Аппаир

Воспоминания, греющиеся между перетекающими бактериями неповреждённого ствола мозга, точно хрупкая ветвь портящегося старого дерева, неотвратимо отмирающего в безмятежном и наполненном несбыточной любовью - иллюзорном миндалевидном крае. Отсечение пуповины обрисовывает брызгами крови испуганные глаза женщины, непрестанно корчащейся от нестерпимой муки, что надрывно сменяется радостью. Радужные оболочки из тёмно-зелёных искорок зарождающейся искренности и надежды, как залитые ржавчиной густые листья в лесу, тёмном, непроходимом, пустом. И не важно сколь мимолётно это счастье, прямо сейчас, даря тепло этому крохотному и беззащитному сердцу. Холодные серые палаты, чёрные халаты и стальные прутья камина вгрызаются в кожу студёным зимним ветром, что почти что сводит с ума расшатанные нервы. Тихое урчание внизу живота пробуждает инстинкт самосохранения, необходимость в обретении собственного пути выживания. Руки и ноги для того чтобы двигаться, служить как раб или красть как грешник, окончательно переступивший черту. Присматриваясь к маленьким круглым лицам, в глазах своих сверстников видит отражение себя, такого же в меру избалованного, в меру несчастного ребёнка. И он ничего не может получить от них, не с кем разделить эту странную мысль. И он ничего не может сделать для них, не способный отвернуться от них даже тогда, когда с грохотом отрывают их маленькие руки, ноги, нос или уши. В отличии от мальчишек, девочки не погибают так быстро под безжалостными ударами сотни тяжёлых кнутов. Среди них находилась и та, которая была ему верным другом на протяжении долгих восьми лет, которая ему нравилась всем сердцем. Потеряв сознание от переполнившего её сознание ужаса, она потеряла сознание. Но а тем временем непригодных для работ калек и оскаливающих зубы девушек, пытающихся защитить свои семьи, сбрасывались в глубокую мокрую яму, где они беспомощно извивались как дождевые черви, неспособные выбраться из скользкой ловушки. Прекрасные юные девы, чьи обворожительные и непорочные светлые тела, словно змеи, вновь окутывают великолепные царские наряды, которые лишь немногие из них достойны носить. Это самые прилежные, самые умные, самые красивые и самые ценные среди всего человечества, обречённого служить, обожать и страдать ради процветающей династии. Как жирное слоновье брюхо, что никогда не лопается, их присутствие навевает смятение и страх. Почему они так пугают? Почему люди рядом с ними презрительно и гневно смотрят на него, как на неравного себе? Они такие же простолюдины — такие же жалкие, слабые, недостойные. Разве что прав у них больше, благодаря латным доспехам, выданным орденом взамен на полное повиновение и исполнение приказов. Они заметили, как он пожирал юных дев глазами, и, догнав его, подняли из густой лужи грязи, на которой он споткнулся. В тёмном сыром помещении словно собрались все те, кому он был совершенно безразличен. Однако они уповали, когда оракулы начали молитву. Лезвие, отсекая часть от каждого фрагмента его тела, создавало ритуал, чтобы такой урод, как он, никогда не смог приблизиться к дочерям его величества. Чтобы его мерзкое существо не осквернило своим убогим семенем ни одно прекрасное создание под всевидящим глазом Бога. Чтобы каждый человек в мире знал, о чём он думает и о чём будет грезить всю оставшуюся жизнь, всегда оставаясь недостойным своих мечтаний. Годы приходят и уходят, как сгнившее поле пшеницы, заменой которой стала картофель, а затем бобы, морковь, свёкла. Раны продолжают покрываться гнойниками, а залитые кровью глаза как в первый раз, заворожённо всматриваются в экран, прислушиваясь к помехам едва различимой грустной песни, исполняемой прекрасной молодой актрисой. В её безмятежном щебечущем голосе нет чувства вины, нет страха, нет любви. Есть только осознание тех вещей, которые навсегда останутся неведомы ему. Этот месяц подходит к концу, и благие деяния культа сегодня захватят последний клочок земли, где свои последние мирные часы доживает одно маленькое провинциальное государство. Возможность полюбить. Возможность расчленить кого-нибудь на куски. Дать надежду. Помочь обрести веру, превозмогая воспаление лёгких. Искалечить или испортить. Он здесь не для всего этого. Не для того, чтобы в бесчисленный раз заглушить тоску мерзким дешёвым пойлом, от которого вновь тяжелеет в печени, сводит желудок, рушиться полотно опротивевшей своим неизменным видом реальности. Словно в долгом и не спешащем заканчиваться бреду, настолько поразительно осязаемом, что всё вокруг начинает казаться действительной явью. Забрать заказ на доске и отправиться в долгое и возможно безвозвратное путешествие длинною в три с половиной дня и две ночи, в один покинутый древний мир, сохранивший горестные островки некогда разумной цивилизации. От одного только представления его разум становиться поглощён бесформенными хтоническими образами, которые когда-то возводили тощие руки смертных небожителей, вырастившие в девственных умах собственных потомков несметное количество духовных пороков, знаний, несбывшихся тайн этого мира, от чего-то не способного раскрыть перед всеми истинную суть его прибытия сюда. Крепость... "Крепость Отоме". Словно гробница, сложенная из мелких и поросших травой кирпичиков, покрывшихся толстыми ранами камней, прочных металлических булыжников. За ними высятся огромные башни, уродливыми серыми пиками прокалывая чернеющие облака. Целая раса однажды исчезла из этого места, бесследно, оставив тлеющие воспоминания о себе в изжелтевших словно кости мертвеца, страницах книжек, спрятанных рукописей, порванных каким-то диким зверьём гербах, один из которых скоро сорвётся с массивной стены замка, утонув в неглубоком чёрном рве, в котором река превратилась в нечто омерзительно смердящее. Он обернулся. Сверхмассивные серые горы и скалы исчезли. Так же как и высокие частоколы лесов, в которых недавно потерял лошадь и запас еды. Он не увидел даже берега, за которым простилался бы испускающий дух город. Он родился и жил в неведении. В неведении кому-то служил, для чего-то убивал, от чего-то ненавидел, никогда спокойно не засыпал. Ворота снесены, разломаны, а впереди тоннель, точно беспросветный спуск в колодец, бездонный, пустой как глаза его матери, когда та умирала в одиночестве. Пустые. Лишённые загадок, жизни, умиротворённых пейзажей природы. Он осмотрелся, тяжело отхаркался слизким комком осложнившейся простуды, от которой сильно болели лёгкие. Отсутствие какой либо жизни, нерушимая холодной бурей тишина угнетали, наводили на мысль о том, что он последнее живое существо на свете, которое набрело на это место. Наконец оказавшись здесь, не хотелось делать шаг вперёд к этой бездне, со свистом затягивающей ржавые коричневые листья деревьев, до дыр искусанный липкий мешок, оторвавшуюся от его века ресницу. Но от денег отказываться было нельзя, иначе тот потеряет единственную причину, по которой придётся вернуться назад и стараться не умереть долгой мучительной смертью где-то среди трущоб, среди слабых духом людей, отказавшихся бросать вызов переступившим им путь бедам. Он делает шаг вперед но сразу же замирает с бешено колотящимся сердцем в груди. Губы трясутся. Глаза заворожённо всматриваются во тьму, тускло разрезанную двумя искрящимися маленькими полумесяцами. Крошечные круглые глаза неизвестного существа очень медленно увеличивались, обретая массивные вращающиеся орбиты. Это не мог быть человек, и парить так высоко и неподвижно над землёй невозможно. Нечто скрывалось во тьме, не прикасаясь к блёклому дневному свету, что накрывал жизнь болезненно-серым оттенком. Глаза преданно всматривались в тебя, в саму твою душу. Обнажая все свершённые события и никогда не воплощённые дела, от утраченной конечности, никогда не коснувшихся чужих уст лица, или лишённого всяческого тепла. Мимолётная ненависть, презрение, разочарование, обожание, влечение, не имеющий смысла рассудок, пожирающий крошечную часть существования одного случайного образовавшегося перед ним тела. В этом не был сокрыт тайный смысл, знак или желание. В этом не было сомнений. Заболевания или познания самой природы, причины или последствия твоего пребывания здесь, в это мгновение, атмосфере. Чего-то не происходило никогда, а что-то случилось прямо сейчас. Толстые гигантские пальцы ухватились раздутыми ногтями широких и искаженных материями горных пород земли рук за хрупкие стены, с которых свисали жирные медяные петли от отвалившихся железных ворот и погнувшихся у прохода решёток. Гигантские глазницы резко отдалились, словно готовясь совершить рывок. Нечто показало свой истинный образ только на мгновение, обнажая свету испещрённое звёздами и плотскими страданиями густые окровавленные сталактиты из кожи, внутренних органов и одержимых жертвоприношениями служителей народа одной безымянной вселенной, толстыми влажными ногами, свершениями и неудачами, заползающими в массивный гибридный затылок существа. Длинные жирные морщины как у больного престарелого пса, накрыты густой седой шерстью из вопящих птиц и зверей. От получеловека с бесформенным изнеможденным лицом и отчётливо сжирающими всё на своём пути глазами, с гигантскими острыми зубами, мгновенно проглатывающими всю твою жизнь целиком.

***

Из губ сорвался долгий мучительный крик. Неописуемо движущееся ощущение бесконечно долгого падения растворялось в его сознании, исчезая расходящимся перед лицом туманом. — Когда к нему наконец-то возвращалось сознание, то он вновь утратил его и крепко уснул. Даже мои слуги не смогли привести этого мелкого человечишку в чувства. — зрелый женский голос разверзнул тишину, чувственным размеренным тоном вторгаясь в скованный тепловыми ударами болезненной мигрени разум. Трупные мелкие косточки неизведанных зверей, отполированные до блеска и сцепившиеся в узорчатые мрачные перила, окружили мягкую изумрудную простынь под его телом которое явно куда-то переносили. Человек не был связан и смог приподнять голову, рассмотрев низкие тёмные потолки просторного тоннеля. Глаза испуганно встретились с глазами миловидных получеловеческих существ, с отчётливыми чертами человеческих лиц, конечностей на теле, которые странно дополнялись насекомообразными хитиновыми отростками с длинными когтями, крыльями, толстыми уродливыми шипами. Но при этом изысканно нарядные. Например та, что слева, была миловидным получеловеческим существом, чья внешность сочетала элементы утончённой женственности и жестокого насекомообразного облика. Её лицо, узкое и хищное, с острыми скулами, казалось изящным до тех пор, пока не приходилось наблюдать за её постоянно прищуренными глазами, словно внимательно оценивающими каждого встречного. Густые седые ресницы, словно обвивающие тёмные, как бездна, глаза, придавали её взгляду мертвенно-холодное очарование, скрывающее внутреннюю пустоту. Эти глаза напоминали змеиную оболочку — пустую, лишённую души, которая не смотрела, а пронизывала до самых костей. Её тело, казалось, состояло из множества сочленённых сегментов, причудливо соединённых между собой. Длинные, тонкие морщины, словно трещины в фарфоре, впадали под упругую бледную кожу, выдавая её нечеловеческую природу. Каждый её жест был подчеркнут странными хитиновыми отростками, которые появлялись из-под плотно прилегающих, изысканно сшитых одежд. Эти отростки не были случайными или уродливыми — напротив, они дополняли её облик, словно жуткие украшения, придавая её наряду хищную грациозность. Когда человек задержал на ней взгляд, её лицо внезапно исказилось в ответ. Глаза, ранее пустые, сузились от недовольства, а её длинные серые губы в мгновение ока трансформировались в отвратительную пасть, обнажив насекомообразные челюсти. Чёрные короткие жвалы резко выдвинулись из-за клыков, их острота отражала древнюю злобу, скрытую под внешней элегантностью. Розовые дёсны, обагрившиеся от напряжения, раздвинулись, выпуская острые, словно иглы, клыки, а щёки и подбородок покрылись странными чешуйчатыми пластинами, будто бы её лицо распадалось и собиралось вновь в новый жуткий облик. Женственность её исчезла за мгновение, сменяясь отвратительной, клыкастой челюстью, готовой разорвать того, кто осмелился бы проявить к ней неуважение. Ещё один сопровождающий, в отличие от своего раздражительного компаньона, был более мужественным, но его получеловеческая природа также скрывала множество зловещих черт. Его яркие зелёные глаза светились строгостью, в них не было ни капли милосердия, лишь непреклонная сила, которую он демонстрировал каждым своим шагом. Он двигался уверенно, не отвлекаясь ни на что, словно вокруг него не существовало ничего, кроме его цели. Его кожа была необычайной — покрытая водянистыми кругами и мелкими буграми, она напоминала морские рифы. Эти бугры располагались вдоль его лица и тела, придавая ему вид существа, вышедшего из глубин океана. По бокам его головы располагались овальные отростки, вытягивавшиеся вдоль висков, напоминая кости древних морских существ, что жили на дне самых глубоких вод. Из толстого, бугристого затылка тянулся хвост, покрытый мелкой чешуёй, ползущий за ним по земле, как тонкая змеиная волна. Этот хвост, словно продолжение его тела, соединял его с миром глубин. Его одеяние было таким же странным и пугающим, как и он сам. Оно переливалось оттенками зелёной чешуи, образуя единую гармонию с его телом. С одной стороны роба казалась погружённой в чернильные глубины океана, полные длинных, цветущих тростников, а с другой — как ночное небо, окрашенное в иссиня-тёмные тона, по которому плыли красные облака, словно плачущие кровавыми слезами. — Мне очень жаль, но владыка Дивиан порой не снисходительно относиться к тем, кто рискует сорвать его планы, какими бы посредственными не были последствия. — высокий женский силуэт, идущий впереди, враз одарил человека пронзительным и отчего-то жутким взглядом, скрывающим нечто тёмное в прекрасном и излучающем притворную добродетель взгляде. Когда женщина обернулась, мир вокруг словно замер, чтобы отдать должное её присутствию. Её длинные пухлые уста расправились в безмятежной улыбке, однако за этой маской скрывалась неведомая опасность. Улыбка, полная загадки, могла легко обернуться в жгучую драконью пасть, готовую разорвать любого, кто осмелится нарушить её личное пространство. Поразительно развивающиеся тёмные волосы Ирзыл, словно щупальца гигантской чёрной медузы, завораживают своим движением. Ткань платья переливалась различными оттенками зелёного, создавая эффект, словно оно само дышит и шевелится. Узоры на материи казались живыми, как будто это настоящие гектокотили, нежно касающиеся кожи. Они струятся по её плечам, образуя завесу из густых прядей, в сердцах которых забродили тёмные, отливающие загадочным мистическим блеском зелёные водоросли. Эти лёгкие, шелковистые стебли плавно колышутся в воздухе, создавая ощущение таинственного водного мира, из которого она, казалось бы, вышла. Её капюшон из щупалец, переливающихся полуночно-чёрными локонами, создавал эффект загадочной ауры, словно защитной оболочки, которая скрывает истинную сущность. И всё же, в каждом её движении чувствовалась неукротимая страсть, притягательность, которая искрила в воздухе, словно магическая энергия. Когда она смотрела в глаза, излучая уверенность и властность, казалось, что всё вокруг наполняется едва уловимым трепетом. Её присутствие давило, как неизбежный шторм, а под волной чувственности пряталась бездна силы. Когда человек осмеливался взглянуть на неё, чувствовал, как его собственные эмоции начинают плутать, теряться в её чарующем обаянии, словно морская звезда, затянутая в водоворот. Так, Ирзыл стояла как воплощение неведомого, объединяя в себе красоту и ужас, притяжение и страх, полностью заполнив тёмное пространство вокруг своей загадочной энергией. Руки Ирзыл были изящными, но крепкими, с длинными пальцами, словно созданными для того, чтобы нежно обнимать и в то же время обрушивать мощь. Когда она поднимала их, чтобы зафиксировать свои волосы, каждое движение производило впечатление искусства, отражая утонченность и грацию. Её кожа была бледной, как у неизведанного морского существа, но с переливами зелёных и синих оттенков, отражающих магическую энергию глубин. На некоторых участках её тела кожа может приобретает текстуру необычайно гладкого, разглаживающегося, но жёсткого хитина. Её грудь, обрисованная облегающим нарядом, казалась полноводной и внушительной, вызывая желание прикоснуться, ощутить мягкость и тепло. Когда её тело плыло или поворачивалась, грудь слегка колебалась, словно живое существо, привлекая внимание к её соблазнительной ауре. Её фигура, словно созданная из чёрного бархата, излучает притяжение и опасность одновременно. Упругие бёдра, облечённые в облегающий наряд из мрачного сатина, притягивают взгляд, сочетая в себе силу и грацию. Каждый её шаг словно обнажает игру света и тени, подчёркивая изящные линии её тела, напоминающие песочные часы, придавая ей невероятную соблазнительность. Каждый изгиб и поворот наделены внутренним ритмом, который захватывает, не оставляя шанса отвлечься от этого зрелища. Её грудь, обрисованная облегающим нарядом, казалась полноводной и внушительной, вызывая желание прикоснуться, ощутить мягкость и тепло. Когда она наклонялась или поворачивалась, грудь слегка колебалась, словно живое существо, привлекая внимание к её соблазнительной ауре. Её ноги, стройные и мускулистые, были облечены в плотный сатин, который лишь подчеркивал их красоту. Каждая нога плавно переходила в округлые икры, создавая гармоничную линию, которая могла бы затмить даже самых изысканных танцовщиц. Ирзыл стояла как живое воплощение силы и женственности, её формы говорили о том, что она создана не только для того, чтобы привлекать, но и для того, чтобы внушать уважение и страх. В каждом её изгибе скрывалась история, полная страсти и магии, а её присутствие создавало атмосферу, в которой невозможно было оставаться равнодушным. Глубокий вдох. Человек крепко зажмурился, собирая всю свою волю в кулак. — Остановитесь. Отпустите меня. — расстроенно обозвавшись к женщине, пытаясь слезть из этой импровизированной постели. Простынь под ним неожиданно рухнула вместе с ним, когда сотни мелких и крупных костей рассыпались вокруг него, собравшись в высокий причудливый скелет. — Вынуждена тебя огорчить... — неизвестная не была удивлена его внезапным пробуждением. — Но здесь у тебя нет права чего-то требовать, только слушаться и послушно выполнять мои пожелания. — Я не стану подчиняться вам. — хмуро пробормотал человек. — Вот как? Она обернулась, позволив лицезреть её пленительный нежный образ который напоминал одного из слуг рядом с ней. Её длинные пухлые уста безмятежно улыбались, возможно готовые обратиться в страшную драконью пасть которая разорвёт его в клочья. Впрочем это не было необходимо и подсознательно человек это понимал. Сейчас в его смерти нет смысла, пусть за последние сутки смерть преследовала его всё это время. — Я ведь даже не знаю вас. — своим словам удивился и он сам, не успевая толком всё обдумать от волнения рядом с этими мрачными с виду гибридами из людей и насекомых. — Как мило. — самодовольно хмыкнула женщина, незаметно облизав химерную узкую щелочку на своей щеке, где возможно скрывались её острые клыки. — У нас с тобой будет время познакомиться поближе, это я гарантирую, человек. — Пожалуйста, объясните где я и зачем меня сюда привели? — немного смягчившись в лице, он жалостливо присмотрелся ко всем. Его голову охватила обжигающая боль, когда за волосы схватила чья-то грубая рука. Она была тверда как камень, из неё было не вырваться. Но затем пальцы отбросили человека на пол, настежь отпирая высокие двери. — Помнишь меня, да!? Мудила бесхребетный. — Саша злобно оскалился. Приятный яркий свет от гротескных железных люстр окрасил полный силуэт молодого парня, приблизившегося к нему и опустившегося на одно колено перед озлобленным от боли человеком. — Ты будешь страдать. Страдать так, как это никогда с тобой не происходило раньше. Я буду изничтожать каждую молекулу в твоём организме, пока тот будет регенерировать. Каждую твою часть БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЙ. Я изнасилую твой мозг, чтобы окончательно забыл что ты вообще человек, что ты вообще нечто живое, мыслящее. Я избавлю тебя от осознанности. И когда всё твоё существо обратиться в пустоту, я выпущу пулю прямо в твой мозжечок... И тогда избавлю ото всех страданий. Обещаю. Человек пристально вгляделся в поразительно искрящиеся синие глаза парня, которые необъяснимыми сигналами посылали в его сознание болезненные образы телесной стагнации, разложения, одиночества. Видение третьего глаза раз за разом сокрушало на нервную скорлупу мозга ледяные брызги морской пены, вынуждающее тело трястись от мелких покалывающих ощущений. — Почему? — только и вырвалось из дрожащих губ человека. Парень искренне усмехнулся, недолго раздумывая над ответом. — Я видел твою жизнь. Ту, которая стёрлась из твоего разума. Я не стану её тебе показывать, хоть ты и не будешь даже упрашивать. А потому что ссыкло ты нерешительное. — он наклонил голову набок, всё это время придерживая двумя пальцами узкие морщинки на лбу, из которого проступала радужная астральная оболочка третьего глаза с испускающим синим светом. — Ты... Я не смогу передать словами, как ты мне омерзителен. Никогда не встречал такое уёбище как ты. Никогда не встречал, можешь в такое поверить!!? Я вот не могу, но это действительно ты! Сука, я просто охуеваю до чёртиков в животе! ...Отныне я стану твоим последним воспоминанием, которое вскоре тоже исчезнет вместе с тобой. Отныне я твое предначертанное свыше предназначение, твоя долгожданная мессия, твой БОГ. — ПОВТОРИ. — серьёзным и почти что угрожающим тоном раздалось где-то над парнем. Саша недоумённо перевёл взгляд в сторону, где над его головой возвысился высокий мужской силуэт в белом старинном одеянии, с прекрасной чистой кожей, с густой щетиной и вьющимися словно кудри волосами над которыми возвышался нимб. Он был истинен. Он был святым. Он был отцом. — Кто воскресил Иисуса!? Ёб вашу мать, обратите его обратно в статую!! Парень тут же отвлёкся на мистические отголоски формирующихся букв и символов, приближающихся конкретно к нему в виде чарующей приятной песни с проблесками чернеющей грусти. Этот древний язык по неизвестной причине оказался знаком каждому из присутствующих. Каждому, кто хотел это услышать. — Мой любезнейший друг - за что ты "рану" так жестоко избил, а ведь ты мне обещал, что никому из них зла за просто так не причинишь... К их компании приближалась полупрозрачная хрустальная кукла, словно сошедшая с фантасмагорического мира иллюзий скульптура, звонко отбивая кристаллическими багряными туфельками по полу. Её короткое закрытое платье с круглыми пуговками и просторной белоснежной рубашкой извивались вместе с тонкими трескающимися пальцами, движущимися из мириад как крошечных, так и более крупных кристаллических минералов, волшебным образом образующих отточенные изгибы тела, распахнутых голубых ресниц, расколотых синевой иллюзорного мирка глаз, поделившихся на четыре с половиной противоборствующей берегов сознания, сломленного предательством её товарища. — Ты не ведаешь того - как его прогнила душа, от чего он отказался и чему он всех однажды предал навсегда! Так что сделай вид что этого мудилу ты не знала века, не видела и не слышала ну прям совсем никогда! — попытался он выкрутиться, ловко обнимая ладони её стеклянные дышащие плечи и талию, разворачивая обратно. — Как поверить мне лжецу, ведь я совсем не дурак - ты прячущийся во тьме призрак без какого либо чувства вины. Тебя отвергли все люди и я за это ненавижу себя... В ушах засквозило острой болью в момент пронзительного и продолжительного треска, расползающегося вдоль всего её лица, дрожащих в конвульсиях конечностей, точно ваза из которой выпячиваются упругие окровавленные органы, лоскуты плоти и сочащихся слёз ртути. Они прямо как осколки зеркала, не способные отразить суть владельца. Мысли трепещут от разобщённого мнения, сомнений, вины. Саша заключил её в объятия, претерпевая жгучие лучики разноцветных бликов раздувающегося больного сердца которое норовит со всех сторон порезаться об острые как бритва осколки собственного тела, костей, понемногу впивающихся в полужидкие сосуды твёрдых органов. — Твои мольбы быть услышанной разносятся в моей голове день ото дня, для меня - испытание, постичь твоё намерение здесь и сейчас. Но я обещаю, что буду держать себя в руках впредь, прошу дай один шанс. Судороги утихли. Она нервно кивнула, позволяя ему убрать слезы с её раскрасневшегося, стремительно заживающего лица об которое уже трудно было порезаться. И мелодия постепенно утихла с поникшими глазами существа, сопровождаемой её верным товарищем решил увести её подальше и увлечь спонтанной беседой. Рука человека вздрогнула, когда её схватила женщина и резко повела за собой вглубь как оказалось величественного средневекового палаца, странным образом скрещенного с модернистскими витиеватыми стюками, деревянными витражами возле загадочных закрытых окон, гигантскими монолитами с разогретыми каминами и окружённых престарелой винтажной мебелью. С каждой секундой пространство оживало, по скольку оно оказалось заполнено людьми, существами и прочими спиритическими аномалиями, всеобъемлющей атмосферой звёзд сгущающейся возле густых облаков фиолетово-синего никотина, растворимых запахов специй вокруг широких обеденных столов, за которыми отрадно проводили время незнакомые персоны. Всё это резко и шумно вторгалось, резко и броско кидалось в глаза. Неукротимая мистическая поэзия юрко перепрыгивала между диковинными механическими люстрами, прочными и отливающими золото с бронзой мостами из старинных книжек и свитков, широченными этажами ложи - сцепившихся в полукруг вокруг будто безразмерного театра. И куда бы он не посмотрел, везде происходит либо скромное, либо срывающее овации представление. И кто знает, когда эта сцена смениться на гладиаторское поле битвы в котором сцепятся эти жуткие звероподобные чудовища, о чьих подвигах будут слагать оды беснующиеся обольстительные демоницы с драконьими плавниками, которые до блеска полируют странные желтолицые карлики с щётками и подготовленными бассейнами с густой ароматной пеной. Человек споткнулся на первой ступеньке, заворожённый происходящим. Сначала ему почудились несоразмерно просторные три ряда картин, выплывающие из стен в окружении сплетающихся мраморных ветвей. В этих картинах величественно возвышались дворцы, многоэтажные отверстия зданий и крупных словно округлые панцири жуков заводов, между которыми растягивались мирные и освещённые прожекторами дорожные проспекты, живописные тесные улицы и муниципальные центры. С такой высоты он казался себе крошечным существом, и если его решат выбросить отсюда, то его полёт никогда не закончиться. — Ну, наконец-то, тень, которая оказалась более чем просто мрачным пятном на стене. Я уже начал думать, что ты существуешь только в поэмах о загадочных незнакомцах. Ты как раз в том месте, где свет ни разу не заглядывал. Что, пришел поджигать мои ожидания или просто с нетерпением ждал удобного момента для появления? — тоскливо протянул Дивиан, упёршийся поясницей об древко широкого стола. — Любишь же ты долго поспать. — Какой-то он стрёмный. — насупилась девочка в громадной толстовке и глубоким капюшоном с розовыми кошачьими ушами, из-под которых на самом деле проглядывались короткошёрстные волчьи отростки. Её тусклые багряные глаза, цвета вскипевшей крови только подтверждали её необычную смешанную расу. Впрочем та мгновенно отвлеклась на игру в телефоне. — Что с ними всеми произошло? — безымянный человек неуверенно шагнул вперёд, осторожно глядя в глаза мужчине. — Ого, как заговорил! Обычно из тебя слова выжать — всё равно что воду из камня. — Дива прищурился, внимательно изучая его дрожащие черты лица. — Или, быть может, злость наконец-то пробудила твое критическое мышление? Интересно, что еще она может натворить. За спиной человека поднялся ветер когда мимо него пронеслась толпа из причудливых и тощих как спички существ, приодетых в парадные чёрные костюмы и ярко-красные маски. Кто из них носил тёмные очки, у кого-то был завязан галстук вместо бабочки. Они выглядели как безликие глуповатые роботы, неряшливо перескакивающие друг друга в погоне отобрать прозрачную коробку с железной ручкой. В итоге её вырвал из рук индивид с чёрной банданой на красной голове, накрывающей пустое пространство лица без каких либо выразительных. С короткими интервалами, в его длинных складных пальцах коробка сильно вздрагивала. В ней находилась отрубленная часть головы Куробы без нижней челюсти, забрызганная тёмно-багряными извержениями крови. Как барахтающаяся между камней рыба, обрубок головы внезапно и резко билась об стеклянные стенки, словно по нему проходили разряды тока. Оно практически не издавало шума, окрашивая купол вокруг себя жидкими тёмными брызгами. — Не напрягайся. Всех остальных, с кем ты уже успел познакомиться, мы оставили там где их место, они то нам никакой проблемы не составили... — после перевёл мимолётный взгляд на барахтающийся обрубок головы в коробке. — Это вынужденная мера, так как он в свою очередь представляет нам большую угрозу. Глаза Куробы были выпячены от возможно гигантского наплыва боли. Да и был ли ещё жив его мозг? Чувствовал ли он хоть что-то кроме боли? — Что вам нужно от меня? — у человека заканчивалось терпение выслушивать этого мужчину. Ему было неприятно находиться рядом с ним. Отвратно. Страшно. Все эти чувства громко сливаются с окружающим шумом незнамого и чуждого ему мира. Взгляду всегда трудно зацепиться за что-нибудь отдельное, попытаться сосредоточиться, хоть немного всё обдумать. Из одной беды к другой. Загадочная статная женщина рядом с ним подбадривающе обняла его плечо, ласково погладив. Человек вздрогнул сразу же, инстинктивно. Любой шорох, любое прикосновение точно бьёт его как коротким разрядом тока. — От тебя — только образцы крови, и ничего больше. — Дивиан приблизился, изучая его с холодным интересом. — Мешочки под глазами позеленели, будто ты только что вернулся с другой стороны жизни. Тебе бы хорошенько отдохнуть, прежде чем снова пытаться меня удивить. Смятение. Давление в груди усилилось. Человек стал задыхаться с такой силой, будто из его лёгких выкачивало весь кислород. Губы беспомощно хватали воздух, руки и ноги извивались в конвульсиях. Прежние тёплые очертания просторных залов оказались подделкой, умелой иллюзий которая всегда скрывала от его глаз неизвестный мрачный простор, в центре которого он лежал. Долго и безвылазно, не в силах даже пошевелить одной конечностью. Тело атрофировалось за неизвестный промежуток времени. Прошёл ли день? Месяц? Или год? И осталось ли что ни будь от привычного временного периода. Он всё ещё помнил как горячо припекало солнце, как холодно ложилась на плечи луна. Луна. Он ни разу не видел её на небе. Только звёзды или что-то на них похожее. Не все из них яркие, а порой зелёные, жёлтые, голубые искорки беззвучно таяли, падая вниз и разбиваясь об крыши домов. Ощущение голода. Жажды. Жаркого тепла, отвратительно медленно расползающегося по организму скользкими толстыми червями которые выдавливают солёную влагу из кожи, ослеплённых болью глаз. Точно труп который выбросили сюда догнивать и разлагаться всему что осталось от его тела, сознания.

