lay down your sweet and weary head

Торин подписывает последнее письмо, ставя в конце длинного текста свою королевскую роспись, отодвигает пергамент к большой стопке, занимающей большую часть стола, и устал откидывается на спинку стула. Пока что он написал достаточно подробные письма лорду Элронду и леди Галадриэль, сообщив им о недавних событиях, и теперь подумывает о том, чтобы из вежливости добавить в список наместника Гондора и короля Рохана, хотя ему еще предстоит в будущем встретиться с кем-либо из них. Не все документы являются официальными посланиями; изрядное количество - это письменные жалобы на различные вещи, хотя темы различаются только в том, что касается его "неортодоксального" использования аркенстоуна (неважно, что он вернулся в целости и сохранности и спас всем их жизни), спор о правах на добычу полезных ископаемых, проблема этого чертового камня, надвигающаяся нехватка муки и дебаты по поводу королевской реликвии. Достаточно сказать, что Торину уже порядком надоело читать слово "аркенстон", не говоря уже о различных жалобах членов городского совета и пожилых граждан на то, что Торин отвергает традиции и проявляет "шокирующую черствость". Вообще, этот момент он пока отложил в сторону. Он уже заявил о том, что не сожалеет о своих действиях в тронном зале перед многими своими подданными, и он имел в виду именно то, что сказал. "Ни один камень никогда не будет стоить жизни ни одного из моих подданных, как воинов, так и обычных граждан, и любая душа, которая оспаривает это утверждение, может выйти вперед прямо сейчас и объяснить, как их совесть позволяет им верить в обратное". Его народ принял это, и даже пришло одно или два письма от членов совета, в которых они извинялись за свои необдуманные слова, но в основном жалобы продолжали поступать. Иногда Торин был близок к отчаянию из-за того, что у некоторых гномов "не все в порядке с головой". Легкий стук в дверь прерывает его мрачные размышления, и он поднимает взгляд от чернил, невинно переливающихся в небольшой чернильнице, и видит, как Дис просовывает голову в дверь. - Они все здесь, - тихо говорит она, и Торин может сказать, что она волнуется за него, просто по тому, как она наклоняет голову, изучая его, без сомнения, слегка изможденное лицо. - Я уложила Фили и Кили спать в соседней комнате, им нужен отдых. К тому же они слишком малы, чтобы понять всё сейчас. - Возможно, - говорит он, но не оспаривает ее решение не впутывать их в это. Она их мать, и в этом он всегда будет с ней считаться. У него нет особого желания, чтобы они узнали об этом в раннем возрасте, хотя после сегодняшнего дня он в принципе больше не будет хранить свою тайну от тех, кого любит и кому доверяет. Когда он все также продолжает сидеть на своем стуле, выражение лица Дис становится чуть более мрачным. Она делает шаг в комнату и закрывает за собой дверь. - Ты не обязан делать это сейчас, nadad, ты же знаешь, - твердо говорит она, но Торин только устало вздыхает. Когда-нибудь ему придется это сделать, так почему не сейчас? - У тебя не было возможности отдохнуть нормально с момента битвы, да еще и эти придурки из совета не желают оставлять тебя в покое, - невозмутимо продолжает она, мягко опуская руку на плечо Торина. - Я знаю, мы давили на тебя, почти требовали, чтобы ты рассказал им как можно скорее, но это все равно твой выбор, и, в конце концов, лишний день или два не будут иметь значения. Он качает головой. - Я устал... Бояться этого. Эта правда дамокловым мечом висит у меня над головой. Линия рта Дис смягчается, и она кивает, обещая: - Мы будем рядом с тобой.

