Когда он голоден (When He Hungers)

На Землю ты не стремишься вернуться. Боль с новой силой вспыхнула в теле Гермионы, словно она оказалась в самой глубине океана и вдруг рванулась к поверхности. Ты предпочла бы сгореть в огне. Огонь. Он жёг её горло, будто кто-то поднёс к нему тонкую, хрупкую спичку и зажёг. Пылать… рассеяться в воздухе— Воздух. Когда в последний раз она делала вдох? Её лёгкие, казалось, увядали изнутри. Эта мысль разрастается, заполняя разум. Грозит поглотить тебя целиком. Её голову сдавливало, будто внутри развернулась битва, а звон доспехов отражался в самой её сущности. Она устала. Хотела, чтобы боль, страдания, жертвы наконец исчезли. Она видела свет. Он звал её — тёплый, безмятежный, обещавший покой. Она хотела поддаться. Хотела оставить позади этот холодный, жадный, глухой к страданиям мир. Но ты ещё не закончила, Гермиона Грейнджер. Твоя душа больше не подвластна тебе. Именно в этот момент Гермиона резко очнулась, словно невидимая сила вырвала её из тёплого света и вернула обратно в тело. Её глаза распахнулись в яростной панике, и боль, пронзившая веки, была подобна уколу ядовитой иглы. Она попыталась приподняться, но её тело отказалось подчиняться. Рёбра… Теперь она вспомнила — ощущение, как одно из них хрустнуло, ломаясь, как сухая ветка. Не пробило ли оно что-то внутри? Она не могла сказать наверняка, но, как бы то ни было, сесть она не могла. А ещё было её горло — сдавленное так сильно, будто Рон пытался свернуть его пополам. Она даже не нуждалась в зеркале, чтобы понять: кожа там наверняка приобрела тёмно-лиловый оттенок, а следы его пальцев запечатлелись на ней навсегда. Но это был не Рон. Не совсем. Теперь она понимала: что-то пробиралось в умы её соратников, заставляя их оборачиваться друг против друга. Но, похоже, эта сила могла овладевать лишь одним человеком за раз. По крайней мере, пока. Это нечто — что бы оно ни было — действовало, как паразит? Оно питалось жертвами, становясь сильнее с каждым новым носителем? Или же их ждало нечто гораздо более зловещее, не один враг, а целая орда, готовая обрушиться на них, когда Проклятые Игры начнутся по-настоящему? — О, прекрасно, ты очнулась, — мягкий голос Тео пробился сквозь хаос в её голове. Она опустила взгляд и увидела его в углу комнаты — он сидел у её туалетного столика, перекинув ногу через спинку стула. Его локти находились на перекладине, а веки тяжело опускались, словно он боролся с усталостью. Гермиона приоткрыла губы, готовая спросить, как долго он наблюдал за ней, но Тео стремительно поднялся на ноги, качая головой, и опустился рядом с ней на кровать. Он осторожно сжал её руку, продолжая качать головой. — Не говори, — мягко попросил он. — Хотя бы сутки. Пока Костерост не восстановит твоё горло и рёбра. Конечно. Костерост. Теперь омерзительный кислый привкус во рту имел объяснение. Гермиона не собиралась выяснять, как они заставили её его проглотить. И уж тем более — кто это сделал. Она моргнула, давая понять, что всё осознала. Даже это едва заметное движение причинило ей боль. Тео ухмыльнулся, но в его улыбке читалась усталость. — Один раз моргни — да, два — нет, три — Тео, ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала. По рукам? Гермиона медленно закатила глаза, а затем моргнула один раз. Его улыбка стала более самодовольной. — Должен признаться, я жду не дождусь, когда ты снова заговоришь. Спорить с тобой не так весело, когда ты не можешь огрызаться. Гермиона лишь молча смотрела на него. — Ну ладно. — Тео почесал подбородок, задумчиво уставившись в потолок. — Не в настроении для шуток. Логично, учитывая, что тебя чуть не задушил твой бывший возлюбленный— Гермиона изо всех сил моргнула дважды, заставив Тео замолчать, заметив её резкое движение. Она и сама не знала, почему ей так важно было дать понять, что ответ — нет. Нет, Рон не был её бывшим. Не по-настоящему. Скорее милым, подростковым увлечением. Другом, к которому она испытывала