Страна Королей. Арнор в Вестеросе.

Тарондор Солёный, освежающий морской бриз ласкал его загорелое, обветренное лицо. В бескрайнем небе, на фоне ослепительной синевы, словно маленькие белые фигурки, парили чайки, свободно скользя в потоках воздуха. Когда-то, в далеком детстве, он мечтал взмыть в небеса и парить вместе с ними, ощущая безграничную свободу полета. Но годы шли, детские грезы уступали место суровой реальности, и он понял, что этой мечте никогда не суждено сбыться. Тогда он обратил свой взор к морю, гордому, неукротимому и вечно зовущему. Море, столь же сильное и непокорное, как и он сам, стало его истинной стихией, его призванием. Его зовут Тарондор, наследный принц Арнора, самого могущественного из всех сухопутных королевств Средиземья. И когда он взойдет на престол, он поклянется распространить власть Арнора не только на обширные земли, но и на бескрайние морские просторы, вернув своему народу былое величие. Его народ слишком долго пренебрегал своим славным наследием, забыв о своих корнях и о своей истинной природе. Они – дунэдайн, благородные потомки великого Нуменора, последние из его славных сынов, пережившие страшную катастрофу. Только им, немногим выжившим, суждено было сохранить в своих сердцах и передать потомкам трагическую память о падении Нуменора, величайшего из людских королевств. Море принадлежало им по праву рождения, оно было частью их сущности, их наследием, завещанным предками. Никогда прежде Тарондор не ощущал такой сильной связи с нуменорскими корнями, как в тот самый миг, когда его нога впервые ступила на палубу корабля. Соленый воздух, резкая качка палубы под ногами и пронзительные крики чаек над головой – все это обрушилось на него, опьяняя и завораживая одновременно. В этот момент он с полной ясностью осознал, что скорее отдаст жизнь, чем вновь расстанется с морем. Его мать часто говорила, что три вещи более всего занимают сердца дунэдайн: стрельба из лука, плавание под парусом и верховая езда. Тарондор всем сердцем полюбил море и паруса, его отец и брат разделяли страсть к верховой езде, а мать… мать превыше всего ценила искусство стрельбы из лука. Стремясь доставить радость матери, Тарондор с усердием взялся за лук, и вскоре его стрелы летели так же метко, как его корабль рассекал волны. Мать искренне радовалась, видя, что хотя бы один из сыновей разделяет ее любовь к стрельбе. Тарондор же не решался признаться, что этот интерес был вызван лишь желанием видеть ее счастливой. Мать придавала огромное значение семейным узам, часто повторяя свою любимую поговорку: «Семья, которая всё делает вместе, остаётся вместе». Следуя ее убеждениям, они регулярно отправлялись на верховые прогулки, где, порой, упражнялись и в стрельбе с коня. Брат Амрот и отец, будучи заядлыми наездниками, всегда с удовольствием принимали участие в этих выездах. Со временем и Тарондор, поддавшись общему настроению, полюбил и верховую езду, и стрельбу из лука, хотя море всегда оставалось его главной страстью. Мать была бы несказанно рада, увидев, как тепло и дружелюбно они общаются сейчас, несмотря на столь разные характеры и увлечения. «Мои мальчики», — произносила она, обращаясь к ним обоим, с той особой теплотой и гордостью в голосе, которая была присуща только матерям. Тарондор и его брат в такие моменты неизменно заливались краской, а на лице отца расцветала широкая, сияющая улыбка. Теперь, оглядываясь в прошлое, Тарондор ясно осознавал, что именно мать была тем невидимым, но прочным связующим звеном, которое скрепляло всю их семью, удерживая ее от распада — до самой ее кончины. Смерть пришла за ней, и никто не мог этому помешать. Зимняя лихорадка, жестокая и беспощадная, оборвала ее жизнь. В одно морозное зимнее утро ее внезапно охватила сильная дрожь, она пожаловалась на озноб и сильную слабость, а спустя всего два дня ее не стало. Несмотря на все усилия целителей, несмотря на все молитвы и старания близких, болезнь оказалась сильнее, и она навсегда покинула их, оставив в их сердцах незаживающую рану. И она была не единственной жертвой этой страшной болезни. В тот год ледяные ветры, дувшие с севера, пронеслись над самой Стеной, разнося