Архив сказок

      Когда иностранец вышел из запряжённого лошадьми экипажа, его присутствие потребовало внимания. Хороший это был человек или плохой, ещё предстояло разобраться. Он тоже спрятал своё лицо за маской магического существа, зная обычаи, которые люди практиковали во время фестиваля, поскольку он хорошо познакомился с ними за последние два десятилетия. Если что и отличало его от остальных, так это яркий цвет его одежды. В эту тёмную ночь на нём был экстравагантный костюм белого цвета с головы до пят. Фактически двое мужчин, сопровождавших его, были одеты так же ярко, за исключением того, что они и близко не были так увешаны драгоценностями и кружевами, как он.       — Ты знаешь, что делать, — тихо сказал он мужчине, стоявшему к нему ближе всех. Затем двое приспешников направились в сторону ночного рынка, в то время как их «командир» направился к палатке, установленной посреди площади.       Каждый шаг, который он делал, привлекал внимание жителей деревни. Девочки склоняли головы, отводя взор, когда он проходил мимо, а мальчики устремлялись за ним, чтобы посмотреть, чему они могут у него научиться. Пожилые женщины краснели под своими масками, в то время как пожилые джентльмены отвешивали ему глубокие поклоны. Он одарил их очаровательной улыбкой, которая растопила их сердца, потому что все они знали его как великодушного благодетеля, который видел лучшее будущее для их детей. В других местах, более уединённых, более скрытных, он был известен как Поставщик. И только по этой причине он посетил эту проклятую деревенскую землю, по которой он сейчас шёл.       Он и не подозревал, что настала его очередь подвергаться брани.       Когда он неторопливой походкой проходил через палатку, его встретила весьма необычная картина.       Толстый, жалкий магистрат, дрожащий до глубины души и изо всех сил старающийся не издавать то, что должно звучать как рыдания, стоял на коленях. Слегка облокотившись на стол и скрестив ноги, сидел молодой джентльмен, поведение которого выдавало его благородное происхождение. А на своём законном месте власти восседал сам знаменитый воин.       Крижан Залан впервые за долгое время улыбнулся, когда его глаза увидели знакомые черты рыжеволосого. При других обстоятельствах он бы сделал больше, чем просто смотрел.       Трое мужчин смотрели на него с тремя совершенно разными намерениями. Магистрат со страхом, смешанным с мужественным чувством отвращения. Неизвестный брюнет с отвращением более глубоким, чем Крижан мог понять. А потом был его маленький воин… Глаза глубже, чем неизвестная темнота любого океана, полные презрения, которое, он должен признать, ранило его очень глубоко. Вдохнув витающий в воздухе сладкий аромат гибискусов, он узнал в нём более тусклый и гораздо более смертоносный цветок. Лунник, смешанный с щепоткой сушёной белладонны.       Самодельный индуктор правды.       Мельчайшие детали ускользали от его понимания. Ботаника не была его хобби. Нет, это было то, на что у него никогда не было времени в юности. Вся жизнь заключалась в том, чтобы достичь следующей ступени карьерной лестницы, независимо от того, чьи пальцы ему нужно было раздавить, наступая на них.       Сейчас ему нужно было быть осторожным в выражениях, в идеале — отвечать двумя-тремя словами, но — о, боже! — как же он любил болтать в присутствии своего маленького воина. Наблюдать за тем, как его щёки загораются розовым румянцем, всегда было его любимым времяпрепровождением.       Он продолжал бы тихо предаваться воспоминаниям, если бы в этот самый момент магистрат не начал умолять.       — Ваша светлость! Пожалуйста, пощадите меня! — взмолился он. — Скажите им, что я делал только то, о чём вы меня просили!       Его попытка приползти к Крижану была пресечена брюнетом, который выставил длинную ногу, блокируя дальнейшее передвижение. Магистрат снова вернулся на прежнее место и продолжил хныкать, понимая, что никто ему не поможет.       — Рад видеть тебя здесь, дорогой, — обратился он непосредственно к человеку, у которого в данный момент были все карты в комнате, полностью игнорируя двух других присутствующих. Его маленький воин не собирался делиться с ним долгой, хотя и бурной историей, пережитой им после их разлуки. — Теперь я понимаю, что Финник и Азул напрасно бродят по ночному рынку.       Его прибыльный бизнес будет приостановлен, если не прекратится полностью. Больше никаких красивых вещичек, которые можно было собрать со ступенек чужих домов, чтобы разместить в гораздо более чистых помещениях. Он никогда не упускал случая раздобыть что-нибудь экзотическое, потакая вкусовым предпочтениям для этих старых мешков плоти, чахнущих в своих домах.       — Скажи мне, чем я обязан такому удовольствию?       Сонхуну не понравилось самодовольство этого ублюдка. Он стоял с игривой улыбкой на губах и блеском в глазах, похожим на тот, который бывает у ребёнка, уличённого во лжи. А интимная манера, с которой он обращался к Гелиосу, не вызывала в нём ничего, кроме ещё большего раздражения.       — Сегодня у нас ничего этого не будет, — просто ответил Гелиос. — Мы не будем играть в твои игры.       Гелиос встал со стула, прошёл через всю комнату и предстал перед человеком, известным как Поставщик.       — Мы оба знаем, что за твоим джентльменским фасадом живёт гротескный монстр, тобой же и созданный.       Сонхун видел, как пульсируют вены на шее Гелиоса. Он испытывал странный трепет от этого. Во всей этой ситуации, казалось, скрывалось нечто, чего он не понимал. Но каковы были масштабы этого «нечто»? Сонхун не был уверен, что действительно хочет знать.       — Хорошо, сделаем по-твоему, Гелиос, — он обошёл его и устроился в удобном на вид кресле в стороне. — Я посижу и послушаю, пока ты будешь болтать о той высокой морали, с которой смотришь на меня свысока. Однако позволь мне предупредить тебя,— он зевнул в тыльную сторону ладони. — Это был довольно утомительный день, и ты знаешь, как легко я засыпаю.       — Это притворство может хорошо подействовать на других, — начал Гелиос, — но я видел настоящего Крижана Залана таким, какой он есть на самом деле. Видел напуганного маленького мальчика, ищущего, на ком бы сорваться из-за своих детских травм, потому что его мать проводила слишком много времени, уткнувшись носом в бутылку, чтобы когда-либо по-настоящему заботиться о нём, а отец без разбору размахивал хлыстом, вместо того чтобы углубиться в проблему. Но если ты ищешь всё той же власти, будь уверен, когда она ускользнет из-под твоих ног, ни одна живая душа не поможет тебе при твоём падении, а только забьёт гвоздь в крышку твоего гроба.       Сонхун увидел, как у мужчины сжалась челюсть, когда Гелиос так непринуждённо раскрыл эти лакомые кусочки его личной информации незнакомцу. Почему они были так хорошо знакомы, принц не осмеливался предположить. Но Гелиосу, похоже, не нравился этот человек. В его поведении чувствовалось сдержанное презрение. Проведя с Гелиосом так много времени, Сонхун наконец начал понимать мелкие детали в его поведении, которые отображали эмоции, переполнявшие его.       — Однажды я был отлучён от церкви твоей рукой, и думаю, нет ничего постыдного в том, чтобы сделать это снова, — Крижан ответил довольно вяло. Он скрестил ноги в коленях и откинулся на подушку кресла. — Мы оба знаем, что теперь мой уход отсюда без твоего одобрения невозможен. Так скажи мне, дорогой Гелиос, чего ты от меня теперь хочешь? Вы вместе ожидаете, что я оставлю эту маленькую деревню в покое, не так ли? Чтобы не лишать молодёжь безопасности их домов?       Гелиос развернулся на каблуках обуви со скучающим блеском в глазах. Улыбка Крижана сползла с его лица, когда он вновь повернулся к нему.       — Верни их по домам и вообще исчезни из этого мира.       Это не было просьбой, и это не звучало как требование. Это был путь действий, который Крижан проделает, нравится ему это или нет.       — Почему? — возмутился он. — Зачем мне рисковать гневом моего покровителя?       — Но почему ты вообще подобным занимаешься? — вмешался Сонхун. Он был потрясён человеком перед собой, но не было смысла отрицать, что ему также было любопытно разузнать его ближе. — Почему бы не отдать должное своему титулу «его светлости» и не творить добро для своего народа? — Сонхун не мог понять того, что этому человеку нужен предлог, чтобы выбрать правильный курс действий. Он не хотел с ним разговаривать. На самом деле, он даже сказал Гелиосу, что не произнесёт ни слова, но некоторые обещания невозможно сдержать перед лицом эмоций. Он хотел знать, что могло заставить кого-либо похищать молодёжь из их домов под предлогом помощи.       Крижан пожал плечами.       — Это прибыльный бизнес со всех сторон.       — И ради подобного ты пожертвовал своей душой?       — Милый, если бы это меня беспокоило, я бы не стоял на этой забытой богом земле. В душе есть нечто большее, чем те лихорадочные мечты, которые ты придумываешь. Как Поставщик я никогда не пользовался таким спросом у тех, кто ищет спутницу-девственницу, как в Девственном братстве, — продолжил он с усмешкой. — Там, где есть девственница, которую можно заполучить, есть деньги, которые можно заработать, продав её.       — Ты больной ублюдок, знаешь? — Сонхун не мог удержаться, чтобы не сказать такой грубости.       — Спокойнее, видно, ты не в своей тарелке, молодой человек. Или мне следует обращаться к тебе «маленький принц»? — его губы скривились в дьявольской усмешке.       Глаза Сонхуна расширились. Он не снимал маску, поэтому его лицо было полностью скрыто, в отличие от лица Гелиоса. Откуда этот незнакомец узнал, что в его жилах течёт королевская кровь? Как он узнал его? Но, конечно же, он не мог точно знать, кто он такой. Что император, которому он добровольно бросил вызов, был его отцом.       — О, не удивляйся так, ты не так уж много сделал, чтобы скрыть это, не так ли? Посмотри на себя. То, что другие этого не заметили, выше моего понимания, но нужно быть откровенным глупцом, чтобы не догадаться, — он подмигнул Сонхуну, и тот вспыхнул гневом, которого он никогда раньше не испытывал. Как он смеет так небрежно разговаривать с ним, словно они друзья? Словно этот человек, сидящий перед ним, не занимался таким коварным преступлением, не заботясь о последствиях.       Он счёл, что закончил разговаривать с Сонхуном, и снова обратил своё внимание на Гелиоса.       — Почему я должен тебя слушать? Миша отправится по мою жизнь, как только узнает, что я больше не торгую кровью девственниц.       Миша?       Сонхун должен был додуматься раньше.       Кровь девственницы была мощным ингредиентом во многих заклинаниях и формой опьянения для ведьм. Она вызывала состояние, подобное сну или одержимости. Раз или два принцу казалось, что Миша пила кровь девственницы в те ночи, когда приходила к нему.       — Нет ничего более могущественного, чем свежее человеческое страдание, взятое из крови девственницы, — продолжал Крижан, как будто прочитав мысли Сонхуна. — Хотя, — он покосился на принца, — похоже, что у её хозяйки в руках было что-то гораздо более ценное. Однако, Гелиос, как ты умудрился выкрасть эту драгоценность?       Сонхун был не из тех, кто уклоняется от того, чтобы поставить высокомерного ублюдка на место, но при упоминании злой ведьмы он держал язык за зубами. Возможно, со времени его побега и прошло два месяца, но раны, нанесённые ею, всё ещё были незатянувшимися, свежими, как будто его вызволили всего несколько дней назад.       — Я буду просить Трибунал не посылать за тобой ночных призраков.       — С таким огромным риском для меня, я надеюсь, ты сделаешь больше, чем просто попросишь моего помилования.       Ночные призраки были порочными созданиями. Они прятались в тени и были рождены из темноты. Однажды напав на вас, они никогда не остановятся, пока не выпьют последнюю частичку вашей души, последнюю частичку вашей сущности. Сонхун не знал, было ли в этом человеке что-то такое, что заставило бы его бояться этих существ, но они были куда хуже булгэ. Одного их присутствия было достаточно, чтобы задушить тебя всеми ужасными воспоминаниями о твоих наихудших решениях, твоих самых бесчеловечных поступках. Никогда нельзя было убежать от худшей части себя, и это было то, что ночные призраки заставляли тебя переживать, пока ты им не надоедал.       