Дети Терры

      Анлуан зашипел, пронзённый болью в плечевых суставах. Открыть глаза оказалось несложно, но, чтобы рассмотреть что-то, пришлось как следует постараться. Стена напротив плыла и различить в монолитной кладке прорези металлических прутьев удалось лишь с третьей попытки. Они раздваивались и переплетались в холодном свете коридорных ламп. Однако полюбоваться Анлуану не представилось — к ошеломляющей рези в плечах присоединилась тупая боль в правом виске.       Не лучшее пробуждение, но всё же пробуждение. Увидев киборгов на пороге кабинета Сирала, Анлуан мысленно со всеми попрощался. Однако вместо того, чтобы покоиться на Линии смерти, он висел на цепях, согревая холодную стену тюремной камеры. Почему? В конце концов, он стал бы не первым, кого швырнули туда без маски.       Он точно был жив. Мёртвые боли не чувствуют, а она была такой, что Анлуану не удавалось упорядочить ход разбивающихся на осколки мыслей. Каждый вдох отзывался огненной вспышкой в плечах. Анлуан висел достаточно долго, чтобы суставы распухли и воспалились, а сам он превратился в сплошной ком неутихающей боли.       До мутного сознания начало доходить, что подогнутые ноги касаются пола. Анлуан прижал язык к нёбу и стиснул зубы. Хорошо, если рывок не разгонит по углам крохи блуждающего сознания. В самом деле, к чему пытки, когда можно просто подвесить жертву? Собственный вес окажется худшим мучителем.       Напрягши волю, Анлуан со сдавленными стонами нащупал пол и подтянулся вверх, вверяя судьбу суставов и трезвость сознания дрожащим коленям. Плечи отозвались хрустом облегчения, не веря, что больше не нужно играть роль опоры, и Анлуан замер, прислушиваясь к ощущениям, жмурясь и потея. Когда боль превратилась в тупую ломоту, в голове посветлело и он вновь огляделся.       Отсутствие окон не пугало. Он слишком много времени провёл в подземелье, чтобы не узнать влагу, собирающуюся на каменной кладке, и плесневелый запах. Здесь достаточно холодно, чтобы предположить по меньшей мере второй или третий подземный этаж. Должно быть, катакомбы внутренней безопасности. Анлуан слишком долго боялся оказаться в них, чтобы испытывать страх.       Для страха стало ещё меньше поводов, когда приближающиеся по коридору шаги обрели плоть в лице Гахаарита Урэя. Стоило отметить, что лицо это было приятно взбешенно.       — Что, господин всемогущий советник, — прохрипел Анлуан, — вижу, день у вас не задался.       Урэй остановился в нескольких сантиметрах от решётки, покрывшись багровыми пятнами.       — Что молчишь, заплесневелый урюк? — выплюнул Анлуан. Вернувшийся голос переливался оттенками злорадства: от нежного подначивания до откровенной издёвки. — Неужели из-под носа увели кого-то важного? Ягика, например?       Пятна гнева сменились бледностью, рассмотреть которую не составило труда даже при плохом освещении, и Анлуан ощутил разливающееся по телу тепло.       Джоши сбежал. Значит, сестры и мать тоже в безопасности. Анлуан не представлял, день на поверхности или ночь, но глядя на давящегося желчью Урэя, убедился: они слишком далеко, чтобы беспокоиться о насильственном возвращении.       — Глумись, пока можешь, — Урэй заложил руки за спину. Вид у него был усталый, даже изнурённый. — Как схвачу его, обещаю, выпотрошу у тебя на глазах.       Анлуан вскинул подбородок и осклабился:       — О, так ты не убивать меня пришёл? Какая досада.       Они пробуравили друг друга взглядами, после чего Урэй иронично заметил:       — Знаешь, генерал Сен серьёзно огорчится, когда узнает, что атлант, которому он доверился несмотря на прошлое семьи, сговорился с имперскими выродками 3-ей колонии, — Урэй расплылся в гнусной улыбке. — Твоя дружба с Кайером Раем и громкое сочувствие людям станут прекрасным подтверждением. Но не тревожься, я спасу тебя от немедленного правосудия, — улыбка стала шире, — убедив генерала, что ты прекрасная наживка для сбежавшего пособника.       Он в возбуждении схватился за прутья решётки.       — Мы оба знаем, что этот тупица вернётся. Ягик вырвался на свободу, но всё ещё на коротком поводке, и поводок этот — ты. Ах, да, — слащаво добавил Урэй, — вот ещё что: поскольку никакого сговора с 3-ей колонией нет, ждать помощи твоей многострадальной семейке неоткуда. Подумай на что ты обрёк их, дважды изменник.       Он одарил Анлуана злорадной ухмылкой и скрылся, оставляя слушать шелест удаляющихся шагов.       Анлуан с трудом удержался на ногах. Цепи звякнули в коротком натяжении и снова обвисли, вернулась тупая ноющая боль в виске.       «Изменник».       Анлуан больше не боялся оказаться чужим среди чужих, и находил в этом горькое упоение. Он никогда не был своим для нового правительства, но атланты императора, обосновавшиеся в 3-ей колонии, считали иначе. Чужой для всех, Анлуан обрёк семью на скитания в пустоте, и надеялся, что у Джоши хватит ума остаться с ними.       Остаться с ними — значит забыть про него, отринуть надежду на новую встречу. Когда Урэй поймёт, что ждать бесполезно, он убьёт Анлуана. Со временем Джоши избавится от чувства вины и, может, заживёт в уединении, как мечтал. А может, пойдёт войной на Шай-Котар, но Анлуан этого не увидит.       Он рассчитывал на светлое будущее любимых атлантов, удерживаясь на трясущихся от напряжения ногах, и ждал боли, способной отвлечь от рухнувших надежд на встречу и собственное будущее. Какой бы паршивой ни была жизнь, расставаться с ней не хотелось.

