Отражение

My days end best when the sunset gets itself Behind that little lady sittin' on the passenger side It's much less picturesque without her catchin' the light The horizon tries but it's just not as kind on the eyes.

© Arctic Monkeys

Джордж с чемоданом в руке вышел из пустого номера, переполняемый воодушевлением. В его глазах плясали искорки радости и предвкушения. Легкая льняная рубашка совершенно не ощущалась на теле, а брюки сидели, как вторая кожа. Лишь красные кеды, повидавшие не лучшую лондонскую погоду, хоть и были тщательно вымыты, выдавали в нем старого Джорджа Уизли. Он шел по коридору, с каждым шагом его сердце наполнялось триумфом. Вчерашний вечер все еще крутился в его голове. Конечно, все закончилось не так прекрасно, как начиналось, но это было неважно. Он чувствовал себя победителем. В этот день все казалось иным: жизнь наконец начала налаживаться. Он провел ночь с красивой девушкой, вокруг него простираются великолепные сицилийские пейзажи, все тревоги о деньгах исчезли из его мыслей, а цель — воскрешение брата — была ближе, чем когда-либо. О таком и мечтать не доводилось! Даже зарытое где-то глубоко внутри чувство вины перед семьей, Анджелиной и его нерожденным ребенком не могло ничего изменить. Ведь только так он будет счастлив, да? «Вот она, — думал он, — вот она, жизнь, которую я заслуживаю». Вспоминая недавнее прошлое, полное трудностей и боли, он чувствовал необычайное облегчение от того, что теперь все это было позади. Впереди его ждали только победа и успех. Все его мечты, все цели были так близки, что он мог почти физически ощутить их. Эйфория не покидала его. Он точно поймал Мерлина за бороду! Джордж медленно прошелся по холлу, направляясь к выходу, где его должна была ждать Лилит, и наслаждался каждым мгновением. Ключ от номера уже был у администратора отеля, и задерживаться в здании не было ни единой причины. Портье учтиво открыл дверь, прощаясь с постояльцем легкой улыбкой. Как только Уизли вышел на порог, умиротворенная тишина отеля сменилась на звуки вечернего города: тихий гул разговоров, звон бокалов из ближайшего кафе, редкий смех прохожих. Небо над Катанией плавно меняло свои оттенки, наливаясь розовым золотом и охрой. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь здания, ложились мягкими полосами на его лицо, только усиливая настроение. Он чувствовал себя героем из сказки, которому внезапно улыбнулась удача. Лилит, облокотившись на машину, выглядела как часть этого живописного пейзажа. В руках у нее были ключи от Porsche, которые она небрежно перекатывала между пальцами. Ее темные волосы струились вдоль шеи, ловя едва ощутимый ветер с моря. Внутри Джорджа разливалось тепло от вида девушки, томящейся в ожидании не кого-либо, а именного его.       — Стемнеет часа через три. Думаю, мы уложимся в два, — сказала Лилит, пока Джордж медленно ставил чемодан в багажник, стараясь не показывать, насколько трепетно он относится к каждой детали. Парень замер, чтобы запечатлеть этот момент в памяти. Он ощущал как все напряжение, накопившееся за годы, растворяется в теплом вечернем воздухе. Он был на пике. Ничто не могло омрачить его настроение.       — Надеюсь, ты умеешь водить, — Лилит неспешно отстранилась от кузова, поднимая одну бровь и протягивая ему ключи.       — Есть сомнения? Джордж резво обошел машину и открыл дверь кабриолета перед своей спутницей. Лилит плавно опустилась на пассажирское сиденье, поправив темные очки на переносице. Ее взгляд скользнул по небу, устремляясь на запад. Джордж, заняв место водителя, с предвкушением провел руками по кожаному рулю автомобиля, прежде чем завел двигатель. Мягкий рык мотора наполнил воздух вокруг них. Округлые фары, плавно перетекающие в линии кузова, залили дорогу теплым светом. «Да-а, такая машина не идет ни в какое сравнение папиному Форду.» — кивнул в такт своим мыслям Джордж. Они тронулись с места, оставляя вечернюю Катанию позади. Впереди их ждал Агридженто. Новый этап к достижению цели и, возможно, новая глава в их отношениях. По крайней мере, Джорджу хотелось, чтобы это было так. Уизли потянулся к магнитоле. Его пальцы скользнули по кнопкам, на долю секунды задерживаясь на каждой. Он нажал на клавишу включения, и прежде царивший тихий шелест шин авто об дорогу прервался ожившими динамиками, что выпустили первые мягкие аккорды итальянского шлягера. Его рука задержалась на регуляторе громкости. Он чуть прибавил звук, сделав мелодию четче, но не слишком громкой, чтобы ни в коем случае не помешать разговору, на который он не решался. Музыка текла плавно, покидая салон автомобиля, переполненный мягкими звуками гитары и задорным голосом певицы. Слова песни были ему ни капли не понятными, впрочем, ничего удивительного в этом не было, но жизнерадостный, приятный мотив песни, ни то чтобы придавал желания зацикливаться на словах. Сицилийские пейзажи распахнулись перед ними, как живая картина. Оливковые рощи, усеянные серебристыми листьями, чередовались с виноградниками, чьи лозы тянулись к краю зелеными волнами. Вдали виднелись золотистые холмы, а линия горизонта смазывалась мягкими оттенками заката. Трасса была относительно пустой и ничто не мешало любоваться проносящимися мимо видами. Джордж изредка бросал взгляд на Лилит, пытаясь уловить хоть какой-то намек на ее настроение. Мягкий свет заката играл на ее лице, добавляя ему нежные тени и золотистое свечение. Джордж заметил, что ее губы слегка поджаты, а брови сведены. Каждый раз, когда его глаза встречали ее профиль, в голове невольно всплывали вопросы: что пошло не так? Почему она вновь стала такой отстраненной? Он пытался понять, что изменилось за несколько часов с тех пор, как они провели ночь вместе, но его попытки понять Лилит были тщетными. Вчера она была открытой, готовой говорить и смеяться, но с самого утра их общение было сведено до минимума. Лилит в который раз замкнулась в себе, отгородившись невидимой стеной, которая, казалось, только росла с каждым пройденным километром. Лилит сидела рядом, расслабленно откинувшись в пассажирском кресле, ее лицо скрывалось за большими солнцезащитными очками. Она смотрела на закат, и ее силуэт, освещенный последними лучами солнца, казался недосягаемым больше прежнего. Джорджу неистово хотелось сократить эту дистанцию вновь, но он не знал как. Бесчисленное количество раз он проклинал ее — как открыто, так и в сердце. Ненавидел тот день, ненавидел то место лишь за то, что