заразу по всему Вестеросу, поражая как знатных лордов и леди, так и простых крестьян. Он изливал свое горе в проклятиях, бушевал, кричал до хрипоты, безутешно плакал, но ничто, абсолютно ничто не могло вернуть ее, ничто не могло заполнить ту зияющую пустоту, что образовалась в его душе. Она ушла слишком рано, эта смерть была незаслуженной и жестокой, и, уходя, она унесла с собой драгоценную частицу его самого. Именно тогда Тарондор с ужасом осознал, что, несмотря на все те дары, которыми был наделен его народ, на их долгую жизнь, высокий рост и недюжинную силу, они, как оказалось, всё еще смертны. Он осознал их пугающую хрупкость: достаточно было легкого дуновения, чтобы погас огонь их жизни. В тот день, когда его мать навеки закрыла глаза, Тарондор отложил свой лук, и с тех пор, охваченный горем, ни разу больше не прикоснулся к нему. Иммунитет к болезням… какая горькая насмешка! Их народ считался благословленным, избавленным от телесных и душевных болезней, но это не уберегло ее. Он никогда не испытывал такого горького разочарования. Он никогда прежде не чувствовал себя столь жестоко обманутым, столь горько разочарованным в том, во что он так искренне верил. С течением времени связь с семьей становилась все слабее, пока совсем не оборвалась, оставив Тарондора наедине со своей скорбью. Отец и брат, увлеченные своими скакунами и охотой, казалось, совсем забыли о его существовании. Он же, вернувшись к своей давней страсти – морю, старался не задерживаться в Аннуминасе дольше, чем того требовали дела, поскольку этот город, и особенно мрачные стены дворца, напоминали ему о невосполнимой утрате матери, бередили незажившую рану в его сердце. Отец, казалось, не прилагал никаких усилий, чтобы удержать его рядом. До Тарондора не раз доходили слухи о том, что отец всегда отдавал предпочтение Амроту, и страх перед подтверждением этих горьких догадок сковал его, не позволив задать прямой вопрос. В итоге, страшась услышать правду, он трусливо бежал, спасаясь от терзавших его сомнений. В этом бесконечном бегстве от внутренней пустоты, от гнетущего чувства одиночества, он заплывал дальше, чем кто-либо из мореходов до него, открывая новые, неведомые земли и привозя в Арнор несметные богатства из далеких стран. Он основал прославленную Гильдию авантюристов, названную в честь легендарной организации Тар-Алдариона, чьи подвиги воспевались в древних сказаниях. Его люди боготворили своего принца, поднимали в его честь громкие тосты и с гордостью называли его своим предводителем, принцем мореходов, но никакие почести и слава не могли заполнить ту глубокую пустоту, возникшую после смерти матери. Эру, в своем непостижимом промысле, словно решив подвергнуть Тарондора новым, еще более тяжелым испытаниям, не давал его душе обрести покой. Он уже давно сбился со счета, вспоминая всех тех, кого потерял в бушующих морских пучинах, в яростных штормах и от рук безжалостных пиратов, но лица каждого из них, словно навечно запечатленные в его памяти, не тускнели с течением времени. Таков, увы, жестокий закон жизни: рано или поздно каждый из нас остается совершенно один на этом свете. Всякий раз, когда Тарондор мысленно возвращался к своим потерянным друзьям и близким, он с горечью понимал отчаянное стремление Ар-Фаразона обрести бессмертие. Чем еще, как не вечной жизнью, можно было заглушить эту невыносимую боль, залечить зияющую рану в душе? Но он прекрасно знал, что эта мысль была лишь иллюзией, пустым самообманом: ведь бессмертие, даже если бы оно и существовало, не давало бы никакой защиты ни от смертоносного удара клинка, ни от лихорадочного прикосновения болезни. В тот момент, когда отчаяние почти полностью поглотило его, окутав тьмой его душу, он увидел ее. Её волосы были черны, как крыло птицы тёмной ночью, а серые глаза цветом напоминали самое свирепое, бушующее морское ненастье. То была леди Мириэль из Тарноста, дочь прославленного и могущественного лорда дунадана. В тот самый день, когда он стоял на причале Аннуминаса, его взгляд упал на нее – и в этот момент, сам того не осознавая, он был сражен стрелой любви, хотя осознание этого глубокого чувства пришло к нему лишь много