Исход сильных

Шаг — по бесконечной глади лилового идут волны, расходящиеся и куда-то вверх и в стороны, куда-то в бесконечность цвета. Движения плавные, мягкие. Кончики пальцев натянуты, всё тело подобно струнке на изящном инструменте, но нет никакого напряжения, что было бы при жизни. Здесь не нужно усилий, ведь нет тела. Поклон и пальцы рук лишь едва не достают до эфира, что служит здесь "полом", а затем выпрямляется, словно стараясь достать звезду с несуществующего небосклона. Здесь пальцы не стираются в кровь, здесь не жжёт напряжением мышцы, здесь не болят некогда повреждённые позвонки, позволяя вернуться к тому, что всегда было слишком важно для еë жизни и от чего она была отрезана из-за травмы. Здесь можно даже встать на самые кончики пальцев, не используя пуанты и забыв о равновесии. Однако этот мир — не блаженство. Здесь есть боль. Нити натягиваются, начинает жечь запястья и лодыжки, давая понять, что времени осталось немного. Страшно... Кто сказал, что умирать это как засыпать? Как глупо. Всё совсем иначе. Да, закрывая глаза в одном мире, ты засыпаешь, но затем просыпаешься в ином, где тебе отведены всего лишь считаные минуты. И ты это просто чувствуешь. Здесь всё пропитано безисходностью отзвуками душ, что также сгорели. Вернее, всё не совсем так. Это отзвуки — всего лишь воображение, всего лишь осознание того, что все из рода Виолетта сгорели здесь и отдали всё, что у них было будущему. Она пойдёт по их стопам, но будет занесена в историю семьи как чëрное пятно. Как та, о кой не стоит вспомнить, как великий позор. И это из-за... Память стирается, её нити истончаются, нити затянувшиеся на запястьях и щиколотках написываются лиловым, жгут всë больше, пепекрашивая сине-зелёные полоски вен в фиолетовый. Она начинает плохо помнить, сьо именно совершила, но помнит, что делала это ради людей. Но никто не оценил... Пробует поднять руки, выполнить аттитюд, но ноги уже не оторвать от "земли", а руки не подниматься выше середины тела. Вновь не органичивают. Вновь она не может заниматься тем, что её успокаивает, от чего страха всё больше, но внешне она привыкла его сдерживать. Однако горло пытается разорвать крик, от того как больно становится. Нити буквально сжигают её руки и ноги, кожа трескается пурпурными угловатыми полосами и белеет. Так вот каковы белые нити? Неужели этого цвета можно достигнуть лишь в самом конце? Но как же она могла из них шить при жизни, ведь она обладает лишь фиолетовым, не открыв в себе лазури или желтого. Но в этот миг всё меняется, трещины прекращают расти, а лиловый туман вокруг светле, постепенно исчезая и открывая взор на белую бесконечность. Какое-то время девушка не двигается, завороженно глядя в эту чистоту и покой, которого не достигнуть нигде, помимо как здесь. Но вот белизна начинает двигаться. Её участок, он не выделяется ничем, но в тоже время мозг знает, что там кто-то есть. И этот кто-то высокий, худой и вокруг его главы вырисовывается что-то вроде неровного кольца. Тот кого нет, подоходит к девушке, встаёт совсем рядом, глядя на неё пустым лицом. Она молчит. Он молчит. Никто не произносит него слова, но и вопросов не появляется, лишь являются ответы. Приходит какое-то опознание, значение того, что всё, что делала девушка было не просто так. И становится ясно, почему всё так сложилось. Не остаётся вопросов, не нужны слова. Пришло просветление и девушка кивает, давая своё согласие на немой вопрос. Тогда пурпурные нити, всё ещё связывающие её конечности, написываются белым, изгоняя все оттенки фиолетового. Трещины на коже становится белыми и растут за считанные мгновения, "разбивая" всё её тело полосами. А затем белый вырывается из её груди вслед за дымкой лилового, словно бы прогоняя этот цвет. Оттенок объединившихся нитей наполняет собой каждую клеточку тела, перекраивая, её и еаполнчч новым цветом. Это не больно. Ни холодно, ни горячо: просто никак и только в голове становится всё ясно, а глаза начинают смотреть дальше, видя далёкие звезды, собравшиеся в облака галактик и нити, простирающиеся по всей вселенной. И она знает, что там есть такие же прядильщики как этот белый. У них нет оков, эмоции они понимают куда глубже, видят мир под поверхностью, куда глубже уровня, на котором видят его люди. И у них есть цель. Без того, что они делают, всё пространство бы схлопнулось в точку до большого взрыва. И теперь она такая же, как они.