встретил там Лилит. Но в этой погоне от ненависти до блаженства он уже не мог найти в себе ответа: будь у него возможность вернуть время вспять, заговорил бы он с ней, если бы не Фред? На протяжении долгих месяцев, переваливших за год, после смерти брата Джордж не мог даже представить себе будущее. Каждое утро было серым и безрадостным, каждое мгновение напоминало о потере. Но сейчас, впервые за долгое время, он позволил себе надеяться. В его мыслях начали складываться образы будущего. Он представлял себя, путешествующим по миру, наслаждающимся каждым мгновением. Джордж видел себя смеющимся в уютных кафе Парижа, гуляющим по шумным улицам Нью-Йорка в канун Рождества, загорающим на пляжах Мальдив. И в каждой мечте всегда и низменно была Лилит: ее улыбка, ее голос, ее касания. Конечно, многое его смущало, а еще большее напрягало, но так хотелось верить в лучшее. Так хотелось оказаться неправым. Хотелось просто вернуть все на круги своя. Хотелось заново начать нормальную жизнь, завести семью, детей, большого золотистого ретривера. И все это с ней. И вправду говорят, что от ненависти до любви один шаг. Иначе как еще объяснить все происходящее? У Джорджа не было идей. Он сам не знал, почему так быстро и незаметно перешел эту черту. Джордж снова и снова украдкой поглядывал на Лилит. Его мысли, полные неуверенности, метались, пытаясь разгадать ее молчание. Он уже несколько раз порывался что-то сказать, но каждый раз ловил себя на том, что не знает, с чего начать. Слова застревали в горле, будто боялись разрушить зыбкое равновесие между ними. Наконец, он решился.       — О чем думаешь? — его голос звучал легко, почти беззаботно, как будто это был простой вопрос из ничего не значащего разговора. Лилит не сразу поняла, что он обратился к ней. Она чуть повернула голову и приподняла бровь, словно выныривая из своих мыслей.       — Что? — переспросила она, немного растерянно, не уловив суть его вопроса. Джордж усмехнулся. Улыбка вышла не совсем уверенной. Он не хотел навязываться, но и молчать больше не мог.              — О чем ты думаешь? — повторил парень, не сдаваясь. — Ты выглядишь такой… Лилит молча откинулась на спинку сиденья, проведя кончиком языка по губам, будто решая, стоит ли вообще отвечать.       — Ничего особенного, — ответила она после короткой паузы. — Просто… много всего в голове. — Ее губы растянулись в короткой, печальной улыбке.       — Лилит, — он чуть наклонился к ней, не отрывая взгляда от дороги, — я понимаю, что что-то не так. Скажи мне, в чем дело. Мы же можем все спокойно обсудить. — Уизли знал, что она уходит от ответа, но не хотел давить.       — Хороший ты парень, Джордж, — ее голос прозвучал странно тихо. — Но иногда… иногда это не имеет значения. Джордж нахмурился. В ее словах было что-то, что кольнуло его глубже, чем он ожидал.       — Не имеет значения? Что? Почему? — он пытался держать голос ровным, но в нем прозвучала нотка настороженности. — Лилит, я хочу понять. Ты снова отстраняешься, и я не знаю, что происходит. Ее лицо оставалось спокойным, но что-то в ее глазах изменилось. Она отвела взгляд прочь от него.       — Потому что есть вещи… которые ты не поймешь, — сказала она не поворачивая головы. — И, может быть, это к лучшему.       — Так объясни мне, — попросил он, его голос стал тише, но тверже. — Я хочу понять. Мне не нужны загадки, Лилит. Девушка отвела взгляд к горизонту, где последние лучи солнца касались краев холмов, а затем снова посмотрела на него, приспустив очки. В ее глазах было что-то странное, едва уловимое. Что-то, что теперь не давало Джорджу покоя.       — Мне жаль, что я… — она замолчала, подбирая слова. — Что я, возможно, сделаю тебе больно. Это не то, чего я хочу… совсем не то. Его сердце замерло. Это намек? Чистосердечное признание? К чему она ведет? Что это вообще все значит?       — Ты не сделаешь мне больно, — тихо произнес он, даже не зная, верит ли в это сам. — Не думаю, что ты могла бы.       — Ты не понимаешь, — прошептала она, изрядно потомив его паузой. — Это… это слишком сложно. Ты заслуживаешь лучшего, Джордж. Уизли почувствовал, как внутри него что-то щелкнуло, будто наконец все кусочки пазла начали понемногу сходиться. Он больше не мог ждать, терзать себя догадками и опасениями. Он взял руль и резко свернул на обочину, остановив машину.       — Слишком сложно? — переспросил он; его голос звучал низко и твердо, глаза искали ее взгляд. — Нет, Лилит, все просто. Я не боюсь сложности. Я знаю, чего хочу. Девушка застыла, на мгновение потеряв способность двигаться, явно не понимая, к чему он клонит. Ее глаза расширились, а губы слегка приоткрылись, как будто она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Джордж наклонился ближе. Он видел, как от проезжающего по встречной полосе авто колыхнулась прядь волос, скользнув по челюсти. Его дыхание стало глубже и пальцы непроизвольно потянулись к ее лицу, слегка касаясь ее щеки. Он уловил едва заметное дрожание ее губ и почувствовал, как между ними заиграло уже иное напряжение: горячее и невыносимое.              — Я хочу тебя, Лилит, — произнес он тихо, но решительно. — Какой бы ни была правда, какие бы решения ты ни принимала… я готов на все. Она не успела ответить, не успела даже моргнуть, как его губы стремительно накрыли ее. Это был поцелуй, который смешал в себе все — ярость и желание, стремление и отчаяние. Его руки обхватили ее лицо, прижимая к себе крепче, жадно, как будто он боялся, что она исчезнет. Лилит сперва застыла от неожиданности, но затем ее собственное тело ответило, подчиняясь обжигающей настойчивости Уизли. Она закрыла глаза, позволяя себе раствориться в этом мгновении, отпустить все страхи, все сомнения и погрузиться в эту волнующую, сладкую неразбериху чувств. Ее пальцы скользнули по его шее, обвили его плечи, прижимая к себе ближе. Джордж почувствовал, как ее губы начинают двигаться в такт с его, как ее дыхание учащается, смешиваясь с его собственным. Этот поцелуй длился дольше, чем он когда-либо мог себе представить. В нем было все, что он хотел сказать ей, все, что боялся признать. Их губы не спешили разомкнуться. Она отстранилась лишь на миг, ее дыхание сбилось, в глазах отражалось смятение. Но Джордж не собирался отпускать. Он лишь улыбнулся, зная, что отступать не будет. Его пальцы пробежали по ее щеке, зарылись в волосах, и он наклонился снова, чтобы поцеловать ее еще раз, на этот раз мягче, глубже, но с тем же пылающим огнем.

