежали по ее телу, несмотря на то, что ей было ужасно жарко. Рептилия неторопливо обвила собой ее предплечье. Фараон захлопал в ладоши, отчего девушка слегка вздрогнула. — Отлично! Отлично! — Менес кивнул в сторону горшков со светящимися от азарта глазами. — А где же вторая? — Лишь у одной змеи здесь нет яда. И я держу ее в руках. — Великолепно! — он радовался, словно ребенок, дорвавшийся до сладостей. — Разгадала мой маленький секрет. Что ж, значит, ты все-таки не солгала. От взгляда Эвы не укрылось, как Тизиан выдохнул. Этот день они точно запомнят оба. — Я обещал и я сохраню твою жизнь, но вначале задам тебе вопрос. Он мог диктовать сколько угодно условий, и она бы все равно согласилась. Не было абсолютно ничего, что бы он не мог прямо сейчас с ней сделать. В его руках абсолютная власть. Но по какой-то из причин она была ему нужна. — Ты предала своего наставника, шезму. Человека, что направил тебя по этому черному пути. Почему? Это не было тайной. Об этом Эвтида рассказала Тизиану еще в тот день, когда пришла к нему, чтобы сдаться. Поэтому, не умалчивая, она ответила. — Он предал меня первым, приложив руку к смерти моего брата. — Значит, это была месть? Я так и думал, — Фараон не торопясь подошел к своему трону, обдумывая ее слова. Он задумчиво провел пальцами по золотому рельефу, украшающему заднюю часть, а потом опустился на сиденье. — Теперь, когда он мертв, твоя жажда правосудия утолена? — Нет, — почти выплюнула Эва и ей показалось, что при этом у нее заскрипели зубы. — Есть еще кое-кто. — Он тоже старший черномаг? Горло сдавило от накатившей злости и девушка кивнула, не в силах ответить словами. — И ты готова на что угодно, чтобы найти его? Она вновь кивнула, почувствовав соленый привкус крови во рту. Скорее всего, она прокусила язык, пытаясь сдержать рвущуюся наружу ярость. Наплевать. — Я полагаю, что мы договоримся. Тизиан! Охотник тут же оказался подле него, преклонив перед троном колено. — Раз уж ты ее привел, то теперь она — твоя ноша, — быстро и жестоко. Фараон не собирался церемониться с обычными смертными, вроде них. — Ты увезешь ее далеко отсюда. Спрячешь там, где никто не сможет вас отыскать, и будешь докладывать мне о каждом ее шаге. С этого момента ее существование должно оставаться секретом для всех. Ты меня понял? — Да, господин. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он слушал свой собственный приговор. Приведя ее сюда, понимал ли Тизиан, что произойдет? Что он собственными руками привяжет себя к одной из тех, за кем всю жизнь охотился. Ведь само ее существование было тайной, а он был тем из немногих, кто оказался посвящен в этот секрет. — Возьми того охотника, что стоит внизу, себе в помощники, но больше не смей говорить ни одной живой душе. Берите все, что нужно, и отправляйтесь на закате. Двигайтесь по ночам, чтобы за вами не смогли проследить. — Да, господин. И снова ни капли протеста. Охотник покорно слушал приказы, которые навсегда изменят его собственную жизнь. — Можете ступать, — Менес в последний раз пробегается внимательным взглядом по Эвтиде, погруженный в собственные мысли. — Оба. Тизиан разворачивается на пятках и делает несколько шагов к лестнице. Эвтида следует за ним, совершенно не желая находиться здесь дольше необходимого. Уж лучше обратно на жару, в дребезжащую повозку, чем остаться возле этого человека. Они шли назад тем же путем, что и часом ранее, вот только Эву больше не интересовали скульптуры и колонны. Она прожигала взглядом затылок охотника, идущего впереди, мечтая пробраться к нему в голову. Теперь они повязаны друг с другом до тех пор, пока один из них не умрет. Вряд ли Тизиану по нраву подобная судьба. Но выбора у него, как и у нее, не было. Шезму