Лэндхелл

Они всегда старались сделать это у нее на глазах. Они чутко следили, чтобы ее детские уши не пропустили ни один крик, ни один вздох. Они делали Им больнее, когда она отворачивалась или закрывала глаза. Она начинала затыкать уши, и тогда ей связывали руки. Иногда били и ее. И резали. Но ей будто бы доставалось меньше всего. Так и в этот раз. Она чувствует бедрами ледяной пол помещения – Рич так и не разобрался, подвал это или чердак, но пол бетонный, холодный. За прямоугольником окна скулит февральская вьюга, и какая-то излишне живая мысль скользит во чреве сознания. Как там отец? У него же пневмония. Это когда легкие болят и не могут дышать, и тогда в человека вставляют трубку – Юки видела в больнице. Или не трубку. Или это было не в больнице. Или она не Юки. Но она кто-то. Кто-то, сидящий на полу, вжимаясь в стену, чувствуя, как на бедро давит рукоять ножа. Она может выхватить его и ловко перерезать веревку, сделать смелый выпад вперед. А дальше? У этого проклятого места нет дверей, только решетчатое окно, на нем прутья, как в зоопарке. К тому же, пока двигаться нельзя – взрослые не давали сигнала. Взрослые медленно проникают в детский дом, и совсем скоро ее освободят. Взрослые знают как лучше. Только отчего-то они не приходят. Сегодня мучают Санни. Она выглядит слабее всех – когда убили Мэри-Энн, она плакала на плече Юки без остановки. И напрасно было гладить ее по спине и тёмным вьющимся волосам. Напрасно. Санни темнокожая с серыми глазами – очень странно и забавно, так ей показалось в момент их знакомства. Но глаза не трогают, в отличие от… Не глаза. Нет. В этот раз ноги. Она слабо пинается. Этот умоляющий взгляд. О, Богиня! Этот взгляд, это выражение лица. Если бы Юки только могла прекратить чужие страдания, если бы ее руки были не связаны. Веревка это ерунда. Юки связана по рукам и ногам, связана долгом и страхом, страхом и долгом – их нити практически одного цвета. – Не брыкайся, отродье черномазое, – детская ступня шоколадного цвета в клешнях одной из Тёток, – ты же дочь тех похитителей детей, да? Таких же черных гнид. – Понаехали, ублюдки, – у второй тетки нож, тесак, острый, блестящий. Скулящий. Разящий. Ее бы этим тесаком-клинком, и бежать. Нельзя, – это твоя вина тоже. И твоя, парень. Последнее слово извивается коброй на оголенной сковородке. Они знают, они все знают. Они знают, что она… Что это ее вина. Тесак опускается на мизинец Санни, и ее крик впивается в уши, перекрывает воздух. Скулит. Как вьюга. Юки заставляет себя не отворачиваться. Не закрывать глаза. Тошнота подступает. Сознание путается. Крики. Мизинец. Кровь, капает вниз, в чашу, и, кажется, прямо в чаше искрится магия. Кровь. Опять мизинец, этот же, хотя он будто бы только что упал вниз, прямо в чашу. Но он снова цел, и он снова кричит. Кровоточит. Нож кровоточит, женщины превращаются во вьюгу, Санни – в таз, слезы – в тишину. И нет больше мизинцев, теток и девочки. Только кровь и слезы. Красное на сером, и на белом – залетающем в окно белом. Оно холодное или горячее? Оно существует или просто сахар? Юки сидит в тишине несколько секунд, а затем вдруг вспоминает. Это сон. Пусть он и похож, как две капли воды, на ее воспоминание, пусть Они говорят то же самое, что говорили тогда, и пусть, как Тогда, темная кожа ноги невинной Санни краснеет от крови, этого всего давно уже нет. Это было тогда, когда был февраль, отец и Эрнест. Когда Смерть только обрела форму человека. Юки знает, что «сейчас» не «тогда», но не может понять, какое же, в таком случае, ее «сейчас». И если в этом времени нет ни Фоксленда, ни папы, ни Эрнеста, то что вообще тут есть? Он заходит в кровь комнаты, хотя у нее и нет дверей. Он человек, но кожа его странного фиолетового оттенка и немного блестит, как если бы он весь окунулся в банку краски. Волосы его тоже фиолетовые, пусть и темнее, и сам он выглядит так, как положено выглядеть тому, что является и сном, и реальностью. Он и монстр, и призрак, и человек – Юки не встречала таких раньше, хотя догадывалась, что они есть. Будто бы их существование и было всей сутью этого странного мира. Но глаза у Сущности человеческие – коричневый и голубой. Кажется, у щенка хаски мистера Кейси похожий взгляд. Только кто такой Кейси? – Красное, – он вздыхает и улыбается, печально и устало. Голос у него мягкий и низкий, приятно давит на барабанные перепонки, – и у Вас тоже красное. Юки не понимает. – Энергия сладка, а думы горьки, – продолжает он, целуя ее руку, – но отчеговы попали сюда? Наше убежище – ваша тюрьма? – Извините, – наконец шепчет она, – убежище? Тюрьма? Я пришла сюда… Я пришел сюда сам. – Тогда, вы – рыцарь? Вы спасете Королеву? Ей кажется, что он шепчет что-то еще, и это похоже на три слова. Но она не успевает ни спросить, ни ответить, потому что в комнате светлеет, и в окно с моря дует прохладный, но теплый ветер. Вы спасете Королеву от самой себя? Юки выдыхает и просыпается одним рывком. Голова раскалывается так, будто бы по ней изо всех сил ударили топором. Сон разлетается горстью пыли. Он практически исчезает, оставляя в мыслях лишь горькую, спутанную темноту и человека с сиреневой кожей. Дыхание неровное, частое, липкое. Ей требуется целая минута, чтобы успокоить сердце и мысли. Лишь тогда она огляделась. Отель стоял непоколебимой крепостью, и все его светлое, пушистое убранство успокаивающе гладило ее по волосам. Постельное белье нежно касалось щеки, и успокаивающе обнимал ее сильно напряженное тело тяжелый матрас. Окно было приоткрыто, и в него сочился мягкий утренний свет. Юки подошла к нему и раскрыла настежь, впуская в комнату неумелую зарю. Здесь, на Юге, на самом краю континента, летом день короче, чем в Миоле или Леоне, и потому сейчас, в пять утра только светало, хоть это и была пылающая середина июля. Утро было настолько ранним, что у синего, уходящего в розовый, горизонта, еще сияли звезды. Юки узнала созвездие дельфина и приветливо улыбнулась ему. Дельфин таял в небосводе и будто бы погружался в бушующий небесный океан. Рич растекся на своей подушке сияющей масляной каплей, а рядом стояли таблетки. Если коробочка около Ричарда, значит, она их приняла. Значит, лекарства в фальшивом городе так же фальшивы. И ей придется до самого конца миссии подниматься с первыми петухами, головной болью и неприятным осадком – единственным подарком ее воспоминаний. И с человеком. Человеком из сиреневого и фиолетового, человеком с разными глазами – как у хаски мистера Кейси. Кажется, во сне она тоже об этом подумала. Кажется, Человек не был сном, как не был и реальностью, он был чужеродным предметом, существом другого толка. Не частью кровавых картин ее сознания. Поэтому Юки и запомнила его так четко – на фоне метели и замкнутости, на фоне выцветшей крови, он был реальнее всех ее кошмаров. Жаль, говорил лишь чушь. Или не совсем чушь? О рыцарях и королевах. Кажется, он ее, Юки, сравнил с Рыцарем. От этого открытия стало смешно. – Надо же, рыцарь! – сказала она в окно. Город был пуст и величав. Рич продолжал спать, – я не рыцарь, я дезертир. Никому не помогла и убежала с позором. И ведь убежала даже не во вражеский лагерь, а куда-то в темноту. Вся правда была в том, что при всей своей ненависти к окружающему миру, обществу, настоящему и будущему, Юки больше всего винила себя. И, может, она была лишь маленьким ребенком, загнанной в угол девочкой, жестоко обманутой взрослыми, она чувствовала каждым нервным окончанием – ее вина тут тоже есть. И будто бы ее проступок не был бездействием. Точнее, не только бездействием – но еще и чем-то другим. Сильным. И если и была причина, по которой Юки во время этой миссии не лишилась пальцев и глаз, а только лишь памяти, то эта причина – сама Юки. Что-то в ней. Что-то, что им было от нее нужно. Нужно сильнее, чем её кровь. Она проскользнула в ванную, и только там, умывшись и вытерев лицо махровым