Аппаир

Безмолвие, разорённое до самого ядра, пустое сердце материи, что сожрало себя ещё до своего рождения, выжженное до углей, на которых не осталось даже пепла. Разрушение, не имеющее ни изначала, ни конца, и его тлетворное дыхание разрастается, как сгнившая оболочка, поглощая каждое живое движение. Оно поглощает не только тела, но и существование, разъедая и сводя всё в единую, бесконечно мутирующую субстанцию, что ни на миг не остановится в своём беспощадном хищничестве...

...молекулы разрываются на элементы, распадаясь на энергетические обломки, как живая плоть, отторгающая свои органы, будто отвергает собственную душу.

Всёобъемлющая густота, не имеющая свойств и формы, заражённая пустотой, растягивающаяся, а затем сжимающаяся под тяжестью неизбежного разъединения. Система неведомых законов ломается и распадается, оставляя лишь химерное мясо, которое не помнит себя, но продолжает себя собирать в неуправляемой цикличности — осколки жизни, которые не могут себя признать. Клетки, лишённые самой мысли о создании, разрываются изнутри, поглощая друг друга, как тотальный голод, превращающий себя в несуществующую массу, без форм и направления. В этом пространстве разрыва и разрушения всё теряет смысл. Потрясённые клетки несут в себе разрушение, как ярость, изрыгающую новые чудовищные формы. Процесс, что нескончаемо повторяется, не даёт ни покоя, ни избавления. Взорвавшееся тождество становящегося «я» разрушается бесконечным потоком разрушения, и не осталось ничего, кроме мракобесного взрыва изнутри, все излучающие частицы сливаются, разрывают пространство, и сам воздух не может вместить эту пустоту. Система ломается в агрессивной диффузии, мрак хаоса разрушается так, как распадается ткань самой реальности. Под этим давлением, как гигантская опухоль, наполняющая сосуды, переполняющие клетки, катастрофическая сила давления создает трещины, рвущие плоть и создающие формы лишённые границ и значений, ничто не становится чем-то определённым. Из самых недр, поглощённых исчезнувшими веками, из бескрайних недр пустоты, откуда некогда было выброшено это древнее, забытое существо, раздирая мир своим стремлением к теплу, к свету, оно наконец вылупляется. Неизвестная форма, не слабый росток, но невообразимое чудовище, ползущие лапы которого, словно рассечённые кишки мёртвого мира, пробивают путь через толщу времени, изрывая пространство без малейших попыток сочувствия. Яйцо трескается не с нежностью, а с ужасом — как разрыв серого космоса, обнажающий искрящиеся глубины, полные отвращения и несказанного жара, выстраивая обрушение в каждой частице. Оно разрывает, как чудовищный зуб десну, протиснувшийся сквозь сердце разорванной кровоточащей вселенной. Паразит, перерождающий всё в себе, деформирующий каждый абзац кожи в гибельный фонтан из жидкостей, искажённой материи и нескончаемых болевых реакций. Зубы, подобные обломкам разрушенных звёзд, раз за разом поражают ткань вселенной. Каждое движение, каждый удар, каждый укус — не только вспарывание, а кровавое прожигание самого пространства. Всё рушится слой за слоем, с корнями, скручиваясь, изгибаясь, как мясо, что рвёт свои жировые струны плоти. Пространство, как дышащая кость, трещит в невообразимой агонии, растягиваясь под тяжестью неведомого, проникая в бескрайние дырки самой сути бытия. Сквозь тьму, через тьму, как зверь, что ищет путь к свету, к теплу, которое прокладывает путь через её костлявые кости, существо безжалостно грызёт, пробивает каждую частицу, прогрызается, ища в каждом фрагменте материи своё место. Вскидывая когти, обгрызая каждый угол пространства, оно стремится через нескончаемую боль и отчаяние прорваться, не обращая внимания на разрушение, которое оставляет за собой. Осколки реальности падают в пустоту, превращаясь в рассыпающиеся пыльцы, исчезающие в том же темном космосе, что они же и разрывают. Тьма сокращается подобно мышцам вокруг этого существа, сметающая каждую молекулу жизни. Она расползается как червь по разрыву, ползущая в каждого живого и мёртвого. Задохнувшись от собственного дыхания, которое растягивается и тонет в пустоте, они, наконец, останавливаются на том месте, где всё что было возможно, исчезает в неизбежной тирании природы. Пространство снова невыносимо сдавливается, как дыхание в облаке обжигающего яркого газа.

***

Смеркалось. Массивные тела сооружений города постепенно погружались в карамельную ночную густоту. Относительно расположившаяся рядом с центральной площадью города, широкая улица была заслана просторной янтарной тропинкой, над которой зажигались десятки тысяч тусклых огней в окнах приватных домов, офисных зданий и магазинов, с которыми соседствовали крошечные соседи гномы, самые искусные и превосходно знающие толк в торговле, которая на сегодня закрывает все дороги. Тягучая малиновая акварель из сахарных облаков сгущалась среди фантастических горизонтов гигантских эскортных сооружений и возвышающихся автомагистралей, за которые опускалась вечерняя звезда. Мимо габаритных окон уютного кафе прошёлся высокий улыбчивый гвардеец, держа возле себя увесистый шлем и вежливо помахивая свободной рукой находящимся внутри официантам и одной скучающей где-то в уголке баристе. — Как прошёл день, готика? — со звонкой музыкой ветра дверь распахнулась перед вошедшим в помещение пареньком в чёрной куртке, окидывающий беглым взглядом весьма привычный гостевой зал который уже успели подмести и пропылесосить перед ранним закрытием. — Ты же знаешь, как всегда. — томно вздохнув, будто переступив через своё нежелание отвечать на такой избитый вопрос, тихо выговорила девушка, облокотившаяся возле стенки с неработающей лампой и с умиротворением на лице потягивая обжигающий края её черных как уголь губ капучино. Благо на этот раз она удачно надела затемнённые перфорированные очки, через которые никто не увидит выступающие красные трещины вокруг прослезившихся глаз. — Вот решила поразмышлять над тем, как избавиться от переизбытка накопившегося во мне за последние дни эстрогена. Приветственно запалив салют для отправившихся в раздевалку приятелей, он ловко одолжил стул и присел рядом с тоскующей принцессой, которая скоро будет вынуждена покинуть дорогие её сердцу стены самого прекрасного на свете форта. Завтра новая смена и её заслуженные выходные в пустующем без неё доме. Бледный оттенок зелёных обоев сливался с её редкими прядями, которые ночью будут одурманивать гостей приторным запахом сигарет. В последнее время она выкуривает их слишком быстро, хотя это сложно заметить невооружённым взглядом. — Может сменишь обстановку? Людей? — освещение в гостевом зале затемнилось когда паренёк ловким движением пальцев изъял из их лампочек небольшой комочек электрического потока, сжимая его импульсивно дерущееся с пространством светило в ладони. — Место, сочетающее в себе и работу, и общение с другими разумными существами - это лучший метод избавления себя от скуки и регрессивного самобичевания. Мне всегда нравилось и это по сей день отгоняет все мои странные мысли. — оно благодарно кивнула, довольствуясь вкусом любимого напитка и расслабляющего полумрака. — Странные мысли? Типа пойти бороздить просторы вселенной в поисках ответов на вечные вопросы или вышибить себе мозги 12 миллиметровым калибром? — насупившись, парень начал с интересом принюхиваться к окружению, что вызвало неоднозначное выражение на его гладко выбритом лице. — Не сказала бы, что они настолько все странные и радикальные. — оставив недопитую чашку и подойдя к окну, она машинально вытянула из механической шкатулки над карманом тонкий бирюзовый свёрток табачного изделия с надписью "Blue Lady". — Проблемы моего мозга исключительно мои проблемы. И я попрошу тебя к ним не притрагиваться, опасно для здоровья. — Ну. — в одной его руке внезапно оказалась баночка с натуральным напитком который он восторженно вознес вверх как на каком-то празднике, где вокруг не было ни гостей, ни придворных, циркачей и животных. Только они. Двое друзей, которые пока ещё рады видеть друг друга. — Тогда за здоровье! — Смотри не налопайся этим странным соком, а то опять придётся твои дурные шуточки выслушивать всю ночь напролёт. — невольно усмехнулась девушка, уже засматриваясь на ночное небо. За каких-то полторы минуты уже успело стемнеть? Или ей это кажется из-за усталости? Перед глазами начали стремительно возвышаться неописуемо гигантские тела корпораций, фабрик и заводов, дома культуры, парки и