Сердце дракона

      Вернувшись домой, я изо всех сил старался заставить свой ебальник быть обычным и не светиться от радости.       Наори согласилась на свидание!       От этой окрыляющей мысли хотелось радостно носиться по гаражу и прыгать, словно последний долбаёб, но я себя стойко сдерживал. Не хватало ещё моим домочадцам прознать о том, что у меня что-то на личном фронте наклёвывается. Там начнётся: дед причитать станет, Манджиро сунет свой любопытный нос куда не надо, Эмма устроит допрос с пристрастием и набьётся идти со мной, как это было пару раз, а получив отказ, — прошлых случаев мне хватило, — сиюсекундно сдаст меня Вакасе с потрохами. И пофиг, что ночь на дворе! Мне вообще кажется, что она его домашний номер телефона уже наизусть выучила, разбуди посреди ночи — продиктует.       Что касается Вакасы, то этот полуфабрикат отмороженный по обычаю распиздит обо всём Таке и Бенкею, а дальше трио дегенератов будет действовать по ситуации. А ситуации бывали разные!       Бывали случаи под названием «ржущие-тире-кроющие матом кусты», бывали «стрёмно палящие из-за угла бандиты», было и «пацаны, заберите из ментовки», но все они, как правило, заканчивались попойкой «за упокой». И хоронили эти сволочи мою ни разу несостоявшуюся, причём не без их помощи, личную жизнь, так что нахуй их!       Плюхнувшись на старый обшарпанный диван, что уже несколько лет проживал в моём гараже и за это время превратился из зелёного в тёмно-серый, я начал мечтать о том, как всё сложится завтра. Как мы будем гулять до самого вечера, потом я проведу её до дома, и она согласится со мной встречаться. План, конечно, охуенный, но тут главное не накосячить, как это обычно со мной бывает.       Вообще, если хорошенько подумать-посчитать, то опыта в свиданках у меня было не густо — раз-два и обчёлся. Да и тот, что был, особым успехом не отличался. Девушки, как правило, идти на второе отказывались и с вероятностью в восемьдесят процентов отшивали меня после первого же свидания. И самое главное, — не пойми почему?! Цветы — дарил, комплименты — говорил, до дома — провожал, руки — не распускал, а на итоге хрен, что получал. Везде и ото всех отворот-поворот. Некоторые так вообще динамили.       По хорошему счёту, спросить бы совета у того же Такеоми или Вакасы, но первый начнёт плеваться ядом, как только узнает, с кем я собрался идти на свиданку, а второй состроит такую рожу, что спрашивать перехочется. Да и советы их нихуя не вставляли, так что ответ на вопрос «как дальше быть?» приходилось искать самостоятельно.       Я и искал, черпая все свои идеи из фильмов, сериалов, комиксов и различных журналов. Я даже себе список фраз из статьи «Как понравиться девушке?» выписал. Да что там выписал, зазубрил от заглавной буквы «К» до тиража и топографии. И всё равно бестолку. В голове по сей день вертелось мнение Саито о том, что это на домогательство пьяного мужика похоже. И вот почему так? В фильме же фраза звучала очень даже круто, да и момент для неё был подходящий.       Я запрокинул голову и чуть сполз вниз по дивану. Эйфория от осознания того, что я пойду с девушкой на свидание, потихоньку сдавала свои позиции и уступала место реальности и насущной проблеме «Как не запороть это самое свидание?». И что-то мне подсказывает, что это будет жесть как сложно. Как минимум потому, что все предыдущие попытки завести отношения шли по одному месту, да и Наори казалась какой-то не по годам взрослой, что ли…       После нескольких вечерних встреч она уже не казалась той кроткой милой тихоней, с которой я делал нахрен не всравшиеся нам обоим брошюры. Нет, она всё так же мило улыбалась и по-прежнему была вежлива, но при этом словно держала дистанцию, не желая близко подпускать к себе. Как настороженная дикая лисица, но, чёрт побери, какая же красивая лисица! В сравнении со мной она казалась такой маленькой и хрупкой, но при этом очень утончённой. Тонкая шея, ямочки над ключицами и глаза. Боги, какие красивые у неё глаза. Эти два куска янтаря словно видели меня насквозь, читали как открытую книгу, но при этом таили в себе целый мир. Ей до безумия шло без очков! А что со мной творится, когда она на байк садится и меня обнимает…       Глубоко вздохнув, я втянул воздух через нос и завалился на диван, пряча верхнюю половину лица в изгибе локтя. Уши горели, а сердце от одной только мысли о том, что ко мне прижималась девушка, качало кровь вот вообще не туда, куда надо. Нет, дома в таком виде мне точно лучше не появляться!       

      ***

             Утро встретило меня неизменным и от того ещё более противным пищанием будильника. В полумраке комнаты маленькие алые числа «пять сорок пять» больше походили на горящие глаза какого-то крошечного, но оттого не менее мерзкого монстра. Непрерывный визг «пи-пи-пи» резал по ушам, заставляя вырваться из объятий бога сна и судорожно искать выключатель. Проклятый прибор!       Нажав на крохотную выпуклую кнопочку на крышке серого будильника, что неизменно покоился по правую сторону от футона, я спрятала руку обратно под одеяло и, развернувшись на другой бок, скрутилась в калач. Вылезать из-под одеяла не хотелось, а выходить из комнаты и подавно.       Вчера вечером папа ничего не сказал — не было ни причитаний, ни лекций, и я почему-то решила, что всё «ок». Но сегодня, стоило только открыть глаза, глубоко внутри начал ворочаться червячок по имени Чуйка, предостерегая о возможном скандале. Вчера было поздно, к тому же Рёта спал — вчерашнее затишье ничего не значит!       Откинув одеяло, я поёжилась от прохлады, царящей в комнате, и тут же потянулась за шалью, что покоилась на спинке стула. Накинув на плечи тёплую вещь, которая досталась мне-мерзавке от бабушки, я нашла среди брошенных на полу вещей свои тапочки и пошаркала на кухню. Невзирая на довольно тёплую погоду за окном, — разгар мая всё-таки, — я по-прежнему куталась в этот выстиранный серо-фиолетовый бабский платок, что гордо можно было отнести в категорию «ветхий пережиток прошлого».       С тихим шорохом открыв дверь-купе, я оказалась на заполненной ароматом кофе кухне. Отец стоял у плиты и, методично помешивая что-то в кастрюле, готовил завтрак, оставив приготовленный горячий напиток на столе.       — Утро! — бодро отозвалась я, прикрывая за собой дверь нашей с братом комнаты и подходя к стоящему у окна столу. Взяв в руки изумрудную кружку и вдохнув запах свежезаваренного кофе, я развернулась к стоящему на подоконнике фикусу и воткнула в почву указательный палец, проверяя таким образом, нужен ли растению полив. Занятно, но ещё год-полтора назад я терпеть не могла этот горький напиток, а сейчас не представляла без него своё утро.       Оперевшись о стол и сделав глоток обжигающего горло кофе, я отставила кружку в сторону и подняла глаза на родителя.       — Пап?       — Я хочу, чтобы ты прекратила этим заниматься, — произнёс отец, не поворачиваясь ко мне. Это было не желание, не предложение и даже не просьба — приказ, не терпящий возражения и неповиновения. Доигралась!       — Пап, извини! Это правда последний раз, когда я… — начала мягко сглаживать острые углы, но не вышло!       — Мне это надоело! Ты каждый раз это говоришь и каждый раз возвращаешься в двенадцатом часу ночи. Хватит!       — Вчера я вернулась без двадцати одиннадцать! — упрямо отозвалась, я повысив голос. Самоконтроль дал осечку, позволяя эмоциям вырваться наружу и подавить голос холодного рассудка. Брови съехались к переносице, и я с вызовом уставилась на родителя, совершая столь опрометчивую ошибку, как выказывание явного неповиновения.       — Не смей хамить и разговаривать со мной в таком тоне!       Папины глаза сверкнули гневом, а его руки сжались в кулаки. Я видела, как он борется с собой, стремясь сохранить контроль, но его терпение было на пределе, о чём свидетельствовал повышенный тон голоса.       — Ты не понимаешь, насколько это опасно, что ли?! — сказал он, пытаясь проникнуть в моё сердце через слова. — Ты не просто поздно приходишь домой — ты ставишь под угрозу свою жизнь!       Моя тупая гордость и бурлящее в крови негодование подталкивали к сопротивлению. Я не собиралась отступать и сдаваться без боя, хоть и прекрасно понимала, что нахожусь далеко не в выигрышном положении. Но самым гадким было то, что глубоко внутри я знала — отец прав! Вот только какой в этом смысл, когда именно этот бар держал нашу семью на плаву? Он работал на стройке по сорок часов в неделю, постоянно таская мешки с цементом, в то время как я работала всего двадцать — больше не позволял закон. Но даже при этом мой месячный доход составлял две трети от отцовского. И сейчас вы говорите мне от него отказаться?       — Я прекрасно понимаю и знаю, что творится на улице! Ты думаешь, я такая безответственная и новости не слушаю?! — яростно выпалила я. Это конец! Я не выиграю…       Дверь-купе внезапно распахнулась, не дав папе высказаться в ответ, и мы оба уставились на вылезшего и сонно потирающего глаза мелкого.       Рёта спал на ходу, всем своим видом олицетворяя фразу «Поднять — подняли, а разбудить — забыли!». Он застыл, чуть пошатнувшись от яркого света, а потом широко зевнул, прикрывая свободной пятернёй рот. Почесав бок, брат уставился на нас с отцом. Сейчас он напоминал неоперившегося совёнка: волосы торчком, и хохлится забавно. Вот только оценив царящую на кухне атмосферу, которую впору уже было ножом резать, ребёнок обиженно надул губы, молча сетуя на ранний подъём, и тихо пробормотал:       — Опять ругаетесь…       — Мы… Мы не ругаемся, — виновато вздыхая, ответила я и поджала губы. За всем этим сыр-бором я совершенно забыла следить за голосом и как следствие, брата мы разбудили минут на сорок раньше положенного. Но оно и к лучшему — тему сменю!       — Как успехи в додзё? — заинтересовано смотря на брата и поправляя сползшую с плеча шаль, спросила я, стараясь не коситься на папу. В идеале вообще хотелось под плинтус провалиться и не отсвечивать с недельку, но в моей жизни так не бывает, так что приходилось тупо уповать на то, что при мелком скандал продолжатся не будет.       Но он продолжился!       — На-о-ри! — выразительно, по слогам произнёс отец, недовольно сверля меня глазами. От его тона брат поёжился и тихо, а главное — быстро, ретировался в сторону ванной, благоразумно оставляя наши разборки непосредственно нам. Был бы он таким же благоразумным в школе — цены б ему не было!       — Я тебя услышала… — тихо прошептала я, всё так же смотря в сторону и нервно теребя в руке мягкую вязку шали. У меня не было другого варианта, кроме как капитулировать — я не смогу убедить отца — у меня больше не было убедительных аргументов. Но что будет, если я сдамся? Возьмусь за учёбу, как он того хочет, и поступлю в универ? Бросьте, это смешно! Не с моей успеваемостью и не с нашими финансами. Универ мне не светит! А что тогда? Я не смогу сидеть дома, ничего не делая — для нашей семьи это непозволительная роскошь. Счета за воду, газ, электричество, ипотека, моё обучение и налоги — на них уходила половина его зарплаты и дальше не станет лучше! Чуда не бывает! У меня остался ещё один козырь…       — Папа, я… — выпустив из рук концы шали и уперев ладони в край стола, начала было я, но отец снова перебил. На сей раз его голос звучал слабее и был полон отчаяния.       — Я не хочу потерять дочь, — спокойно, но тихо произнёс он. — Мне нужна ты, целая и невредимая. Я волнуюсь за тебя.       Моё сердце сжалось от его слов, а на глаза непроизвольно навернулись слёзы. Я знала, что он говорит правду, но я также знала, что если я перестану работать, наша семья окажется в ещё более трудном положении.       Всего лишь два желания: быть хорошей дочерью и помочь своей семье. Это ведь так просто и взаимосвязано, так почему идёт вразрез друг с другом?       — Я договорилась с администратором о смене графика, — с силой впиваясь пальцами в бортик стола, спокойно произнесла я и повернулась к отцу. — Буду работать до девяти вечера четыре-пять раз в неделю. Я правда не буду дома позже пол-одиннадцатого, пап.       Я была спокойна — не мельтешила, «отпустила» стол и смотрела прямо в глаза, уверенно произнося каждое слово. Это был мой последний козырь, последний шанс сгладить острые углы и, конечно же, это было моё очередное враньё! Я не разговаривала с мадам Кай и уж тем более не просила её пересмотреть мой график работы. О чём вы? Я и так пребывала там на птичьих правах и по документам числилась как уборщица и посудомойка. Коими, к слову, поначалу действительно была, пока опыта набиралась. А всё потому, что я школьница! Но сейчас не об этом!       — Вот в кого ты такая упёртая? — недовольно процедил отец сквозь зубы и начал потирать пальцами переносицу. У меня же этот вопрос вызвал улыбку, такую тёплую и искреннюю.       — В тебя.       Оттолкнувшись от стола, я подошла к папе и, обняв его, положила голову на широкую грудь, ощущая сомкнувшиеся на моей спине руки. От него пахло чем-то строительным — то ли цементом, то ли побелкой. Этот запах давно уже въелся в ткань его рабочих футболок, чем не стирай, и стал чем-то неотъемлемым — таким родным и невероятно тёплым.       — Я буду осторожна, я обещаю.       — Вот что мне делать, если с тобой что-то случится?       — Не случится! — я прижалась чуть сильнее, пытаясь унять навязчивые мысли о том, что уже случилось.       Фраза «Вы чё, уже помирились?» сигнализировала о том, что мелкий объект дикобразо-совиной наружности вылез из своего импровизированного бункера и теперь его нужно кормить, пока ворнячить на тему «Разбудили» не начал. Пришлось завязывать с нежностями.       — Наори, — произнёс папа, стоило мне только отпустить его из своих объятий, — пол-одиннадцатого! — с нажимом напомнили мне о моих же словах.       — Плюс-минус десять минут! — улыбаясь, выдала я и влетела в ванную комнату, чтобы уже там, опираясь руками о раковину, сбросить с себя личину «всё под контролем». Под контролем нихрена не было! Я была в большой и беспросветной заднице! Пол-одиннадцатого… Десять тридцать…       Закончить работу в десять, а в десять тридцать быть дома как штык — это нереально. Просто физически невозможно. Из Минато в Сугинами за полчаса?! Разве что на метле, как та Кики.       Оторвав невидящий взгляд от гладкой глянцевой поверхности раковины, я взглянула на себя в зеркало. Смотрящая на меня оттуда девушка действительно взяла на себя слишком много, ещё и завралась в придачу. Но тут уже ничего не поделать — ставки сделаны, кости брошены, слова сказаны. Отступать ей было некуда, так что приходилось двигаться только вперёд. Выкарабкаюсь! В ближайшие дни главное повода не давать, а там стихнет…       Признаю, на первый взгляд может показаться, что я тупая дура, которая поставила всё на «зеро» и загнала саму себя в угол, но не беспокойтесь, — тут всё куда проще, — я просто беспринципная, к моему глубокому сожалению. Вот так, за какие-то жалкие тридцать секунд я похерила свои же некогда нерушимые правила, переступила через моральные нормы, приняла решение и приказала совести заткнуться. Ей не впервой, да и мне как бы тоже.       Я поставила не на «зеро» — я поставила на Сано. Вернее, на его «интерес» к моей, хоть раз будем честны, прогнившей и аморальной персоне.       Конечно же, это порицаемо, ибо корыстно, — не спорю. И да, я могу сколько угодно оправдываться и бить себя в грудь со словами «Он сам предложил!» и «У меня не было выбора!», но, будем честны, — это нахрен никому не нужно. Да и к тому же жалкое, ещё и неумелое враньё. Выбор был! Он даже был, мать вашу, правильный! Я могла согласиться с отцом, бросить работу, устроиться в какую-то кафешку в своём районе и работать там за гроши. А главное, я могла не играть чувствами наивного паренька… Я просто его не сделала. Я — не другие. Я себе не вру! По крайней мере, пытаюсь… Так, одну проблему, будем считать, я решила. Теперь нужно придумать, как быть с Сано.       