полотенцем, пришла в себя. Из зеркала на нее смотрел уже мальчишка – сегодня она была сильнее похожа на юношу. Но на всякий случай, она все же дорисовала лицо и растрепала волосы. Почему-то в этом странном мире только парням разрешена небрежность. Однажды девочка с младшего курса пришла на совмещенную лекцию в мятой рубашке, и преподавательница – доисторическая бабушка в розовом – громко и на всю аудиторию отчитала бедолагу. Мол, тебе еще рожать, ты будущая мать, а позволяешь себе «такое». Юки задумчиво вертела между пальцев карандаш. Она тоже была в мятой футболке – задавали так много, что гладить вещи было некогда. Отель все еще спал. Жара подкатывалась незаметно, разгораясь и распаляясь с каждым движением стрелки часов. Медленно текло время, и тихо клонило в сон. Сердце билось осторожным маятником. Сидеть в номере с книгой или ноутбуком не хотелось. И осторожно, стараясь не скрипеть ступенями и не издавать лишнего шума, Юки выскользнула вниз, встретившись взглядами с Рикки. Кажется, она здесь главная горничная. Девушка задумчиво сидела на ресепшене и заплетала косы. – Здравствуйте, Мистер Аделл! Как вам спалось? – Доброе утро! Неплохо, спасибо. Решил прогуляться до жары. – Повезло, – она мягко улыбнулась и зевнула, виновато прикрыв рот ладонью, – рекомендую посетить пляж. Сейчас там, должно быть, нет ни души. Юки вежливо кивнула и вышла на улицу, обволакиваемая утренним туманом. Город казался воздушным замком. Невесомым и почти прозрачным. Он тонул в собственном мареве, пах теплом и магией. Дома взбирались по пологому склону горы, который водопадом стекался к полукругу пляжа. Они отбрасывали ползучие, бархатные тени, прятали в них хурму и инжир, своими зелёными плодами те тянулись к земле, к мощёному асфальту дорог. Улица чем-то напоминала коридор Центра, но над полукруглом узкой улочки высился не болезненно-белый потолок, а предрассветное небо. Игния, желтоватая планета, мерцала на востоке. Юки машинально вспомнила легенды, окружающую эту рубиновую звёздочку. Богиня огня, что уничтожила своё тело ради ребёнка, не вызывала у Юки восхищения. Но вызывала сочувствие и понимание. Наверное, этого и не было никогда, и не существовало Богини, что однажды родила ребёнка ценой своей жизни, но были сотни женщин, однажды положивших свою личность на алтарь нового рождения. И эти женщины вылили мириады слёз на могиле своего существа. А после именно из их них родилась эта легенда, однажды подарившая имя второй от Солнца планете. Юки сделала несколько шагов по улице, и туман влажно коснулся щиколотки. Она пошла на восток, и просыпающееся Солнце ослепило глаза, топя в жёлтом блеске приземистые домишки. У входа в некоторые дома высились бананы и пальмы. За короткими ажурными оградами распускались летние цветы. Буйство ярких красок поражало воображение - фиолетовый и розовый, белый и красноватый, голубой и пурпурный - цветы покачивались на солёном ветру. В центре цвели кусты жасмина - белоснежные цветы благоухали в хрустальной тишине. А между ними притаилась сирень, цветущая нежно-фиолетовыми цветами, похожими на кожу того Мужчины из сна. Юки и показалось, что она снова спит. Все остальные цветы были хоть немного летними - они зацветали в июне и радовали глаз своей сладкой нежностью. И во всём этом великолепии пушистая и ароматная сирень вяла - её цветы сжимались, как в тисках, и опадали на землю и чужие плечи. К июлю даже самые поздние виды сирени увядали, а к июлю, особенно на Юге, ты их и не помнил вовсе. Но цветы были настоящими - девушка прикоснулась к нежным лепесткам, и с их острых углов осыпались серебристые капельки росы. Более того, меж ярких пятен цветов были плотно закрытые бутоны. Юки отошла на несколько шагов и вздохнула. Между пальцев у неё оказался робкий сиреневый цветок - семилучевая звезда. – Юки, смотри! – Эрни подкрадывается со спины и случайно получает локтём в грудь, не успевая увернуться, – ты чего? – Это ты чего? – она быстро поворачивается, – прости, я не хотел, просто рефлекс. Не больно? – Я же человек из стали, – за улыбкой друга прячется лёгкая боль, но он отказывается от неё, внимательно изучая свои руки, – я почему тебя искал… смотри, что я нашёл! Они стоят в саду у Агенства. Пушистые кусты сирени, как праздничные ели, украшены тяжёлыми соцветиями всех оттенков фиолетового. Где-то вдалеке журчит фонтан – он вытянулся над гладью небольшого пруда, краснеющего от игривых карпов кои – их выпустили туда лишь неделю назад, когда закончился сезон дождей. У Эрнеста – десятилетнего мальчишки с ярко-рыжими волосами – на раскрытой ладони маленькая звёздочка – цветок сирени с семью лепестками. Юки восторженно открывает рот и поднимает на друга сияющий взгляд. Тот смотрит сверху вниз с такой же яркой улыбкой. Сердце девочки замирает от робкой детской влюблённости, но Эрни этого не замечает, ожидая её реакции. – Целых три лишних лепестка! Я видел только с пятью. – Вот я тоже, а тут - совершенно случайно, представляешь? Как в том рассказе про цветок с семью лепестками. – Помню! Девушка отрывала лепестки и загадывала желание! Жаль, у нас такого нет. – Но вот же он, на моей ладони. Сирень с пятью лепестками исполняет мелкие просьбы, но тут их целых семь! Каждый лишний лепесток увеличивает силу желания. – Не думаю, что каждый лепесток сможет сотворить нечто подобное. Это же всего лишь сирень. – Я тоже так считаю. Но на одно желание такого мощного цветка хватит. – Откуда знаешь? – Съешь – расскажу! Юки смеётся и забирает с его рук морскую звезду цветка, а затем отправляет в рот и морщится. Лепестки горчат. Она сжимает пальцы в молитвенном жесте и загадывает желание. Своё самое заветное желание. – Так, откуда? – Я это придумал! - смеётся он. Без злобы. Даже в такие моменты он всегда смотрел с нежностью, – но если верить в подобные вещи, они сбудутся, вот увидишь! – Ну, посмотрим! Поверю, только если исполнится мое желание! Юки отмахнулась от навязчивого воспоминания и, будто бы в погоне за чем-то незримым, отправила сирень в рот. Она всё так же горчила, но отдавала медовой сладостью на кончике языка. Нежный цветочный запах заполз в нос. Кажется, Эрнест тогда спросил, что же за желание должны исполнить лишние лепестки. – Всегда быть рядом с тобой и с папой, – усмехнулась она, – тогда я пожелала именно это, Эрни. Сказала это шёпотом, обращаясь к Солнцу, что уже выползло из-за гор и ласково, будто бы успокаивающе, погладило её по щеке. Если же после смерти люди не уходят в Нижний мир, то, наверное, становятся чем-то вездесущим и неосязаемым. А он, вероятно, стал светом, и он сейчас здесь – такой же нежный и тёплый. В носу защипало и неожиданно захотелось плакать. Но она не проронила ни одной слезинки. Кажется, новость о его смерти навсегда забрала её способность плакать. Интересно, а чем бы стал отчим? Он был хорошим стареющим мужчиной с пышными усами и грустными серо-голубыми глазами. Наверное, он холодная вода в глубокой горной реке, он ярко-бирюзового цвета и отражает глубину и скорость. От мыслей её отвлекла чёрная тень. Она мелькнула мимо, как световое пятно, а затем застыла напротив фонтана. Юки ожидала, что это простая иллюзия, игра солнечного света, и она исчезнет, стоит повернуться к тени лицом. Но с поворотом головы Тень не распалась на мягкие блики, она лишь вытянулась и вздрогнула, как испугавшийся зверь. У тени не было лица - только темное пятно, похожее на голову на тонкой шее. Она была тощим, почти долговязым силуэтом, и она смотрела прямо на Юки. Девушка не видела ни глаз, ни бровей, но знала, что они есть, и что в них, в этой черноте - боль и тоска. Тень подошла к фонтану, всё ещё не отрывая от Юки свой строгий, а может, умоляющий взгляд. Девушка напряглась - но тень не желала ей зла. Она не желала уже ничего, только тосковала. Длинная щуплая рука вытянулась вперёд и коснулась брызг фонтана, Тень в последний раз взглянула на Юки