Потерянная тропа

Бог «второго шанса».

      Он перерождался несколько раз, прежде чем удалось попасть в более-менее удачное тело. Времени это отняло достаточно, но ещё больше забрала дорога. Бог сутками бежал за нитью. Нёсся вперед до тех пор, пока его путь не преградило болото. Не очень большое в ширину — это он определил, забравшись на дерево, — но то, какой холодок возникал при попытке подойти к торфяной тропинке с разросшейся вокруг осокой, как бунтовали звериные инстинкты и тревожилась скудная Река Мира…       Он не решился пересечь болото напрямую. И начался долгий забег вдоль берега. Бог потратил несколько майлов, прежде чем нашёл узкий перешеек и к собственной глупости попытался-таки, не смотря на предчувствие, пересечь преграду.       Именно так он оказался под кустом по брюхо в воде в опасной близости от древуна, ориентировавшегося на звуки и неестественные движения воды и торфа, в глубине которого простиралась целая сеть его корней. Бог со злобой смотрел на то, какой тонкой стала из-за времени нить связи с фейри. Не успевает… и кое-как, стараясь не сильно колыхать воду и двигаясь миллиметрами, смог выбраться тем же путем, каким явился на территорию этой твари.       В ситуации, в которой он оказался, не было выхода. Нить истончалась, что означало лишь одно — девочка скоро отойдет в мир иной, так как ничего, кроме его магии, не удерживает женщину в теле фейри-полукровки. А его магия исчезала. И быстро.       Не в нынешнем состоянии почти полного истощения резерва маленького, звериного тела, пытаться перейти болото, которое, как он успел убедиться на горьком опыте, пересекало остров ровно от одной части океана, до другой. С океанским приливом воды в болоте становилось больше, с отливом — меньше. Если подобрать время, когда перешеек станет тонким-тонким, можно было бы попробовать проскользнуть, только вот… Вся видимая часть вод была заполнена всевозможными тварями, охочими до маны и простой, но тёплой крови. И уход воды не означал их исчезновения с насиженных мест, наоборот, эти твари ещё и охоту на глупых зверей или людей открывали. Именно поэтому в пределах водной глади не было ничего, кроме черных ссохшихся кустов и бесконечной осоки.       Бога пугала искажённая хаосом природа.       Но не в его привычках было опускать руки. Ну или лапы. Видел он, как несколько раз в более широких частях болота плыли, рассекая стеклянную, будто замерзшую поверхность мутноватой жижи, покрытую едва уловимой плёнкой, вытянутые лодки. Он даже из любопытства дождался одну, пока не увидел в ней ликров, от которых бросился прочь даже быстрее, чем от древуна. Знал он нравы этого народца… Был как-то случай перерождения в похожем племени и тогда бог лично многих неосторожных зверьков перебил.       И вот сейчас из двух вариантов: явиться к древунам на обед или к зверолюдям на шубку, — он выбрал второе.       Найти деревню и внимательно следить за ней оказалось едва ли не сложнее, чем добраться до болота живым. Но он старался, применял оставшиеся крохи магии, не занятые удержанием нити, на то, чтобы оставаться незамеченным, и определил среди жителей несколько индивидуумов, перевозящих гостей через болото.       Он строил мелкие и крупные планы, как можно было бы проникнуть на лодку, когда единственная нить, которую он держал под контролем, никогда не упуская, вдруг похолодела. Бог нервно уставился на неё, ожидая, что именно сейчас она оборвётся, и все его потуги окажутся напрасны. И вдруг замер. Нить явственно поголубела, став не безжизненно-холодной, а именно что прохладной.       Девчонка находится рядом с водным источником? Остро потянуло кристальной свежестью, такой, которую он ощущал от подземных озёр или водопадов.       Бог прикрыл глаза и на пробу вытянул немного энергии по каналу. А затем ещё немного. И ещё.       Струйка была небольшой, но того, что он успел выпить, прежде чем голубизна пропала, оказалось настолько много, что богу захотелось расцеловать глупую фейри. Это же надо было раздобыть в столь ущербном месте столько бесхозной силы. Ай да учёная. Хоть на что-то мозгов хватило. Он столько сил потратил, пытаясь проложить связь к сердцу древа или источник найти… Это что же за дивное место так далеко от сердца энергию взращивает?       Бог прищурился, сидя на задних лапах и отведя длинные уши за спину, и оценивающе оглядел лодку. Да… теперь магии должно хватить на простенький полог и он даже сможет продержать его всю дорогу до той стороны.       Бог оскалил маленькие клычки, потёр передние лапки и чуть ли не взлетел, когда захлопал ушами.       Да уж, забавное тело ему досталось в этот раз.

***

Клер.

      Марианн проснулась с жуткой головной болью и ощущением, будто сновидение шустро собрало вещички и слиняло из памяти. Там было что-то важное… но даже нечётких образов не осталось.       Пришлось около полусклянки сидеть и глубоко дышать, мысленно представляя, как она выковыривает из головы те гвозди, которые вбили в череп, пока она спала. А когда Мари всё-таки собралась с силами и встала, мир закружился, собираясь в кучку, и учёная рухнула назад на кровать. Похоже доплавалась… К приходу Бель она так и не смогла подняться.       — Клер? Уже утро. Ты встаешь? Клер? — не услышав отклика, в каморку заглянула взволнованная служанка и увидела, что девочка не может ответить, не то что встать. Рабыня перепугалась — веснушки, похожие на горелые крошки хлеба, ярко оттенили побелевшее лицо.       Девушка подскочила к кровати и пощупала её лоб.       — Я сейчас, я… — она засуетилась, не зная куда деть руки и в какую сторону идти, а затем увидев, как Марианн поморщилась, развернулась, крикнув:       — Подожди, я приведу госпожу Кортэлию. Подожди чуть-чуть!       Бель исчезла, громко стуча подошвами коротких сапог. Мари и рада бы её остановить, но сил не было. Она лежала и думала, чем же таким заболела и насколько это опасно. Учёная не знала состояние иммунитета нынешнего тела. Да и привычных признаком температуры не ощущала, но мало ли какие тут реакции на простуды? Может у них вообще болезней нет, кроме той волшебной хрени с пустым резервом.       И как в воду глядела.       Строгая управляющая явилась ринок через пять и, осмотрев Марианн, твёрдым голосом диагностировала «магическое истощение».       Марианн попыталась возразить, ведь в этот раз она колдовать не пыталась, о каком истощении может быть речь, но её напоили искрянкой, накормили чем-то горячим и сытным, и заставили вновь лечь спать.       В следующий раз она очнулась под вечер с ощущением чугуна вместо черепа, по которому ударь — и раздастся звон.       Её голова просто кладезь разных отвратительных состояний.       Она ощущала себя заторможено, будто выстудилась на улице, а затем закрылась в тёплом помещении, с единственной разницей, что сонливости не было, ибо выспалась она лет на пять вперёд.       Девочка сунула руку под подушку, чтобы проверить свои сокровища. Выудила один из камней и с изумлением уставилась на совершенно пустой накопитель. Он был полупрозрачным, сероватым, потерявшим весь блеск.       Так, это что ещё за…       Гротэр пялилась в непонимании на пустую слезу ринок пять, не ощущая никаких мыслей в голове, лишь пустоту, а затем откинула в сторону подушку.       Все слёзы глубин, что она раздобыла, оказались в точно таком же состоянии. Ни единого проблеска энергии. А один камень даже потрескался, готовый осыпаться крошкой от любого прикосновения.       И что это такое?       Причину подобного Мари не разгадала даже когда более-менее пришла в себя. Прошлая слеза, будучи тусклой, продержалась целую декаду бессмысленных экспериментов. А эти и одной ночи не пережили. Была ли в них разница?       А ей то откуда знать? Тут только проверять и пробовать. Пока что у неё даже предположений не было.