***

      За время, проведённое в лагере армии Альянса, Дхавал Ишша снискал славу открытого парня.       С генерал-лейтенантом Дмитрием Ланских он сблизился особенно. Расторопность, с которой Дмитрий связался с Нааном Каси — действующим генералом 3-ей колонии — и передал требования Рига, подкупила Дхавала. А живость ума и сообразительность делали поистине превосходным собеседником. Вместе с возвращённым ножом Дхавалу дали право свободно перемещаться по ограниченному участку лагеря, и он мог заглядывать в штаб время от времени.       Но несмотря на старания Дмитрия Ланских, Наан Каси не спешил с организацией встречи, и Дхавал заметно нервничал. К тому же его конвоиры — мечущийся, как затравленный зверёк Кайер Рай, возбуждённый, как оголённый нерв, Форк Эйле, угрюмый сквернослов Михаил Белый и настороженный Яма Назу — продолжали проявлять к Дхавалу не дюжий интерес.       Кайер следил на ним исподтишка, науськанный неумолкающим Михаилом.       «На его разуме блокада, — нашёптывал тот. — Я не понимаю её природы. Этот пришлый опасен».       Опасен, соглашался Дхавал. Однако Дмитрий Ланских предоставил ему свободу, и Михаилу приходилось шептаться по углам, когда хотелось кричать во всеуслышание.       Форк Эйле, выбивший Дхавалу зуб, смотрел озлобленным койотом, представляя для Дхавала ровно ту же угрозу, что и настоящий койот. Во всяком случае, Дхавал думал, что находится в безопасности, пока поздней ночью, купаясь в отцветающем Окичоби не почуял чужого присутствия.       Обернувшись, он увидел на берегу тень, остановившуюся рядом с одеждой, в складках которой Дхавал спрятал нож. Дхавал не расставался с ним даже в постели, но теперь оказался разделён толщей воды и тяжёлой ногой Форка.       Форк наклонился, разворошил чёрную тунику со штанами, и в свете луны блеснул освобождённый из ножен клинок. Не охотничий нож, но и не кинжал. Однако Дхавал пользовался им так, как иные не управлялись с кинжалами, и гордился тем, что оружие всегда при нём.       Теперь Дхавалу отчаянно не хватало ощущения приятной тяжести в ладони. Он не любил пускать в ход парапсихическую силу, поскольку она лишала противников шанса на равный бой. Но можно ли было назвать Форка Эйле неравным?       Оглядев спящий лагерь, Дхавал немного расслабился. Стоит закричать — и из палаток выскользнут настороженные солдаты.       Если успеет закричать. Глядя на подбрасываемый в руке Форка нож, Дхавал с неприятным волнением осознал, что может быть убит собственным оружием. Без предупреждения, как часто делал сам. Один ловкий бросок — и тело Дхавала будет плавать по волнам Окичоби до утра.       «Не будет», — подумал Дхавал, глядя на уверенную фигуру атланта на берегу. Форк не даст себя изобличить, и труп не найдут. Что хуже — несмотря на явную неприязнь Форка, на него вряд ли подумают.       Потому что у Форка не было видимых причин убивать Дхавала. И только Дхавал знал, что причины были самыми что ни на есть животрепещущими.       Всё же он доверился внутреннему голосу и медленно, не сводя настороженного взгляда с Форка, вышел на берег.       — Подай одежду.       — Подойди и возьми, — холодно сказал Форк.       — Я тебе не верю, — отозвался Дхавал. — Положи нож и отойди.       — Разве у тебя есть причины опасаться?       Дхавал смерил его тяжёлым взглядом. Затянувшееся пребывание в лагере начинало действовать на нервы.       — Хочешь, чтобы я сказал это вслух? — поинтересовался Дхавал. — Чего бы ты ни боялся, они всё равно узнают правду.       — Какую? — во взгляде Форка проскользнули сомнения.       — Яма Назу тебя подозревает.       — Как он узнает, если никто ему не скажет?       — Так ты всё-таки собираешься меня убить? — Дхавал призвал все силы, чтобы расслабить напряжённое тело, но сделать это, будучи обнажённым, оказалось сложнее, чем он думал. — Или хочешь договориться? Как бы то ни было, дай мне одеться. Твоё поведение неприлично даже для врага.       Форк отошёл, но нож не отдал, продолжив удерживать сильной хваткой.       — Риг Сойхэл яхшас, — утвердил Форк, наблюдая за Дхавалом, пока тот одевался. — Как и ты. Вас там много, — он кивнул в сторону 2-ой колонии.       — И тебя, конечно, не удивляет встретить мифического яхшаса, — заметил Дхавал. — Твои соратники сочли бы тебя сумасшедшим.       — Не после того, как Риг Сойхэл встретится с Альянсом.       — После этого жизнь яхшасов в 3-ей колонии изменится.       — Как же? — сплюнул Форк.       — О вас узнают и перестанут убивать. Дадут свободу.       — Что ещё? Упадут в ноги и раскаются в содеянном? В сотнях убитых и изуродованных детях и подростках, гниющих в кельях сул?       — Если ты думаешь, что в других колониях жизнь яхшасов проще, то сильно заблуждаешься.       Форк в два шага преодолел разделяющее их расстояние и приставил к горлу Дхавала нож.       — Распинаешься о справедливости? Мечтаешь о большой цели, хочешь свергнуть Шай-Котар. Только мне плевать на Шай-Котар. Мой тиран гораздо ближе, его можно запросто убить, но никто этого не сделает. Его простят, а смерти моих собратьев замнут. Я никогда не поверю тому, кто охотился на меня, как на дичь, — искажённое лицо Форка оказалось слишком близко к лицу Дхавала, дыхание опаляло, гнев окутывал душным саваном, но Дхавалу было нечего возразить.       3-я колония должна была казаться частью целого. Год за годом генералы 3-ей колонии делали ужасный выбор, а яхшасы всё больше уходили в тень. Год за годом генералы отдавали их Шай-Котару без возможности остановиться или хотя бы покаяться перед Альянсом.       Дхавал понимал это, но также знал, что настало время назвать общего врага, вскрыть правду и побороть ярость яхшасов. Форк имел право злиться и требовать отмщения. Но не перед Дхавалом, простым глашатаем воли господина.       Дхавал положил ладонь на руку Форка и осторожно сжал, оттесняя нож от горла.       — Идут перемены, которые затронут всех жителей Терры. Яхшасов, атлантов, людей и медиумов, — мягко сказал Дхавал. — Ягик среди нас. Время Шай-Котара прошло, яхшасы снова будут править миром.       Форк смерил его скептическим взглядом и усмехнулся, вернув Дхавалу нож:       — Пока мы разговариваем мерзавцы Каси продолжают отлавливать яхшасов 3-ей колонии и передавать Шай-Котару для превращения в джэбатов. Ничего не изменилось и изменится ли — неизвестно. Я давно не верю в сказки и не жду от судьбы милостей. Когда нет причин разочаровываться, жить становится проще. Советую поступать так же. Для яхшасов нет другой жизни кроме выживания.       Форк переступил с ноги на ногу и потёр бритую голову.       — Не говори им, — попросил он. — Если ты не скажешь, они не узнают.       — Чего ты боишься?       Но вместо ответа Форк замер с ужасом глядя на вышедшего из-за палатки Яму. Его угловатая фигура неспешно приблизилась и остановилась в нескольких шагах.       — Яхшасы, значит? — едва слышно спросил Яма.       Его изобличающий взгляд врезался в Форка, бледность которого стала заметна даже в неясном свете луны.       — Выходит, это всё-таки ты, — угрожающе понизил голос Яма. — Ты тот, кто пытался убить Кайера Рая.