***

Это не должно было казаться таким сюрреалистичным. Наконец-то вся его старая компания собралась в одной комнате, и всё, что Торин может делать в течение нескольких минут, - это просто смотреть на них. Оин и Глоин сидят у окна, оба выглядят слишком усталыми и слегка растерянными. Торин попросил их прийти, не объяснив зачем, лишь дал им несколько туманных заверений, что беспокоиться не о чем. (Возможно, это ложь). Возможно, ему следовало дать им время отдохнуть и полностью восстановиться после боя, но теперь, когда он наконец решился рассказать им об о всём, у него внезапно возникло непреодолимое желание сделать это как можно скорее. Дори пристально смотрит на Нори, стоящего рядом с Дарлой и Ори, но на его лице на этот раз читается не подозрение или беспокойство, а скорее "озадаченное принятие". Он, безусловно, достаточно знаком со странными выходками Торина, чтобы не слишком беспокоиться о текущем собрании. Бомбур и Бофур выглядят наиболее встревоженными, явно совершенно сбитые с толку тем, почему они оказались в королевских покоях вместе с группой других гномов, с которыми они в лучшем случае встречались мимоходом, и они неохотно усаживаются на стулья возле пустого камина. Бифур, с другой стороны, кажется, что-то монотонно напевает себе под нос и выглядит совершенно непринужденно, набивая свою курительную трубку. Двалин топчется у двери, все еще взвинченный после недавней битвы и не желающий доверять никому даже внутри горы. Балин время от времени бросает на него раздраженные взгляды, которые тот упорно игнорирует. Они, конечно, знают, о чем пойдет речь, и то, что Балин чувствует себя достаточно комфортно, почти разлегшись, в высоком кресле Торина, приносит облегчение. Балин хорошо разбирается в людях, и его предсказания чьей-либо реакции, как правило, оказываются достаточно точными, чтобы Торин полностью доверял его суждениям. Если бы Балин думал, что кто-то из присутствующих в этой комнате плохо отреагирует на заявление Торина, он бы уже давно высказался. Еще раз окинув взглядом собравшихся гномов, Торин испытывает искушение пересмотреть свое мнение. Возможно, это и должно казаться таким "нереальным". В конце концов, прошло довольно много времени, совсем другая жизнь с тех пор, как он в последний раз видел своих старых товарищей такими. Ну, не совсем так, конечно. Фили и Кили немного меньше ростом (и отсутствуют), все остальные моложе, а Дарла сидит с Ори, Нори и Дори. И, кроме того, разная динамика отношений, как между ним и ими, так и между остальными в компании , и, оглядываясь назад, он не уверен, как он мог думать иначе даже на мгновение; в конце концов, это группа разных гномов, не особо-то и контактирующих друг с другом. Он, в большей степени, смирился с этим. В конце концов, он твердо верит, что в глубине души они не изменились. Торин слегка вздрагивает, когда кто-то тычет его в спину. Он поворачивается к Дис – конечно же, это была Дис, – которая шипит: - Продолжай в том же духе. Бедняги совсем запутались. Вероятно, она права в том, что сейчас не лучшее время для выяснения отношений. Торин прочищает горло, игнорируя тот факт, что все и так уже смотрят на него, и говорит: - Вам, наверное, интересно, зачем я вас всех сюда позвал... Кто-то фыркает. Это, наверное, Двалин. Ничуть не смутившись, он продолжает: - ...и я прошу прощения за срочность. - Он делает глубокий вдох. - По правде говоря, есть кое-что, чем я уже некоторое время подумываю поделиться с вами, и недавние... события убедили меня в том, что это правильный поступок, несмотря на мои противоречивые чувства по этому поводу. Он позволяет себе криво улыбнуться. - И да, я понимаю, что мог бы подождать еще немного после битвы, но я считаю, что радости от того, что я жив, а Эребор все еще стоит гордый и непокоренный, достаточно, чтобы захотеть рассказать все важное сейчас. - Взгляд Торина скользит по Бофуру и Бомбуру. - Я обещаю, что вы сможете уйти, как только я закончу свой рассказ, и, если вы пожелаете, я больше не буду вас беспокоить. Глаза Бофура сужаются, когда он понимает, что слова в основном адресованы ему, но он кивает, показывая, что понимает. Бомбур лишь слегка смущается. Переключив свое внимание на всю группу, Торин делает глубокий вдох и пытается найти нужные слова. Он проделал это уже