***

      Выйти за стены сразу у неё не получилось, так как на восстановление в этот раз ушло почти трое суток. Марианн ходила серее тени, пила литрами искрянку, ела как трое взрослых мужиков, не посещала тренировки и лишь под вечер приходила в библиотеку-склад больше для проверки своих книжных заначек, чем для учёбы. И не зря. На третий день в читательском зале она обнаружила воспитанников: старого знакомого мальчика-грубияна и давнюю соседку по ясельнику.       Конечно, никакого запрета на то, чтобы они там находились, не было, но… за годы, во время которых её одиночество в библиотеке прерывалось лишь пару раз, Мари привыкла считать это место своим маленьким островком, защищённым от внешних посягательств.       Она замялась, не уверенная как быть, но среди запрятанных по углам книг находились её заначки из библиотеки графа и если эти томики вдруг пропадут… учёная решила аккуратно их проверить, не спускаясь вниз. Ей достаточно было взглянуть на полки, которые находились на верхних ярусах. Тихо войдя в склад через второй этаж, Мари внимательно осмотрела все тайнички на наличие изменений и не найдя их собралась уйти, когда её заметили. Гротэр то ли топнула слишком громко, то ли подошла к парапету, из-за чего дети тут же сорвались с места, будто поджидали именно её. Это удивило и сбило с толку.       — Клер! — воскликнула девочка-соседка, когда учёная рефлекторно начала пятиться. От чужого крика и этого противного имени Мари всё-таки осталась на месте и когда к ней практически подбежали — оба ребёнка быстро взлетели по лестнице, — то в довольно грубой форме буркнула:       — Чего вам?       — У тебя правда магическое истощение? — попыталась схватить её за руку соседка, имени которой Гротэр не помнила. Мари она всегда раздражала. Плаксивая, полноватая, с противным, писклявым голосом, способном при истериках переходить на ультразвук. Учёная тут же спрятала руки за спину, почти что силой избежав прикосновения. Соседка, хоть и была старше неё на прилив, сейчас оказалась ниже Мари, но внешность её довольно сильно изменилась. Она стала ухоженнее, опрятнее и даже в чем-то благороднее, но за всем этим лоском всё ещё находился прежний доставучий и вечно ревущий ребёнок, от которого Гротэр постоянно пряталась на собственной кровати. Ни собранные в косицы рыжеватые волосы, ни мило вздёрнутый курносый нос не могли её обмануть, потому что детский голос всё ещё гвоздём по стеклу резал.       — А вам то какая разница? — ещё больше насупилась Мари и с удивлением констатировала, что злиться. На всех воспитанников. И на этих двоих в том числе. За насмешки и язвительные шутки. За вечный смех и подколки.       В голубых глазах соседки заблестели слёзы, а из носа почти сразу потекло. «Магия! Она даже плакать не начала, а уже сопли ручьем», — Мари огляделась и поморщилась: она зажата в углу возле лестничного пролета на четвертый этаж, на котором нет выхода. Ближайшая дверь, да и лестница вниз, была за спинами ребят, которые явно выпускать её не хотели.       — Ты обиделась из-за того, что на тренировках происходит? — угрюмо сказал блондинистый малец, обращая на себя внимание. Этот, как и несколько лет назад, всё ещё был выше неё, хотя учёная на хорошем питании и тренировках уже догоняла. Сколько ему? Приливов десять? Хотя разума в мальчишечьих глазах с последней стычки не прибавилось ни на грамм.       — С-с чего бы? — ещё злее, с едва слышными шипящими нотками, произнесла учёная, ощущая, как медленно нарастает притупившаяся за последние сутки головная боль.       Дети, не зная, что сказать: явно собирались долго и обстоятельно извиняться, — переглянулись, и Мари, не упуская шанс, протиснулась мимо соседки, оттолкнув её плечом. Та скорее от растерянности пропустила Гротэр, а когда поняла, что Мари собирается сбежать, попыталась схватить её за руку, но учёная уже шустро сбегала вниз по ступеням, звонко шлёпая подошвами сапог.       — Клер!       — Не называй меня так! — огрызнулась Марианн. Её до мозга костей доконало это сладкое имечко.

***

Бог «второго шанса».

