Без возможностей

«И почему я вновь плохая?».

Кэролайн Форбс ○

Действительность давно потеряла любую условную нить с рациональность, превращая пространственное движение в нечто несуразное. Все риски преобразовались во что-то воинственное; притягательное, граничащее с небрежной дикостью. Во всей разразившейся опасности выделялась особенность ране несуществующей сверхъестественной силы. Что-то по настоящему необыкновенное в сознание посредственного. Привязанность к определенному сопутствовала в шагах вперед, заставляя тугую цепь покачиваться на худой лодыжке. Казалось, темный узел, представленный перед очарованным взором, перестал пугать. Мрачное полотно, усыпанное бесконечным множеством небесных тел, освещающих горизонт, восхищал и завораживал. Это ощущалось метафорично и символично. Будто даже, казалось бы, в кромешной тьме, без возможности найти и единный намек на надежду, есть миллиарды световых проблесков, указывающих путь. За бесконечным просмотром и, возможно, даже растворение в этих невообразимых просторах, Кэролайн потеряла всю суть того страха перед мраком. Великодушие потаенное в недрах души обветвляло все сознания, переплетаясь, точно цветение дивных ростков, корнями вонзившиеся в почву разума. Солнечный диск медленно ввильнул повверх земной мантии, неторопливо освещая по маленьким кусочкам просторные покои. Кэролайн, притягивая колени к груди, мягко покачивалась из стороны в сторону. Светлые волосы волнами ниспадали на плечи, освещенные утренним светом. Пылающие золотом локоны приятно теплили кожу, падая на лицо. Одно колено опустилось на мягкое одеяло. Заняв стабильную позу, ощупывая нутром каждый дух, каждое мгновение и каждое неосязаемое движение, Кэролайн смотрела, едва моргая, на высокое окно, развязывая в голове определенную структуру мыслей, подстраивая их, как и в жизни, в идеальный строй. Все в её жизни было проконтролировано и собрано: отличница-активистка, с безупречной дисциплиной и перфекционизмом. Педантичная, как и по внешней составляющей, так и внутренне. И дестрой в голове Кэролайн не допустит. Размазанная картина в голове, обусловленная столь опрометчивой оплошностью, стала растапливать сознание мисс Форбс, превращая из четко сконструированной фигуры бесформеннное нечто, схожее на детские кляксы. Все это делилось на фазы; от этого безумного круговорота из идеальности в необьяснимое смятение, переходящего из одного в другое на высоких скоростях, у Кэролайн кружилась голова. Пальцы нежно гладили опустившееся колено, ногтями слегка царапая нежную кожу. Совершенно не больно, скорее с особой бережностью, просто чтобы связаться с телом более крепкой нитью. Хотя, возможно, это и не имело значение, в зависимости от искомых чувств, неизведанных даже ей; примкнутые к стенкам души, где-то там, далеко в ядрах и недрах, вне возможности достичь их. Это было ледяной попыткой, у которой не имелось иного исхода, помимо осадного поражения и горького привкуса разочарования. В том или ином проявление, распутное и малосвязанное с действительностью движение каралось чем-то более изощренным и выбитым из современных устоев. Однако единственное, что она получила взамен на насмешку небесам — исполнение своих желаний. В условиях не говорилось ни о опасности ни о невозможности различных уровневых; важным уроком жизни являлось внимательность к своим желаниям. Это было так опрометчиво. Так пагубно и убого, разрывать эти веретена в сознаниях, обусловленных небезызвестным ничем. Пожимает губы, хмуриться, выдыхает. Разум не поощеряет напряжение, но и его тихий голос никто и не задумывался воспринимать всерьез. Сущности в голове, словно черти, змеились, прорецая сознание. Кэролайн смогла развязать войну между собственными принципами и чувствами, что привели её в унизительное падение перед сводом правил, составленным даже не ясно каким образом. Выявленным личными, искусно найденных, желаниями и особенностями тонкого нрава или под жестоким влиянием общественного мнения. Расположенная в отношении чего то более человеческого, девушка от постепенно накатывающего напряжения, увеличивает импульсивность своих движений, упрямо царапая кожу без возможности на регенерацию. Кэролайн чувствовала себя особо неважно в момент полного сочувствия и дрянной жалости не то чтобы к себе, скорее к той невинной душе, что сидит внутри нее, протесываясь в самых