tange cor meum — коснись моего сердца

(elenya calima, sila nin oialё)

ᅠ ᅠ Чонгук стоит на специальном возвышении в собственной спальне и внимательно смотрит, как вокруг, словно феечки, порхают служанки, приводя его внешний вид в божественный. Одна из них тянет упругую прядь его волос вниз вдоль виска, чуть царапая кожу, наматывает на длинный острый ноготь и отпускает. Кудряшка, будто маленькая пружинка, подпрыгивает, а после плавно обрамляет нежную кожу щеки. Вторая ловко управляется с иголками, слегка ушивая непонравившиеся Чонгуку откровенные разрезы на бёдрах. Третья крутится у самых ног и поправляет летящие лёгкие юбки, что ровными крупными складками ложатся на ноги и закрывают самые откровенные части тела. Чонгуку нравится то, что он видит в отражении большого зеркала, но не нравится то, что он в этот момент слышит. Его служанки хоть и эльфийки, но всё равно правил приличия не соблюдают, позволяя себе высказываться в присутствии члена правящей семьи светлого двора. Волнует их это в меньшей степени, нежели свежие сплетни. Иногда Чонгуку их обсуждения оказываются полезными, но в большинстве случаев треск служанок без умолку ничего не несёт, а служит разбавлением неловкой тишины в спальне омеги. — Я слышала, Ваше Высочество, что Его Величество король сегодня особо благосклонен. Чонгук закатывает глаза незаметно для эльфиек и упрямо поджимает губы, не желая обсуждать ничего со служанками. Моментами они просто невыносимы. — Потому что приезжает кто-то важный! Конечно, Его Величество будет благосклонен к своему народу. Чонгук ругаться на прислугу не привык. Чаще он просто делал вид, что его эти сплетни не касаются, тем самым нежелательно поощряя такое поведение эльфиек. Однако сегодня и до него доходили кое-какие слухи. Если всё же известия окажутся правдой, то жалеть тут абсолютно никого не стоит. — Неужели это свадьба, Ваше Высочество? Вот почему вы не хотели говорить нам? — Прекратите, — его голос не слышат. Он тонет в хоровом томном вздохе и высоких восторженных возгласах служанок. Они отчего-то решили, что покричать в королевских спальнях будет хорошей идеей. — Ваше Высочество, мы никому не скажем! Будем тише воды, ниже травы! Омеге в самом деле всё равно. Он прекрасно знает, что едва служанки выйдут за пределы его покоев, как новость про свадьбу облетит дворец с такой скоростью, что келпи позавидуют. — Но так прекрасно, что вы соединяетесь узами брака с… — Прекратите! — Чонгук на этот раз говорит громче, недовольнее. Злость в голосе подавить полностью не получается, и, наверное, впервые эльфийки вздрагивают от тона ненаследного принца. Чонгук широко разводит руки в стороны, лишь бы не мешать и поскорее отделаться от неприятной сейчас компании. Ожидание очередной бесполезной встречи отца и последующего после неё бала заставляет омегу лишь морщиться и недовольно вздыхать. Раньше такие встречи проводились лишь по необходимости, и сам Чонгук редко на них присутствовал, предпочитая заниматься своими делами и не мешать. Но время от времени король вынуждает его, а Чонгук отказывать не в праве. Член правящей семьи, пусть и не наследник своего короля, — игнорировать важные встречи не в состоянии даже он. Несколько раз омега пытался поговорить об этом с отцом, но всякий раз король отказывался даже слушать его. Отчасти Чонгук понимает, почему постоянно получает отказы в таких простых просьбах: он пусть и не наследник рода и трона, однако всё ещё остаётся омегой. И проблема-то всегда одна и та же — король просто хвастается красивым сыном, как игрушкой, а Чонгуку приходится сидеть подле короля и слушать, как великовозрастные альфы разглагольствуют о войне с тёмным народом, о политике и вершинах бытия. Эльфийки наконец-то справляются с завязками и затягивают лёгкую ткань на талии омеги, разглаживая складки у бёдер. Тонкие нити, опоясывающие