и рассыпалась горстью пепла. Девушка замерла на несколько секунд, но Тень так и не объявилась. На её месте оказалась горка золы - пальцы Юки моментально почернели от соприкосновения. Но через секунду исчезла и она, оставив свою единственную свидетельницу на корточках, напротив пустоты. Юки осторожно встала и направилась в сторону пляжа, вспомнив рекомендации доброй Рикки. Она шла мимо раздражающих красных клумб, смотря куда-то в небо, будто бы пытаясь найти в облаках ответ на вопрос, который теперь поселился в её душе. Точнее, на целый бисер вопросов. Что это была за тень? Долговязая, тёмная и тоскливая? Почему она исчезла, и почему исчезла зола, стоило Юки лишь прикоснуться к ней? Юки всё листала учебники, навсегда отпечатавшиеся в её голове. Общая магиология. Магические искажения. Практическая гостология. Призраки: гуманоидные и не очень. Научная литература, история самых интересных исследований и, конечно же, вездесущие научно-популярные книги с глянцевыми страницами и излишне увлекательными названиями. Но ни на глянце научно-популярной литературы, ни в мелком шрифте учебников не было ничего о высоких и пропадающих тенях, и о их тоскливом взгляде и скорой смерти. Юки даже не совсем понимала - был это призрак живого человека, искажённый и неисследованный, или же это магия приняла человеческий облик, как в зазеркалье появляются человекоподобные Отражения? Надо было сообщить об этом Мэй, может, она даже зарисует это по описанию? Несмотря на то, что Хиро выглядел серьезнее и взрослее, Юки была несколько предвзята к его хрупкому самомнению. Через секунду в неё кто-то врезался, и Юки машинально удержалась на ногах, по старой привычке. Некто отлетел прямо в мозолящую глаза красноту клумбы. Пришлось на неё всё же посмотреть, чтобы извиниться перед бедолагой, так неожиданно вылетевшем из-за угла. И надеяться, что он - не очередная тень, или не фарфоровая кукла. Но среди высоких и почти одинаковых маков, поломав и смяв цветы, растерянно сидел симпатичный, но совершенно обычный юноша. Он был одет в странную голубоватую рубашку с широким и ассиметричным рукавом и свободные, кажется, льняные штаны. Их светлый серо-коричневый цвет был идентичен цвету его вьющихся растрепанных волос. Широко распахнутые глаза были серыми, хотя из-за близости клумбы и живой изгороди на долю секунды показались зеленоватыми. Но вот, солнце осветило их ярче, и у зрачка блеснуло серебро, потонувшее в бликах. Юки несколько замешкалась, а после протянула ему руку. – Простите, – сказала она, пряча всё своё удивление, – я не заметил вас. – Спасибо за помощь, – бодро заговорил мальчишка, но вставать не поспешил, – я тут немного посижу. Всегда хотел сесть в клумбу. – Думаю, вам всё же надо встать, – настойчиво заверила она, норовя уже уйти. Помощь ему, видимо, не требовалась. – Да, Вы правы, только вот… О, мой Бог, смотрите! Не уходите, поглядите же! – Юки нехотя развернулась, – это мак с пятью лепестками! Такое разве бывает? Все внутри Юки сжалось и вывернулось наизнанку, но почти не отразилось на её лице. Она также равнодушно кивнула и улыбнулась уголком губ. Юноша поднялся на ноги и оттряхнул землю от штанов. Ярко-красный цветок с лишним лепестком крикливо алел между его пальцев. Юки машинально подумала, что маков цвет слишком большой, и его так просто не съешь. Может, если оторвать лепесток – желание исполнится? – Вот видите! Это так замечательно, что вы в меня врезались! Я впервые увидел мак с пятью лепестками! – Поздравляю, – Юки всё же немного улыбнулась. Она тоже. – Вы такой хладнокровный… Вы случайно не принц? Хотя нет, вы, наверное, Рыцарь! Такие сильные руки, и не упали от столкновения, значит, точно не аристократ. Ну, не принц, не вельможа. Это хорошо, мы тут аристократов не любим. А, кстати, кто вы? Я знаю всех жителей Лэндхелла. Но не вас! – Я ученый, – Юки постаралась сделать своё выражение лица серьёзным, – мы приехали изучать магическую активность этого города. – Понятно! – до юноши, кажется, не дошло, но спустя секунду он широко улыбнулся, – магию? Вы магиологи? А сколько вас? А с какими приборами вы работаете? А что, магия в нашем городе такая… Не такая, да? Там та магическая трава в лесу, и да…Но отчего ученый такой сильный? Серьезно, я вроде качаюсь, но ваши мышцы… Вопросы посыпались на Юки с той же силой, с которой на голову падает холодный ливень в сезон дождей - она даже остановилась, чтобы переварить сказанное. Юноша сиял. Несмотря на слегка детский вид, его голос уже сломался и значительно выделялся на фоне низкого, но недостаточно грубого голоса девушки. Это заставляло нервно задуматься о том, что спектакль скоро придётся заканчивать. Интересно, а зачем ей притворяться перед горожанами? Они же не совсем люди, а скорее призраки. Очень материальные призраки. Почему она вообще продолжает притворяться, неужели только из-за Них? “Отставить рефлексию”, – громко подумала она и сфокусировала своё внимание на парнишке, виновнике её странных мыслей. – Извините, я задаю слишком много вопросов, – улыбнулся незнакомец. – Я заметил. Но, к вашему сожалению, я спешу. Может быть, поговорим позже. Странное ощущение, которое возникло рядом с этим сероглазым чудом света, постепенно исчезало, сменяя себя лёгкой меланхолией. То-ли из-за того, что Юки не разрешила себе поговорить с этим парнем, то-ли из-за этого сухого вежливого обмана, которым она так естественно закончила предложение, её накрыло ледяное чувство тоски и безысходности, снова захотелось плакать. И этот цветок дурацкий - с пятым лепестком. – Ой, ну ладно… Точно, я же тоже спешу! – он чуть было не схватился за голову, – вы никого, кроме меня, тут не видели? Нет? Ох, ну ладно. Возьмите. Знаю, обычно парни дарят цветы девушкам, а не другим парням, но в этом нет никакого подтекста. Просто лишние лепестки исполняют желания, а вы показались мне грустным. – Но как же ваши желания? – прошептала Юки, вместо того, чтобы уйти. – У меня их нет! – улыбнулся он уже через плечо, а затем исчез за углом живой изгороди. Юки осталась одна, посреди взволнованного утра. Между пальцев она сжимала неприятно красный мак. Юки ненавидела красный. Он напоминал ей лужи крови на полу и на стенах, буро-красные тазы, в которые водопадами текла капиллярная, венозная, артериальная кровь, мешаясь в диких разводах. Но мак в ладони не был похож на кровь - его лепестки, обрамляющие темную середину, были полупрозрачными и нежными. Как тонкие ломтики кисло-сладкой клубники или мармелада. Пятый лепесток неловко затесался в ровной четырёхугольной конструкции. Цветок не был похожим на смерть или кровь. Он походил на сон. Больше и выше своих полевых собратьев, но такой же нежный и красноватый, в рыжину. Несмотря на то, что эти цветы бывали розовыми и белыми, на клумбах города росли только красные. Почему-то Юки забрала цветок с собой и тихо пошла в сторону дома. Встреча отбила всякое желание идти на пляж. Времени ещё было много - по ощущениям, она гуляла всего ничего. Но, если пойти длинной дорогой, возможно, получится немного его потянуть. И никого больше не встретить - ни тень, ни сероглазого призрака, кого-то потерявшего. До самого края города она дошла без приключений. Там, где море сливалось с горами, и углубление, в котором приютился Лэндхелл, доходило до своего края, Юки неуверенно села на последнюю скамью. Здесь было нечто вроде смотрплощадки - одинокий фонарь возвышался над последней скамьёй и глядел своими стёклами на гладкий морской берег - совсем узкую полосу, робко выглядывающую из-за утёса. Под ажурным забором виднелся город - тот его край, который спускался всё ближе и ближе к спокойной лазури. В тишине раздался чей-то истошный крик, и Юки вздрогнула от него всем телом, напрягла руки и вытянулась, как струна виолончели. Кричала женщина - не девочка, не ребёнок, и это отчего-то успокаивало. Как бы не была страшна ситуация, она всё