      ***

             «Людей определяют их поступки» — простая, но в то же время скрытая истина этого мира.       «Поступки — результат принятых человеком решений» — до глупого очевидный факт.       Вот только чем руководствуется человек, принимая то или иное решение? Кто-то верит, что в основе всего этого процесса лежит здравый смысл и собственный опыт. Кто-то, как, к примеру, Зигмунд Фрейд, утверждает, что в основе всех наших поступков лежат два мотива: желание стать великим и сексуальное влечение. Госпожа Ямагути, к примеру, свято убеждена, что для данного процесса необходимо «включать, ну или хотя бы иметь мозги!», ну а я…       А что я? Я не философ, не психолог и уж точно не представитель светлого ума человечества. Куда мне тягаться с постулатом физички? И если с Фрейдом ещё можно было бы поговорить об «его» мотивах и, возможно, оспорить наличие в них похоти, как одной из главных составляющих, то против аксиомы Ямагути-сэмпай не попрёшь — без мозгов действительно приходится туго!       А если серьёзно, то мне кажется, что тут всё гораздо проще. Человеком правят скрытые желания, корысть, эгоизм, воспитание, принципы, эмоции, убеждения, чувства… Вопрос лишь в том, какой из этих бесчисленных качеств возьмёт верх и выиграет в этих своеобразных внутренних дебатах.       Идя по школьному коридору, я ловила себя на мысли, что мои собственные дебаты не закончились. Заткнутая и отправленная в карцер совесть какого-то хрена не унималась — она бушевала, билась о стены и ожесточённо трясла прутья своей железной клетки, истошно вопя при этом «Не будь сукой, дура!».       На всю эту истерику, вальяжно развалившись на малиновой вельветовой кушетке, которая не пойми откуда взялась в моей голове и вообще принадлежала культуре какого-нибудь Людовика XV, преспокойно смотрела корысть. Недоумённо изогнув бровь, эта дама лениво достала откуда-то из-за спины здоровенный плакат с яркой красной надписью «Проблему нужно как-то решать, а я не нефтяной магнат, чтобы на такси кататься!», и совести на какое-то время пришлось заткнуться. В отличие от принципов. Эти ребята не буянили, не орали и не устраивали в моей душе погрома. Они просто сидели на своих стульях у стеночки, скрестив руки и закинув ноги на ноги, и презрительно испепеляли взглядом. И от этого, честно говоря, было противно.       Так бывает! Когда человек осознаёт, что поступает неправильно, но не может остановиться — он начинает презирать самого себя. Если у него, конечно, есть совесть.       А с другой стороны, разве в нашем мире существует определение правильных и неправильных поступков? Каждый заботится только о своих интересах, и никуда от этого не деться! Так чем я хуже?       Свернув в уборную, я скинула с плеча школьную сумку и, водрузив ту на бортик раковины, взглянула на себя в грязное, покрытое разводами зеркало. Прилизанные волосы, заплетённые в две дурацкие, словно у младшеклассницы, косички. Обветренные, а от того безбожно покусанные и покрытые ранками губы. Ни разу не ровный тон лица и идиотские очки заучки в коричневой оправе. Ещё и скудно замазанные мешки под глазами. Не удивительно, что Риэ по сей день не могла привыкнуть к этому амплуа — он был не совместим с работой. Про таких парни зачастую говорят «ни лица, ни фигуры» и, будучи откровенной, не далеки от правды. У отражения в зеркале действительно не было ни того, ни другого.       Стянув с носа очки, я заботливо положила их в бордовый кожаный футлярчик и вытащила из сумки крохотную персиковую косметичку в горошек.       Я, не боясь отца, не так уж и сильно страшилась его гнева. В том плане, что да, скандалы — это, безусловно, неприятно и очень сильно треплет нервы, но это не смертельно! Из дома, как ту же Риэ, меня за неповиновение не попрут — не в папином характере. Да и стихнет всё — всегда стихало! Главное отвлечь внимание, сгладить острые углы и дней пять не давать какого-либо повода, а там забудется. По крайней мере, до следующего раза… В конечном итоге, если бы я так сильно боялась разочаровать папу, я бы там не работала.       Правда была в том, что я больше боялась идти домой. В голове по-прежнему было свежо воспоминание о пережитом ужасе. Стоило только сомкнуть веки и перед глазами всплывали похабные улыбочки и самодовольные рожи, а в ушах эхом разносился мерзкий хриплый смех. Парни нашли двойную корову/золотую гусыню/Клондайк, — нужное подчеркнёте сами, — и навряд ли от него откажутся. Хотя, какое там «навряд ли»?! Не откажутся — от такого не отказываются! И от этого становилось страшно.       Я жила в мире, где вот такие вот бандиты правят балом — на них нет управы. Они воруют, грабят, издеваются, подминают под себя, насилуют, избивают и, конечно же, занимаются рэкетом. О чём говорить, когда Токио просто разрывается от многочисленных банд. Тут вам и гопники, и байкеры, и янки и даже женские группировки! А возрастной контингент варьируется от соплежуев до обладателей кризиса четверти жизни. На улице среди «гражданских» уже даже неписаное правило есть: «Видишь группу босодзоку — валишь нахрен!». Проблем будет меньше!       Хотя тут тоже бывают осечки. В том плане, что рассудительность и голова на плечах есть не у всех представительниц моего вида. И какого фига девчонки за всякими отбитыми отморозками бегают? Ну да ладно, это их проблемы — мне и своих за глаза хватает. Красься! Прихорашивайся! Будь неотразима! — менторским тоном твердила корысть, словно стояла за моей спиной и приобнимала за плечи. И я действительно красилась, аккуратно вбивая консилер подушечками пальцев. Прятала раны на губах за тонким слоем помады. Не ярким — мы же в школе, да и выглядеть нужно естественно. Красила ресницы, едва подведя глаза карандашом. Главное — никаких теней и стрелок — это же не смена на работе. Будь мила и весела! — в такт корысти твердила меркантильность, и я послушно приклеивала к лицу улыбку, попутно расплетая косы и собирая волосы в небрежный хвост. Так хоть на младшеклассницу буду меньше смахивать.       Закончив с «косметическим ремонтом» своей физиономии, я ещё с минуту покрутилась у зеркала и с не чистой совестью пошла переобуваться. По правде говоря, всё это было как-то глупо, тупо и по-детски. В том плане, что насильно мил не будешь. Но я почему-то забыла за этот простой жизненный постулат и поверила в эту глупую авантюру, причём до такой степени, что поставила на неё всё! Дура! Как пить дать дура! А ведь считаю себя взрослой…       Спрыгнув со ступенек школьного крыльца, я поправила на плече сумку и неспешно пошла к воротам этой колонии строгого режима для несовершеннолетних. У ворот, словно тот Хатико, терпеливо ждал Сано, опираясь спиной о каменную стену. Что примечательно, вроде как даже не курил, хотя был ещё тем любителем затянуться. То, что он заядлый курильщик, я поняла давно — с вещей этот запах выветривается весьма и весьма паршиво, а от куртки Сано постоянно веяло сигаретным дымом. Что характерно, не таким противным и едким, как от кучки отморозков. Нет, это был чуть более дорогой табак, по крайней мере, не такой вонючий.       — Привет, прости, что задержалась. Долго ждёшь? — подойдя к парню и виновато улыбнувшись, спокойно поинтересовалась я и завела за ухо выбившуюся у лица прядь.       — Привет. Да нет, совсем не долго… — всполошился брюнет и довольно улыбнулся. Не долго думая, этот горе-донжуан убрал руку из-за спины и, улыбнувшись сейчас уже во все тридцать два, гордо произнёс: — Это тебе!       Чисто теоретически я должна была обрадоваться. По крайней мере, ставка делалась именно на это. Но, к сожалению или к счастью — тут для кого как, я не была глупой дурочкой в розовых очках. Поэтому вместо восторженных писклявых воплей я конкретно так побледнела, во все глаза уставившись на протянутый мне букет. Вернее, не «букет» — это были варварски обломанные ветки сирени. Штуки три-четыре, не меньше. И когда я говорю «ветки», я имею в виду именно ветки, а не сами цветущие грозди. Гроздей в этом «букете» было дохрена!       По спине промчался холодок от осознания масштабов грядущей проблемы. Если нас с этим горе-букетом увидят — пизды дадут обоим! Причём такой, что мама не балуй. А всё потому, что ближайший куст этого, безусловно, красивого растения находился не где-то там, за горизонтом, а в аккурат возле окон учительской. И, судя по масштабам, после варварского набега Сано сейчас был практически лысым!       — Ты идиот?! — испуганно таращась на черноглазого, на одном дыхании выпалила я. Это даже был не столько вопрос, сколько констатация грёбаного факта. Какой придурок будет драть сирень под самым носом учителей?! Да за такое сразу к директору попрут на пару с педсоветом.       — Цветы не любишь? — неверно истолковал мой неподдельный шок брюнет и удивлённо округлил глаза.       — Учителе-е-ей! — провыла я и воровато закрутила головой по сторонам, пытаясь понять, с какого бока прилетит пиздец невиданных масштабов.       Никого не обнаружив, я забрала из рук парня результат его варварского набега на школьную клумбу и… и не удержалась от лёгкой мимолётной улыбки. Всё же, что не говори, а цветы в своей угрюмой жизни я получала только от папы, и то не на каждое день рождение, а тут… Ради меня, можно сказать, вандализмом занимались.       — Нравится? — воодушевлённо осведомился идиот и заулыбался пуще прежнего. Какой наивный старательный мальчик…       Вообще, если быть честной, то да — запах сирени мне нравился, да и сам цветок, в принципе, тоже. Я, наверное, как и все девушки, была неравнодушна к цветам. В особенности к кустовым: гортензии, камелии, азалии, пионы… Восхитительные растения!       Но это если быть честной и напрочь отключить здравый рассудок. И главное слово в этом предложении — «если».       — Сано, ты хоть знаешь, где этот куст растёт?       — Да ладно тебе — никто ничего не видел. Не парься! — горделиво выдал парень и расправил свой воображаемый павлиний хвост. А довольный-то какой… Ужас! — Куда пойдём?       — Не знаю, — я безразлично пожала плечами, — А какие есть варианты?       — Ну, с такой прекрасной дамой хоть на край света, — начал было Сано, а я чудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза. И вот почему так? Кажется, у меня началась профессиональная деформация.       — Ну, не то, чтобы я против, но край света — это как-то далековато. Мне бы к шести-семи домой вернуться… Ничего поближе нет? — лукаво улыбаясь, уточнила я и чуть склонила голову вбок, заглядывая в чёрные глаза Сано. Парень от моей игры на мгновение оторопел, а затем отчего-то переменился в лице. Словно призрака за спиной увидел. И я уж было собиралась обернуться, как меня резко схватили за свободную от «букета» руку и скомандовали «Валим!». Пришлось какого-то фига вспоминать своё атлетическое прошлое и нестись куда-то вслед за придурком-Сано. И что-то мне подсказывает, что виной тому злосчастный, зажатый в моей руке «трофей».