тёплую привязанность, но ошибочно приняла её за нечто большее. И нет. Это не Рон душил её. Не в том смысле, который действительно имел значение. Его душа, наверное, застыла в том моменте, пленённая, беззвучно вопящая о свободе. Если Рон выжил после всего, что произошло… Мерлин, она не могла представить мир без Рона. Но даже если он остался жив, она не хотела знать, в какую бездну вины он погрузится за то, что не смог предотвратить. Но он должен был выжить, не так ли? Малфой ведь сказал, что он выживет. Малфой. Она забыла. Последние мгновения перед тем, как её сознание угасло, казались расплывчатым видением, иллюзией, созданной её разумом. Как он узнал, что ей нужна помощь? Был ли он действительно так нежен, как ей запомнилось, или это был лишь обман разума, утешительный мираж, когда она уже стояла на пороге смерти, готовая шагнуть вперёд? — Эй, — прервал её мысли Тео, мягко проводя пальцем по её большому пальцу. — Грейнджер, ты с нами? Всё нормально? Она дважды моргнула. — Ну, не то чтобы это хоть как-то могло тебя утешить, — но, как говорится, "горе любит компанию". В любом случае, ты нас всех чертовски напугала, кудряш. Её бровь вопросительно приподнялась. На языке вертелся вопрос, но она знала, что не сможет выразить его простым морганием. Она даже не пыталась заговорить — боль от восстанавливающихся костей была уже достаточным наказанием. Вместо этого она лишь беззвучно шевельнула губами, надеясь, что этого будет достаточно: "Мы?" Он тихо усмехнулся. — Ты и правда этого не видишь, да? Что он имел в виду? Очередная загадка, которую она не могла разгадать без слов. — Отдыхай. Завтра ты должна быть в порядке. Как только Костерост закончит свою работу, мы залечим синяки. Гермиона дважды моргнула. Тео замер, его брови нахмурились. Он перевёл взгляд с её глаз на тёмные пятна, уродующие её шею. — Ты хочешь сказать, что не хочешь, чтобы их убрали? Она моргнула один раз и с трудом сглотнула, изо всех сил стараясь не поморщиться от боли. — Ты, конечно, удивительное создание. Она моргнула один раз, сделала паузу, а затем трижды моргнула снова. Тео рассмеялся, запрокидывая голову назад, а завитки его волос подпрыгнули вокруг него, словно невесомое облако. — Она проснулась, — раздался низкий голос у двери. Гермиона с усилием перевела взгляд на источник звука и встретила взгляд Блейза Забини. Он стоял в своей привычной позе — руки скрещены на груди, а его лицо оставалось безмятежным, словно высеченным из камня. — Ты должен был сразу сказать Малфою, — спокойно добавил он. Глаза Тео расширились, но он не отвёл взгляда от Гермионы, в его выражении мелькнуло игривое раздражение. Затем он медленно, осторожно повернулся на кровати, чтобы взглянуть на Забини. Он двигался так аккуратно, словно боялся, что любое резкое движение может привести к тому, что Гермиона разобьётся на осколки, будто хрупкий фарфор. — Я сообщу, когда решу, что пора портить веселье, — сказал Тео. Он снова повернулся к Гермионе, уголки его губ изогнулись в почти дьявольской ухмылке. — Драко способен превратить что угодно в серьёзную проблему. — Малфой не только хозяин этого дома, но и её, — Забини кивнул в сторону Гермионы. — Так что он должен знать немедленно. Гермиона не была уверена, что за кислоту она чувствовала на языке — неприятное послевкусие Костероста или же слова Забини оставили после себя этот привкус? Тео цокнул языком, глядя на Забини. — Не списывай Люциуса так быстро со счетов. Он всё ещё хозяин этого дома. — Юридически — да, — сквозь зубы признал Забини. Их расплывчатый спор лишь усиливал головную боль Гермионы. Вопросы, вопросы, и ни единого ответа. — Сообщи Малфою, — спокойно распорядился Забини, его тёмно-шоколадные глаза казались одновременно тёплыми и пронизывающими. Тишина повисла между ними лишь на мгновение, прежде чем Тео вытащил палочку и вызвал патронуса. Тёмная, миниатюрная лисица вспыхнула в воздухе, весело закружилась по комнате, словно