равно не страшнее того, что уже случилось. Того, что было тогда. – Без головы, – Юки вслушалась, – его нашли без головы! Дальше женщина говорила тише, и её слова потонули в гомоне. Видимо, это происходило почти под ней – голоса звучали чётко, почти что твёрдо, и суета разрасталась, как раковая опухоль. Чтобы не стать поглощенной этим тревожным шумом, пришлось скорее уйти - выскользнуть на улицу, растущую вверх, а затем быстрым шагом дойти до нужного района со знакомой ажурной вывеской. «Цветение» ещё спало. Юки прошла вдоль тёплой кромки здания и заглянула в узкую подворотню – странный промежуток меж крупной гостиницей и, по всей видимости, обычным сонным жилым домом. Больше странностей не происходило. На этой улице было спокойно: до неё ещё не долетели крики толпы и визгливые плачи, и не было в ней причудливой тени и мальчишки с маками. Эта часть Лэндхелла спала сладким последним сном, и стояла прежним прозрачным миражом. В её дальнем углу цвёл их широкий балкон. Можно было отдышаться и подумать о том, что же произошло. Он без головы. Он – это, наверное, человек. Точнее, призрак. Но все признаки тут несомненно люди. Давно погибшие каким-то образом люди, и странно было бы считать их кем-то другим, относиться к ним иначе, и чувствовать к ним что-то другое. Странное. Незнакомое. Или, всё же, знакомое? Юки могла только надеяться, что без головы нашли кого угодно, но не того мальчика с лишним лепестком. Что-то в его взбалмошном и невинном образе отзывалось в сердце Юки странной тяжестью и тоской. Будто бы что-то в этом юноше было не то, что-то во всей атмосфере, которую он создавал вокруг себя, было способно вывести её из равновесия. Вывести намного сильнее, чем такая очевидная параллель с лепестками. Но Юки не хотела верить в эту мысль, она её отвратительно смешила и пугала. – О, Юки! – послышался сверху весёлый женский голос, – ты давно проснулся? – Да, – она вежливо улыбнулась, – решил пройтись, пока город пуст. Может, что-нибудь найду. – И как, нашел? – Мэй выглянула из-за массивной пеларгонии. – Да! – спохватилась она, пряча мак за спину, – я сейчас поднимусь и расскажу. – Отлично! Готовить умеешь? – Юки неопределённо пожала плечами, – вы, парни, все одинаковые. Ладно, овощи на салат порежешь. Режешь-то ты, наверное, хорошо. С таким-то прошлым. Поднимаясь по лестнице, Юки думала, что её новой коллеге не хватает такта. Но, зато она добра, несмотря на все её шутки и подколы. Прекрасно выделяется на фоне Хиро, вроде старающегося сделать из себя эдакого принца. А эта его гримаса, отражающая всю его неприязнь, напоминала ей маленького капризного ребёнка. Вероятно, крайне избалованного родителями. Картина с парнем, у которого вместо лица чёрное пятно, укоризненно оглядела Юки. Интересно, а эта тень могла быть этим мальчишкой под пятном? Не от того ли он смотрит на неё с той же тоской и немым вопросом? И не от того её вновь наполняет эта серая, грубоватая тоска? Об этом она расскажет чуть позже. Когда каким-либо образом удостоверится, что это тянущее ощущение – не её личная фантазия. Перед глазами промелькнул ежедневник Мэй с набросками изображений. Значит, она всё же что-то ощутила: и вопрос Юки был бы как нельзя уместен. В номере её ждал поразительный сюрприз: Ричард проснулся и что-то увлечённо вещал, сидя на полке для специй. В правой его лапе дымился поджаренный белый хлеб, с которого едва не стекала арахисовая паста. Спирит воспроизводил свой любимый монолог о истории магии. Юки опустила мак на край стола и вслушалась. – …она образовалась дважды или трижды, и от того огонь настолько неистов и дик. Также магические частицы могут сжигать сами себя, при этом меняя цвет пламени, – вещал он, заглядывая Мэй в глаза. На сковородке шипела яичница. – Да, помню, голубое пламя, Сорами, – Рейко повернулась к Юки, – о, ты поднялся! Мой руки и бери ножик, салатница на столе. – Хорошо, Юки поспешила в ванную, но оставила дверь открытой, чтобы услышать, что будет дальше. – У Сорами и других людей с запретной ступенью огненной магии – голубое пламя. У демонов – тёмно-красное, хотя ходили легенды, что раньше оно было белым, а в красный его окрасила кровь, пролитая Королем демонов. – Ого, впервые слышу! Мы это не проходили! – В современном мире довольно странные представления о жизни. Легенды и исторические факты поменялись местами. – Я верю, что ничто не создаётся для уничтожения, – сквозь голос Мэй скользнула улыбка, – наверное, действительно демоны не были злом изначально, но что-то их поменяла. Тогда и белое пламя имеет место быть. – Я ценю это, – Ричард посмотрел в сторону выходящей из ванной Юки, – ты слышал о зелёном пламени? – И тебе доброе утро, Ричи, – Юки усмехнулась, – конечно, мы же проходили формы пламени на магиологии. Зелёное пламя – божественное. Сжигает и магическое, и физическое. У него пепел ещё фиолетово-чёрный. Существование не подтверждено. – Ну, в теории я не сомневался, ты же медалист, – Рич с хитрой ухмылкой посмотрел на Мэй, – только новости не смотришь. – Подтверждено, – девушка протянула Юки нож, держась пальцами за тупое лезвие, – вчера вечером доказали. До этого были лишь слухи о юноше, владеющем силой зелёного пламени, но вчера вышел репортаж на эту тему. Неделю назад сгорела штаб-квартира секты, кажется, они были одержимы бессмертием, и, по словам очевидцев, горела она зелёным пламенем. А вчера утром нашли тот самый пепел, а датчики показали, что в этом месте сгорела вся магия. – А сектанты? – зачем-то спросила Юки. От её сознания упруго оттолкнулось: «Одержимые бессмертием». Неужели это последователи Тех тёток? Впрочем, их больше нет. «Да, это были они», – Ричард нежно отозвался в её сознании, – «те, кто не участвовал в миссии в детском доме, но они руководили этим культом и развивали его”. Постепенно её накрыло постыдное облегчение. Со времён самой трагедии, со времён череды смертей и мучений, Юки дала себе твердое обещание, никак не связанное ни с тайнами, ни со сближениями. Это был почти обет, почти клятва – самое важное, что она была способна решить и запомнить, хранить в своём сердце на самом видном месте. Она больше не должна не только убивать, но и радоваться чужой смерти. Потому что каким бы ужасным ни был преступник, насколько бы много зверств человек ни сотворил, он всё равно не заслужил смерти. Да будь он трижды убийца и насильник, он заслуживает, может быть, гнить в тюрьме до конца жизни, но умереть от чужой руки даже такому мерзкому созданию нельзя, никому нельзя. А радость его смерти приближает тебя к его мерзкому лику. Но облегчение было. Оно уютно грело душу и сердце, и даже удивляло своей силой. Оно просто было сильнее, чем она, оно было её памятью, болью и трагическим воспоминанием. Может быть, оно даже было больше ею, чем сама Юки. – И говорят, – продолжила Мэй. Юки к этому моменту уже очнулась и послушно нарезала огурец. Иногда кажется, что блуждание в мыслях происходит целую вечность, но снаружи проносилось лишь несколько секунд. Юки воспринимала это как свой личный временной парадокс, – владелец этой силы – очень молодой парень! Никто не может запомнить его лица или цвета волос, только позу, в которой он стоит. Как будто молится. Глубоко молится, скрестив все пальцы. – Может, это Бог? – огурцы соскользнули с доски в винтажную салатницу, увешанную узорами, – своеобразное явление божества народу. – Всё может быть, – Ричард многозначно уставился в потолок и замолчал с тем выражением лица, какое бывало у него временами. Это были те минуты, когда у него было, что сказать, но делать этого он не мог. По его собственному объяснению, призракам нельзя рассказывать, что они видели с Той стороны. Иначе – всё. Что именно «всё», Юки не спрашивала, но примерно понимала. Помидоры за неё порезал Ричард, молча перехватив нож. Юки взяла другой и справилась с болгарским перцем и луком. По какой-то причине резка последнего