      

      ***

             Если меня кто-то спросит, чем я руководствовалась, когда соглашалась погулять с Сано после школы, то я спокойно отвечу: задницей. Не головой, не сердцем и даже не спинным мозгом, а соскучившейся по проблемам задницей!       В принципе, согласно скромному, но очень авторитетному мнению моей бабушки, у нас это было семейным и передавалось в роду генетически, так как основоположником данного способа мыслить был мой отец. Ибо учился в своё время он через жопу, принимал решения через задницу, а перманентные приключения находил на всё ту же многострадальную пятую точку. Чего только стоили его подростковые «криминальные» гулянки с гонками, картами и драками.       Однако до недавнего времени я искренне полагала, что данный во всех смыслах нестандартный способ мышления в нашем роду передавался исключительно по мужской линии. Ибо за собой идиотизма я как-то не замечала, а вот Рёта явно маршировал по той же кривой дорожке, что и папа, постоянно ввязываясь во всякого рода потасовки.       Вот только сейчас, сидя на старом обшарпанном диване и ловя на себе уйму оценивающе-злобно-заинтересованных взглядов, я понимала, что способ принимать решения «на свою жопу» в нашей семейке передавался всем без исключения. Ибо вляпалась я сейчас конкретно и далеко не по-детски!       — Опа-на, лисичка… — криво, но от того не менее широко улыбнувшись, удивлённо выдал застывший в дверном проёме гаража подхалим. Я же молча матюкнулась, весьма красочно охарактеризовав и себя, и проклятый гараж, и придурка-Сано, и безымянного белобрысого, и, сука, Акаши, и… материть едва ли не двухметрового смуглого парня я побоялась.       Как я оказалась в этом трижды проклятом мною гараже — вопрос хороший. Особенно если учесть, что ответ до невозможного тупой — дождь.       В Японии сезон дождей обычно наступает в начале июня и длится примерно так до середины июля. Но в этом году ливни пошли чуть раньше. Как следствие, сбежав от, как выяснилось позже, завуча, мы пошли гулять «куда глаза глядят», а попав под далеко не «грибной» дождик, не придумали ничего лучше, как переждать непогоду у Сано. Занесло же нас не в какой-нибудь парк в центре, как это у нормальных людей бывает, а в спальный район, где из укрытий от проливного дождя можно выделить ровным счётом ничего.       И вот итог: я мокрая, хоть выкручивай, сижу в гараже в ожидании ушедшего за полотенцем Сано и молча охреневаю от того, как мне, сука, не прёт в этой жизни. Блять!       — Теперь понятно, куда Шин завеялся, — хмыкнув, пробасил двухметровый парень и преспокойно плюхнулся рядом со мной на диван, закидывая руку на спинку. Я невольно сжалась и чуть отодвинулась к противоположному краю, стараясь занимать как можно меньше места. Сидящая рядом татуированная махина, откровенно говоря, напрягала.       «Тату — символ Якудза» — заезженный стереотип, который осел в головах тысячи и тысячи японцев. И я не исключение. Хотя бы потому, что прекрасно знаю, кто эти парни и чем могут заниматься.       — В очередной раз… — не скрывая яда, сквозь зубы процедил Акаши и уселся на стоящую у стены табуретку. Смерив сырую меня брезгливым взглядом, парень поморщился и, скрестив руки на груди, выжидающе уставился на дверь, из которой их бандитская триада и появилось. А исходя из того, что хулиганьё было сухим, а не мокрым, как я, дверь эта вела в дом.       Вообще говоря на чистоту, очень сильно хотелось сбежать. Я бы даже сказала, невыносимо хотелось. Просто, выбирая между проливным дождём за окном и запертой клеткой с тремя львами, я как-то логично предпочитала проваляться недельку в кровати с температурой под сорок, чем быть съеденной заживо. Вот только хрен мне в булку с маслом, а не побег!       — Не ожидал увидеть свою очаровательную барменшу так скоро, — мило, но фальшиво улыбаясь, выдал белобрысый лис. — Спасибо, кстати, за совет — Ichiban действительно на порядок лучше Tanrei. Мы вон целый ящик купили, — на этих словах подхалим, развалившийся напротив меня в кресле, если так, конечно, можно назвать конструкцию, состоящую из покрышки и присобаченного к ней автомобильного сидения, кивнул в угол гаража. «Ящиком» оказалась обычная коробка из двенадцати бутылок по триста тридцать миллилитров, которую было не так уж и сложно найти, если зайти в крупный супермаркет.       — Рада слышать… — я криво улыбнулась, глядя на картонную коробку. Было ли мне страшно? Скорее неспокойно. Вернее, очень неспокойно! Как-никак, недавний плачевный опыт сказывался, да и находилась я хрен знает где, фиг знает с кем. Но бежать всё равно было некуда, так что… Как и в случае с отморозками, приходилось смотреть страху в глаза и действовать сообразно ситуации. Была только одна загвоздка — подхалим.       Почему-то не покидало чувство, что этот парень меня «читал». Припёрся вчера ни с того ни с сего, зубы заговаривал… Сейчас вот — сидит, лыбится. В отличие от Акаши, который просто поставил на мне клеймо шалавы, сидящий напротив лис так не делал. Он копал чуть глубже, прощупывал почву и делал выводы на основе более чем одного очевидного «Дано». И такие выбивающиеся из основной массы умники мне не нравились — с ними было опасно играть. А я играла! По крайней мере, до сего момента. Продолжать или раскусит? Блять, знала бы, что всё так сложится — вчера бы молчала!       — Барменшу?! — удивился сидящий рядом, даже по самым мелким прикидкам, шкаф. Комплекцией мальчик, если его так можно назвать, напоминал папиного бригадира со стройки. У того, правда, небольшое пивное пузо есть, но то не суть — эта махина была головы на полторы, если не две, выше меня.       Стало страшно. В голову мысли всякие нехорошие полезли. Новостные заголовки перед глазами всплыли… Короче говоря, полный фарш. И я в этот фарш вляпалась!       — Ага, пиво там классное! Правда, дороговато… Ну, то не суть, правда, Шинуля?       Я резко обернулась к ведущей в дом двери и матюкнулась. Разумеется, молча, но очень душевно и красочно. В дверном проёме, перекинув через плечо серенькое полотенце и держа в руках кружку с чем-то горячим, застыл вышеупомянутый Шинуля и пребывал… скажем так, в лёгком недоумении от происходящего.       — Пацаны?       Белобрысый лис отсалютовал вытащенным из недр толстовки чупа-чупсом и приторно улыбнулся. Со стороны двери послышался приглушённый «ляп» — видимо, кое-кто ударил себя ладонью по лицу, и мученическое «Ля-я-я-я!».       — И мы рады, что ты о нас помнишь! — злобно сверля своего закадычного друга взглядом, недовольно произнёс Акаши, тарабаня пальцами по плечу.       — Сорян, пацаны, забыл! — отдавая мне кружку с чаем и полотенце, произнёс хозяин «жилплощади» до того, как присесть на чёрный пластиковый чемоданчик с инструментами.       — Да ты не переживай, мы заметили, — хмыкая, выдал сидящий рядом со мной татуированный шкаф, и Сано окончательно сконфузился.       Ситуация — патовая. И сколько бы я не размышляла на тему «Как бы мне из неё выбраться?» — ответа не находила. Мне нужен был Сано, но играть в присутствии такой аудитории было опасно. Меня буквально сверлили взглядами, и это, не буду врать, не хило так напрягало. А ещё вызывало желание как можно быстрее покинуть эти стены. И, как выяснилось, не зря.       — Ну, я так понимаю, спрашивать, какие именно у тебя были важные дела и какой именно ты утюг не выключил — бессмысленно, — нарушил гнетущую тишину мудак и выдохнул струю дыма. Сидящий рядом брюнет неловко потёр шею, в то время как я нехило так прифигела. Едва не подавившись чаем, о который я скромненько грела руки до этого момента, настойчиво игнорируя летящие в меня взгляды, я удивлённо уставилась на сидящего на ящике парня. В голове почему-то невольно нарисовалась следующая картина: какая-то драка в тёмном переулке, Сано колотят, как ни в чём не бывало, и тут парень вскакивает, хватается за голову и такой: «Блять, утюг не выключил!».       