Запах Валинора

Он метался в попытках спрятаться. Перебегал из одного коридора подземелья в другой и терялся в некогда собственном замке. Страх раз за разом приводил в движение ослабевшее тело Майрона — каждый раз, когда вдалеке слышались чьи-то глухие шаги. Коридоры петляли, лишь запутывая еще больше. Провалившийся в некоторых местах потолок образовывал тупики, которых раньше не было. Майрон уже знал, что отрезан от большинства своих кузен. Знал также, что ему не спастись, и рано или поздно его найдут. Его уже находили несколько раз, были то эльфы или же майар из армии Манвэ. И каждый раз он ускользал, чаще хитростью, чем почти покинувшей его хроа силой. Ему не хватало сил признать поражение. Он не мог просто так сдаться, не после всего что они с Мелькором сделали. Больной разум продолжал генерировать идеи собственного спасения, и Майрон злостно отсекал одну за другой, понимая, что все они безумны. Тяжело дыша, он ускользнул от приближающихся шагов в первую попавшуюся дверь — как оказалось, пыточная — и затаился, пытаясь задержать не столько дыхание, сколько само свое существование. Но было, похоже, уже слишком поздно. Послышался скрип отворяемой двери, и Майрон в ужасе забился в угол камеры, не смея даже поднять взгляд на вошедшего. За несколько дней, проведенных в руинах Ангбанда, майа уже успел усвоить эту простую истину. Не смотреть в глаза. Никому. И без того разъяренных детей Илуватора все еще горящий взгляд Майрона выводил из себя — окончательно. — Что ты хочешь? — прошипел Майрон, пытаясь звучать угрожающе, однако с треском проваливаясь. Он слишком напуган, чтобы изображать силу и уверенность. Слишком слаб, чтобы сопротивляться. Он прекрасно знал, чего хотел вошедший, чего все они хотели. Мести. Незнакомец подошел еще на несколько шагов, скалой нависая над Майроном. Майа сжался, обхватывая колени израненными руками. Он ненавидел себя за то, каким жалким, должно быть, выглядел теперь — свернувшимся в комочек у чужих ног, напуганным котенком. Ненавидел себя и колотился от ужаса, до боли впечатываясь спиной в каменную стену подземелья. И однако в последовавшем голосе не было ярости, как он того ожидал. Это был властный, но тихий и спокойный голос. Странно знакомый голос. — В глаза смотри, Майрон. Майа вздрогнул всем телом, услышав свое имя. Старое имя, запретное имя, которым его никто не называл уже столетия. Даже Мелькор. Имя, принадлежавшее когда-то давно кому-то другому. Имя, которого он более не был достоин. Медленно, нерешительно, он поднял голову, осмеливаясь взглянуть на произнесшего это имя… И обомлел. — Э-Эонвэ?.. Воистину он, сволочь. Не изменился ничуть. Все те же пронзительно голубые глаза, что таращатся прямо в душу; все та же статная фигура, закованная в тяжелые доспехи, которые Эонвэ носил без всякого труда; все те же светлые волосы неясного оттенка каштанового, обрамляющие вечно юный и спокойный лик. Майрона едва не стошнило, когда он взглянул на этот лик. Такой светлый. Такой тихий, такой мудрый и святой. Такой идеальный. Должно быть, он и сам когда-то выглядел так. Ключевое слово — когда-то. Когда Майрон установил с ним зрительный контакт, еле заметная улыбка на секунду тронула губы Эонвэ, впрочем, тут же сменившись тем же бесстрастным выражением, что и всегда. Он присел на корточки рядом с Майроном, пристально вглядываясь в его лицо. Измученное, отметил Эонвэ. Покрытое пылью и порезами после битвы и заточения, глаза дикие, под носом запеклась кровь. И дрожит, как осиновый лист на осеннем ветру. — Привет, — Эонвэ здоровается так просто, как будто они приятели, собравшиеся обсудить погоду. — Давно не виделись. «Ты это сейчас серьезно?» — Вполне. Майрон сглатывает от пронзительного взгляда Эонвэ, осознав, что только что сказал это по осанвэ, а не просто подумал. Передача мыслей спустя столько лет разлуки кажется чем-то на грани невозможного, и Майрон с трудом верит, что это действительно происходит. И крепче прижимает к себе колени, не решаясь разорвать этот обмен взглядами и мыслями. — Ты… — начинает Майрон хрипло, и сам кривится от того, как дрожит его голос. — Ты пришел развоплотить меня? — Не положено мне судить или наказывать себе равных, — Эонвэ качает головой, все так же внимательно глядя