— "Прошу, потерпи ещё немного. Не умирай. Вдруг это твоя последняя попытка!?" — снова этот голос обращает к себе внимание, чего-то требуя.

И какой от него будет толк, если выживет? Он стал безмозглым калекой без цели и надежды. Он очень хотел спасти их. Что-нибудь сделать. Узнать что-либо о себе. Но густая кислая пена во рту забивается в ноздри. Это больше не человек. У него нету никаких чувств. Никаких мыслей. И откуда испускается весь этот яркий свет? Он больно обжигает плечи, щеку. Покрывая мелкими волдырями потемневшие участки полушария мозга. Не осознавая причинно-следственной связи с существами, издалека наблюдающими за его бессмысленными телодвижениями, в котором стало гораздо меньше осознанности. За короткий промежуток времени оно утратило всё. Слова стали малознакомыми символами, а затем обратились в свистящие над ухом звуки. Все воспоминания стёрлись. Не осталось людей. Признаков сладкого или горького. Друзей или близких. Приятных ощущений или жуткой боли. Только яркие и тусклые тона, редко встречающие его рыбьи зрачки получеловеческих глаз, тихий шум стучащих капель и огромная тёмная дыра, завлекающая всё его внимание. С отвисшей влажной челюстью он всматривается в бездну... И ОНА СЖИРАЕТ ЕГО СУЩЕСТВОАВАНИЕ ВНУТРИ ГОЛОВНОГО МОЗГА ЦЕЛИКОМ.

...в тёмно-тёмном явунем лемппу - старисца мица надваю издавля к лицу

а вони отвь песнь зазвести вставляй... Пронизывающая барабанные перепонки какофония звуков исходила отовсюду, когда голова вместе с остальным телом достала из глубокого холодного котла массивная мускулистая рука, отшвырнув того в сторону. Холод больно вгрызался в нагое тело человека, ощутившего своей шкурой мимолётную невесомость, прежде чем его голова оказалась на массивном тёмном облаке. Здесь было высоко и темно, а внизу виднелись загорающиеся светом окна сельских хижин. Мерзкая песня из бесформенных странных слогов и символов не прекращалась, в то время как где-то внизу, куда не могли опуститься его глаза, чьи-то невидимые шершавые пальцы прочно схватили тестикулы и резко скрутили, постепенно придавливая их со всех сторон. От ужасающей боли свело челюсть, а по лицу полились слёзы. Пальцы двигались словно под хаотичный такт песни, всячески выкручивая хрупкие семенные органы, придавливая то всеми пятью пальцами, то ладонями. Казалось что они уже были раздавлены, сбиты в однородную густую массу, но их грубо стиснутые формы всё ещё отчётливо ощущались. Даже когда припевы стихали, а мелодия обретала более размеренный ритм, безжалостные движения жирных пальцев не утихали. Продолжая раздавливать и выкручивать органы наизнанку вместе расположившимися где-то глубоко внутри нервами, каждую из которых он ощущал одной из каждых десятитысячных волокон в сплетении из бесконечного множества клеток. Невозможно вырваться, потерять сознание. Мучение не прекращалось ни на секунду, с большим чем каждой секундой ранее энтузиазмом обрисовывая пальцами душераздирающие сигилы на истекающем жидком органе. Глаза распахнулись перед расплывающейся кругами чёрной блевотой, в которой он не утонул лицом только потому, что сзади его придерживали за волосы. Обнажённый до торса Гектор обошёл человека, задумчиво хмыкнув и замахиваясь массивным и будто одеревенелым кулаком, укрывшимся толстыми грубоватыми чешуйками из телесной смуглой кожи. Голова человека откинулась назад после громкого удара с густым кровавым фонтаном на месте выбитой нижней челюсти, малый фрагмент которой впился в нёбо. У него уже были сломаны все кости во всём теле, понемногу начинающие регенерировать и срастаться обратно как по волшебству, вплоть до малейшего осколка скелета и последнего клочка плоти. Взгляд Гектора недолго пребывал в недоумении, когда отлетевшая на другую половину комнаты челюсть человека уже крепилась хрупкими сухожилиями к черепу, постепенно восстанавливая прежнюю форму. — Сколько ты его здесь держишь? — следом отозвалась благородность, распустившая огненно-красные лепестки с тоненькими зелёными шипами вдоль утончённого чёрного стебля дикого цветка. Она подалась ветру, немного покосившись набок к собеседнику.

— Я не засекал время. Может часов одиннадцать? — жирная капля влаги спала с грубоватого потрескавшегося лба ящерицы, бесстрастно приглядывающейся к крадущемуся и пропитанному вокруг сердцевины ядом цветку.

Подул ветер. Тонкие широкие лепестки раскрылись как диковинное оперение спиралевидного крыла, нежно прикасаясь к замурзанному побоями человеческому лику. Она была опасна. Её яда хватило бы, чтобы умертвить всю жизнь на этой планете. От неё столь приятно исходило тепло, чарующее, осязаемое. Прекраснее этого чувства не было и не случиться никогда в целом мироздании, сколько бы оно не погибало и сколько бы не перерождалось. Это ощущение случилось только однажды, однажды и исчезнет.

— Я исполню отведённую мне роль. Уходи. — вздрогнул лепесток, на котором начали разбегаться крошечные жёлтые искорки.

— Не задирай нос, Карма. Если почувствуешь опасность, исходящую из недр его ничтожной душонки, немедленно возвращайся. — ящерица скрупулёзно покосилась на изничтоженное побоями человеческое лицо, когда возле щеки затрепетали уже объятые высоким пламенем лепестки огненно-рыжего растения.

— Тш-ш-ш...