руки и полуобнажённую грудь, подчеркивают глубину тона кожи юного принца и его статность. Красные рубины сверкают у ключиц и притягивают внимание к девственно-молочной коже молодого омеги. Чонгук лишь тихо вздыхает и делает несколько попыток привести мысли в порядок с помощью глубокого дыхания. Чонгук ненавидит такие пиршества. Ему приходится играть роль правильного и послушного сына своего отца: сидеть подле короля, на ступеньках рядом с его ногами; смотреть куда угодно, но исключительно не на своего правителя; не вставать без его дозволения; не есть и не пить, пока не закончится официальная часть мероприятия; танцевать только с теми, с кем позволит король. А ещё улыбаться и принимать комплименты, даже если они заходят слишком далеко и могут глубоко ранить его честь, — подобное полностью поддерживается королём, о чём тот не раз говорил сыну. Всегда улыбайся и делай вид, что тебе приятно. Многие бывают неосторожны в своих словах, но ты омега своего отца. Чонгук обычно стискивает зубы и сидит до конца, после чего с позволения отца уходит: в сады, свои апартаменты или на границу между двумя мирами, скрытыми за многочисленными могучими стволами капок и баньяна. Омегу всегда больше интересовало то, что находится за пределами границ светлого двора. За стволами деревьев и лёгким пологом тумана. В тайнах, что скрывает король. В легендах, рассказанных матерью, когда она ещё была жива. Иногда, когда луна восходит над полянами и холмами его мира, сквозь пелену можно различить огни чужого. Яркие точки, словно звёзды в небе, сияют и манят, зовут вслед за собой в глубину темнеющей чащи леса, чтобы спрятать за холмами и поглотить в веренице греховных падений тёмных эльфов и их короля. Как бы Чонгук ни старался выпытать у отца секреты того мира, скрытого от всех глаз и такого манящего, он всегда проигрывал эту маленькую войну. Расспросы слуг, подбивания старшего брата на авантюры и даже переходящие в угрозы обещания уйти в ту самую чащу и больше не возвращаться — не помогали убедить короля рассказать правду. Чонгук мог только мечтать узнать о кровавой тайне происхождения тёмных эльфов, глубоко внутри надеясь когда-нибудь объединить их королевства между собой. Слыша о его таких мечтаниях, все в страхе и ужасе отшатывались от него, боясь, конечно же, больше гнева его величества, чем юного принца и его небылиц. Но Чонгук чувствует, что сегодня всё изменится. Всё внутри неприятно сводит, а голова начинает гудеть. Сегодня у него помолвка. Слухи об этом, быстро разлетевшиеся по взволнованному дворцу, пока никто не опроверг. У омеги перехватывает дыхание непроизвольно и сводит живот от страха, колющего под лёгкими, отчего он непроизвольно дёргается, заставляя тонкую ткань трепыхаться вокруг его ног. Эти необычные чувства предвкушения и странного оцепенения, преследовавшие юного принца на протяжении нескольких часов перед балом, он ранее не испытывал, поэтому сейчас ощущает себя так будто его окатили литрами ледяной воды. Слуги не имеют возможности рассказать тонкости встречи, но весь дворец необычно взволнован скорым визитом кого-то важного. Удивительно, что даже старший брат, всегда умудряющийся узнавать без вреда для себя обо всём, что происходит в стенах замка, только молчаливо пожимает плечами, словно сам ни сном, ни духом. Служанки Чонгука, даже после осадки от принца, не могут успокоиться, тихо переговариваясь между собой и делясь предположениями. Чонгук через силу заставляет себя не злиться и дать этим неугомонным эльфийкам наговориться и утолить неуместное любопытство, которое проснулось рядом с ним. Всё-таки он ещё надеется узнать что-то полезное, пусть служанки и начинают нести откровенный бред, обсуждая наряды некоторых прибывших уже гостей. Например, леди Ариэлла — едва ли первая благородная леди светлого двора — сегодня решила, что