***

Прошло немногим больше двух часов, как серый Porsche свернул на узкую улицу и замедлил ход, подъезжая к небольшому многоквартирному дому. Здание было неприметным, потерянным среди таких же невзрачных строений. Желтая штукатурка на фасаде когда-то, вероятно, яркая, была выгоревшей и облупившейся, с серыми пятнами сырости, проступающими в углах. Краска, отлетевшая клочьями, оставила на поверхности стены темные следы, а вокруг окон, в узких щелях трещин, пробивался мох. Балконы, узкие и захламленные, украшали выцветшие на южном солнце простыни, что, развеваясь на ветру, напоминали флаги. В паре горшков для цветов из земли едва пробивались слабые, увядшие растения; их листочки были пожухлыми от жары и пренебрежения владельцев. Несколько окон дома светились приглушенным светом, создавая иллюзию уюта, но этот свет был недостаточным, чтобы затушить общее ощущение запустения. Джордж резко заглушил двигатель и на секунду застыл, глядя на дом, прежде чем выключить фары. Контраст с элегантным отелем, в котором они провели прошлую ночь, был разительным. Если отель с его каменными фасадами и мраморными ступенями казался символом комфорта и роскоши, то этот дом производил впечатление угрюмой реальности. Вокруг было тихо. Время ненадолго замедлилось, и каждый шорох, каждый звук казался громче обычного. Несколько котов лениво расположившихся у входа, с присущей мохнатым брезгливостью посмотрели на автомобиль, но не удосужились и пошевелиться. Молодые люди выбрались из машины, и Джордж, потянувшись, почувствовал, как кровь разлилась по застывшему в одном положении добрые два часа телу. Его взгляд мельком скользнул по лицу Лилит, но она лишь безразлично смотрела на дом. Ветер легкими порывами поднимал ее волосы, играя прядями в свете уличных фонарей. Не говоря ни слова, они двинулись к подъезду. Старые деревянные ступени скрипели под ногами, возмущаясь вторжением. Лестница вела на третий этаж, освещаемая светом одинокой лампочки, которая то и дело мигала, угрожая погрузить коридор в темноту. Стены были покрыты слоями краски, местами обшарпанной и потрескавшейся, а в воздухе витал слабый запах пыли. Подойдя к двери квартиры, Джордж остановился, ожидая, что Лилит достанет ключ. Она не торопилась. На мгновение показалось, брюнетка забылась в своих мыслях, но затем ее рука уверенно скользнула под дряхлый коврик у порога. Джордж не смог сдержать легкой улыбки, заметив этот банальный, почти комичный жест, будто ключ действительно хранился в самом предсказуемом месте, которое только можно себе представить. Лилит вынула ключ и, не глядя на Джорджа, вставила в замок.       — Серьезно? Под ковриком? — с легкой усмешкой спросил он, бросив на нее взгляд.       — Если хочешь, чтобы что-то не нашли, то положи это на самое видное место, — отозвалась Лилит, повернув ключ. Дверь с легким скрипом открылась, выпуская наружу воздух, пропитанный запахом древесины. Джордж шагнул вперед, чуть прищурившись в полутьме, и огляделся. Квартира встретила прохладой и скромным интерьером. В центре комнаты стоял небольшой диван, обитый слегка выцветшим бархатом, на котором виднелись полосы чьих-то пальцев. Рядом — пара кресел с продавленными сиденьями, что так и жаловались на время и усталость. На полу лежал старый ковер с потертым узором. Цвета, вероятно, ранее пестрые давно смешались в приглушенные оттенки, едва различимые в тусклом свете лампы. Полки вдоль одной из стен были почти пустыми, если не считать нескольких старых книг в потрепанных переплетах и маленьких керамических фигурок — пастушки и само собой лимонов, что так усердно собирали пыль. На стенах вокруг двери в спальню висели фотографии в потемневших перекошенных рамках. Джордж, расхаживая по новому жилищу, подошел ближе, чтобы рассмотреть их. Лица на фотографиях в полумраке выглядели призрачно; их черты стерлись от времени. На одном из снимков он разглядел молодую пару, весело улыбающуюся на фоне моря, а рядом — детские рисунки — чьи-то достижения в школе; воспоминания, которые не хотелось терять. В подреберье у Джорджа что-то кольнуло от растекающейся в груди горечи. Через узкую арку, отделяющую гостиную комнату от кухни, виднелось крошечное пространство, почти полностью занятое старой плитой и раковиной. В углу стояли два шкафа, краска на них местами потрескалась, а ручки износились. Вдоль одной из стен кухни висела небольшая полка, на которой стояли несколько стаканов и тарелок, виднеющихся сквозь мутные стекла шкафчиков. Стоявший у окна деревянный стол с потертыми краями был окружен отличающимися, явно собранными с разных уголков квартиры, стульями. На столешнице лежала газета с пятном от кофе, наверняка забытая здесь прошлыми постояльцами. Вероятно, такими же мимолетными гостями этого городишки, полного остатков прошлых цивилизаций. Уизли мог еще долго предаваться фантазии о том, кем же были прошлые жильцы, и каковы судьбы людей с фото, но он ничуть не смахивал на сыщика из-под пера Дойля, от того его размышления не двинулись дальше факта, что после отъезда прошлых арендаторов здесь никто и не собирался наводить порядок, впрочем, как и перед ними, если верить увиденному. Джордж задержал свой взгляд на Лилит. Ее лицо выглядело странно. Нет, это было точно не отвращение: брезгливость она выражала иначе. Ей, судя по всему, было абсолютно все равно на то, где они и как выглядит это место, хотя, стоило признать, порядок в лондонской квартире она навела достаточно быстро. Уизли тихо приблизился к ней, не выдержав тишины, и пытался сократить эту невидимую дистанцию, что появилась между ними. Его рука нежно коснулась ее плеча, потом скользнула к