никогда не вызывала у неё слёз – только легкое жжение в глазах. Эрнест вот лук ненавидел, ни резать, ни есть, даже в гамбургерах или в панировке. Юки никогда не понимала этой слабости, но очень её любила. Фиолетовые полукольца исчезли в салатнице. Рич залил всё оливковым маслом, и комнату наполнил сладкий аромат, смешиваясь с запахом жареного яйца, распластавшегося по глади сковородки. Мэй поставила её на деревянную подставку под горячее и опустила в воду сосиски. – Они куриные, – Мэй улыбнулась девушке, и Юки удивилась подобной заботе. Она, конечно, заикнулась о своей нелюбви к свинине и говядине, но не ожидала, что к этому подойдут настолько ответственно, – ты вроде бы что-то видел? Садись, возьми бутерброд и расскажи, что это было. Только сейчас Юки заметила, что на тарелке с позолоченным краем лежали ещё несколько треугольников, покрытых арахисовой пастой. Она неуверенно взяла один из них и уселась на стул, уставившись на прямую спину Рейко. Сегодня девушка была одета в сиреневое платье с рукавом по локоть. Аделл, размышляя о полной, но поражающе изящной фигуре коллеги, откусила от бутерброда маленький кусочек, не ожидая ничего необычного. И стоило еде попасть на язык, Юки сделала аж два открытия. Первое оказалось просто забавным: она ужасно проголодалась в своих одиноких скитаниях по городу. А второе поразило её до глубины души. Хлеб оказался не только ароматным и хрустящим: он имел приятный мучной вкус, смешанный с легкой маслянистостью. Липкая, слегка шероховатая арахисовая паста обладала тонким ореховым ароматом и приятной сладостью. Их сочетание создавало какой-то забытый и удивительно приятный вкус, раскрывающийся во всех своих гранях. Юки удивлённо поглядела на треугольник на надкусанной вершиной. Уже очень, очень давно почти вся еда потеряла свой вкус, оставив девушке лишь запах и текстуру. Но теперь она ощущала это так чётко, как будто бы вернулась в своё счастливое и увлекательное детство. Сосредоточиться на разговоре было сложно, поэтому она отложила бутерброд на стол. Доест потом и, пожалуй, возьмет ещё один. – Я видел тень в центре города. Он был по форме как очень высокий человек, но без лица, одежды и чего бы то ни было. Просто силуэт. Тень поглядела на меня, а потом распалась на хлопья пепла. Когда я прикоснулся к пеплу, тот исчез, и ещё… Тоже в центре цвела сирень, хотя не сезон, – Юки задумалась, но решила, что в мальчишке и маках не было ничего необычного, – А потом в нижней части города кто-то закричал про то, что кого-то нашли без головы. Тогда я пошёл домой, потому что началась суета. – Ого! – Мэй наконец-то закончила все приготовления и опустилась на стул, разминая плечи, – я даже не знаю, что меня больше удивляет. Тень или то, что кого-то нашли без головы. – Меня удивляет то, что это произошло в одно утро, – заметила Юки, наконец-то доедая бутерброд, – не слишком ли много чудес на одно место? – Спорные чудеса, конечно. Я о том, что оба действия – в каком-то смысле метафора смерти, – Ричард задумчиво потянулся за следующим бутербродом. – Ну, с головой-то понятно. Во многих легендах чтобы доказать, что человек умер, ему отрубали голову. И все мертвецы на таворежских фресках без голов. А с тенью что? – Таворежские фески, – Юки удивлённо вскинула брови, – впервые слышу. Я, конечно, не вдавался в особенности таворежского искусства, но… – Очень зря! Я самих жителей Тавореха побаиваюсь, с детства так. Но их история очень интересная. Пока весь мир был одержим бессмертием, они находили в ней успокоение. Иногда даже новое рождение. Зависит от региона. Почти всё их искусство до колонизации – про смерть. Очень здорово, рекомендую почитать! Юки бы не сказала, что слышала об этом впервые, но никогда не задумывалась о том, что у коренных народов самого жаркого континента были не только верования, но и искусство. Перед глазами, как наяву, заманчиво блеснули старинные фрески – узоры на застывшей штукатурке, изображающие людей в просторных одеждах, безголовые трупы и вымерших животных. Наверное, их храмы не имели свода, и в них было видно звездное небо, а у каменных стен шелестели пальмы и акации, и лианы обвивались вокруг пока ещё не заброшенных стен. А потом пришли колонизаторы, и всё закончилось. – Что за научная конференция с утра пораньше? – Хиро вышел из комнаты аккуратно одетый и причесанный, но слегка заспанный, – неужели ты до сих пор помнишь лекции со своего МФК? – Меня больше удивляет то, что ты помнишь, откуда это, – Мэй засмеялась. Юки подумала, что, наверное, коллега ходила на межфакультетский курс по истории искусств или по археологии, и за годы их с Хиро общения успела ему эти лекции пересказать, – ты знаешь, является ли тень, ну силуэт, метафорой смерти? – Такого не существует, я думаю, – Хиро продвинулся сквозь просторную комнату к ванной, но будто что-то вспомнил. Так и застыл с ручкой в правой ладони, – Хотя… Да это же Каролинская легенда! Не самая знаменитая, но… сейчас. Из ванной раздался шум воды, и казалось, что даже её капли торопились стечь вниз. Мэй, Юки и Ричард притихли, как по команде. Казалось, никто из них никогда не слышал этой легенды, и им оставалось только ждать в тихом предвкушении. Хиро не спешил продолжить мысль – он соблюдал все правила приличия, и это почти раздражало. – Ну, – Мэй будто бы сдерживала в себе все ураганы мира, чтобы не наброситься на друга. – Все соки из меня высасываешь, – он улыбнулся уголком губ, – коренных народов Каролины почти не осталось, но то, что их не осталось вовсе – заблуждение. И, к счастью, не все бывшие жители Южного континента дали обет молчания. В те времена ходила легенда о человеке, который сжёг своё тело магией, но не умер, поскольку магия не может уничтожить сама себя бесследно. И его душа обратилась тёмным силуэтом, что бродил по пустоши и пугал население своим безобразным видом. Он ни к кому не мог подойти, не издавал звуков и не чувствовал ничего, только видел. Но однажды его взгляд встретился с ребёнком с чистой душой, и в тот же момент мужчина распался на хлопья пепла. Их развеяли над океаном. На том месте эта тень и изображена - каким-то тёмным материалом, но без следов магии. Будто бы живопись на пещерных стенах. Позавтракаем, и я попробую найти изображение. Кстати, а зачем вам тень? – Да Юки тут такое увидел! Ты не поверишь! – Мэй направилась к плите, – но сначала садись завтракать. Кофе взяли только растворимый, извини. – Годится, – он высыпал содержимое плоского пакетика в чашку и щелкнул по чайнику – мощность местных розеток позволяла его подключить, – хотя, подозреваю, что кофеина там три шестерёнки. – Ну, что есть, то есть, накладываем еду сами, – и Мэй отрезала себе кусочек яичницы и опустилась на стул. Юки последовала её примеру, поражаясь яркому и аппетитному аромату еду. Кажется, она действительно проголодалась: уже очень давно еда не вызывала у неё такого восторга, и давно не наполнялся рот слюной от одной только мысли о предстоящей трапезе. Сразу захотелось ягод: кислой голубики и клюквы из чрева северных болот, ил, например, слегка неспелой клубники, отдающей яблоками. Но яичница, салат и сосиски - тоже неплохо. Настоящий походный обед. И, конечно же, арахисовая паста. – Какая хорошая гостиница, – Хиро оглядел массивные двери, ведущие на балкон, – давно мы не жили в таком приличном месте. – Это да, – Мэй облизала губы, – как вспомню тот клоповник, сразу в дрожь берёт. Юки заинтересованно выпрямилась, но в диалог решила не влезать. – Да уж! А та палатка? Это вообще была палатка или мешок из-под картошки, – продолжил Хиро, Мэй энергично закивала, – свет, я вижу свет… Кажется, это была их личная шутка, связанная с ужасными условиями, которые предоставляет Викоренна своим детям. У них с Эрнестом были такие фразы – бессвязные предложения для всех вокруг, глупейшие, иногда даже не несущие смысла конструкции, вызывающие взрыв