Миша была силой, с которой приходилось считаться. Хотя она и не была такой могущественной, как её хозяйка, её тип безрассудного веселья всё равно обеспечил ей устрашающую репутацию, но она не могла сравниться с ночным призраком. Ничто не могло. Хотя Сонхуну было наплевать на этого человека, он не пожелал бы, чтобы ночные призраки посетили даже его злейшего врага, даже эту навредившую ему ведьму.       С довольно побледневшим лицом Крижан, отбросив притворство, наконец спросил:       — И как я могу быть уверен, что ты выполнишь свою часть сделки?       — Это прыжок веры, на который ты должен быть готов пойти.       — За ваши головы назначена награда, и я всегда могу быть тем, кто её получит. Этого было бы более чем достаточно для моего помилования.       — Мы оба знаем, что ты бы не стал так рисковать своей жизнью, если есть даже малейшая вероятность того, что я выложу твою голову на блюдце, чтобы твоя мать могла любоваться её во время траура.       — Совершенно верно, — он, казалось, обдумывал сделку, но Гелиос знал его ответ уже в тот момент, когда Крижан только сел. Этот человек никогда не был тем, кто останавливался и болтал без необходимости, если это было не в его интересах.       — Но у меня у самого есть просьба, — сказал он наконец. — Я верну этих детей в их дома, если, конечно, этого захотят их родители, и я отзову своих людей от совершения этих неблагоразумных поступков, если это можно так назвать. Мои братья оставят это дело, которое вызвало у вас такой гнев, — он посмотрел прямо на Сонхуна со злорадной усмешкой, — если он отдаст мне флакон своей крови.       Принц без раздумий ответил, перебивая Гелиоса:       — Договорились!       Гелиос резко повернулся в его сторону, и впервые с тех пор, как они были вместе, чужой взгляд был направлен на него с отвращением. Но Сонхуну в данный момент было всё равно. Он сделал бы всё, чтобы эти малыши вернулись домой. Что представлял собой флакон его крови? В его организме её было более чем достаточно, чтобы функционировать идеально. И хотя запрос был странным, и Сонхун не хотел знать его причину, он был уверен, что это меньшее из двух зол. Он отдал бы даже два флакона крови, если бы его попросили, при условии, что этот человек выполнит свою часть сделки.       — Ну же, Гелиос, сам маленький принц согласился на это. Просто пожмём руки или опустимся до устаревшего заключения соглашения на бумаге?       Он протянул руку Гелиосу, который пожал её с некоторой неохотой. Сонхун всё ещё видел огонь в его глазах. Без сомнения, позже их ждёт большая ссора. Он думал, что на этом всё закончится, но как только они пожали друг другу руки, вокруг них начал формироваться голубой свет. Он пришёл тонкими струйками, которые заплясали вокруг их рук и связали их. Крижан пробормотал архаичные слова себе под нос, и синий огонёк начал пульсировать и увеличиваться в размерах, пока не осветил всю палатку. Он заговорил в последний раз, и свет вспыхнул так, что комната больше не могла сохранять своё великолепие. Подобно взрыву, он пронёсся прямо над ними, а затем всё разом исчезло.       Ignis necto, огненное кружево. Обещание, которое может быть дано лишь двумя людьми, чьи жизни переплетены. Сонхун прищурился, когда Гелиос опустил руку. Подозрение, что между ними что-то назревало, теперь было трудно игнорировать и невозможно отрицать. Но он не станет спрашивать, пока Гелиос сам не решит прокомментировать это.       Они посмотрели друг другу в глаза, и хотя взгляд Гелиоса ожесточился после предыдущего соглашения Сонхуна, в нём был какой-то оттенок сожаления и вины, как будто он не хотел, чтобы принц стал свидетелем такого неприятного зрелища. Он боялся вызвать разочарование, разрушить свой образ идеального Гелиоса в глазах Сонхуна. В этом аспекте он был отчасти прав. Принц увидел в человеке, стоящем перед ним, кого-то незнакомого, потому что Гелиос и в самом деле жил жизнью, о которой он ничего не знал. Он заметил это ранее, когда Гелиос замахнулся клинком на магистрата, и заметил это сейчас в его хладнокровном поведении рядом с лордом Крижаном Заланом.       