ребёнок, которого впервые отпустили играть без присмотра. Она остановилась на мгновение, пристально разглядывая Гермиону с живым, любопытным блеском в глазах. Гермиона молча смотрела, ошеломлённая появлением патронуса. Хотя Тео не был в Отряде Дамблдора, и она никогда не знала, каким был его патронус, но... Разве не ходили слухи, что Драко и его окружение не способны их вызывать? Мысль об этом оставила во рту привкус горечи. Неужели им действительно не хватало света, чтобы создать нечто столь чистое? И всё же… Гермиона внезапно поняла, что, возможно, сама уже не смогла бы вызвать патронус. Каждое счастливое воспоминание теперь было омрачено болью — настолько, что смотреть в прошлое стало пыткой, а не утешением. — Найди Драко Малфоя, скажи ему, что Гермиона очнулась, — нехотя приказал Тео патронусу. Лисица игриво кружилась в воздухе, прежде чем проскользнуть в узкую щель, оставленную Забини в двери, и исчезнуть. Тео лениво посмотрел на него. — Теперь ты счастлив? — В полном восторге, — без тени эмоций ответил Забини. Затем его взгляд сместился на Гермиону. — Как самочувствие, Грейнджер? Забини сделал твёрдый шаг вперёд, его взгляд скользнул по ней, и выражение лица едва заметно изменилось, как будто в нём мелькнула тень беспокойства. Она моргнула один раз, не зная, что ещё ей остаётся. Брови Забини нахмурились, он бросил взгляд на Тео в ожидании объяснений. — Мы общаемся с помощью моргания, — пояснил Тео. — Один раз — да. Так что, думаю, она говорит, что с ней всё нормально. — Она не может говорить? — Переспросил Забини, в его голосе прозвучало что-то похожее на тревогу. — Я сказал не пытаться. Пусть Костерост закончит работу, чтобы не рисковать. — Целитель, — пробормотал Забини себе под нос, будто это было ругательством, покачав головой. — Только в моих мечтах, — усмехнулся Тео. Целитель? Неужели это была та жизнь, о которой мечтал Тео? Гермиона старалась не выдать своего удивления. Может, между ними было больше сходства, чем она думала. Хотя быть целителем было лишь одним из тысяч вариантов в её списке будущих профессий, которые она хотела бы попробовать, если доживёт до дня, когда мир изменится. Она хотела стоять в первых рядах, в самом сердце перемен. Взгляд Тео снова встретился с её глазами, в нём читалось молчаливое подтверждение их связи. Их души, цели и надежды странным образом переплетались. Гермиона моргнула один раз, пытаясь передать, что видит его. Или, по крайней мере, начинает видеть того, кто скрывался за маской Пожирателя смерти. Мальчика, чью доброту и лёгкость не могли заточить ни страх, ни кровь, ни тьма. Цепи, что должны были сковать его, оказались бессильны. Демоны, воспитавшие его, не сумели запятнать его сердце. Оно осталось нетронутым, спрятанным за бронёй, но всё же живым. Он моргнул в ответ, а затем подмигнул ей. Губы Гермионы дрогнули, складываясь в слабую, болезненную улыбку. С громким треском Малфой появился в пространстве между Забини и кроватью. Ему повезло с точностью — он не приземлился прямо на Забини, хотя Гермиона не могла не представить, насколько забавным было бы это зрелище. Челюсть Малфоя была напряжена, а в его стойке читалась готовность к бою, как будто он ожидал нападения в любую секунду. Палочка плотно зажата в руке, по запястью струились вены, тонкими линиями уходящие к сердцу. Он был в чёрных брюках и белой рубашке, её рукава закатаны до локтей. Несколько расстёгнутых пуговиц оставляли открытым взгляд на крепкие мышцы, прячущиеся под тонкой тканью. Он выглядел выбитым из колеи — привычная невозмутимость треснула, словно хрупкая маска, когда его взгляд упал на Гермиону. — Грейнджер? — Его голос был хриплым, словно он кричал всю ночь и до самого утра. Она моргнула один раз. Не зная, что ещё сказать. Бровь Малфоя едва заметно приподнялась в немом вопросе, когда он впервые за всё время взглянул на Тео. — Ей строго-настрого запрещено говорить, пока Костерост не завершит свою работу. Просто мера