смеха, переходящий в легкую истерику. Юки напряглась, чтобы вспомнить хоть что-то подобное из их ранних миссий, наполненных смехом и детской безмятежностью. «О, нет! Папа сжёг картошку!» – когда отчим уронил старинный пылающий факел на картофельное поле с удивлённым «ой», чуть не спалив к демонам чей-то урожай. «Нет, не оставляйте меня в сарае!» – кажется, когда Юки упала в хлам кого-то из жителей деревушки со смешным названием Пьюра, а Эрнест, не заметив этого, убежал в сторону автомобиля. Она произнесла это так жалобно и хрипло и так сильно напугала отчима, что это вспоминалось никак не иначе, как с широкой улыбкой. Интересно, помнит ли Ричард? Он ведь такой молодец, старается не вспоминать и не говорить о том, что было до Фоксленда. Заботится. Широкая улыбка предательски тронула губы, и она быстро опустила голову, разглядывая тарелку. Мэй и Хиро, кажется, продолжали обсуждать тяжёлые условия своих путешествий и, к её счастью, не заметили выражения лица коллеги - дурацкой улыбки и жара румянца на щеках. – Юки, – неожиданно вспомнила Мэй, и девушка вздрогнула всем телом, – ты же ездил на миссии? Как у вас с жильём? Она нехотя подняла взгляд, пряча последний призрак счастья, и напрягла лицо, вспоминая. Они выезжали на короткие миссии, и их селили на окраинах, на верхних и нижних этажах, и у самого подвала, откуда были слышны страшные звуки. Но она не обращала внимания ни на призраков, ни на протекающие крыши, и всегда ложилась на матрасы, отдельно напоминающие кровать, или под узорчатые балдахины, принимая свои таблетки и не замечая, где спит. Ричард сворачивался под боком, сладко потягиваясь и защищая сон подруги, но также как и она не заостряя внимания на окружении. Удивительно. Нет ни одной подходящей истории. – Я не привередливый, – подвела она итог. Забавно. Отдалилась, даже не соврав. – Ну, ты молод, это понятно, – Мэй дружелюбно улыбнулась, - вот стукнет тебе двадцать, может, узнаешь, как хрустит спина после сна на полу. – А может быть, зелёных просто жалеют? – предположил Хиро, доедая салат, – получишь свою фиолетовую карточку, и сразу отправишься в самое сердце северных лесов, в избу без сарая. – Вот и узнаем, – Юки мягко улыбнулась, чувствуя странное облегчение. Завтрак подходил к концу. После Хиро помыл посуду и достал блестящий, без единой наклейки и царапины, ноутбук. Судя по логотипу блестящей лемнискаты на корпусе - не самая новая, но дорогая модель. Как и предполагалось, он из богатой семьи. Может быть, даже из старой аристократии - интересно, чем занимается его семья? И почему он всё же подружился с Мэй, которая, судя по манерам и одежде принадлежала к уверенному среднему классу? Хотя, почему она решила, что Мэй не из богатой семьи? Одежда, которую она носит, может, не относится к модным брендам, но выглядит качественно и стильно, а макияж не осыпается и не собирается смешными катышками, как она заметила. Мэй вполне может тоже быть богатой - просто не стереотипной аристократкой, а бунтующей беглой принцессой. Пока Юки медлительно размышляла о достатке своих коллег, Хиро раскрыл ноутбук и ввёл пароль, а теперь быстро выводил в поисковике нужный запрос. Мэй сидела справа от него, опершись всем телом, положив голову на плечо и касаясь растрёпанными волосами его худой щеки. Ричард почему-то устроился у её ног и внимательно изучал плоский компьютерный экран. Юки, стараясь не касаться Хиро и не прислоняться, тоже осторожно заглянула в пасть ноутбука. На весь экран красовалась скала у самого берега одного из южных морей, впивающихся в Каролину. На скале было ярко-чёрное, поцарапанное изображение человека, состоящего из черноты и тоски - плотного и мускулистого, с широкими плечами и узкими бёдрами и массивной шеей, так не похожего на тонкую и долговязую тень, с которой утром не повезло встретиться Юки. Но это был он, может, изменивший силу и форму, может, изображённый на плоском и холодном теле прибрежного камня, но он. Он не смотрел, но видел, не злился, но не смеялся, он тосковал. Тосковал даже сквозь рисунок, сквозь плоский и светящийся экран компьютера, и его мировая печаль передавалась ей. Юки вздрогнула от холода, объявшего её кожу - здесь, на юге Викоренны, сквозь тонкое море пролива, скалы Тавореха и солёный океан, сквозь эвкалипты и деревья майо Каролины, сквозь другие скалы и острые волны - она ощущала боль и страх, чужие и холодные. – Что же, – Хиро уменьшил картинку и изменил изображение, а плечом Юки ощутила его дрожь, – это похоже на то, что ты видел? – Да, – Юки нехотя вновь посмотрела на экран. Новая фотография демонстрировала улыбающуюся девушку, подставляющую Человеку рожки, - но человек, которого я видела, не был таким массивным. Он был тонким и изящным. – Интересно, – Хиро тремя быстрыми комбинациями клавиш сохранил изображение, – может, он так умер? – Но ведь они все умерли одновременно, – возразила Мэй. Хиро уже привычно поморщился, осознав, что далёк от истины. – Но не обязательно одинаково, – он открыл пустой документ, похожий на длинные таблички, – Предлагаю перенести всю информацию сюда. Вот здесь будут аномалии, связанные с людьми. – Если все призраки умирали одновременно, но по-разному, это будет самое сложное исследование. – Но самое интересное, – подал голос задремавший Ричард. Юки удивлённо подняла брови. Впервые она видела друга таким сонным и расслабленным. На секунду Аделл почувствовала себя виноватой. Она-то интроверт, не нуждающийся в других людях. Но Рич не такой. Он активный и разговорчивый, бесконечно влюбленный в людей и общение, не закрывающий свой рот ни на секунду, стремящийся узнать всех и вся, затычка в каждой бочке, любопытный нос в каждом секрете, синоним харизмы и человеколюбия. Наверное, ему было тяжело изо дня в день видеться только с Юки, общаться только с Юки и не отходить от нее ни на шаг. А она ещё и пренебрегала его компанией, забываясь в спорте или учёбе. Так вот почему он так ненавидел тренировки. Вываливаясь из мыслей, Юки заметила, что в секторе таблицы появились фрески с безголовыми таворежцами - такие, какими она их представляла, неровные и изящные в своей грубости, покрытые коричневым и золотистым. Дальше пошёл только текст. Отсутствие теней. Уверенность в неправильной дате - седьмое июля. Хиро, сохраняя идеальную осанку, сосредоточенно перепечатывал данные из тетради, записанные ими вчера, а Мэй пристально за этим наблюдала, кажется, прильнув к нему ещё сильнее. – Ты мне ещё на голову сядь, – усмехнулся Хиро, поворачиваясь к подруге. – А вот возьму и сяду, – засмеялась она, слегка отодвигаясь, - и вообще, раньше ты мне ни слова не говорил по этому поводу! – А сейчас говорю, – пробормотал он, сохраняя файл, – к тому же, нам пора собирать новые данные. С этими словами он резко встал и захлопнул ноутбук. Мэй потеряла равновесие и свалилась, ударившись о бедро Юки, которое моментально напряглось. Девушка неловко рассмеялась и посмотрела наверх сияющим взглядом. Юки оставалось лишь мягко и тепло улыбнуться. – Пора собираться, – заметила Юки, – думаю, измерения уже закончены. Мэй нехотя потянулась и уползла в комнату. Хиро, что-то бормоча, вышел и начал деловито собирать сумку. Он был так увлечен процессом, что не проронил ни слова. Юки же, воспользовавшись моментом, закрыла глаза. Её успокаивало бархатное и светлое ничто, появляющееся перед глазами, когда ещё не спишь, но уже и не бодрствуешь, когда ненадолго зависаешь между двумя реальностями и можешь ни о чём не думать. Если бы мозг был мышцей, он бы в эти моменты медленно расслаблял свои волокна. Они вышли из отеля в жару города. Лэндхелл уже проснулся и вздрогнул от новых голосов и эмоций. В кафе через несколько домов важно попивали кофе две дамочки, у одной на поводке была очаровательная собачка.