в янтарные глаза Майрона. — Не дрожи ты так. Я тебя не трону. Несмотря на отрицательный ответ, в желудке у Майрона все так и переворачивается. Этот голос. Этот чертов голос. Сколько забытых воспоминаний пробуждает он в почерневшей душе Майрона, выдирая их, словно когтями, оттуда, где майа прежде их собственноручно хоронил. Как он думал тогда, навсегда. Из-под груд пепла прошедших лет в сознании Майрона встает Валинор. С его зелеными деревьями и нежным ветерком, прилетающим с самой вершины Таниквэтиль и приятно овевающим лицо. Эонвэ принес его с собой, этот ветерок. Его и прочие запахи Валинора, такие родные и такие невыносимо далекие. И Майрон ловит себя на том, что жадно втягивает носом воздух, смакуя все то, чем так дивно пахнет Эонвэ. Он тут же мысленно ругает себя. Пахнуть Эонвэ может сколько угодно дивно, но сидит-то он все еще рядом и все еще мучает пронзительным взглядом, ни на секунду не разрывая зрительного контакта. И Майрон находит в себе силы снова, замирая от страха, задать вопрос. — Тогда зачем ты здесь? Эонвэ поправляет брошь, скрепляющую плащ на ключицах. Брошь с эмблемой орла. Символ Манвэ. — В прошлый раз мы не удосужились обрыть все подземелья и найти тебя. Мы позволили тебе уйти, не видя в тебе особой угрозы… Майрон неприятно ежится, когда Эонвэ упоминает «прошлый раз», и гнев вдруг вскипает в нем. Дери его Готмог, опять мутит воду, поднимает со дна старое и давно забытое! — А она-то была во мне, оказывается? — огрызается он язвительно, и тут же жалеет о своих словах, оказываясь прижатым сильной ладонью Эонвэ за шею к стене. Майа хрипит, хватаясь обоими руками за его запястье, пытаясь не дать себя задушить. Но это, кажется, и не входило в намерения Эонвэ, ибо тот, с минуту продержав так задыхающегося Майрона, отпускает его. Майрон сползает на пол, исподлобья глядя на глашатая Манвэ и тяжело дыша. На точенном лике Эонвэ ни эмоции, в губах ни кровинки. Он смотрит на Майрона спокойно и изучающе. Врезать хочется этому хладнокровному придурку. Повалить на землю, заставить почувствовать собственные боль и страх, что подстреленной пташкой бьются в груди… — Не перебивай меня. И ты не в том положении, чтобы дерзить мне. — холодно продолжает Эонвэ. — Так вот, в прошлый раз мы позволили тебе уйти, чего, как оказалось, делать не стоило. Теперь же мы осознали свою ошибку и не повторим ее вновь. Мелькор обезврежен и во Тьму изгнан… Но это не значит, что зло, порожденное им, погибло. Оно бродит по Арде даже после того, как потеряло своего повелителя, лишилось вожака. Оно боится и ненавидит. Оно живет. Майрон слушал, заливаясь густым румянцем от стыда и злобы по мере того, как Эонвэ продолжал. Он знал, что эти слова относятся к нему и всецело к нему, и ничего не мог с этим поделать. Это выбешивало, но и заставляло внутри колыхнуться что-то такое, что спало мертвым сном уже очень давно. Майрону было стыдно. — Оно живет в тебе, Майрон, живет с того дня как Мелькор отравил ядовитыми думами твой разум. — продолжал Эонвэ. — Но ты не всегда был таким, и валар это помнят. Они готовы дать тебе второй шанс. Дело твое, как ты им воспользуешься, но на суд явиться ты должен. Коли не по своей воле, так я тебя туда доставлю. Это приказ Манвэ. Майрон сел, приподнявшись на локтях, и снова взглянул на Эонвэ. Теперь к страху, гневу и стыду в его взгляде примешалось что-то еще. Будто бы огонек зажегся в глазах. — Эонвэ, милый Эонвэ, — произнес Майрон вкрадчиво, чуть подаваясь вперед. — Я отправлюсь на суд валар, если ты так хочешь. Только попозже и своим ходом. Надо тут парочку дел завершить, бумаги кое-какие найти, а как только закончу, так я сразу… — Нет. — оборвал его Эонвэ, кладя ладонь Майрону на плечо. — Удерешь. Мы это уже проходили. Потом ищи тебя по всей Арде. Ты идешь сейчас, со мной. И не льсти мне, я на такое не ведусь. Майрон вжал голову в плечи, пряча глаза и стыдливо закусывая губу. Глупо было даже пытаться обхитрить Эонвэ. Он знал его всего, видел насквозь. И неудивительно. Кому как не Эонвэ знать его лучше всех? В конце концов, раньше они были… И он трясет головой, отгоняя эту мысль. Эонвэ сидит напротив него еще несколько мгновений, держа руку на его плече, а затем вздыхает и встает. Глаза Майрона по прежнему