коричневый цвет отлично подчеркнёт глубину её глаз, но на деле платье лишь подчеркивает её полноту. Об этом служанки Чонгука не стесняются говорить вслух, явно даже не собираясь менять тон на более уважительный. Чонгук морщится. — Вам пора бы уже прекратить распускать языки в моём присутствии, — омега вздёргивает бровь, одновременно с этим поднимая голову выше, чтобы поднявшаяся следом рука одной из служанок не смогла застегнуть подвески на его ушах. — Уходите отсюда. — Но, Ваше Высочество, мы ещё не… — служанка подбирается, складывая руки у низа живота, и присаживается в поклоне, опуская голову настолько низко, что волосы полностью закрывают её красное от стыда лицо. Чонгук закатывает глаза, забирая из её рук украшения. — Я сам в состоянии. Уходите. — Ваше Высочество, король ждёт, — одна из эльфиек коротко кланяется и медленно пятится спиной к выходу из комнаты, чуть склонив голову вниз. На половине пути она разворачивается и спешит к двери, не поднимая взгляда на юного принца. Остальные следуют за ней, нестройным хором тонких голосов желая удачи на встрече и благополучного возвращения в покои. Омега морщится от их неприкрытого интереса и азарта. Он почти уверен, что несколько неугомонных всё-таки прибегут после его возвращения и начнут выпытывать подробности приёма. Служанкам низкого ранга не позволено присутствовать на таких балах, даже в качестве обслуги. Только если их выберут исполнять завораживающие танцы для развлечения гостей. Чонгук остаётся один. Большую часть его огромной комнаты занимает кровать с лёгким полупрозрачным балдахином, закрепленным на четырёх балясинах по углам. Напротив — окна в пол, а за ними заросший зеленью балкон. С него открывается потрясающий вид на просторы полей, словно не имеющих конца и уходящих за горизонт, и горы, сливающиеся с голубым небом своими белоснежными, засыпанными снегом пиками. Подобное в глупых людских книгах обычно называют свободой. Омега в последний раз перед балом наслаждается видом и вдыхает ставший прохладным воздух. Лето в этом году выдалось на редкость холодным. Чонгук медленно выходит из своих покоев и вскидывает подбородок. Неудобный наряд невыносимо натирает нежную кожу, а лёгкая ткань юбок, спускающихся до пят, при каждом шаге летает от гуляющих по коридорам сквозняков. Разрезы по бокам благодаря труду служанок теперь не показывают любопытным глазам больше, чем следует. В остальном же ткань прикрывает только сзади и спереди, уходя складками вниз и создавая летящий образ Небесного Бога, что совсем скоро войдёт в зал для приёма гостей и упадёт в ноги своему королю, словно прислужник, а не молодой принц. Тонкие золотые нити, опоясывающие талию, у линии пупка соединяются и взлетают вверх по подтянутому животу, уходя под то, что с натяжкой можно назвать верхом наряда: столь же летящая, как и у юбки, ткань лишь создаёт впечатление закрытости. На самом же деле Чонгук более чем открыт для чужих глаз и посягательств. Словно показывает себя со всех сторон, желая скорого брака, ищет спутника и готов рассмотреть любое предложение. Как же ему всё это опостылело. Но пойти против воли своего короля Чонгук не может, как бы не хотел. А отказываться от парадных нарядов от лучших портных королевства кажется ему, как принцу, кощунством. Радует лишь то, что юбки скрывают все потаённые места, куда омега втайне спрятал один небольшой метательный кинжал, на случай домоганий чересчур надоедливого кандидата на роль его супруга. Волосы тёмными локонами падают на виски и скулы, мягко касаясь кожи, благоухающей запахами лучших масел из ягод и лепестков самых нежных цветов, ложатся на лопатки. От волнения Чонгук не замечает, как его подрагивающие от холода босые ноги утопают в зелёном ковре из травы, когда он останавливается прямо перед воротами в главный зал, где располагается трон короля. Глашатай