времени спустя. Она ворвалась в его жизнь внезапно и стремительно, словно ураган, с улыбкой на устах произнеся: «Я давно мечтала познакомиться с прославленным принцем моряков». Её отец, недавно назначенный на должность советника при королевском дворе, прибыл в Аннуминас, и она сопровождала его. Тарондор отдавал себе отчет в том, что ее появление в его жизни могло быть не случайным – возможно, ей советовали обратить на него внимание как на наследника престола, и, несмотря на все свои душевные переживания, он не мог не чувствовать сильного влечения к этой прекрасной девушке. Она была смелой и чистой душой, идеалисткой до мозга костей, смотревшей на окружающий мир с искренним оптимизмом и, быть может, с некоторой наивностью, но именно этот светлый взгляд на жизнь был сейчас так необходим Тарондору, измученному горем и отчаянием. Словно мотылёк, неудержимо влекомый ярким пламенем, он все больше и больше поддавался этому сильному чувству, позволяя ему заполнить ту пустоту, что образовалась в его сердце. Однако зов моря был слишком силен, и Тарондор продолжал свои дальние плавания, проводя в морских походах долгие месяцы, а иногда и целые годы. Его терзали сомнения: он боялся жениться на Мириэль и тем самым обречь ее на страдания, когда он в очередной раз покинет ее, отправившись в море. Знаменитая история Алдариона и Эрендис, которую передавали из уст в уста в Нуменоре, служила ему суровым напоминанием о том, к чему может привести такая разлука. Эрендис так и не смогла смириться с тем, что ее муж делит свое сердце между ней и морем, и в конце концов их брак распался. Однажды Тарондор поделился своими терзаниями с Мириэль, открыв ей свои самые глубокие страхи. — Не волнуйся об этом, – с теплой улыбкой ответила она ему. — Эрендис просто не смогла понять главного. Мне вовсе не нужно делить тебя с морем, потому что я знаю, что, несмотря на все твои путешествия, ты всегда, неизменно будешь возвращаться ко мне. В этот самый миг Тарондор ощутил такую всепоглощающую любовь к этой мудрой и любящей женщине, что в его сердце не осталось ни малейшего сомнения: однажды она непременно станет его женой, его верной спутницей на всю оставшуюся жизнь. Наконец, после долгих трех лет ухаживаний, полных надежд и волнений, он отважился просить ее руки. И когда она, с сияющей улыбкой на лице, ответила согласием, его сердце наполнилось таким ликованием, такой безудержной радостью, какой он не знал с тех пор, как горечь утраты матери омрачила его жизнь... С трепетом в душе он сообщил об этом отцу, боясь, что эта долгожданная радость вдруг обернется новым горем. По закону, установленному в Арноре, для заключения брака наследнику престола требовалось получить личное согласие короля. Хотя Тарондор понимал, что отказ со стороны правителя крайне маловероятен, глубоко затаившийся страх не покидал его. К счастью, отец встретил эту новость с искренней радостью, поздравил сына и дал свое отцовское благословение на брак. Уже покидая отцовские покои, Тарондор был немало удивлен, услышав тихие, едва слышные слова, сорвавшиеся с губ отца: «Я горжусь тобой, Тарондор». Сказанные почти шепотом, эти слова, полные сдержанной отцовской гордости, могли остаться неуслышанными, если бы не его обостренный, поистине эльфийский слух. Тарондор на мгновение остановился и обернулся, но его отец, склонившись над ворохом писем на своем столе, казался полностью погруженным в работу, как будто и не произносил только что тех слов. Засомневавшись, не почудилось ли ему услышанное, не была ли это лишь игра его воображения, Тарондор тихо вышел из комнаты, так и не заметив той печальной, полной тихой грусти улыбки, с которой отец проводил его взглядом. В день своей свадьбы с любимой Мириэль, в день, когда его сердце было переполнено светлыми чувствами, Тарондор почти простил своего отца. Охваченный всепоглощающей любовью к своей невесте, он ощутил, что способен понять ту боль утраты, которую пережил его отец, и осознать причины его долгого отчуждения. Прощение было уже совсем близко, почти свершилось, как вдруг ему вновь напомнили о той особой, теплой близости, что по-прежнему существовала между отцом и Амротом. В