обыкновенные, построенные сумбурным стечением времени улицы. Ещё триста, пятьсот, тысячу лет назад каждую конструкцию существа воздвигали своими собственными руками и, среди них наверняка были её потомки, пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра дедушка с бабушкой, а там и их отцы и дети. Некоторые их художества и забытые недооцененные труды сохранились по сей день, некоторые стали разрушены ужасающими стихиями природы, войнами, древними мировыми катаклизмами в более ранних эпохах, а что-то реставрировали более опытные и гениальнейшие умы, большинство из которых стремятся возродить "Мёртвый Город" - память о котором преданно и бережно хранят старики, провидцы и гибриды, и чей загадочный мрачный образ изо дня в день описывается красноречивым четверостишьем вдохновлённых поэтов, абстрактными и незавершенными картинами безумных художников и запечатлены увлекательными новеллами взрастающих духовных талантов. Практически ничто не остаётся неизменным, за исключением тех атмосфер и тех вещей, к которым более никогда не прикасаются человеческие длани и прекращает ступать чья либо нога. А нужны ли изменения? Должно ли нечто, до селе неизведанное разумным существом оставаться нераскрытым и никогда не узнанным придатным чертогом в этом бесконечном круговороте бытия, в котором они глупейшее и наивнейшее звено вразумительной эволюции, непредсказуемым природным потоком сметающим любые границы на своём пути или же разбивающегося об это самое нечто, оставаясь болезненным неизученным пороком, ещё не успевшим обзавестись заинтересованностью прикасающегося к себе существа, так и не став причиной создания нового слова, имени, неотвратимой цели изучения следом за которым появиться новая редчайшая структура речи. — Я застряла. — дежурно вымолвила девушка, опуская обречённый взгляд к полочке под руками, об которую внезапно ударилась очень крохотная но при этом ярко-оранжевая искорка пламени, оказавшегося неестественным отражением от окна. Пол под её ногами затрещал подобно раскалывающейся земле, а со столешниц, полок и столиков полетели подставки для блюд, сувенирные статуэтки и многие другие принадлежности скромного интерьера. Некоторые люстры начали подпрыгивать словно в конвульсиях, изображающих беглый танец из дощечек, карамельных бусинок на верёвках и тусклых светильников. В следующий миг, её сознание взбудоражил неописуемо гигантский поток разрушения. Несколько десятков метров, стена из стекла, ограждающие её от несоизмеримо колоссальной и хаотично скрещённой из металла и пластика, земли, самовозгорающихся скоростей света среди бесчисленных обломков комических тел, пронзённых космическими телами тусклых звёзд облаков дыма, искажённых влагой криков, всепоглощающей, выблёвывающей, противоборствующей словно с самими безграничными территориями этой природы и целой вселенной - волны. Как из огромных вселенских ладоней, безмерным и болезненно громким ручьём, заглушающим прежние источники жизни, сыпались массивные обломки зданий и проезжающие между этажей улиц корабли, вдребезги разбиваясь механическими силуэтами об все ещё оживленные площадки, изничтоженные в бушующие громкие ямы. Изощрённая шумными и колоссальными погромами мешанина из разрушающихся мостов, дорог и зданий продолжается сыпаться откуда-то с верха как из бездонного ковша строительного мегаблока. Как водопад из бесчисленного переплавленного камня, железа и чьих-то силуэтов. Неглубокими искажёнными ручьями разрушение продавливало под собой каменные плитки, прозрачные стены и двери, гораздо стремительнее подплывая к ногам человека, выныривая острыми разрастающимися шрамами из под размалывающихся дощечек и растворяющегося в пёстрые зазубрины ковра. Девушка пребывала в шоке первые несколько секунд, после чего её резко дёрнул назад парень, ошеломлённо наблюдающий за этим кошмаром через уже разбитые стёкла окон. Резко тыкнув пальцами в воздух по направлению светильников он вернул комнате её былое освещение, продолжая оттаскивать подругу в направлении коридора из-за которого оторопело выбежало несколько молодых людей, уже успевших переодеться. — Сюда!! Скорее! — выкрикнул смазливый блондинистый хечий, прикладываясь ручным микрофоном к уху чтобы уловить хоть какое ни будь предупреждение об опасности от коммуникационного центра орд-гвардии. Если это предполагаемое землетрясение было неожиданностью даже для стражей, стерегущих жизни всех граждан, значит о нём должны сообщить с секунды на секунду. — Чего нахрен!? — тот было пребывал в изумлении когда вместо чьей либо прямой речи беспрерывно вещались низкочастотные и странно звучащие помехи которые тяжело было различить из-за переполняющих всю округу ужасов нескончаемо движущегося на них разрушения. — Нет связи!? — обратился к остальным парень в кепке, который практически ногтями впивался в плечи своей подруги через её тонкую кофточку. — Отцепись Майкл! — зашипела она и отпрянула от его объятий, изумленно наблюдая за набирающей обороты катастрофой, которую так и распирает во все стороны, в том же числе подползающей к продавливающимся перегородкам террасы их более не уютного заведения. — Чёрный выход завален! — выкрикнула женщина из толпы, протискивающаяся через двери позади кухни. — Тогда выберемся через лаз на пятом этаже, он ведёт в старый корпус соседнего дома! — внезапно выпалил Майкл, на чьи довольно деликатные познания о планировке здания никто не обратил особого внимания. Несколько секунд затишья, не взирая на всё ещё катящиеся крохи градиентных стенок, пыли и перекрытий зданий, отдаляющихся на другом конце улицы напротив салона кондитерского цеха. Ребята замерли, прислушиваясь к помехам приёмника и малейшему шороху, исходящему на изуродованной улице. Где-то виднелись изломанные корпуса автомобилей, подающих своими глазками помигивающий знак бедствия. На горбатых каменных плитах были разбиты мозговые компьютеры, мебель и зверски искалеченные при падении с высоты тела. При виде их девушка по кличке готика громко взвизгнула, хватаясь дрожащими руками за своё лицо, измученное странной болью в глазах. Из улицы донёсся протяжный и омерзительный громкий гул сирены, растворяющегося в густых волнах неизвестного серого дыма и густого пара в котором истлевали яркие искорки неестественно высокого густого пламени, извивающегося гибкими яркими хвостами. Пространство вокруг них озарилось оглушительным и могучим ударом, настолько громким и сильным, что их тела едва не воспарили над полом, а уши болезненно заложило от ужаснейшего звука, от чего все скорчились и схватились за головы. Необъятная волна мощи врезалась об искажённую погромом разрушением дорогу, отрывками виднеющуюся сквозь снесённые стены. Осколки асфальта быстрыми пулями разлетелись по всей округе, а массивные, оторванные от величественных тел сооружений конструкции поднялись чрезвычайно резкой бушующей волной, раздавливающей любые препятствия на своём пути. Откашливаясь, девушка обернулась к огромной дыре в стене, в сторону виднеющейся с высоты улицы, вернее к её отныне неузнаваемым кошмарным очертаниям исказившейся скошенной груды обломков. Непропорциональные барельефы из толстых выступивших вен окружали раскидистой органической паутинкой несоизмеримо гигантский фрагмент ноги, возвышающейся вверх к воображаемому девушкой туловищу. На вид очень плотная, местами сальная обтянутая кожа выглядела очень смуглой, почти что светло-буро-красноватой с небольшими мышечными бугорками вдоль продолжения абсолютно босой человекоподобной ноги. На этом массивном, покрытом тёмным обгорелым пеплом теле так же проглядывались длинные морщины которые шли врозь с извилистыми тонкими трещинами, в чьих уродливых зазорах словно что-то текло, очень яркое, оранжевое и возможно излучающее тепло. Прямо как маленькие струйки быстротечных лавовых потоков, растекающихся в разных дышащих направлениях. — Храни меня Антида, это великан взбушевался!? — вскрикнул Майкл, понемногу придя в себя после очередного потрясения и помогая девушке подняться с жутко избитых красных колен. — Оно с ума сошло!? — Да не существует в мире таких огромных великанов! В край отупел!? — поспорил с ним один из парней, утираясь от густых неприятных слёз на лице. — Скорее... Уходим отсюда! Группа людей скучковалась и уже стремительно поднималась по лестнице, начав озираться по сторонам и находясь на обещанном Майклом пятом этаже. Они вышли на просторную площадку коридора, объединявшего два разных здания. Справа