шее. Лилит слегка вздрогнула, но не отстранилась. Джордж наклонился, чтобы снова поцеловать ее, желая почувствовать ту же страсть, что была в дороге. Но она быстро отпрянула, повернувшись к нему боком, и устремила взгляд в сторону. Ей стыдно? Лицо Лилит было окутано неведомым Джорджу ранее выражением. Он мог легко распознать на ней вспышки интереса, игривый флирт, мимолетный страх или холодное презрение. Все эти оттенки ее эмоций он научился различать за те недолгие, но насыщенные полтора месяца, проведенные вместе. Ее дерзкие взгляды, порой вызывающие ухмылки, или молчаливая ярость — все это стало для него знакомым, привычным. Но стыд? Ему казалось, что это чувство ей не знакомо. Она всегда была такой уверенной, иногда до предела, не позволяя себе проявлять слабость. Казалось, что Лилит из тех, кто идет напролом, кто отстаивает свои желания и принципы с ледяной решимостью, не задумываясь о том, что кто-то может ее осудить. Джордж невольно нахмурился. Может, он что-то упускал? Что-то, что объясняло бы это странное выражение ее глаз.       — Лилит, — тихо произнес он; в его голосе звучала мольба. Он попытался приблизился, но она отшатнулась.       — Я устала, — холодно ответила брюнетка, отрезая любой другой вариант развития событий. Ее голос был безжизненным, как будто все эмоции, что были еще вчера, в моменте испарились. Джордж вздохнул, но не хотел сдаваться так легко. Он подошел ближе, положил руки ей на плечи и мягко, но настойчиво притянул ее к себе. Лилит не сопротивлялась, но и не поддавалась.       — Ты ведь не хочешь, чтобы наша ночь закончилась так, правда? — прошептал он ей на ухо, пытаясь снова завести разговор и восстановить ту связь, что на миг показалась ему возможной. Она резко развернулась, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление. Лилит потерла виски, очевидно притворяясь, что ей плохо.       — Кажется, дорога сказалась, — вымолвила она тихо, словно извиняясь. — Нужно просто принять душ и отдохнуть. Лилит ушла в ванную, и вскоре послышался шум воды. Джордж остался один посреди комнаты, размышляя, что пошло не так. Он чувствовал, как разочарование постепенно нарастает в груди. Но он старался держаться, понимая, что слишком спешить нельзя. Он так близок к финишу, было бы чертовски глупо все испортить вот так. Но даже эта мысль не давала ему отпустить все это. Джордж точно не замечал чего-то. Чего-то очевидного. Через некоторое время Лилит вышла из душа, вытирая мокрые волосы полотенцем, не глядя на Джорджа. Она выглядела еще более отстраненной, но в ее глазах было нечто новое — что-то между усталостью и задумчивостью. Она ничего не сказала, просто прошла к кровати и легла, повернувшись спиной. Джордж стоял у окна, смотря на молодой месяц, что смущенно прятался за тонкой завесой облаков. Он искал в его свете утешение и ответы на свои вопросы. Как все так быстро закрутилось? Еще недавно он на дух не мог переносить Лилит. Постоянные ссоры, острые, как бритва, упреки, крики и напряженные разговоры. Каждое ее слово било по нервам и вызывало нервный тик в висках. Но все это будто бы исчезло в одночасье. Он не понимал, когда точно произошел этот сдвиг. Неужели всего месяц назад он мечтал, чтобы это все закончилось как можно быстрее? Мечтал больше никогда не видеть и не слышать ее? Мечтал поскорее вернуть Фреда, как она обещала, и разойтись, словно в море корабли? А теперь… Теперь ему нравилось практически все — ее несносный характер, та тонкая грань между холодностью и теплом. Ему стало нравиться то, как она порой замолкала посреди разговора, когда еще мгновение назад готова была с пеной у рта доказывать что-либо. Он научился ценить ее тонкий сарказм и неожиданные проявления нежности. Она открывалась для него совершенно с другой стороны, нежели в тот день, когда они встретились впервые. Джордж перевел взгляд на Лилит, которая очень плохо притворялась спящей. Она лежала на боку, тихо дыша, но ее ресницы слегка подрагивали, выдавая ее. Она хотела избежать продолжения разговора, оттянуть неизбежное. И все же, ему было хорошо с ней, несмотря на все сомнения. Ее запах — тонкий, терпкий, с вишневыми нотами — теперь прочно ассоциировался с чем-то домашним и теплым. Ее прохладная кожа под его пальцами, больше не отрезвляла шоком, а приносила странное спокойствие, смешанное с желанием. И все же, за этой радостью оставались сомнения. Он не был уверен в своих чувствах к ней. Может, это просто страсть? Или все же что-то более глубокое? Он не мог точно сказать, но знал одно: ему нравилось быть рядом с ней, ощущать ее присутствие, видеть, как она меняется, как открывается ему. Все происходило слишком быстро, и в этом был свой риск. Но, несмотря на страхи, он больше не мог остановиться. Не хотел. Присев на край кровати, Джордж на секунду замер, наблюдая за Лилит. Тонкая линия ее губ, легкое движение груди при каждом вдохе, руки, лежащие вдоль тела — все это было странно умиротворяющим. Он аккуратно улегся рядом, стараясь не потревожить ее сон. Вглядываясь в простой абажур люстры, Джордж задумался о том, что его тянет к ней как к никому другому. Он вдыхал ее аромат; в памяти всплывали все те моменты, когда казалось, что мир вокруг стерся и остались лишь они вдвоем. Ни других людей, ни проблем, ни забот. И это заставляло его чувствовать себя живым, как никогда раньше. Да, он не был уверен в будущем, в том, как сложатся их отношения, но знал одно — здесь и сейчас ему хотелось быть с ней. Джордж плавно закрыл глаза, отпуская все мысли и принимая решение дать этому дню закончиться так, как он начался — с непредсказуемостью, которую он, так и не научился контролировать.