***

Ей слишком тяжело поднимать голову, слишком больно вновь вглядываться в его глаза. Снова, спустя эти бесконечно долгие мгновения. В тёмном, беспросветном пространстве, где не существовало ничего, кроме тени, два взгляда столкнулись, как светящиеся звёзды в безмолвной вселенной. Кровавые женские глаза, полные боли и одиночества, искрились в темноте, словно огоньки, пытающиеся пробиться сквозь мрак. Они излучали безмолвный крик, напоминая о горечи утрат и неизбывной тоске, витавшей в воздухе. Напротив, мужские глаза, растерянные и обезображенные, искали в её взгляде ответы на вопросы, которые терзали его душу. В каждом взгляде таилась растерянность, словно он пытался понять, как они оба оказались в этом жутком месте. Тишина между ними была такой гнетущей, что казалась почти осязаемой. Секунды тянулись, когда они готовились произнести первое слово. В её глазах отражался страх быть непонятой, в то время как в его — желание соединить их разрозненные души. Она чувствовала, как волнение сжимает грудь, но в то же время в ней зарождалась решимость. Наконец, её голос раздался в тишине, тихий, как шёпот, но полон силы. В этом бескрайнем мраке, в их глазах они нашли искру надежды — возможность вырваться из оков страданий. Эта встреча, этот миг, стал началом чего-то нового, даже в самых темных глубинах их существ. — Я пыталась искать выход, пыталась изменить что-то. Но здесь, все попытки кажутся тщетными. Всё, что я делала, было бесполезным. Теперь я просто существую в этом ужасе, и никаких иллюзий об избавлении у меня больше нет. — Это место не должно быть концом твоего пути. Мы можем найти способ выбраться отсюда. Я верю, что есть выход, если мы будем бороться за него вместе. — Какой выход? Здесь нет ни конца, ни начала. Всё повторяется, всё затягивает в бесконечный цикл страданий. Я уже испытала все возможные пути, и каждый из них ведёт обратно. Пытаться изменить что-то - значит тратить силы на бесполезное занятие. Надежда... Это слово, которое давно потеряло свой смысл. — Я могу не знать всего, что ты пережила, но я не могу просто так оставить тебя здесь. Я верю, что наперекор всему, ещё может быть шанс. Не могу обещать, что это будет легко, но я буду стараться, чтобы не оставить тебя одну. — Твои шаги будут топтаться на месте, как мои. Я видела, как надежда превращается в обман. И каждый раз, когда кто-то пытается вытащить меня отсюда, я вижу только отражение собственных несбывшихся ожиданий. — Я не могу изменить то, что было. Но я могу попытаться сделать так, чтобы хотя бы сегодня ты не была одна. Даже если всё, что я смогу сделать, — это дать тебе возможность надеяться. Потому что я верю в то, что каждое усилие, каждое движение, даже самое маленькое, имеет значение. — Ты не представляешь, сколько раз я слышала обещания и клятвы. Сколько раз мне говорили, что вот-вот всё изменится, что будет свет в конце туннеля. Каждое обещание, каждое слово обмана — всё это в итоге оказалось лишь пылью, которая оседает на поверхности этой бесконечной тьмы. Меня предавали, забывали, оставляли одну, и каждый раз я погружалась глубже в эту пропасть, в этот бесконечный морок. её глаза полные цинизма и усталости. — Ты говоришь о новом начале, как будто это простой выбор. Как будто я могу просто взять и начать всё сначала. Но каждое новое начало здесь — это всего лишь новая маска для старого кошмара. с искренним сожалением и стремлением. — Я хочу попробовать сделать что-то реальное, не полагаясь на клятвы, а на действия. Я хочу, чтобы ты знала, что я буду рядом не потому, что обещаю избавить тебя от всего, что было, а потому что считаю, что даже в самом большом разочаровании есть место для маленького движения вперёд. с явным раздражением и усталостью. — Ты хочешь двигаться вперёд, а я лишь вижу перед собой вечную стену, на которой выцарапаны имена тех, кто однажды поклялся мне помочь, но в итоге оставил меня здесь. Каждое движение вперёд оборачивается шагом назад, каждое новое начало — возрождением старых разочарований. Я уже потеряла способность верить в движение вперёд. Всё это кажется лишь затянувшимся танцем на краю пропасти. с глубоким пониманием и неугасимой решимостью. — Если мои усилия будут просто очередным напоминанием о том, что обещания не выполняются, я приму это. Но я верю, что действия могут быть чем-то большим, чем просто слова. Я могу не быть тем, кто изменит всё сразу, но я буду пытаться, насколько смогу. Если ты можешь позволить себе хотя бы малую частицу веры, я постараюсь быть той искрой, которая разгонит тьму. её голос теперь был наполнен смесью внутреннего сопротивления и печали. — Возможно, в этом есть какая-то доля смысла, которую я ещё не понимаю. Если тебе нужно искать искры, даже если это только для того, чтобы обрести свой собственный смысл, я не буду мешать. Но помни, что в этой тьме я была уже слишком долго, чтобы верить в перемены. — Я буду искать, независимо от того, что ты думаешь о переменах. Я продолжу идти, даже если это только для того, чтобы быть рядом с тобой. И если я смогу хотя бы немного уменьшить твою боль... Так прошла целая вечность. Так закончились две случайные жизни. Так закончились свет и тьма. А затем вселенная обратилась в небытие. Всё закончилось. Исчезло. Стоило шёпоту испустить вздох, как человек освободился от удушающих пут. Из его горла выбрался болезненный гортанный вдох, заталкивающий внутрь жаркий и спёртый воздух. Отрезвляющая омерзительная вонь трупных разложений выдавливает из глаз слёзы, а из желудка несчастные остатки желчи. Этот смрад был всюду, будто раздавливал его голову невидимыми мясными стенами. Под ним взгромоздилась небольшая и давно застывшая волна из обнажённых мёртвых людей, разнообразных гемианов, карликов, и прочих неведомых ему существ, в то время как вокруг бесконечно-просторного края, что оказался окружён четырьмя безразмерно высокими и гладкими каменными стенами, высились тошнотворно-высоченные пирамиды и целые горы из окровавленных истерзанных тел. Самые высокие трупные холмы находилась по углам. Они были высотой с непреодолимыми скалами. Из-за обильного количества давно запёкшихся кровавых масс, трудно было различить чью-то руку от ноги, голову от бедра, лицо от разорвавших тело изнутри багряно-красных костей. Были ли их тела изуродованными от падения с неизвестной высоты, или с ними это сотворило нечто другое? Дрожа от боли в слабом тщедушном теле, корчась от ужасающей вони, он поднял голову над собой, всматриваясь на подозрительно тусклый белый свет, чей крошечный проблеск был окутан непроницаемой тьмой. Из полумрака, по уродливым серым стенам спускались жидкие кровавые речушки, точно признак того, что сюда продолжают сбрасывать тела. Абсолютно голые серые стены, бесконечными сверхмассивными плитами окружившие последние часы агонии. Выбора не была. Человек соскользнул вниз, пластом рухнув в вязкое кровавое болото, неглубоким жидким ковром растелившимся по всей округе. Слева ещё более громадные обезображенные горы конечностей, а справа нечто походящее на мясной лабиринт с раскинувшимися в стороны руками, где-то повисшими на хребтах головами, разбитыми под ними туловищами, перемешавшимися в слизких багряных комках. Было невозможно трудно не терять сознание, при этом с трудом отрывая голые стопы ног от присасывающихся кровавых воронок. Весь измазанный в чужой крови и мерзко пахнущих жидкостях от которых снова происходили рвотные позывы, но теперь изрыгать из желудка было нечего кроме долгих удушливых стонов. Его голос был единственным источником жизни, нарушающим могильную тишину этого места. Сверху пока-то не падали тела, здесь вообще ничего не происходило. Никто не дышал. Не просил о помощи. Никто не следил за ним. Но он был здесь не один. Не сейчас. Человек проследил как девушка-получеловек, возле одной из трупных мясных стен, медленно обняла ладонями собственное лицо с низко посаженными глазами и опустившимися широкими веками. Её золотисто-белые волосы стали бледнее, почти обратившись в блёклую и одновременно целиком окровавленную седину. Словно капли дождя, сгустки чужой, а возможно и её собственной крови спускались тонкими ручьями по её взрослому болезненно-бледному как снег телу, приобрётшему характерный розовато-багровый окрас вокруг маленькой груди, между которой заметно проступали косточки. Худых бёдер, длинных застывших ног. Он узнал её по светлым голубым глазам, поразительно красивым и будто живым. Он узнал её по померкшим четырём лисьим ушам, что практически слиплись с густыми вихрами волос. Он сознал, что искал её. Что очень боялся её здесь обнаружить. Но она была так далека от него. Он не знал всей её жизни, или хотя бы того как звучит её голос. Не знал ни её мыслей, ни чувств. Совершенно ничего. Поэтому не знал, что должен сказать. Не мог прочувствовать сердцем, что он сам хочет сказать. Её глаза медленно уставились на него, выжидательно, неразборчиво. Была её голова в этот момент забита собственными мыслями? — Отсюда можно выбраться? — пересилив боль, человек осторожно обратился к ней, неловко прикрывая руками тело. — Продолжай идти вперёд. Может быть и найдёшь выход. — безжизненным тихим голосом проговаривала полулиса, не выказывая никого дискомфорта или же интереса, после чего вновь уставились перед собой. Человека неприятно смутила её реакция, а вернее её отсутствие. Будто та находиться здесь уже очень давно, смирившись со своей участью. — Пойдём... Со мной? — он старался не опускать головы, смотря в её приоткрытые пустые глаза. — Мне не нужно никуда идти. Всё заканчивается тут. — без раздумий ответила она, обрывая первые проложенные человек мосты, предназначенные для того чтобы приблизиться к её душе. — Но почему? Может лучше попытаться покинуть это место? — Я не обязана его покидать. — П-почему? — Я ужасна. Я совершила множество ужасных вещей за свою слишком долгую жизнь. Я осознаю, что даже это бесконечное блуждание среди глубин завершения не прояснит мне самой сути... — Сути чего? — Не знаю... Возможно меня самой... — Тогда... Возможно удастся найти то место, которое сможет это прояснить? — сознание помутилось, глотки воздуха становились более тяжёлыми. — М-место, гораздо отличное от этого бессмысленного заточения? — Я не знаю. — она зажмурилась. Очевидно ей не понравилось так глубоко углубляться в такие трудные для понимания мысли. — Я постараюсь отвести тебя туда. Вдруг оно есть? — он робко одёрнул руку, медленно протягивая её к полулисе. — А вдруг такого нет? И выхода из этой ямы тоже нет... И кроме вечной агонии в мире ничего больше не осталось. — Я буду продолжать искать, пока не исчезну. Я буду рядом, пока мне позволяют силы. — он затаил дыхание, испугавшись того, как сильно начало стучать его сердце. Только бы он умер прямо сейчас, перед ней. Когда он только-только что-то кому-то пообещал. — Зачем тебе стараться для меня? — Я не могу этого понять... Но я этого очень хочу... Её взгляд неожиданно замешкался, помутился. Она мгновенно погасила внутри себя странное чувство, которое боялась разжечь. Боялась вновь что-то обрести, зная, что неотвратимо это потеряет. Человек перед ней ничто для неё не должен значить. Пускай идёт своей дорогой и оставит её наедине. Она отвернулась, продолжив медленно ковылять ногами в противоположную от него сторону. — Всё это бессмысленно. — тихо ответила она, больше не оборачиваясь. — Ч-что именно? — Эта встреча. Всё что ты говоришь мне. Всё равно у нас ничего не получится. — Я считаю иначе. Я... — Воля твоя. Делай, что хочешь. В сердце словно прогремел взрыв. Тело настолько отяжелело после услышанного, что он едва устоял на ногах. Прямо сейчас он без какого либо сопротивления поддаётся такому знакомому отчаянию. Это эмоция? Или его судьба? Постоянно это чувствовать, постоянно им искушаться, будто кроме этого ничего больше он никогда не испытывал. Она уходит, пока ей позволяют силы. Он снова стоит на месте, как когда-то. Даже не пытаясь что-то предпринять. Он совершенно пуст внутри. Ни идей, ни возможностей, ни поддержки. Только и способен бросаться словами, которые сам с трудом понимает. Но это мгновение отличается ото всех остальных тем, что это самый что ни на есть конец. Завершение жизни и его, и её. Завершение его слабоумия, его страхов, комплексов, слабого изнеможденного тела, эмоций, сожалений, глупой фантастической мечты которая никогда не сбылась. Полулиса широко распахивает облитые кровью глаза от резкой боли в висках и недолгого головокружения, чувствуя под своей спиной и враз согнувшимися коленями тощие руки человека. Теперь его лицо прямо перед ней, нависает без какого либо злого намерения, без толики сомнения, которое обычно всегда присутствует на его задумчивом напряжённом лице. Пусть сейчас это очень трудно, но ему удаётся держать её на руках, понемногу передвигая ногами и направляясь к высокому лабиринту из красных костей и багровых тел исчезнувших судеб. Она ничего не сказала, сложив ладони на груди и тяжело смыкая веки. — Почему ты это делаешь? — её голос был таким же слабым, как её дыхание, словно она наконец решилась спросить то, что её мучило. Он задержал дыхание, его сердце снова стучало гулко и невыносимо, и он знал, что ответа у него нет. Он не мог точно сказать, что заставляло его продолжать, когда все шансы были против них. Но в этот момент слова вырвались сами: — Потому что... — его голос дрожал, но в нём было что-то непоколебимое. — Потому что я не могу иначе. Не могу просто оставить тебя здесь. Не могу... Не могу смириться с этим. Её пальцы слегка сжались на его груди, как будто она попыталась ощутить этот мир, в который она так долго не верила. Мир, который всё ещё ускользал из её понимания. Её лисьи уши чуть дёрнулись, но всё ещё оставались плотно прижаты к голове, как у животного, что прячется от угрозы. Её голова безвольно свисала, и он почувствовал легкий холод её кожи на своих руках. Её дыхание было таким слабым, что ему приходилось замирать, чтобы уловить его в короткие мгновения тишины. Лисьи уши её больше не дрожали, и он начал осознавать, что каждая секунда на её счету. Они оказались в другом месте. Не в том, что они видели, и не в том, что они могли понять. Они оказались в пустоте, где не было ничего, кроме них самих. Никаких контуров, никаких звуков, никаких ощущений. Только бесконечная пустота, в которой их собственные мысли и чувства вращались, не имея точки опоры. Он и полулиса висели в пространстве, окружённые мракотной и бескрайней темнотой. Тишина вновь окутала их, и он почувствовал, как тяжесть их положения стала почти невыносимой. Но, возможно, это была не просто тишина. Это была тишина, которую они сами создали. Поскольку каждый их шаг, каждое слово, каждое движение оказались частью той самой иллюзии, от которой они пытались убежать. И вот, на фоне этой бесконечной тишины он заметил, что их лица, их тела начали меняться, теряя человеческие черты, погружаясь в нечто неописуемое. Они становились частью пустоты, частью самого разрыва реальности. И когда всё завершилось, он и полулиса растворились в этой пустоте, став неотъемлемой частью иллюзорного мира, который они когда-то пытались покинуть. Реальность, которую они искали, была уже не в их достижении, а внутри них самих — в том месте, где свет и тень, жизнь и смерть, истина и иллюзия, слились в одно целое. Их сознание затерялось в бесконечности, оставив лишь неясный след воспоминаний, затянутых мраком и бездной.

***

Всё обратилось вспять. Ощущение изношенности болезненно покалывало во всём теле, скованном магическими цепями и нежными лоскутами ткани. Кроме тусклого света, спускающегося с потолка, в поглотившей пространство пустоте ничего не удавалось разглядеть. Только необычная декоративная резьба вокруг выступающих деревянных покрытий пола, точно нажимные и порой остро впивающиеся в кожу плиты из насыщенных тёмных и светло оттенков. То тут, то там размалёваны странные городские интерпретации, переливающиеся с лесными и наполненными лесными жителями древних рас просторами. Где-то опалённые голые деревья поклоняются ясному золотому солнцу. Где-то восходит мрачная гигантская комета, затмевающая самую яркую среди сестриц звезду. Крошечные окна хижин и высоких крепостей битком набиты существами, не то ли празднующими демонами, не то загадочными хтоническими тварями. Каждая из сцен гармонично переливается между плитками и высеченными древесными барельефами, оттеснённые между собой густыми лесами, цветущими лугами, постаментами мифических созданий и искажённых ветвей мироздания, скрывающейся в полумраке этой незнакомой комнаты. Он поднял глаза, заметив как к нему наклоняется чьё-то лицо. А точнее нижняя часть миловидного женского лика с ярко-багряными и скромно улыбающимися в ответ устами. Всё что удавалось разглядеть помимо острых скул и маленького треугольного подбородка, так это аккуратные, маленькие крылья носа которые чуть выше вместе с остальными и явно сокрытыми очертаниями головы, были объяты уродливыми движущимися очертаниями бесчисленных механизмов и компонентов, что словно внутренние органы жирного жука оказались обёрнуты массивными трансформирующимися пластинами, точно плотные оперения крыльев этого тихо жужжащего насекомого. Массивное подобие шлема жутко нависло перед ним, в то время как незнакомка ласково обняла его дрожащие плечи. — Молодец. — уголки её губ чуть дрогнули. — Продолжай сопротивляться. Не забывай о самом важном... И прошу, не говори никому о том, что я тебе это сказала. Её лицо постепенно отдалилось, пока металлические рёбра механизмов шлема не погрузились в непроглядную черноту. Одобрение? Напутствие? Или же угроза со скрытым подтекстом который невозможно было расшифровать его слабым умишкой? Уже трудно становилось отличать прежнюю реальность от чего-то другого, от чего мозги сводит ужасной судорогой. Руки и ноги освободились и он сразу же рухнул вниз на расплывающиеся древковые платформы, принявшие форму гладкой поверхности, вокруг которой продолжали перемещаться остальные разнобокие фигуры. Человек оказался полностью истощён. Даже напрячь единый мускул в мозгу было непосильной мукой. В таком состоянии его обнаружили, а затем подняли чудаковатые тощие силуэты в костюмах, прямо как те, которые носили грубую ярко-красную ткань на голове и вокруг шеи, скрытой белыми воротниками. Их здесь была толпа, кто поддерживал за плечи, а кто за ноги. Сильными струями воды его омыли с головы до ног, засыпали ароматным порошком, обмазали чем-то липким по всему телу, а затем повторили водную процедуру. Наружу его выволокли уже находящегося в сознании. Преимущественно этому поспособствовали препараты, которые вводили внутривенно. Даже сейчас жидкость протекала по толстой трубке из большого компактного картриджа, закреплённого на левой груди его новой походной одёжи: она скрывала его укрывшуюся тёмными венами шею и запястья. Штаны и ботинки тоже были не его, но при этом соответствующего размера. Неудобным казался тонкий свитер, обтягивающий его горло. Как оказалось, этот комплект был с настраиваемыми функциями, так как приятно охлаждал тело, словно по всей его коже разливались густые слизкие жидкости. Когда мозг постепенно начинал работать, человек наконец-то смог оглядеться и ясно различать пространство. Он уже не помнит, как долго сидит в этом кресле. Минималистичный интерьер комнаты состоял из мирных бежевых красок, странной мебели, расставленной вдоль стен и жёлтого потолка, раскиданного с виду мусора из скомканных листов бумаги, пластиковых трубочек и прочих безделушек. — Чиллишь? В соседнее кресло напротив плюхнулся Саша, подставляя лицо ярким лучам из крошечного размалёванного окна. С последнего момента их встречи ничего не поменялось. Он такая же одухотворённая и беззаботно выглядящая сволочь, которой хочется снова впиться в горло, разорвав того в клочья. Но человек резко опомнился и встряхнул головой, отбрасывая враз ставшие ему чуждыми свирепые мысли. И кто их ему все внушает? Кто подталкивает? — Можно задать вопрос? — нерешительно просипел человек, незаметно рассматривая его периферией. — Да без бэ. — легко ответил парень, мечтательно покачивая головой с зажмуренными глазами словно в такт неслышимой мелодии. — Чего ты боишься? — Это угроза? — голова резко остановилась и тот прищурился одним просиявшим глазом. — Я шучу. Ну как-то даже и я не знаю как на это ответить... Боюсь ли я чего-то? Хм-м-м-м-м-м... Даже не знаю. Наверное ничего. А к чему намёк? — он чуть поджал левый уголок губ, возвращая ритм покачивания головы. — Я вспоминаю, как впервые встретил вас. — предался мрачным воспоминаниям человек, которому вновь явились изуродованные фрагменты расправы над ними. — Что тогда произошло? — он вновь присмотрелся к парню, надеясь что-то разузнать. — Прикалываешься что-ли? Ну чудак человек. — махнул головой Саша, высоко задирая голову и возмущённо, немного по идиотски сводя рот на бок. — Ты мою черепушку с землёй сравнял. Тупо кисель из моих мозгов сделал. Мозговой смузи, с привкусом песка и травы... С её кстати тоже. — Она... Жива? — при виде живого и целого парня, он питал надежду что возможно его подруга тоже выжила пока что необъяснимым образом. — Не-а. Как-то кисло буркнул Саша, даже раскрыв глаза и задумываясь во враз неподвижной позе. От услышанного сердце человека потяжелело. Дышать стало труднее. Хотелось это отрицать. Но причин, по которым парень мог бы сейчас солгать, он не смог придумать. — У неё то таких способностей, как у меня нету. Она прям конкретно померла. Или погибла, верно будет назвать. Отбросила коньки с концами. Как Джубилли в день выхода альбома... На-все-гда. — шумно выдохнув, оборвал он себя. — Блять... Он хоть под весёлым порошком был и в кого-то даже кончить успел прям в момент, когда ему бошку проломили и так ровненько пополам разделали. — он провёл прямую линию ладонью, демонстрируя этот удар. — А она даже не сквиртанула хорошенечко перед смертью. И пауков в руке так и не подержала. А ещё же ебанную лапшу тогда хомячила, как бедняк какой-то. Середняк... Никогда её вкусов не пойму. Не решаясь что-то сказать, человек тщательно всё обдумывал. — Её можно вернуть к жизни..? — А ты господь бог что-ли? А лучше ка ты завали ебало, пока я тебе глаза по самые гланды не вдавил с-с-сука. — злобно прошипел парень, вновь стараясь расслабиться в пригретом попкой месте. — А ты чегоньк-сь тут как глиста разлежунькалась!? — из коридора показался невысокая девушка с густыми кудрями, странно разодетая в классические рыцарские доспехи. Странный разговорный акцент добавлял несуразности к её неестественному образу. — О блять! Мочалка из моего душа сбежала! Что за сумасшедший гений вселил в тебя душу? — кокетливо оскалился он в ответ. Та упёрла руки в боки, недовольно насупив круглые ноздри. — Вот же-ж грубиян, тебя-то за чем порешунькали послать сюды? Вот этого товарища забрать, в нашу группу поместенькать. — Эй хуила, поднимай жопу. — Саша хмуро позвал человека, поднимаясь с места. — Будешь выделываться - отпизжу так, что черти тебя за своего собрата примут. Будешь там только ебаться в жопу... Так что за мной. Девушка-рыцарь махнула стальной перчаткой, призвав человека следовать за ней. Они двигались по просторному коридору, с правой стороны которого возвышались высокие стены закрытых окон, сквозь которые был виден красивый сад с клумбами и двором, позади которого разместилась противоположная часть здания с балконами. Рядом уже слышался отборнейший троекратный мат, исходящий из открытой комнаты. — Да-да-да е-етить твою мать!!! Саша гневно расчищал комнату от всюду разбросанных походных мешков, огромных сумок, набитых неизвестным содержимым сумок и во множественном числе чемоданов которые было не счесть. Красные, зелёные, из натуральной кожи и синтетические, спортивные и гламурные. С узорами или с бесчисленным количеством карманов, лямок и ремней. Здесь находились самые разные, на любой интерес, цвет и надлежащий случай. Человек запрокинул голову вверх, осматривая бесконечно высокую стену из чемоданов и сумок, завораживающим пестрым загустением возвышающуюся куда-то высоко в обратную пропасть. Он сразу заметил копошащихся на большой высоте красноголовых кукол, неряшливо копошащихся между рядами из саквояжей и чемоданов, что выделялись твёрдыми прямоугольными формами и толстыми ручками. Раз за разом вниз летел один чемодан за другим из-за их собственной безалаберности и некоторой присущей неуклюжести. — Да-да-да шож-ты делаешь, нелюдь одноклеточная! Аккуратнее перебирайте, от стопочки к стопочке, амёбы вы хуекрылые! — пытался докричаться до них Саша, но те видимо не обращали внимания. В попытках увернуться и вытащить застрявшую в каком-то кармане ногу, парень словил головой очередной сорвавшийся саквояж, с мягким звуком припечатывая его лицо к твёрдой текстуре случайного кейса. — Извилинки лобной доли моей и предположунькать не могли, что всё откатенькается до такой старешецкой магической вундервафли. — задекламировала дева, осматривая сумки с ящиками вокруг себя. — А что поделать, сейчас это... Самый безопасный способ быстро перемещаться по Туэ. — он наконец выбрался из-под сумки, хоть и вяз во всех остальных словно в зыбучем песке. — Стражи все наши старые схемы отправлений вынюхали. Пока не откроются новые, придётся ети всратые колдовские арты юзать. — И какого же рожна всё так обернулось? А то я так и не докумекала. — Дивиан вроде как упоминал об особом отряде специального назначения "Импакт", которые следуют указаниям "кого-то" извне государственной унии безопасности. Но этому пока-что нет подтверждений. Так что - "хуй-его-знает", как говорил бывший президент дома культуры быта Прокофий Галий Мреостович. — Может быть к нам протисунькался чей-то пасюк? — задумалась девушка-рыцарь, многозначительно поглаживая подбородок. — Не-е-е.. исключено. В первую же очередь. — Какая уверенность, хм! — Поверь мне. — Саша странно блеснул глазами, присматриваясь к ней. — Если бы такой вариант был возможен, мы бы умертвили эту крысу раньше, чем та успела бы хотя бы подумать о том, чтобы подписать с гильдией контракт. Не то чтобы переступить границу. Девушка-рыцарь как-то мрачно опустила глаза, отвернувшись и задумываясь о чём-то своём. Саша хлопнул себя ладонями по груди, от нечего делать косясь в разные стороны. Затем снова несколько раз хлопнул, на этот раз перебирая пальцами выпуклые рёбра под тонкой кофтой с внутренними нарукавниками. Щупает, массирует, начиная пересчитывать их полушёпотом. — Что-то я совсем исхудал, одна кожа да кости. Як я только умудрился отощать? Хочешь попробуй? Они такие тонкие, пиздец. Тонкие как иголки! — Да нашто мне сдалось твои костяночки жмёхать, угомонись собака ты сиволапая! — голосно возмутилась девушка, поправляя круглые окуляры. — Прям как у рыбы... — Дай боже мне сил ужиться с этим ходящим несчастьем. Куклы громко приземлились на четыре конечности, неряшливо отталкивая друг друга и хватаясь за боковые молнии огромной красной сумки с насыщенными жёлтыми и зелёными узорами, изображающими плывущие по миру чешуйки мифического змея. Из боковых карманов их пальцы ловкими движениями вытаскивали тонкие лоскуты ткани, которые поочерёдно скрепляли остальными селекционными тканями и вычурным внутренним пошивом из грубого материала, практически выныривающего из основного вместилища багажа. Нехитрыми но быстрыми манипуляциями рук куклы построили плотный и идеально ровный прямоугольный портал, выглядящий как своеобразная палатка для стоячего сна. Высотой в три с половиной метра. Тёмные обтягивающие ткани укрылись голубыми и синими узорами, расплывающимися подобно водяным кругам вокруг которых иногда всплывают тонкие лоскуты рисовой лапши. Первой поспешила девушка-рыцарь, протискиваясь сквозь щёлочку. Парень остервенело склонился над человеком, валяющемся среди мешком с заспанными глазами. — Подъём салага! Пока не получил пинка под зад! Отрезвляющим рёвом удалось привести того в чувства. Нерешительно приближаясь к импровизированному кокону, он с опаской осматривал его. Но пинок по его заднице ясно намекнул, что его не станет никто ждать. Мягкая и упругая на ощупь ткань податливо раздвигалась, впуская человека душное тесное пространство, встречающее его лицо густыми слоями из шелковистых тканей, рубашек, среди которых зачесались деревянные дощечки на верёвках и окружённая негустой стаей из молей лампочка. Было довольно темно. Его нога зацепилась об вешалку, где-то плотно зажатую свисающими вниз одёжами. Чем глубже и спешно подталкивал его сзади Саша, тем отчётливее раздавились шорохи и голоса из противоположной глубины. Дышать становилось легче, когда разнообразные тряпья и толстые рукава прекращали та часто и плотно биться об его лицо. Последним оплотом на пути к назначенному месту стали массивные деревянные шторы, напоминающие сплетённые брусья коричневого бамбука, красиво изрисованного двумя крупными рыбами с извивающимися словно гребни волос плавниками, чёрного и красного окраса. Сквозь трещины просвечивался свет, разносились разговоры и проскакивали ласкающие ноты инструментальной мелодии. Наверное они совсем близко. На один короткий миг ему показались огромные широкие зрачки, обрамлённые толстыми чёрными бровями. Густая грязная шерсть точно река из ядовитых змей, извивалась вокруг массивной свисающей туши и короткой шеи с длинными лапами. Они истекали сальными загустениями крови по всему силуэту, от чего-то опадая вниз к земле. Голос существа затмил все его инстинкты, пробуждая молниеносно ударившее по сознанию панику, настолько тяжёлым и ужасающе больным был его рёв. — Аааааа-аа!!