находился их путь к отступлению и возможному спасению, а слева... На них вытаращилось гигантское лицо, не проявляющее никаких эмоций и никаких желаний. Только первородный инстинкт, разгорающийся диким пламенем в больших и затягивающих внутрь себя карих омутах. Их неоднородная тёмная консистенция плавно переливалась, разъединялась сумбурными мазками, а затем загадочно выбухала подобно истлевающим лепесткам розы чтобы потом вновь собраться воедино в мистический, смертельно опасный простор из символического разрисованного поля, вращающегося в полном собственной жизни дышащем зрачке. Полные потаённой жестокости и голода, прекрасные карие глаза принадлежали женскому с виду облику, формирующегося вокруг немного продолговатой, вытянутой формы черепа. Широкий но при этом удивительно ровный мясистый нос возвышался грубой скалой над ужасающе длинными тёмными устами, уподобивших широкой пасти кровожадной гиены, достигающим широкого толстого затылка с крупными мускуларными буграми, соединяющихся с позвонками, чьи желтоватые кровавые наросты с фрагментами костей проглядывали между изорванной толстой кожи. Широкие острые скулы и массивные мускулистые плечи накрывала густая и роскошная грива багряно-бурых волос, в которых застывала кровь и с которых сыпались длинные слои неестественной жидкой отягощённой пыли, затем уже соскальзывающей между гигантских, неописуемо изгибающихся словно с тысячами зазубрин тёмных рогов, между потрясающими и могучими изгибами остального тела, которое рассмотреть отсюда не представляло возможным. Внезапно пред её лицом поднялись два пальца, аккуратно сжимающие барахтавшееся человеческое тело молодого мужчины. Титанида немного раскрыла свою увесистую пасть, обнажая просторные и залитые кровью острова из казалось бы бесконечных частоколов клыков, обыкновенных зубов и будто бы полукруглых когтей, разрывающих десна и царапающие окружающую полость химерного рта, выглядящего необозримо бескрайним мясным облаком который развергает подобно мировому змею язык-великан. На роскосых, высоких и извилистых клыкастых ветвях были насажены десятки всё ещё дышащих тел, визжащих, стонущих, сходящих с ума от боли, которая не заканчивается никогда, аннигилируя клетки и раз за разом вдыхая жизнь в их кровоточащие растерзанные желудки, брюха и остальные конечности. Зажатое пальцами тело мужчины ловко подлетело к одному из кошмарных берегов сосудистых эволюций, насадив голову ровно по центру на самый тонкий из всех клыков, после чего челюсть сомкнулась с откушенным падающим туловищем из которого повылетали внутренние фрагменты органов, нанизавшись новыми аннигилируемыми плодами новой формы жизни, бактериальным загноением или плодовитыми ферментами плазмы крови, проливающейся хворной безмятежной рекой между рушащихся руин города и быстротечного красно-белого и жёлтого бледного белка. Последним, что увидел один из них было то, как неописуемо гигантская рука с обнажёнными костями стремительно направлялась в их сторону, круша стены, потолок и сталкиваясь с чьей-то гигантской головой, усеянной простором из гривистого шелковистого серебра, в котором отражались его мечты об изнасиловании этой причудливой плоти, украденное у гнома сокровище, звучание нового слова которое отвергла навсегда наука.

***

— Ты горр-р-р-ришь!! — закричал молодой мужчина в окружении подростков, выхватывая у одной из девушек бутылку с минеральной водой и бросая её в плечо играющей на басу ошарашенной вокалистки, у которой внезапно загорелась ярким огнём толстовка. — Славик туши эту х**ню! — подгонял остальных ещё один паренёк. Ярчайше серая и бескрайняя волна снисходила с самих небес, обрушиваясь на корпуса промышленных зданий, колоссальные пропилеи гигантских сооружений и выращенные между улицами и проспектами городских улиц деревья, размешивающим самого себя пепельным морем из влажного пара искажённого, словно повинующегося незримой природной силе углерода. Небольшой участок парка с парой высоких деревьев и фонтаном, разделяющим пешеходную зону надвое, стала преграждать густая стена из беспросветно серой дымовой завесы, из которой неожиданно вынырнула громоздкая фигура боевого стража с отсутствующей левой рукой, окружённой некоторыми перегибами трансформирующей себя на несколько частей пластиной. На её месте изливался негустой поток крови и жидкого железа, учащённо сокращающегося между истерзанных суставов и обожжённых мускулов, впитывающих остатки кровообращения обратно в организм. Извилистыми гердитыми струями они поднимались вверх, обгоняя громоздкие изгибы смещающегося металла и беспрерывно сокращающихся крохотных пазов между пластинами, некоторые из которых напоминали обнажённые красные мышцы вокруг торса, фрагменты расширившихся посиневших сосудов и раздражённой кожи вокруг хребта, окружённого будто толстой багровой плахтой. Топот громоздких механизмов об разбивающуюся землистую руду. Приземлившись на обе свои получеловеческие, набирающие скопление цельнометаллических связей конечности, он похрамывая пробежал пару метров, стараясь удержать равновесие чтобы остановится рядом с группой молодых людей и одной престарелой дамы, прижимающей к груди пакет с зелёными яблоками и маленькую рыжую кошку, которая пристально вытаращилась маленькими зелёными пуговками на громкий силуэт. — Немедленно! Покиньте площадь и следуйте к восточной ратуше! — изнеможённым властным голосом, немного искаженным речевыми механизмы, страж не оборачиваясь обратился ко всем присутствующим. — И не оглядывайтесь назад! Доспехи воина чем-то напоминали рыцарские, классические, за исключением множества крошечных, перемещающихся с места на место деталей, пластинок и будто жидких молекулярных связей на верхних слоях его габаритных непостоянных доспехов, будто вдогонку за своим усложненным конструкционным началом перемещались с места на место, создавая специфические формы поверхностей по всему телу, начиная с одутловатых висков и заканчивая широкими стопами ног. Огромный шлем напоминал панцирь броненосца, смещающегося из креплений широкоугольных загнутых пластин которые иногда расширялись, становясь толще и изогнутее. Золотисто-серые окрапления лицевой стороны были изображены в виде бесполой людской маски, словно выгравированных из металла овальных глаз, тонких бровей, вздернутого гладкого носа и маленькой полоски из губ. С изнурительным громким вздохом он рухнул на одно колено с болтающимся разорванным предплечьем, начав походить на навечно оцепеневшую, осыпающуюся столетней пылью статую бравого рыцаря, исполнившего свой долг в последний момент своей жизни. Два метра ростом фигура застыла, будто прислушиваясь к окружающим его звукам разрушающегося города. Оглядывающаяся по сторонам девушка с гитарой подбежала к стражу, немного поднимая голову чтобы прильнуть встревоженным взглядом к невидимым чувствам их обеспокоенного, израненного наверняка в неравной битве защитника. Голова стража внезапно повернулась в её сторону. — Уходи. — немного сердито пробурчал изнывающий от боли голос. — Вам нужна помощь! — растерялась она, всё крепче сжимая гитару. — Вы смертельно ранены! Я... Могу попробовать остановить кровь. — Я справлюсь! — уже громко молвил страж, внезапно образовав в своей правой руке подобие структурного механического шеста, опираясь на который он медленно поднялся на одну ногу. — Позаботьтесь об остальных, а я тем временем буду вас прикрывать. Беги.. беги девочка. Массивная серебристая птица, на чьих белоснежных перьях взрывались искажённо голубой и красной остезью перья. Их развивающиеся механические переплетения неконтролируемой массой из повреждённых органических связей нарушала взаимосвязь плотностью атмосферы, от чего диковинное крупное тело птицы стремительно падало вниз, будто разрывая собственное брюхо на сотни искривлённых металлических частиц дабы выпустить толстые прямоугольные коготки на своих выпятившихся, громоздких задних лапах. Резкие скачки реактивной тяги раздались в небе, измазанном пеплом и густейшими облаками тёмного дыма, искрящегося и непредвиденно меняющегося. Широкоугольные, напоминающие крылья самолёта пластины разрезали воздух вокруг себя, стремительно маневрируя между огромных километровых стен зданий и башен. Громоздкая фигура небольшого стража, чьи серебристо-светлые очертания доспехов постепенно трансформировались из силовых корпусов, маневрирующих крыльев в перегибающие фрагменты громоздких рук и ног. Немного пошатываясь воин с трудом