и охотник. Безвольные заложники своего положения. Попытается ли он однажды убить ее, чтобы вырваться из этого плена? Выйдя за пределы дворца, Тизиан кивает в сторону их повозки, одиноко стоящей в тени возле конюшен. Даже тут им на пути не встретилось ни одной живой души. Казалось, ту часть дворца, где они находились, полностью перекрыли до их отъезда. — Кое-кто отчаянно рвался увидеться с тобой все это время. Я сказал, что позволю, если ты выйдешь отсюда живой. Эва нахмурилась и попыталась разглядеть человека на повозке, что сидел рядом с их извозчиком. — Эва! — резво перемахнув через борт телеги, Ливий бросился к ней и заключил в крепкие объятия, приподнимая над землей. — Ливий? — неверяще спрашивает она, рассеянно отвечая на его объятия. Нос щекочет от сладкого запаха малины, давая понять, что это действительно он. Все это время Эвтида не позволяла себе даже думать о нем, полагая, что больше им не суждено будет встретиться вновь. В уголках глаз собираются предательские слезы. — Какая же ты глупая! — мужчина отодвигается, обхватывая ее лицо руками, и быстро осматривает, пытаясь отыскать ссадины или синяки. — Зачем ты сделала это? Зачем так рисковала? — Я не могу тебе рассказать. Это ради Исмана. Только ради него. Эвтида останавливает Ливия, обхватив его ладони своими. Пытаясь дать понять, что она в порядке и ему не стоит о ней беспокоиться. Она нежно улыбается, смотря в светло-зеленые глаза друга. — Я так рада, что ты здесь, — ей ужасно хочется вновь обнять его, чтобы ощутить уже забытое тепло человеческого тела, но давать волю своим чувствам здесь слишком страшно. Его не должны видеть рядом с ней. — Не могла себе представить, что больше не увижу тебя. Что не смогу с тобой попрощаться. Ливий отрицательно качает головой, отчего каштановые кудри резко подрагивают в такт его движениям. — Прощаться и не нужно. Я поеду с вами — Нет. — Нет! Эвтида и Тизиан выкрикивают хором, а затем удивленно переглядываются между собой. Кажется, не такие уж они и разные, как им обоим хотелось бы думать. Ливий в ответ лишь смеется. — Это не вопрос, — его мелодичный голос приобретает непривычную строгость. — Я еду. У меня есть дозволение от наставника. Тизиан, не выдержав, все же встревает в их разговор. — Что-нибудь еще? — раздраженно шипит он на лекаря, отчего на его лбу даже вздувается небольшая вена. — Может быть захватим с собой еще с десяток человек? — Это ни к чему, — самым непринужденным на свете голосом отмахивается Ливий. — Всего лишь один македонский лекарь и кошка. — Афири? — пораженно переспрашивает Эва. Она совсем забыла о маленькой проказнице, что появилась в ее жизни по настоянию Исмана. После его смерти у животного осталась лишь она одна. Разве может Эвтида теперь ее оставить? Ливий активно кивает, подтверждая ее слова, и указывает на большую плетеную корзинку с крышкой. Как по команде изнутри раздается громкое мяуканье. — Исфет вас побери! — выругался Тизиан, швырнув одну из сумок вглубь повозки, и удалился, бормоча под нос всевозможные проклятия. Пораженная этим зрелищем, Эва проводила его взглядом и попыталась вспомнить, слышала ли она вообще до этого, как охотник поднимал голос? За недели, проведенные поблизости, она не видела, чтобы он кричал даже на провинившихся подчиненных. Ливий тихонько подошел к ней сзади. — Он остынет. — Его доле, как и моей, теперь не позавидуешь. Сделав несколько шагов, Эвтида не без помощи Ливия взобралась на повозку. Как бы сильно Тизиан не злился, им было нужно как можно скорее покинуть дворец и подготовиться к длительному пути. — Вы оба можете позавидовать моей доле, — сев рядом в ней, лекарь игриво повел плечами. — Лично я отправляюсь в эту ссылку добровольно. — Ну ты и придурок.