***

Один и тот же сон преследовал его, с каждой ночью становясь все тяжелее и невыносимее. Из раза в раз. Фред. Злой. Обиженный. Его голос, полный горечи, разрывал Джорджа на части. Презрительный взгляд обвинял во всем, что произошло. Джордж чувствовал себя беспомощным, загнанным в угол. Он молил. Молил о том, чтобы проснуться. Молил Фреда убить его, чтобы все это кончилось. Наконец, Фред, словно милостивый ангел смерти, вдоволь насладившись бессилием брата, вновь вонзает в его внутренности свою темную, ссохшуюся кисть. Боль пронизывает Джорджа до самого мозга, оставляя только пульсирующую пустоту. В дикой агонии он всматривался в лицо Фреда, на губах которого играет довольная ухмылка. Неестественная. Жуткая. Взгляд Джорджа полон ужаса и отчаяния. Он пытается понять, что происходит. На этом моменте, он, обычно, просыпается, судорожно сгоняя сон, но разум начинает погружаться в бездну, уходя от понимания, что это всего лишь кошмар. Все тот же кошмар. Сквозь смутные мысли и воспоминания повисла лишь одна мысль: как это возможно? Он с трудом пытается сопротивляться, но безжалостная тьма завладевает им, и с последним вздохом Джордж закрывает глаза, чувствуя, как его тело неуклонно соскальзывает на пол, падая в глубокую яму, камнем ударяясь о холодный, бесчувственный пол.

***

Джордж дернулся, резко проснувшись, будто что-то вырвало его из той глубины ночного кошмара, в которую он так стремительно падал. Его сердце гулко стучало в груди, а сбившееся дыхание не приходило в ритм. Он лежал на спине, широко раскрытыми глазами смотря в потолок. Темнота, казалось, давила на него. Весь мир сжался до размеров этой маленькой душной комнаты. Сквозь окно с не задернутыми занавесками пробивался тусклый свет месяца. Его слабое мерцание едва касалось краев постели. Было около трех часов ночи. Он знал это даже без взгляда на часы: тело подсказывало. Самый тягостный час перед рассветом — время мрачного одиночества. Джордж провел рукой по вспотевшему лицу, пытаясь снять липкую тягость кошмара. Веки были тяжелыми, будто кто-то нарочно удерживал его в этом полусонном состоянии. Так хотелось снова закрыть глаза, но воспоминания о сне не отпускали. Перед ним все еще стоял образ Фреда — злого и холодного. Джордж зажмурился, пытаясь удержать себя на грани между сном и реальностью. Глаза жгло от пересыхания, и несколько скупых слезинок скатились по вискам, впитываясь в длинные рыжие, за исключением самых концов, волосы. Его взгляд невольно скользнул по пустой постели рядом. Смятое одеяло было еще одной зияющей пустотой в его жизни. Что-то в груди болезненно сжалось, усиливая чувство беспокойства и тревоги. Куда она могла подеваться посреди ночи? Джордж сел на край кровати, грудь медленно поднималась и опускалась, дыхание постепенно выровнялось. Глаза привыкли к темноте, и он различил очертания комнаты. Все на своих местах, кроме Лилит.С силой сжав лицо руками, он пытался вернуть трезвость сознания.Он чувствовал себя разбитым, уставшим от постоянной борьбы. Сны, больше схожие на видения, становились все более частыми и тяжелыми. Каждый раз Фред был все злее, все ощутимей. Призрак брата стремился настигнуть его и в реальной жизни, окончательно разрушив то, что у Джорджа осталось. Хотя с этим он справлялся и самостоятельно. Но он же все исправит, так ведь? Если с кошмарами еще можно повременить, то куда, как бы иронично не звучало, подевалась вторая проблема, у Джорджа не было ни малейшей догадки. Метаясь от мысли к мысли, не зная, на чем конкретно сейчас стоит сосредоточиться, он инстинктивно натянул лежавшие на стуле брюки, с трудом застегнув пуговицу трясущимися пальцами. Тело автоматически подчинялось внутреннему импульсу — найти ее. Так будет проще. Спокойней. Он осторожно вышел из спальни, стараясь не шуметь. Старые доски пола издавали едва слышный скрип — вздыхали под его весом. В квартире царила тишина, лишь где-то вдали доносился еле слышный шорох. Он направился на кухню, следуя нарастающему звуку и … аромату? Он достаточно хорошо знал Лилит: ее повадки, движение, привычки. Но то, что он слышал, не походило на ее манеру. Маленькая лампа под кухонным шкафом разливалась тусклым светом, едва выходящим за пределы арки кухонной зоны. В воздухе витал странный, терпкий аромат, в котором смешивались запахи трав и чего-то еще, непривычного и интригующего — то ли базилик, то ли орегано. Джордж поморщился, напрягая память. Да, это был запах какого-то блюда, может, паста? Нет, скорее что-то мясное… Но почему это его так насторожило? Он уже, казалось, привык к странностям, но каждый раз что-то новое… С чего бы Лилит взялась за готовку в три часа ночи? Что-то тут не сходилось. У тумбы стояла Лилит… или, по крайней мере, ее тело. Джордж мгновенно уловил это различие. Ее осанка ослабла, движения были непринужденными. Девушка, что стояла перед ним, напевала что-то под нос; ее шаги напоминали танец. Она парила по крошечной кухне так, словно не было ни малейшей тени беспокойства в ее душе. Короткие волосы были собраны в хвостик, из которого так и норовило сбежать пару прядей, щекоча острую линию скул. На стройном высоком теле была надета его рубашка, открывавшая линию выраженных ключиц и совсем немного мягкую бледную кожу хрупкого плеча. Будь на ее ногах какие-то несуразные тапки с кроличьей мордашкой, вместо обычных черных носков до середины голени, он бы подумал, что все еще спит, но вместо кошмара в программе сновидений сегодня романтическая комедия, и он тотчас