приземлился на поверхность асфальтированной дороги, плавно перебегая на восьми механических, оторванных от задних брепетов отростках. Огромные формирующиеся запчасти и комплекты брони разделились из толстых жидких компонентов переднего корпуса на сотни разветвляющихся пазов, выпуская наружу стройное женское тело воительницы, защищённой симбиотической белой угулой, обтекающей вдоль её худых и объёмных изгибов тела. Густые светлые волосы словно пропитались блеском и одновременно тусклостью серебра, просторной волокнистой волной ирреальной молочной реки, окружающей голову с предосудительным выражением на лице, на котором её левый глаз был окружен тонкой багровой спиралью, вращающейся ярчайшим мистическим потоком вокруг пепельно-светлого зрачка. Она медленно подходила к израненному товарищу, держась за своё раненое бедро и не проявляя совершенно никаких эмоций, даже не выказывая о нестерпимой колкой боли. Загустелые капли крови стекали вниз по её широкому бедру, окрашивая розоватым оттенком разделенные на сверкающие, будто хрустальные клетки симбиотическим связям костюма, охватывая её стопы ног, маленькие пальчики и доходя до окончания шеи. Следом за ней развивалось красное подобие толи шарфа, толи тонкой мантии которая медленно отдалялась от её размещённых позади повреждённых доспехов, преследующих подобно длинному птичьему плавнику. — Титаны. Они явились. — дежурно промолвила она, будто была готова к такому событию и их приход ничуть не шокировал её заполненный смятением разум. Затаилось недолгое молчание, во время которого их разумы анализировали поток информации, поступающей из штаба, из преддверий короля и окружающей их самих атмосферы. Воздух, поверхность, молекулы и искаженное в десятках километрах от них структурное полотно их мира которое изменялось, искажалось, разрушалось. — Я не знаю... — грузно вздохнул он, тесно сдвигая плечи, пытаясь рассмотреть хотя бы что-то объяснимое в оранжево-тёмном голубом небе. — Это же миф... Всё что происходит сейчас не может быть явью. — Группа "Омега" сдерживает титана-гибрида на юге границы. — принялась она вводить в курс дела, пересылая в его сознание всю происходящую в реальном времени информацию. И он увидел всё. Как извращают несущих целомудрие благие умы, искажают сердце недальновидно убогой душевной верствы. Очаги разрушают жестокие, истинно беспорядочные думы космической волны, проникающей в аналог мыслительной связи и в его голове. Это хаос, лишающий смысла, логики и порядка. — Ещё одного пытаются удержать в центре города. Они остаются глухи к нашим мольбам, слепы к любым знакам перемирия. Каждое наше слово, каждая попытка связаться с ними бесполезна. Но они не уходят... Не покидают границы Нихонто, хотя могли бы уничтожить наши лагеря одним движением, прорвать оборону и сокрушить все, что лежит за горизонтом. Они слишком сильны, слишком безумны. Непредсказуемы... — Чего же они тогда хотят от этого мира... — Понять бы нам всем. — раздосадованно ответила воительница, убирая руку с полностью залеченной раны, на которой образовался недостающий сегмент симбиотической ткани. — Королева предложила привести её саму к этим созданиям, но глава отказался от этой весьма любопытной затеи... — грузно выдохнула дева. — Нам придётся сдерживать Титанов столько, сколько сможем. Наша пехота выиграет время для внезапной атаки. И будь внимателен, связь с матрицей постепенно растворяется. Со штабом уже нельзя связаться. — Я понял. — с болью в голосе, страж попытался подняться на ноги. Больше он не успел проронить и слова, как вдруг позади него раздался резкий аккорд гитары. Силуэт ранее им встреченной девушки был аннигилирован на мельчайшие и отдельные частицы незавершенного эмоционального бегства, обнажая органы и развёртывая их в очередной хаотичной плоскости атмосферы, которую его зрение не способно было воспринимать. Отвернулся, сильно закашлял, сдерживаясь от того чтобы извергнуть из своего желудка остатки перерабатывающей пищевой энергии. Бегство или аннигилирующий знакомую названную частицу в пустоте. Её осколки как и их рудиментальные звуки, ощущения, превозмогания придатности в неразвившейся опустелой утробе, отсутствия существования, всего. Осколки гитары разлетались вслед за шелковистой пустыней исполосованной серой толстовки, в которых расплывались глаза и чужие голоса, освобождаясь от оков телесных связок, преобразуя себя истинной бесформенностью. Глаз, мыслей, возможной причины не унаследования истекающего вокруг органов мозга, которое уже никогда не случится или происходит сейчас? Возможно ли осознать ту или иную причину, по которой движется ещё одна часть существа, дышащего, горящего, аннигилирующего любые чувства, молекулы и её низшую единарную атмосферу. Есть всё, происходит под упрёками тяжелейших биологических тел, эволюционирующих в очередном новом звуке. Видение в закупоренной плодовитой яме, вязкой, разрезающей, выбухающей. Одно из движений, наименований, столкновений. Он увидел как возлюбленная целуется рядом с другим высоким мужчиной, с белоснежно красными клыками и острым волчьим носом. Её уста ласкались об зубы и толстый язык хищного самца, разжимающего пальцы с карманными часами, напоминая мужчине о том дне, когда навсегда утратит всякое доверие. Это был его неосознанный выбор, приступ ревности и беспочвенного гнева, навеки разрушившего их духовный союз. Она нашла утешение в другом, по настоящему любящем её мужчине который прекрасно понимает её чувства, никогда не предаёт и совершенно искренен не только в её присутствии. Ради неё не нужно свершать подвигов, произносить желанные красноречивые эпитеты. Достаточно быть достойным её редчайшего святого минерала, заложенного в глубинах химерного сердца до которого больше никогда не добраться. И теперь он стоит здесь, в переплетении судеб и космических цепей, разбивающихся об глиняные скульптуры. Каков его замысел? В разложении, новом хаотичном перерождении? Какие последствия его не подчинили бы, вся его апофеозная стезя разобьётся об более могущественные права, обесценивши его мораль, принципы и идеи. Изобилие жирной своенравной судьбы, лишённой счастья, достоинства, надежды. Крохотные капли крови ударяются об белоснежное платье, струясь вниз недолгими и исчезающими под коленями желтоватыми разводами, пятнами, редкими загноениями на коленях, тускло просвечивающихся сквозь бархатную домашнюю ткань. Раскрасневшиеся от усталости пальцы плотно обхватывают металлические изделия, соприкасающиеся острыми пластинчатыми спицами, на одной стороне которой красовался тусклый багряно-белый цветок, несильно расцарапанный на протяжении сотни усвоенных уроков, практик, грубых ошибок. Они длились на протяжении долгих безвылазных дней, ночей, ледяных морозов и жарких пятниц. Интенсивная плотность вязания случайно задевает одну сторону многочисленных лоскутов за другой, миллиметр за сантиметром, шёлк за шёлком, одно последующее мгновение за следующим вторым годом. Глоток светлого чая с мёдом, на короткое мгновение отвлекающего от смысла всей её жизни, окружённого просторным бархатным океаном из тканей, украшений, иголок и инструментов. В её владениях есть всё необходимое для воплощения очередного шедевра. Она нервно прикусывает губу, опуская глаза на свои руки. Голубая иголка случайно нанизалась под тонкий слой кожи на указательном пальце левой руки. Плоть заметно побледнела вокруг чистой и заполненной тонким слоем острого металла раны. Острие иголки проходило насквозь небольшого фрагмента кожи, ложась на ноготь её среднего, немного кривого пальца. Внезапный грохот за высокой дверью испугал девушку, приведя её в чувства. Громкие разнящиеся голоса требовали поскорее завершить её первую вечернюю работу которая должна отправиться на показ до наступления следующей недели. Уже неприятная суровая ругань сбивала с толку, выгрызала из растерянной слабой девушки густые слёзы, из-за которых всё труднее было рассмотреть собственную комнату. Она с ужасом наблюдала за своими руками, которые уже целиком были пронзены копнами тонких или длинных иголок вместе с разноцветными булавками. На месте сухих и тугих ран её кожа покрывалась бледной немеющей пеленой. Время покидает её владения. В двери начинают ломиться, пока что безуспешно, суматошно поворачивая заклинившую ручку. Она крепко зажмурилась, не способная объять руками глаза, уши, трепещущую от страха и сожалений душу. Объятые катастрофой дома опустошены, сокрыты между высокими стенами