— Ие-еоооооох!! Еёптеть твою мать!

Человек поскользнулся, рухнув копчиком на пол. Страх постепенно ослабевал, теряя контроль над его телом. Глаза встревоженно оглядывали очень реалистичные очертания мифического зверя, оказавшегося гигантской маской с толстыми когтистыми передними лапами, которыми двигали чьи-то ноги. — Пвахахахаххаа-хах-вхахаха-а-а! — не менее ожесточённо выскакивал из узких губ неизвестного получеловека смех. Она держалась за живот обеими руками, смеясь так долго и так надрывно, словно это было самым весёлым, что с ней когда-либо происходило в жизни. Лицо раскраснелось от напряжения, на глазах проступили слёзы. Она не жалела ни сил, ни потраченного времени, искренне наслаждаясь моментом. — Ваха-ха! Уа-ах! Ой не могу больше, больно уже.. уохо-хо! — отчаянно пыталась она взять себя в руки, хватаясь за голову. — Такой смурной, а так громко вопит. Уахах... Её растянутые смехом губы было не рассмотреть среди густой гривы насыщенно-оранжевых волос, сильно походящими на растущие пышные покровы дикого животного. Отличительным внешним атрибутом на обыкновенном человеческом лице так же служила густая шелковистая шерсть с белым пушком, растянувшимися от её загривка вплоть до щёк и частично прикрытых больших грудных мышц у самих подмышек. Помимо комбинированного технологичного комбинезона, её пропорционально утончённое мускулатурное тело с грубыми мышцами было спрятано короткой рубашкой, обнажающей небольшую рыжевато-светлую шубу у ложбинки. Она была точно зверем. Молодым тигром, с опущенными острыми ушами и длинным извивающимся хвостом с чёрными полукруглыми пигментациями на короткошёрстных участках кожи. Человек сразу же задумался. Он действительно странно выглядит. С одной стороны он выглядит и ощущает себя относительно молодо, но странные тёмные трещины на теле будто глубокие старые царапины, которыми испещрена его мраморная холодная плоть. Становилось слишком холодно. — Едэрить его в корень, ты чё ебанутая, я ж сердечник блять. — забил по груди кулаком и прошёл мимо девушки Саша, немного запыхавшись утаскивая с собой человека. — Ахах! Ваши рожи стоило увидеть! Сознание выбухает, избиваясь об животрепещущие слои головного мозга, мучась от нестерпимой боли. Человек прошёл ещё немного, резко окидывая взглядом фантастические пейзажи огромных и наполненных существами залов, где они возвышались над широкими и разномастными пересечениями из сливающих с интерьером апельсиново-коричневых столов, кресел и изогнутых точно ветви деревьев колонн. Он останавливается, не в силах адаптироваться к яркому свету - мириадами светлых планет окруживших десятки тысяч светлых голов под ними, к сильному беспорядочному шуму, гротескным силуэтам посторонних, которых хотелось попросить о помощи. Рассказать, что его только что пытали. Что они похитили других. И чёрт знает что они замышляют с ним сделать сейчас. Ноги спотыкаются от переплетённые разноцветные тела огромных чудовищ, раскинувшихся змееподобными выпотрошенными телами. Жёлтые, зелёные, голубые и белые брызги крови прилипают к подошве, присыхают на дверных рамках духовок. От их вида и трупного рыбного запаха тошнит и он не в силах удержать подступающую к горлу желчь. Ему до ужаса надоело ощущать это. Претерпевать все эти мерзкие эмоции. Подчиняться насилию, которое не понимает!

— Тшш-ш-ш-ш...

Мучение исчезает даже с самых глубоких извилин непостоянной меняющейся памяти, ведь на самом деле оно несущественно в сравнении с тем, как сейчас становиться спокойно. Больше ничего не угрожает его телу. Никакой боли и унижения. Только малознакомые ему персоны, рассевшиеся по обе стороны длинного и уже накрытого стола. Момент обеденной трапезы настал. Остаётся только насладиться закусками, выпивкой и познакомиться поближе с этими странными личностями. Расслабиться и забыть о всём плохом, ведь оно непостоянно, когда рядом есть кто-то, кому ты не безразличен. — Карма, ты в порядке? — изучающим взглядом потревожился за здоровье своего товарища Гектор. — Да. Нет причин для беспокойства, я усмирила его паническую атаку. Он не опасен. Ответила та самая дева, которая разбудила его в пыточной комнате. Уродливые механизмы её шлема всё так же скрывали большую часть её головы точно лепестки металла, а вот её худое стройное тело, точно тростинку, необычно облегал угольно-синий комбинезон, прямо как внутренний высотно-компенсирующий элемент костюма, подчёркивающий её натренированные худые мускулы по всему телу, узкую талию и тонкую длинную шею, на которую опускались редкие багряные локоны с которых спадали капли воды. Девушка-тигрица, ранее испугавшая его огромным костюмом чудовища, изящными акробатическими движениями пролетела над всеми, хорошенько черпанув костистой рукой порцию сваренных морепродуктов, потеснившие остальные порции деликатесов в большой глубокой тарелке. Её силовые ботинки и перчатки отчётливо и тихо позванивали во время движений. Саша разливал по стаканам водку, шутливо предлагая отведать крепкого напитка тем необычным нарисованным тройняшкам, вновь будто вырвавшихся с иллюстраций детской книги. Их чернильные-бумажные тела странно переливались с пространством, которое умиротворённо кружило рядом с Дивианом, с теплотой на лице наблюдающего за ними. Это словно была неподдельная отцовская любовь. С одной он перешёптывался, другую утешительно гладил по голове когда та ударилась коленом об деревянную складку кресла. И они чувствовали себя спокойно рядом с ним, им было весело. Их было слишком много. Глаза не успевали следить за каждым. И психическая регрессия, вызванная экстраординарными способностями некой Кармы, на самом деле жалкий трюк который не способен полностью подавить его страх и ненависть перед ними. — Прошу не начинай это снова. — робко предостерегла человека Карма, заметившая его вновь переменившийся сосредоточенный взгляд. — Я не хочу влезать в твою голову чаще необходимого. — Вы издевались надо мной только что, а теперь притащили сюда. — человек часто задышал, не зная как высказать всё то, что скопилось за эти долгие мгновения. — Хватит. Иди к чёрту! — сказав это, он посмотрел в то место, где предположительно должны находиться её глаза. Она спокойно отвела взгляд в сторону, не торопясь с ответом для человека. Компания немного притихла, обращая внимания на озлобившегося человека. Они наблюдали как часто он задышал, как крепко сжимал кулаки и как сильно хотел сбежать от них. И почему-то он подумал, что не хотел так грубо ответить ей. Возможно она тоже пытала его, неизвестно сколько или когда. Но тем не менее он не желает никому зла. И это так странно. Это так утомляет. Так... — Хотелось бы обойтись без раздутой сложной полемики, так что давай будем откровенны друг с другом прямо сейчас. Без лжи и недосказанности. — На другом конце заговорил Дивиан, сосредоточенно рассматривая человека. — Ровно четыре месяца назад. Ты вдруг заявляешься сюда и просто убиваешь семерых моих товарищей. Среди них были наши друзья... Ты можешь назвать хотя бы причину, по которой ты это сделал? Только причину. Заявился. Убил? Как ни странно, прямо сейчас он совсем ничего не понимает и не чувствует, кроме непреодолимого желания сбежать. Мужчина перед ним заявил об этом со столь непринуждённым тоном, не выказывая никаких эмоций, не выпуская из своих глаз и единой живой искорки, которые возможно когда-то давно угасли, перемешались истлевшими серыми массами в его мрачных пронзительных узорах вокруг низко опущенных век. Он замолчал и ждал, когда тот что-нибудь скажет? Но что? Ему не знакомы ни они, ни те люди. Ни это место. Ни причина. — Я н-не зн-наю. — робко пробубнил человек. Но затем его осенило: семерых? Он помнит только двоих. — Ч-что значит... — Остальных ты не помнишь, по всей видимости. А ты помнишь, что на самом дела ты трус и эгоист? Все твои альтруистические наклонности, что некоторым поспособствовали на благо, другим причинили много проблем и страданий. Тебе что-нибудь об этом говорит? — Объясните мне... — А ты знаешь, что случиться, если я поведаю тебе правду? Вдруг ты окажешься тем, кто уничтожит этот мир? Может ты и отчаялся, но есть те, кому есть ради чего жить, совершенствоваться, страдать... Мы те ещё отморозки, но в отличии от тебя мы не устраиваем раздор и хаос по всему континенту. Ибо мы не сумасшедшие: мы мыслим, планируем результат, анализируем. Но а ты - как чудовище разгрызаешь любые преграды на своём пути пока не добьёшься желаемого... Я не осуждаю твою цель, но и не совсем понимаю её. Как и ты мою. Человек крепко сцепил зубы, беспомощно напрягая извилины разобщённого сознания, не подчиняющегося его стремительным потугам найти что-то, чего он не понимал и не мог осознать. Он помнит несколько невыносимо тяжёлых и болезненных суток, прожитых рядом с различными персонажами, происшествиями, с короткими мирными моментами в которые он со страхом засыпал. Трусость не была частью чего-то большего, но она сковывала большинство его желаний, поступков, действий. Но эгоизм? Он не понимал, что это значит и как он выглядит. — Мир... Вы имеете в виду, чью-то жизнь? — нерешительно предложил человек. — Хм. — как-то неоднозначно отреагировал мужчина, отводя взгляд. — Кто знает. Может и да, а может и нет. Как минимум семерых ты уже погубил, но я посчитал только моих людей. Без суда и разбирательств. Ему показалось, что мужчина заговаривает зубы. Как он может уничтожить мир, когда... Когда пытался его спасти, противясь первозданным потокам бытия в момент столкновения с Титанами. До сих трудно понять намерения тех фантастических существ. До сих пробирает дрожь от их силуэтов. Ото всех этих невероятных мыслей и воспоминаний уже кружиться голова, а от него словно ждут ответы которые сам долго ищет. В те мгновения он был целиком с этим миром. Им не обладали любовь или ненависть, жадность или зависть. Только страх и непонимание происходящего. Отсутствие смысла, от которого пребывать в этом месте становилось в тягость. Это длиться с момента его пробуждения вплоть до этого мига. — Я настолько опасен? — На самом деле - больше нет. Я собираюсь использовать то, что накопилось в тебе до того момента, как ты всё потерял. — Дивиан поднялся, помогая подоспевшим официантам положить на стол огромный металлический поднос, заграждённый сверкающей овальной крышкой, покрывающей весь объём блюда. Дивиан странно посмотрел на него с обременительной долгой улыбкой. — Твой хаос. Твой личный внутренний мир. — Каким образом? — насторожился человек, чувствуя как запах крови исходит из-под крышки. Аромат был странно свежим, лёгким и отягощающим. Зловонная аура смерти. Аура неотвратимости чьей-то смерти. Не понимая почему, но он не хотел заглядывать внутрь. Глаза некоторых присутствующих за столом украдкой наблюдали, а кто-то продолжал свои светские беседы и переговоры в полтона тише. Их такие разные незнакомые силуэты словно играли с окружением, переливались с ним. И ничто не могло нарушить этот комфорт. — Например я смогу узнать тайну, которую наш ограниченный смертный орган никогда не сможет постичь собственными силами, не то чтобы совладать. Трудно только представить, насколько измениться жизнь, заполучи мы такое могущество. — тусклым жёлтым опалом в глазах мужчины проступила тоска. Трудно было понять его намерения. Трудно было различить в нём умелого актёра, вносящим в его ослабленный разум неотличимую от реальности ложь. — Сможем ли мы воплотить в мир гармонию, способную раскрыть всем истинную природу того, что наш прекрасный мир не может обходиться без удивительнейшей боли. Рука мужчины поднялась вместе с крышкой, обнажая приготовленное для человека блюдо. В 1822 году композитные материалы обрели более усложнённую формулу конструкции боевых доспехов, благодаря чему "голубую пыль" можно было распределять в гораздо больших объёмах среди несколько новых ядер жизнеобеспечения, избегая критической изношенности своего тела, от которого сейчас едва осталось живое место. Этот прототип был старым, но надёжным даже спустя сотни лет. Верхняя часть туловища, что была скрещена с многочисленными симбиотическими механизмами и искусственными биологическими пространствами между мерцающих брюшек мембран, была прекрасно изуродована фрагментами силовой брони, переливающейся со светлыми костями рёбер стража сердцевина осевого скелета. Окровавленные голубой пылью уста Йор Симфалл испускали душераздирающие вопли. Этой странной жидкостью она была покрыта с лохматой головы до обрубка осевого скелета с раздробленными чуть ниже груди позвонками, по которым развалились органы, искажающихся в тёмно-голубых, багряно-жёлтых и синих извержениях загадочных минералов, поддерживающих целостные потоки многочисленных сосудов. Как накрытые хлопьями синего снега маленькие птичьи тушки, органы извивались и пульсировали, не утихая. Ударяясь хрупкими ломающимися крыльями об заострённые межклеточные вещества. Человек вскочил с места, с сотрясающим его ужасом исследуя умоляющие глаза девушки. Кости на пальцах побелели от силы, с которой он сжимал кулаки. Он попытался представить, как он когда-то смог совладать со средним Титаном. Вобрать в одно мгновение все свои самые сильные эмоции, желания. Чтобы остановить это всё. Избавить её от боли. Размозжить силуэт подонка перед собой... Реальность оказалась гораздо сложнее для понимания. С того исчезнувшего во времени момента и прямо сейчас он простой человек, которого неизвестно сколько ещё будут истязать. Всё что он может сделать, продолжать смотреть либо закрыть глаза. В её волосах блестела двузубчатая заколка из переливающихся песчинок изумруда - подарок из прошлого, которое она носила всю свою жизнь? Коричневые меха куртки на плечах не отличить было от пожилого дерева или наполовину сгоревшего бревна. Крики сотрясали тонкие булавки, растрёпанные волосы, размытые образы улыбающейся подруги. Но была ли она для него таким человеком? Или он для неё другом? Они познакомились совсем недавно. Но момент, в который это произошло. Ознаменовали ли это шанс обрести союзника по духу. По жизни. Настоящего друга? Он с трудом отвёл взгляд от её перемещающихся фрагментов визжащей кожи вокруг ключиц и короткой шеи, рассматривая неестественные пересекающиеся линии вокруг этих подонков, между высоких колонн, что ограждают их стол от всех остальных гостей и потолок, закрытый величественными драгоценными люстрами из сверкающего камня и расплывающегося морского песка. Из хрусталя и сигаретного дыма - обрисовывались гигантские пазлы из размытых свечением ламп и телефонов глаза. Из изогнутых ножек стульев и кресел - длинны и толстые жёлтые зубы. Из разномастных силуэтов гемианов и людей - уродливые свисающие скулы. Их тела разрываются в безразмерных волнах плоти и костей, внутренности разливаются хаотично скрестившимся коктейлем из полутвёрдых, мягких и неосязаемых кончиками хрусталиков глаз - материй существования. Каждого ногтя, лоскута кишечника, фотографии, адресной строки, посетившей опьяненный предрассудок идеи, ворсинки ковра, груди. Из рассыпающихся прахом досок и камней, истекающей цифровой матрицы, морали и вожделения, воздуха и желания, совершивших суицид детей, добившихся успеха и признания спортсменов, редко пренебрегающими правилами обывателей преступных улиц. Гигантская глотка порвала в клочья каждую молекулу, каждую мельчайшую частицу загустелых слоёв этого пространства и этой реальности, проглатывая человека целиком, а затем выплёвывая обратно.

***

— Мгхр-х-х-гх-хх... Одна из нарисованных девочек, что обычно сидят подле Дивана и беснуются между собой и сейчас с трудом взобравшаяся на стол, утирала стекающие вниз тоненькие полоски крови, что уже несколько минут льются из носа Кармы. Двое других девочек, усевшиеся коленками на диване, поддерживали девушку за руки, помогая ей опереться о мягкую спинку засланного тёплой шалей дивана. — Прости. Было очень больно? — посочувствовал Дивиан. — Во всех смыслах. — она отмахнулась от добрых слов слабой улыбкой, скованной болью. — Я не впервые сталкиваюсь с таким болезненным опытом, но этот... Должна признать - особенный. — Он действительно не помнит ничего? — Мы же это уже выяснили, Дива. Скорее всего, чем нет. — уклонилась от определённого ответа Карма, подбирая из рук девочки платок и поблагодарив её сестёр за помощь. — Он не был воином. Не был политиком или общественным деятелем. В каком-то смысле он и полноценным человеком-то не был. Простой несчастный парень, не умеющий самостоятельно чувствовать, самостоятельно что-то делать, мечтать... Но умеющий любить. Любить и быть одиноким. Это странно звучит но... Сами по себе его эмоции странные, постоянно выскальзывают из моих пальцев. — Ай-й!! — прошипел Дивиан, хватаясь обеими руками за пушистые щёки над своей головой. Девушка-тигрица крепко впилась толстыми белоснежными клыками прямо в макушку мужчины, увлечённо скрежетя острыми верхними клыками по крепкой черепушке. — Вот животное! Тебе не обо что больше зубы точить!? — Вони тщефутся... — Так а где твоя грызь-палочка которую я тебе дарил? — Пофтерява. — Да отвали ты наконец, иди лучше Сашу погрызи! У него и так голова деревянная, одними опилками забита! Он принялся усерднее сжимать её щеки в попытке оторвать её зубы от собственной головы, меся её личико как какое-нибудь взошедшее тесто. — Да ты шо ахуэл!? — возмутился даже парень, готовясь прикрывать свою голову стеклянной кастрюлей. Нарисованные девочки дружно захихикали, наблюдая за происходящим со стороны, где находился фуршет с фруктами и сладостями. Самая молчаливая из них, как обычно спряталась за их спинами, объедая кусочки яблока в приторном карамельном сиропе, от которых уже из её маленьких ноздрей вылетали лопающиеся пузырьки чернил. Повсюду царил полнейший беспорядок. Еда разбросана, впрочем как и разнобокие фигуры молчаливых кукол и товарищей по несчастью, которые постепенно покидали скромную компанию в поисках менее напряженных приключений, в отличии от того недоразумения, от которого остальные до сих пор отходят с бокалами крепчайшей выпивки. — Мне бы воды... Простой воды. — внимание к себе привлёк наконец пришедший в сознание человек. Над этим крохотным миром зависла напряжённая тишина. Саша возмущённо надул щеки, вертя головой как рыскающий в поисках чего-то сподручного торгаш, но уже резвым рывком решил сократить между ними дистанцию, замахиваясь огромным столовым тесаком для разделки мяса крупных птиц. — Да ты гандон вообще ахуел я щас тебя зарежу-порежу нахуй на кусочки хуилаблядинахуйзалупаохуевшаясукамразотаблятьуебутебя!!! Но парня перехватил один из его товарищей, крепко обхватывая его руками дабы не допустить поножовщины в культурном заведении. — Гектор. Отведи его лучше обратно, подальше отсюда. И напои его чем-нибудь. — оскалился Дивиан. Человек попытался отмахнуться от взгромоздившегося над ним великана, но Гектор перехватил ладонь и схватил того за загривок, молниеносным и отточенным ударом левой руки в скулу, ближе к подбородку, запросто вырубил его и забросил на своё плечо. — Я с плохой вестью. Дивиан обернулся, встречаясь с полумёртвым взглядом одного из вербовщиков, который как оказалось пришёл к нему один. Его длинные тёмные губы медленно растянулись с притворным гнусным взглядом, который словно мираж застыл с тёмными кругами вокруг прищурившихся роскосых глаз. — Мимо проходил что-ли? — невзначай полюбопытствовал Дива. — В районе "Нихонто" наблюдается повышенная активность психопата. Четверо без вести пропавших гражданских лиц за последние пятьдесят дней. — он перешёл сразу к сути своего визита. — "Коллекционер"? Да, я в курсе него. Иногда слежу за новостями. — Мы потеряли связь с одним из наших агентов в том городе около тридцати минут назад. — он развернул виртуальную корту с отредактированным профилем одного из вербовщиков. — Шахти Бар Аргавал - "Принцесса лавы". Её биологическая активность бесследно пропала из радара, а на связь не выходит. Дива широко развёл руки над столом, неуловимо быстрым ошеломляющим хлопком объединяя ладони прямо перед лицом девушки-тигрицы, после чего та с оцепеневшим лицом и округлившимися глазами рухнула на пол. — Поехали. — он бодро рванул с места в сопровождении нескольких своих коллег.