резко распахивает перед омегой ворота и громко объявляет о его приходе, заставляя внимание всех собравшихся переключиться на него. Зал взрывается аплодисментами, а Чонгук может лишь заставить себя через силу улыбнуться присутствующим гостям. Натянуто и немного фальшиво. Улыбка освещает омежье аккуратное лицо всего на несколько секунд, пока гости провожают лёгкий стан принца взглядами, полными то обожания, то зависти, то лёгкого злорадства. Чужие эмоции сосредотачиваются на идеально прямой спине Чонгука, его походке, на его одеянии и даже на тёмном цвете волос, который в королевской семье светлого двора считается редкостью, а ещё злым предзнаменованием. Им восхищаются и пренебрегают одновременно, позволяя себе полушепотом высказываться об омежьих интригах в политическом разладе королевств. Кто-то до сих пор верит, что светлый двор обрывает на корню все попытки королей попытать счастье в борьбе за руку прекрасного юного принца, а их народы из-за этого восстают друг против друга. Кто-то не стесняется называть омегу тёмным роком — посланником великой Ллос, что рано или поздно принесёт королевству войны, голод и разруху. Король поощряет слухи, а своего младшего сына успокаивает лишь тем, что слухи всегда остаются слухами. Чонгук же должен оставаться сыном своего короля, первым омегой при светлом дворе, членом правящей династии эльфов. После представления глашатая интерес быстро утихает. Чонгук облегченно выдыхает и прикладывает руку к груди, отворачиваясь от зала и гостей к столу с закусками. Через несколько минут в зал войдет король со своим старшим сыном. Чонгук должен будет смиренно поклониться им и сесть около ног его величества короля и наследного принца, опустив взгляд в пол, пока отец, а затем и старший брат, будут разглагольствовать о причинах праздника и приглашения гостей. Чонгук запрокидывает голову и втягивает носом воздух, который кажется ему неожиданно тяжёлым. Взгляд Чонгука проходится по гостям, но никто особого внимания на него не обращает. Устои светлого двора отличаются нравственными обычаями и традициями, направленными, как считает Чонгук, на унижение омег. Принц или принцесса, даже если они наследные, но от рождения являются омегами, особой власти в государстве не имеют. Омега на троне — нонсенс, если только рядом с ней не находится альфа, готовый править светлым двором в соответствии с устоями. Шанс, что Чонгук сядет на трон, ничтожно мал. Его, можно сказать, нет, потому что омега только украшение. Украшение короля и королевства, праздников, зала, трона. Именно поэтому на Чонгука внимания не обращают, лишь изредка кидают взгляды. Чаще новенькие при светлом дворе, которые пока не умеют сдерживать свои эмоции и интерес. Реже более почтенные придворные, заинтересовавшиеся нарядом, сшитым вручную и по специальному заказу лично для его высочества принца, или изысканными украшениями с золотыми и серебряными браслетами в виде виноградной лозы на предплечьях, что тонкими извилистыми линиями спускаются вниз по рукам и окольцовывают пальцы, делая руки более длинными и тонкими визуально, а кожу светлее и ярче сразу на несколько тонов. Глашатай вновь объявляет члена королевской семьи. Чонгук спешит занять своё место на ступенях трона, чтобы поприветствовать старшего брата и короля. Парадный вход вновь распахивается, впуская вместе с потоком свежего воздуха и запахом листвы статную фигуру в белом камзоле. Вошедшего провожают восторженными взглядами, перешёптываниями и овациями. За наследным принцем наблюдают, не выпуская из поля зрения, его хотят, потому что – будущий король, которому нельзя совершать ошибок. Чонгук опускает голову, когда альфа подходит ближе, и приседает в коротком, но глубоком, красивом и изящном реверансе. За ним пристально наблюдают: вдруг он ненароком запутается в своих юбках и упадёт — будет