из изысканных помятых тканей на которые никто более не взглянет. Только однажды к ней протягивается чья-то мужская рука, одетая в один из её никчёмно пошитых рукавов. Та судорожно оглядывается, поднимает глаза с надеждой. Она кладёт свою руку, поднимаясь с бедного и забытого дна. — М-моя семья... — судорожно прошептала дева, крепко сжимая кулаки и всматриваясь вдаль, откуда доносились тяжёлые и громкие шаги, заставляющие пространство вокруг них трястись невообразимо кривой, не имеющей логики природной формой. Необъятная волна дискомфорта искривляла семь этажей пурпоза, сооружений, воздуха и ума двух потерянных в своих когнитивных возможностях стражей, сосредоточившихся на том чтобы выжить, сковать гибридный сосуд истинной первобытной души, желающей доказать в чём большем не станем нуждаться мы. — Как я могла забыть о том времени? Она была обескуражена. Испугана. Насильно загнана в воспоминания. Словно это был знак, а может и вовсе ничего особенного. Прямо как и её жизнь. И твои вчитывающиеся в сей избитый её повреждённым органом пересказ, затуманенные абсурдом и тоской глаза. Словно в этом можно выискать какой ни будь очевидный или же чудовищно сильно сокрытый смысл, следом за которым ещё один воплотиться в очередном испорченном биохимией мозгу, сознании, мнимой воле эксплуатации как духа, некой воли, желания, распределения, другого органического вещества, неконтролируемо вторгающегося в породистую хромосому. В глазах полно молока. Жёлтого. Белого. Красного. В руках просвечиваются сочащиеся жидкие синяки, пронизывающие кости, манипуляции набухающих межтканевых лоскутов или перечисленных извещениями из новостных каналов посторонних третьих лиц. Беспорядок движется между мириадами живущих и умерших сознаний, обнажая все слова мира подобно костям, с которых сдирают ирреальную кожу осознания их значений, вместе приступом гнева за обеденным семейным столом, среди пальм и густой травы с оторванной окровавленной пастью. Всё ради того чтобы избавиться от негативных акций, обедняющих судьбу миллионщиков всего лишь на десять тысяч оканов ежемесячно. Объятия улыбки. Растерянный взгляд усталой и слабой женщины. Отцовские зубы, отрывающие плоть трёхсторонней сегрегации, пережёвывающие запланированные патенты которые были грязно смешаны с преступлениями о которых никто даже не знал. Страж схватил её за плечо, всё ещё сопротивляясь ирреальной волне эволюции и сохраняя свой личный здоровый рассудок в котором не было места для сомнений, искажения этой вселенной и принципов расползающейся органической бездны напротив его всесторонних движений единственной руки и двух дрожащих ног. Его мир здесь и сейчас. Он не позволит обратить его в хаос. Не позволит искажать тела и мысли его братьев, сестёр, предков. Настал момент, когда он должен защитить свой дом и преданно следовать вере, означавшую покой и умиротворение. — Вспомни, зачем ты сюда пришла. — он посмотрел в её равнодушные хрустальные глаза, желая пробудить в них старые слова. Серебряная страж сомкнула веки в прежнем знакомом времени и месте, полном разрушения, криков, неисчерпаемых жарких искажений. — Они способны лишить меня этой боли. — обессиленным глубоким вздохом ответила дева. — Но, во всяком случае, сейчас не то время и, не то место, чтобы встревать в чужие судьбы.. они не смеют лезть в мои мысли.. больные твари. — она гневно присмотрелась в даль, откуда к ним приближалось чужое инородное мышление. Он обнял её руку, а она сжала его в ответ, готовясь жертвенно отдаться в противостоянии с хаосом, пробудившимся в этот чудесный день. Они понимали, что сейчас им предстоит встреча с последним третьим Титаном, размеренным шагом преодолевающим расстояние между их жизнями. Из уплотнённого атмосферного давления, сливающегося с просторным густым пеплом и редкими искрами жидкого огня, высунулась продолговатая женская челюсть с длинным и мясистым, направленным параллельно земле носом с просторным, почти как у хищника широким ртом который едва ли достигал широкого затылка, разбухшего массивными затверделыми буграми из непропорционального скопления мышц. Болезненная бледная кожа была заслана густыми, словно плодящими самих себя копнами чёрных волос которые выныривали вокруг её головы вдоль всей улицы, роскошной лохматой гривой опускающейся немного ниже широких мускулистых плеч, усеянной морщинами, выступающими толстыми венами и расползающимися паутинками из безобразно перекошенных нервов. Усеянный длинными разошедшимися трещинами на грубой коже, большой и с виду бесполый бюст был исколот тёмными кольцами и камушками, напоминающие чёрные, сверкающие при полных лучах звезды сапфиры. Мускулы на её теле выступали внушительными аполлоновыми барельефами, которые резко обрывались изорванной плотью на двадцать с лишним сантиметров выше талии, обнажая неестественно толстые желтоватые позвонки и фрагменты широкого таза, хаотично обтянутого грязной плотью, также выступающей на ногах, изувеченных скоплениями бородатых афоризмов и неизвестных материй коленях и широких ступнях ног почти как у слона, с широкими, вывернутыми наизнанку копытами вместо пальцев. Её глубоко посаженные чёрные глаза без единой капли эмоций всматривались на преграждающих ей путь стражей, держащихся за руки. Ростом в двадцать с половиной метра, остановившись, Титанида наклонила голову на бок, будто размышляя о чём-то. К её широкой увесистой руке словно прирос массивный кусок из плоти и костей, своим хаотичным соединением напоминающих шкатулку с огромным многоцилиндровым двигателем, из чьих механических лопастей прорастали развивающиеся в размерах химерные, напоминающие человеческие позвонки, которые сейчас стремительно уползали в неизвестном направлении, круша землю под своим весом. Между гибких хрящей росли островки из плоти, кровеносных сосудов и отдельных костей, образующих бесконечный заостренный панцирь из пластинок, затвердевших подобно сталагмитам искажённой кожи, костяной сыворотке и потоками неизвестных молекулярных масс, расползающихся изворотливыми сумбурными струями. — Прошу вас! — вскричал страж, крепче сжав руку своей ближней, будто это могло защитить его от неизбежного. Его взгляд метался между искалеченным миром и безмерным силуэтом древнейшего существа, чья гигантская тень пожирала его периферическое зрение, его недавние воспоминания, чувство достоинства и системные диагонали внутри шлема. Возможно, чем дольше он пытался разглядеть в Титаниде что-то доступное его разгорячённой душе, тем быстрее терял каждую новую частичку своей жизни. — Почему вы вернулись спустя бездну эпох, чтобы обратить наш мир в руины? Что могло вызвать столь неумолимое пробуждение?.. Мы сражались, строили, надеялись... Что за грех заставил вас вновь обрушить свою ярость на нас? Скажите! Чтобы хоть кто-то понял... хоть кто-то знал... перед... Воительница взглянула на него, словно хотела возразить, но всё же промолчала и вновь продолжила разглядывать хаотичную фигуру Титаниды впереди, готовясь дать отпор в любое мгновение. Страж молниеносным порывом сотни тысяч механизмов преградил своим телом товарища, быстро сконструировав массивный зебцовый щит, который под давлением льющихся подобно сверхмассивному водопаду из аннилигирующих молекулярных отходов — силы, начал стремительно разрушатся, рассыпаться на сотни осколков минерального, прекращающего повиноваться ментальным приказам воина металла и механизмов из которых медленно утекала голубая пыль — мистический эквивалент жизненного элемента его крови, вытекающий рьяными брызгами из растрескавшихся механизмов вплоть до самого предплечья. Подобно мистическому или голубому пороху гибридной жизненной крови, она стала прорезаться сквозь доспехи, многослойность мускулов, стеминовые секреции и расширенные, пульсирующие от переизбытка растворяющейся вскипающей от болезненно высокой температуры крови в венах, от чего воин громко завопил от боли в своей единственной оставшейся руке, уже слабо удерживающей плавящийся, с каждой третьей секундой распадающийся в комки из осквернённого разложением щит. Длинные когтистые пальцы медленно закручивались в искажённую спираль, наперекор могущественному ментальному сопротивлению воина и его механического сосуда, разрушая глубинные фрагменты его соединённого с телом щита. Боевой деве удалось отступить, в мгновение ока заковывая себя в массивные доспехи. Она мгновенно зафиксировала конечности экзоскелета в земле и выпуская поток сжатой атмосферной