      Прицепиться к носу корабля так, чтобы при движении не задохнуться и не быть замеченным пассажирам, случайно бросившим взгляд на воду, — оказалось сложно. Магии иллюзий в его распоряжении не было, лишь чистая сырая водная стихия, применение которой ограничивалось самыми чопорными вариантами. Но он смог. Узнал по тому, как готовили и начищали дерево, натирали его специальным составом, об отплытии. И ночью, после всех приготовлений, почти до рассвета проработал прялкой, соткав из добытой чужой энергии голубые нити, а из нитей карман, в который он как раз мог поместился. Один из самых грубых вариантов, но что он мог поделать, не имея доступа к нормальным энергетическим ресурсам?       В основном болото было неподвижно, но он навскидку прикрепил карман чуть выше уровня воды, потому что нос, а именно там лучше всего было прятаться от зорких глаз людей и зверолюдей, будет рассекать и приподнимать тухлую жижу.       Так и оказалось. Его, расплющенного и прижатого, плотно завернутого в собственные уши, стоящего в вертикальном положении, едва ли не по пояс накрыло и лишь благодаря дернувшемуся карману бог не отлетел в сторону.       В более глубокой и водянистой части болота мелькали твари, о которых он ничего не знал. Сразу чувствовалось — аномальная зона. То узкий, тонкий хвост, то сплющенная, почти рыбья голова с иглистой пастью и слепыми, пустыми глазницами, вспархивали над поверхностью в местах разрыва тонкой плёнки чего-то блестящего и слишком густого.       Эту плотную, желеобразную массу бог проверил ещё тогда, когда хотел перебраться по перешейку, так как понимал, что если это будет что-то ядовитое или опасное, то плыть или идти в ней может оказаться бесполезной тратой жизни и времени. Последствий после долгое пребывание в болоте под кустом, рядом с огрызком этой пленке, не было. Так что нахождение за бортом лодки, словно какая-то магическая присоска, не должно было внести тотальных последствий. Субстанция, которая никак не хотела прикасаться к телу, соскальзывала с него, словно вода с жира, и не вызвала никаких странных реакций. Бог так и не смог понять её назначения.       И вот это самое желе сейчас расступалось, расходилось словно ткань по швам в нескольких ладонях от бортов шхуны, позволяя ей беспрепятственно плыть именно по воде и ледяная, застойная зеленоватая жидкость затопила его по пояс.       Он был готов к этому. Но не к тому, что плыть они будут не день и даже не два. Нити кармана источались, теряя энергию так же быстро, как и любое другое заклинание в этом месте и в такой форме. В какой-то момент они чуть разошлись в стороны. В дыру провалилась лапа и он в панике поджал её, не зная, как отреагируют местные клыкастые рыбки на симпатичную звериную подушечку с коготками: как на бифштекс или свеженький гриль?       Бог видел, как приближается берег и понимал, что опять слишком положился на свою колдовскую силу, которая здесь, — он едва ухо не прокусил от досады, — почти не имела никакой пользы. Не в таком мизерном количестве. Сейчас, находясь посреди озера, он не имел возможности повернуть назад, как было с древуном.       И магии у него не было.       Лишь золотая нить, словно ошейник, обвивала его тело.       И она слегка светилась.       Он сам себе не поверил, когда протянул к ней лапки и стал осторожно, каплями впитывать энергию, чтобы влить её в нити для поддержания их состояния.       Это было опасно и очень рискованно. Он ставил на кон то, к чему так стремился добраться. Бог мог переродиться и начать сначала. Недоверчивая особа при должном его желании тоже, а вот кровь фейри — нет. Он ошибся, не рассчитал и напрасно потратил подаренную ему энергию, а полукровка-фейри, лишённая ауры, угасала. Выживала как могла. Сколько циклов прошло? Пять? Её уже продали? Насколько ослабел его кокон магии, учитывая с какой скоростью здесь гаснут любые заклинания? И где же девочка сейчас? По крайней мере её положение в пространстве, благодаря созданному кокону, он ощущал вполне чётко и то не менялось. Значит время ещё есть, но слишком мало. Слишком…       Энергия, вытягиваемая постепенно, заставляла его нервничать. Он отсчитывал ринки до момента, когда нить погаснет. Силы девочки не хватит. В ней же резерва с новорождённого фина…       Вот сейчас…       До чего же он докатился: превратился в паразита. И самое обидное — другие нити, которые всегда присутствовали в его резерве, были слишком остывшими из-за расстояния и воспользоваться ими, как каналами, он не мог. Лишь одна единственная нить была сейчас в его руках.       Но магия не иссякала, а нить не угасала окончательно, не обрывалась. И время шло.       Под утро четвертого дня пути, вода, сильно обморозившая его лапы, отступила, убралась прочь. И скукожившуюся шёрстку сковал холодный, наполненный туманом воздух.       Приближался очередной прилив.       А бог наконец-то пересек это древуново болото.

***

Клер.