недрах, что не могла никак влиять на те необдуманные действия сделанные на горячую голову. Кривые линии сознания диктовали совершенно иные действия. По ним скатывались шары мыслей, но, однако, видимо в какой то из моментов, когда на ней в очередной раз использовали вампирское внушение, работа дала сбой и все превратилось в какой то сумбурный клубок ниток, который Кэролайн никак не могла расплести. Светлые локоны огибали, повторяя аккуратные изгибы, шею; тонкая прядь, слегка запутанная в конце, но все еще упругая, струилась вдоль ключиц, доходя до прикрытой тканью груди. Она просто устала. Да, это было именно так. Кэролайн просто устала и ей нужен был отдых. Тяжелый выдох снизошел в пространственность. Руки судорожно метались по всей округе, вне состояния найти им какое либо применение. Кэролайн показалось, что она была потеряной. Увенчанной поражением, столь уязвимой и, возможно, даже истерзанной собственными доводами и решениями. Искать во всем лучшее было путем мисс Форбс, но сейчас ей хотелось продраматизировать и пролежать в кровати весь день. Она сильная девушка. Она не сдается, не отпускает руки и никогда не смотрит назад. Возможно, упадет, но всегда встанет. Таковы были законы женской природы. Кэролайн ощущала эту пространственность. Внутри себя, во всем этом царствование безумства. Она была везде. И одновременно нигде. Откровенно говоря, она уже устала сосуществовать в этих реалиях, в эти мгновения, когда вместо привычной обстановки, она видела роскошные покои с серыми стенами и хорошим убранством. Кэролайн должна была благодарить, но она лишь сьязвила и позволила себе отругать самого правителя этих земель. Право, ей было плевать на жалкие удобства покоев, когда в душе твонился хаос, который Форбс отчаянно отрицала. Едва импульсивная и инфантильная, со своим детским мышлением, девица была обречена на провал. Под влиянием верховных сил пустая и эгоистичная натура превратится в чувство благороднее и личность эта станет куда глубже, чем ее изначальный эскиз. Вытерпеть дождь — одно испытание, но эта история совершенно не о том, как переждать его, а как научиться под ним танцевать. Это игра на жизнь. Может, и на смерть. И Кэролайн имела задачу найти в этом любое наслаждение. Ведь это единственное, что имело право на свободу. Кэролайн знала главные наставления матери о добре и зле, о едином конце всех бед, что всегда кончаются словом хорошо. Куда бы не завела судьба, она бы не сделала это зря. Все в этом мире так или иначе имеет смысл. И вскоре, внутренняя сила, держащая ее скелет чувств и мыслей, убьет те сомнения, что породил истерзанный разум. И когда она стала глагольствовать о таком мудром, Кэролайн не знала, но подозревала, что всему виной наколившая до предела обстановка. Ей хотелось порезвиться, но вместо этого она сидела на кровати, гладила( или уже терзала )ногу и размышляла над тем, что ей не предусмотрено. — А ты рано встаешь. Поразительно для людской натуры. В дверном проеме стояла та самая беловолосая девушка, которую она встретила вчера в библиотека. Наверное, одна из правящей семьи, кто думает, что раз они бесмертны, тогда им можно все. Хотя, в своем роде, это было правдой. Она выглядела великолепно. Белые волосы обрамляли безупречное круглое лицо с аккуратными и аристократическими чертами, пухлыми губами, крупными глазами и четкими бровями, контрастирующими с бледной кожей. Пепельной окраски локоны ниспадали на  плечи, впадали в яремную впадину и в углубление ключиц. Они переливались золотом под лучами утреннего солнца, словно изменили свое аггрегатное состояние под влиянием космических сил. Безымянная была для Кэролайн чем-то вроде примера для восхищения. Одетая в белую женскую майку, с открытыми руками и ключицами. Ткань была покрыта выпуклым нитками узором, который умело подчеркивал внимания, притягивая к себе взгляд. Длинные стройные ноги обтягивали темные скинни-джинсы, которые часто носила и сама Кэролайн. А обута девушка была в босоножки на каблуках черного цвета. По-сравнению с Кэролайн, девушка выглядела идеально. Посмотрев на себя: взлохмаченную и с отпечатком подушки на щеке, всегда идеальная Форбс почувствовала себя унижено и пристыженно. На ней были свободного кроя шорты и шелковая майка, не скрывающая недостатков ее фигуры. — Что же... Я просто решила проверить тебя. Я Ребекка Майклсон. Сестра Ника. Но для тебя