Тени алого пламени

      Зима удерживала город в своей ледяной хватке. Время, казалось, застыло вместе с искрящимися на тротуарах сугробами. Небо было глухим и серым, его тяжелая завеса почти касалась крыш. Снег, мелкий и бесконечный, оседал на всё вокруг, заглушая малейшие звуки. Воздух был неподвижным, насыщенным холодом.       Улицы в предрассветном сумраке выглядели пустыми, как будто город забыл проснуться. Фонари, окружённые ореолами инея, испускали слабое, тусклое сияние, которое растворялось в танцующих снежинках. Лишь редкие следы на снегу свидетельствовали о том, что здесь кто-то проходил — торопливо и, возможно, нехотя.       Сквозь плотные занавеси одного из зданий пробивался слабый свет. Офис находился на втором этаже, скрытый от любопытных взглядов. В отличие от заснеженного мира за его пределами, внутри царила стерильная упорядоченность. Комната была просторной, но казалась пугающе пустой. Широкие стены цвета слоновой кости лишены декора, а пол был покрыт темным деревом, слегка поблескивающим от тщательной полировки.       Единственным предметом, привлекавшим внимание, был массивный дубовый стол. На его идеально гладкой поверхности лежали аккуратные стопки документов — ни одной лишней бумаги, ни единого пятна. Каждый предмет находился на своём месте, как будто существовал в строгой симметрии. Это было пространство, в котором не было места ни беспорядку, ни эмоциям.       Тишину нарушал только скрип ручки. Её звук был отчетливым и, несмотря на свою монотонность, каким-то тревожным. Словно каждое движение оставляло на бумаге не просто текст, а что-то более значительное, невидимое постороннему взгляду.       За столом сидел мужчина. Он был около тридцати лет, но лицо его казалось старше — не из-за морщин, а из-за напряжения, будто невидимый груз давил на него. Черные волосы падали на лоб, слегка прикрывая глаза цвета тёмного мёда. Эти глаза были холодными и сосредоточенными, как у охотника, который выслеживает добычу или пытается удержать собственные демоны.       Он был одет в строгую чёрную рубашку с длинными рукавами и несколько верхних пуговиц расстегнуты, несмотря на то, что за окном бушевала снежная стужа. Через ткань угадывались шрамы — неровные линии, которые скрывались под слоем ткани, но выдавали себя, как застывшие вспышки прошлого. Эти отметины не рассказывали историю, они были лишь напоминанием, что она существует.       Ручка в его руке двигалась с отточенной точностью. Он методично заполнял строки, одно слово за другим, как будто это было его единственным занятием в жизни. Каждое движение было уверенным и механическим, словно он довёл этот процесс до совершенства. Но в этом автоматизме чувствовалась странная отчаянность, как будто он не просто работал, а пытался сбежать.       На мгновение мужчина замер. Рука застыла над бумагой, а глаза пристально уставились на строчку. В этот момент в его взгляде мелькнуло что-то неуловимое — тень воспоминания или, возможно, сожаления. Это выражение длилось лишь секунду, прежде чем исчезнуть, как будто его и не было вовсе.       Мужчина выдохнул, почти неслышно, и вновь погрузился в работу. Его лицо вновь стало маской спокойствия, за которой скрывалась буря. В комнате, несмотря на её тепло, чувствовался холод, пропитывающий всё вокруг. Словно зима за окнами нашла путь внутрь, принеся с собой что-то, что не поддавалось времени и пространству.