***

Тьму разрезал свет. Крошечный, противившийся всеобъемлющему давлению пустоты. Её тусклая белая струна была настолько маленькой, что не была способна дотянуться до его плоти, чтобы согреть. Чтобы осветить всё вокруг, понадобилось бы безмерное количество таких струн. От такого количества раскалывалась фантазия внутри его обожжённой болезнью головы, нечто больно сжималось внутри его глаз, ослеплённых долгими мгновениями осязаемой холодной тьмы. Эта мрачная чернота просачивается сквозь окно, с головой окутывая эту комнату. Он мог только наблюдать за чернеющими облаками космической пыли в небе, представляя, что бы он мог сделать, будь бы чуточку умнее, смелее, везучее. На этой крошечной планете, состоящей из стольких прекрасных мест и явлений, людей и развлечений, способов постичь неизведанное или создать нечто совершенное; в образе человека, большого романа, исследований, либо же истинной любви. Но выбор останавливается на этой пропитанной густым потом постели. Душераздирающему завыванию ветра между щели изодранной временем двери и безрассудными попытками понять, что ему мешает заставить себя подняться в последний раз, чтобы затем навсегда кануть в небытие. Позабыв о страхе, стыде, чувстве вины и несбывшихся желаний.

Караванами, параходами,

Я к тебе прорвусь, mon amie

Чужой голос приближался с тихой ненавязчивой мелодией, впивающейся в него взглядом из двух ярко-голубых глаз над которыми широко распахнулся третий глаз, в центре которого ритмично подёргивался тёмный расплывающийся узор зрачка.

Растегнутыми поперёк весны,

Радуется лето, радуем-ся мы

Он снова и снова просыпается, замечая перед собой расплывающийся мираж из притворных эмоций взрослого измученного парня, старающегося отвести от себя подозрения широкой улыбкой. Но сейчас её было не разглядеть. Возможно сейчас это было трудно сделать, имея только одну часть своей головы и одну верхнюю губу которая захлёбывалась в густой кровавей луже. Эта коробка пролежала там так долго, что уже обнажился жёлтый, покрытый трупными червями череп с глубокими тёмными ямами вместо глазниц. Он лежал там как трофей. Единственное украшение, разбавляемое своим грустным видом и без того мрачный пустынный пейзаж вокруг. Внутри действительно находился Куроба, а не кто-то другой? Из изуродованного туловища Йор однажды проросли непропорционально длинные отростки костей с густыми слоями из сросшихся слоёв плоти, руководствующиеся будто сами по себе словно деформированные хаотичным ростом плазмы. Теперь она ростом была выше на целых два метра. Веки были закрыты, а из уст всё реже скатывались тонкие ниточки испорченной разложением крови. Как движимая невидимыми нитями кукловода, отрезвляющая смрадом бесконечно долгого разложения, она редко подходила к человеку, оставляя длинные вертикальные полосы на запястьях и вытаскивая из них длинные разбухшие вены из перипетии голубых и зелёных трубок, залитые чернеющей липкой кровью и химерными жидкостями. Человек не мог потерять сознание от боли, как бы того не желал. Не мог стереть из сознания её ухмылку, приподнятую второй парой длинных пальцев-костяночек. Так продолжалось всегда. Иногда оно просыпается с мертвенным лицом Йор, пробуя новые изощрённые методы. Делало это неосознанно, от части неряшливо и скорее спонтанно. Может срезать кожу с головы, крепко придавливая металлическую пластину к испещрённому царапинами скальпу. Вырвать десна между болтающимся зубами. Вырезать ножницами замысловатый узор из языка. Распилить его постоянно связанное тело на несколько частей ревущей от топлива пилой. Очень крепко обнять. Почти осторожно, окружая холодным теплом своей искажённой силовой брони вокруг груди, его дрожащее от ужаса тело. Это точно была ночь. Улица. Высокие панельные дома, до боли знакомые, но отрешённые всем своим мирским видом. Сейчас она привезла его в это место, усадив в инвалидную коляску. Для чего? Он пока не знает и даже не догадывается, как и том, что этой мёртвой Йор кто-то приказал его сюда отвести? Или она сбежала с ним в тайне ото всех? Связанное тело было скрыто под большим пальто. Его нечленораздельная тихая речь была тщательно обработана наркотическим веществом, лишающим возможности пошевелить хоть пальцем онемевшей ноги. Движение прекратилось. Мёртвая Йор остановилась рядом с одним из тускло освещённых подъездов, но возможно это был очень огромный частный дом, охваченный застывшими в движении памятниками. Из-за густой листвы деревьев и темноты трудно было хоть что-то различить или понять, когда голова целиком была забита неисчерпаемой мукой от предстоящих и минувших пыток над его телом. Только боль. Ничего кроме боли. Высокого давления. Гемикрании. Густого пота на отвратительной слизкой коже об которую ударяется пронизывающая стужа. Грубый серый асфальт, в центре которого растекалась широкая кровавая лужа. Полулиса лежала прямо над ней. С почти расколовшейся головой, накрытой густым слоем пшенично-багряных волос. Губы приоткрыты - не дышат. Тонкие, истощающие болезненный лунный свет пальцы разжаты подле её мёртвого лица, искусанных зубами губ. Ещё тёплых и нежно блёклых. Это казалось падением. Долгим. Последним в её жизни. Веки человека крепко сжались. Его сознание окутала сверхмассивная красная волна из сдвинувшихся кровавых полушарий мозга. Злоба. Желание. Отчаяние. Гулкий слизкий шум разносился тяжелеющим в пространстве эхом при их медленно передвижении, когда их волнистые покровы органов задевали лобные фрагменты черепа. Они вращались подобно целой планете, и в этот момент всё внутри схлопывалось, сжималось с необъятной силой, сокрушая его прежнее убогое сознание; слабое, уязвимое, скованное ирреальными цепями мучения. Это могли быть цепи, которыми связывало человеческое тело это притворяющееся его дорогой подругой чудовище с проклятыми костями из рук и ног. Это могли быть слова, утверждающие, что у него нет права требовать чего-то большего, чего он даже не знал. Могли быть тощие звериные лапы, которыми необходимо впиваться в оленя, чтобы прокормить потомство. Могли быть обещания, следом за которыми отобрали бы его родную землю и семью. Звёзды, между которыми однажды погас и растворился на дней глубокой космической реки. Фракталом, что был давно сожран массивной чёрной дырой. Утратившим шанс прожить одну единственную человеческую жизнь существом, отказавшимся принять завершающую худшую версию своего пребывания на одной крошечной и позабытой вселенной планете, сгоревшей во всеобъемлющем жаре одной из более никогда не ярких звёзд мироздания.

***

Рациями, факсами,

Телефонами, пока завязаны мы,

Удивления хо-чешь, vis-a-vis~

Саша непринуждённо отворил дверь, играючи перебрасывая с одной руки на другую пластмассовую бутылку. Его затылок резко сблизился со стеной, когда человек набросился на его шею обеими руками, изо всех своих сил придавливая пальцы. Парень только немного скорчился, с любопытством рассматривая будоражащий ужас в глазах человека. — Ты ведь не умеешь душить человека, да? — скептически свёл губы набок парень, не спеша сопротивляться против явно ослабевающей с каждой секундой хватке вокруг горла. Человек оцепенел в нерешительности, толком не соображая, что ему делать дальше и как выкручиваться из сложившейся ситуации. — Ну... Чего же ты такой грустный? Хуй сосал невкусный? Толстая железная цепь неожиданно обвилась вокруг шеи человека, и тогда мёртвая Йор принялась неспешными и небрежными движениями оттаскивать его обратно к креслу в центре комнаты. Саша немного убавил громкость доносящейся из рубки песни, приближаясь к одному из раскладных столиков. Человек отчаянно пытался выпутаться из ловушки, но Йор резким движением усадила его в кресло и крепко обняла всеми пятью конечностями, немного приподнимая уголки своих мертвенно-синих губ костяшками пальцев. Саша сомнительно оглядел зловонное творение некроманта, заметив как та с каждой неделей преображает своё тело странным образом. Где-то она обзавелась мышцами. Отрастила пятую руку. Она стала ещё лохмаче и ужаснее, чем раньше. Из её дёсен отчётливо проглядывали острые частоколы клыков. Должна ли она так... Эволюционировать? — Хотя тебе это ещё только предстоит, уже сегодня. — он оставил бутылку на краю стола. — Я и смазку принёс на такой случай. Скоро Гектор зайдёт к тебе, а ты весь избитый как отбивная в крови. Прям как он любит. — он чуть наклонился вперёд, прикладывая ладонь к губам. — А он любит ТРАХАТЬ. Фетишистов похлеще его в целом мире не сыскать, говорю тебе. Ты просто охуеешь от такой встряски. Ты это не подумай, я не по этой специализации! Просто со стороны несколько раз случайно увидел, одним глазиком, честно. — Ебать, ты лох конечно, — произнёс он, хихикая, как будто это было наивное признание в любви. — Но не переживай! Это не твоя карма, это просто абсурдная реальность — твой билет в "Клуб Зловещих Секретов". Каждый день, брат, говно просто случается! Как находить в подарочной упаковке шприцы вместо конфет — сюрприз на завтрак, так сказать. Он хихикнул, наклоняясь лицом с заинтересованным выражением. — Ну как говориться, с богом. Хотя бы в этой жизни помрёшь не девственником. Хотя с другой стороны, лишение анальной девственности от гигачада-маньяка это не так уж и весело... Но не спеши унывать! Зато теперь у тебя есть шанс стать частью великой истории! Ты не просто жертва собственных ошибок и наших безжалостных пыток — ты звезда этого карнавального безумия, где каждый новый поворот может обернуться либо шансом на спасение, либо первым местом на постаменте славы, вырезанном из твоей задницы! Представь, как потом твои друзья будут говорить: "Ты знал, он был там, когда всё это началось! Его использовали как мишень для спермы их крепыша Гектора и глупых шуток вон того белобрысого ублюдка!" Он закатил глаза, будто это было нечто глубокое и важное, и, с развязным жестом, шагнул к двери, обернувшись к человеку. — А сейчас посмотри на себя, а теперь на меня. — он изобразительно указал пальцем на себя и неестественно расставил ноги на ширине плеч, словно он сидел на коне. — А сейчас опять на себя, а теперь на меня. Видишь в чём разница? Нет? А она есть. "Сунь Цзы - Искусство быть долбоёбом но при этом всегда сохранять серьёзное ебало, когда все щели конченного ублюдка перед тобой скоро отполирует твой лучший друг." Чао! Без меня ты точно не соскучишься — разве что по белым стенам своей унылой рутины, как по бледным лицам своих надежд, которые так и не сбылись. — Э-эй-й... Сквозь сдавливающую боль человек едва слышно прохрипел, на что Саша неожиданно для самого себя успел вовремя затормозить, уцепившись кончиками пальцев за край дверного проёма и выглядывая одной только головой. — Да-да? — Йа... И здесь-то парень наконец-то перестал долбиться в глаза и заметил то, как непосредственно странно сияли глаза этого грязного безымянного ублюдка. Они выглядели страннее обычного, а точнее просто мутно-карими, невзрачными как и у многих до него, но сейчас - они странно окрасились болью. Или это было его скромное логово безумия, взращенное в этом слабом и не знающем уме? Парень использовал свой третий глаз чтобы мимолётно взглянуть глубже, капнуть грунт его подсознания, но к неожиданности увидел абсолютную - пустоту. Вместо каких либо эмоций, к нему навстречу приблизились багряные расплывающиеся разводы вокруг тусклых розоватых зрачков, будто расплавившихся в химерном просторе стекловидного тела. — Тебя уничтожу... Короткие мгновения Саша пребывал в ступоре, раздумывая о чём-то своём. Тем не менее он резко пришёл в себя, сильно прищурился и натянул на лицо самую неестественную лукавую ухмылку, стараясь растянуть её до самих ушей. — Конечно. — с подначинавающим голосом тот ответил человеку, тихо захлопывая дверь с другой стороны. Объятия мерзкого чудовища с лицом Йор становились сильнее, от чего сознание его постепенно исчезало. Но оно как оказалось не собиралось с ним так просто расставаться, с отвратительной широкой улыбкой проглатывая часть его головы с подбородком, медленно впивая бесчисленные ряды частоколов из острых зубов. Будто слепленные в хаотичное месиво челюсти драконов, пронизывающие его губы, объятые багряным светом боли глаза, щеки, головной мозг, гортань, щёки, разум. Это целый парад фейерверков, взрывающегося гигантскими волнами мучения вокруг всего головного мозга, который медленно прознают лезвия клыков. Холодная сталь только касается голой чувствительной плоти и всё его тело, отсечённое от источника жизни - бьётся в конвульсиях даже будучи парализованным. Содрогается каждый нерв, мускул, каждая клеточка организма, перемалывающегося между тысячей дышащих лезвий, лишая всего вплоть до осознания, а затем рецепторов, распознающих болевые сигналы каждой отмирающей молекулы. Изрезанные в прах кости. Изничтоженные во влажное облако из кричащих кварков хромосомы. Это длилось вечность. Но продолжалось несколько часов, а может дней или недель. Прикосновение. Яркие красные ядра засияли как два юных солнца, поделивших между собой трапезу размером с один крошечный и громко вопящий мирок. Они уставились на человека, давно утратившего рассудок на дне глубокого холма где его случайно захоронили живьем в тесном гробу, оставив умирать в полном одиночестве наедине с тьмой и тишиной, изредка нарушаемой ползущими между досок червями. Они стали приближаться, окрашивая окружающую чернеющую пустоту расходящимися оранжевыми волнами света. Вокруг было ничто. И его больше никогда не было. Но с их приближением становилось теплее. С их приближением он увидел - уставившуюся на него беспросветно тёмную тень.

***

Темнота внутри искривленного помещения, напоминающего живое существо, жадно поглощает каждое мгновение. Стены, кажущиеся дышащими, пульсируют в такт несуществующему сердцебиению, образуя ритмичное колебание, которое наполняет воздух зловещими шёпотами. Бледный свет, исходящий от мерцающих плесеней, словно живые сети, обвивает помещение, пряча мрак под слоем распадающейся биомассы. Пол — это непрестанно текущий поток непонятных жидкостей, черных, как смола, с кислым запахом, наполняющим лёгкие, в котором плавают извивающиеся тени, словно живые кошмары. Мёртвая Йор, с её искаженной, но завораживающей красотой разложения, стоит посреди комнаты. Её угольно-синие волосы, словно лавина, текущая вниз по спине, переплетаются с фиолетовыми косами, как будто сама темнота вплетается в её образ. Зелёные глаза сверкают, как два светила в бескрайнем мраке, пронзая душу жертвы своим взглядом. Человек, прикованный к стене, наполнен ужасом и беспомощностью; его глаза, как открытые окна в ад, отражают его мучения. Он не может двигаться, не может говорить; единственный способ общения — это страх, который витают в его глазах. Она медленно приближается, её шаги не оставляют следов, но каждый шаг отзывается эхом в сознании жертвы, как предвестие неминуемого. Она останавливается перед ним, обводя взглядом его испуганное лицо. Улыбка, слабо напоминающая добрую, ужасно скрашивающая обнажённые гниющие скулы и толстые портящиеся зубы, расползается по её неестественно растянутым будто нитки губам, как трещины по старой стене, открывая зубы, похожие на заострённые осколки множества лезвий, предназначенных не для улыбок, а для расправы. — «Смерть... что ты знаешь о ней?» Слова Йор становятся физическим ощущением, проникающим в каждую клеточку его тела. Это не просто вопрос — это маниакальное желание разрушить. Его грудная клетка сжимается, в то время как острые костяные отростки, выросшие из его собственного тела, начинают медленно подниматься к плечам. Эти отростки проникают в плоть, словно хищные корни, пробивающиеся сквозь хрупкую оболочку его существования. Он не может произнести ни звука. Его глаза расширяются от ужаса, как будто готовы вырваться из глазниц. Он отвечает сжатием зрачков, передавая свой страх, но его безмолвие лишь подогревает интерес монстра. С каждым произнесённым словом её улыбка становится всё более извращенной. Человек ощущает, как острые отростки, разрывающие его плоть, начинают медленно врастать в него. Он теперь он слышит крики своей собственной боли — это лишь отголоски его страха, резонирующие в голове, заставляя его кожу пульсировать от гнева и стыда. — «Склонение... ты понимаешь, что оно значит?» Каждое её слово становится оружием, разрывающим его внутренний мир на части. Мшистая зелень начинает прорастать из разрыва, проникая в его кровь, как жадные корни дерева, стремящиеся поглотить его жизненную силу. — «Глубина... куда ты готов уйти?» С каждым вопросом Йор делает шаг назад, наблюдая, как человек борется с собственной сущностью. Его глаза метаются по комнате, пытаясь найти спасение, но лишь находят бесконечную тьму, поглощающую его. Его мысли переполняет мрак, и он понимает, что нет выхода из этой ловушки. — «Жизнь... что ты пожертвуешь ради неё?» Её слова, как ядовитые стрелы, проникают в его душу. Он чувствует, как его тело начинает терять контроль. Он осознает, что её вопросы — это не просто провокация, но и приглашение к саморазрушению. Йор медленно наклоняется к нему, её челюсть расползается, обнажая острые клыки, готовые поглотить не только его тело, но и саму суть его существа. — «Забудь... что такое страх?» С этими словами острые зубы медленно начинают поглощать его голову, как будто время останавливается, застывая в последнем мгновении. Он чувствует, как его разум начинает рассеиваться, как дождь, стекающий по стеклу. Его зрачки расширяются, не в силах осознать, что происходит, пока и они не оказываются пронизаны и раздавлены острыми ледяными лезвиями, в липких объятиях из тысячи растянутых точно нитки темно-сиреневых губ. Он переживает парад фейерверков боли и страха, осознавая, что каждое мгновение — это вечность, раздираемая криками, которые никогда не будут произнесены. Когда Йор отступает, оставляя его в состоянии полного отчаяния, его наполовину восстановившиеся от шрамов глаза продолжают метаться между страхом и подавленностью. Его тело больше не подчиняется ему, как будто стало отдельным существом, теряющим свою индивидуальность под гнётом разложения. Йор, словно удовлетворенная своим творением, медленно уходит, оставляя человека в бездне страха, где время и пространство перестают существовать. Его единственным свидетелем остаётся собственный изуродованный разум, погружающийся в бесконечные муки и смятение, пронизанные холодным эхом её смеха, который не покинет его никогда.

***

Щелчок. В метре от него, на широком полотне из переливающихся шелковистых стен пыточной комнаты снова шёл какой-то фильм. Это уже напоминало просторный зал с красными рядами из пустующих кресел. Оттуда разносились безмятежные стоны удовольствия, почти схожие с блаженной и нежной агонией, подкрадывающейся к медленно сгорающим нервным клеткам, вместо которых стремительно зарождались новые взрывы оргазмирующего пространства. Короткие ресницы порхают точно как крылья бабочки, сталкивающиеся с каплями дождя. Тонкие рёбра растягивают плотную нежную кожу, словно она ожившая дышащая скульптура в заботливых руках скульптора. Нежно-розовая бледная кожа чарующе переливаюсь с тёмно-голубыми прядями насыщенных прямых волос юной девы среди которых мистическим образом переливалась атмосфера звёзд, ярких, белоснежных и бирюзовых точно гладь лесного озера. Редкий окрас её серых глаз счастливо всматривался в суровые черты мужского лица, покрытого негустой щетиной и неисчерпаемым самозабвенным желанием. Его широкие грубые руки нежно обхватывали округлый бюст, сминая упругую нежную кожу вскользь пальцев, а бёдра его ловко загоняли член во влажные половые губы из которых уже сочился её первый оргазм, ложащийся в объятия их рук. Их тела напоминали затянувшийся в наслаждении танец жаркого танго, который был готов расцвести в нечто более прекрасное, обретая новую уникальную форму. На человека внизу никто не обращал внимания. Заходили случайные гости, о чём-то вели долгие и раздражительные дискуссии. Затем вновь приходил один из подонков, устраивая очередную эстафету из разнообразных препятствий, предназначенных для расчленения хирургическими приборами и кроптами. Порой они что-то выжигали на его спине. Забирались в голову, создавая омерзительные сны. Откуда-то сбрасывали, а затем вновь собирали по кусочку. В прочем последнее было лишним. Его тело регенерировало, восстанавливалось даже из жидкости, в которую его переплавляла ванная из жидкого фазового пламени. Она обратилась в высокую ледяную волну, опрокидывающую человека глубоко вниз. Перед ним снова эта девушка, сошедшая с цифровой плёнки загадочной и распутной картины, а подле неё высокий разухабистый мужчина, крепко прижимающий миловидную особу к своей груди. То ли это генеральное помещение офисного здания, то ли государственного учреждения. Всё вокруг истощает спёртый запах бумаг, чернил и поджарившейся электропроводки. Его изнутри грело странное чувство при одном только взгляде на неё. На её пленительную прекрасную улыбку, распускающуюся тусклыми белыми лепестками ранней сакуры. Словно мелки, её хрупкие пальцы увлечённо вертят свежую тонкую сигару, обёрнутую в фиолетово-синию ленту со светлой капсулой. И на тёмной её стороне красовалась фирменная маркировка из красивых прописных букв - "Blue lady" Кто-то постучал по плечу и он резко обернулся в момент, когда его тело сбивает лобовая часть мчащегося на всех порах грузовика.

