Духом и Сталью: Воля выбора

      Полог качнулся в сторону, но светлее не стало. Из-за потушенных костров тьма окутывала весь лагерь, а уж у его пределов, где стояла их палатка, и вовсе было не видно не зги. Далканка чуть завозилась на входе, потом прянула вперёд, силясь в полной темноте отыскать свои вещи, которые, как обычно, были раскиданы, не пойми где… — Вылюбишь до потери пульса, говоришь? — не удержавшись, хохотнула из глубины блондинка. — Марика! — завизжала дочь гор, не глядя, сразу кинувшись в объятия любимой. — Марика! Марика! Ты тут! Ты, правда, тут?! — она вцепилась так, что затрещали кости. — Нет, дух мой явился сюда, — неудачно пошутила зеленоглазая, за что тут же получила не болезненную, но ощутимую пощёчину, — ай, блет! — Курва! Извини! — далканка сразу припала к желанным устам горячим поцелуем, что обжигал сильнее, чем её удар, — Марика… — прервавшись, едва не захныкала дочь гор, прильнув к телу беловласой. — Тише, — сама едва не всплакнув, Огинь прижала девушку к себе, — я тут, я никуда не денусь, и тебя никуда не отпущу!       Что бы не происходило, она знала, что не сможет без Селимы, но и отдавать Сильвию Рыжей дворянка не собиралась. Мысли в голове мешались с поразительной скоростью, порождая какую-то неведомую эссенцию. Сердце разрывалось от охвативших его эмоций. Ещё чуть-чуть и разлетится на части. Блондинка готова была возопить в голос, осознав, что творила сегодня, и всё из-за этой русоволосой курвы. «Нет» — она тут была почти не причём, это Марика от противоречий совсем потеряла совесть. Решая свои проблемы, она на какой-то миг забыла о дорогих людях, и теперь едва себя не ненавидела, но ей стоило быть сильной, в первую очередь успокоить Селиму, хотя вот где бы куда сильнее пригодилась помощь Сильвии. Дочь леса как-то находила подход к ним обеим, пусть он и не всегда нравился Огинь, но эта лань была не с ними, а любилась с рыжей суртой! Марику чуть перетряхнуло. Всезнайка сказала про осаду? Она возьмёт эту крепость штурмом и всё будет хорошо, а пока магнатка должна была позаботиться о своей кареглазой красавице так, как никогда ранее. — Я так скучала по тебе, пока ты торчала в том лярвином шатре! Это было даже хуже, чем, когда ты уехала из города, — поделилась своими переживаниями дочь гор под удары первых дождевых капель о ткань их укрытия, — почему ты сбежала сегодня ото всех? — с явной обидой в голосе спросила она. — Прости, любимая моя, я действительно поступила плохо, но мне нужно было подумать и развеяться, а сидеть в шатре оказалось выше сил, — осторожно поглаживая далканку по чуть растрёпанным, намокшим прядям, в губы ей тихо ответила Огинь, — но нет худа без добра, я встретилась с дер Кин, и мне теперь совсем не нужно туда возвращаться… — Да-а! — завопила от радости Селима, вновь обнимая и принимаясь покрывать лицо беловласой частыми поцелуями. Вдруг она прервалась и нахмурилась, пристально смотря в зелёные глаза, — Я вот так и знала, что эта болотная лань тебя залечила, я ей задницу надеру! — прошипела дочь гор, покосившись на полог, и в следующий миг сквозь щель скользнула яркая вспышка, за которой вскоре последовал раскат грома. — Даже природа тебя поддерживает, — улыбнулась блондинка, чуть сминая пальцами ткань рубахи на спине. — Хотела бы я на это взглянуть, — коротко хохотнула Марика, кончиком носа слегка задевая кончик носа кареглазой. — Слушай, а тебе уже действительно можно вернуться? Ты, правда, хорошо себя чувствуешь? — с небольшим беспокойством всё же решила уточнить далканка, целуя уголок губ блондинки. — Вот это мы сейчас и проверим, — с хитрецой улыбнулась дворянка, отвечая на поцелуй любимой, плотнее смыкая руки на её спине.       Дочь гор даже не поняла, каким образом Марике так ловко удалось изменить их положение: только что она была сверху, а вот уже сама покоилась на одеяле, и Огинь продолжала целовать её, сплетая языки в нежном поцелуе. Селима слегка удивилась той мягкости, с которой действовала беловласая. Слегка привыкнув к её резким порывам и настойчивости, в последнее время немного убивавшимся, она всё равно всякий раз поражалась, даже сама сейчас попробовала показать, что в целом не против, но любимая никуда не спешила, заставляя девушку полностью отдаться нежным ласкам. Далканка прикрыла глаза, ощущая, как млеет от такого обращения, как Марика неспешно распахивает ворот на груди, а не разрывает завязки, которые после её порывов доселе приходилось чуть не заново сплетать.       Рука блондинки аккуратно скользнула под ткань, плавно ослабляя бинты на груди, медленно, не торопясь, пока сама она, разомкнув поцелуй, припала к шее, не терзая кожу, но целуя трепетно, проводя языком. Чуть сдвинув в сторону тёмные волосы, Огинь осторожно обхватила губами ухо, дыша так, что это вызвало дрожь по всему телу. Ткань бинтов пала под ловкими пальцами Марики и та, осторожно распутав ленты, слегка небрежно скинула их в сторону, освобождая грудь. Ладонь магнатки переместилась на неё, плавными движениями слегка массируя, указательный палец опустился на уже торчавший от возбуждения тёмный сосок, немного подразнивая, едва касаясь его кончика. Марика опять приникла к губам Селимы, а та уже не знала, что и думать, она хоть сейчас готова была избавиться от всей одежды, но Матерь Гор! Как же ей нравились такие плавные и нежные действия со стороны возлюбленной. — Марика, ты можешь быть настойчивее, — проговорила чернявая девушка, когда их поцелуй ненадолго прервался, чтобы Огинь могла стащить рубаху с её плеч. — Знаю, — немного глухо отозвалась та, следом вновь приникнув к груди далканки, проведя языком по второму соску, обхватывая его губами, дразня пуще прежнего. — Но ведь, кажется, ты сама не против, чтобы всё было так? Я права? — тихо прошептала беловласая, следя за лицом возлюбленной, не прекращая водить языком вокруг небольшого бугорка. — Да, но… — чуть подняла голову Селима. — Сегодня я поняла одну важную деталь, — дунув на сосок, затем чуть зажимая его меж большим и указательным пальцем, поведала Марика, — я вспомнила, какое чудо ты сделала со мной на ночь торжества. Ты разглядела, что мне по вкусу, а я, похотливая лярва, долго не могла взять в толк, что же более всего по вкусу тебе. Дашь шанс исправиться? — необычно нежным голосом почти прошептала блондинка, посмотрев в глаза. — Да-а-а, — с лёгким придыханием ответила дочь гор, откинувшись обратно на одеяло.       Капли дождя с шумом обрушились на их палатку, заглушая любые внешние звуки, из-за чего возникло ощущение, что теперь в этом мире остались только они вдвоём. Селиме начинало казаться, что всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой, но именно всё происходящее и убеждало её в том, что ничего ей не кажется. За пределами их скромного жилища творилась настоящая кутасня, но то что творилось с её телом от действий Огинь нельзя было описать никакими словами. Далканка потеряла счёт времени, когда после многочисленных прикосновений, поцелуев и ласк, Марика наконец-то стащила с её ног штаны, а затем и набедренную повязку, за состояние которой было даже стыдно, Селима желала лишь одного — ощутить прикосновение губ и языка любимой дворянки на своей пышущей жаром плоти.       Магнатка могла бы отпустить пару скабрезных шуток из-за того, до чего сама же довела девушку, но сейчас на то не было никакого желания и никакого настроения, она просто хотела подарить своей маленькой далканской красавице любовь, а оттого погрузилась лицом меж широко разведённых ног, касаясь трепетным поцелуем, потихоньку начиная действовать языком.       В порыве наслаждения и удовольствия черновласая протянула руки, и Марика, легко переплетя свои пальцы с пальцами возлюбленной, держала далканку, пока та исходила от экстаза, не отпуская ни на мгновение.