На их лицах сквозила лёгкая грусть и тревога и, конечно же, короткая и незаметная полуденная тень не падала на землю. Потому что магия не всегда поглощает свет, а только если знает, что его необходимо поглощать. Чем ближе они были к центру, тем больше людей встречали. Сегодня они не обращали внимание на необычно выглядящих гостей. Если вглядеться в чужие лица, можно заметить, что у многих в мимике боль и беспокойство, а у других - плоская, тупая беспечность. Грустные или просто обеспокоенные люди общались с такими же напряженными товарищами, а беспечные весельчаки - с беспечными весельчаками. И те, и другие будто бы не замечали друг друга, существуя пугающе отдельно друг от друга, и эта странная мелочь придавала сонному миражу странной и пугающей атмосферы. Не такой, что по спине бегал табун мурашек, а тело холодело от одного лишь скользкого взгляда на этот дуализм, но такой, что в горле неприятно саднило, и, если беспечный человек проходил слишком близко, тело вздрагивало в лёгкой судороге. Сегодня это чувствовалось ярче, наверное, потому что Юки ближе привыкла к городу. «Два вида призраков», – подсказал Ричард – «беспечные будто бы немного другие. То, о чём мы с тобой говорили - те самые фоновые персонажи из игр». Юки неопределённо кивнула, принимая это замечание к сведению. Ричу виднее. Но что это за призраки? Существует не так много гуманоидных призраков, чтобы не понимать, что именно это за существа. На севере они отключили первый прибор, и Хиро протянул его Мэй, удивлённо вскинув брови. Юки заглянула коллеге через плечо и, по ощущениям, полностью повторила их выражения лица. Овальными полосками на плоском табло высвечивалась странная и смущающая комбинация. «Пять баллов, сто пятнадцать Эйнов» Магическая активность делится на пассивную и активную, последняя как раз и измеряется в баллах - Юки вспомнила, что группа магиологов засекла десятибалльную магическую активность той роковой ночью - пассивная в Эйнах, по фамилии учёного, открывшего существование свободной магической энергии. Активная магическая энергия это та магия, которая появляется в воздухе когда какой-то человек колдует - что-то вроде частиц, что остаются в воздухе даже когда заклинание завершено. Пассивную магию никто не создавал и не выпускал, она свободна и никому не принадлежит. Сто пятнадцать Эйнов - вполне правдивая цифра, ведь все призраки, населяющие город - свободная энергия. Это будто бы даже мало - Юки ожидала цифру, близкую к половине тысячи. Но вот баллы… – Что за… – прокомментировала Мэй, разглядывая значение. После она опустилась на колени и переписала результаты в тетрадь. – Пять баллов по сравнению с нормальными городами это мало, но… – Но в других городах есть живые колдующие маги, а здесь лишь призраки. Юки кивнула. Призраки могут колдовать, но их энергия - пассивная. По понятным причинам. – Кто-то из вас колдовал сегодня? – Хиро критически осмотрел присутствующих. – Ко мне никто не пришёл, специально не звала, – решительно кивнула Мэй. – Мы с Юки пару раз использовали телепатию, но это вообще несерьёзно… – Понятно. Может, это куратор? Ему же надо как-то прятаться в городе? – Или создатель этого места, – мрачно предположила Юки, – пять баллов это не простые заклинания двух человек. Либо это небольшпая магическая активность большого количества людей, либо… – Чьё-то очень мощное заклинание, – перебил её Хиро, – впрочем, нам не следует спешить. Давайте соберём все данные и сравним их с архивом. Мэй наконец-то поднялась с колен и переключила прибор - видимо, одного дня таких измерений было недостаточно. Что же, это тоже вполне логично. На юге значения были примерно те же, лишь Эйны немного увеличились, а на востоке магическая активность была выше на целый балл - вероятно, это было результатом близости лагеря аистят, среди которых, конечно же, должны быть маги. Хотя бы та девочка с силой удачи или безопасности - Юки до сих пор помнила её кудрявые зелёные волосы. Интересно, это её натуральный цвет? Если так, она, должно быть, сильная волшебница. На западе картина была странной - Эйны уменьшились на пятнадцать единиц, а баллы наоборот выросли. Пока Мэй и Хиро записывали результаты, Юки задумчиво разглядывала лес, таинственно уходящий в гору - трава на пологом склоне блестела странным голубым свечением. К сожалению, Юки не интересовалась ботаникой. Но даже так, растение показалось ей странно, по-глупому знакомым. Она неуверенно сделала шаг вверх, опираясь о тёплую кору дерева. Весь склон пугающе синел, ветер покачивал цветы своим тёплым дыханием, и с их фиолетовых головок слетала яркая пыльца, гуляя между их толстых стеблей - кажется, это было что-то вроде суккулента, но тоньше и изящнее, как чья-то акварельная картина. Пыльца напоминала магические туманы - Юки села на корточки и протянула руку. На пальцах осталась голубая пыльца. По структуре она напоминала окрашенную сахарную пудру. Цветки - пушистые помпоны, не поймёшь, где лепестки. Магическая трава в лесу. Так сказал тот мальчик с маками? Интересно, это она? Это не связано с их расследованием, но выглядит очень, очень интересно. Может, она найдёт информацию в энциклопедии? Или спросишь у него, да, Юки? Она решительно помотала головой. Тот мальчик такой же опасный, может, опаснее всех, кого она когда либо видела. – Юки-и-и, – Ричард влетел ей в спину, отчего девушка чуть не потеряла равновесие, - все уже уходят сверять результаты! Пошли! – Ой, да, - она осторожно встала, - кстати, ты не знаешь, что это за цветы? – Дай подумать, – спирит несколько раз облетел толстые стебли, погладил гладкие голубоватые листья и сбил новое облако пыльцы, – нет, в первый раз вижу! Юки оставалось лишь улыбнуться. Ей нравились садовые растения, и она любила в свободное время засушить несколько изящных соцветий между хрустящими страницами старой книги, но это всё было баловством, почти не расширяющим кругозор. Может, дома поискать лекции про растения? Про магические растения. Юки быстро сбежала со склона и быстрым шагом двинулась в сторону уходящих Мэй и Хиро. Мэй, завидев её, улыбнулась и кивнула, Хиро не обратил внимания. Они вышли в сторону маленькой улочки, и Юки удивилась, осознав, что оказалась, кажется, аккурат под той смотр площадкой, где она сидела всего несколько часов назад – улица нависала забавным козырьком, и по нему лезли плющ и дикий виноград живой шторой. Они уселись на лавочку на безлюдном закоулке и Хиро, оглядевшись, достал ноутбук. Быстрым движением он открыл архив данных по всем городам - зловещий сайт, огромную базу данных с миллионами цифр за разные годы. Наверное, когда они закончат исследования, данные с их причудливых приборов тоже дополнят этот бесконечный поток цифр, точек и запятых. Данные по Лэндхеллу были немногочисленны - магическая активность измерялась каждые пять лет, начиная с прошлого века. Юки зацепилась взглядом за дату первого исследования - тысяча триста шестой год. Ровно сто лет назад, как раз в год исчезновения города. Спустя месяц с той пугающей даты - обычный август начала тринадцатого века. Наверное, до странного события, перевернувшего разваливающуюся Викореннскую империю с ног на голову, обычный приморский городок не привлекал внимания исследователей. Только вот… В тысяча двести девяносто девятом году впервые измерили магическую активность - именно здесь, в Викоренне, даже не в бывших странах империи, а именно в этой части материка - первым городом, у стен которого поставили подобие современных приборов был маленький городок подле Леоны. Получив первые цифры, осознав их важность и значение, магиологи прошлого бросились радостно собирать любые данные – приборы устанавливались в центрах городов и вдоль дорог, в магических академиях и среди пустынных лесов, и не было в их необъятной города или села, где не измерили бы магию, уже к четырнадцатому веку. – А почему дата первого исследования такая? – робко спросила она, наблюдая, как Хиро выделяет табличку синим цветом. – Наверное, город не привлекал