— Фу-фу-фу, нельзя же быть настолько жалким и продолжать терпеть это. Подрочи друган, тебе сразу же полегчает. — насмешливо раздался до боли знакомый и противный голос. Сон резко оборвался. Перед ним снова проявляется широкоугольный яркий экран с двумя совокупляющимися людьми, приблизившимися в завершающему акту. Перемешавшаяся с кровью слюна стекала по его коленям. Слёзы давно обсохли по всему лицу. К горлу поднималась тошнота. Он так давно не видел свет, что экран перед ним приносил невыносимое мучением глазам, поэтому и держал их постоянно закрытыми. — Только постарайся обойтись без рук. Если двух сломанных рёбер недостаточно, то только попроси. Сломаю ещё парочку... Эх-х, как же трудно устоять и сохранить свой рассудок. Не правда ли? А вот кому-то не суждено даже увидеть это живописное зрелище. Судьба благоволит тебе в этот день, будь ей благодарен за моё потраченное здесь время. Истощение взяло верх над сознанием, стремительно затягивая его в следующий глубокий сон. Беспорядочные стоны и разговоры растворяются в чёрном густеющем тумане, уступая место невесомости и пронзительным мозговым импульсам, передающим обрывки жуткой боли. И дыхание избавляет его от этого сумбурного ощущения. От разрушающего массивного чувства, разрывающего тело изнутри. Теперь ему стало холодно, необычайно холодно. А на щелки неожиданно легли мягкие иголки старых елей, возвышающихся над его головой и полностью перекрывающих высокое ночное небо с одиноким тусклым полумесяцем, затерянным среди плывущих тёмных облаков. Он не видел собственного тела, но чувствовал его. Он не знал где находиться и кто он такой, но был уверен, что обязан отсюда выбраться. Это был явно не привычный ему холод в пыточной комнате. Покрывающееся неприятными бледными мурашками, его тело обдало самым что ни на есть морозом! Ледяным. Промозглым и немного влажным под его руками. Он оторопело щурился, пытаясь превозмочь разбушевавшуюся в голове безмятежным и мучительном жаром дистонию. И когда её сдавливающие черепную коробку потоки наконец-то стали ослабевать, в полной мере смог прочувствовать между своих пальцев прохладную нежную росу, расплывающуюся под его весом вокруг тёмной и пышной листвы. Высоченные мрачные тени постепенно приобрели отчётливые, менее расплывчатые очертания деревьев. Их было много. Своими разнобокими и наоборот стройными беспорядочными рядами, казалось, они полностью заменяли собой небо от которого оставался заметен над головой небольшой тёмный островок, на котором, будто вместе с человеческим взором, его дыханием и смятённым разумом, застыли чернеющие кучевые облака до которых едва дотрагивались вершины острых елей. Неровная, с небольшими горбушками поляна сплошь поросла высокой зеленью в которой ладони увязали во влажной скользкой земле. Мертвенно спокойный взгляд несколько замешкался, приглядываясь к густым и приятным на ощупь травинкам, с каждой минутой кажущимся всё темнее и темнее. Лес? Холод от которого негде укрыться. Тишина от которой хочется сойти с ума. Из горбатой тёмной земли возвышались бесконечные частоколы деревьев, состоящих в основном из сильно пахнущих благовонной хвоей елей. Их тонкие или гибкие стволы сменялись широченными и древними древесными монолитами, напоминающих фантастических размеров непоколебимые колоны. Настолько они были высокими, что задрав голову вверх, было не различить среди них неба, ограждённого грузно вздыхающей коричневой сеткой из раскидистых цветущих веток по которым разбрелись то ли шишки, то ли непонятные странные растения, отдалённо схожие с растянутыми лианами и плющами, которыми летом часто обрастали широкие стены домов. Рельеф земли часто менялся в едва осязаемой мрачной тени, в которой человек несколько раз спотыкался, ступая ногами в неглубокие ямы и выямки, будто вырытые животными. Может ли здесь быть кто-то, или что-то ещё? В таких местах могут водиться опасные звери. Прерогатива быть свирепо растерзанным на клочки волком или быть раздавленным медведем, а может и стать исцарапанным дикой лесной кошкой вовсе не воодушевляла пылкую любознательность в происходящем человека, старающегося не сбавлять темп и сдержать внутри себя растущее желание громко закричать, прося о помощи кого угодно, кто мог бы вытащить его из этой опасной и вопиюще преисполненной странностями ситуации. Человек ёжился от тревожных диких просторов, шумящих тяжелых ветвей вокруг и завывающих волн пронизывающего до дрожи ветра, словно невидимый глазу демон насвистывает протяжную грустную мелодию, усевшись на его ссутулившихся плечах. Глаза постепенно привыкали к темноте, рассматривая густые силуэты растений и высоких стеблей травы, поросших большими сорняками. Старая, неизвестно кем протоптанная землистая стёжка опускалась извилистой змеёй куда-то вниз, скрываясь между толстыми столбами покосившихся дубов. Дыхание перехватило. Глаза сфокусировались на чём-то неожиданном вдалеке, кажущемся тусклыми лучиками относительно дневного света. Значит ли это, что впереди возвышается последняя стена из деревьев, граница, перекрывающая путь к более открытому и свободному пространству. Это можно выяснить только одним путём. Яростно отталкивая от лица острые сучки и ветки кустов, обступая одну коварную яму за другой, он спотыкаясь бежит к свету. Земля время от времени трескалась под его короткими шагами, ветер неприятно обвивал раскрасневшиеся щеки. Вдалеке, беспросветную черноту лесного царства пронизывала крошечная жёлтая искорка, которую пересекали две чёрные линии. Это оказалось маленькое кривое окно, через которое были видны голые бесцветные стены. Посреди тёмной и поросшей высокими волнами травы, вспенивающейся после столкновений с большими камнями и широкими столпами деревьев, одиноко взгромоздилась маленькая деревянная хижина, что скорее походила на состарившуюся и измученную временем шкатулку в форме куба с щипцовой черепичной крышей, местами обвалившейся и ужасно изношенной долгими дождями. Его сковал страх при взгляде на большие, окутанные тенями мускулы, выпирающие из под кожи хребты, длинные изогнутые конечности. Химерные уродливые тела, разные по форме и величине, возможно принадлежали усопшим душам местных монстров и чудовищ. Все были возложены друг на друга в беспорядочные тлеющие кучи. Кто-то отличался гигантским ростом, кто-то белоснежными длинными волосами, длинными острыми ушами, малиновыми губами с острыми серебряными клыками, красивыми получеловеческими лопатками вокруг фарфоровой кожи, украшенными браслетами и ожерельями изогнутыми красными рогами, толстой чешуйчатой плотью, даже после смерти, подозрительно сияющими разноцветными глазами, что объедают мелкие грязные личинки. Возможно они принадлежали разным расам, видам и сословиям. Была ли это жестокая бойня? Или же нечто неподдающееся логике простого смертного. Рядом с их телами он чувствует себя отвратительно, необычные трупные запахи заставляют немного морщиться, взрываясь в его мозгу мистическими букетами из сложных, смешанных органических ароматов, извергнутых между трещин чьих-то костей, сердечных лопастей, изгибов живота, крыльев и горла. Стараясь не издавать громкого чавкающего звука под собой, человек целеустремлённо приближался к двери. Он не был уверен, что за ней окажется и к чему вообще приведёт его решение войти в это мерзкое мёртвое болото. Им двигало любопытство и ничего более. С громким скрипом, вымощенная из мелких досок и металлических переплетений между прямоугольными и круглыми перемещающимися пазами, дверь трудно поддаётся его силе, упираясь в сорняки. Его целиком охватил яркий свет изнутри, как будто испускаемый огромным жарким костром. Живописные виды внутреннего пространства будто живые, как часы, двигались в собственном всеобъемлющем порядке и гармонии, нарушаемую тихими шагами человека вдоль короткого коридора с разбросанными на крюках одёжами, шарфами и загадочными яркими тканями. Медяной и золотистый окрас придавал ощущение золотой поры, запечатлённой на гротескной прихожей мебели, переплетающейся тонкими ветвями стен и потолка в странной этнической обстановке, совершенно отчуждённого от привычного мрачного образа снаружи. Сквозь обрывки полупрозрачных стен просвечивались зацикленные движения механических валов и дымящихся поршней. Нежные телесные ткани развивались между огромных и сплочённых трубных пучков, словно испускаемые дыхание красные насекомые. Обрамлённые шелковистыми узорами полота, точно бесчисленные чешуекрылые конечности, которые разбрасывало выхлопными потоками газов и студёным лесным ветром. Его внимание привлекла красивая жёлтая дверь, украшенная драгоценными минералами, переливающимся многоцветным калейдоскопом при свете ламп и ночных светильников. Толстые цепные петли, цвета молодой слоновой кости, опускались вниз к длинному кровавому ковру, расходящемуся жидкими кругами под его неуверенными шагами. Человек пытался пересилить себя, чтобы протянуть пальцы к изогнутому рычагу двери, на поверхности которой всплывало всё больше и больше разноцветных глаз, медленно сбивающимися в кучу вокруг приближающейся к ним руки. Кто-то смотрел на него с предостережением, кто-то с неприязнью или же с пробуждающимся лучом надежды. Но стоило ему прикоснуться кончиком указательного пальца к грубой деревянной рукояти, они все опустили веки и растворились в успокоившемся золотом океане. Он осторожно прокручивает рычаг, ощущая как внутри двери постукивают внутренности, словно в стороны разбегаются сотни крошечных существ, трещат и гудят элементы конструкции, запуская неизвестный таинственный механизм. Тусклый лунный свет залил просторный, украшенный ветвями и ковровыми полотнами разросшейся как микроб ткани коридор. Здесь целостность нарушается, сплетаясь с бесчисленными слоями нового и воссозданного трудом чьего-то разума пространства. Громадный готический интерьер неизвестным образом испускал атмосферу мрачного амфитеатра и запутанных извилин спальни с просторной постелью в центре, где... На вымощенном деревом и гладким камнем полу, подогнав на бок ноги, сидела женщина. Её просторное тёмное платье подобно чёрно-синему обломку угля, частично обнажало внутренний, трепетно облегающий переднюю часть тела изысканный костюм с чёрными кружевами вокруг тонкого живота и утончённых бёдер, с багряными нитями очаровательного шифона вокруг рук и сокрытых бутонами распустившегося шёлка ног. Его глаза невольно обрисовывали фантасмагорические сложные символы вокруг обездвиженного тела и роскошного одеяния, с которым необычно контрастировала нижняя часть молочно-бледного лица с порозовевшими от холода фрагментами щёк и крыльями носа. Верхняя часть головы была окутана фантастическими переплетениями из двигающихся внутри механизмов, олицетворяющими своими сумбурными сплочениями массивное брюхо птицы или насекомого, сложившего свои разнобокие крылья вокруг переносицы и затылка. В этом шлеме переливались оттенки комнаты и дышащих в унисон механизмов, поглощая глиняные и известково-тёплые оттенки пёстрого интерьера на собственном металлически-серебристом полотне разума, продолжающего жить благодаря фундаменту сего болезненного аппарата. Она подняла свои сокрытые механизмами глаза, устремив их к оказавшемуся рядом с ней человеку, растерянно оглядывающемуся и не решающемуся что-то сказать, а может и сделать. — Ты наконец-то пришёл. Я безумно рада твоему приходу, и надеюсь на твою милость. — радостно благоволила его приход. Её густые багряные локоны волос затрепетали, роняя опадающие на плечи капли. Она явно ждала чего-то, но чего именно, человек не понимал. — Такое чувство, что прошло очень много времени. И от этого чувства становиться страшно... Почему-то. — едва смог сдержать слёзы, удивившись тому, откуда они могли появиться. — Тебе удалось однажды освободиться от вселенских оков разложения, и воплотить свой собственный путь. И ты прожил гораздо дольше моего, и всех остальных. Потому ты знаешь и помнишь больше, и теряешь соответственно. — Но я не хочу больше терять... — Прости, мне искренне жаль. Но я не знаю, что с этим поделать. Как бы мне ни хотелось стать волшебницей, в мгновение ока вернувшей наш прежний мир. — обреченно усмехнулась дева, замечтавшись ненадолго. — Ты тоскуешь? — смело предположил он, следя за её подрагивающими алыми устами. — Очень. По некоторым временам. Некоторым людям. Животным. Погоде. И звёздам, которых никогда не будет. Он почувствовал, сколь умоляюще она сейчас посмотрела на него. — Давай закончим на этом. Не хочу больше терзать свою душу исчезающими воспоминания прошлого. Тихо промолвила она, и тогда человек ощутил в своей руке короткий клинок из чарующего тёмного камня с тонким чёрным лезвием, истощающим мрачное очертание беспросветной космической пустоты, в которой когда-то неотвратимо растворилась Земля, погибло Солнце, оборвалась случайная подкожная судьба великого объединения. Дева с трудом поднялась на ноги, которые из последних сил удерживали слабое истощённое тело. Тонкие пальцы расстегнули вокруг короткой шеи и аккуратной округлой груди плотные синие ремешки, обнажая часть фарфоровой и поразительно тонкой кожи с выступающими немногим выше костями, что оказались уже перед смятённым человеческим взглядом. Она бережно обняла его плечо, спокойно всматриваясь в его сконфуженные карие глаза. Затем подобрала его руку с клинком, помогая поднять его и навести истощающее мороз острие прямо по центру. — Лиши меня этой муки. Окажи мне единственную услугу. — чувственный женский голос становился более безжизненным, опустошённым, под конец почти умоляющим. — Убей меня. Последние слова прозвучали могущественным заклинанием, очищающим его душу от порочных остатков сомнения, страха и предубеждения. Он ощутил ответственность перед ней, ощутил власть, с которой он мог свершить что угодно. Он был способен на всё. Например разрушить этот хрупкий женский сосуд, столь медленно и мучительно погибающий в полном одиночество с очередной исчезающей вселенной, за гранью которой уже давно исчезли самые последние знакомые им имена. Кончик чёрного клинка очень медленно соприкасается с кожей, точно крохотный укол на месте которого плоть обретает точечный розоватый окрас при долгом и глубоком нажатии. Одна малая крупица силы следом за другой и тонкий слой кожи вдруг лопается несоизмеримо крошечной красной воронкой на том месте, куда упирался кончик. Рана пока-что оказалась очень маленькой, из неё даже не побежала кровь. Карие глаза плотно наблюдали, полностью сконцентрировавшись на происходящем, следя за каждой реакцией на коже, а также на смиренном лице девы. Ещё одна крупица. И точка разрастается в маленькую узкую рану, из которой скатилась длинная капля крови, уже оставляющей позади себя тоненькую влажную стёжку. Следующая крупица. Клинок входит немного глубже, пронизывая плоть и встречая препятствие в форме межтканевых хрупких покровов из нежных одеял плоти, а затем и грудных клеток соединяющих костей. Чтобы преодолеть это, приходиться приложить больше силы, с которой кость податливо деформируется и медленно трескается, впуская в себя мучительно долгую погибель. Рана расширилась, извергая короткие, а затем более густые кровавые речушки. Не смотря на это, дева не подала даже больного возгласа, не закричала, выпуская сквозь тонкие губы приглушённые и едва различимые внутри стоны. Клинок вошёл только наполовину. Длина раны увеличивалась с каждым мгновением, беззвучно трескаясь кварками нежнейшей плоти подобно лоскутам телесной ткани, не в состоянии противиться ему. Она крепко сжимала его затылок и плечо, успокаивая и побуждая его скрытое желание продолжать наслаждаться взаимной агонией, с последующими крупицами впивающей клинок глубже, когда тот уже упирается об её тело целой рукоятью - останавливаясь. Поддерживая спину девы одной рукой, человек медленно давит рукоять клинка вниз, расширяя длину раны между её дышащей грудью, создав ещё гуще сочащуюся алую вертикаль вплоть до нетронутой пупочной завязи, остановившись прямо перед ней. Теперь она не удержалась, издав тяжёлый больной голос, необычно прижимаясь всем телом навстречу. Человек не заметил того как сильно переменились их душевные состояния, слившиеся в хаотичном безумном цикле их общего сознания, не успел опомниться, как она обняла своими губами его, вталкивая в его разум позабытое тёплое чувство вместе с которым больше не было места одиночеству и страху. Её последние вздохи внутри - глотки воды, смешанные с кровью, слезами. Поили его, беззаветно, искренне. Но что произойдёт после? Останется в вечном одиночестве, в попытках обрести силы, что позволят управлять всем и ничем одновременно? А вдруг это всё иллюзия? Сгоревшей в пламени Земли не вернуть? И всё, что происходит сейчас - сумбурная фикция давно мёртвого мозга который ещё не изгнил основательно. В отличии от расщепившихся на атомы воспоминаний, эмоций, электроники, любимых и ненавистных, осознания, существования. Что осталось теперь...