день его собственной свадьбы это стало особенно очевидно: отец по-прежнему выделял Амрота среди своих сыновей, и воспоминания о давних слухах, словно ядовитые змеи, вновь стали терзать его измученную душу. — Король отдает предпочтение младшему сыну, – говорили одни. — Возможно, именно Амрот унаследует трон, а не Тарондор, – шептались другие, украдкой переглядываясь. Нет! — мысленно воскликнул Тарондор, изо всех сил стараясь не слушать этот ядовитый шепот. Он не хотел слышать эту глупость, особенно сегодня, в день своей свадьбы. Этот долгожданный, счастливый день принадлежал только ему и его любимой Мириэль, и он ни за что не позволит каким-то подлым сплетням, исходящим от этих злопыхателей, омрачить его. Не обращая внимания на перешептывания придворных, он прошел мимо них и, нежно поцеловав Мириэль, свою законную жену, ощутил, как на душе становится спокойно и легко. В этот момент, когда рядом была Мириэль, ставшая для него всем смыслом жизни, мысли об отцовской любви, казалось, отступили на задний план, потеряв свою остроту. И все же, как бы он ни старался убедить себя в обратном, в самой глубине его сердца по-прежнему жила тоска по отцовской любви и признанию. Даже всепоглощающая любовь Мириэль не смогла полностью излечить ту глубокую рану, ту зияющую пустоту, что образовалась в его душе после безвременной кончины матери. Она лишь немного утихла, словно боль, притупленная целительным бальзамом. Ровно через год после свадьбы Эру послал Тарондору долгожданного сына – крепкого и голосистого мальчика, которого нарекли Валандуром. Держа новорожденного сына на руках и с нежностью глядя на его спящее личико, Тарондор поклялся себе: его сын, его любимый Валандур, никогда в жизни не познает мучительных сомнений в отцовской любви, никогда не будет терзаться вопросом, любят ли его так же сильно, как и его брата. С рождением сына жизнь Тарондора обрела новый смысл. Он стал сокращать свои дальние экспедиции, стараясь как можно скорее вернуться к своему сыну. К его величайшему удовольствию и радости, мальчик с самых ранних лет проявил живой и неподдельный интерес к морю, унаследовав ту же неукротимую страсть, что когда-то горела в сердце самого Тарондора в его детские годы. Когда Валандуру исполнилось десять лет, Тарондор решил взять его с собой в первое настоящее, дальнее плавание, и с этого момента начал терпеливо и настойчиво обучать его всем премудростям морского дела, передавая свой бесценный опыт. Наблюдая, с каким энтузиазмом и старанием его сын учится ставить паруса, как ловко управляется с канатами и как жадно впитывает каждое его слово, сердце Тарондора наполнялось безграничной отцовской гордостью. В этот момент он ясно видел будущее своего сына и твердо верил в то, что однажды Валандур станет не просто королем, а мудрым, справедливым и достойным правителем, который будет заботиться о своем народе, как о самом себе. *** Тарондор крепко спал в своей просторной капитанской каюте, убаюканный мерным покачиванием корабля, когда внезапный, громкий стук в дверь вырвал его из объятий сна. — Войдите! – крикнул он, резко поднимаясь с койки и протирая глаза. Ржавые петли с протестующим скрипом провернулись, и дверь распахнулась, впуская в каюту Валандура — его старшего сына, который также исполнял обязанности первого помощника на его корабле. В свои сто шестьдесят девять лет Валандур обладал более чем достаточным опытом и зрелостью, чтобы командовать собственным судном и вести его сквозь любые морские испытания, однако, к немалой досаде Тарондора, и сам Валандур, и двое его младших братьев твердо настояли на том, чтобы продолжать служить именно на его корабле, оставаясь под его непосредственным командованием. В глубине души Тарондор понимал, что его сыновьям пора уже начать свою собственную, самостоятельную жизнь, но в данный момент, при сложившихся обстоятельствах, он пока не был готов отпустить их от себя. — Прости, отец, – произнёс сын, – мы заметили большой корабль железнорождённых. Прошу твоего разрешения продолжить преследование! В ответ на эти слова на лице Тарондора промелькнула едва заметная, но хищная ухмылка. Если и было что-то, что он любил почти