энергии из орудий, приготовив снаряд из редчайшего изменённого элемента внутри вспомогательного атакующего реактора, подобно алмазной мантии которая бескрайне длинным векторным сплочением начала громко прожигать грубую плоть и громоздкое страшное телосложение Титаниды, принявшей удар на себя согнувшейся гигантской рукой, которая громко вспарывала реальность вокруг бёдер, горбатого плеча и острых как лезвия рогов. В этот поток страж поместила всю сжатую в удар конфигурацию из отобранных молекул, преобразовав в один из редчайших элементов, который как оказалось не оставил и царапины на теле создания. Оно же в свою очередь начало бежать их в сторону под громкий топот копыт, врезаясь когтистой правой ручищей об вмиг разорванное на десятки частей женственное тело воительницы, чьи доспехи растворились подобно перегнившему белку, скрестившегося с остальным пространством в безмятежно огромных пастях существ, бездонными кольями из зубов протыкая почву её тела, доспехов, органов, эмоций, сплетаясь с древними корнями плодородной вселенной которая поместилась в широкой бледной витрине. Её серебристые глазницы стали полезнейшим грунтом для зарождения новой колонии. Лёгкие, мышцы бедра, ногти, костно-мышечная сольэта и всё остальное, вмещающее в себя тело её разумного вещества. Этот миг стал началом зарождения ещё одного редчайшего плода, до селе никогда не существующего. Страж выдержал внезапный удар ещё одним более огромным щитом, на этот разлетевшись на неоорганические вещества в одно мгновение, отлетая к загражденному билбордами дому. На постройку очередного щита ушло больше механизмов, мышечных волокон, костей рёбер и сил, из-за чего пришлось лишить свою голову с раненым предплечьем шлема и кусков силовой брони. Он изменил траекторию мощных электромагнитных лучей в преобразованных силовых потоках, выпуская их по одной в лицо Титаниды, чьи слёзы засели в его ушах назойливыми каплями стекающей влаги. Одна энергетическая оплеуха за другой только сотрясали безжизненный, словно печальный взгляд Титаниды, следующим рывком уже приблизившейся к нему подобно напрыгнувшему дикому животному. Раскалывая крупицы белого воздуха и осколки горячей, вязкой земли под собой, в груди был вонзён длинный золотистый меч, через который начала поступать голубая кровеносная пыль воина, заражающей всемогущий сосуд Титаниды. Натужно выкрикивая почти что человеческим возгласом, создание схватило его тело и отбросило назад с оторванной ногой, рассекающей землю аннигилируемой волной искажённого пространства, что уже отовсюду сложился в безумные материальные узоры как какого ни будь бесконечно огромного разнообразного рисунка, разрезающего стены сооружений, рельефы разнообразных плоскостей и даже само обезображенное небо. Как обмерзшее перекрытие окна на котором промозглые круги ветра вырисовывали очертания растений, лиан, зверей и недостижимых склонов горы, осыпанной холодным и тёплым дождём. Чьи-то языки складывались в красные квадраты из которых вылезали слепые новорождённые солдаты, несущие бремя эгоцентричной человеческой паствы, наполненной кровопролитными идеями, нравоучениями, самоуверенными мученическими идеалами мира без грехов, сожалений, сомнений. Не спрятаться от боли, голода и похоти, забившись в медвежьей норе или утонув на самом глубоком дне океана дрейфующим полумёртвым китом, будучи съеденным хищными зверями, истлевшим куском пластмассы в лаковом гробу, означающим внимание к запечатлённому психологическому досугу. Что есть мать, опороченная непредсказуемым влиянием утраты своего потомства, убитого или лишённого помощи. Законом о свободе, перенаправленном группой хитрейших зверей, готовых изничтожить любую разумную или млекопитающую породу, лишив чужого замысла и вознеся молитвами свою кривую собственную заботу. Она никогда не была чьей-то матерью или дочерью, оставаясь столь же непредсказуемым замыслом жизни, поддерживающим концентрацию, комбинацию и приближение гниению. Это был простой человек, знающий но неосознанно избегающий эмоциональную пору, означающую его духовную опёку. Пытался удержаться за свою волю, защитить целостность движений жизни в которой всё брошено на произвол чему-то другому. Чему-то, что он никогда не знал и не понимал.

***

Дискомфорт обволакивал каждую мышцу, орган и каждую последующую мысль, её размазанный в глазах образ. Тело разогрелось, а лицо обдало неведомым ранее жаром, отягощающим и ослабевающим его волю. К горлу подступила неоднозначно проявляющая себя тошнота. Человек чувствовал как что-то неожиданно переменилось в его теле, он стал плохо себя чувствовать и понимать происходящее, усомнившись в своих силах. Пустой автобусный вагон проезжал между руин города, не редко принимая своей крышей редкие грады маленьких обломков, от плоских камей до битого стекла или чего-то покрупнее. Мужчина попытался подняться на ноги, но согнув спину прочувствовал жуткую ноющую боль в позвоночнике. Когда он попытался прилечь на нескольких сидениях, судя по всему его почки, стали покалывать и будто становится тяжелее, почти проваливаясь вниз к его спине. Всё тело болело, чесалось, раздражало, пованивало. Хотелось от него избавится. Вот только, как это сделать? Что ему вообще делать!? Что он такое!? И будет ли он способен хоть на что ни будь после? Нестерпимое пребывание дискомфорта просачивалось сквозь тело и душу бесконечной атмосферной рекой из деформирующих ожесточающихся чувств которые невозможно взять под контроль. Извилистые противные хвосты расползались как будто изнутри, поджигая его печень, а порой и лёгкие. Покрывая глубоко вгрызающимся раздражением практически каждый сантиметр кожи, теснясь между пальцами, корнями волос, роговицами глаз и болезненных раздутых прыщей на спине. Вонь становилась сильнее, напоминая мертвое, облитое несколькими днями дождей тело животного. Очень большого животного. Резко разбрасывающий свои омертвелые истоки аромат постепенно пропадал рядом с магазинами, высокими зданиями с разветвляющимися автоматическими балконами и террасами, на которых стояли столики с чашками остывших кофе, чая, блинчиков. От облаков дыма слезились глаза и закладывало нос, от чего ему сильно хотелось чихать, а не получалось. Странные маленькие зверята забились под маленькое погребное окошко у какого-то дома, сбились в кучку возле большей по размерам особи и наверное что-то пили, быть может мамино молоко. Опять нечто знакомое и очень приятное, в окружении беспощадной стихийной катастрофы которую он намерен остановить. Сможет ли он? Он ведь ничего не понимает и не знает. Доверившийся риску и сильному желанию с самого начала узнать то, почему он здесь и кто же он на самом деле такой. Площадь улицы словно незаметно увеличивалась, расползалась желтовато-коричневой, тусклой будто после дождя земляной почвой вместе с редкими но просторными каменистыми холмами, лугами и гладкими склонами. Необозримо гигантские тела сооружений были сплошь усеяны глубокими и истекающими жидкими конструкциями трещинами. Над головой человека, высоко, высоко так же располагались чьи-то квартиры, может быть офисы, торговые лавки или же не имеющие никакого замысла огромные лоджии. Изобилие млечного пути из люминесцентных ламп образовалось возле одной из обрушившихся серых стен, углубляясь в бездонные провалы офисных коридоров. Тихие голоса птиц притаились за случайной дверью, за которой опустели широкие торговые залы с холодильниками, одноразовыми бутылками с молоком внутри, вываливающимися пирамидами из красного перца, персиков и сложенными друг на друга коробками возле толстенной кипы с прозрачными кулёчками. В голове пронеслось слово "базар". Плакат сыновей был расплавлен на старинном пергаменте из объединенных стен домов. Дым сгущался, ветер становился яростнее, горячее. Автобус обо что-то врезался, так мягко и едва заметно, словно транспорт не хотел разрушить с трудом налаженную мыслительную концентрацию человека, смело бредущего с неоднозначно странным выбором поиска ответов. Перейдя порог, он ступил на сложенную из казалось бы сотни тысяч камней ровную дорожку на которой редко встречались разноцветные кусочки из суматошного архитектурного пазла. Слева было какое-то кафе с подставкой для чёрной доски, на которой красовались цены на экзотические напитки и блюда. Над весьма уютным домиком величественно возвышалось огромное, достигающее самих небес здание из плоских чёрных камней, напоминающие плиты и горные выступы из чёрных