***

Веки резко распахнулись, открывая помутнённым красным мучением карим глазам специфический вид на гигантский дышащий цветок перед ним. Прекрасные тёмные околоцветники слились со стенами незнакомого пространства, будучи накрытыми багряно-красными и бордовыми лепестками, сгущающимися пульсирующими венами распустившихся из лохматой телесной цветоложи со светлыми подшипниками. Нежно-розовая поднимающаяся завязь очаровательно просияла с оплодотворённым бледным семязачатком, встревоженным из постоянно движущихся органических крупиц. Разные и резкие запахи окружили эту вселенную новым эволюционном продолжением, которое начинает рождать новую форму жизни в исчезнувшем не вечном бытии. Человек часто дышал, почти задыхался, но более крепко стоял на ногах. Он опустил взгляд к своему нагому и залитому собственной кровью телу, укрытому ужасными порезами, растерзанными шрамами с переломанными в некоторых частях костями, несколько из которых в этот же момент вправились обратно в его плече, покосившемся колене и правом бедре. И с этой неописуемой болью он не справился, рухнув на землю. Он заворожённо любовался плодом, растущим в прекраснейшей сердцевине этой дорогой ему сердцу душе, что уже исчезла, вместе со всеми воспоминаниями, ощущениями, эмоциями, желаниями. Возможно однажды оно возрастёт до небывалых размером, окутав своим родным простором целое существование. Но а до тех пор, нужно избавиться от вредных изголодавшихся сосудов пожирания. Ведь они уже обнажили свои бездонные кишечники и жидкие брюха. С этой решимостью человек вновь встаёт на ноги, отворяя собственной и изничтоженной ладонью мироздания густые слои животрепещущей подобно нескончаемым органам жизни занавес, преломляя измерение и вторгаясь в частную собственность заметивших его существ. — Заблудился, человечек? В окружении своих подданных, к нему обратилась высокая статная женщина которую он встретил в самом начале. Или ему показалось это? Голос был очень похожим, но её внешность гораздо отличалась от прежней. В центре возле высокой прекрасной купальни возвышалась могучая двухметровая гемиан из поблёскивающей словно рыбья чешуя кожи, длинных округлых бёдер и поразительно длинных перламутрово-синих волос, обволакивающих массивные серые рога с белоснежными словно шипы зазубринами, большие мускулы вдоль гибкой обтянутой талии, широкой и укрытой тёмными сверкающими минералами спины, точно осколки угольков внутри которых замёрзли мелкие разноцветные бусины кристаллов. Она любезно выпустила из объятий столь же высокого, а также мужественного гемиана который более походил на человекоподобного минотавра с умиротворённым дьявольским взглядом. Одетые в экстравагантные, с широкими вырезами наряды слуги обступили массивную женщину сзади, закрывая шторы и практически оставляя их двух наедине, за исключением некоторых полулюдей которые размещались по обе стороны высокого мифического зала. — Я... Я д-должен вы-выбраться от-тсюда. — стараясь не упасть в обморок, тихо бормотал человек. Необычайное создание объяло густое одеяло из мистического слияния волшебства, перевоплощая гротескный силуэт в прежнюю и едва знакомую ему женскую особу, точно медузу, вальяжно подплывающую к нему как при их первой встрече. Её стройные пальцы обняли подбородок человека и повели его взгляд назад, к массивному пространственному облаку из чернеющих волн и каскадов космической пыли, вокруг которой издыхала скорчившийся мясной силуэт с тихо дребезжащими механизмами на голове. Словно один единственный крохотный винтик вселенной, который всего пожрут кровоточащие голодные черви отколовшегося от чужеродного просторы бытия черви. — Навёл же ты шороху, и только взгляни на плод своего усердствования, — женщина заинтересованно осматривала вместе с ним жуткую аномалию, переливающуюся всеми оттенками человеческого организма, начинавшего истощать специфические запахи жизни. — Ещё никто не был с Кармой так близок, столь откровенен и чист в своих помыслах. — Я-я уб-бил её..? Он ждал, чтобы собеседница ответил отрицательно. Чтобы её ещё можно было спасти, как-нибудь исправить. Здесь хоть что-нибудь. И он доверял этой женской особе, почему-то хотел довериться её слову. Возможно потому, что рядом никого больше не было из тех, кто ясно отпечатался в мыслях в той мрачной холодной пустоте. — Не до конца. — усмехнулась женщина, успокаивающего поглаживая его кровавую спину, обводя пальцами и ладонью незамысловатые круги. — Но тебе этого не простят те, кому она так же была не безразлична. — Прошу вас, по-помогите сбежать о-отсюда. И моим друзьям. — Предложение заманчивое и за тебя я бы поручилась, так как для меня ты представляешь личный интерес, но... — Я много требую.. н-но я могу отплатить вам позже... — И что же получу взамен на их вызволение? Всё же я отбираю у достопочтенного Владыки не одну его игрушку. — она выискивающе заглянула в помутнённые красные глаза человека, осторожно подталкивая его чарующим властным голосом. — Ну же, человечек. Попроси меня об этом. Он замер в нерешительности, боясь произносить слова в которых мог бы ненароком ошибиться и обрести близких ему на страдания. Но женщина словно понимала его с полуслова, заглядывая в его сознание, видя все его страхи и сомнения насквозь. — Я по-попытаюсь услужить вам... — Оставь свои предубеждения для существ низших и убогих сословий, а мне же ты должен беспрекословно подчиняться. С этого момента верить только в меня. И только если ты сам об этом попросишь. Человек сокрушённо опустил голову, не веря, что только что сказал. Возможно ли было добиться худшего исхода? Она не прогнала его обратно в лапы тех мерзких личностей, а напротив поддержала и предоставила выбор. И из всех ранее им увиденных персон, её он страшиться меньше всего. Если он действительно чего-то стоит перед глазами этой уникальной формы жизни, значит у него будет возможность обрести нечто, что однажды позволит освободиться ото всех оков. Одно из которых слабо припекает на его испещрённой ранами груди в форме магического тёмного сигила, уже растворяющегося среди грубой мертвенно-серой кожи. — Договор вступил силу с этого мгновения, человек. — обворожительные химерные уста женщины приветственно опустились на его лоб. — И пока что он будет соблюдаться в строжайшем секрете. Он не заметил, как её ладони уже долго обнимали его переставшие дрожать от судороги руки внутри которых заметно похолодало, будто внутри он сейчас держит ледяную снежинку. Он закрыл глаза, когда толстые крылья химеры тяжелым грузом и ласковым приказом легли на его веки. Невидимые отростки её сознания беззаботно вторгались в его личное пространство, очищая разум и побуждая сконцентрироваться на одном единственном ощущении, его собственной воли, что сейчас так ярко испускает непреодолимый вес движущейся в невесомости силы. Оно струиться по сознанию гибкими извивающимся каналами, кровеносными сосудами, сокращающимися мышцами, органами, вместе с равномерным дыханием. Воздушные потоки несильно окружили их обнятые руки, над которыми просачивались мелкие магические разводы шипящих кристаллизационных материй. Женщина неспешно раскрыла ладони человека, на которых оказался образован маленький тёмный камень с серебристо-белыми, расходящимися внутри разводами. — Беспросветное словно море в ночи. Ранящая корочка зимней воды. — воодушевлённо причитала женщина, а затем камень раскололся на три небольших фрагмента, изливая наружу светлые ледяные песчинки. — Твой задаток пока что слаб, и хрупок точно ледяной узор на воде. Но когда твой потенциал раскроется под моим правлением, он обратиться в твоё поразительное могущество. — Что это? — он любопытно осматривал осколок в своих руках, окружённый расходящейся магической пылью словно дым от большого потухшего костра. — Я заметила это ещё тогда утром, в день нашего весьма скоротечного знакомства. У тебя задаток к сверхъестественной элементальной магии. — не менее заинтересованно констатировала женщина, подбирая кончиками сверкающих когтей пару осколков. — Твоя магия холодна и темна, прямо как твоя душа. Считай это нашим первым скромным уроком. Жду благодарности за усвоенные знания... — Я... — немного смущенно он посмотрел на неё в растерянности. — Госпожа Ирзыл. Но можешь называть меня матерью, если твоего достоинства меньше капли в море. Но я признаюсь, что буду этому рада. — обольстительно пожирала его взгляд Ирзыл, впуская между своих губ крошечный тёмный осколок. — Ма-ма..? — Ах, не столь тривиально. Не то посрамишь нас перед господами. — тугодумство человека немного позабавило её разбушевавшийся энтузиазм. Массивные врата зала резко распахнулись, впуская разбушевавшегося Сашу в сопровождении тех самых причудливых кукол с красными головами. Ужасающее астральное месиво из Кармы успели накрыть плотными слоями занавесей, а потому обескураженный взгляд парня был полностью сосредоточен на сбежавшем человек в компании вечерне одетой Ирзыл. — Приношу глубочайшие извинения на случившееся!! — поклонился по пояс перед ними, а куклы же позади него неуверенно последовали примеру, толкая друг друга в спины. — Не утруждайтесь в своём безразмерном чувстве вины за происшедшее, Александр. Я провела любопытное время с этим интересным молодым человеком, никаких неприятностей его побег мне не предоставил. — Что ж, в таком случае с вашего позволения я уведу туда, где ему сейчас место. — он тут же махнул рукой куклам. — Ей остолопы, шевелите булками! — Не стану вас задерживать. — только и ответила женщина, скромно обнимая одно из своих массивных щупалец со стекающей зелёной слизью вдоль широкого бедра-волос. Человек ещё раз оглянулся на Ирзыл, надеясь хоть на что-нибудь. Но та в свою очередь как-то странно улыбнулась ему, опустив длинные веки словно подтверждая его проявившиеся словно вспышка догадки в эту секунду. Холод, который он до сих пор крепко сжимал в своей руке становился невыносимее, больнее, что уже начинали неметь пальцы с целой ладонью. Его воля высвобождала странные сильные чувства, извергаемые сознанием и вливающим их сильные упорные потоки прямо в руку, через сумбурную циркуляцию крови, напряжённые мышцы вокруг руки, через воздух который наполняет этот... Замок. Он раскрыл пальцы. И чернеющая облако магической пыли взорвалось разливающимся по простору куполом из густых лёгких масс, плотно расходящихся во время ускорившегося тела человека. И он видел их разнобокие силуэты, слышал озлобленное ворчание, быстрые шаги, то куда были направлены их взгляды. Он стал рыбой в тёмном мелком океане, из глубины которой был способен следить за всеми одновременно, в то время как его присутствие было скрыто от чужих ушей и глаз. Опасаясь быть пойманным, опасаясь того, что изошло из его больной тяжелеющей руки, он крепко зажмурился и продолжил бежать к выходу к приоткрытым воротам пока не врезался лицом об каменную стену на другом конце. Точно плотная липкая дымка, постепенно растворяющаяся в воздухе, все ещё цеплялась за спину и локти человека, сориентировавшегося в просторном мрачном коридоре. И от чего-то окружение походило на знакомые интерьеры лесного массива с извилистой узкой стёжкой под его ногами. И он ринулся вниз по бугристому каменному склону, с сотрясающей его голову мыслью сбежать! — Ты где такой фокус выучил, клоун блять!! — весело прокричал парень вдогонку, который уже оказался в роли преследователя. Его третий глаз пробудился сразу же по воле обладателя, и тогда Саша ощутил в руках формирующиеся волны элементарных частиц. Электризованный разгоняющийся сгусток влажного пара махом сшибает человека с ног, отбрасывая в неосвещённый узкий коридор. За его порогом уже было телепортировался Саша, занося руку чтобы схватить человека за голову, но к нему навстречу ударился только сильный порыв ветра. — Твою мать блять, гандон!!

***

Человека выбросило из беспросветной холодной тени, где он оказался в... Той же пыточной комнате. Фигуры и мелкие пазы медленно расплывались вокруг него деревянными фигурками, фортами и географическими ландшафтами как и впредь. Игнорируя боль, с которой они впивались в ноги, он подбежал к коробке с головой Куробы внутри. Не мешкая ни секунды он швыряет коробку об другую стену, не задумываясь о том как он здесь снова очутился. Лишь бы произошло чудо. Ничего не произошло. Она не разбилась в щепки и не осыпалась осколками. Разве что покрылась длинной трещинной, переходящей от одного конца резьбовой металлически-медной рамки сверху к другой, крепящейся снизу. Человек ощутил фрагмент руки на своём плече. С каждым мгновением пальцы сжимались крепче, а из темноты стало доноситься сбитое дыхание. И он увидел остальную часть тела скрючившегося Куробы, без единой царапины и намёка на смерть, которая разлагала его голову ещё минутами ранее. — Так браток, пора нам валить отсюда. С абсолютно пустым взглядом тихо скомандовал Куроба, бегло окинув взглядом ужасный обнажённый силуэт безымянного. — Карта. — тот вновь скомандовал команду, и вокруг его указательного пальца засветился маленькая золотистая искорка. Человек недоумённо покосился на эту картину с заставшим лицом товарища, так и не заметив некой повисшей в воздухе карты или чего-то подобного. В то же время Куроба был поглощён в собственные мысли. «Скверно. Система засчитывает эту вражескую и неисследованную территорию как подземелье, а в подземельях я не могу пользоваться магазином. А у меня с собой нет и единой фляги телепортации или активного призываемого зверя с такой причудой. И так как я здесь впервые, дальше двух метров вокруг карта ничего не показывает. Придурок, всегда же всё с запасом закупал!» — сокрушался парень, отмахиваясь от мерцающего магического окна, выглядящее как одно из множеств игровых виртуальных дисплеев. — Про твой побег знают? — Д-да... — Значит уже идут сюда. — в панике затряс головой головой, пытаясь поднапрячь извилины мозга и придумать какую-то идею. Но их не могло быть. — Прорываемся с боем. Держимся вместе. Стой позади меня и никуда не отходи, даже на шаг. Некоторые мгновения Куроба колеблется, обращая внимание к включенному списку с разнообразными сияющими карточками в селекторе перевоплощения. На каждой из них изображены противники, которых когда-то сразил и чьими сосудами завладел навсегда. Прошло много лет с тех пор, но воспоминания об каждом из них пробуждают в нём чувство гордости. Их рамки колеблются от тусклых коричневых и некачественных, до насыщенно-зелёных, переливающихся фиолетовым и красным сиянием, ярче всех остальных которая была радужно-красная, которая к счастью оказалась в наборе быстрого перевоплощения в меню экипировки. После возрождения характеристика здоровья заметно откатилась назад. Со своей боевой амуницией сейчас будет скорее всего невозможно вырваться отсюда. Количество противников невозможно предугадать. Но шансы на побег гораздо возросли с этой легендарной картой персонажа. Собравшись с духом, он тянется рукой к легендарной карте с пленительно сверкающим "SS" рангом. Самое время для чуда.

_Игровое пространство_

❰ ...Мастерство перевоплощения: Активация ❱

︽ Коэффициент качества активации мастерства составил: ...86% ︾

мастерство успешно активировано.

⚹✧ ⟪⚝Храбрая девочка-волшебница Амелия⚝⟫ ✧⚹

Ударные музыкальные струны красоты моей надежды готовы встречать любимый замечательный мир, скрасив бремя одиночества, нищеты и палёной травы в безмятежно льющегося холодным гранатовым пивком безмятежности любви - сигил. Виртуальная улыбка успокоит тебя, ласковый голос унесёт в прекрасные млечные края. Время для шоу. Время для нас. Наполнить этот день быстро-растворяющимся веществом истинного Волшебства! Пространство поглощено ослепительно прекрасным светом сентиментальности из трансформирующейся непогрешимой души, точно радуга которая обнимает этот скромный клочок от целого мира. Разливающиеся волны позитива в противоборствующей меланхолии серой реальности медленно испаряются, и наружу выныривает высокий силуэт прекрасной девушки Куробы: с той же светлой кожей, что была украшена сверкающими девичьими блёстками, пёстрым макияжем, наклейками и большой радугой на правой щеке, струящейся из белого воздушного облачка; с того же цвета волосами, которые обрели поразительную длину и формы, некоторые из которых обрели притворные наружные жабры как у аксолотля и глуповатые завитушки, украшенные детскими-заколками и фиолетово-кремовыми резинками, оставляя болтаться в воздухе две длинные густые пряди с длинным растрёпанным хвостом на затылке; причудливые розовые доспехи неестественно контрастировали с голубыми латными покровами и многослойной юбкой, взгромоздившейся над землёй подобно большой острой скале из безумного переплетения узоров, смещающихся подобно распространяющимся механическим мускулам вокруг силового волшебного платья. Куроба ловко приземлился, с болезненными тёмными кругами вокруг глаз уставившись на вбегающую в комнату толпу неряшливых кукол. — Да сокрушит вас световой луч любви! Уии-и-и-и-и-и-и-и-ии! Все самые прекрасные эмоции сплелись воедино, протекая через магический посох с большим камнем в центре сердцевидной спирали. Могучее древнее древко озаряется радужными сладкими искорками, которые поедают мелкие существа похожие на тёмные и нездоровые от интоксикации облачка. Гигантский световой луч придал окрестностям насыщенные тёплые оттенки, в которых куклы разлетались на бесчисленные глазастые и окровавленные шестерёнки, уже беспомощно оглядываясь вверх на невозмутимое бледное лицо девочки-волшебницы, местами залепленное белыми пластырями. Несколько продолжительных выстрелов окрасили тоннель жирными, растекающимися багряными обоями с ошмётками дрыгающих шестерёнок, которым помогали выпутаться их собратья шестерни побольше и даже меньше. — Кх... Мне что, даже её характер передаётся? — возмутился он, затем крепко сжимая рот рукой, дабы не блевануть. — И интоксикация тоже. Бу-э-э!

✧ Постоянный пассивный эффект запущен "Жертвенная клятва идола": С каждым потерянным 3% НР (/6777) сила и эффективность заклинаний повышается на 200. единиц пропорционально от максимального количества проницательности (/341) Девочки-волшебницы.

✧ Постоянный негативный эффект запущен "Нектарная передозировка": Сопротивление эффектам от аномалий -45% (/118) и вражеских заклинаний -35% (/85)

— Ох... Подать автоматическую харчевню! — возле в щепки разбитого фрагмента стены с дверью мгновенно приземлился гигантский пищевой автомат с колоссальным разнообразием фруктовых коктейлей в банках, пирожных в очаровательных прозрачных упаковках, привлекательных упаковок со снеками и даже алкогольными напитками. — Держи, выпей всё до дна. Умение 3. Призывает вендинговый автомат, содержащий разнообразный ассортимент из напитков, закусок и игрушек с отличительными положительными/негативными эффектами, которые будут накладывать особый статус на применившего или на любого применённого персонажа. Время действия каждого товара индивидуально. Время сброса умения 7 минут 7 секунд. Вендинговый автомат может появиться самостоятельно с 25% шансом при уровне ХП в 1125 единиц и автоматически приобрести товар со случайным положительным эффектом. Приобретен товар из вендингового автомата: Зелёный чай "Горбатящийся пастух Улун" - полусладкий холодный напиток из измельчённых листьев мяты и пряного цитруса полностью восстанавливает здоровье в размере 250 единиц каждые 2 секунды, лечит негативные эффекты и мелкие раны; придаёт ощущение внутренней лёгкости, свежести и всеобъемлющего одухотворения. Так и норовит сделать ещё глоточек этого чарующего душевного снадобья. Человеку в руки приземлилась миленькая железная баночка с зелёным чаем, удивительно сверкающая анимированными лепестками которые холодно разбивались об его кожу. Он старался пить так быстро, как только мог, захлёбываясь и под конец тяжело закашлявшись. Даже спустя минуту он ничего не почувствовал и с его израненным телом ничего не произошло, в то время как Куроба продолжал иногда отстреливать крупные полчища бездумно набегающих кукол, уничтожая их целыми взрывающимися толпами, лишь изредка обращая некоторых в пепелище из сожжённых костюмов и обугленных шестерёнок. — Это очень странно. На тебя по какой-то неизвестной причине не действует лечащая магия, и тогда в больнице вместо того, чтобы умереть, ты оказался жив. И вот теперь ты здесь, как пленник который кроме вечных мучений ничего больше не заслужил от них... Кто же ты такой!? Они тебя знают, да? Чем-то ты им насолил видать... Уф ладно, разберёмся с этим позже. Карабкайся на мою спину и держись как можно крепче. Человек вылетел на крыльях любви, как клещ ухватившись обеими руками и ногами в большущие доспехи, боясь лишний раз поднимать голову на такой безумной скорости. Всё вокруг казалось неуловимыми глазу тусклыми и одновременно яркими бликами, за которыми невозможно было уследить. Мимо них мгновенно проносились взрывающиеся силуэты кукол, которых Куроба разносил на кусочки своей скоростью и изредка ударами посоха; изогнутые тени массивных сводчатых помещений; сменяющихся запутанных этажей которые в щепки разбивались об большие магические крылья девочки-волшебницы; из одного помещения в другое, из одного тоннеля в другой. Куроба точно птица, молниеносно пересекающая толстые трескающиеся ветви коридоров, просторные, укрытые сочной листвой палаты и величественные известняковые рифы с тысячей этажей и крохотных норок, заполненные существами палацы, в чьих высоких окнах были видны возможные городские пейзажи неизвестного города. С такой высоты все выглядели мелкими муравьями, неустанно движущимися, общающимися, а теперь посматривающими вверх прямо на них. В глазах Куробы пространство с окнами, которое он намеревался разбить и наконец-то сбежать отсюда, вмиг оказалось неосязаемым отражением реальности, которая оказалась погружена в сверхмассивный магический купол из переливающихся голубых и тёмно-синих разводов иллюзорности, точно перетекающие волны на дне тёмного океана, сквозь которые смутно различимы силуэты прежнего мира. Как бы быстро и далеко он не летел, пространство будто оставалось на месте вместе с ними, и кроме как обернуться и узнать причину происходящего ничего более не оставалось. — Куда летим!? - позлорадствовал ненавистный им обеим голос. Куроба ловко приземлился между широкими рядами пустующих стульев, очутившись в центре чего-то похожего на банкетный зал с крайне огромной вместительностью. Слева и справа, между колоннами скрывались подонки, а прямо перед ним стоял Саша с пробудившимся третьим глазом на лбу, который прямо сейчас полностью контролирует охваченное пространство вокруг них. — Да брось, тебе не сбежать ни при каком раскладе. Ты окружен. Куроба молчаливо оценивал ситуацию, пропуская болтовню подонка мимо ушей. Уровни ещё четверых подонков не превышают 40, так что избавиться нужно в первую очередь от Александра, захватившего их в ловушку собственного измерения. Куроба оказался недостаточно внимателен, оказавшись в этом затруднительном положении. — Ульта-а-аааааааааа-аааа! — громким рёвом девочка-волшебница укрывают гибкими трещинами чужое измерение, высвобождая все свои самые негативные эмоции, на которые способен загнанный в ловушку человек перед ликом неминуемой смерти. Яркий свет ослепляет пространство Тело девочки-волшебницы начинает окружать неестественно густая светлая энергия, безразмерным растекающимся шёлком из поразительно ярких разноцветных искорок. Своеобразная аура эволюционирует волшебное одеяние, придавая больше боевых деталей и украшений к увеличившейся в размерах самой девочки-волшебницы. Применение первой ультимативной способности: ✧ 65-75% к всем характеристикам от максимального значения магического потенциала (/2100) Девочки-волшебницы. ✧ Первые три атаки наносят любой цели на 100% больше урона, наполняя шкалу третьей ультимативной способности "Сердечный коллапс" на 15 единиц. — Гардероб: Образ доблестного думера! — потратив то мгновение, когда всех вокруг ослепило ярким эффектом от использования способности, девочка-волшебница Куроба применил 2 умение, с головой набрасываясь в густое облако быстро растущего точно исполинские корни дерева гардероба.

Дополнительные бонусы от комплекта:

✧ Выносливость повышена на 340 единиц

✧ Скорость повышена на 600 единиц

✧ Проницательность повышена на 1000 единиц

✧ Чувство юмора понижено навечно

✧ Атака понижена на 25%

В следующее мгновение из разномастного сугроба одёжи выпорхнула преображённая девочка-волшебница: чёрный комплект с местами зауженного спортивного костюма с белыми полосками "Adidas", был специфично покрыт усиленной формой розовых доспехов после применённой ультимативной способности, вместе с которой искрящаяся радужная аура точно вспышка преодолевает расстояние между подонком Сашей. В этом измерении тело Саши окутывала противоположная собственная аура, с тёмно-голубыми, будто затерявшимися среди звёзд субстанциями космоса, извергающегося из третьего глаза. Он отслеживал каждое мгновение, с которым обе руки девочки-волшебницы Куробы замахивались через правое плечо с большим радужным мечом, чей сочащийся яркий клинок удлинялся от переизбытка сильных чувств. Саша решил без затруднений уклониться в противоположную сторону, как вдруг заметил, что замах мечом прекратился и Куроба уже разворачивался под тем же углом на той стороне, куда решил смещаться верхней частью тела. Звук рассекающейся кожи померк во в тишине. Волшебный клинок Куробы оставил длинную кровавую полоску над переносицей парня, не дотянувшись до его третьего глаза на два сантиметра. Ощущение бесконечности космоса подхватило тело Куробы, обволакивая части тела удушающим сильным давлением как при долгом нескончаемом падении на одну неизведанную планету, что свысока выглядела как тусклый голубой шарик с крохотными точками чего-то зелёного. Но шарик приближался к нему. Или он приближался к шару? С каждой крупицей бесконечности всё быстрее и быстрее, проходя сквозь мириады млчных путей, взрывающихся звёзд, точно разгоняющийся в вакууме свет который всмятку измельчает человеческое восприятие между панельных стен домов с оголившимися ребрами из оранжевых, разукрашенных халтурными граффити кирпичей. Куроба лежал лицом на земле. Он не мог пошевелиться. Не мог думать. Осознать дыхание, что должно запускать кислород в лёгкие. — Обещаю это последний. — схватив девочку-волшебницу за хвост, Саша внимательно посмотрел в тёмное небо с которого падали снежные хлопья. — Приятного путешествия - в Казахстан! И как теннисный мячик забросил ошеломлённого количеством поглощённой информации Куробу в небо, в один из реалистичных иллюзорных промежутков вселенной. В момент когда измерение Саши стремительно сжималось в одну точку, возвращая всех присутствующих в прежнее пространство банкетного зала, тут же вылетело бессознательное тело девочки-волшебницы, грохочущей на ломающихся под ней стульях и под конец проскользившей по гладкому кафелю вплоть до ног безымянного человека, растерянно оглядывающегося и не спешащего что либо предпринимать. Да и мог ли он хоть что-нибудь сделать?