должен подойти к ней, со спины обняв за плечи и в такой, до несуразного интимной позе, присоединиться к готовке. По правде, где-то в глубине души, ему хотелось, чтобы все было именно так. Пусть не сейчас, а где-то в недалеком будущем. Джордж замер в проеме, внимательно наблюдая за ней. Холодок скользнул по позвоночнику от неожиданно сменивших розовую пластинку романтики воспоминаний первых встреч. Он уже знал, кто это. Большого ума тут не нужно, а не так давно замеченная за собой бдительность, на пару с тревожностью, играла ему на руку излишней внимательностью. Она обернулась, и ее лицо озарила улыбка — наивная и веселая, по-детски непринужденная. Эмма казалась полной противоположностью Лилит. Ее глаза сверкали, а легкий смех сорвался с губ, как будто она была довольна тем, что застала его врасплох.       — Привет! — весело сказала она, махнув ему рукой, как если бы они были давно знакомы и только что случайно встретились. — Никак не спится, Джорджи? «Джорджи». Такая форма его имени резала слух. Что-то давно забытое. Домашнее. Родное. Но такое неуместное. Он молча сглотнул, не зная, что ответить. Усталость давила на него, остатки ночного кошмара все еще гудели в голове. Он был полностью дезориентирован: казалось, что где-то в углу кухни сама реальность прогибалась под весом всей этой странности. Это явно была не Лилит, но и объяснить все это Джордж не мог. Ему все это до сих пор казалось бредовой выдумкой, нацеленной на то, чтобы позлить его, но вчерашний разговор в машине сеял на столь гениальную мысль тень сомнения. Не похоже, что Лилит продолжала бы врать ему в лицо так нагло.       — Типа того, — буркнул он, пытаясь скрыть свою растерянность за как можно более небрежным тоном. Словно бы это могло вернуть ему контроль над ситуацией.       — «Типа того», — передразнила она, слегка покачав головой и хмыкнув. — Ты ведь не всерьез это сказал, да? Я же вижу, что что-то не так. Эмма продолжала готовить, ее движения были легкими и непринужденными. Она будто не замечала напряжения, витающего в комнате — того самого напряжения, что неизменно возникало рядом с Лилит в последние дни. Эмма же, казалось, жила в своем мире: ни мрачных мыслей, ни тени беспокойства на лице.       — Что с тобой? — неожиданно спросила она вновь; ее тон был воистину заботливым. — Ты какой-то… хм, ну, другой. Он отвел взгляд. Не хотелось поддаваться ее вниманию, не хотелось отвечать. Это была слишком сложная ночь для откровений.       — Просто… бессонница, — сказал Джордж, пытаясь быстро закрыть тему. Его голос звучал чуть хрипло. — Бывает.       — Бывает? — Эмма хихикнула, бросив на сковороду еще какой-то пучок зелени. — Не, ну ты серьезно? Я же вижу, что ты не просто не спал. Что-то тебя тревожит. Эмма сделала пару шагов вперед и лениво оперлась на столешницу, ее лицо озарилось выражением легкого любопытства. Но за этой видимой невинностью пряталась неотступная настойчивость. Она смотрела так искренне, словно не пыталась вытащить из него нечто неприятное, а выпытывала у старшего брата, где родители хранят конфеты, спрятанные от нее. Чем дольше она продолжала смотреть на него так, тем сильнее что-то невидимое толкало его вперед, вынуждая отвечать, даже если он сам не был к этому готов. Джордж тяжело вздохнул, понимая, что не сможет просто уйти от разговора. Ни в этот раз.       — Мне… — начал он медленно, глядя сквозь нее на желтоватую лампу, — снятся кошмары.       — Кошмары? — ее брови взлетели вверх, и она на миг забыла про готовку. Ее руки замерли в воздухе с ножом, который она забыла отложить. Может именно это сочетание невинного щенячьего взгляда и острого тесака в руках вынудило его признаться. — Ой, а что тебе снится? Расскажи! Джордж стиснул зубы. Разговор, которого он изначально пытался избежать, вдруг оказался на первом плане.       — Ну же, Джорджи!       — Они всегда одинаковые. Я не знаю, что ты хочешь узнать, — выплюнул он, на несколько секунд замолкнув. — Один и тот же. Я вижу Фреда. Злобного. Он обвиняет меня во всем. Ненавидит за все, что случилось. А в конце… в конце он просто убивает меня. Ему вдруг стало не по себе, когда он услышал собственные слова. Все это было слишком болезненно, чтобы говорить вслух. Он и сам не понимал, почему открылся именно сейчас. Это была какая-то часть его, которая давно просила выхода наружу.       — Вау… — она тихо прошептала, снова начав двигать ножом по разделочной доске. — Это страшно. Эмма оглянулась на него, как только договорила. Взгляд ее затуманился сожалением. Искренним и таким неизвестным для уже привычного и понятного лица. Она замялась, нависая ножом над чем-то похожим на перец. Девушка сделала шаг ближе, их лица оказались на одном уровне, и она слегка наклонила голову, как будто искала ответ в его глазах.       — Почему ты так думаешь? — спросила она с искренним интересом, ее голос напоминал мелодию, но с каждым словом в нем звучала нотка тревоги.       — В плане?       — Он ведь не может быть злым на тебя, Джорджи. Ты же его брат. Вы же были близки, да? Так зачем ты ищешь в этом свою вину?       — Ты не понимаешь, — выдохнул он, погружаясь в ее глаза, словно в бездну. Эта, с виду, простая логика обожгла его. — Я виноват. Мы все были виноваты. Брюнетка просто молчала, лишь брови сдвинулись в сожалении, образуя неглубокую морщинку на гладком лбу. Она подняла руку, чтобы коснуться его.              — Нет, Джорджи, это не так, — она потерла его щеку. — Иногда люди просто не знают, как правильно поступить, и что будет дальше. Это не значит, что ты плохой или виноватый. Так просто получилось. Ее слова были похожи дуновение ветра, пробирающее до мурашек. Не такая уж она и дурочка, как кажется на первый взгляд. Эта наивность и была той силой, что позволяла ей видеть, когда другие отворачивались. Она хотела было прижаться к нему ближе, но Джордж схватил ее за запястье, останавливая.       — Ты бы нож сначала положила. Я уже и не знаю, что уже ожидать от тебя… от вас… да блять! — Он замолк, пытаясь собрать в кучу тот бред, который наговорил. — Эмма, что ты вообще тут устроила? Да и где посреди ночи продукты достала? Тут только перекати-поля не хватало для полной картины.       — Тут за углом магазинчик оказался. Не что-то примечательное, но вполне сойдет. А главное — он круглосуточный. — Она говорила с таким придыханием, что, показалось, вот-вот начнет описывать все, что видели ее глаза по дороге туда и обратно и с не меньшим воодушевлением показывать купленное, будто это были не простые продукты, а настоящие коллекционные сувениры или что-то по типу того, но она резко оборвала последнюю сказанную фразу. Брюнетка уставилась на Джорджа, прежде чем смеясь, продолжила. — А ты быстро понял кто я.       — Лилит никогда не готовила ничего сложнее бутерброда.       — Ты прав, Джорджи, — ответила она, подмигнув. — Лилит даже чай заваривать не особо умеет. Ну, в смысле… А, в общем, ты понял!       — Ну, а где она тогда сейчас? — спросил он, безразлично, как бы между прочим. Эмма смутилась, резко опустив глаза и играя уголком рубашки. Она заметно нервничала. Еще один сложный вопрос для непростой ночи.       — Ой… ну, это сложно, Джорджи, — заторопилась она, с трудом подбирая слова. — В общем… Ну, это не так, что вот прям взяла и ушла куда-то. Просто… это она иногда делает, как, ну, как бы переключается, когда хочет что-то не видеть или слышать то, что не нравится. Он пристально смотрел на нее, настойчиво вымогая продолжения; медленно переваривая услышанное. В его голове все это звучало как что-то странное, что не укладывалось в привычные рамки и не могло полностью объяснить происходящее, только множило туман, разливаясь перед ним вязкой недосказанностью.       — Видишь ли, Джорджи… — ее голос дрожал, но в нем проскальзывало напряжение, как будто она пыталась сказать что-то очень важное, но не знала, с чего начать. — Мы… мы живем в одном теле, но мы разные. Это сложно объяснить, но попробую, — она сглотнула и закусила губу, подбирая слова. — Представь, что ты слушаешь радио, и станции постоянно меняются. Иногда это Лилит, а иногда — я. И мы не всегда можем контролировать, какая «станция» будет дальше. А тем более я, у которой забрали радиокнопку. Джордж нахмурился, но дал ей продолжить. Он не понимал, как это возможно, и ее слова казались ему абстрактными, как фантастический рассказ, да и выглядела она, как отчитывающаяся школьница в директорском кабинете.       — Лилит обычно везде, — продолжала Эмма, вновь торопясь. — Она… контролирует все, и у меня не так много шансов. Но это не значит, что меня нет. Я всегда тут. Просто спрятана. Знаешь, когда ты хочешь закричать, но не можешь? Это как… как будто ты стоишь за стеклом и видишь все, ну, скорее, изредка подглядываешь, но не можешь дотронуться или вмешаться. Не то, чтобы я в курсе всего, я просто иногда, — она говорила сбивчиво, явно подбирая слова, но даже и не думала сбрасывать темп речи, — не знаю, как это получается. Все всегда так смутно, а иногда вообще ничего… Я даже не знаю, ну, занимались ли вы этим. Ну ты понимаешь. Брюнетка смотрела на него с детской искренностью, хотя за ее словами и скрывалась огромная тяжесть. Джордж старался держать серьезное лицо, но от последних слов у него прилила кровь к щекам, будто теперь он — та самая школьница. У него не было и варианта перестать воспринимать это как бред, но и понять — не понимал.       — Но… изредка… — она слегка замялась, ее взгляд стал более напряженным, — изредка Лилит не может выдержать. И тогда я оказываюсь здесь. Иногда это бывает случайно, иногда — когда что-то сильно ее тревожит. Это не всегда что-то конкретное… может быть, что-то маленькое, что ты даже не заметишь. Но для нее это как удар в лицо. Джордж пытался понять услышанное. Ему казалось, что это слишком много для его восприятия, но он должен был выяснить все.       — А как вы, ну, как вы решаете, кто будет… «в теле»? — его голос звучал неуверенно; он не знал, насколько этот вопрос уместен. Ему хотелось найти в этом логику, правила. Эмма слегка нахмурилась, очевидно задумываясь.       — Мы не решаем. Это… это как волна. Иногда Лилит чувствует себя подавленной, и я выхожу. Иногда это просто… случается, как когда ты засыпаешь, даже если не хочешь. Мы не контролируем это полностью. Мы знаем друг о друге, но не все. Я, например, могу вспомнить, и то редко и обрывисто, что Лилит делала, но не чувствую это так, как если бы это было моим. Джордж почувствовал, как его мысли начинают путаться. Все это казалось слишком странным, слишком далеким от того, что он мог воспринять сейчас. То же самое, что слушать прорицания с похмелья в окуренном благовониями кабинете. А в таком он специалист.       — Но Лилит всегда здесь, верно? — его голос стал тверже, но не лишился оттенка скептицизма. Он пытался ухватиться хоть за что-то понятное. — Ты ведь не исчезаешь полностью?       — И да, и нет, — ответила Эмма. — Я чувствую ее как тень. Иногда она «подглядывает» за тем, что я делаю. Она может слышать меня, даже если не управляет телом, а может и не может… Я не знаю! — она громко шмыгнула носом, и к путанице Джорджа присоединилось ощущение, что он конченый садист, заставляющий страдать неповинного человека в угоду себе. — Но бывает и так, что ее как будто нет, особенно если она не хочет чего-то видеть. Мы как разные голоса в одной комнате. И иногда один голос становится слишком громким, и остальные просто заглушаются. Лилит может исчезнуть, если что-то ее тревожит или если она не хочет с чем-то сталкиваться. В такие моменты мне дается время. Но она говорит, что я все порчу. Он кивнул, но его взгляд был рассеянным. Слишком много вопросов возникало в голове. Он вспомнил их первую встречу, когда Эмма… или Лилит… была другой. Совсем другой. Не была собой. Хотя, что в контексте нее значит «быть собой»? От этой мысли голова вскипала с новой силой, и вдруг ему захотелось задать тот вопрос, который периодически беспокоил его все это время.       — А что насчет той встречи в больнице? — его голос звучал тихо, жалостливо. — Я так и не понял, что это было. Это была ты? Эмма чуть вздрогнула, ее лицо стало серьезнее, но она не отвела глаз.       — Это, — она на мгновение замялась, ее взгляд стал туманным, как будто она в воспоминаниях переносилась в тот день. — Это было что-то ужасное. Они пытались нас объединить. Заклинания, зелья, все это… Они хотели, чтобы мы слились воедино, чтобы Лилит и я стали одной личностью. Но это не так работает, Джорджи. Мы не можем быть одним человеком. Это, как засунуть две разные книги в одну обложку. Они же просто разорвутся! Вот тогда я оказалась в теле надолго. Лилит понадобилось время, чтобы прийти в себя после этого. А я осталась одна на целый день. Это был шок для нас обеих. Ее голос дрогнул на последнем слове. Джордж заметил, как ее руки слегка задрожали, когда она обняла собственные плечи. Ему до жути стало мерзко от самого себя. Он вновь приносит ей боль. Недолго думая, он хотел было подойти к ней, обнять, загладить свою вину хоть так, но успел лишь отлипнуть от проема, как она продолжила.       — После этого, — она, заметив, как парень дернулся, отвела взгляд; ее тон стал тише. — Лилит стала исчезать, но только в моменты, когда ей становилось слишком тяжело. Прогулки по итальянским улицам… Это ее триггер. Они напоминают ей о Давиде. Ты ведь знаешь, кто это? Джордж кивнул.       — А сейчас Лилит нет… — неожиданно пробормотала Эмма, словно говоря сама с собой. Ее голос стал еще тише, почти шепотом. — Она… она не знает, что делать дальше. Ей стыдно.       — Стоп… — его голос стал напряженным. — Ты хочешь сказать, что ты вместо Лилит, потому что ей стыдно? Эмма кивнула, ее глаза блестели от сдерживаемых слез.       — Она не может его отпустить, — ее голос был тих, почти шепотом.       — Кого «его»? — Джордж не знал, зачем спросил. Ответ был очевиден, но он надеялся, что ошибся.       — Давида, — прошептала Эмма, ее голос был едва слышен. — Она говорит, что ты… — Она запнулась, закусив губу, но все же продолжила, словно не могла больше сдерживать правду. — Она говорит, что ты поможешь, потому что любишь ее. И что достаточно пары капель, чтобы ты не заметил разницы… Джордж ощутил, как слова Эммы бьют по нему, разбивая на части все его представления. Он вспомнил тот чай с необычным запахом, ее цепкий взгляд, следивший за каждым его глотком. Он понял. Амортенция. Она заставила его влюбиться искусственно. Это все объясняло. Его не волновали никакие прочие «но». Он получил свою правду. Мерзкую, горькую, ломающую кости правду. Добился своего. Джордж почувствовал, как его мир буквально раскололся, и он упал в бездну, осознав истинный смысл ее слов. Все, во что он так хотел верить — ее взгляды, прикосновения, забота — было подстроено. Его мечты рушились, не успев окрепнуть. Джордж медленно сполз по арке дверного проема на пол. Тошнотворное чувство обрушилось на него, когда он осознал, что весь их сложный, болезненный путь был всего лишь иллюзией, паутиной, в которую его заманили ради чужого желания.       — То есть все это время… — Голос Джорджа дрогнул, как будто не мог удержать тяжесть произнесенных слов. — Она просто использовала меня? Все это было ради… ради него? — Он зажмурился, едва ли удерживая рвущиеся наружу эмоции. Эмма выглядела напуганной. Она не осознавала разрушительного воздействия своих слов, но отразила его боль своим дрожащим, полным вины взглядом.       — Я думала… может, если ты узнаешь, ты как-то… изменишь это. Я не хочу, чтобы ты страдал, Джорджи. Ты такой хороший, хоть иногда и слишком серьезный. Ты дорог мне… и Лилит, и Давид тоже. И Лилит тоже не плохая, просто она… она запуталась. Ты ей тоже дорог, и, по-моему, она сама еще не поняла, насколько. Ты ей нужен, — ее голос стал тише. — Ты очень похож на него, на Давида — такой же милый и веселый. Никто из нас не думал, что это будет так сложно. Дай ей шанс все исправить, прошу, — град слез катился по ее щекам, падая на пол. Она осторожно дотронулась до его руки, но Джордж вздрогнул и отдернул ее, словно обжегшись, почувствовав прикосновение чего-то, ставшего чужим. Джордж отвернулся, не в силах встретиться с ее взглядом. Он понял, что все, чем была для него Лилит, — иллюзия, созданная ради ее целей. Настоящей он ее не знал. Говоря, что был готов ко всему, готов принять любую правду, он не имел в виду это. Не догадывался. Не был готов. Теперь он видел картину целиком. Последний кусочек пазла встал на свое место.