***

      Резким движение отдёрнув полог, Сильвия вошла в лекарский шатёр до сих пор взвинченной. Как бы она не пыталась успокоиться в течение дня, казалось, всё обернулось против неё. Новая практика от Всезнайки, побег беловласой курвы, мягко выражаясь, необдуманность поступка Агидель, её собственные опрометчивые слова и метания, а под конец дня эта лервина погода, из-за которой ей доверили одну из самых неблагодарных работ. Последнее так завело русоволосую, что капрал гоняла вверенных людей, не спуская с них глаз, да и сама старалась выложиться на полную, лишь бы скорее закончить с поручением и хоть так немного спустить пар. Девушка даже думать не хотела, что бы она сделала не только с подчинёнными, но и с Марикой, и с Всезнайкой, если бы ей не удалось всё закончить до начала дождя. По-хорошему, ей стоило доложиться лейтенанту лично, но девушка сочла, что может и сорваться, а потому отправила вместо себя десятника — видеть черноволосую курву в этот день больше совсем не хотелось. К её глубокому сожалению, вечером рядом с ней не оказалось Селимы, с которой день обязательно завершился бы не столь ужасно, уж в этом русоволосая была уверена. Сегодня с далканкой они каким-то образом замечательно друг друга дополняли и поддерживали, пусть порою и огрызались, но Фрая-свидетельница, если бы не дочь гор, охотница точно натворила дел. В памяти всплывали первые дни после примирения Марики с Селимой, если это можно было так назвать, ведь именно тогда они с Селимой действительно сблизились и, наконец-то, после всех стычек смогли поладить. Взгляд метнулся по шатру, сосредоточившись на рыжеволосой, которая от заметного волнения даже чуть повыше подтянула одеяло к подбородку. Агеллон, вместо привычного решения задач, просто лежала на лавке и немного опасливо смотрела на Сильвию, отчего у той ёкнуло сердце. Никогда прежде, даже во время их грандиозных ссор, голубоглазая красавица не боялась её. Не понимала, злилась, отчаивалась, но не боялась. Это ранило, заставив подумать о словах далканки — дочь леса, действительно, успела наболтать немало грубостей. Налетевший порыв ветра, заставивший лекарский шатёр задрожать, вынудил разорвать давящую тишину: — Марика не возвращалась? — на всякий случай, стараясь скрыть свои переживания за обыденным вопросом, осведомилась охотница. — Нет, — покачала головой Агидель, не зная, чего ожидать от Сильвии. — Ну и курвы с ней! — в сердцах бросила русоволосая, резко тряхнув головой, — вот пусть попадётся дер Кин, чтоб та её в хвост и гриву отчихвостила! — это ругательство немного помогло сбросить накопившуюся злость. Дочь леса даже слегка улыбнулась и сделала шаг по направлению к Агеллон. — А ты тут как? — Нормально? — скорее недоверчиво, будто стараясь найти правильный ответ, проговорила та.       Сильвия приблизилась и вопрошающе кивнула на лавку, молчаливо спрашивая разрешения присесть. Агидель прикрыла глаза и кивнула, пока за пределами шатра, уже совсем близко, прозвучали новые раскаты грома. Девушка из Литау устало опустилась, проведя ладонью по затылку, чувствуя, как из-за влаги слегка пушатся её длинные распущенные пряди. На сегодня это было единственным, в чём она решила сменить свой привычный облик, на остальное попросту не было времени, да и настроения. Будучи откровенна с собой, дочь леса где-то в глубине души всё же ожидала застать в шатре ещё и Марику, но не сложилось, и теперь перед ней стояла ещё одна проблема, коих уж как-то многовато собралось. Стоило бы начать их решать. — Агидель… — вздохнула русоволосая, ненадолго прикрыв глаза и не решаясь смотреть в лицо, — извини, что наговорила тебе гадостей, я не должна была. — Твои замечания были по делу, — спустя мгновение, ответила на это Агеллон, — а слова… все мы бывает срываемся, у тебя был повод. Ты устала, ведь на тебе теперь не только лагерь, но ещё и мы с Марикой, а тут такое…       Говорить было сложно: с одной стороны голубоглазая прекрасно понимала, что испытывала её девушка, с другой казалось не по себе из-за того, что это сделала дорогая сердцу. Оценивая своё поведение со стороны, Агидель знала, какой форменной бестолочью выставила себя, но почему же так получалось, что Сильвия её обругала, в то время как Эверстейн, хоть тоже в моменте явно рассердилась, не сделала ничего подобного, хотя уж ей-то полагалось в первую очередь? Разные обстоятельства могли бы служить хорошим оправданием, но сердце всё равно ощущало подвох. Где-то в глубине души Агидель задумалась о том, что Эверстейн как-то уж слишком многое ей прощает — конечно, они хоть и были подруги, однако в первую очередь дер Кин её командир и как командир, она должна была её отчитать, но почему же не сделала этого? — Не оправдывай меня, я плохо поступила, — наконец-то повернула голову охотница, встречаясь взглядом и выдёргивая Агидель из размышлений, — повод злиться был, скажу прямо, но это ещё не означает, что я должна перекладывать с больной головы на здоровую, так что, прости.       Агеллон выпростала руку из-под одеяла, протянув ладонь к сероглазой и та, слегка помедлив, протянула свою в ответ, переплетая пальцы. В чём Агидель точно была права, так это в том, что она устала. Аккуратно опустившись рядом, Сильвия закрыла глаза, размышляя, над тем, как попросила прощения, и принесло ли ей это хоть какое-то облегчение. Ей было жаль рыжеволосую, было жаль своих слишком резких заявлений, но всё это не отменяло того, что вряд ли кто-то понимал её, вряд ли кто-то по-настоящему жалел саму Сильвию, кроме далканки, а потому раздражение грозило вновь прорваться, обрушившись на Агидель. Дочь леса решила, что ей нужно срочно отвлечься, иначе всё не только повторится, но может и выйти гораздо хуже. — Давай-ка я тебя осмотрю, — открыв глаза, слегка вздохнула охотница. — Ты можешь никуда не торопиться, всё равно снаружи непогода, полежи, отдохни, если чувствуешь, что надо, — мягким тоном предложила рыжеволосая, отчётливо слыша, как капли всё чаще ударялись о крышу и стены шатра. — Потом отдохну, лучше сразу со всеми делами закончить, — поднимаясь и отпуская ладонь, немного небрежно отмахнулась Сильвия, — тем более, я всё равно собиралась остаться на ночь тут с тобой, — добавила она, изо всех сил пытаясь сдержать промелькнувшую улыбку. — Да? — известие заставило Агеллон не только удивиться, но и обрадоваться. Ей очень не хотелось всю ночь в одиночку торчать в шатре, да ещё и в такое ненастье. Ветер, налетавший на стены, заметно их трепал. Гром звучал всё чаще и строже. — Да, мне совсем не хочется в такую ночь сидеть одной, — словно прочтя мысли, ответила дочь леса, сделав голос чуть строже, — сядь и сними рубаху. — А если Марика вернётся? — тихонько решила узнать Агидель, послушно задирая рубаху к плечам. — Не волнуйся, мы с тобой прекрасно устроимся на одной лавке, — как-то хитро улыбнулась Сильвия, обходя свою девушку со спины, — но лучше бы ей сегодня было вернуться в свою собственную палатку, — чуть угрожающе добавила охотница.       