трижды, но до сих пор понятия не имеет, как лучше всего объяснить тайну его второй жизни – важно, чтобы он все сделал правильно, особенно перед людьми, в верности и любви которых он не может быть уверен так же, как в своих брате и сестре, Балине и Двалине. - Вы, наверное, все заметили, что временами я веду себя... странно, - начинает Торин, решительно устремляя взгляд куда-то чуть выше правого уха Дори, поскольку именно он находится ближе всего к самому Торину. - Некоторые из вас уже знают об этом, но я позвал вас сюда, потому что в другой жизни вы были моими самыми верными и дорогими товарищами. И когда я говорю "другая жизнь"… Я имею в виду именно то, что говорю - буквально. Я прожил свою жизнь, от рождения до смерти, а потом я проснулся снова, здесь, в этом времени, в тот день, когда пришел Смауг. Вот так я узнал, как убить проклятого червя. После стольких лет вы заслуживаете того, чтобы узнать эту правду. Мертвая тишина встречает его слова, и Торин может считать, что ему повезло, что он король множества гномов и привык к тому, что на него пялятся, потому что в противном случае он был бы совершенно уверен, что съежился бы, как те сушеные сливы, о которых Бильбо рассказывал, когда был особенно мрачен из-за случившегося у них отсутствия приличной еды во время их утомительного и опасного похода. И тут Бофур начинает смеяться. - Вы заставили меня на минуту задуматься, - бормочет он, краснея от смеха. - Я и не знал, что вы гном с чувством юмора, Ваше Величество. На лице Торина не дрогнул ни один мускул, и Бофур тут же замолчал. - Нет, серьезно, расскажите мне, что такого вы пили. - Он беспомощно оглядывает круг гномов, возможно, пытаясь найти сторонников. - Не может быть, чтобы мы когда-либо были спутниками короля, во второй жизни или еще где-то. Сидящий рядом с ним Бомбур кивает в знак согласия, его глаза все еще широко раскрыты от шока. Очевидно, он тоже не верит Торину. Бофур продолжает что-то бормотать себе под нос, и из этого всего было достаточно хорошо слыша одно слово, и он явно забыл, что находится в присутствии своего короля, которого он сейчас оскорбляет, называя его "сумасшедшим психом". Обычно Торин был бы даже сильно взволнован от такого отсутствия почтения к нему, как к очередному королевскому отпрыску. Но прямо сейчас ему становится немного не по себе, когда он слышит, как кто-то, кто так дорог ему, так энергично опровергает его слова. Он заставляет себя посмотреть на остальных, ища на их лицах признаки такого же сомнения, и на мгновение встречается взглядом с Дарлой. Она выглядит бледной, но ее губы сжаты в тонкую упрямую линию, и она внезапно пристально смотрит на Бофура. - Хватит! - гремит она, и рот Бофура захлопывается с громким щелчком. - Успокойтесь все, и дайте Торину объяснить, что он имеет в виду. - Ее взгляд становится еще резче, и Дори, стоящий рядом с ней, яростно кивает в такт ее словам, упрямо сжав челюсти, несмотря на то, что сам изо всех сил старается принять слова Торина. Дори - один из самых прагматичных и приземленных гномов, которых знает Торин, – ему, должно быть, трудно услышать и поверить в столь нелепое заявление от своего короля. - Я никогда не видел, чтобы он лгал или был настолько бессердечен, чтобы отпускать подобные шутки, так что прислушайтесь к нему. Торин почти уверен, что Дис бормочет что-то вроде "спасибо Махалу" у него за спиной, но он был слишком рад, чтобы обращать на это внимание. Когда Дарла поворачивается к нему – и он с трудом может поверить, что она так переживала за него, – и кивает ему с такой же царственной осанкой, как у него самого в хороший ясный день, он отвечает слабой, но благодарной улыбкой. Все смотрят на него – позже он собирается пожаловаться кому–нибудь из своих наставников, которые заверили его, что, как только он научится выступать перед целым королевством, ничто больше не сможет заставить его нервничать, что за чушь - и он делает глубокий вдох. - Леди Дарла права. Я не шучу, поскольку несколько человек в этом зале могли бы подтвердить, что у меня вообще нет чувства юмора. – Фрерин многозначительно фыркает из своего угла. – Это действительно случилось со мной. - Он сжимает руки, чтобы скрыть легкую дрожь, пробегающую по ним, и продолжает. - Сначала я не хотел верить собственным ощущениям. Как я мог быть