прибережных скал с очертаниями гротескных золотистых декораций, памятников и великолепной готической гравировки, расползающейся сказочным убранством вдоль удивительно мрачных стен предполагаемого замка. На парковочных местах и опустошённых дорогах побросали свои автомобили, корзины с продуктами и уличные гардеробы на которых висело много одёжи, тонких книжек и обуви. По всем сторонам полуразрушенной площади расползались здания, большие экранные щитки и корабли, отталкивающихся от необозримо бесцветной кривой плоскости, об которую ломались его глаза вместе с тщетными попытками разглядеть всю округу. Нечто мешало ему оглядеться, узнать знакомые оттенки, интерьеры улицы и многие другие, обыденные вещи данной природы. Где-то в небе шумно просвистели некие самолёты, мгновенно утихая за зданиями и фантастическими конструкционными горизонтами которые он по естественной вразумительной нужде плохо понимал с самого первого появления в этом, некоем называемом всеми жителями Туэньши. Запах виноградного сока. Он окружал просторную площадку с высокими древесными стрежнями, вонзёнными словно под груду камней и твёрдой землистой скатерти на которой расцветали крошечные белые цветки и ростки с розоватыми на первый взгляд ягодами. Зелёные толстые стебли закручивались толстыми змеиными телами вдоль установок, цепляясь за черепичную крышу, перекрытия и дымоход летнего дома, постепенно поднимаясь к соседним, возвышающимся вверх балконам с просушенным на верёвках постельным бельём, кочанами кукурузы и каких-то мокрых игрушек, похожих на медведей и коричневых больших зайцев с прижатыми к груди передними лапками. В обставленных чашками, удочками и коробками окнах некоторых квартир будто кто-то прятался, но разглядеть с такого большого расстояния человек никого не сумел, с высоко задранной головой еле различая висящий на стенке домик с кукушкой или картину с минималистичным изображением двух попугаев, сшитых из разноцветных ниток. Прикосновение. Отождествление прежнего себя, частицу, форму, низшую по размерам тсэфну. Из первородного центрального днища пустоты, из её Сердцевины в любой момент в беспрерывно вечном преобразовании, существовании. Тяжести и лёгкости атмосферной волны заточенные в грамотно построенном великом разъединении клеток, атомов, молекул, химерных структур и искажающихся течений органически-космических масс. Абсолютная волна хаоса которая вырвалась из незыблемых пут всецелого бесконечного движения, деформируя изначально растущую величину. В буйстве природы, изнеможённое пространственной формой видение, упирающееся нервными окончаниями организма об бескрайне растущую гибридную плеву изнуреальной поверхности последующего органа, деформирующегося под давлением проходящих внутрь сейсмических колебаний, разрушающих изначальную форму среды чужеродных заражений иной формы жизни и принципов дышащего, разделяющего, переменяющегося всепоглощающими течениями искажённого размножения. Горбатые острова из искривлённых остеобластов ударились об чувствительную и густую среду земли, упираясь переполненным органами чувств телом об поверхность из бесконечных чужеродных тел, выделений креатина и пёстрых оттенков белков, расцарапывая незыблемую почву минералов, неприспособленную к другим видам организмов участок стремительно развивающейся природы. Человеческое видение увидело свой разум, теревшийся об внутренние стенки чуждых ему ощущений, телесных плоскостей и прочих органических связей единого коллективного органа, вступившего в катастрофический заражённый симбиоз с разрушающимися пределами задыхающегося пространства. Лишаясь физических сил и инерций, духовно-мыслящих полушарий сосредоточенного поства, из его рта извергается глубокая чёрная река. Голодная полая струя его собственного гибридного существа. Слова. Он вспомнил голос другого существа. Удивительно больной и плачущей лисицы с перевязанными лапами, ушами и золотистым хвостом. Большие голубые глаза растворялись в опустошительных роговицах, хрусталиках глаз, раздувая мышечную среду непредсказуемо растущего тела. Возможно нужно сконцентрироваться на чём-то более существенном, важном. Он проделывает этот путь ради того чтобы решить, сможет ли он найти в себе силы. Узнать что правильно, а что более невозможно будет изменить. Удержать это чувство, крепко сжимая его в кулаке и идти вперёд, смело повинуясь собственным инстинктам. Человек уперся руками об асфальт, присматриваясь к высокому поднятому обличию первого Титана. Он не мог разглядеть в нём замысел, основную структуру или хотя бы лицо. Он был всем что есть, было и будет, поэтому разум не мог опознать соотносительные очертания, все его хаотичные, заграждающие абсолютно всё небо вокруг движения и столкновения, хотя голубые проблески средних слоёв атмосферы редко просвечивались на участках с самими тонкими слоями плоти и кожи. Он мог бы сойти с ума, растерять мясистость каждого своего органа, истлевшего или повреждённого мозга из которого исчезнет всё. Эмоции, чувства, воспоминания, совершенное и любое движение которое возникало в последствии его дышащего сердца. Разлагающийся человеческий разум смотрит на пределы этого пространственного состояния, из которого возможно сформируются новые материи, единарные реакции, звёзды и разумение никогда. Там за пределами иссякло отсутствие, а затем человеческий разум притянуло обратно, лишая движений, движущихся возможностей перей.. ит. в... .И нечто заметило, почувствовало и прикоснулось к нему. Упав на колени, человек растерянно оглядывал землю под своими руками. Его периодически полую структуру преодолевала злоба, обида и неисчерпаемый уплотнённый страх, ускользающий из объятий любви, осознанности и желания. Из тёмных карих глаз, окруженных покалывающими красными трещинами полились слёзы. Он был уязвимым человеком который может лишится рук, ног, видения и стать неполноценной, требующей ухода новой формой телесного движения, навечно лишённой других столкновений, ощущений и многих других атмосфер бытия, в котором он одна из точно таких же, одинаковых изначальных состояний, что однажды необратимо изменятся. Незамеченное и не использованное, никогда не познавшее всего или даже не существовавшее никогда. Однажды он умер, не перерождаясь как в сказках в новую форму жизни или уже знакомого для себя человека. Аннигиляция пространства является не более чем натуральным и соотносительно непредсказуемым потоком ==-====, никогда не повторяющей себя. Одноразовый цикл кровообращения, созидания, разрушения, эволюции, разложения. Ничтожно маленький, недоразвитый и слабый человек с воображаемой силой воли. Его собственный крик затмевал любые мысли. Подвешенное на крюках революции сознание проносилось в бесконечность, будучи истерзанным болезненными атмосферными деформациями, расщепленным на самые мельчайшие частицы абсолютного конструкта очередной придатной формы из неисчерпаемого множества. Его ограниченное видение распознавало их изначальные материальные массы, напоминающие объективное дыхание лёгких человека, из которого формируется новая форма жизни, раздавливающая под собой незрелые хрупкие слои. Не в силах больше кричать от боли, она ступает по голой земле, чувствуя как её орган обрастает защитными механизмами тела. Но что есть сейчас? Расщепившийся на молекулы и более низшие по структурам формы существования, разум вдруг эволюционировал в новый человеческий сосуд? Или это вечный сон внутри одной из истлевших крупиц органа, обречённого на вечный повторяющийся цикл самоуничтожения, искажения. Он лишь человек. Он не мог запомнить свой страх при первой жизни. Если она вообще была. Этот страх становился всё больше и сильнее, больнее ненависти и злобы, отрицания и насильственного смирения. Человек оказался перед выбором, которым одарила его больная природа. А выбор ли это на самом деле? Может быть, скорее свобода с ограниченными физическими способностями. Самовнушение, проекция невероятно тесного состояния которое кажется безграничным. Обратиться стоит к его уязвимым мозговым структурам. Он человек, а значит это его шанс выжить и попытаться снова покорится существованию, сохранив целостность своего разума и завладев абсолютным бытия простором. Чувство неизвестности и придатность ограничений в возможностях неизбежны, пока он не станет возможно свободным и не разорвёт сковывающие тело пределы. Подпитанный страхом, любознательностью, искренностью и отчаянной уверенностью в собственных силах разум