      На четвёртые сутки она проснулась с замёрзшими ногами, — ночью одеяло сползло в сторону, — и дикой слабостью во всём теле. Зато её переполняло счастье от отсутствия головной боли. Ни гвоздей, ни тарана, ни расколов. Чистая, здоровая лёгкость, будто с головы убрали железный обруч. Кости тоже не ломило, а мышцы, которые сводило от слабости, не болели. Мари будто скинула тяжёлую ношу, тщательно топившую её в плохом самочувствии в последние дни, и вновь стала лёгкой-лёгкой.       Вместе с исчезнувшим истощением в Мари проснулась жажда деятельности. До прилива оставалась пара декад и уже сейчас на берегу должны были появиться особенно яркие слёзы. Уж они то не потухнут за ночь. Побежать бы к берегу… Но придётся пройти через главные ворота, а там до инструктора Ларса сведения дойдут быстрее, чем она успеет шаг за территорию замка сделать. Тренировки никто не отменял. Мало того, что не выпустят, ещё и пинков надают, чтобы занималась больше стойками. И весь прилив из вредности выпускать никуда не будут.       Учёная, конечно, не бралась предугадывать чужую реакцию, но характеры местного охранного контингента вполне изучила.       Поэтому, поднявшись после дополнительных суток отдыха до рассвета, она умылась, переоделась, и весело позавтракала с раскрасневшейся и довольной Бель, с которой они просидели, перешучиваясь.       А после Мари направилась на тренировочную площадку.       Инструктор был сегодня настолько же жизнерадостным, как и Бель, но в своей грубой форме, — загонял её в хвост и в гриву. Зато погода… В отличии от людей она была мрачной. В преддверии прилива утро сковывал туман и не рассеялся даже к обеду. Казалось, что каждый миллиметр улицы тонул в молоке. Видимо, в честь состояния природы Марианн практически не замечала насмешек, так как занималась чуть в стороне от участка площадки, снабжённого специальными светильниками, которые немного рассеивали туман.       Мари не видела воспитанников. Именно поэтому чужие шутки и смех не воспринимались на свой счет. Она делала упражнения, представляя, как добудет слезу и подберёт алгоритм колдовства. Как сможет вновь погрузиться в любимое дело с головой. И в этот раз полёту её фантазии не мешал даже привыкший к более реалистичным просчётам разум. Она пустилась во все тяжки точно так же, когда впервые задумалась о схеме жизни или о том, что чужого бога-зверя можно прогнать из их мира.       Как при таком освещении её различал Ларс и понимал, делает ли она что-либо вообще, Марианн даже не бралась предполагать. Но видел он всё. Иногда поправлял, но по большей части скупо хвалил. Когда девочка закончила выданный комплекс гораздо раньше обычного и даже стойки у неё вышли хорошо, почти без ошибок и скованности, Ларс, забрав у неё деревяшку, сказал пробежать десяток кругов и идти обедать.       Учёная кивнула и сорвалась на бег, внимательно следя за тропинкой под ногами, которую было видно, так как белая пелена немного развеялась. В качестве ориентира она использовала кусок освещенной тренировочной площадки. Близился обед и туман просел, поредел. Издалека разглядеть человека всё ещё не представлялось возможным, но силуэт уже был отчетливо виден. Отсюда она даже очертания стен и ворот могла разглядеть. К вечеру густота вновь вернётся и Мари впервые задалась вопросом, а выпустят ли её в таком случае за ворота?       «Значит стоит пойти сразу после обеда», — решила учёная и вдруг на кого-то налетела. Она будто о стену ударилась. Человек, об которого она чуть не убилась, даже не шелохнулся, а Мари отшвырнуло, и, не удержавшись на ногах, она бухнулась на землю.       — И толку чернь обучать, если она для этого не пригодна? — раздался ехидный голос, и учёная с отвращением узнала Амира.       — Тебя это так задевает? — Мари не удержалась. Не смогла. Слишком часто во время тренировок среди воспитанников именно эти ехидные, мерзкие нотки прорезались, после которых следовали взрывы хохота, заставляющие её спину и тело каменеть. Она же уже говорила, что не любит, когда об неё вытирают ноги? Вот и повторит ещё разо…       Чужая ступня приземлилась аккурат на её ладонь и с такой силой вдавила хрупкие пальцы в землю, что Марианн показалось, будто хрустнули кости. Она почти закричала, но на рот легла широкая ладонь и звук застрял в горле.       — Молчал бы, выродок, — воспитанник тоже думал, что она мальчик. И только сейчас Мари поняла, что в какой-то степени ей повезло. Не зря Ларс так настаивал говорить о себе в мужском роде, ой не зря.       — Амир, не надо, — осторожно произнёс кто-то из окруживших их воспитанников. — Капитан сейчас заметит…       — И что мне до него? — сухо произнёс пацан, оглядываясь и явно пытаясь определить кто именно вздумал ему что-либо советовать. Гротэр нахмурилась ещё сильнее, чем обычно, сощурила глаза и сцепила зубы. Захотелось впиться клыками в эту гадкую ладонь, но её остановила брезгливость. Когда пацан обернулся, Мари уже закончила анализировать разницу их комплекций, и оценка эта явно была не в её пользу. Он сидел на корточках, но даже так было ясно, что именно этот воспитанник далеко уже не ребёнок и на его фоне Мари вновь ощутила себя пигалицей. Возможно из-за того, что окружающие взрослые не давали ей повода сравнивать физическую силу, она и позабыла о уровне своего развития, но сейчас, когда её ладонь пришпилили, а рот закрыли потной рукой, беспомощность вновь всколыхнулась в груди.       Гротэр ненавидела быть беспомощной.       Когда Амир оборачивался, мысок его сапога вертелся на пальцах и Мари, не выдержав, глухо зарычала. Уж в горло вцепиться ему зубами она точно не побрезговала бы.       — Ого. Действительно шавка, — мерзко хохотнул он. И потом чуть развернулся.       Она честно не поняла: «как?», — возможно год тренировок всё-таки дал результаты, но увидев его едва заметное для глаза движение и уж пальцами, на которых ерзал ботинок, прочувствовав, Марианн явственно поняла, что он готовиться ударить. Тело разворачивал, чтобы бить свободной рукой по рёбрам было удобнее. Наступал он на её левую руку, ко рту прижимал правую, поэтому для избиения поза была не совсем удобная.       Ей удалось среагировать быстрее, чем кулак прилетел по рёбрам. Она откинулась назад, полностью ложась на землю, а затем дёрнула ноги в воздух, целясь мерзавцу мысками сапог в голову. Тот, естественно, понял её маневр и с траектории убрался, но и ступню свою громадную убрал. Девочка тут же перекинула руки, как учил Ларс, и кувыркнулась. Выпачкалась вся в земле, зато вновь оказалась на ногах.       Рука болезненно пульсировала, на губах остался солоноватый привкус, и она, не удержавшись, сплюнула его. Мальчишка жест не оценил. Как и попытку сопротивляться. Он явно был зол. Очень. В его глазах стелилось кровавое бешенство, какое не у всех собак увидеть можно. Зрачки расширились так, что за ними зелень глаз потерялась, а в белках лопнуло пару капилляров.       