так же сильно, как свою прекрасную Мириэль, своих любимых детей и бескрайние морские просторы, так это преследование и уничтожение железнорождённых пиратов, этих морских разбойников, и возможность отправить их на дно морское, к их Утонувшему Богу. Эти жестокие ублюдки погубили столько его верных моряков, что их жизнями можно было бы укомплектовать целый флот. И Тарондор с растущей тревогой осознавал, что их разбойничьи налеты на торговые суда Арнора в последнее время участились. После того как мудрый король Элендур построил вдоль побережья систему маяков, железнорождённые, лишившись возможности безнаказанно грабить прибрежные поселения, перенесли свои пиратские атаки непосредственно на арнорские корабли, бороздящие морские торговые пути. — Стоило ли вообще спрашивать? – с веселым блеском в глазах произнес Тарондор. — Преследовать и уничтожить! – добавил он с твёрдостью в голосе. Валандур, ответив ему такой же широкой ухмылкой, развернулся и, уже выходя из каюты, чётко произнес: — Так точно, капитан! – после чего дверь за ним бесшумно закрылась. К тому моменту, когда они оба, Тарондор и Валандур, поднялись на палубу своего корабля, первые, еще робкие лучи восходящего солнца уже начали окрашивать утреннее море в нежные золотистые тона. И вот, когда первые утренние лучи полностью осветили водную гладь, Тарондор отчетливо разглядел вражеский флаг, дерзко развевающийся на самой верхушке высокой мачты. Костяная рука на ярко-красном, почти алом поле. Это был флаг дома Драмм. Примечательно, что флаги железнорождённых, требующие немалых затрат на краски, стоили баснословных денег, что почти наверняка означало присутствие на борту члена знатного рода. Когда Тарондор впервые вышел в море, его кораблем было обычное торговое судно. Однако, после нескольких трагических столкновений с железнорождёнными пиратами, в которых он потерял немало верных товарищей, Тарондор принял твёрдое решение переоборудовать свой торговый корабль в боевой и лично встать на защиту морских рубежей Арнора, начав патрулирование прибрежных вод. Именно под его неустанным руководством начал формироваться зарождающийся арнорский флот, призванный обеспечить безопасность морских торговых путей и защитить своих моряков от пиратских набегов, и он лично следил за тем, чтобы каждый корабль был должным образом вооружен и готов к бою. Железнорождённые, словно ослепленные своей самоуверенностью и жаждой легкой добычи, совершенно не воспользовались своим очевидным преимуществом в скорости и вместо того, чтобы попытаться уйти от погони, неожиданно бросились в самоубийственную атаку. Впрочем, даже если бы они и решили спастись бегством, у Тарондора был припасен для них неприятный сюрприз, о котором эти недалекие пираты даже не подозревали. Тарондор отдал четкий приказ своему кораблю встретить вражескую атаку, и едва заметная ухмылка тронула его губы, когда до его слуха донесся оглушительный треск разрываемого дерева – таран его корабля с чудовищной силой пробил вражеский борт, оставив в нем зияющую пробоину. В тот самый миг, когда их корабли соприкоснулись бортами, словно два разъяренных зверя, его закаленные в боях воины молниеносно перебросили на вражескую палубу прочные абордажные трапы, надежно закрепив их крюками. — За Арнор! – с громовым кличем, полным ярости и отваги, Тарондор первым бросился на вражеский корабль, увлекая за собой своих сыновей и верных солдат. После этого яростное, но кратковременное сражение превратилось в настоящее избиение. Железнорождённые, ослепленные своей чрезмерной самоуверенностью и верой в непоколебимое превосходство на море, доставляли Тарондору особое, почти садистское удовольствие возможностью преподать им жестокий и запоминающийся на всю оставшуюся жизнь урок, показав им, кто истинный владыка морских просторов. — Отец! – прогремел голос сына, – у нас в руках знатная птица! – с гордостью воскликнул Валандур, притащив за волосы одноглазого и бросив его к ногам отца. — Дунстан Драмм! — Ты… ты пожалеешь об этом! Мой брат… он — лорд Старого Вика! – с трудом выговорил Драмм, задыхаясь от боли и унижения; его седые волосы были всклокочены, лицо покрыто ссадинами, а изо