Следующий поворот событий произошёл довольно быстро. Сообщники незнакомца, как он их назвал, вошли в палатку и перелили часть крови Сонхуна в флакон. Это был быстрый и эффективный процесс, так что принц едва почувствовал, как игла пронзила его кожу. Крижан отвёл магистрата в сторону и, возможно, пригрозил, потому что, когда они вернулись после своего приглушённого разговора, магистрат был белее привидения. Именно он расскажет жителям деревни, что на самом деле происходило каждую ночь Хинамацури, когда этот незнакомец посещал их причудливую деревню. Он возьмёт вину на себя, а его жена в своё время будет возвращена в их дом. Вот только будет ли у этих двоих по-прежнему дом в деревне, ещё предстоит выяснить. Сонхун бы на это не рассчитывал.       Сонхун извинился и вышел из палатки после того, как Финник наложил ему на руку небольшую повязку. Чем дольше тянулись минуты, тем больше ему начинало казаться, что он вторгается в частную встречу. Когда он выходил из палатки, взгляд Гелиоса задержался на его спине, но от этого ощущения отвлекло столкновение с девушкой, которая заслуживала ответов больше, чем кто-либо другой. Он даже представить не мог, что Хару будет стоять там с искажённым от горя лицом и слезами, текущими по её щекам. Его сердце сжалось, когда она продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами, которые выражали не то злость, не то облегчение. Должно быть, это были противоречивые эмоции, особенно нормальные при условии, если она слышала весь их разговор целиком. И если бы оказалось, что она реально услышала всё, то её бы более всего расстроила его ложь о его происхождении.       — Я думала, мы настоящие друзья, —  тихо сказала она, вытирая слёзы. — Но ты врываешься в мою жизнь и вытворяешь подобное… — в её словах не было и вполовину так много смысла, как она думала. Тем не менее Сонхун стоял там и позволял ей выговориться. Сравнивая его жизнь с жизнью девушки, в юности он отреагировал бы точно так же, если бы кто-то описал ему его жизнь под стражей ведьмы. Был ли бы этот разговор, чтобы помочь ему или, напротив, чтобы осудить его, было неважно. В любом случае это ужасно — слышать о своей судьбе, которой распоряжались без твоего собственного ведома. Как будто ты не человек, а всего лишь шахматная фигура в чьей-то игре. Это было отнюдь не приятное чувство. Пока она болтала, он сделал что-то совершенно нехарактерное для себя, поскольку ему не очень нравилось, когда к нему прикасались. Но в ней он увидел часть себя, параллельную жизнь, которой он, возможно, жил, и поэтому он сделал то, что, как он знал, очень утешит её.       Он обнял её.       Когда он заключил её в объятия, она разразилась рыданиями, которые заставили тех, кто был в палатке, выскочить наружу. Когда магистрат, шаркая ногами, вышел, он выглядел потрясённым, пристыженным, каким ему и следовало быть. Крижан Залан выглядел несколько озадаченным. Он не знал молодых людей, которых продал с аукциона. Для него это был бизнес, ничего личного. Гелиос лишь молчаливо задержал взгляд на объятиях Хару и Сонхуна, слегка сжав челюсти.       Сонхун погладил её по волосам, когда она глубже зарылась носом в его объятия. Её рыдания зазвенели в его ушах и пробудили воспоминания о его собственной боли. Дни, когда он думал, что может умереть в башне без человека, который оплакивал бы его, без человека, который плакал бы о нём. Его собственные глаза увлажнились от взгляда Хару, но он подавил желание заплакать. Это был её момент почувствовать утешение от силы другого человека. Он был другом, которому она могла довериться и выплакаться, точно таким же, каким Гелиос был для него. И когда эмоции найдут выход, её сердце будет свободно, даже если её совесть будет отягощена нездоровыми мыслями.       