что пообсуждать на банкете. Арадан улыбается омеге, поднимает его лицо за щёки двумя ладонями и оставляет целомудренный поцелуй на лбу, позволяя выпрямиться. — Как ты себя чувствуешь, Чонгук? — щурится от улыбки. Его весёлый нрав всегда отличался от меланхоличного характера Чонгука. Даже сейчас, когда на омеге почти лица нет, альфа старается всеми силами и за короткое время хоть немного поднять любимому младшему брату настроение. — Всё хорошо, Арадан. — Я рад, — принц склоняет голову перед Чонгуком в знак уважения, и остальные не могут не последовать его примеру. Особенно стараются привлечь внимание будущего короля дамы, чьи лифы платьев пошиты так, что едва ли выдерживают натиск объёмных форм, коими их щедро наградила мать-природа. Арадан отходит от Чонгука и поднимается по ступеням вверх, занимая правую сторону от трона короля. Глашатай объявляет прибытие Его Величества и распахивает перед ним резные ворота, пока все вокруг склоняются в почтительных поклонах и реверансах. Король замирает у ступеней трона, первым уделяя внимание младшему сыну. Подходит ближе и оставляет мягкий поцелуй на лбу, куда ранее целовал и Арадан. Чонгук приседает в реверансе, ещё более глубоком, чем перед братом. Лёгкие юбки облегают бёдра и совсем не сковывают движения. Поэтому Чонгук поднимается по ступенькам, уверенный в том, что его движения изящны, грациозны и приковывают внимание половины альф в зале к его оголяющимся при каждом шаге ногам. Низко поклонившись ещё раз, Чонгук опускается на колени перед троном и ногами короля, склоняет голову и прижимается губами к подолу королевской мантии отца. Король даже не обращает на это никакого внимания, продолжая лениво осматривать помещение и прибывших гостей, словно выискивает кого-то конкретного в толпе. Омеге остаётся только отползти чуть дальше на корточках и сесть удобнее на ступеньки у подола. Холодные плиты тут же обжигают горячую кожу бедёр, а неприятные ощущения царапают душу, причиняя боль от подобного отношения. Чонгук опускает взгляд к сложенным на коленях рукам. Радует только то, что тёмный водопад волос скрывает лицо от любопытных взглядов, в том числе и его искаженные в гримасе печали и боли губы. Чонгук краем глаза замечает, что гости начинают расходиться по залу и переговариваться, получив разрешение короля начать банкет. По какому поводу такой масштабный бал отец пока сказать никому не удосужился, но Чонгук всё равно догадывается благодаря слухам. Один из прислужников пытается предложить омеге бокал, но отец не позволяет тому даже подойти, взмахом руки отгоняя подальше. Зато самому королю его личный лакей подносит кубок из светлого хрусталя, полный вина из облепихи и нектара, собранного с полей цветочных фей. Арадан также удостаивается такой чести, а на младшего брата старается не смотреть, чтобы не вызвать в себе жалость к омеге. Чонгук едва сдерживает писк, когда из его волос до уха доносятся слабые звуки копошения. Чьи-то ручки дёргают несколько отдельных прядей, а уже через секунду озорная маленькая феечка присаживается на выпирающую ключицу омеги, держась за волосы, как будто присела на качели. Маленькая гостья касается миниатюрной ладошкой щеки принца, вызывая лёгкую улыбку на губах того. — Улетай, Лалу, — Чонгук шепчет так тихо и с таким отчаянием, что феечка на секунду даже пытается заглянуть ему в большие, сияющие испугом глаза. Омега косится на короля, но мужчина, как и всегда, не интересуется состоянием Чонгука. — Маленькая негодница. Фея качает головой и складывает крылья, прижимая их прозрачную, переливающуюся оболочку к спине. Миниатюрное тело быстро скрывается в каскаде тёмных волос омеги. Чонгук втягивает воздух и выдыхает, отчего его плечи поднимаются и опускаются резче положенного по этикету. Конечно же, эту осечку замечает король. Почему-то то, что у Чонгука получается