рта, где недоставало нескольких передних зубов, струилась темная кровь. Стало совершенно очевидно, что Валандур, исполняя приказ, не проявлял ни малейшей снисходительности к пленнику. — Боюсь тебя разочаровать, Драмм, – с ледяным спокойствием в голосе произнес Тарондор, – но мне это сойдет с рук. Итак, какими будут твои последние слова перед встречей с твоим Богом? Дунстан, издав хриплый стон, сплюнул себе под ноги, но вместе со слюной на окровавленную палубу упали и обломки выбитых зубов. Тарондор, не выказывая ни малейшего удивления или отвращения, мгновенно обнажил свой острый меч и одним отточенным движением отсек голову поверженного пирата. Стерев кровь с лезвия о край своего плаща, Тарондор, не повышая голоса, отдал своим воинам короткий и безжалостный приказ: — Казнить всех выживших! Бросить их тела в море. Тщательно обыскать все трюмы. Вся добыча, незаконно захваченная этими разбойниками, будет возвращена в Арнор. Возможно, кто-то из придворных или менеe опытных воинов и счел бы его действия излишне жестокими и бесчеловечными, ведь эти люди уже сложили оружие и сдались на милость победителя. Но Тарондору было глубоко безразлично мнение других. В его суровом мировоззрении существовала лишь одна непреложная истина: «Хороший железнорожденный — это мертвый железнорожденный». И, разумеется, он не собирался тратить драгоценные ресурсы, ни людей, ни провиант, на содержание и долгую, утомительную перевозку пленных к Стене, где их ждала бы, возможно, более легкая участь. На следующий день, после долгого плавания, когда их корабль наконец вошел в тихую гавань Аннуминаса, Тарондор с нескрываемым удивлением увидел своего брата Амрота, ожидавшего их на самом краю пирса. Обычно его с моря встречали любящая жена, дочери и жёны его сыновей, которые всегда с нетерпением ждали их возвращения, но появление Амрота среди встречающих стало для Тарондора полной неожиданностью. И, что еще больше его насторожило, Амрот явился не один – его сопровождал целый взвод хорошо вооруженных арнорских солдат, одетых в полные боевые доспехи. — Клянусь Эру, — промелькнуло в голове у Тарондора, — что же я на этот раз успел натворить такое, что отец решил отправить за мной стражу? Неужели он собирается бросить меня в темницу? Вид любимой жены и других членов семьи, приветствовавших их возвращение, несколько успокоил его, развеяв самые мрачные опасения, однако присутствие брата в сопровождении вооруженных воинов по-прежнему казалось ему крайне странным и настораживающим. Обняв свою жену, Тарондор сразу же заметил ее тревожный, почти испуганный взгляд; казалось, она боялась проронить хоть одно неосторожное слово. Резко обернувшись к своему брату, Тарондор, не скрывая своего недоумения и легкой тревоги, потребовал объяснений: зачем он явился сюда, на пирс, и почему его сопровождает целый отряд вооруженных воинов. — Ты что, собрался бросить родного брата в темницу, Амрот?! – с нажимом произнёс Тарондор, пытаясь скрыть волнение. — Едва ли, – протянул Амрот, его лицо мгновенно утратило прежнюю приветливость и стало серьезным, даже суровым. — Это не простые воины, Тарондор. Это почетная гвардия короля Арнора. Тарондор, его сыновья и все воины, сопровождавшие их в плавании, были потрясены этой неожиданной встречей и словами брата. Это могло означать только одно, самое страшное… Тарондор медленно повернулся к своей жене, ища в ее глазах хоть искру надежды, но она, опустив взгляд и с тяжелым вздохом, молча кивнула, подтверждая его самые мрачные предчувствия. — Твой отец… он умер, Тарондор, – прошептала она едва слышно, словно боясь произнести эти страшные слова вслух. Отец скончался… Эта мысль, словно удар молнии, пронзила его сознание. Значит, теперь… теперь он — король Арнора. Тяжесть этой внезапно свалившейся на него ответственности, груз власти, который он теперь должен был нести на своих плечах, обрушились на него всей своей чудовищной мощью. Шёл 712 год от высадки Элендиля на берега Вестероса. Тарондор покинул этот порт как наследный принц, полный надежд и планов, а вернулся — уже королём Арнора, правителем великого королевства. Так, в скорби и потрясении, началось его царствование.