Выглядит до невозможного комично. Я бы даже сказала, ситуация на грани абсурда, но, судя по всему, не такая уж и далёкая от реальности.       — О да, врать он не умеет, — пробасили у меня над головой, и я обернулась. Сидящий рядом без пяти минут зек добродушно хмыкнул, смотря на меня сверху вниз, и, улыбнувшись, протянул лапу: — Кейзо Араши.       — С-саито Наори, — не до конца уняв дрожь в голосе, представилась я в ответ и с опаской пожала протянутую мне огромную ладонь. Как бы удивительно и невероятно это ни было, но из всех присутствующих, за исключением Сано, только этот пугающий меня парень был искренен. По крайней мере, улыбался не фальшиво.       — Очень приятно! — я лишь молча растянула губы в быстрой вежливой улыбке. И только хотела забрать руку и обратно взяться за кружку, дабы отпить чай, как верзила продолжил: — Так, значит, вы встречаетесь?       Абзац!       У меня от такого вопроса глаза невольно на лоб полезли, в то время как Сано судорожно закашлялся, хорошо так подавившись воздухом. Оно и не удивительно, — вопрос был бестактный! Просто до одурения прямолинейный и… в принципе ожидаемый.       — Нет, — вежливо улыбнувшись, тихо ответила я и аккуратно отняла руку. В глаза не смотрела. И даже не потому, что было страшно или вопрос меня смутил, — нет, просто ответ нужно было смягчить. А ещё, невзирая на страх, нельзя было забывать об остальных зрителях этого фарса — как минимум двое в мою кротость уже не поверят. — А что, для того, чтобы ходить в гости, обязательно нужно встречаться? — таки задрав вверх голову, полюбопытствовала я. — Если да, то у меня для вас плохие новости.       Парни как один заткнулись. Сано так вообще подавился рвущимся наружу возмущёнием и удивлённо уставился на меня. По правде говоря, стало очень неловко и очень стрёмно. В конце концов, я поступила как настоящая взрослая, обдумала сказанное и нашла кому, блять, съязвить! Дура-дура-дура-дура!       — Принцесса, ты нечто! — прыснув, выдал блондин и несколько раз ударил себя ладонью по колену.       — Ага, палец в рот не клади! — Акаши же был не столь доброжелателен и продолжал сочиться желчью, недовольно морща при этом нос.       — Так, парни, завязывайте!       — Ладно-ладно, извини! Мы просто немного удивились… — пробасили у меня над головой, а после, обращаясь уже ко мне, добавили: — Извиняй, если пугаем, — Араши-сан широко и к моему охреневанию по-доброму улыбнулся, меняя свою вальяжную позу и упирая локти в колени.       — В-всё в порядке, мне… попадались люди и пострашнее.       Удивительно, но сидящий рядом татуированный парень, который был раза в три больше меня и смахивал на постоянного клиента полицейского участка — обезьянника, в частности, стремительно падал вниз по шкале «пугающих отморозков». Не то, чтобы я его сразу в категорию «отморозков» прописала, просто он пугал. Большой, мафиозными татуировками покрытый, ещё и гримаса недовольная… С таким в переулке встретиться не захочется. Однако, как бы шокирующе и тупо это ни звучало, но угрозой от здоровяка не веяло. По крайней мере, об этом в своей сводке вещала тупая бабская Чуйка. А вот сверлящий взглядом лис напрягал. Причём куда больше! А ещё больше напрягало то, что он, сука, лыбился и молчал.

***

      Работая в сфере обслуживания и на постоянной основе общаясь с клиентами, я поняла одну простую истину: пути диалога неисповедимы. Ибо, начиная светскую беседу о погоде за окном или, допустим, прошедшем накануне фестивале, под конец я нередко слышала об особенностях налогообложения, религии, политической ущербности и несчастьях в любви.       Один, судя по всему, весьма фанатичный клиент мне даже как-то в красках о проблеме миграции ушастой совы рассказал. Так что данному диалогу, вернее, его теме, я как-то не очень сильно удивилась — это не первый раз, когда пить начинают «За здравие!», а заканчивают «За упокой!». Удивлял другой момент — факты этого диалога.       — Звучит неправдоподобно. Если хотите кого-то обмануть, не забывайте о реалистичности, — смотря в кружку с давно остывшим чаем, которого по прикидкам осталось на два-три глотка, пробормотала я. Вообще так делать нельзя! В том плане, что клиент всегда прав, его нельзя поучать, оскорблять, обвинять и всё такое прочее. Но я была не на работе — я второй час просиживала жопу в гараже Сано и тщетно ждала окончания дождя.       Не сказать, что всё было из рук вон плохо, в какой-то степени мне было даже комфортно — в руках кружка с ароматным чаем, на плечах пушистое полотенце, за окном непогода… Красота! Компания и место, правда, в атмосферу слегка не вписываются, но это ничего страшного — я девочка не голубых кровей, так что потерпим!       Закончив с откровенным допросом, парни, а вернее один конкретный, перешёл к скрытому допросу. Вакасу, как мне любезно напомнили его друзья, интересовало всё, что было связано с моей работой. И какие правила бывают, и как мы находим язык с любым клиентом, и что случается, если не находим, и много всякого разного-разнообразного. Мудака-Акаши — не интересовало ничего. К моему огромному счастью, этот индивид не менее бандитской наружности ограничивался лишь редким недовольным бурчанием и в большинстве своём тихо пил пиво. Араши-сан вёл беседы ни о чём, умело вклиниваясь в дебаты и разбавляя философский градус своего протеже.       Темы скакали с одной на другую, пока по велению, возможно, не самого благоприятного случая не свелись к одной из насущных и душещипательных. А именно — любви.       Поднеся кружку к губам, я допила не в меру сладкий напиток и словила себя на мысли, что в гараже стало уж как-то чересчур тихо. Подняв глаза на притихшую не маленькую компанию, я обвела всех взглядом поверх кружки и, убрав последнюю от губ, серьёзно произнесла:       — Шутка не смешная.       Тишина приравнялась к гробовой. Даже дождь как-то тарабанить тише стал.       — А мы и не шутили… — виновато пробубнил стоящий со стороны Араши-сана белобрысый мальчишка и начал самозабвенно ковырять носком кроссовок пол, стараясь при этом не коситься на старшего брата.       Я охренела! Без шуток.       Удивлённо округлив глаза, что со мной бывало не так уж и часто, я взглянула на старшего Сано. Парень молчал, словно воды в рот набрал, и целенаправленно смотрел в пол, находя трещины на бетоне самыми интересными в бренном мире. Из такого информацию не вытянешь.       Глазеть на Акаши было бессмысленно — мы целенаправленно продолжали вести холодную войну и прекрасно себя при этом чувствовали. Вакаса — уж слишком многоликим казался этот тип. Парень смахивал на Чеширского кота из «Алисы» — такой себе хитрый пройдоха, который мало того, что из любой передряги выйдет сухим из воды, так ещё и выставит всех на смех курам. От такого достоверности ждать не стоит.       Дети — источник информации, конечно, весьма правдоподобный, но ненадёжный. В том плане, что искусно врать в таком возрасте ещё не умеют, но и всей картины не ведают. Оставался один.       Задрав голову, я внимательно посмотрела на сидящего рядом тяжеловеса. За минувший час я пришла к ряду умозаключений касательно этого парня. Первый, он весьма лоялен к моей персоне и не несёт угрозы. Второй, он не ведёт двойную игру, а как следствие — не врёт.       Араши-сан молчал.       — Это бред, — констатировала я и поставила чашку на железный «кофейный» столик.       — Почему? — обречённо поинтересовалась жертва детской непосредственности. Ибо обычно такие темы на всеобщий обзор не выносились. А в таком ключе — особенно.       — Потому что так не бывает! — спокойно пояснила я и, как благовоспитанная девочка, сложила руки на коленях. — Хотя нет — бывает!       И только я хотела озвучить свою поистине самую логичную гипотезу, как вспомнила о наличии в помещении детей, с подачи которых этот разговор и начался.       — Могу я попросить тебя принести мне ещё чашку чая? — с улыбкой поинтересовалась я у девочки, что неловко пряталась за креслом белобрысого лиса. Малышка растерянно кивнула и поспешила покинуть помещение. Для подельника-мальчишки задание у меня тоже нашлось — того я «отправила» за сахарницей и ложкой, так как изначально мой чай был конкретно так переслащён. Мелкий, не будь дураком, на второй космической смылся с глаз долой — от пиздюлей подальше.       Дождавшись, пока дети исчезнут и топот ног в коридоре стихнет, я решительно обернулась на старшего Сано и спокойно осведомилась:       — Ты хостес в любви признавался, что ли?!       Ответом мне послужили глаза по пять йен, охреневшее до глубины души лицо и активное мотание головой.       — М-м-м… Стриптизёршам? — без какого-либо стеснения и неловкости озвучила я свою следующую догадку и невинно захлопала ресницами.       В ответ парень подавился колой. Да так, что блондину пришлось хорошенько похлопать его по спине.       — Нет. Он по таким заведениям, знаешь ли, не шляется! — выплюнул Акаши. Пришлось подавить в себе ироничное «Что, ни разу не пересекались?» и вернуться к насущному диалогу.       — Я же говорю — бред! — пожимая плечами, спокойно ответила я и направила взгляд в окно. На улице значительно посветлело, и порывы ветра улеглись. Да и дождь стал идти на порядок тише. Так, глядишь, скоро и вовсе прекратится.       — Тем не менее, это факт, — перестав хлопать краснющего, как помидор друга, ответил белобрысый парень и обратно сел в своё кресло. У меня же возник вполне закономерный вопрос. Вернее, два. Первый: что он такого натворил? Второй: где столько слепых дур нашёл? Ибо…       — Двадцать? — изогнув бровь, переспросила я и перевела взгляд с окна на Чешира. — Вот вы прям не поленились и считали?       — Лично! Ты, к слову, в этом списке тоже есть, куколка, — на этой фразе меня как будто окатило холодной водой. Сырая матроска словно стала ещё более холодной, а под языком стало противно посасывать. Я поёжилась, брезгливо передёрнув плечами. — На почётном девятнадцатом месте.       — Боюсь, мне в любви не признавались…       — Ну, даже если и так, это что-то меняет? Лимпер наигрался! — вот, что первое пришло мне в голову. Парень собрал достаточно информации в предыдущих раундах и теперь, имея на руках сильную комбинацию, решил поднять ставку, чтобы увеличить банк. Скажу «да» — раскусит — я не выгляжу как влюблённая дурочка. К тому же тут сидит злыдень-Акаши. «Нет» — сама себе поставлю мат — это разрушит фантазии Сано. Придётся блефовать…       — Вполне, — спокойно ответила я, безразлично пожимая плечами. — Если каждый бытовой отказ воспринимать в таком ключе, то двадцать — это уже как-то мало. Я ведь не так давно тебе тоже отказала, — я выразительно взглянула на блондина, искренне наслаждаясь тем, как он подавился выпивкой. Прекратив бухыкать, эта наглая морда вытаращилась на меня в полном недоумении и вопросила:       — Когда это?!       — Ты предлагал мне пить пиво полчаса назад, — я похлопала ресницами с видом невинного агнца, утопившего в адском котле пару сотен грешников. Вообще хотелось тыкнуть фак — руки так и чесались. Но я себе не враг, инстинкт самосохранения за неуплату у меня пока не отключали, так что пришлось ограничиться малым — мимикой.       — А если серьёзно, то… — я окинула взглядом Сано, пытаясь найти хоть какой-то ярко выраженный изъян. Последний — не нашёлся. — Я не понимаю!       — Да почему?! — внезапно раздалось со стороны коридора, и в гараж вернулись дети. Причём мальчишка смотрел на меня так, словно я какая-то если не тупая, то как минимум, не сильно умная.       — Потому что, сколько могу судить, ваш брат симпатичный, имеет обворожительную улыбку, мил, обходителен, не лишён харизмы, манер и эмпатии. А такие девчонкам зачастую нравятся! — смотря на вернувшихся с моим чаем детишек, пояснила я менторским тоном. Парнишка от такой лекции застыл, едва не выронив из рук сахарницу, и во все глаза шокировано уставился на меня. Что касается девочки, то она от брата не далеко ушла. Разве что покраснела слегка. В гараже же раздался надрывный кашель нескольких не менее шокированных особ.       — Курение вредно для здоровья, — как бы между прочим заявила я и преспокойно начала помешивать ложечкой сахар в чае, получая эстетическое удовольствие от судорожно кашляющего Акаши. Должна же в этом мире карма существовать! В том плане, что я в эту суку, конечно, верю, но пора ей и до других жителей земного шарика снизойти — задолбала на одной мне отрываться.       Самозабвенно постучав ложечкой о край чашки, я положила столовый прибор на стол и сделала глоток горячего, но на сей раз не переслащённого чая.       — А тебе такие нравятся? — с готовностью и непробиваемым оптимизмом поинтересовался чёрноглазый парень, и мне, дабы не пустить все свои планы по одному месту, пришлось неопределённо пожать плечами.       — Кто знает? Я о таком как-то никогда не задумывалась… — в голове же тем временем завис закономерный вопрос: «А что действительно с ним не так?». Я, конечно, знала, что Сано отшивали в школе все кому не лень, но под этими «все» я подразумевала девчонок пять от силы. У Макисимы корона и самомнение непомерное, как-никак мисс школы, она из принципа на извечно побитого не взглянет. У Айды парень есть… Какая судьба у оставшихся — не знаю, не интересовалась. Да и, откровенно говоря, мне на гуляющие по школе сплетни было фиолетово, но вот конкретно сейчас стало интересно!       Сано был явно не обделён харизмой, имел вполне себе спортивное телосложение и ко всему прочему — лицом вышел! Так что не так? Улыбается — обворожительно, ухаживает — неуклюже, но в целом мило, слово — держит. Да, временами бред несёт, — но это не критично! Он эмпатичен, внимателен, галантен, заботлив… Не мудак и не подонок! Приставучий, правда — это минус, но…       Я больно закусила щёку и чуть нахмурила брови, пытаясь уловить ускользающую от меня ниточку. Людей встречают и оценивают по обложке — от этого никуда не убежать и не деться! Не нравится фасад — в душу не полезут, но в этом плане проблем у парня точно быть не могло. Тогда что?       Подкаты? Быть может. Но это точно не основная причина. Это я в какой-то степени бывалая — спьяну чего только люди не говорят, так что в баре наслушаться успела… Но и наивных девиц в розовых очках, что сочтут это милым, — тоже более чем хватает. К тому же, к чести парня, у него хватает мозгов не пошлить.       Не хотят встречаться с «бабником»? Ну да, с таким дело иметь не очень хочется — согласна на все сто. Но имеют же! И капитан волейбольной команды тому доказательство. Причём, если сравнивать этих двоих, то у Сано шансов больше — он хотя бы бабник теоретический, а не практический. Хотя нет! Что так, что эдак — два бабника! Тут я солидарна.       Хулиган? С Сано такой же «плохой мальчик», как с меня балерина. Вечно побитое, пластырями облепленное — какой из него драчун? Да и come on, девчонок сейчас к таким так и тянет. И что тогда не так?       И тут меня осенило!       Убрав чашку от губ, я взглянула на сидящего напротив блондина и, чуть повернув голову, с прищуром переспросила:       — Так ты говоришь, я девятнадцатая?       В ответ мне утвердительно моргнули, и я хмыкнула, отведя взгляд в сторону.       — Хм… Кажется, я догадываюсь почему…       — А что тут гадать? — буркнули из небезызвестного мне угла. — Можно подумать, ты не слышала, как он общается…       — Слышала. Но это не причина! По крайней мере, не основная — в мире достаточно девушек, что сочтут это забавным и очень милым! Тут проблема в другом… — спокойно ответила я и перевела взгляд с одного изумлённого лица, из чьих губ окурок от такого заявления выпал, на другое. — Ты чересчур напорист.       