Мари вдруг хохотнула. Поняла, что подливает нефти в огонь, но…       — Ты тоже родословной недалеко от меня ушёл.       Договаривала она уже на развороте, а последние звуки произнесла, сорвавшись на бег. Марианн не видела, чтобы воспитанников особо то гоняли по площадке. И тем более не видела таких рекордсменов, как она. Её ноги были короче, она была меньше, но бегала шустро. Да и взяла с ходу небольшой отрыв, а уж выносливости при беге ей на десятерых хватит.       Амир повёлся. Попёр за ней как бык. Разъярённый, злой топот его ног был настолько громким и оглушительным, что казалась от его движений земля трясётся. Но и Мари не бежала, — летела. Бесшумно, быстро, со всем тем напором, который успела развить за год. И хотя на такой скорости грош цена её выносливости, азарт кипятил кровь.       «Куда?» — мозг действовал быстрее ног. Она в считанные мгновения добежала до пристройки, в котором хранили ученический инвентарь, пробежала чуть вперед и, поняв, что Амир всё ещё позади, опасно близко, резко свернула, обежала здание и со всех ног бросилась назад на тренировочную площадку.       Самой ей не справиться. Зато Ларс быстро озверевшему воспитаннику мозги на место вправит.       Она почти добралась до инструктора. Воздух жёг легкие, голова кружилась, земля была неустойчивой, желая уйти из-под ног. Марианн даже не бралась прикидывать с какой скоростью преодолела расстояние чуть меньше километра длиной, но в Ларса она практически врезалась. В последнюю секунду чуть вильнула и начала тормозить, едва не потеряв равновесие.       — Ма… — инструктор не успел произнести излюбленное «малец», но зато железной хваткой поймал пацана, посмотрев на которого Марианн едва не подавилась и без того тяжёлым воздухом. Тело воспитанника разбухло от увеличившихся мышц, белки глаз полностью покраснели от лопнувших капилляров. Весь его вид казался нездоровым, неестественным.       — АМИР! — взревел капитан стражи и так тряхнул за практически лопнувшую тунику парня, что раздавшийся треск заставил её, не смотря на бешеную одышку и кружащуюся голову, попятиться.       — Татуировка быка? — пробормотала она под нос, вспоминая выученную когда-то классификацию магов и особенности этого дара: повышенная физическая сила, способная деревья с корнем драть и камни в щебень крошить одним ударом.       Озноб побежал по коже, когда воспитанник наклонился вперёд и ткань затрещала сильнее.       Трррск.       Миг — и эта лишившаяся разума дрянь вновь несётся на неё, оставив ошметки туники в руках капитана. А учёная не успела бы развернуться и сбежать. Она напряглась, готовясь отскочить в сторону в последнее мгновение, но до того, как решилась прыгнуть, воздух перед ней завибрировал и стал стеклянным, будто между ней и воспитанником натянули целлофановую плёнку. Бык врезался в субстанцию. Преграда слегка прогнулась, но не пропустила озлобленного парня.       — Держите его! — рявкнула воспитанница, одна из старших, которая всегда находилась рядом с Амиром. Она стояла позади Марианн, вытянув руки вперёд. Гротэр обернулась, оглядела напряжённое лицо, обрамлённое сероватыми прядями, и не успела поблагодарить, — её потянули в сторону. Вокруг столпились все ученики Ларса. Учёную оттащили за спины других воспитанников и кто-то весело произнёс:       — У него точно благословение кролика! С такой скоростью без магии удирать невозможно.       — Да какой там, — раздалось прямо над ухом и, повернув голову, Мари даже забыла об одышке. Рядом с ней стояли знакомый мальчишка из библиотеки и соседка по яслям. Мальчик говорил, придерживая Мари под руку, а соседка напряжённо следила за тонкой плёнкой и по рукам её змеились язычки огня. — Тут скорее ядовитая бабочка. Даже Моли Амира никогда до такой истерики не доводила.       Поляну вновь, как и сотни раз до этого, заполнил дружный хохот детей, только на этот раз смеялись не над Мари.       Амира шустро повязали чем-то похожим на живые растения, а затем старшая из девочек, закрывшая её пленкой, опутала взбешённого, дергающегося и вырывающегося парня полупрозрачным одеялом. Кто-то из мальчишек помладше поднял его в воздух, тоже использовав магию, не прикоснувшись к своеобразному роллу ни пальцем, и Амир «поплыл» в сторону замка. За ним пошла целая толпа и постепенно воспитанники стали расходиться. А Мари, сев на землю, мысленно прокручивала всё то, что успела увидеть за считанные мгновения.       Как давно она не видела магии? Если не считать выкрутасов Дэйва с исчезновением, которое она никогда не замечала напрямую, то лишь в руках Ольги, с которой она не виделась уже год, мелькало что-то похожее на колдовство. А сейчас, за пару ринок ей показали тонну «благословений». Например, татуировку панцирника, — тот самый барьер старшей, спасший её от участи лепёшки. Почему-то эту магию она представляла, как зелёный домик черепахи, а не как прозрачную пленку. Или метка быка обозлённого Амира с его усилением и бешенством. Сколько транквилизаторов и мано-усилителей нужно было бы вколоть человеку в её прошлом мире, чтобы достичь такого результата до того, как человека попросту разорвёт? Или ещё льва — огонь на руках её соседки. Колибри — магия облегчения или утяжеления предметов. И даже растения — татуировка лесного шейна.       Совсем близко, но не в её руках. Так много… И так далеко.       Мари медленно поднялась, чувствуя, как дрожат руки, и, кивнув всё ещё находящейся рядом парочке детей, огляделась. Не найдя на площадке Ларса, — видимо ушёл вместе с вышедшим из себя подопечным, — направилась в столовую, обедать.       Она пришла чуть раньше начала трапезы, и потому, сев за любимый столик у окна, стала дожидаться Бель. Вскоре, заметив, что учёная сидит одна, Кортэлия отпустила рабыню.       — У тебя не найдётся сумки или корзины? — встретила её вопросом Марианн. — Лучше, кончено, сумку.       — Найдём… — мельком глянула на неё Бель, пытаясь скрыть любопытство. — Тебе срочно?       — Да, нужно кое-что собрать.       Бель кивнула, расставляя перед Гротэр тарелки с оранжевым мясом, сухарями и бульоном. Перед собой же она поставила сероватую кашу. Чаще всего, когда её не мучил ужасный голод, учёная старалась что-то незаметно подложить рабыне. Марианн упорно садилась с Бель с одного бока стола и подкладывала ей то салата, то овощей, то мяса. Иногда давала хлеб. Рабыня, которой редко когда удавалось съесть что-то кроме каши, одновременно и радовалась, и очень боялась, бледнея каждый раз, когда замечала движения рук учёной — ей могло влететь за подобное.       Гротэр, оценив размеры тарелок и степень своего голода, который был приемлемого уровня, поднялась и села рядом с Бель, которая тут же побелела, забыв о любопытстве. Кушали молча. Мари то и дело подкладывала рабыне самые вкусные кусочки или ломти суховатого хлеба, и служанка сидела рядом, никуда не уходя, даже когда проглотила всю кашу.       