не очень хорошо, отец видит, а когда омега решает сделать что-то полезное и показать себя с лучшей стороны, то закрывает глаза и отворачивается. Видимо, судьба у Чонгука такая. В этот раз король недовольно дёргает коленом, но молчит, а Чонгук опускает голову ещё ниже, настолько, что ещё чуть-чуть и лицо спрячется среди лёгкого вороха юбок на ногах. Лалу хватается за пряди его волос и висит в воздухе, смешно покачивая ногами. Перед троном мелькает начищенная до блеска обувь гостей, подходящих по очереди к королю для личного приветствия. Реверансы и поклоны сменяются один другим. Чонгук через силу всё это время заставляет себя не поднимать голову. Приветствия и бесконечные беседы наконец-то заканчиваются, спасая омегу от уныния и бесконтрольного разглядывания собственных пальцев, перебирающих складки юбки. Первые звуки скрипки и арфы, словно лёгкое дуновение июньского ветра, разливаются по залу, заполняя тот без остатка. Мелодия играет с гостями, заманивает в танец, и Чонгук неосознанно поднимает голову в сторону своего отца. — Чонгук… Злой шёпот короля одёргивает забывшегося омегу, заставляя пальцы на подоле королевской мантии разжаться. Он даже не заметил, как схватился за расшитую звёздами ткань. Королю бы сейчас осадить, заставить следовать традициям, но вмешивается старший брат с лаконичным: — Отец, позвольте нам с братом подарить вам танец, — и руку тянет свою к Чонгуку, который глаза распахивает так доверчиво и открыто, что королю остаётся только раздражённо махнуть рукой и сделать изящный жест в сторону своего наследника. Арадан кланяется на всеобщее обозрение, улыбается, когда подходит к опустившему голову омеге. Чонгук видит перед собой протянутую руку, цепляется с волнующим его изнутри чувством непонятного жжения. От нетерпения все органы словно переворачиваются и меняются местами, так сильно омеге хочется поскорее выйти и потанцевать. Арадан выводит Чонгука в центр зала, сопровождаемый очередным изящным жестом от короля. Они встают так, чтобы отец хорошо видел своих детей и их танец со всех сторон. Эльфы стройными рядами делают несколько шагов назад, освобождая детям короля больше места для танца. Чонгук лопатками чувствует на себе все придирчивые, любопытные и завистливые взгляды прибывших на бал дам. Но омега, конечно, списывает это на нахождение рядом с ним наследника престола. Тот приковывает взгляды: зелёные, похожие на ведьмовские, глаза сверкают поярче любых изумрудов в украшениях именитых особ светлого двора. — Смотри, как бы к отцу толпами не кинулись лорды. Арадан улыбается снисходительно. Сразу понятно, что он шутит, но Чонгук не в том состоянии, чтобы даже попытаться выдавить из себя улыбку. Ему не смешно. Отчасти от того, что омега услышал около часа назад в своих покоях от служанок. Сопоставил обстоятельства, оценил обстановку, расположение короля к гостям и к нему самому — всё очевиднее некуда. Старший брат либо ничего не знает, либо прикидывается, чтобы Чонгук ничего не заподозрил. Это удручает. Но насмешливый голос брата всё равно заставляет омегу поднять на него глаза. Арадан осторожно обвивает правой рукой талию Чонгука, а левую прижимает к своей пояснице. — Отчего же им бежать к отцу? — Чонгук вытягивает обе руки по бокам, позволяя лёгкой ткани по инерции спрятать сжатые до побеления кулаки меж складок, смотря на старшего брата снизу вверх. Чонгук щурится, делает вид, что не понимает ни слова, хотя внутри всё переворачивается. Арадан легко проводит пальцами по щеке Чонгука, замирает вместе с ним в центре и спустя мгновение бросает взгляд на притихших музыкантов. Сначала мелодия звучит спокойно, едва слышно. Медленные аккорды поднимаются вверх, к потолку, у которого кружатся в хороводе миниатюрные феи с переливающимися крылышками. Арадан смотрит снисходительно на младшего брата, словно взглядом