он Клаус. Познакомиться со всеми ты сможешь чуть позже, но сейчас я хочу узнать, что ты из себя представляешь. Знаешь, таких как ты в наших землях бесконечное множество. Ник превосходный правитель, хоть и отвратительный брат, - хихикнула Ребекка, — но тебе этого знать необязательно. Вряд ли вы вообще с ним пересечетесь. Он не любит новеньких. А людей и впредь ненавидит. Так что постарайся не высовываться и не попадаться ему на глаза. — Я и не собиралась мешаться под ногами и отвлекать вас от важных дел, - Кэролайн пожала плечами. — Не думаю, что я вообще буду вас интересовать. Но, если я вдруг понадоблюсь, то не думаю, что помогу. Ребекка засмеялась, и Кэролайн не поняла: это было искренни или ботафорично? — Детка, конечно ты нас больше не заинтересуешь. Вообще-то я принесла огромную жертву, войдя в эти... это скверное место, чтобы удостоить тебя некоторым правилам этого дворца. Помни, что ты живешь по нашим условиям, и мнение человека не учитывается ни в одном вопросе, даже если мы дадим тебе на завтрак пакет с кровью. Будь благосклонна к самому низшему. Это будет твой самый главный дар. *** Кэролайн смотрела вдаль, пытаясь усвоить все те напускные речи, что выдавал искусный рот, обтянутый розовыми губами. Уже переодетая в более приличный вид, мисс Форбс стояла в черном кардигане с открытым декольте, привлекательно выделяющее аккуратные груди, острые ключицы и яремную впадину с двумя точенными мыщцами на шее. Длинные стройные ноги оставались открытыми, а некрупные женские бедра облегала женственная юбка, с вполне нетипичным принтом. Всегда готовая и идеальная, Кэролайн не могла позволить такому казусу, как сегодня утром произойти еще раз. И пусть она не собиралась выходить из своих покоев даже на обед, это было точно такой же метафорой, как и наряжаться, чтобы выкинуть мусор в обычном мире. Это все столь стереотипно и показушно, но оно имело свое значение в этих маленьких шестеренках, запускающую всю нервную систему. Солнце уже встало на свой пьедистал, освещая лучами каждый уголок этих покоев, названных скверными. И хоть Кэролайн имела привычку обращать внимание на слова других людей, здесь она не могла согласиться с высокопарными и горделивыми речами Ребекки Майклсон. Покои были превосходны и роскошны. Серые стены с каменным рельефом абсолютно голые, но оттого и по-своему изящные. Два окна, с темно-синими шторами, обвязанных v-образно наоборот. Широкая двуспальная кровать с балдахином и колоннами, держащей ее. Огромного размера белый шкаф, служащий для нее местом хранения тех немногочисленных вещей, которые она взяла. Небольшой письменный стол, на котором лежала стопка книг, иностранных авторов на иностранном языке. Кэролайн редко читала. Выбирала в основном слезливые женские романы, стараясь выжимать из страниц чувства и жизнь. Но сейчас, освобожденная от всех бремений человеческого мира, она была совсем не против воспользоваться ситуацией и найти в себе возможность развиваться по мере прогресса собственного мозга. Женские пальцы аккуратно прикоснулись к шероховатым страницам, слегка пожелтевших на концах. Ногти царапали без повреждений бумагу, покрытую многовековыми записями и мыслями тех, чей след уже давно вытоптан другими. Это было сакрально. Очень лично и сокровенно. — Тебе нравятся это место? Кэролайн вздрогнула от неожиданности, ощущая физически нутром быстрые и грациозные движения всем телом того жестокого человекоподобного создания. Она не видела его лица, не видела его приближения и даже не слышала его шагов. Казалось, правитель этих земель имел кошачью легкость с бесшумной походкой. Это было опасно, и это стоило взять в вооружение. Что ей нужно было сделать? Извиниться, за вчерашнее? Нет. Этого она точно делать не будет. Он первый назвал ее призом, который можно выиграть. А она впервую очередь живой человек, хотя в этих землях столь очевидный аргумент не имеет своей весомости. Скорее напротив, побуждаемый совершить насильственные действия, зная, что останешься безнаказанным и в безопасности. Нет. Она определенно не станет извиняться перед этим... чудовищем, позволившего людской иерархии таять пред законами сверхъестественного мира. Вместо возможного перемирия, они и вправду стали хищниками, вгрызающие свои грязные клыки в чистые и невинные вены человеческих натур. — Я не выбирал эти покои, но кажется они устроены очень