Получен негативный статус:

✧ "Побывавшая в объятиях пустоты" - сильное оглушение, дезориентация, падение морального духа до отметки "суицидальное".

— Ты гандон, выпустил его? — Саша злобно посмотрел на человека, указывая на того пальцем. — Я ведь перепугался не на шутку! К счастью его вестибулярочка оказалась хреновой, я даже не знал об этом. — Не приближайся. — человек серьёзно посмотрел ему в глаза, крепко сжимая кулаки. На удивление Саша сбавил шаг, остановившись и почёсывая раскрасневшийся лоб, где мгновение назад находился третий глаз. Девочка-волшебница всё так же бессознательно лежала лицом на полу, выблёвывая яркую радугу. — Беспокоишься, что кровью забрызжешь? Так он не из брезгливых. — из стороны к человеку донёсся голос Дивиана, сидящего на одном из стульев. — Переполох же вы тут устроили, без моего присмотра. — Наконец-то изменения, спустя ебучий год. — огрызнулся Саша, с двойным усердием почёсывающий лоб и возобновивший быстрые шаги к человеку. — Я раскрошу твой череп, как тогда. Не подходи. Сказал человек будто не своим голосом. Резким, ожесточённым. А глаза его вновь тревожно для Саши залились кровью, окрашивающей тёмно-карие оболочки. И лицо парня перекосило с такой ненавистью, что готово было взорваться вместе с человеком, лишь бы не оставить на нём живого места. Зубы сцепились решёткой, на висках проступили вены. Всей душой он хотел изничтожить это убогое подобие человека перед собой. Ему окончательно надоело с ним играться. Надоело... Рисковать. Ему стало страшно. — Да ну? Что же ты своему приятелю только что не помог? Действительно раскрошишь? А хватит духу это сделать снова? НУ ДАВАЙ ЕБЕНЬ ХИТРОВЫЕБАННАЯ, покажи что можешь!! Дохуя умным себя возомнил, добазарится со мной решил!? Я тебя с говном смешаю, чмо ты сука опущенное!! В глазах посыпались жёлтые искорки, а из окруживших его головушку вертолётов стали выпрыгивать голые женщины. Из глаз, рта и ушей брызнуло кровью и тогда Саша сокрушённо рухнул на колени, крича от ужасной боли. Красное раздражение на его лбу разбухало над тонким порезом, оставленным волшебным мечом. Особый эффект оружия "Любовный истязатель" - "Воздаяние непокорным": ✧ После попадания наносит периодический урон в размере 115..-465..-650..-890.. единиц урона пропорционально от количества содержащихся в голове противника негативных эмоций, намерений, воспоминаний. Время действия эффекта 1 минута.

Негативный статус отменён.

— А-ааргх!! Сука! Откашливаясь густой кровавой массой, он обернулся к замахивающейся мечом девочке-волшебнице, готовой срубить голову с его плеч. Волшебная длина клинка вонзается между выставленными средним и безымянным пальцами, окружённые тонким и слишком поздно заполняющимся слоем тёмно-голубой укрепляющей ауры, отрубая ровную половину руки вплоть до малого обрубка плеча. С громким воплем Саша отскакивает в сторону, не в силах сдержать самообладание, в неудержимой агонии падая на пол с безвольно болтающимся ошмётком руки. Куроба ускоряется, замахиваясь для заключительного удара, целясь в грудь, но массивный крепкий кулак как внезапная молния врезается в грудину Куробы, отбрасывая далеко назад прямо в человека. Удар был настолько внезапным, что на него не удаётся среагировать и быстро сориентироваться, влетая всем тело в несчастного человека. Мебель разлетается в сторону, огромное окно позади укрывается несколькими тонкими трещинами. — Лекарь скоро прибудет. — расслабил стойку Гектор, позади которого уже столпилась масса очевидцев, спокойно наблюдающих за представлением. — Ммм-ммммммгх!! Больно блять! Тварь ебучая!!! Что бы тебя гвоздями выебали во все щели, трасн сосихуйский! — Саше подставила плечо одна из высоких кукол, помогая удержаться на ногах. Кровь ручьями хлестала из конечности и с каждой секундой сознание ослабевало. — Вот это я уебался... — А ты может подсобишь нам немного? А то мал ли? — к Дивиану обратилась девушка, любопытно оглядывающая двух мужчин. — Вы проебонькались, вам и заебонькивать эту ситуёвину обратно в ту бочечку, из которой всё вылилось. — с улыбкой ответил Дива, на что девушка-рыцарь рядом с ним недовольно нахмурилась, поправляя очки на переносице. — Эй, ты как там? — тихо спросил Куроба, окидывая человека взглядом через плечо из под розовых залечивающих пластырей, которые наспех налепили мультяшные маленькие птицы со светлыми клювами. Тело изнывало от боли после удара, но это было меньшее, что сейчас волновало. За ними неотрывно следили толпы разномастных существ, людей, гемианов. Возможно они все могли бы наброситься на них и унести обратно в то ужасное место. Колоссальные размеры зала неприятно давали, а подступающие к ним подонки вселяли страх. Он очень хотел помочь, сделать хоть что-нибудь, но его руки бессильно опустились снова. Но затем его внимание, а также взгляды многих очевидцев целиком были прикованы к сводчатому белому потолку среди расходящихся золотистых занавес и гигантских решёток, между которыми пришли в действие междуэтажные механизмы, раздвигающиеся точно многослойные внутренности загадочного инженерного конструкта. Огромные механические лапы, странно извиваясь в пространстве, впивались в стены, нося на своём горбу из кровоточащих фрагментов неизвестных органических соединений с дребезжащим жёлтым металлом, дышащий багряно-розовый кокон со стекающей вниз безразмерным водопадом энергией, от которой даже сюда вниз исходил неописуемо тяжелый запах боли. Густая паутинка из нервов дрожала на телесных лепестках, что медленно раскрывались, высвобождая пушистые хоботки с разлетающимися семенами. — Приведите Юргена, Хенку, всех кто может добраться сюда как можно скорее! — дал поручение остальным Дивиан, мгновенно исчезая среди толпы на верхнем этаже. «Самое время!» — промелькнула мысль у Куробы, открывшего меню с гардеробом волшебницы. — Гардероб: Образ истинного. — Куроба облачился в изначальный костюм девочки-волшебницы, широко раскрыв волшебные крылья. — Хватайся. Большие ладони Гектора пробили узкие дыры в забившихся крыльях, которые затем крепко сжал и отбросили назад со всего маху, крепко впечатывая Куробу в высокий ряд из ковровых ступеней.

Биение колоколов извещает пространство о рождении новой жизни

Их головы накрывает тяжёлым каскадом из духовного прилива, внутри которого тела тяжелеют, а воздух выливается из одной пространственной чаши в другую. Такое искажение вынудило Гектора припасть на одно колено, но тот изо всех сил противился. Его взгляд встретился с Куробой, чьи повреждённые крылья резко скрылись за спиной. Волшебные механизмы вокруг боевого одеяния волшебницы трансформировались в фантасмагорическое подобие клапанов двигателей и мелких, регулирующих обтекание крыльев вокруг крошечных сопл. Из широких пазов вокруг раздутой словно панцирь броненосца спины волшебницы высвободилась энергия, мгновенно ускоряющей выпад Куробы с занесённым над головой мечом. Большие ручища Гектора укрылись жилистыми расходящимися волдырями, с каждым мгновением походящими на толстые телесные чешуйки из твёрдого как сталь магического покрова. С каменным лицом он спокойно наблюдал за ускоряющимся силуэтом парня, готовясь размолоть одним ударом его голову. — Харчевня! Перед Гектором приземлился громадный вендинговый аппарат который мгновенно разлетается в труху из металлолома, смятых упаковок и бутылок, но даже среди них не так уж и трудно было различить приближающуюся физиономию женственного Куробы, которому следующим ударом удаётся оторвать часть сонной артерии, в обмен на которую Гектор потерял первую половину руки, отсечённую отброшенным волной меча.

Удар колоколов

Озадаченно оглядев повреждённую конечность, Гектор уже с бесстрастным лицом обернулся назад к Куробе, в чью свисающую и брызгающую густой кровью шею с болтающейся головой на конце, густые белые облачка-помощники заливали светлое нефильтрованное пивко, прямо в огромную кровавую дырень. Приобретен товар из вендингового автомата: Крафтовое пиво "Пивной деликатес от дяди Богдана" - крепкий хмельной напиток как удар циррозом по печени для настоящих мужчин! Залечивает любые критические повреждения и оставляет лёгкое ощущение недосказанности, из-за чего обязательно захочется поделиться наболевшим с единственным близким другом.

У вас и у находящегося рядом противника были излечены критические повреждения.

Шкала третьей ультимативной способности заполнена на 75 единиц из 100.

Реальность расходились всё новыми трещинами, роняя вниз разбивающиеся в прах осколки исчезающей субъективной реальности которая не была важна ни для кого из них. Громадные механические лапки, изображающие подкрадывающегося к их телам паука, раздавливали всё на своём пути, только бы подобраться поближе к человеку и запустить свои жвала в его тело, что послужит ценным кормом для их огромной и плодящейся каждую секунду колонии. — Сентиментальный прилив. — Куроба отправляет чудовищному творению над их головами лёгкий воздушный поцелуй, взрывающийся разнообразным букетом комплиментов, истинных добрых чувств навстречу безумному давлению, неутолимо поглощающему один фрагмент мира за другим. Девочка-волшебница Куроба исполнил это от чистого сердца, с желанием прекратить эту ссору, защитить человека рядом с собой, всё ради благоприятного завершения этого затянувшегося и потерявшегося в безумии конфликта. Его чистые помыслы на одно мгновение обнажили растрогавшееся лицо Кармы, от которой остались только фантомные изгибы дрожащих малиновых губ вокруг бледной болезненной кожи. Мир который мог быть у неё. Который могла оставить для родителей. Который мог быть у всех остальных. А затем... Мучительный отлив. Человек боязно открывает глаза, задыхаясь. Лёгкие набиты горячим свинцом, в ушах разноситься протяжный звон колоколов. Гигантский лик возрождения среднего Титана уставился в обездвиженные, испуганные кроваво-карие глаза человека, держа между зубами придавленную большую голову Куробы, с трудом походящего на свою человеческую форму, но с обезображенным фрагментом головного органа который больше не могли удерживать кости. Его мозги проникали в пространство кровеносными и духовными сосудистыми трубками, укрывая влажные пещеры мироздания расходящейся органической плесенью, из которой в его голову вливаются эмоции, ощущения, восприятие. — Не прислушивайся к их звучанию и не притрагивайся к ним сердцем... Средний Титан раскрыл широкую пасть словно поднял разводной мост, между которым дорога вела в бездонную неизвестность, по которой были разбросаны целые горизонты из чьих-то обезображенных трупов. Животные. Люди. Птицы. Моллюски. Гемианы. Все они были по разному одеты, по разному чувствовали в последние мгновения их жизни, по разному рассуждали, мечтали, умирали. Прямо как тусклый далёкого, далёкого солнца которое внезапно уменьшилось... И исчезло. А затем и челюсть Титана опустилась, раздавливая голову когда-то давно умершей волшебницы. И когда её яркие прекрасные глаза растворились среди раскрошенного собственного черепа, всё погрузилось в ничего. — Ага, ну да. Прямо таки в ничего... Пришлось приложить силы, чтобы поднять тяжёлые тёплые веки. Словно они были сдавлены тысячью жирных морщинок. Тьму обжигает свет. А свет поглощает тьма. Дивиан стоял перед ним, с ног до головы облитый кровью, чарующе просвечивающейся густыми розовыми лозами в окружении ярких жёлтых ламп. Саша по иронии сидел на металлической бочке, где рядом с ним стояла странная обнажённая девушка со странной светлой кожей, светящейся точно брюшко светлячка, залечивающего последние кровеносные швы вокруг локтя. Рядом стояли ещё несколько индивидуумов, но сильный удар по его мгновенно съехавшей набок челюсти быстро привёл в чувство. — Ну давай, покажись наконец. Покажи свою истинную сущность... Зачем так упрямиться? Его голову аккуратно подобрал кое-кто странный, с белоснежной маской совы на которую опускались мокрые лоскуты рыжих волос. Когда челюсть с щелчком встала на место, человек попытался и сам дать хоть какой-то ответ. — Я п-просто... Ничто... Нету у меня внутри ничего... Тяжело выдохнул ответ, который судя по реакции мужчины не был удовлетворительным. — Тогда ответь: почему при упоминании той маленькой бедной лисички, твоё сердце так крепко сжимается? — Дивиан приблизился, внимательно наблюдая. — Ты явно что-то скрываешь, но не признаешься. Что это значит? Игры с совестью? И ты от природы такой монархист, который обязательно спасёт кого-нибудь из беды и наставит на путь истинный? Глаза дьявола, душа спасителя, руки расчетливого убийцы. Атеисты бы тебя на костре сожгли. Точно застывший кадр, пожелтевший по краям. Чёрная съёмочная лента дрожала прямо перед человеческими глазами, сквозь которые видны застывшие силуэты Дивиана, Саши и всех остальных. Только некто с совиной маской над ним судорожно убрал руки от головы. А лента начала подниматься вверх, насквозь пронизана тусклым дрожащим светом.

— Неплохая попытка! — задорно среагировал Дивиан, усевшись на развёрнутом к нему спинкой стуле, который медленно утопал в беспросветном чёрном мареве, поднимающемся подобно огромной волне.

И волна поднималась вверх, заполняя пустую мрачную комнату, доходя до щиколоток, а затем колен, живота, груди. Под ногами больше не чувствуются деревянные дощечки, а только пустота, состоящая из бесконечного и бездонного беспросветного океана, в которой растворяется и эта комната, и кресло к которому тот привязан. А бушующая волна уже обняла губы, ударяется в ноздри, растворяя громкий крик отчаяния.

***

Здесь было темно. Но он этого не замечает, с пробуждением высвобождая из себя один из самых громких криков. Он кричит до тех пор, пока спальня не озаряется тусклым светом масляной лампы. — Господин! Это всего лишь сон! Его руку крепко обняла Элаф, оказавшаяся в белоснежно-зелёной длинной пижаме и с миниатюрной лампой со стеклянной башней в другой руке. Её переполошившийся взгляд с красноватыми глазами неожиданно успокоил человека. — Сон? — со сбитым дыханием, он тихо прошептал. Девушка присела на край постели, поставив лампу на высокую жёлтую тумбочку, что показалась ему странной формы картиной без очевидного содержания, а затем человек почувствовав как уже обе её ладони бережливо держат его руку. — Да. Вы закричали во сне. Возможно вам приснился кошмар. — на лице Элаф промелькнула тень ободрительной улыбки. — А сюда... Никто не врывался? Ди... Дивиан? Элаф даже состроила задумчивое выражение на лице, но затем спокойно и полушёпотом ответила, чуть наклонившись вперёд: — Нет, никто не врывался сюда. Можете быть уверены. — совершенно спокойные красные искорки в её глазах показались неподдельны. Она была честна с ним. И человек это сразу ощутил. — Сейчас полвосьмого. Можете поспать ещё немного, если вы никуда не торопитесь сегодня. Человек закивал головой, одобрив пожелание служанки. Он был слишком сонным, чтобы пытаться осознать всё произошедшее. Или он сам того не хотел? Углубляться в этот самый кошмар, который возможно на самом деле приснился ему? — Можно... Вас попросить? — сбивчивым от страха голосом, человек отвёл взгляд в сторону. — Да, конечно. — незамедлительно ответила Элаф, необычайно по матерински, успокаивающе поглаживая его руку. — М-можете ост-таться? — он не удержал слезу, которая скатилась по правой щеке и не была видна служанке. Несколько долгих секунд и комната вновь погрузилась в тишину, тускло окрашенную бликами жёлтого света. Элаф легла прямо на скомканную простынь рядом с человеком, не выпуская его дрожащей руки. Её рога с трудом поместились в не предназначенной для неё людской кровати, и всё же она смогла найти удобное и укромное местечко, развернувшись лицом к мужчине на большой и мягкой подушке, несильно поцарапав её. Она никогда раньше не видела, чтобы кого-то так сильно колотило после дурного сна. Никогда не видала в ком-то подобного ужаса, который ярко бил тревогу в карих глазах этого мужчины. Его словно било короткими разрядами электричества, безвредно переходящим в её ладони, всё так же бережно обнимающим его руку. Осталась только недосказанность, темнота которую прорезают мелкие лучики света от уличных фонарей. — Не переживайте, господин. Это всего лишь сны. Они могут показаться настоящими, но это лишь проказливые игры разума. Он глубоко вздыхает, прислушиваясь к голосу. — Но что, если эти сны - это.. предзнаменование? Что если я не смогу справиться с тем, что меня ждёт? Этот мир для меня незнаком. Страшен. Её багряные искорки в глазах тускло светились во мраке, будто дышали распускающимися лепестками дикой розы. Задумчиво обдумывая слова человека, Элаф произнесла тихим голосом: — Каждый новый день - это возможность. Мир вокруг полон чудес. Возможно, вы найдёте в нем что-то, или кого-то, что придаст вам сил и терпения. Он глубоко и нервно вздыхает от наваливающихся мыслей, приподнявшись с головой немного выше. — Но я не знаю, с чего начать. Как мне понять, что делать дальше? Её глаза внимательно поднимаются за ним. — Прислушайтесь к себе. Начните с малого. Исследуйте свои предпочтения, свои желания. Это поможет возвести первые ступени на пути к какой либо цели. — Но если я сделаю шаг, и он окажется неверным? Я боюсь, что сделаю нечто непоправимое. Что-нибудь плохое... — Понимаете ли, у нас в этом мире нет гарантий на успех или безошибочные решения. Но без риска нет и награды. Вы можете потерпеть неудачу, но вы также можете обрести счастье и настоящую свободу. Важно верить в себя и в свои способности. Вы не одни... Я буду рядом, готова поддержать с дельным советом когда вам только заблагорассудиться. Для вас я сделаю всё, что в моих силах. Мы сможем пройти через это вместе. Привыкнув до этого к темноту, человек аккуратно оборачивается, краем глаза рассматривая умиротворённые багряные угольки в химерных глазах рядом, что точно костры, неким невиданным, по волшебству чарующим образом согревали его души. — В-вы так думаете? Что мы сможем справиться с этим? — Я знаю это. Ваши страхи — это временные тени. Мимолётные отголоски пережитого. Верьте в себя. И если я увижу, что вы отбиваетесь от цели, я буду вашей надёжной опорой. И не только я... Поймите, что в каждом из нас есть и свет и тьма. Мы все боремся с собственными демонами и трудностями. Но в этом борьбе есть красота – наше стремление к лучшему, наше желание стать сильнее. Найдите в себе эту силу, даже если она кажется маленькой и слабой. — Как мне жить, когда у меня нет ни имени, ни прошлого? Элаф ласково улыбнулась, по новому и в какой-то мере с удовольствием задумываясь о тех вещах, которые раньше никогда не посещали её голову сами. — Начните с простого. Каждый день - это новая возможность. Исследуйте это место, людей вокруг. Узнайте что-нибудь обо мне. Не торопитесь в поисках ответа. Может, чему-то придётся учиться заново. И у вас есть ваш товарищ Сатоши Куроба, я и моя ассистентка Данэфея, есть этот дом, случайные люди, которые смогут вас поддержать. Не упускайте возможность узнать их. И с их помощью узнать себя... И нельзя судить о себе только по тому, чего у вас нет. Ваши раны и потери - часть вашей истории. Человек вновь крепко призадумался. — У вас, вероятно, есть своя жизнь за пределами этой спальни? — Да, и моя жизнь связана с теми, кто меня окружает. И если я могу помочь кому-то, это очень важно для меня. Я не уйду, пока вы не почувствуете себя в безопасности. — Я боюсь, что совершу ошибку… — Ошибки - это нормально. Каждый из нас их делает. Важно - не бояться. Вы на пути, и вам необходимо двигаться вперед. И кто знает, возможно, вы встретите кого-то или что-то, что разбудит нечто особенное внутри вас. — Это звучит так просто, и в то же время так сложно. Спасибо. Возможно, завтра я начну с простого — выйду на улицу и увижу, что скрыто за дверью. — Это отличная идея, господин. Но сейчас, возможно, лучше всего попробовать снова закрыть глаза и уснуть. Немного подумав, человек решил задать последний вопрос который столь же часто возникал в голове каждый раз, когда на него кто-то пристально смотрел. Или хотел позвать, или же просто спросить. — Как мне выбрать себе имя? Элаф озадачилась неожиданной сменой темы, серьёзно поразмыслив над вопросом. — Хмф. — тихо фыркнула дева сквозь сон. — Вы можете выбрать любое. Ведь вы можете стать кем угодно: Графом Безымянным, Доктором Забвения или же Принцем Нового Начала... — Как-то... Слишком громко звучит для такого заурядного человека как я.

***

Утренние лучи солнца пробиваются сквозь растрёпанные занавесы, тепло пригревая большой красный кокон в центре зала, точно пульсирующая ванная посудина из которой должен кто-то вылупиться. Об внутреннюю чувствительную скорлупу прижимаются пальцы, некрепко придавливая и медленно разрывая один слой за другим, выливая наружу густые реки природного вещества, плотно обволакивающие поднимающееся обнажённое тело Дивиана. Веки робко поднимаются, высвобождая сознание мужчины от долгого профилактического сна. Он задумчиво осматривается, неспешно перекатывая зрачки из одной стороны в другую, поглощённый спонтанной и очень странной мыслью, при появлении которой его губы неожиданно растягиваются в широкой, слегка обескураженной ухмылке.