говоря, что прикидываться ничего не понимающим долго не выйдет, Чонгуку приходится отвести взгляд. — Этому не бывать. — Почему же? Арадан заводит правую ступню за левую ногу, плавно уходит в сторону, и Чонгук подрывается за ним, влекомый чужими прикосновениями, словно фарфоровая кукла без эмоций и права выбора. Сжатые кулаки по бокам постепенно, с нарастанием мелодии, разжимаются, но пальцы продолжают путаться в ткани, летящей от каждого движения. Старший брат уводит омегу дальше в танец, заставляет полностью раствориться в мелодии, услышать сквозь шум крови в ушах переливающийся звон любимой арфы. Пол холодный. Чонгук через силу заставляет себя не морщиться от пробирающего его озноба и бегающих мурашек. Омега не смотрит, но он уверен, что скоро пальцы на босых ногах станут заметно посиневшими от долгого пребывания здесь без обуви. Арадан легко ведёт Чонгука по залу, отдаляясь на расстояние вытянутой руки и снова привлекая гибкое тело ближе. Мелодия завершается резко, унося последние аккорды вверх, разливаясь в ушах приятной истомой. Чонгук всё ещё стоит в центре зала, удерживаемый рукой старшего брата на пояснице. Кожа всё ещё в мурашках от холода, а сердце отбивает бешеный ритм под горлом. Омега не сразу осознает, что не без помощи Арадана вернулся на прежнее место и уже прислоняется к ноге отца у его трона. Король улыбается довольно, кивая своим детям и принимая такой подарок. Даже тянется, чтобы огладить пушистые волосы Чонгука, разглаживая тёмные спутанные после танца пряди. После открытия детьми короля бала желающих показать себя в танцах значительно прибавляется. Вскоре от пар в центре становится тесно. Арадан с поклоном отцу покидает своё место и выходит в зал, чтобы озарить поклонниц сиянием глаз и улыбки. Внезапно ворота в зал распахиваются под чьим-то натиском. Рассредоточенные по периметру тронного зала гвардейцы напряжённо выпрямляются, прежде чем сдвинуться с места. Гости расходятся, скорее ошеломлённые, нежели из уважения, создавая прибывшему своеобразный живой коридор из волнующихся дам в пышных платьях и поддерживающих их лордов. — Ваше Светлое Величество, — произносит стоящий в воротах мужчина. Он кланяется, делая это так, чтобы и Чонгук, коротко взглянувший на него сквозь водопад волос, отметил более тёмную, чем у всех присутствующих, кожу. Король кивает, явно знающий о прибытии нежданного гостя. Светлый двор, ошеломленный появлением тёмного эльфа, шепчется. Гул голосов сливается с писком фей под куполом, а Чонгук вновь чувствует, как Лалу цепляется за его волосы и дышит осторожно в боковую поверхность шеи. Глашатай нервно поправляет ворот у горла и объявляет, откровенно дрожа голосом на произносимом имени: — Его Тёмное Величество, Ким Малаггар Тэхён, король Нимдуина, Неблагого двора тёмных эльфов. Чонгук вздрагивает крупно. Его дыхание учащается, когда по залу проносится ропот, а затем тяжёлые шаги. Замершая тишина сводит с ума, манит поднять взгляд и посмотреть в лицо прибывшего достопочтенного гостя. Где-то совсем рядом задерживает дыхание Арадан, явно не ожидавший такого появления. Чонгук украдкой поднимает взволнованный взгляд на приближающегося короля тёмных эльфов, и даже не замечает, как отчаянно, до побеления костяшек, сжимаются кулаки с тканью юбок на его коленях. Чонгук успевает столкнуться с тёмными глазами неблагого короля, прежде чем на него шикает отец в тишине зала. Омега тяжело сглатывает, вновь опуская голову и поджимая пальцы на ногах. Всё рушится в тот момент, когда шаги замирают слишком близко от трона и от самого Чонгука. Сердце пропускает удар. Омега замирает то ли от страха вблизи вечного врага, то ли от предвкушения того, что неблагой король скажет. Бархатный голос разрезает пространство резким, почти беспощадным: — Очень рад, что вы не стали откладывать наш брак с вашим сыном, Арвандор.