Встали из-за стола одновременно и обе сытые. Мари помогла отнести посуду на кухню и, стоя чуть в стороне, слушала как Бель озвучивает её просьбу управляющей. Вскоре служанка вернулась и быстро пересказала указания Кортэлии.       — На южном складе должны быть сумки, — подруга тоже придвинулась к стене, чтобы не загораживать проход. — Комната с вещами для ежегодной охоты… Кажется третья.       Гротэр, как и Бель, задумалась, вспоминая расположения складских залов в пристройке ближе всего расположенной к замку. Она часто бывала там, но в комнату для охоты, в которой хранились верёвки, огнива, луки и прочие полезные при большой охоте вещи, была лишь раз. Ей тогда нужен был толстый жгут для полировки ножей, ведь старый порвался.       — Сама сходишь…? — неуверенно произнесла рабыня и оглянулась на Кортэлию, которая шумно командовала на кухне, отдавая распоряжения посудомойкам, поварятам, помощникам и прочим слугам.       — Будет ругаться? — больше утвердительно спросила Мари и по поникшим плечам подруги поняла, что да. Все прекрасно знали, что в замке учёная ориентировалась едва ли не лучше управляющей, разве что цены витражам да вазам не знала. — Не волнуйся, сама схожу.       Бель кивнула и суетливым шагом направилась к начальнице, а Мари, развернувшись, почти бегом бросилась в туманный двор. Это был её шанс прикинуть, что может пригодиться при побеге и какие объемы вещей она сможет утащить.       В коридоре склада Мари столкнулась с десятком слуг, и не особо церемонясь о скрытности, зашла в нужную комнату. Вещи тут лежали в специальных ящиках, которые были составленный друг на друга пирамидками, — чтобы добраться до нижних, нужно было разобрать или подвинуть верхние. На стенах висели пучками веревки и луки. Она огляделась, припоминая что и где лежит, и с отвращением подумала, что не помнит находила ли в прошлый раз сумки.       На стенах нужной ей вещи не наблюдалось, а после проверки верхних ящиков она ничего не нашла. Пришлось выглянуть в коридор и, оглядев контингент, остановить знакомого молодого стражника.       — Прости, а ты не знаешь в каком сундуке сумки? Я просто ниже верхних заглянуть не смогу…       Стражник замер, раздражённо мотнул головой, глянув на неё голубыми, лишёнными зрачков радужками, а затем отвернулся, продолжив тащить мешок к выходу. Девочка растерянно огляделась, не уверенная, что сможет кого-то уговорить помочь. А сама она не управится и за несколько суток, если сумки в нижних сундуках. Тогда, конечно, Марианн пощупает всё, что есть в зале. Вот только надорваться успеет раз десять.       — Тебе наплечную? С лямками? — уточнила рабыня с порезанной скулой. Девочка часто пересекалась с ней в коридорах и на складе, когда выполняла поручения по типу «принеси-подай», но имени её не знала.       — Да, если можно — не больше чем в половину меня длинной, — тут же озвучила свою просьбу учёная с жадностью вглядываясь в чужие, блеклые глаза. Женщина чуть сдвинула свитую у неё на руках простыню, усмехнулась, а затем кивнула.       — Пошли, достану.       Нужная ей сумка оказалась в дальней «пирамиде», один конец которой плотно прилегал к стене. Эта пирамида была единственной шаткой и опасной, потому что использовались сундуки с кругловатыми, а не плоскими крышками. Чтобы достать сумку, им пришлось снять верхние, используя нижние как ступеньки. Нужный сундук оказались вплотную прижат к стене. Женщина вытянула на свет сумку и кинула её Марианн.       — Такая подойдет, — констатировала служанка.       Рюкзак был больше, чем Гротэр просила, — в заполненном состоянии он бы бился о её икры. Но немолодая рабыня, вспотевшая и усталая, не уточняла. Она просто поставила учёную перед фактом, тут же начав расставлять сундуки на прежние места. Не было смысла с ней спорить.       — Спасибо, — кивнула девочка и стала помогать. Она могла поднять далеко не всё. Какие-то сундуки были слишком тяжёлыми и большими, но часть Мари всё же осилила.       Когда они закончили, служанка уставилась на неё мутными глазами, сжимая и комкая простыню.       — Скажи… — но тут же сама мотнула головой и бросилась прочь, даже не убедившись, уйдёт ли со склада девочка. Мари не поняла к чему это было. Да и стоило ли гадать? В замке редкий слуга осмеливался на простые разговоры. В столовой именно они с Бель производили больше всего шума, успевая и ложками работать, и языками.       Слишком сильно людей искорежило это место и подобная жизнь. Рабы ходили, погружённые в себя. Большая часть замковых обитателей: прислуга, — бродили, словно призраки с потухшими и забитыми взглядами. Даже у Бель нет-нет проскальзывало что-то такое на лице, от чего Мари становилось не по себе, и учёная всеми силами старалась перевести тему, отвлечь её, приободрить. Ей и самой временами становилось тошно от замкнутого пространства и окружающей её атмосферы, хотя в отличие от других она жила нормально: ни побоев, ни ругани, ни массы ещё всякой хвори. Мари, как бы не сыпали ей здешней реальностью в глаза, старательно её игнорировала, зацикливаясь на собственных планах, мыслях, и на том будущем, которое будет после побега.       Всё ещё впереди.       Наверное, именно поэтому ей хотелось оставить замок в прошлом и ни к кому не привязываться.       Ощупав сумку на наличие повреждений, Марианн внимательно пригляделась к вещам, весящим на стенах. Из того, что она могла забрать со склада быстро и безболезненно, без перестановок и поднимания тяжестей, выходил лишь необходимый минимум: лук, несколько огнив и верёвка. Тёплую куртку можно взять в соседней комнате, а в дальнем продуктовом хранилище можно украсть немного вяленого мяса. Ни фляги для воды, ни одеяла или лёгкой шкуры, ни ножа или любого другого оружия. Единственный склад с настоящими клинкам охранялся и в помещении вечно кто-то крутился. А на каждую железку шёл учёт, даже для тех ножей, которыми пользовались повара на кухне. Ночью и там, и там сидели дежурные…       Мари разочарованно вздохнула и направилась к выходу. Она поражённо замерла, когда увидела, как порог, словно какой-то скалящийся хищник, облизывал туман, не проникая глубоко в помещение. Он доходил до определённой линии, состоящей из глубоких, полустёртых царапин, и отшатывался назад. Дневное время прошло, приближался вечер и воздух словно превратился в огромное облако.       Она зачарованно шагнула вперёд, поёжившись от воспоминаний о духах тумана, и почти на ощупь, ориентируясь по памяти, двинулась к замку. Вскоре стал различим свет в окнах столовой, а после Мари пересекла порог замка, почувствовав облегчение. С неё будто чужое давление стекло. Пропало морозящее кожу предчувствие чего-то страшного.       Она вновь посмотрела на плотный туман, сторонящийся порога, и поняла, что раньше начала прилива за пределы стен точно ни ногой.