Вскоре принц отвел её домой, в то время как Гелиос остался с магистратом и Крижаном, чтобы убедиться, что всё идет в соответствии с их сделкой. Когда Лиара встретила этих двоих, она была вне себя от беспокойства. Сонхун сделал всё возможное, чтобы объяснить, и она выглядела испуганной от услышанной информации. Девушка взяла Хару за руки и прижала к себе сестру, дрожа всем телом от того, что могло с ней случиться.       Остаток фестивальной ночи прошёл сумбурно и запутанно из-за распространившейся информации о предательстве человека, который поклялся поступать правильно по отношению к своему народу. Сонхун был прав, предположив, что в этой деревне его лишат дома. Многие придерживались мнения, что он должен заплатить за то, что сделал с молодёжью деревни, и расплата должна быть куда больше, чем просто чувство стыда и вины. Гелиос предостерёг людей от применения к нему какого-либо насилия. Он убедил их, что не стоит марать собственную праведность, осуждая человека, который столкнётся с гневом Трибунала. Они были справедливой и законной системой. Они вершили правосудие в соответствии с преступлением.       Магистрат умолял Гелиоса защитить его от людей, но Гелиос предупредил его, что он сделал всё, что мог. Ему больше не пристало вмешиваться, поскольку он был всего лишь ребёнком, играющим в мужскую игру. В ту ночь магистрат заперся в своём доме и не спал, боясь того, что с ним может случиться. Этот страх был лишь частью того, через что пришлось пройти этим молодым людям, но он дал ему представление о том, что происходило в их головах, когда их тела отдавали незнакомцам.       Хотя Сонхун не хотел уезжать так внезапно, Гелиос предложил ему покинуть деревню этой же ночью. Было бы нехорошо держать имперского принца Мугунхвы в месте, куда Трибунал отправит свою охрану. Это привлекло бы нежелательное внимание, и они никогда не добрались бы до Бейтира вовремя. Им нужно было уходить. Принц даже сожалел, что Хару будет крепко спать, пока они будут уходить, но Гелиос, конечно, был прав. Им нельзя было задерживаться. Уж точно не в том месте, где Крижан Залан оставил свой след.       Однако перед отъездом Лиара побежала за ними со свертками еды и совершенно особым инструментом, завёрнутым в бамбуковую ткань.       — Это обсидиановая флейта, благословлённая богиней ночи… Ну, по крайней мере, так мне сказал папа, — она накрыла своей ладонью руку Сонхуна, передавая вещь ему на попечение. — Легенда гласит, что виверны не выносят зова флейты. Когда на ней играют, она изгоняет их в самый тёмный уголок ночи. Надеюсь, легенды правдивы.       Сонхун улыбнулся этому милому жесту. Хару говорила о флейте, когда они впервые встретились. Она назвала её первым сокровищем семьи. Он никак не мог смириться с этим, особенно если они могли когда-нибудь снова увидеть друг друга, но Лиара заверила его, что Хару хотела бы, чтобы это было у него, чтобы защитить их так же, как они защитили её саму.       Она повернулась к Гелиосу и тоже подарила ему небольшой знак привязанности. Мешочек с корицей и пряди своих волос, которые сёстры обычно дарят старшим братьям, когда те отправляются на войну. Это был жест чрезвычайной привязанности и высокого уважения.       — Встань пораньше завтра утром и найдёшь письмо у своей двери, — сказал Гелиос ей. — Прошлой ночью я написал леди Фэрберн, она уже довольно давно ищет ученицу. Я думаю, Хару получит огромное удовольствие, следуя за её светлостью.       Лиара просияла и отвесила ему поклон.       — Мы у вас в вечном долгу.       — Ерунда, это меньшее, что я мог для неё сделать. Она заслуживает того, чтобы увидеть этот мир.       Сонхун подавил улыбку. Гелиосу редко кто нравился, но, похоже, несмотря на все его сопротивления, Хару пробралась в его сердце. Они попрощались с Лиарой и её братом и сёстрами. Им пора было отправляться в путь, потому что на острове Бейтир их ждал беспокойный человек. И если они опоздают хоть на немного, невозможно будет поручиться за то, что произойдёт с тем, кто так нуждается в их помощи. Невозможно будет поручиться за собственную реакцию на то, что будет, если они не успеют вовремя.