жив, если я только что умер? Как я мог оказаться в Эреборе, каким я помнил его с юности, более ста лет назад? Я подумал, что, должно быть, сплю или схожу с ума. В конце концов, я никогда раньше не слышал о подобном. А потом я узнал, что это был тот самый день, когда Смауг напал, день, который я уже пережил однажды и из-за которого потерял все, и который больше не имел значения. Я должен был сделать все, что в моих силах, чтобы остановить разрушение нашего дома во второй раз. - Он слегка пожимает плечами, почти беспомощно. - После этого я в практически перестал об этом думать. Это ваш выбор - принимать ли мою историю - поскольку я не могу предоставить никаких доказательств, кроме своих слов. Он склоняет голову перед ними и садится рядом с Дис, которая придвигается чуть ближе, даря тепло и уверенность. Торин чуть-чуть прижимается к ней, слишком уставший, чтобы пытаться сдерживаться. Первым заговорил невозмутимый Бифур. - Расскажите нам подробнее. Почему, в этом случае, мы так важны? Торин слегка улыбается. Разумный вопрос с длинным ответом. - Вы уверены, что хотите услышать историю моей жизни сейчас? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сократить это, но, – и тут он невольно посмотрел на Бофура и Бомбура, – я бы не стал никого заставлять это слушать. Вокруг него раздается недовольный ропот, и Фрерин ворчит: - О, просто продолжай в том же духе, брат. И они все захотят услышать эту историю. Так он и делает, сначала запинаясь, а затем все более уверенно излагая основные события своей первой жизни, начиная с нападения дракона на Эребор и их испытаний в изгнании. Он наблюдает, как их глаза расширяются и наполняются удивлением, когда в своем рассказе он достигает цели их похода, а затем темнеют, слушая горький конец этой истории. После того, как его последнее слово растаяло в воздухе, воцарилась тишина. Руки Торина сжаты так сильно, что ногти оставили красные следы на ладонях, и ему требуется все его самообладание, чтобы дышать ровно, пока его товарищи обдумывают его же слова. Последний человек, от которого Торин ожидал, что он заговорит первым, - это Ори, и все же именно маленький гном тоненько выпаливает: - Так вот почему ты дал нам эти жетоны? Он поднимает руку, и в его пальцах, обтянутых варежкой, поблескивает маленький жетон. Торин правда гордится тем, что Ори лишь совсем немного замыкается в себе, когда всеобщее внимание приковано к нему. Начинается всеобщая суматоха, когда разные гномы роются в карманах и достают свои собственные жетоны, и сердце Торина не может не наполниться радостью, когда он понимает, что каждый из них носит их при себе, даже скептически настроенные Бофур и Бомбур. - Да, Ори, - тихо признает он. - Да, я сделала их в память о том, что у нас когда-то было, хотя сейчас я единственный, кто помнит об этом. Мне нужно было что-то, чтобы… напоминать мне обо всем. - Невероятно, но он обнаруживает, что на его губах появляется легкая, нежная улыбка. - Они заслужили, чтобы их почитали. И вы тоже. Он видит, как они смотрят на свои подаренные украшения с новой благодарностью, осознавая их истинную ценность и предназначение. И тут Нори громко объявляет, как раз в тот момент, когда он надежно прячет свой жетон в один из многочисленных карманов, спрятанных на его теле: - Мой самый красивый, - но тут же вздрагивает, когда Ори резко толкает его локтем. Боль никак не может стереть самодовольное выражение с лица Нори, когда все гномы вокруг него начинают смеяться, и тяжелая атмосфера сменяется общим весельем. Никогда еще Нори не был так похож на себя прежнего, взрослого, как в тот момент, когда он слегка поворачивается и подмигивает Торину в ответ на его благодарную улыбку. Торин позволяет им немного поболтать между собой, позволяет им осознать всё, что он им рассказал, и погрузиться в свои мысли. Есть вещи, которые он еще не раскрыл, и среди них его самый большой недостаток. Он знает, что сейчас самое подходящее время признаться во всем, раз и навсегда, но тот же страх, который так долго не позволял ему говорить об этом со своими братом и сестрой, теперь заставляет его колебаться. Будут ли они после этого смотреть на него так же, с любовью и преданностью? Прикосновение к его руке возвращает его к действительности. - Я заметила, что меня нигде не было