предосторожности, чтобы убедиться, что завтра она будет готова к тренировке. Удаление раздробленных костей и подготовка к росту новых — дело непростое. Даже кудряш, каким бы бойцом она ни была, нуждается в отдыхе. — Когда рядом был Малфой, голос Тео становился ниже, глубже, насыщеннее. Гермиона даже подумывала поддразнить его за это, когда снова сможет говорить. После того, как обнимет и поблагодарит его. Малфой кивнул рассеянно, словно мыслями был уже в другом месте. — Отлично. Нам нужно как можно скорее вернуться к тренировкам по окклюменции. Гермиона тихо вздохнула, едва слышно, лишь через нос. С ним всегда всё сводилось к тренировкам. Стоило ей хоть немного показать свою человечность, как он тут же отстранялся, снова и снова напоминая и себе, и ей, что они разные. Как будто то, что она была грязнокровкой, значило для него больше всего на свете. — Можешь ли ты тренировать окклюменцию, пока отдыхаешь? — Вопрос Малфоя вырвал её из мыслей. Несмотря на себя, она моргнула один раз. Чем скорее она укрепит свой разум, тем быстрее сможет разработать план, как переиграть его, обернув его нарциссизм против него самого. — Отлично. Займись этим, — скомандовал Малфой. Он медленно подошёл, обогнул угол и встал рядом с Тео у её кровати. Его пальцы зависли над её кожей, над тёмными пятнами, что уродовали её шею, будто он хотел дотронуться, будто один только взгляд причинял ему боль. — Ты можешь это убрать? — Резко бросил он, его взгляд метнулся к Тео. — Нет, это останется, — — хрипло ответила Гермиона, даже не задумываясь. Её горло пронзила резкая боль, словно когти впились в её горло. — Я сказал, не разговаривать, — вздохнул Тео, поднимая руки в немом жесте поражения. — Это не останется, — Малфой произнёс это медленно, глухо, его голос был натянутым, как струна, а зрачки полностью поглотили серебро его глаз. Гермиона смотрела на него с насмешливой улыбкой. Она поклялась себе — Тео больше не тронет её раны. Эти синяки останутся.Они были напоминанием. Для неё. Для Волдеморта. Они были свидетельством того, что она выжила. Но она не просто хотела выжить — она хотела жить. И она найдет способ уничтожить Волдеморта сама. Она будет той, кто посмотрит ему в глаза. И, если выпадет шанс, сдерёт с него кожу собственными руками. Малфой открыл рот, собираясь спорить, его взгляд вспыхнул — он был готов к схватке. Но внезапно он пошатнулся, резко отступил назад и схватился за подоконник. Его взгляд резко метнулся вверх, словно невидимая сила нашёптывала ему что-то, пытаясь донести неведомое послание. Спустя мгновение он тяжело вздохнул, расправил плечи и, наконец, опустил глаза. — Он зовёт, — пробормотал Малфой, не отводя взгляда от Гермионы. Он задержал её взгляд, словно давая клятву, — мы ещё не закончили. Тренируйся. Завтра мы это обсудим. А затем он исчез. — Веселье, сплошное веселье, — безжизненно протянул Тео. Его желудок громко заурчал, но он лишь подтянул стул к кровати Гермионы. — Тебе нужно поесть, — строго сказал Забини. — Я могу за ней присмотреть. — Я в порядке, — отмахнулся Тео. Забини закатил глаза, хрустнул костяшками пальцев и испарился. Тео тихо усмехнулся, бросив Гермионе лукавый, извиняющийся взгляд. — Заботливый, да? Как настоящая наседка. Гермиона улыбнулась в ответ, размышляя, догадывается ли Тео, что Забини, кажется, не проявляет такой заботы ни к кому другому. Через несколько мгновений Забини появился снова, молча протягивая ему корзину с едой — хлебом, фруктами, сладостями и небольшой флягой. Он молча протянул её Тео, который залился предательским румянцем, принимая её. — Ешь, — тихо сказал Забини, его голос был чуть громче шёпота. Тео кивнул. — Только потому, что ты так старался. Губы Забини дрогнули — призрачная улыбка появилась и тут же исчезла. Он повернулся к Гермионе. — Выздоравливай. Ты нужна нам. И в следующее мгновение он исчез, оставив Гермиону наедине с осознанием того, что его слова несли в себе больше смысла, чем она могла понять.