Капрал Агеллон подумала, что для Огинь это действительно было бы лучшим исходом на сегодняшний день. Она понимала — если любимая охотница так бранилась и злилась на неё, то с Марикой вообще сдерживаться не будет, а учитывая тяжёлый характер блондинки, случиться могло всё что угодно. Чуть прохладные пальцы Сильвии властно опустились на плечи, заставив слегка вздрогнуть. Ненадолго та приблизила своё лицо к шее, так что Агидель хорошо чувствовала её дыхание, но потом девушка отстранилась и принялась осматривать синяки, чуть проводя рядом с ними. Пару раз она недовольно прицокивала языком, но всё же проговорила: — Пожалуй, через пару-тройку дней, тебе можно будет покинуть шатёр. Возвращаться к тренировкам всё же рановато, но для простой работы я преград не вижу. — Сильвия! Это же так славно! — восхитилась рыжеволосая, на всякий случай умолчав, что это разрешение, и гораздо раньше, уже было ей получено от Эверстейн.       Агидель мысленно похвалила себя: после всех глупостей, она явно осознала, когда стоило бы придержать язык за зубами, особенно учитывая предвзятое отношение дочери леса к дер Кин, её не самое благодушное настроение из-за побега Марики и явную обиду из-за поступка самой рыжей, да и было немного жаль Эверстейн. Той, мало того, что нужно следить за лагерем, так ещё и не хватало, чтобы она чувствовала настроение Сильвии на себе. Пускай охотница ничего и не выказывала прямо, однако показывала своим отношением. — Я могу одеваться? — уточнила Агеллон, протянув руку за рубахой.       Вместо ответа она почувствовала, как охотница тихо, чуть судорожно выдохнула воздух, оплетая руки вокруг талии, положив ладони на живот. Щекотание ветерка на этот раз заставило Агидель вздрогнуть куда заметнее, а лицо покрыться лёгким румянцем. В следующий же миг слегка приоткрытые губы Сильвии коснулись её кожи, а затем язык прошёлся влажной дорожкой от небольшой впадинки на шее до самой скулы. Рыжеволосая так растерялась от столь внезапного порыва своей девушки, что сначала не нашла слов и чуть смущённо притянула руки к груди. Она попыталась повернуть голову, дабы взглянуть той в глаза, но быстрая ласка сменилась столь же быстрым, не совсем болезненным, но весьма ощутимым укусом в шею. Щёки запылали сильнее.       Охотница легко перебросила ногу через лавку, устраиваясь чуть сзади и сбоку, не отпуская девушку. Одна ладонь принялась поглаживать низ обнажённого живота, вычерчивая средним и безымянным пальцами иллюзорную линию от пупка и ниже, вторая поднялась чуть выше, нежно водя слегка ниже груди, мягко пробегаясь кончиками пальцев по чуть выступающим рёбрам. Сильвия вновь целовала шею Агеллон, действуя мягко, но иногда не отказывая себе в удовольствие на долю мгновения чуть впиться зубами, одновременно напрягая пальцы на животе. Голубоглазая прикрыла глаза и пару раз тяжело вздохнула, но стоило ей вновь попробовать лишь слегка повернуть голову, как дочь леса прикусила кожу ощутимее, ухватив меж шеей и плечом. Агидель, усвоив этот урок, послушно замерла, отдаваясь на волю чувств, но не решаясь до конца. Как дурная она уставилась на полог шатра. Тот был плотно запахнут, хоть и быстро колебался под налетавшим ветром, а руки Сильвии уже бесстыдно гуляли по всему телу. Ладонь, любовно поглаживавшая низ живота, бесстыдно скользнула под ткань штанов, другая поднялась до самой груди, поглаживая, прихватывая, сминая. Сильные пальцы попеременно безбожно издевались, дразнили поднявшиеся соски. Сквозь ткань шатра пробилась приглушённая яркая вспышка света, и по округе прокатился новый раскат грома. — Силь-вия, — чуть простонала рыжеволосая, пытаясь немного сжаться, — а…ах, сюда могут зайти… — в отчаянии произнесла рыжеволосая, хоть и понимала, что в такую погоду никто и не подумает даже носа высунуть наружу.       Охотница, будто, не слыша слов Агидель, лишь усилила свой порыв. Поцелуи в шею стали куда настойчивее, грубее, она сдавила сосок тремя пальцами, будто перекатывая его, а ладонь пробралась под ткань набедренной повязки. Русоволосой было откровенно плевать, кто и когда может зайти. Она не собиралась останавливаться, только не сегодня. Если войдут, вылетят отсюда в момент, как вспышка молнии. Ей до одури надоело, что все кругом вели себя так, как им хотелось, чем она хуже? К концу дня её всё больше допекали два надоедливых желания — добраться, наконец, до беловласой курвы, и впиться в губы Агидель, на этот раз не сдерживаясь, потакая только своим желаниям. — Сильвия… — ещё громче простонала Агеллон, когда два пальца очертили линии по сгибам ног вокруг изнемогающей плоти, — нас могут увидеть… — Посмотри на меня, — отпустив грудь любимой, дочь леса схватила пальцами подбородок рыжеволосой, развернула её голову к себе и впилась долгим поцелуем в губы, одновременно перехватывая девушку, чуть притягивая к себе.       Не дав более шанса Агидель возразить, Сильвия, радуясь, что на той не было пояса, стеснившего бы её движения, с удовольствием погрузила пальцы в возбуждённые обжигающие ткани, одновременно поглощая губами слабый стон Агидель. Почти сразу сероглазая принялась раззадоривать и будоражить нежную горячую плоть под набедренной повязкой, не желая сдерживаться даже на мгновение. Несколько минут назад охотница ещё сомневалась в том, что делала, но ощутив, как на самом деле возбудилась рыжеволосая, ей начисто сорвало все планки. Агидель могла говорить всё, что душе угодно, но правда заключалась в том, что её тело, а значит и разум, желали именно этого. Сильвия почувствовала какое-то мстительное удовлетворение, ощущая, как вместе с потаённой злостью возрастает и собственное возбуждение. Разумом охотница осознавала: как-то это всё было нехорошо, ведь она раньше и подумать не могла, что ей может нравиться подобное, но ей нравилось. Она вела себя словно… «Марика!» — мысль ожгла, породив ещё большие злость и соблазн.       Агеллон поняла, что сознание начинает плыть от таких ярких, внезапных и смешанных ощущений. Подумав о происходящем, она всё ещё переживала, что в шатёр может кто-то войти, но с каждым движением пальцев Сильвии, с тем напором её поцелуя, в это верилось всё слабее. Голубоглазая, поддавшись чувствам, решив, что тоже должна ответить охотнице взаимностью, хотела было развернуться, сама усилив движения языка, но закончилось всё лишь прерванным поцелуем и очередным, на сей раз, очень болезненным, укусом, заставившим её громко вскрикнуть. Рука дочери леса, дарившая удовольствие, почти доведшая до блаженства, вдруг выскользнула из штанов. С разочарованным глубоким вздохом, девушка не смогла удержаться, устремив едва не молящий взор на охотницу, почти упав в бессилии на её тело. Ничего не говоря, та резко поднялась, возвышаясь над Агидель. Длинные ноги были расставлены над скамьёй. Позади себя охотница рукой нащупала подушку, и прокинула её чуть вперёд, одним пристальным взглядом серых глаз указав любимой, что делать той.       В этот миг Сильвия ощутила себя совершенной курвой, ведь казалось, что могло быть проще, чем дать рыжеволосой красавице удовлетворение, но ей хотелось большего. Ей захотелось контроля, ей захотелось увидеть больше эмоций, почувствовать власть, взяв всё в свои руки, продемонстрировать, как бывает, и как надо. В голове звучали отголоски того как обращалась порой с ней Огинь и подсознательно, чувствуя, что сама хотела бы почувствовать это на себе, дочь леса решила стать такой, с изумлением обнаруживая — ей подобное нравилось не меньше.       