И без того поднятые брови Сано от такого заявления полезли вверх ещё больше.       — А ещё не терпелив и сильно торопишь события, — вспоминая начало нашего весьма занятного взаимодействия, продолжила я и улыбнулась. — Не могу ручаться за всех и, как следствие, не утверждаю, что эта причина — единственная верная, но она похожа на реальную куда больше, нежели подкаты. Мы живём в не самое спокойное время.       Я на долю секунды умолкла, размышляя, стоит ли говорить о том, что я действительно думаю. Чувство самосохранения уверенно сказало «Нет!», и я с ним согласилась. Это явно была не та компания, в которой можно было говорить, не думая.       — Поэтому, если парень тебя провожает или встречает — это романтично только в том случае, если он тебе нравится! Если он тебе не нравится, но делает то же самое — это страшно! В таком случае из милого и окрылённого любовью ты в мгновение ока превращаешься в безбашенного маньяка, преследователя и сталкера. А это уже чертовски страшно! — я криво улыбнулась, припоминая момент, как сама была в подобной ситуации.       — Я бы не…       — К тому же ты спешишь. Ты знаешь, как развиваются чувства? — задала я вопрос и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Сперва это симпатия — тебе кто-то понравился, ты кому-то понравился, и вы начинаете общаться. Это общение перерастает в дружбу — вы проводите больше времени вместе. Поначалу, возможно, в компании, потом уже тет-а-тет. Общие переживания, воспоминания, секреты, всё такое… Чувства растут и начинают развиваться примерно в одном ритме. В твоём же случае, насколько я могу судить, всё происходит несколько иначе — тебе кто-то понравился, этот кто-то тоже был с тобой мил и… и у тебя потихоньку едет крыша, — я добродушно хмыкнула, дабы хоть как-то смягчить сказанное. — Подключается фантазия, гормоны и глисты в кишечнике, — на этой фразе в помещении раздался рвотный позыв и точь-в-точь Рётино «Буэ!». Девчушка же обиженно-недовольно выдала:       — Вообще-то бабочки!       — Хорошо, бабочки! — улыбаясь, словно рядовая отличница, согласилась я с такой поистине важной поправкой. — В любом случае, эти подпитанные фантазией и эйфорией чувства растут слишком быстро. До такой степени, что превращаются в неподъёмную ношу, единственный способ облегчить которую — признаться. И это естественно, но ты забываешь сменить точку зрения. Ты приходишь к ней с бочкой пива, а у неё, в лучшем случае, бокал мартини — она попросту не испытывает к тебе тот же объём чувств, — я пожала плечами, чуть приподняв уголки губ. — Добавим сюда описанное выше «преследование», и у девушки это вызывает ни что иное, как леденящий ужас. Да, даже если не добавлять, «уровни» чувств достаточно разные, чтобы воспринять твой пыл как что-то нездоровое. Вот и всё.       Под конец моей «бравой тирады» в гараже повисла тишина, а над черноглазым стала собираться маленькая грозовая тучка. Честно говоря, почувствовала себя самой последней в мире стервой, что сплясала макарену на и без того разбитом юношеском сердце. Но что поделать — таковы правда и реалии нашей жизни. Если я девятнадцатая, то двадцатую должны были повстречать в промежуток между ярмаркой и… днём, когда он меня у работы подкараулил? Тогда это примерно две, от силы три недели. Быть может, я сужу слишком старомодно, но, как по мне, — этого слишком мало, чтобы воспылать ответными чувствами. В особенности, когда на тебя давят.       — А ты прям со знанием дела говоришь — всё по полочкам, — то ли задумчиво, то ли высокомерно протянул сидящий напротив меня блондин и приложился к стеклянному горлышку. От чего-то стало неловко и очень холодно внутри.       — Я же девушка… — тихо пробормотала я, опуская глаза и ставя кружку себе на колени. Тёплые стенки грели ладони и отгоняли непрошеные флешбеки — мне ли не знать, каково это — быть жертвой? Но я не показывала виду и улыбалась! Где ободряюще, где вежливо, где чуть грустно… Не буду улыбаться, слова будут резать ещё глубже, а всё и так пошло через жопу. — Это только одна из возможных причин, и я не претендую на её безоговорочную правильность… В конце концов, вкусы у всех разные, и грести всех под одну гребёнку — глупо. Кажется, я оплошала… Нужно было промолчать! Не заострять внимание!.. Тупая дура!        — В любом случае, начни хотя бы просто дружить. С твоим характером и харизмой это не будет сложно! От френдзоны это, конечно, не спасёт, но, по крайней мере, даст время удостовериться, соответствует ли фантазия реальности, — я взбадривающе улыбнулась и, поставив кружку на столик, встала с дивана. Дождь кончился, и мне необходимо было спешить домой — ещё одного скандала моя нервная система не переживёт. Да и Рёта наверняка сидит голодный. Ещё и в магазин нужно — в холодильнике шаром покати. А завтра на работу…       — Уже уходишь? — заметив мою суету, спросил парень и постарался отогнать от головы грозовое облако. Выходило это у него весьма и весьма вяло. Облажалась!       — Ага… Я и так у твоих друзей отняла слишком много времени. Да и домой пора…       — Я провожу, — поднимаясь со своего седала, выдал чёрноглазый и на сей раз я не стала спорить. Молча закинув на плечо сумку, из которой по-прежнему торчала сирень, я направилась к двери, не забыв при этом сказать напоследок: «Было приятно познакомится!». Ответом мне послужил задумчивый кивок девчушки, беззаботное «Пока!» мальчишки, «Ага!» от Акаши, в котором только глухой не услышал бы «Вали отсюда!» и нестройное «Нам тоже!».       На улице пахло дождём — это такой странный, но приятный запах мокрого асфальта, свежей зелени и… земли? Немного прохладно, с деревьев при порыве ветра падают капли, а природа словно начинает дышать полной грудью — в мегаполисе это редкость. Не сказать, что я очень сильно любила дожди, но они делали жабок счастливыми, а воздух сладковатым, поэтому я не жаловалась.       По саду мы шли молча. Сано думал о своём, а я старалась не думать вовсе. Начну думать — в голову неизбежно все сказанные мною косяки полезут. А косяков было уйма.       — Спасибо за сегодня — было весело… — огибая взглядом расположившийся посередине сада прудик, тихо произнесла я и скинула с плеча сумку, — Да и за цветы спасибо. Я же тебя тогда так и не поблагодарила…       — Н-не за что… — глуповато улыбаясь, выдал Сано, смотря себе под ноги, и начал неловко потирать шею. — Слушай, а это… с тобой дружить можно?       Я хмыкнула. Глубоко в душе вновь разразились боевые действия! Совесть зашла с козырей и сейчас трясла прутья своей клетки, истошно вопя: «Не будь, сука, как мама!». И это заставило на мгновение задуматься.       Для меня действительно не было большего оскорбления в этой жизни, чем фраза «Вся в мать!». Жила с нами, пока у папы были деньги, делала вид, что любила, а как только денег не стало — ушла. Не было ни криков, ни истерик, ни слёз, ни скандалов — ничего! За ней просто захлопнулась дверь и… «Моя маленькая девочка Наори» стала ненужной. «Крошка Рё» стал не нужным. Ненужными стали все! И сейчас я поступала точно так же! Всё по другому! Это просто дружба — это ни к чему не обязывает! — держала удар меркантильность и вешала на клетку очередной массивный замок. Ты в совершенно другой ситуации! Ты не можешь всё отдавать каким-то отморозкам и при этом пахать! Начала игру — так играй! К тому же он был предупреждён! — запихивая принципы в тёмный шкаф, шипела корысть. И война нравственности была проиграна. Сейчас всё по-другому!       — Можно! Но при условии, что ты оставишь школьную клумбу в покое! Цветы это, конечно, хорошо, но выслушивать от завуча мне как-то не очень хочется, — я выразительно уставилась на парня.       — Я же говорю, никто ничего не видел! Тот старик просто так на крыльцо вышел!       — Да-да, конечно! — не скрывая скепсиса, согласилась я. Даже головой покачала для убедительности.       — Ладно, тогда… до завтра?       — Ага.