видно в твоем рассказе, - тихо говорит Дарла, стоя рядом с ним, краем глаза наблюдая за сыновьями, но достаточно далеко, чтобы они не могли подслушивать. - Ты мне расскажешь? Он смотрит на нее сверху вниз с тяжелым сердцем. - Я никогда не встречал тебя в той прошлой жизни, и твои сыновья редко рассказывали о своей семье. Насколько я знаю, ты умерла, когда Ори был еще совсем маленьким, оставив Дори заботиться о нем. - А как же Нори? - спрашивает она, проницательно глядя на него. - Нори долгое время был "диким", обижался на своего старшего брата за то, что тот пытался держать его под контролем. - Губы Торина слегка подергиваются при воспоминании о том времени. - Он был вором, Дарла, и одним из лучших. Я действительно верю, что в свое время он доставил бедному Двалину много проблем. Ты бы видела его лицо, когда я сказал ему, что Нори присоединится к нашему походу. Дарла изучает его лицо, глаза ее печальны. - Значит, у тебя тоже остались хорошие воспоминания. Многое из того, что ты нам рассказал, было мрачным и полным скорби. - Многое из этого было правдой, - без обиняков соглашается Торин. - И это привело меня к множеству ошибок. Мне потребовалось много лет, чтобы признать свою вину, достаточно долго, чтобы понять, что не все произошедшее в той жизни было моей виной, что обстоятельства тоже сыграли свою роль. Тем не менее, это мои ошибки и моя ответственность. - Я думаю, очень мало есть такого, за что эти гномы не простили бы тебя, Торин, - тихо говорит она, и Торин почти смеется, хотя в душе ему совсем не весело. - Тебе не стоит бояться их реакции. - Вы с Балином всегда точно знаете, что сказать. - Это не настоящая жалоба, просто временами они чертовски раздражают этим своим "всезнанием". - Но вы правы – страх никогда не был моим союзником. И с этими словами он встает, немедленно привлекая внимание остальной части зала. - Есть еще кое-что, что я должен вам сказать, - говорит он почти чересчур громко в тишине комнаты, игнорируя бешеное биение своего сердца в груди. - Некоторые из вас были в Эреборе в последние годы правления Трора и были свидетелями его безумия. - Он делает паузу, отгоняя болезненные воспоминания. - Золотая болезнь или, по крайней мере, склонность к ней. Это у нас семейное. И однажды я поддался этому и предал вас всех. Нет никакой гарантии, что я не поддамся этому еще раз в этой жизни, хотя я принял все возможные меры, чтобы этого не случилось. Его слова встречены гробовой тишиной, игривая атмосфера "до" теряется из-за серьезности его признания. Тем не менее, он продолжает. - Я пойму, если вы захотите отвернуться от меня сейчас. Я не стану вас останавливать, особенно после того, что я сделал. Это было давно, но некоторые вещи, возможно, никогда не будут прощены. Я осознаю это и понимаю. Ему требуется все его мужество, чтобы встретиться с каждым из них взглядом, по очереди вопрошающим, озадаченным и обеспокоенным, прежде чем он тихо добавляет: - Вы вольны делать, что пожелаете. А потом он подпрыгивает от удивления, когда Оин поворачивается к своему брату и как бы между прочим говорит: - Он немного туповат, ты так не думаешь? Все присутствующие в комнате кивают. - На самом деле, он настоящий придурок, - бормочет Глоин. - Придурок, - услужливо вставляет Дарла, почти не сводя глаз с Торина, который недоумевает, что, во имя Смауга, здесь происходит. - Только придурок мог подумать, что нас это будет волновать. Когда он удивленно поднимает брови, она только закатывает глаза. - Вы же не могли искренне подумать, что мы будем судить вас за то, чего вы даже не совершали в этой жизни. На его лице, должно быть, ясно читался ответ на этот вопрос, потому что она вздохнула и подошла, чтобы похлопать его по руке. - Глупый гном. - Я же тебе говорил, - комментирует Фрерин уголком рта, ничуть не смущаясь, когда Торин поворачивается и свирепо смотрит на него. - Мы все доверяем тебе, ты, большой болван. И снова все присутствующие в кругу кивают головами, некоторые смущены даже чуть больше, чем остальные. - Ты - тот, кто позаботился о том, чтобы у мамы все было хорошо, и заботился обо всех нас, - говорит Ори, и его решительный голос перекрывает общий ропот. - Без клиентов, которых ты привел, с твоим королевским одобрением ее одежды, мы бы и вполовину не преуспели. Когда вся его