Агеллон ненадолго смешалась, не совсем понимая, как поступить. На память приходили все те мгновения, когда у них завязались отношения: то сбегала Сильвия, то сама Агидель предпочитала отказаться от близости. Она терялась в догадках, как быть теперь, пробовать ли ещё проявить инициативу, явно идя вопреки воле охотницы, или полностью подчиниться желаниям дочери леса? Девушка решила не противиться, она всё же была виновата, и это казалось её искуплением… Весьма приятным, если подумать. Агеллон устроилась на лавке, подтянулась вперёд, уложив голову на подушку, краем глаза следя, как Сильвия обошла её, по пути небрежно скидывая с плеч дублет. Руки сероглазой опустились на пояс, ловким движением стаскивая штаны. Ещё недавно Агидель потешалась над чем-то похожим в отношении Марики, но сама сейчас оказалась не в лучшем положении. Набедренная повязка отлетела в сторону едва ли не быстрее, чем порты. Ладонь прошлась по выпуклым ягодицам, слегка хлопнув по одной из них.       Дочь леса, быстро облизнув губы, коварно улыбнулась, наслаждаясь этим звуком и ощущением. Захотелось повторить, и не раз, и сильнее, но всё же что-то сдерживало, не позволяя пересечь грань. Вместо этого она сместилась так, чтобы Агеллон были лучше видны все её действия. Начиная раздеваться, Сильвия с лёгким прищуром тёмно-серых глаз смотрела в ответ, будто поддразнивая. Рыжеволосая даже закусила губу, но стоило ей хоть чуть-чуть двинуться, как охотница мгновенно повторила шлепок, в этот раз даже сильнее. Агидель замерла, не отводя взгляда, и наблюдая за девушкой. Обнажившись, та провела указательным пальцем от шеи до самого паха и тронула себя внизу, медленно прикрыв глаза.       Агидель жадно втянула в себя воздух, чувствуя огромный соблазн, желание и восхищение. Прежде она не видела любимую такой. Стройная, красивая, но вместе с этим строгая и немного опасная. Дыхание сбилось, а внизу живота возник тягуче сладкий, немного болезненный спазм, и рыжеволосая, закрыв глаза, сама облизнула губы, а в следующий миг Сильвия навалилась прямо сверху, нарочно прижимая к лавке, пусть и не до конца. Агеллон явно ощутила на своей спине прикосновение обнажённого тела. Рука охотницы ловко скользнула меж чуть разведённых ног, в то время как другая, пробравшись под животом, едва царапая кожу, вновь принялась ласкать грудь. Агидель упёрлась лбом в подушку, хватая зубами ткань, стоило тонким длинным пальцам вновь продолжить начатое.       Русоволосая выцеловывала спину любимой, проводила языком, поднималась выше, не забывая массировать горячую плоть, ни на мгновение не разрывая контакта. Словно издеваясь, она не до конца проникла одним пальцем в жаркое лоно Агеллон, а потом, резко переменив руки, дождавшись мгновения, когда голубоглазая чуть не принялась кричать, сменила их положение. Напитанный соком палец она едва не силой пихнула в рот своей красавице, сместив другую ладонь к паху, принимаясь делать то же что и раньше. Подушку она выдернула из-под головы и уложила её под живот Агидель. Теперь ничто ей не мешало и, раскинув по сторонам лавки ноги своей девушки, Сильвия терзала лоно голубоглазой красавицы. Быстрее-быстрее-быстрее… Охотница вела себя как настоящая лярва. «Хотя, почему как?» — подумала она, но как же ей самой в этот миг было хорошо! Эти звуки, бьющаяся в экстазе рыженькая, ощущение собственной властности… — Вия! — отпустив палец из своих губ, крикнула Агеллон, слегка ударившись лбом о деревяшку.       Сероглазая чуть ухмыльнулась, ощутив такой приступ возбуждения, что казалось, сама сейчас ухнет в пучину удовольствия. В голове происходила настоящая кутасня, дочь леса одновременно хотела продолжать и вместе с тем желала, чтобы нечто подобное сотворили с ней самой, а лучше, чтобы всё это одновременно. В приступе искушения, она со всей силой зарядила по белёсым ягодицам, заставив Агеллон вздрогнуть и поднять торс, а потом, переместившись, меняя положение, легла на спину так, чтобы лоно рыженькой едва не опустилось ей на лицо. Не желая себя сдерживать, охотница в непонятном ей восторге приоткрыла губы, чуть высунув кончик языка, исходя от безумного желания. Дочь шляхты ещё не успела прийти в себя, когда язык Сильвии вновь принялся ласкать её, не позволяя перевести дух, жадно впиваясь во влажные горячие нежные ткани. Разбудораженная плоть с готовностью ответила на эти ласки, а сама Агидель, зажмурившись, обеими руками закрыла себе рот, пытаясь не орать как резанная, с хрипом втягивая в себя воздух при каждом вдохе. За всю свою недолгую жизнь, она ни разу не помнила, чтобы ей было так хорошо, чтобы кто-то из её многочисленных, но слишком недолговечных любовниц, оказывалась столь настойчивой. Возведя очи к потолку, капрал быстро взмолилась богам, ужаснулась от такого богохульства, а в следующий миг её словно пронзило разрядом наслаждения, да так, что она, кажется, уже была готова продать душу хоть самой Анером…       Сильвия словно ощутила это состояние, замедлив движение языка в какой-то точке, ведомой только ей и Агидель, она пару раз акцентировала движение, немного надавливая, после чего даже немного испугалась из-за того, как снова и снова тело Агеллон продолжало судорожно подрагивать. Русоволосая, осторожно придерживая бёдра любимой, выбралась из-под неё, не отказав себе в удовольствии беззастенчиво прижаться губами к полыхающей нежной плоти, слизывая сладкий нектар. Выпрямившись, охотница с наслаждением оглядела результат своих усилий. Представшее взору зрелище впечаталось в разум одним из самых ярких воспоминаний, заставив таки потерять голову. Дочь леса, на едва гнущихся ногах, приблизилась к изголовью скамьи, с прищуром посматривая на то, как смотрела на неё в ответ Агеллон. Её немного потускневшие голубые глаза заволокло от похоти.       Перебросив длинную ногу через лавку, заставив Агидель перевернуться на спину, Сильвия плавно опустилась, схватила рыжие пряди, и одновременно немного откинулась назад, выгибаясь в спине, чтобы дотянуться рукой до лона возлюбленной. Язык Агеллон тут же коснулся влажной и жаждущей горячей плоти, отчего охотница сразу же протяжно застонала. День у неё сегодня был, конечно, лярвин, но ночь возвращала долг с процентами. Дочь леса не хотела разбираться в том, отчего повела себя так: слишком уж многое происходило в её жизни за последнее время, не находя должного выхода. Сомнения, радость, переживания и злость, всё скопилось, смешалось, в результате приведя к этому поведению, но будучи откровенна с собой, Сильвия начинала понимать, что вот сейчас, когда ей было так хорошо, она и обрела себя. Настоящую себя…