***

Бель.

      — Госпожа. Клер задерживается. Может я могла бы… — Бель нервничала, наблюдая за активными приготовлениями Кортэлии. Всё вокруг кипело от работы и взволнованных, торопливых приготовлений. А как иначе? У одного из господ случился магический срыв. Указаниями графа его требовалось утихомирить. И каждый, кто знал, какими методами это осуществлялось, радовался, что «честь» усмирять досталась не ему… Конечно, ведь так легко взвалить всё на рабыню, которая ничего не стоила.       Как же Бель ненавидела и этот замок, и всех, кто в нём обитает…       Кортэлия окинула её строгим, раздражённым взглядом, одновременно вытирая заляпанные в муке руки о передник. Наверняка подметила и ссутуленные плечи Бель, и опущенную голову, и то, как служанка смяла в кулаках собственный фартук.       — Нет. Сейчас не до ваших детских игр.       Бель разучилась плакать достаточно давно, но впервые за долгие годы категоричный ответ управляющей вызвал острую боль в груди. В глазах помутнело. Как же хотелось исчезнуть…       Ей в живот ткнули подносом, заставленным всевозможной едой и кувшинами с искрянкой, разбавленной лёгким пиратским спиртом. Бель пришлось выпустить фартук и крепко вцепиться в металл, пока всё содержимое не опрокинулось на пол.       — Долго, — в дверях кухни появился Дэйв и, проверив еду, направился прочь.       — Долго, не долго… Лучше следи за этими ублюдышами. На них помощниц не напасёшься, — раздражённо бросила Кортэлия, а затем подтолкнула Бель. — Давай живее, пока он там мне пол замка по камушкам не разобрал.       Бель хотелось разжать пальцы. Развернуться, убежать и спрятаться. Но куда? Где в этом мире может существовать место, в котором не знают значения метки, находившейся у неё внизу шеи, между плеч? Даже если такое и существовало, то служанка о нём не знала.       В мыслях крутилась детская колыбельная. Бель не решилась напевать её в слух, а без звука не выходило в полной мере прочувствовать заложенный в ней успокаивающий посыл. Ноги двигались сами собой, а она дышала медленно, чувствуя каким тяжёлым стал воздух. Когда-то ей казалось, что всё внутри давно выгорело и опустело, что там не осталось места для этого жгучего отвращения. Все чувства оледенели, но с появлением Клер служанка будто бы очнулась. Клер не была воспитанницей, и поэтому опасаться её не стоило, но с ней оказалось на удивление весело. Бель даже не заметила, как начала надеяться и мечтать, что всё это ошибка и скоро выяснится, что у ученицы Дэйва всё-таки есть магический талант. И тогда Бель по старому обещанию прикрепили бы к этой малышке…       Лучше бы она с самого начала не допускала к себе светлых мыслей, тогда бы не было так тяжело.       Бель замерла перед дверью, за которой раздавались крики, не в состоянии сделать последнее усилие.       Лучше бы она умерла прямо здесь, на пороге…       Лучше…       Хуже быть не могло.       Дэйв дёрнул её лицо в сторону, притянул к себе, а затем с отвращением отпустил.       — На тебе сбилась привязка? Или Кортэлия специально не вешала команд? Безответственно, — чужая рука скользнула за её воротник и коснулась метки. Кожу в том месте обожгло, и Бель едва не выронила поднос. По мышцам пробежались болезненные электрические разряды. — Войдёшь, поставишь еду на тумбу и дождёшься пока Моли выйдет за дверь. Затем, когда магические путы спадут с Амира, сделаешь всё, что угодно, лишь бы его утихомирить. Без лишнего сопротивления, поняла?       Её тряхнули, и клубок электричества осел в районе живота, чуть ослабев, но не исчезнув. Кожа на груди потеплела, будто напоминая, что раньше там висел очень ценный оберег. Бель вспомнила очертания монетки с дырочкой, в которую продевался шнурок, и в голове ещё назойливее зазвучала колыбельная. Не та, что пела мать, а другая, которую Бель после изменения пела по просьбе отца… её колыбельная.       «Зов в грозу звучит,       Свет в глуби таит…»       Служанка с запозданием кивнула, не в силах разжать побелевшие губы. Даже веснушки на лице утратили свою яркость, став практически серыми.       Ноги двинулись вперёд сами собой, — Бель выполняла чужой приказ, сопротивляясь и корчась внутри собственного воображения. Как бы она хотела, чтобы кто-то вдруг явился к ней на помощь… Но в пустынном коридоре никого не было.       Дверь открылась. Шаги по мягкому ворсу ковра едва звучали. Слёзы не позволяли разглядеть Амира, которого так упорно сдерживала одна из воспитанниц.       Её возможную смерть.       Хлопок закрывающейся двери.       Дикий, уже не человеческий рёв.       И густой туман за размытым оконным стеклом, который скрыл от всего мира колыбельную, написанную для океана, а не людей.

***

Клер.