***

Дорога уже не выматывала. Ее тело настолько закостенело от многодневной тряски на жестких досках, что боль перестала иметь хоть какое-то значение. Ломота в мышцах стала перманентной, а времена, когда Эва не чувствовала себя столь паршиво, казались чем-то невероятным. Радовало лишь то, что с нее все же сняли кандалы. Эвтида сбилась со счета, сколько дней она проносила эти проклятые железки. Кожа на ее запястьях была протерта до самого мяса, и ссадины не собирались заживать, сколько бы Ливий не наложил на них заживляющей мази. Эва с трудом удержала его от скандала, когда он впервые увидел ее руки, обмотанные грязными тряпками. Лишь уговоры о том, что теперь все позади, смогли немного сгладить ситуацию. Все дни слились для нее в один бесконечный и мучительный, и Эва точно не знала, как много времени они были в дороге. Насколько далеко они забрались? Ей не сказали, куда они держат путь. Лишь наблюдая за заходом солнца, что ежедневно садилось за их спинами, она могла догадаться, что большую часть времени они движутся на восток. На закате одного из дней они въехали в небольшую деревушку и наконец остановились. Большинство жителей уже разошлись по домам, так что их небольшой экипаж встречало всего несколько человек и стайка домашних гусей. На негнущихся ногах Эва покидала ставшую ненавистной повозку самостоятельно. Ливий оставил их возле одной из таверн, намереваясь снять там комнату на пару дней, пока не найдется жилье получше. Для девушки и двоих охотников уже были выделены две хижины на отшибе. Натянув на плечо небольшую сумку и взяв в руки корзинку со спящей внутри Афири, Эвтида понесла то немногое, что теперь имела, внутрь своего нового жилища. У нее не было никаких ложных надежд, касающихся ее теперешнего положения. Бывшему черномагу в изгнании вряд ли приходилось рассчитывать на нечто приличное. Но вид этой убогой лачуги по-настоящему ужасал. Утешало лишь то, что охотникам по соседству досталось жилье немногим лучше. Чтобы просто попасть внутрь, пришлось приложить немало усилий. Покосившаяся дверь с трудом поддалась, издав при этом протяжный ржавый скрип. Едва она переступила порог, как на голову Эве свалился ком песка и паутины, что гроздьями повсюду свисала с потолка. Некоторое время ушло, чтобы отыскать наименее грязное место и положить там вещи. Из всей возможной мебели в хижине стояла лишь старая полупрогнившая кровать да крохотная скамейка, перевернутая вверх ногами. Эвтиде не хотелось задаваться вопросом, куда делись предыдущие хозяева, и почему все здесь было в столь ужасном состоянии. Сорвав с окна грязную тряпку, она надеялась впустить внутрь хоть немного лунного света. Кошка, выбравшись из своего убежища, осторожно принюхалась и отправилась исследовать новую территорию. Возможно, ей даже удастся поймать тех мышей, следы пребывания которых валялись тут и там в каждом из углов. Сколько же работы ей предстоит проделать, чтобы это место хоть отдаленно смогло напоминать жилой дом? Кое-как расчистив пол от мусора, Эва вернулась к телеге, чтобы взять оттуда кипу сена. Ей даже удалось отыскать большой кусок ткани, чтобы соорудить подобие матраса. Свернувшись на нем калачиком в центре комнаты, девушка уткнулась носом в свои колени и позволила себе разрыдаться. Она плакала долго. Скорбела о себе. Оплакивала каждого человека, которого потеряла на пути. Позволила себе горевать об утраченной жизни, которую, хоть та и была тяжелой, она все равно любила. Теперь же не осталось почти ничего. Эва была мертва внутри. Пуста, совсем как эта старая хижина. Она могла бы притвориться. Навести здесь порядок, чтобы спрятать следы, оставленные временем, от посторонних глаз. Починить вещи и посадить цветы. Создать иллюзию уюта, отвлекая внимание от обшарпанных стен. Но глубоко под внешним фасадом навсегда останется бесконечно одинокое безжизненное место, порог которого давно покинуло счастье. Она плакала, пока голова не начала кружиться, а силы не кончились, толкая ее в длинный и беспробудный сон, с той ночи не проронив больше ни единой слезинки.