***

      В гараж я возвращался, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, всё безусловно и безоговорочно пошло по пизде и отношений мне как своих ушей не видать, а с другой…       Мне столько комплиментов за раз в жизни не говорили. В особенности девушки! Они мне в принципе ничего, кроме отказов, не говорили, а тут…       Я взъерошил волосы на затылке и присел у входа в додзё, глупо при этом улыбаясь. Оказывается, я милый. А ещё харизматичный и вовсе не урод! От этого в груди разливалось какое-то непонятное приятное тепло. В гараже так вообще хамелеоном заделался и начал цвет менять. И так бы и сидел — краснел, пока Вака втихаря не пнул.       К сожалению, на этом всё хорошее как-то заканчивалось. И вот в кого я такой придурок?       Всё это время пацаны настойчиво твердили, что у меня язык из жопы и всё дело в дебильных журналах, из которых я черпал свою «блядскую хуету». Они клялись и божились, что всё это хуйня, а ещё клятвенно обещали спалить мои запасы и обойти все ближайшие магазины, дабы мне эту «глянцевую поебень» не продавали. А оказалось всё куда проще — я просто грёбан маньяк!       Не сказать, что я никогда об этой стороне медали не задумывался — после тринадцатой попытки завести отношения, которая ознаменовалась вытаскиванием моей задницы из ментовки и запомнилась всем участникам данного «конкурса», эта мысль меня посещала. Я действительно переосмыслил идею «встречать прекрасных дам после работы» без их на то согласия. Но, как выяснилось, переосмыслил весьма и весьма хуёво, и семь последующих отказов тому доказательство.       Подперев щёку рукой, я угрюмо уставился на пруд. В гараж возвращаться не хотелось от слова совсем! Вместо запланированного и мною напрочь проёбанного обсуждения проблем с Ёрмунганд, собравшаяся там компашка будет обсасывать меня и мою в очередной раз посранную личную жизнь — это ведь куда занимательней и интересней.       — Она мне нравится!       — А мне нет!       Именно это было первое, что я услышал, переступив порог гаража. Мелкий шкет, именуемый братом, и по совместительству один из инициаторов произошедшего накануне пиздеца стоял посреди гаража, скрестив руки на груди и надув щёки. Его подельница — главный инициатор компании «давайте всё пустим по пизде!», восседала у Вакасы на коленях и мотыляла ногами, весело пружиня при этом.       — И чё это, кхм… было?!       — Я молчал! — поднимая руки вверх в жесте «сдаюсь», честно признался Бенкей и довольно хмыкнул.       — Заметь, я тоже! — буркнул сменивший место дислокации Таке, и я принялся испепелять взглядом младшеньких на пару с Имауши. Младшенькие возмутились, а вот Вака, как истинный похуист, мой гневный взгляд похерил.       — Шин, она птица не твоего полёта, — с видом праздного тысячелетнего мудреца выдал друг и тут же встретился с удивлённым взглядом Эммы. Сестра от такого заявления перестала пружинить на коленях, сделала глаза по пять йен и вытаращилась на предводителя счетоводного сообщества.       — Но она лучше, чем девятая и семнадцатая!       Вот именно с этой фразы, вернее, не в меру громкого шёпота, всё по пизде и пошло. Вернее, не пошло, а, сука, полетело!       Закончив со своеобразным допросом и окончательно захерив мне свиданку, парни решили кое-как загладить вину, сменить атмосферу и выпить «За знакомство!». Действительно, не пропадать же добру! Можно подумать, пиво у меня в гараже вообще когда-нибудь пропадало… Благодаря некоторым индивидам, этого напитка у меня всегда было если не в избытке, то как минимум на дежурную попойку. А всё потому, что алкаш-Вака сделал из моего гаража свой алко склад и вообще: «В гости с пустыми руками не ходят, а твои любовные похождения на сухую слушать невозможно».       Так что парни пили пиво, я — колу, а Наори — принесённый мною чай, так как пить с парнями отказалась.       И всё было сносно: Таке тихо бурчал в своём углу, Вака задрачивал расспросами касательно специфики работы, Бенкей вёл беседы ни о чём, а Наори улыбалась. Она даже смеялась время от времени…       Всё было хорошо! Пока из недр коридора не раздалось ни разу не тихое:       — Они что, общаются?! И она не боится?!       Следом последовало «бум!», ещё более громкое «Ай!» и:       — Да тихо ты! Я же говорю, она лучше девятой и семнадцатой!       На этой злополучной фразе, тактично не замечающая громкого шёпота Наори удивлённо округлила глаза и уставилась на дверной проём.       — Ага, те сразу дёру дали.       Младшеньких неистово сильно захотелось прибить!       — Мелкие, вы спалились — вылезайте!       А вот после этой фразы отпиздить захотелось уже Вакасу. Причём грязной, измазанной в машинном масле тряпкой — чтобы отмывался с неделю. Всё! Ситуация превратилась из кое-как контролируемой в грёбаное стихийное бедствие, ибо в отличие от парней, дети язык за зубами держать не умели, а Майки так вообще считал своим долгом похерить всё, что ещё не было похерено.       Именно так злосчастный разговор о моих, мягко говоря, неудачах и начался.       — Я, конечно, без понятия, о ком речь, но девчонка не робкого десятка — это уж точно, — хмыкая, прохрипел Бенкей и поставил пустую бутылку у на пол.       — Это ещё что… — протянул Вака и гаденько улыбнулся, наблюдая за мрачнеющим на глазах Такеоми. То, что друг молча крыл Леопарда всеми известными и неизвестными матюками, — было и ежу понятно. От пятиэтажного спасало только одно — Эмма. В присутствии детей, в особенности девочек, мы всем дружным квартетом условились не выражаться. При пацанах ещё где-какое «Блять!» «Ёп твою мать!» и проскакивало, а вот при Эмме и Сенджу — ни-ни.       — Да не гони?! — не поверил Араши и чуть придвинулся вперёд. Имауши величаво и очень довольно кивнул, подтверждая догадку Скалы, и тот, охренев окончательно, начал гоготать.       — А что такое? — мигом всунул свой любопытный нос Манджиро и завертел головой из стороны в сторону, ожидая, с какого бока прилетит пояснение и новая каверзная сплетня, с которой он тоже сможет поржать и при любом неудобном случае припомнить.       — Так что не так?! — не унималась Эмма, возмущённо подпрыгнув у Вакасы на коленях.       — А вам случайно уроки делать не пора?       Младшенькие как-то резко притихли и, судя по всему, приняли решение, что если не дышать, то их не видно.       — У кого-то английский на уровне «I have gоvno»! — скрестив руки, напомнил я и на одного шкета в помещении стало меньше. — А ещё кто-то клянчил у меня куклу! — количество детей приравнялось к нулю. — Ва-а-ака!!!       — А я что?! Мy English is fine and… I don't need any dolls! — поднимая руки в жесте «сдаюсь», спаясничал Леопард и снова развалился в кресле. Честно говоря, захотелось в него что-то запустить. Грязную перчатку, например. И желательно в хлебало, исключительно, чтобы жизнь мёдом не казалась.       — Ничего! Спасибо тебе за «Привет!», Вака! — мстительно выдал я, и Имауши медленно переменился в лице. Подавшись вперёд, друг вытаращился на меня, как на явившееся миру Восьмое чудо света.       — Да не пизди, серьёзно?! Ахереть…       Вообще очень сильно хотелось поинтересоваться, какого, собственно, хуя? Мало того, что считает всё, что надо и не надо, так теперь ещё, блять, и лично лезет, куда не просят.       Но я не успел — всего этого цирка не выдержал Такеоми.       — А я вот вдуплить не могу, схуяли вас всех так штырит? — нервно выдал друг детства и снова полез в карман джинс за сигой. К слову, третьей за текущие два часа. — Она вообще-то в Гёрлз-баре работает! И главное, кем?! Это, блять, никого не смущает?!       — Ну, работает, да и работает. Можно подумать, мы тут все к лику святых причислены и по клубам не шляемся, — подперев голову кулаком, безразлично выдал Вакаса, как только перестал охреневать от того, что его «просьбу» выполнили — спалив при этом самым наглым образом. — Ты так вообще в некоторых хостес-клубах завсегдатай, и чё?       — Да то, что он в эту… змею, бляха, втрескался! — психанул друг. — И не смей отрицать, — не было у тебя никаких «важных» дел! — Таке сделал очередную затяжку и стал нервно болтать ногой, то и дело играя желваками. — Ты думаешь, ты у неё один такой? Да она с десятками заигрывает, тебя, сука, как лоха разводит, а ты и рад!       — Оми! — с угрозой произнёс я и сжал руки в кулаки. Я изначально был от темы разговора не в восторге, но сейчас, когда друг откровенно стал переходить черту, внутри меня медленно закипала злость на пару с обидой. Во-первых, какое-никакое воспитание не позволяло так о противоположном поле высказываться. А во-вторых, ему легко говорить — на него девчонки сами заглядываются. Это я тут в лохах хожу и отказы коллекционирую.       — Шин, не кипятись… — спокойно, не побоюсь этого слова, миролюбиво произнёс Бенкей и сцепил руки в замок. — В этом плане Такеоми прав. Может она девчонка и хорошая — кто её знает, но что-то с ней строить… не с её работой.       Стало до жути обидно.       — Не, ну вы, конечно, интересные… — протянул Вака, не глядя, и беззаботно вскрыл новую бутылку пива. — Вы её что, задним проходом слушали? Тут про «строить» никто ничего и не говорил! Она — птица вольного полёта — это и так ясно. Не зря же она своих, очень грубо говоря, коллег упоминала, — Имауши отпил от новой бутылки и с видом бывалого философа выдал: — Да бросьте, общение пойдёт ему на пользу — кто, как не «наша» хорошенькая барменша научит его с девушками общаться? А то такими темпами он девственником до тридцати проходит. И это я ещё тебе, Шин, срок скостил по дружбе.       — Тоже верно, — согласно кивнул Бенкей, а после уже более серьёзно напомнил: — Мы тут вообще-то по другому делу собрались…