      Через декаду Марианн проснулась раньше обычного, — голубоватые отблески, плясавшие на стенах, разбудили. Подскочив, учёная едва не убилась об угол тумбочки, неудачно зацепившись ногой за скатавшуюся простынь. Она залезла на запылённую тумбу и заглянула в мутное окно. Воздух был чистым, ни следа тумана, а небо за стеной наполнилось голубым сиянием.       Прикинула время… глупо, но как же хочется… не удержавшись, оделась, подхватила сумку и побежала по гулким, пустым коридорам. У неё было около склянки до завтрака. Этого должно хватить.       Мари подбежала к пристройке, прилегающей к стене, и забарабанила в полуоткрытую дверь, прекрасно видя, что дежурный дремлет. Оно понятно — обе луны скрылись за горизонтом, погружая мир в непроглядный мрак… если бы не прилив, не было бы видно ни зги. Наверняка в замке дремали все, а не только страж.       Переминаясь с ноги на ногу и чуть ли не пританцовывая, Мари дождалась пока дежурный протрёт глаза.       — Чего тебе? — раздражённо и несколько рассеяно произнёс… тот самый молодой стражник, чья радужки не имели зрачков. Он был едва ли старше Бель. Короткие светлые волосы, чуть угловатые черты лица. Ничего примечательного, кроме глаз, в нём не было.       — Мне нужно за ворота, к пляжу. У меня есть разрешение, — затараторила Марианн и напряглась, — парень недоверчиво сощурился.       — Когда нам передавали просьбу выпускать тебя, — ни слова не сказали, что ты будешь ночью шататься.       Так… и как его уговорить? Разрешение передали на словах — его доказывать не нужно, а то, что ночью…       — А когда ещё? — выбивая ритм ногой по деревянному порожку, она прикинула, что могла бы сказать в своё объяснение.       Стражник медленно поднялся, чуть отодвинул её в сторону, и на долю эльки замер, оглядывая огромную сумку. Недоверие и настороженность не исчезли даже после того, как он заметил, что сумка пустая. Да уж, будь у неё с собой чуть больше поклажи…       Но причин не выпускать девочку у дежурного не нашлось, и потому, звякнув ключами, он отворил неприметную калитку, находившуюся прямо в воротине.       Дверка открылась наружу, пропуская её к подножью замка. Оглядевшись и с придыханием увидев, как блестит и переливается небо в отдалении, Мари оценила узкую дорогу, уходящую напрямую от въезда в замок… и свернула вправо. Пришлось чуть-чуть пройтись вдоль стены, прежде чем с поворотом показался полный обзор на океан. Всё же повезло, что из окна её комнаты одновременно было видно и кусок ворот, и с другой, правой стороны, — свет от океана.       Проскользив сапогами по крутому, низкому обрыву, она подбежала к воде.       Тем, что отбрасывало сияние, слепящее глаза, были миллиарды слёз глубин, тянущихся по берегу до самого горизонта. Разных размеров, яркости, они были выброшены волнами на песчаный берег. И если вода смывала одни камни, на их место тут же выкидывало новые. Вся поверхность, доступная её глазу, светилась и сверкала. Чем дальше и глубже был океан, тем слабее становился свет, вспыхивающий лишь в виде отдельных маленьких искорок, так похожих на звёзды, но это не уменьшало производимого величественного и завораживающего эффекта.       Учёная стояла на влажном песке и вдыхала чистый, холодный воздух. Столько бесхозной, огромной силы… Марианн ещё не колдовала, но примерно прикинула и ужаснулась: таких объёмов чистых накопителей хватило бы, чтобы напитать и искусственно восстановить пустыни её родного мира. А ведь прилив — ежегодное явление. Его здесь даже используют как меру отсчёта. Десяток тысяч приливов, если верить книгам по истории и если чужая летопись не лжёт… А ведь было же что-то и до «Раскола мира». Не могло не быть, ведь его описывали так, будто произошёл конец света.       Она присела и внимательно оглядела камушки, от света которого слепило глаза. Мари прикинула сколько успеет собрать за оставшееся время и решила особо не церемониться — набрать всех подряд, какие под руку попадутся, вечером рассортировать по физическим признакам и посмотреть какие образцы погаснут раньше, а каких хватит на чуть больший срок.       Переполненная энергией едва ли не таких же масштабов, как и светящийся океан у её ног, Марианн быстро начала закидывать камни в сумку сначала по одному, а затем и горстями, иногда отвлекаясь и осматриваясь. Понять, когда начался восход оказалась сложно, — слишком много света было вокруг, но в какой-то момент даже имеющаяся в единственном экземпляре тьма неба начала таять и Гротэр поднялась, вглядываясь туда, откуда идёт свет.       В этом странном мире не было солнца, но небо темнело и светлело так, будто по нему двигалось материальное светило. А там, где светлеет небо, находился запад…       Мари прикинула в какую сторону относительно замка ей придется бежать и поняла, что можно идти вдоль берега. Тогда дорога будет уходить в противоположную сторону. Повысит ли это её шансы на побег? Она не была уверена.       Гротэр с трудом подняла забитый почти наполовину рюкзак на спину. Он оказался чертовски неудобный. Камни бились о ноги, ничем не закреплённые, и мешали идти. Мари прикинула, чем можно было бы укрепить внутренность сумки так, чтобы не добавлять ей лишнего веса, и с трудом поднялась, цепляясь руками и сползая назад по обрыву. Сумку пришлось тащить за собой, словно санки, потому что иначе она бы её не донесла.       Девочка отряхнула пыль, подумала и закинула сумку на плечо словно мешок, оставив лишнюю ткань висеть впереди себя.       Дверку ей открыли не сразу: смена стражи уже прошла — её впустил низкий сухопарый мужичок, которого она почему-то не смогла вспомнить.       — Покажешь, что надыбал? — усмехнулся он в усы и протянул руку к сокровищу. Она нехотя отдала сумку, прекрасно зная, что без проверки зайти не сможет даже если за ней всё это время тщательно следили с обзорной башенки.       — Ого, и зачем тебе столько? — недоуменно поскреб макушку стражник, но увидев, что отвечать она не собирается, впустил во двор. — Чем бы только дети не тешились…       Марианн ускорилась. Хотелось закрыться в каморке и никуда не выходить, но…       Бель сидела за столом и нервно поглядывала в сторону коридора, когда Мари вошла. Учёная не видела подругу с того момента, как они поговорили возле кухни. Поначалу Мари не восприняла её исчезновение всерьез, — мало ли, может дел стало больше. Но потом, когда на её вопросы Кортэлия лишь отмахивалась, а Дэйв смотрел раздражающе-жалостливым взглядом и молчал, ей захотелось весь замок по камушку разобрать. Все, абсолютно все, к кому бы она не подходила, игнорировали вопрос и лишь вчера во время получения завтрака Кортэлия раздражённо рявкнула, что скоро Бель объявится:       — Живая. Так что радуйся.       Судя по забитости столов: прошла половина времени, отведённого на завтрак. Мари подошла к рабыне и нахмурилась.       Кожа на шее служанки пылала фиолетово-желтоватыми синяками.       — Бель? — служанка обернулась, и лицо её оказалось разбитым. Как будто девушку лицом елозили по стенам. Она сидела ссутулено, одна рука была привязана к телу.       — Так. Я сейчас. Не вздумай никуда уйти, — Мари обошла стол и, выйдя из столовой, тут же сорвалась на бег, воспользовавшись самым коротким путём. Проснувшиеся и суетящиеся слуги шарахались с её траектории и глядели вслед. Девочка закинула сумку на кровать, наскоро осмотрела комнату, запоминая что где лежит, и вновь побежала в столовую.

***

Дэйв.

      Он едва сдерживал раздражение, когда кинул на пол сумку и позволил нескольким слезам выкатится на старые доски.       — Она не впервые собирает их, да ещё в таком количестве. Я обратил внимание, что в прошлый раз почти две дюжины слёз погасли за одну ночь, как раз перед тем, как она слегла с истощением, — Дэйв докладывал и едва зубами не скрежетал от раздражения, — граф не обращал внимания на его слова. На что могла так легко уйти естественная, природная энергия, как не на магию? Графу ли, которые экспериментирует в этой глуши над дремучими татуировками, не знать о разнообразии способностей? Слуга и сам был хорош, — практически не следил за странным ребёнком фейри, хотя у той хватало причуд. Слишком взрослая, слишком умная, выносливая, хотя в чём-то и была бесполезной, но…       Забываешь, что ей всего шесть приливов.       — И почему же ты считаешь, что это не обычная детская причуда, связанная с отсутствием игрушек? — граф откинулся на спинку стула и задумчиво протёр ручку трости.       Дэйв понял, что не смог ничего доказать или хотя бы как-то донести до хозяина волнующую его мысль. Возможно, Виктор счёл это излишней паранойей в отсутствие других серьёзных происшествий. И верно, в замке, что удивительно, за последний цикл ничего, кроме потерявшего контроль над даром воспитанника, да пары попыток побега, не случалось.       — Может я бы и поверил, что это лишь желание поиграть блестящими булыжниками, но у неё… Кхм… Она совсем не похожа на ребёнка, слишком осознанный и взрослый взгляд. Да и то, что истощение случилось сразу после того, как погасли слёзы… Не может быть, что это лишь совпадение и детские забавы, — Дэйв давно не говорил так развёрнуто. Даже когда докладывал о выполненных заданиях, он никогда не включал собственного мнения, ведь его у раба быть не должно, но сейчас слуга не мог пустить всё на самотёк. Его интуиция вопила, кричала так, как не звучала ни разу после того переломного дня, когда он перестал быть собой. Дэйв попробовал последний раз донести мысль, но сразу понял, что провалился по всем фронтам.       — Ну тогда следи за ней, — отстранёно кивнул Виктор, за последний прилив ставший непозволительно рассеянным и… погружённым в себя? Казалось, мыслями он уже закончил эксперимент, сплавив покупателю последнюю из воспитаниц, Лию, и вернулся в империю. — Можешь идти.       Дэйв сгрёб несколько откатившихся слёз назад в сумку и, поднявшись, отошёл к двери. Он поклонился, прежде чем выйти, дабы сгладить свою грубость, но хозяин на это совершенно не отреагировал.       Огромных усилий стоило псу закрыть дверь тихо.