***

      Неподалёку от палатки раздавалось журчание воды, заставившее Марику проснуться и открыть глаза. Осторожно, стараясь не потревожить дремлющую рядом Селиму, она слегка завозилась, пытаясь нацепить хотя бы рубаху. Огинь впервые за долгое время чувствовала себя на удивление превосходно, хотя и сама не спала полночи, и далканке не давала. Она не знала, то ли сказалось нахождение в уже, ставших родными, стенах, то ли её дневной сон на дереве, то ли бодрящий напиток, а может всё вместе, но в чём девушка была уверена — та любовь, которую они подарили друг другу, оказалась самым лучшим лекарством. Прокравшись к выходу, беловласая растянула завязки полога, которые они на пару, в перерыве, завязывали ночью. Просунув на улицу голову и половину тела, Марика огляделась, не удержалась и протянула вслух: — Курвина мать…       Не видя всей картины целиком, ей было нетрудно вообразить, что творилось со всем лагерем, раз уж поблизости создавалось впечатление, словно на них кто-то напал этой ночью. Большинство палаток стояли скособоченными, некоторые едва не заваливались, всюду валялись ветки от деревьев и большое количество листьев, даже на вершине холма было сыро, а по склону устремлялись настоящие потоки воды. Кадеты, как осоловелые, бродили среди этого беспорядка, иногда подбирая редкие раскиданные вещи и утварь, что всё же унесло порывами ветра ночью, не смотря на все приготовления. Небо уже прояснилось, выглянувшее из-за туч солнце слегка припекало, значит, час был не столь ранним, но никто и не думал подниматься засветло. Дер Кин, вероятно, ещё не вернулась, заботясь о лошадях. Огинь слегка тряхнула головой, представляя, какого это было, в такую непогоду торчать в одиночку посреди леса, стараясь приглядеть за скакунами, переживая, как бы чего не случилось. Мысленно дворянка даже возмутилась, что немного беспокоилась о Всезнайке, а потому поспешно забралась обратно в палатку, пристально оглядывая убежище изнутри. К её удовлетворению, не было заметно никаких повреждений. Хорошие познания в строительстве выручили и в таких незаметных, на первый взгляд, мелочах, как постановка укрытия.       Сладко потянувшись, Марика скользнула обратно под одеяла, желая обнять далканку, прижав ту к себе, но всё же не решилась прерывать её сон, а потому просто устроилась под боком, откидывая голову назад, и как обычно, приложилась затылком. Только зажившая травма напомнила о себе болезненным отголоском. Стараясь удержаться, магнатка тихонько зашипела, но рядом раздался тихий смешок, а потом и голос Селимы: — Видит Матерь гор, как вижу я, вряд ли тебя достанет чужой клинок, ты скорее сама себя доконаешь! — Селима! Ты чего не спишь?! — удивилась беловласая, резко поворачивая голову, отчего ещё и в шее что-то хрустнуло. — Поспишь тут, когда ты по палатке прыгаешь, — хихикнула дочь гор, подставив ладонь под голову, с улыбкой наблюдая за своей красавицей. — Когда это ты стала такой чуткой? Раньше, помню, хоть в барабан бей, тебя было не поднять, — чуть прищурилась зеленоглазая, не забывая при этом оглядывать прекрасное тело возлюбленной. — Когда стала капралом, — чуть нахмурилась черновласая, метнув рассерженный взор в угол палатки, где спал Черныш, — а вообще это вот ему «спасибо» отдельное! Повадился чуть свет мне пятку лизать! Я как подорванная взлетаю! Марика, он меня доведёт! — пожаловалась далканка. — Хватит ржать! Это не смешно!       Блондинка, прекрасно знавшая про отношения гада и своей девушки, буквально давилась со смеху, в красках воображая себе это зрелище, особенно реакцию дочери гор. Град ударов острых кулачков тут же обрушился ей на плечо, но Огинь смеялась лишь сильнее, пока не перехватила за шею Селиму и не притянула к себе. Далканка разом обмякла и успокоилась, а когда они наконец-то отдышались и посмотрели друг другу в глаза, обе улыбнулись и быстро поцеловались. — Я рада, что ты вернулась, — первой произнесла чернявая бестия, нежно поглаживая белую кожу зеленоглазой. — А уж я-то как, — ухмыльнулась Марика, но взгляд говорил гораздо больше, чем её мимика. — Обожаю когда ты такая, — призналась дочь гор, потянувшись за поцелуем, но когда он произошёл, девушка слегка грустно вздохнула, — жаль, что мне нужно идти… — Куда? — даже опешила Огинь, — построения ещё не объявляли, да и снаружи настоящая кутасня, ты бы видела! — Вот потому и нужно, — уверенно заключила далканка, принимаясь разыскивать свои вещи. — Ты ведь сама сказала, что веришь, что я справлюсь, но я сама тоже хочу приложить к этому все свои усилия, — серьёзно добавила чернявая.       Дворянка замерла, словно в неведении. Пребывая все эти дни в курвином шатре, Огинь уже не раз успела отметить с какой серьёзностью любимая подошла к своему назначению, радовалась за её успехи, особенно когда дочь гор приходила и рассказывала о своих достижениях, но до сих пор трудно было поверить, что она настолько прониклась, будто обретя смысл. Сердце в груди билось сильнее, Марике было стыдно и невыносимо от своих мыслей, с которыми она металась последние дни, что-то в голове в очередной раз провернулось как шестерни часового механизма. — Я с тобой пойду, — уверенно решила беловласая, резко поднявшись и усевшись на одеяло. — Зачем?! — настал черёд удивляться Селиме, — ты ведь упоминала, что тебе ещё рано возвращаться в строй! Отдыхай! — аж всполошилась она. — Хочу посмотреть в деле на капрала моего сердца, — подмигнула дворянка, тоже начиная разыскивать вещи. — Как же тебе идёт эта лесть, — прыснула дочь гор, — так и тянет послать всех к тайхрану и остаться с тобой тут дальше. — Так, может, давай, и останемся? — потянулась вперёд Марика, но сразу получила лёгкий щелчок по лбу, после которого несколько дурашливо повалилась обратно на одеяло. — Нет уж! Во-первых, когда явится Всезнайка и не обнаружит меня в строю, она, как Вия выражается, меня провернёт словно мельница жернова, а во-вторых, что куда важнее, мне представить страшно, что будет с моими несчастными ногами, если ты опять… Я даже по палатке ползаю с трудом, — в приступе наигранного ужаса замахала руками Селима. — Раз так, я тебя понесу, — заключила Огинь с неожиданно серьёзным видом.       Она не шутила. Одевшись, и дождавшись, когда оденется любимая, едва выйдя из палатки, Марика чуть пригнулась, велев забираться ей на спину. Далканка смеялась, отнекивалась, но в итоге последовала увещеваниям блондинки. Ноги, и в самом деле, едва её слушались, черновласая даже не могла себе представить, как будет управляться по лагерю, девушка решила, что пусть хоть рухнет на колени прямо в строю, но будет присутствовать, а там, может, как-то и повезёт. Оглянувшись по сторонам, она поняла, что беловласая нисколько не преувеличивала, описывая обстановку в лагере. Недалеко от их жилища валялась приличных размеров ветка, которая не долетела каких-то считанных шагов, а на окраине леса теперь виднелись проплешины из-за сломанных и поваленных деревьев. — Ты когда эту палатку выбирала, думала, что может произойти подобное? — полюбопытствовала темновласая, продолжая вертеть головой по сторонам. — Естественно, — кривя душой, откликнулась блондинка, — укрытие не стоит размещать посреди открытого пространства, оно должно располагаться на твёрдой и ровной почве, и не в низине, желательно на опушке, но так, чтобы рядом не было старых деревьев… Ай, ладно, если честно, я просто хотела быть как можно дальше от всех этих лярвиных детей! — хмыкнула она. — Марика! — возмутилась Селима из-за такой беспечности, — а вдруг бы дерево и правда сюда упало? — Не волнуйся, если присмотреться, они там все крепкие, всё совпало самым прекрасным образом. Мне на такие вещи везёт, — хохотнула Огинь, уверенно шагая дальше, почти не замечая веса девушки на своей спине, хотя та и весила-то не много. — Это вот и пугает порой, — пробормотала далканка, вертя головой по сторонам.       