внимания магиологов, – предположил Хиро, повторяя ей мысли. – Но ведь, – неожиданно эмоционально заговорил Ричард, – ведь магиологи прошлого как с ума посходили, когда научились превращать магию в цифры! Они где только не измеряли! – Резонно, – спокойно предположил Аккацуми, – но ведь данные переносили с бумаги. Может, данные по Лэндхеллу были утеряны? – Разве такое возможно, – Мэй устало зевнула, и укрылась от слепящего солнца. – У некоторых городов, особенно у сёл, тоже нет данных, – со знающим видом ответил он. Мэй кивнула. Юки опустила взгляд, глубоко задумавшись. Это звучало вполне разумно, и она бы с радостью поверила этому объяснению, если бы объектом их изучения был не Лэндхелл. Всё в этом городе ощущалось странным, настолько, что картинка перед глазами слегка плыла. Или это было от плывущей над городом жары? Он был и миражом, и недоразумением, и изменчивым, и неизменным. Они, вступив на эту землю, изменили её, но, может, она изменила и их? Сколько на самом деле тут странных вещей? Что относится к гостологии, а что к чистой магиологии, а что является бездарной игрой воображения? Она размяла затекшие плечи. Тяжело без физической нагрузки. Если сегодня будет свободное время, надо сделать хоть что-то с этой медленной тоской. Хиро ввёл значения в их обширный документ и сравнил с тем, что измерялось тут все эти сто лет. Как и ожидалось, и активная, и пассивная магия отличались так сильно, что не надо было даже считать это различие - активная магия то опускалась почти до нуля, то поднималась до единицы с несколькими сотыми, а Эйны вели себя странно – раз в пять лет они возрастали до восьмидесяти, но обычно держались на сорока – даже чуть ниже, чем в обычных безлюдных местах. Наверное, это связано с тем, что призраки намеренно избегали Лэндхелл все эти годы. – Какой ужас, – выдохнула Мэй почти театрально, – ничего не понятно, но очень интересно. – Ага, – Хиро закрыл ноутбук и убрал его в сумку, – надо будет получить ещё данных, чтобы увидеть всю картину. Но тут становится жарковато. Вернёмся в отель? – Да, я тоже так думаю, – Ричард взлетел вверх, – я пока попробую сам изучить город, с призрачной точки зрения. – О, только сейчас? – удивилась Юки, – ладно, давай, – она слегка коснулась его лапы, чтобы проверить чистоту их связи, обычная необходимость, – ладно, тогда встретимся позже. Спирит, моргнув желтоватым свечением, полетел вверх по склону, и они остались втроём. Только сейчас Юки заметила в углу почти пустынной улочки нескольких людей, они о чём-то будто бы увлеченно болтали. Приглядевшись, она поняла, что это были Безмятежные. От одного их вида хотелось поёжиться как от холода. Они уже собирались уходить, как вдруг заскулила музыка. Это была тягучая печальная мелодия, заставляющая сердце тоскливо сжиматься. Двери дома напротив открылись, как ворота амбара, и перед глазами Юки медленно выплыла похоронная процессия - высокие от длины каблуков женщины в длинных черных платьях, мужчины в тёмных котелках – все они несли на плечах длинный и тяжёлый гроб, сделанный будто бы из хвойных деревьев. Он был увешан венками живых цветов и объят красной бархатной тканью, как будто бы покойника вместе с гробом, накрыли одеялом. Они шли медленно и степенно, и звук их шагов о жаркую мостовую звучали как тяжёлый военный марш. Музыку играл парень, идущий в хвосте – перебирал рукой по воздуху. Призрак-маг. Похороны призрака – что может быть страшнее? Когда умирает человек, от него остаётся магическая оболочка, которая, возможно, идет в Нижний мир, а может, становится после Солнцем или Деревом, или оказывается призраком. Но если умирает призрак – Юки приходилось уничтожать их пару раз – после него не остаётся ничего, ни одной магической капли, ни крупинки. Что будет после такой смерти? Что чувствуют призраки, умирая? Почему вообще так часто в этом странном городке умирают призраки? Она проследила глазами за тяжёлым чёрным шествием. Среди их лиц не было ни одного кукольного лица – все призраки были нормальными. Из дома напротив вышла женщина с осунувшимся уставшим лицом. Она посмотрела процессии вслед, а затем, минуя группку безмятежных, сразу обратилась к Мэй, стоящей к ней ближе всего. – И в чем мы провинились? Отчего Бог забирает нас одного за другим? – Ох, я не знаю, Леди, – грустно вздохнула Мэй, кажется, вытерев несколько слезинок, – мы прибыли в город изучать магию на окрестных склонах, и повсюду видим лишь закрытые дома и тоску. – Так вы приезжие! Как жаль, а мы в таком неприглядном виде… Надеюсь, вы не осудите нас слишком строго за извечный траур, обычно Лэндхелл светел и радушен, но сейчас… – Не беспокойтесь! Вы не виноваты в том, что это происходит, – печально продолжила она, – во многих землях бывают тёмные времена. Я это хорошо понимаю. – Спасибо, – вздохнула женщина и улыбнулась краем губ. – Но знаете, что я точно знаю? Любая темнота однажды закончится. Я верю, мы ещё увидим наш славный Лэндхелл – живой и гостеприимный. – Это так мило с вашей стороны, – лицо незнакомки разгладилось, кажется, её устроил такой ответ, – вы очаровательны. Как же ваше имя? – Мэй, – она слегка поклонилась, – А ваше? – Приятно познакомиться, Леди Мэй. Я Осона. Необычно. Хотя, у Юки тоже не самое обычное имя. – Взаимно, – улыбнулась она и повернулась к Хиро и Юки. – Стойте, Леди Мэй, – выдохнула женщина, – не желаете выпить холодного чаю? Очень хочется вас чем-нибудь угостить. И, конечно же, ваших спутников, если они не против. Этот высокий мужчина – ваш супруг? – О, нет, они оба мои троюродные братья, мы продолжаем семейное дело. Хиро, Юки, пойдёте со мной? – Откажусь, развлекайся, – пожал плечами Хиро, и Юки уловила в его речи странный холод. – Я немного устал, кивнула Юки, не желая общаться с незнакомцами, – спасибо за приглашение. Мэй улыбнулась и кивнула. Затем, легко помахав рукой, удалилась. Юки и Хиро медленно и молча двинулись в сторону отеля. Всю дорогу мужчина молчал, отрешенно разглядывая небо и чудом не спотыкаясь на неровностях дороги, будто бы всего за две-три экскурсии идеально заполнил нужное направление. Юки подумалось, что в этом городе катастрофически трудно заблудиться. Обычные, похожие друг на друга дома, обычные бульвары и шумный рынок, обычные сувенирные лавочки и закрытые отели. Но Лэндхелл будто бы сам толкал их в спину в нужном направлении каждый раз, когда казалось, что дорога к отелю медленно рассыпается в памяти. Прямо в дверях цветения они почти столкнулись с Рикки. Она была навьючена сумками и пакетами, как рабочий ишак, и её длинная светлая коса несуразно торчала из-под горы вещей, которые она держала с пугающей ловкостью. Хиро придержал ей дверь и, легко поздоровавшись, ушёл внутрь. Юки хотела последовать его примеру, но отчего-то остановилась, смотря в спину главной горничной. Она шла медленно, легко покачиваясь, и ноги её неистово дрожали. Это не твоё дело. Юки попыталась уйти. Но именно в этот момент Рикки, зацепившись ногой за камень, с грохотом рухнула на асфальт. Юки отпустила дверь и, забыв обо всём, рванула к ней. – Вы в порядке? – она помогла девушке встать, испытывая лёгкое дежавю, а затем активно собрала тяжёлые многочисленные тюки. – Спасибо, мистер Аделл, – она смущённо отвела взгляд, – всё хорошо. – Но почему вы несёте всё сами? Неужели у вас нет помощниц? – Коэн, всегда доставляющий вещи в прачечную, слишком занят, – коротко объяснила она, – а девочки и так слишком заняты. – Поэтому, вы делаете всё сами, – Юки усмехнулась. Они не такие уж и разные, хотя совсем не похожи. Она посмотрела наверх и заметила Хиро, внимательно следящего за ней сквозь толстое оконное стекло, – у меня сейчас перерыв, давайте помогу. – Спасибо, – глаза девушки почти засветились, и она быстро отвела взгляд, – вы настоящий мужчина. Юки горько усмехнулась и спрятала саркастическую улыбку, забирая большую часть вещей. День обещает быть длинным.