неплохо. Что же, я доволен. Как ты поживаешь, ангел? — Спасибо... за гостеприимство. Да, эти покои великолепны. Ко мне утром заходила Ребекка. — Да? А я думал, что первый удостоил чести навестить тебя. Не каждый день нас самолично желают посетить... люди, — Клаус брезгливо скривился, — И как тебе моя сестричка? Кэролайн почувствовала небольшое волнение обусловленное появлением самим правителем... Никлаусом Майклсоном. Именно его именем Кэтрин Пирс манипулировала Кэролайн, заставляя вешать его портрет на самом видном месте на этой чертовой вечеринки, которую даже не она устроила. От отвращения ко всем вампирским особям, которых она только знала, Кэролайн чувствовала как гнев струится по крови, добираясь до самого сердца, жалобно скулящего в своей дырявой клетке. Она знала, что Майклсоны ей ничего не сделали, но не могла избавиться от этого непрерывного чувства омерзения и тошноты. По глотке словно скатился яд, наполнив рот огнем, более вязким и густым, напоминающий лаву. — Она была бы намного лучше, если не позволяла себе... оскорбления. Кэролайн не смогла не сьязвить, выдавив из себя слабую улыбку. Это было неправильным и неуважительным, но Ребекка также не имела чувство такта при разговоре с ней. Да и Кэролайн не посмела сказать про сестру правителя более уточечные речи. Отличия в речи Клауса и Ребекки Майклсонов сразу бросились во внимание Кэролайн. Если Ребекка сказала, что таких, как Кэр у них миллионы, то Клаус говорил, что она — редкость. И чья версия была правдивой? Это Ребекка хотела заставить почувствовать Кэролайн себя неловко и лишней, или Клаус был чрезмерно невнимателен? Круговорот мыслей был абортивен резким движением сильной руки, сжимающей нежную шею. Форбс округлила глаза, выкрикнув проклятье, вцепилась мертвой хваткой в мощные плечи мужского тела. Ошеломленная, она взглянула в глаза своего мучителя. Он не был в ярости, скорее просто слегка раздражен. Но видимо даже такая капля способна была заставить его причинить боль обидчику. Он не держал ее сверхъестественной силой, скорее просто надавливал. Но это все равно было насилие. Все равно было агрессией, которую невозможно оправдать. — Ты забываешься, love. Вспомни, где ты находишься и кто правители этого места. Это не угроза, лишь дружеское напоминание. И отпустил. Позволил скатиться спиной по стене, больно ударившись бедрами об пол, но больше не тронул, удалившись с ее покоев, оставляя девушку одну со своими мыслями. ***

«Ты столь низкого мнения обо мне?»

— Клаус Майклсон. ○

Проблемы преследовали его закоулком. Он чувствовал их, ощущал. Понимал, что должен их решить немедленно, но так не желал браться за них. Но каждый раз, когда он вспоминал людскую натуру, этих ленивых существ, утопающих в своих пороках, любая мысль отлынуть от собственных обязательств пропадала. Он же сам выбрал этот путь, строя его на крови. Сам же заставил других коленнопреклоно уважать его и бояться. У всего есть своя цена. Проблемы с Хейли и новоявленной дочерью, которую он спас при ее рождение. Нечто новое ворвалось в его жизнь, что всегда оставалась пустошью роскошного ничего. Каждый день был однообразен и ничем не отличался от вчерашнего. Но что-то изменится. Позвав Рендалла на разговоры о политических проблемах города, Клаус выходит из переговорной только спустя полтора часа, измотанный и уставший как-то внутренне. Попросив у одной из служанок два стакана человеческой крови, мужчина возвращается мыслями к той незнакомке, пришедшей в Кровавые земли. Он был уверен, что девчонку одурачили. Никто и никогда вздравом уме не посмел бы поехать в лапы чудовища добровольно. Либо ей переврали и рассказали что-то иное, не имеющее ничего относительного с реальностью, либо кто-то решился поиграть с внушением. В любом случае это уже не его проблемы, и сейчас ему было совершенно не до нее. Но за человеческой душой нужно было следить. Никто не знал ее намерений, пусть и Клаус совершенно не боялся. Этот маневр был не паранойей, закрепленной рисунками на спине, а актом властвования над чужими жизнями, чем он уподоблялся. Подозвав к себе стройную бледнолицуя служанку, проходившую мимо, Клаус начал: — Анна, остановись, дорогая. В дворец приехала безызвестная Кэролайн Форбс из... Мистик-Фоллс, и я попрошу тебя. Следи за ней. Исполняй ее требования, какими бы капризными они не были, но докладывай мне о каждом ее шаге.