Дочь гор как никто знала, что любое везение в жизни человека определяли Мать гор и Тайхран, и в любой миг могли потребовать за это свою плату. Великие существа всегда играли судьбами людей так, как им было угодно, впрочем, не став предаваться размышлениям на этот счёт, Селима продолжала изучать обстановку, а та поражала воображение. Кареглазая знала, что такое бури, в горах они не были редкостью, но она жила в хорошо укрытой от непогоды долине, на западной окраине Далкан, и видеть последствия казалось любопытным. Весь лагерь пребывал в форменном беспорядке, то есть, палатки и шатры устояли, но многие покосились, на иные и вовсе обрушились массивные ветки, занесённые из лесу, другие же, как стояли, так и стояли, словно ничего не случилось. По прорытым водоотводам сбегали ручьи, с каждым мгновением всё глубже вымывая себе русло. — И часто у вас такое? — спросила девушка, чувствуя, что немного сползает, но сильные руки Марики вернули её обратно, бережно и уверенно поддерживая ноги. — Да последние три года постоянно, — откликнулась Огинь, слегка задумавшись, — хотя раньше подобного почти не случалось, а теперь постоянно: то пекло всё лето, то дожди, как в том году было, ещё и ветра, а иногда и крупный град бывает. — Странно это как-то, не находишь? — чуть зажмурилась далканка. — Да как сказать, в природе вещей, — ответила магнатка, больше уделяя внимание тому, куда ступает, — я, когда историю Остерна, вернее, того, что он из себя раньше представлял, учила, помню, там раза три холодные годы случались, а два раза наоборот, сушь несусветная, и всё длилось на протяжении нескольких зим. Один раз, вообще, ничто беды не предвещало, так на всех южный мор напал. Зим двести назад это было, половину земель выкосило, никого не миновало, в моём роду тогда треть слегла, а вот дому Агеллон досталось сильнее, вроде, с той поры, они и утратили своё положение. — Двести, говоришь… — нахмурилась дочь гор, — похоже на то, что в моём краю творилось, только у нас это называют «Великими восточным мором»… Почему, уже не помню…так что, Рыжая действительно дочь одного из славнейшего в прошлом дворов? — оживилась чернявая. — Да там сам тайхран не разберётся, — фыркнула магнатка, — понаписано много, мол, весь нынешний Остерн появился лишь благодаря стараниям Агеллон. — Неужели тебе не интересно это всё было? — изумилась Селима, произнося с явным неодобрением. — Знаешь, меня куда больше интересует текущее положение дел, — ухмыльнулась Марика, — прошлое важно, оно позволяет учиться на ошибках, но историю переписывают так, как выгодно, мало беспристрастных источников. Один источник, например, сообщает, что князь Болеслав — мудрый правитель, а вот следующий, живший явно позднее, уже пишет, что князь Болеслав был настоящий лярвин сын, ну и где истина? — немного злорадно хохотнула блондинка. — Думаю, что последний источник ближе к сути, — призадумалась Селима, — не просто же так он излагает подобное мнение? — Совсем не обязательно, ведь вполне могло статься, что последний источник, или его предок, сами были пёсьими детьми, а князь Болеслав наказал их совершенно заслуженно, а когда он умер, они и перевернули всё с ног на голову, — весьма рассудительно заметила блондинка, — на события нельзя смотреть однозначно и однобоко, нужно разбираться, но для этого требуется время и желание, а у меня имелись иные цели. Я вон историю своего дома тоже не слишком хорошо знаю, но большинство считает наш род редкостными курвами… Хотя вот тут я склонна согласиться. Гадючий клубок! — ухмыльнулась Огинь, дунув на выбившуюся белую прядь. — Мне кажется, ты слишком сильно привязываешься к тому, что происходило именно с тобой, — проявив небольшую смелость, возразила дочь гор, — может быть, не так давно всё было иначе, раз ты сама говоришь, что не слишком вдавалась в подробности… — Моя прабабка отравила прадеда, чтобы самой стать регентом при наследниках, а мой дед, не слывший у неё в любимчиках, вначале убил одного из менее любимых братьев, потом прирезал собственную мать, ну и затем повесил над крепостными воротами родового замка её первого сына, а по совместительству, опять же, брата. Учитывая опыт, он решил, что вырастит лишь одного наследника, которому достанется всё. Вырастил… Мой отец случайно, — особенно выделив это слово, начала блондинка, — подстрелил своего отца на охоте и стал единоличным наследником, одним из самых молодых князей в истории. Ему тогда четырнадцать зим было… — поделилась историей семейства беловласая. — Поняла, — округлив глаза, выдохнула Селима, удивляясь, как в этом логове росла Марика, каким-то чудом сумевшая сохранить человеческие черты.       Любимая тоже являлась не самым простым человеком, нрав у неё был ещё тот, но в сравнении с остальным семейством это даже вызывало восхищение, она сумела остаться самой человечной среди всей этой дряни. Теперь даже та немного холодная и жестокая сторона Огинь, какой блондинка бывала в очень плохом настроении, наоборот начинала казаться вполне себе нормальной, учитывая всё сказанное. Далканка была наслышана о междоусобицах шляхты Остерна, не совсем понимала, отчего так происходило, ведь в её землях род яростно защищал каждого из своих представителей и никогда бы не решился разводить такое внутри семейства, но дочь гор, оказавшись в новом для себя мире, старалась постичь его подноготную. — Лучше б у тебя голова улетела! — яростный рёв, в котором безошибочно угадывался голос Инги, достиг ушей Селимы, и та даже крепче вцепилась ногами в бока Марики. — Пррр, — забывшись, скомандовала кареглазая. — Я тебе лошадь что ли?! — возмутилась Марика, но в следующий миг не удержалась и хихикнула, — сейчас как лягнусь!       