семья удивленно оборачивается и смотрит на него, он добавляет, немного оправдываясь: - Что? Может, я и молод, но я не слепой, и вы все слышали историю о том, как мама впервые встретила принца Эребора. - Вы назначили меня королевским целителем, - вставляет Оин, который решил откинуться на спинку кресла теперь, когда, похоже, все напряженные моменты остались позади. - А я посол в Эред Луине, - добавляет Глоин, откидываясь на спинку стула. - Не похоже, что в прошлой жизни это было моей работой. И внезапно все, кажется, решают вместе определить, что именно Торин сделал в этой жизни для каждого из них, начиная с должности Бомбура на кухне и присутствия братьев Ур в Эреборе и заканчивая ученичеством Дори, и тем единственным случаем, когда он зашел и купил половину сделанных игрушек из запасов Бифура, и хотя Торин пытается протестовать против, утверждая, что обучение Дори полностью зависит от его собственных талантов и не имеет к нему никакого отношения, из-за общего шума, когда целая группа гномов наконец-то расставляет по местам кусочки головоломки, которые накапливались десятилетиями, его никто так и не услышал. Только Нори хранит молчание, но в его глазах, когда он смотрит на Торина, светится благодарность. Когда шум немного стихает, Глоин внезапно переводит расчетливый взгляд на Торина. - Так вот почему ты так хорошо вел себя с этими лесными феями? Торин слегка вздрагивает от этого термина, хотя вряд ли он может утверждать, что никогда не использовал его раньше, но решает пока проигнорировать оскорбление и кивает. - Так вот что заставило тебя выступить против планов короля Траина в отношении Кхазад-дума, - тихо произносит Балин, обращаясь скорее к самому себе, чем к кому-либо еще. - А я все никак не мог понять. - Слишком многие погибли в первый раз, - просто говорит Торин. - Я не мог стоять в стороне и ничего не делать, когда все эти ошибки повторялись. - Смауг! - выпаливает Дори, и в комнате воцаряется тишина. Он выглядит немного взволнованным, внезапно обнаружив, что все взгляды устремлены на него. - Ты убил Смауга в этой жизни. Мы все стоим здесь, в этом месте, только потому, что ты убил Смауга. На многих лицах, обращенных к нему, слишком много удивления, даже преклонения перед героем, что дает Торину возможность немного успокоиться. Дело не в том, что он не делал всего этого, потому что он на самом деле много чего совершил, как для своей семьи, так и для своего народа, а в том факте, что каждый порядочный гном сделал бы это, если бы ему дали хотя бы полшанса. Он не заслуживает такого восхищения. - Я сделал только то, что мог, и к тому же с несправедливым преимуществом, - тихо говорит он им, стараясь не поникнуть под тяжестью их взглядов. - Любой гном поступил бы так же. - Я бы не был так уверен в этом, - говорит Двалин, и в его глубоком рокочущем голосе звучит убежденность. - Возможно, тебе это не понравится, Торин, но ты во многих отношениях лучше, чем большинство гномов Средиземья. Торин, может, и разинул рот, но совсем чуть-чуть. И это говорит ему Двалин… - Ты становишься сентиментальным к старости? - через мгновение он приходит в себя, но его сердце не принимает шутку, он все еще слишком потрясен. Дис за его спиной маскирует фырканье совершенно неубедительным кашлем, но Двалин даже не удосуживается взглянуть на него, только качает своей головой с ирокезом и указывает: - Это работа Балина. Балин закатывает глаза в ответ на услышанную насмешку, но, тем не менее, кивает. - Это чистая правда. В моем брате нет ни капли сентиментальности, в этом вы можете быть уверены. Само собой разумеется, что он действительно так думает. Все вокруг выразительно кивают головами. Торин смотрит на них, объединенных тем, что они защищают его, и думает: "Хах". Это оказалось несколько проще, чем ожидалось. Конечно, он представлял себе этот момент, когда его компания снова будет действовать сообща, но он никогда не думал, что они объединятся вместе из-за него, по крайней мере, не в этой жизни. Тепло разливается по его телу, смывая застарелое недоверие яростной волной. Он так долго убеждал себя, что ему не нужно их одобрение, что это кажется ему величайшим из всех возможных даров. Они уже не те прошлые четырнадцать членов походного отряда, какими они были в другой жизни, нет, они намного лучше.