направлены в пол, но он знает, что Эонвэ ожидает, когда майа последует за ним. Он слышит, как Эонвэ направляется к выходу, и тут в голову ему приходит еще одна мысль. Дурацкая, ни к чему не ведущая, но язык поворачивается сам, заставляя высказать ее. — А раньше велся. И тебе даже нравилось. Майа кожей чувствует взгляд Эонвэ, когда тот оборачивается, и тоже встает, опираясь на каменную стену. Глашатай Манвэ выглядит почти растерянным, его ладонь даже ложится на эфес меча в поиске поддержки. Майрон почти фыркает. Самый умелый фехтовальщик Арды… — Нравилось? — переспрашивает Эонвэ севшим голосом. Майрон улыбается через боль. Слова, сказанные наугад, поразили цель с невероятной точностью. — Да. Тогда, в Валиноре. Помнишь? Я частенько делал тебе комплименты. До тех пор, как… Они одновременно смотрят друг другу в глаза и Майрон замолкает. Слова застывают на языке и начинают горчить. В глазах Эонвэ — не плавать, только тонуть. Между ними вырастает Валинор. Теперь уже по настоящему, ибо — Майрон видит это в его глазах — Эонвэ вспомнил тоже. Деревья шумят на ветру, играя листьями с легким бризом. Они сидят на траве где-то посреди садов Йаванны, и трава под ними такая же мягкая, как волосы Эонвэ под пальцами. Его голова покоится на коленях Майрона, и самый умелый фехтовальщик Арды упоенно рассказывает что-то кузнецу, пока тот перебирает его волосы. Где-то вдалеке шумят фонтаны — резвится Ульмо. И никому во вселенной нет до них никакого дела. Ауле с Йаванной, Манвэ с Вардой, а Майрон с Эонвэ. И это кажется таким естественным, таким единственно правильным. Так было все тогда, до тех пор, как Майрон пал, совращенный тьмой. Никаких драм, никаких войн и предательств. Журчание воды в фонтане сливается с мелодичным голосом Эонвэ. Майрон даже толком не слушает. Его внимание приковано к глазам друга, к этим веселым чертикам, что пляшут в голубых радужках. Его ангел все еще не утратил способность смотреть так, не лишился этих чертиков, не променял их на непроницаемый взгляд святого. И Майрон околдован. Сам, еще, может быть этого не понимает, но влюблен по уши и выше. Рука снова проходится по каштановым прядям и соскальзывает на щеку, обводя нежным поглаживанием. Эонвэ не противится. Жмурится от удовольствия, подставляя лицо солнечным лучам и ласкам Майрона. — Ты вообще меня слушаешь? — спрашивает он тихо, улыбаясь. — Ммм… — тянет Майрон задумчиво, обводя большим пальцем осыпанную веснушками скулу. — В общем-то да, птичка. Но последние минут десять не очень внимательно… У тебя глаза такие красивые, как уж тут сосредоточишься. Эонвэ смеется. Он все еще умеет смеяться. А Майрон все еще умеет любить, и любит. И от смеха Эонвэ горят щеки, пусть даже тот слишком увлечен собственным рассказом, чтобы это заметить. Эонвэ любит лесть. Он уверен, что это лесть, и никогда ему и в голову не закрадывается, что за шутливой лестью Майрон маскирует признания в любви. Глазам, волосам, смеху, улыбке, рукам, трепещущему юному духу… Комплимент за комплиментом, и подарок за подарком… Мысль о подарках переносит обратно в здесь и сейчас. Майрон смотрит на ладонь Эонвэ, что лежит на эфесе меча. На указательном пальце красуется кольцо с маленьким алмазом в изящной оправе. То самое кольцо. Последний подарок Майрона для Эонвэ, последний перед тем как Мелькор окончательно совратил огненно-страстного кузнеца на свою сторону. Вновь взглянув на вечно спокойный лик Эонвэ, Майрон замечает слезы, что катятся по бледным щекам. И это зрелище ломает что-то внутри. Сам не понимая, что делает, Майрон кидается к Эонвэ, обрушиваясь на его грудь, подобно обрушивающейся на скалистый берег волне. Тот издает ошарашенное «уфф», пятясь назад, чтобы не уронить их обоих. Майрон трясется от слез, цепляясь за Эонвэ так отчаянно, как будто ангел сейчас испарится, окажется галлюцинацией, старым воспоминанием. — Эонвэ… Эонвэ… — рыдает Майрон, уткнув лицо в изгиб шеи старого друга. — Я давно простил тебя. Рука ангела зарывается в волосы, прижимая к себе, и Майрон всхлипывает от давно забытого ощущения. — Я не о том, птичка… Эонвэ обхватывает лицо Майрона ладонями, заставляя отстранится и посмотреть в глаза. «Я не снимал твое кольцо с тех пор. Ни на минуту. Даже мылся с ним.» — звучит по осанвэ.