Девушки громко рассмеялись, настроение у обеих было приподнятое, да и пробудившийся интерес мигом напомнил о себе. Не теряя времени, Огинь сама направилась к месту очередного разноса, тем более что распекали не её. Зрелище было поистине великолепно: Инги, как заведённый зверь, расхаживала рядом с мокрыми Колеком и Лонгином, изображавшими настоящих жертв. Среди зелёной травы тускло-жёлтым пятном выделялся кусок, где ещё вчера стояла палатка. — А что теперь делать? — робко поинтересовался невысокий паренёк. — А я не знаю, что делать?! — всплеснула руками дер Зиг, — к телу вам латы приделать! — Зачем? — захлопал глазами долговязый друг. — Очень я сомневаюсь, что вы выдержите плети от дер Кин, — насупилась Инги, — Водиназ великий! За что мне эти два дурака? Саавар, отец небесный, ты хоть скажи, где я так нагрешила? — Очевидно, когда заявила всему лагерю, что хочешь спать с Раданом, — едко хохотнула беловласая, подступив ближе вместе со своей драгоценной ношей. — Ой, Марика, иди ты в фоссе… — небрежно махнула рукой Инги, а спустя мгновение переменилась в лице, — ой! А… Ты чего тут? С Селимой? — Дер Зиг, ты меня пугаешь, — фыркнула дворянка, слегка приложив ладонь к лицу, — раньше ты выражалась куда грамотнее. Умоляю, скажи, что это поветрие Радана не передаётся лишь от одного общения с ним, иначе мы тут все так-то съедем… — Инги, не обращай внимания, она немного не в себе от того, что ей разрешили вернуться из лекарского шатра, — опять сведя колени, зажимая торс Огинь, вымолвила далканка, нежно прижавшись головой к щеке Марики. — Что тут у вас случилось? — Два дурака случились! Я не знаю как, но эти пёсьи дети пролюбили свою палатку, улетевшую непонятно куда среди ночи, — широко взмахнула руками капрал. — Но у Анджея с его десятком тоже палатки улетели! — возмутился Колек, вскинув руку куда-то в сторону. — У этого беса, сношающего скот, не только палатки, а ум за разумом улетели, причём давно и бесповоротно! — хлопнула себя по лбу Инги, — ты сейчас на кого вообще решил равняться? Совсем скурвился?! — Никак нет! — вытянулся в полный рост паренёк, являя собой безжизненный монумент. — Да ладно, в чём проблема? У нас всё равно оставались лишние шатры, и после того как многие получили повышение, вы перебрались в них, мы просто можем взять освободившиеся палатки и дело с концом… — пожал плечами Лонгин, от слов которого у Марики невольно дёрнулся глаз. — Ты вот так на построении сейчас скажи, а мы посмотрим, что будет, — хохотнула Селима, — ставлю на то, что вы двое будете копать выгребные ямы до конца лагеря. — Поддерживаю, — злорадно улыбнулась Марика. — Всё было бы очень смешно, не будь я в числе тех, кто тоже помогала с укреплением лагеря, — насупилась дер Зиг, — конечно, руководил Ингвар, но с меня, как с капрала, тоже спросят, почему не доглядела… Ай, ладно, идём — может и правда на фоне всего этого бардака влетит меньше, — махнув рукой, крепкая девушка первой зашагала к месту сбора.       Компания направилась следом за ней. Колек притих окончательно, Лонгин было попытался задать вопрос, отчего Огинь носит на своей спине Селиму, но после первого же слова «Почему» беловласая так поглядела в ответ, что всё любопытство долговязого парня растворилось без следа.       Пятачок вытоптанной земли, где проводилось построение, был едва ли не самым сухим местом во всём лагере. Вдоль него, по обе стороны прорыли глубокие водоотводы, и там уже пребывали не только Эльга и Войцех, благодаря которым не уплыло всё расположение, но и Ингвар с Роксоланой и Раданом, Густав и Богумил, а также парни далканцы, как и многие другие кадеты, которых больше всего интересовала сломавшаяся и поваленная сосна буквально у края лагеря. Брат Инги выслал одного из кадетов наблюдать за опушкой леса, дабы тот вовремя сообщил о приближении наставницы, а сам выслушивал доклады. Завидев приближающуюся компанию, Эльга махнула рукой и громко крикнула: — О, какие люди! Почти вся шайка в сборе! Марика, смотрю, и тебя запрягли?! — Ага, с утра скачу без продыху! — хохотнула Огинь, донеся свою красу и наконец-то поставив Селиму на землю, — мечтаю, чтобы задали корму. — Кстати о хлебе насущном, а где носит Сильвию? — слегка нахмурился Ингвар. — Пф, известно где, наверняка лечила Агеллон, — пожала плечами его сестра, глянув на беловласую, — Марика, ты ведь не в шатре ночевала? — Нет, — покачала головой та, немного насупившись. Контроль над эмоциями был ни к бесу. Стоило подумать, где и с кем проводила ночь длинноногая лань, в душе тотчас вспыхивал очаг ревности. — Ну, точно, кот из дому, мыши в пляс, — хихикнула Роксолана, чуть приобняв свою давнюю знакомицу, — ты как, уже в строю? — Пока нет, ну хоть из шатра выпустили, — сдержанно отозвалась магнатка, явно теряясь от столь пристального внимания к своей персоне после весьма длительного перерыва.       На помощь пришла Селима. Хорошо уловив изменившееся настроение Марики, она быстро обняла её, словно закрывая ото всех остальных, прижалась покрепче и прошептала слова благодарности за то, как та позаботилась о ней, заодно пообещав при первой же возможности приготовить что-то вкусненькое. Огинь прикрыла глаза, немного успокаиваясь, но ровно до мгновения, пока кадет, следивший за опушкой, не возвестил о приближении наставницы. Командиры тут же огласили округу приказами к построению.       Из лекарского шатра, тотчас, словно спущенная с тетивы стрела, вылетела охотница, на ходу затягивая ворот рубахи и чуть не одновременно пытаясь застегнуть дублет. Русоволосая готовилась к этому мигу и всё равно слегка растерялась. Покидать объятия Агидель, лишившейся за эту ночь всех сил, решительно не хотелось, вот охотница и нежилась до последнего, чего прежде за собой не замечала. Прекрасное настроение не испортилось даже тогда, когда она чуть не растянулась, запнувшись об очередной водоотвод на пути. Махнув рукой на попытки затянуть ворот, оставив на обозрение шею с парой тёмных отметин, девушка неслась на место сбора, ещё издали заприметив среди кадетов характерную беловласую голову. Марика! Эта курва наконец-то явилась! Сильвия ускорилась, отчаянно желая высказать Огинь пару ласковых, но магнатка, словно почуяв её приближение, что-то сказала Селиме и поспешила уйти, пока не прибыла Всезнайка. Дочь леса не хотела раньше времени обозначать себя, но не выдержала и заорала: — Марика Огинь! Немедленно остановись! — Штанцы, мне некогда! — рявкнула в ответ беловласая, спеша убраться как можно дальше. — Стой, курва! — рванула вперёд русоволосая, даже игнорируя команду дер Кин. — Построение! — оповестила всех Эверстейн, приближаясь нестройной походкой. От усталости её чуть не шатало при малейшем движении. Проторчать в лесу в разгар бури, стараясь успокоить скакунов, и не сомкнуть глаз оказалось очень непросто. А оставшееся время до подъёма кадетов она только и занималась тем, что носила овёс для лошадей, совсем забыв про хотя бы короткий, но сон.       Сильвия затравленно оглянулась, но всё равно решила, во что бы то ни стало, нагнать блондинку — поведение зеленоглазой переходило всякие границы и ей нужно было об этом напомнить. Марика даже не обернулась, лишь небрежно отмахнулась. Дочь леса отправилась следом, хотя и услышала предупреждающей окрик Селимы, призывавшей её занять своё место в строю, но капрал была слишком одержима эмоциями, чтобы обращать внимание на доводы разума. Резкий рывок за рукав едва не заставил потерять равновесие, охотница гневно обернулась и встретилась с метавшими молнии карими глазами. Далканка поймала её за сгиб локтя, а потом едва не силой затащила в строй, отвесив хороший тычок под рёбра. Охотница с возрастающей злостью смотрела за тем, как Огинь покинула место сбора. — Капрал Сильвия из Литау! — полное титулование от Эверстейн никогда ничего хорошего не предвещало, — мне тебя заставить досконально выучить все правила и поведение, если старшие отдают приказы? Легко могу устроить. Ещё одна такая выходка, будешь рассказывать мне всё наизусть, чтоб от зубов отлетало! — от воительницы не укрылись следы на шее девушки, и ревность накрыла с головой. — Прошу извинить, более не повторится, — немного дерзко вскинув голову, ответила Сильвия, но замерла, не решаясь добавить что-то ещё в ответ. — Очень надеюсь, — зажмурившись от ярких лучей солнца, потёрла висок дер Кин, — капралы, доложиться о положении дел в лагере, — усталым голосом добавила она, ещё ночью предвидя, что ничего хорошего точно не услышит.       Один за другим посыпались оповещения о текущем состоянии расположения отряда. Собрав всё в общую картину, лейтенант разглядывала первую линию кадетов. Взгляд мгновенно сосредоточился на вымокших до нитки Колеке и Лонгине, затем метнулся вглубь строя, отыскав там десятника Анджея и его многострадальный отряд. Эверстейн понимала, что при такой буре лагерь отделался относительно небольшими потерями, ведь даже походные бани устояли, и никоим образом не пострадали припасы, но именно потому её так злила утрата палаток. Обыкновенное разгильдяйство! — Капралы дер Зиг, шаг из строя, — сложив руки за спиной, приказала наставница, глянув на двойняшек, — в целом справились хорошо. Недоглядели, конечно, но человеческий фактор ещё никто не отменял. Инги, ты идёшь отдыхать, кадеты, стоявшие до этого в карауле, тоже. Все, кроме десятника Колека… Ингвар, ты командуешь работами по восстановлению лагеря. — Слушаюсь! — бодро отозвались брат и сестра. — Капралы Эльга и Войцех, шаг из строя, — позвала следующих лейтенант, дожидаясь, когда пара выступит вперёд, — отлично управились. Если у кого-то из ваших подопечных пострадали жилища, сначала восстанавливаете их, потом становитесь в дежурство по кухне, затем свободны. — Так точно! — вновь в один голос откликнулись парень и девушка. — Капрал Селима, шаг из строя, — чуть махнула рукой Эверстейн, подметив, как неуверенно ступает девушка, будто ей сложно ходить, — очень хорошая работа. Кто из вашего отряда догадался оставить лошадям сухари? — с лёгкой улыбкой поинтересовалась темноволосая. — Я, госпожа наставница! — бодро ответила дочь гор, сочтя нужным пояснить, — мы на Далканах давно подметили: чтобы успокоить или подбодрить животных, надо им дать что-то такое, дабы кони могли похрустеть. Лошадки это обожают. — Вот, все слышали? — окинула быстрым взором строй старшая, — запоминайте и учитесь. Селима, высшая похвала. Руководи отрядом. Скакунов вернуть обратно, попоны снять. Можешь управляться верхом, — Эверстейн, может быть, ни беса не смыслила в отношениях, но даже она понимала, какая ночь выдалась у дочери гор после возвращения Огинь. И это вновь возвращало её к тому, о чём думать совсем не хотелось, но… — Капрал Сильвия, шаг из строя.       Охотница поравнялась с подругой. Та, словно чувствуя приближающуюся беду, повернув голову, кинула предупреждающий взор, и то, что увидела, ей совсем не понравилось. Селима слишком хорошо помнила подобное поведение в лице Марики, особенно, происходящее за этим, только если беловласая хоть как-то старалась выглядеть незыблемой, то Сильвию чуть не трясло. — Отправляешься вместе с Колеком, Лонгином и десятком Анджея искать улетевшие палатки, — весомо, как приговор, огласила дер Кин. — Госпожа наставница! — в мгновение возмутилась дочь леса, растеряв последние остатки хорошего настроения, — позвольте, а какой смысл? У нас теперь хватает пустых палаток, да и среди запасов можно найти материал для возведения новых!       «Сурта!» — быстро зажмурившись, далканка, наплевав на то, что это видели все, приложилась раскрытой пятёрней пониже спины подруги, надеясь остановить этот поток возмущения, но было поздно. Кто-то среди всего построения, горестно вздохнул. Кажется, это были Лонгин и Колек. Ещё недавно Селима шутила о последствиях таких разговоров, но теперь всё было серьёзно. Невольно в памяти всплыло её собственное поведение весной и в начале лета, отчего стало даже немного стыдно. — Смысл? — лейтенант чуть вскинула голову, недобро прищурившись. Внутри всё клокотало от злобы, — а действительно… Потеряли? Так есть же ещё, давайте сделаем вид, будто ничего не произошло, и пойдём самым лёгким путём, вроде, не своё не жалко? Так получается? Хорошо! Сегодня мы потеряем палатки, завтра разбазарим снаряжение, послезавтра пролюбим припасы, а там у нас и кони падут от недогляда и половина соратников помрёт с голоду. Вот с самых незначительных упущений и начинается беспорядок! — чуть повысила голос лейтенант, но пока ещё пребывая в спокойном состоянии. — Госпожа наставница, я не хотела сказать, что мне на всё наплевать, я прекрасно отдаю себе отчёт в том… — сбилась Сильвия, ощутив, как пальцы далканки впились в мягкое место, сквозь ткань штанов, начиная ощутимо щипать. — Да ни кутаса ты себе не отдаёшь! — грубо выругалась Эверстейн, даже сделав шаг навстречу, — слушай сюда, капрал: гвардия росла, лишаясь всего, стараясь сохранить крохи того, что ещё имела, но когда она обрела большее, чем смела на то надеяться, не означает, что таким курвиным детям, как ты, можно распоряжаться этим по своему разумению! Это касается всех! — рявкнула наставница. — Десять долгих зим проб и ошибок, испытаний и лишений, чтобы вы сейчас катались тут как сыр в масле? Окутасились в край?! Кто ещё считает так же, как эта курва?! — голос Эверстейн эхом отразился где-то в лесу.       Она резко дёрнула головой, пристально посмотрев на строй, перемещая взгляд от одного кадета к другому, глядя каждому в глаза. Никто не решался возразить, а Селима так и продолжала до боли сжимать пальцы, пока охотница, едва не всплакнула, повернув голову к подруге. — Закрой свой рот, — по слогам пробормотала далканка, прищурив взор, — мне наплевать, что сделает со мной Марика, но если продолжишь, я тебе сама голову отверну, дура!       Не найдя больше желающих поспорить, дер Кин снова перевела взгляд на замерших перед ней капралов. Она прекрасно слышала слова далканки, но в этот раз закрыла на это глаза, посчитав, что может хоть она успокоит в край обнаглевшую лесную курву. Эверстейн опять потёрла висок, стараясь унять донимающую её головную боль после бессонной ночи. Хотелось придти к себе в шатёр и рухнуть на одеяло хоть на пару часов. Выпустив скопившееся раздражение, темновласая посмотрела на свою соперницу, вздохнула, и уже куда тише, что пугало больше, спокойно проговорила: — Идёшь исполнять поручение. Без палаток можешь даже не возвращаться. Вечером жду в своём шатре, озвучишь мне все аспекты и устав Коронного войска. Если не хочешь, или считаешь, что не справишься, собирай вещи. Я не собираюсь держать в лагере таких непонятливых пёсьих детей. — Слушаюсь! — чуть не взвизгнула охотница, ощутив, как пальцы Селимы вновь вцепились ей в место прошлого щипка. — Отряд, приступить к назначенным поручениям! — распорядилась напоследок старшая, отправившись к своему шатру, чуть подволакивая ногу. Колено опять разболелось. — Селима, какого блет? — тихонько спросила Сильвия, обернувшись к подруге, когда та прекратила свои издевательства. — Уйди отсюда, чтобы я тебя не видела, — жёстко приказала далканка, стремительно отвернувшись.