человека обернулся в сторону новой атмосферный волны, неизбежно приближающейся к нему. Титанида смотрела на изувеченного потоком жизни существа сверху вниз, придерживаясь прежних размеров своего основного тела. Она была свободна, будучи закованной в родные цепи своего перворождённого мира, слепка из плоти и костей, гривистых красных органов и инстинктов, но это не мешало ей видеть и прикасаться ко всему остальному бытию, прогуливаясь по нему за самые пределы, где никогда не кончается, никогда не начинается. Абсолютно умна и истинно безумна среди собственной органической связи. Немного зла, озадачена и удивительно грациозна. — Я желаю осознать, что есть всё? — полушёпотом сказал человек, с опаской поглядывая на огромного Титана, над которым сразу же возвышался ещё один. Одного короткого контакта с ними было достаточно для того, чтобы понять: Они могут всё. Быть частью всего и даже вторгнутся в его прежний мир, где произошло его первое рождение. Они даже могут понять, прислушаться к его воле или же обо всём поговорить. Человек с превеликим трудом сохраняет сознание, пытаясь устоять на ногах. С осторожностью приглядывается к высокому силуэты Титаниды, чьи очертания на лице будто выражены глубокой задумчивостью и безмятежностью на душе, стремившейся стать единым целым с каждым живым существом, с этой очередной планетой, с очередной целой вселенной. Прикасаться как можно чаще, крепче, дольше. Она мыслит словно человек, словно животное или насекомое, птица и адема. Словно явление, каждое новое мгновение рождающееся из новых реакций, скрещений, очередного извержения частиц, стекающего из-за тонких затворок пределов. Обычные мысли не способны опознать истинную структуру её желаний, намерений, действий, очертаний. Не существует и понятных ему граней, пройдя через которые возможно было понять её намерения. Невозможно воссоздать поток, через который возможно было создать связь с ней. Невозможно приблизится. Невозможно остановить. Невозможно осознать. Пусть и не осознано, но он ступил в чужой простор, вторгся в их дом и требует ответов. Не позволил ли он себе излишней бестактности? Он один, а их бесчисленное количество, беспрерывно умножающееся, просторное. Имеет ли он право хоть на что-то? Взгляд Титана был непоколебимо твёрдым, внушающим и каким-то проницательным преломляющим просветом, не имеющим постоянной структуры. Её массивная цилиндровая сумка из костей, мяса и цельнометаллических звений безумно затряслась, отбиваясь об землю, воздух и словно уже разрывалась изнутри, извергая тёмные, синеватые, красноватые жидкости наружу. В некоторых закупоренных густых комках образовывался воздух, взрывающийся тонкими шарами из переменяющейся, исполосованной недоразвитыми суставными сыворотками плоти. Человек медленно выставил подрагивающие от усталости ладони перед своим лицом, будто прикрывшись от врезающегося в лицо потока пыли, бактерий, дышащего громкого пара. Из искажающейся мясной сумки с неуловимой скоростью выбежало нескончаемое массивное тело гибридного позвоночника, в этот миг обтянутого более густой очеловеченной кожей, все ещё разорванной и подвергшейся химерным деформациям, составляющих дополнительные костно-мышечные объекты, из-за чего вместо одного позвоночника, их казалось трое, а то и больше. Стремительно развивающийся в размерах орган пронёсся сначала в правую, а затем и в левую сторону, круша на своём пути дороги, покорёженные катастрофой транспортные передвижения, киоски, деревья и любые другие препятствия, которые перед средним человекоподобным Титаном были не более чем таким же как и он, безмятежным органическим конструктом, чьи уязвимые места и сплочения стали в мгновение ока разоблачены и напрямую связаны, пропитаны с его органами чувств. Всё так же прикрывая своё лицо, человек отвлёкся от бескрайне шумного, позвоночного мирового хлыста который покрывал дрожью землю под его ногами, резко оборачиваясь направо и успев сделать очередной выдох, следом за которым последовал сокрушительный молниеносный удар гигантской головы, врезающейся об малое тело человека и растирая его останки на протяжении долгих километров дороги. Поверхность ревела и рассыпалась разнообразными осколками перекрытий под ними. Даже когда кажущаяся бесконечная площадь закончилась, голова продолжала раздавливать, измельчать, ломать своим лицом оставшиеся, вонзённые под кожу и прилипшие к щекам ошмётки костей с вытекающими кишками, сталкиваясь с очередным столбом под световой установкой, стеной дома, ванной посудиной на сороковом этаже, позволяя карандашам, стаканам и уголкам шкафа врезаться об изувеченные комки людской плоти от которой практически испарялись последние межтканевые следы, истекающие вдоль гладкой цветной плитки, по шерстистым волосинкам на толстом ковре, вокруг выстиранной посуды, тетрадок, дверей, подобранных с веток листьев. Ощущение. Самое первое. В разъединенном пространстве существования, явившись единарной массой в очередном из бесчисленных мгновений или в более усложнённом эритроцитном состоянии существа, химерной структуре микроба, течении ветра, света или моря в кажущемся, продвигающемся розоватом объёме мжду переносицей. Дышащее тело было окутано теплом, комфортными прикосновениями, питательными веществами и тишиной. А другое может окутать холод, пронизывающий болезненной обветренной простотой, заставляя истлеть от голода, оставшись сгрызённым чувствительным плодом в окружении зубов, ногтей, клыков и насекомообразной дурствой. Воображение своего появления нуждалось в развитии вариативности последствий, просторного спектра осязаний на другом органе, только явившегося на этот свет либо средних продолжительных мгновений жизни, более зрелых или лишившихся сил прикасаться, превращаться. Вспомнилась боль вонзённой под ладонь проволоки, вырванного с корнем зуба и вертикально надрезанного ногтевого нароста. Это было чем-то странным, одним из проявляющихся форм дискомфорта от которого болел мозг. Эти травмы могли бы усилить свои деформирующие раздражения, таким образом усилилась бы боль? На ум пришла аналогия с усилителем звука, но без измерителя и его ограничителя. Гортанный возглас был лишён формы, взрывающейся потоками коричнево-чёрно-багровой крови, выбрызгивающей изо рта и смачивающей формирующуюся сетчатку обеих глаз, вырастающих почти в одно время с зубами, дёснами. Чувствовалось одно плечо. Правое или левое, а может оно пробивалось из под мышц посередине грудных костей. Невозможно было осознавать предметы, оттенки, звуки и даже те самые ощущения от кровоснабжения, опускающихся на лоб волос, опустившихся к кончикам ног нервных окончаний и всё остальное, проходящее через его осязаемую существующую поверхность тела. Восприятие искажалось и постепенно начали проявляться эмоции под закрывшейся костяной пеленой. Страх. Внутренние органы все ещё вываливались между отрастающими мышцами под объединяющейся рёберной решеткой. Оранжево-зелёные, сменившиеся на светло-карий карий оттенок зрачки судорожно метались в разные стороны подобно взбешенным и запертым в клетке голодным зверям, замечая вытянутые отростки левой руки с обнаженным суставом, который интенсивно покрывали малые одеяла из упругих мышечных тканей, из которых словно что-то выстреливало, создавая тонкие воронки которые мгновенно затыкались желтовато-прозрачными жидкими субстанциями. Всё ещё обнажённое, барахтающееся в резких судорогах тело царапалось об крошки камней, ошметки прочих конструкций комнаты. Начал формироваться голос, а затем и крики. Крики становились громче, лишенные человеческой формы голоса. Они даже не напоминали зверя. Ужасные, болезненные позывы перерождающейся агонии в переплетении многих других частиц пространства, впивающегося под кожу, ногти, заломленные ушные раковины, обмяклую оболочку печени, накапливающей себя из истекающей мошонки, сдавленных маленьких лопаток которые продолжали расти и отбирать назад себе изначально поставленное место в теле в то время, пока с трудом поспевала обростать кожа. Сознание будто взрывалось снарядами из космических бомб, прокалывая уши, ноздри и глаза насквозь. Окружение расплывалось тёмными коричнево-белыми кляксами, сталкиваясь с источником света и очень шумного звука, наполненного омерзительной шершавостью на дёснах, на губах и животе. Ладони усердно прижимаются об неровную грубую структуру, оставляющей крохотные отпечатки вдоль коротких серых морщин на упругой коже. Он лежит и не двигается, вздрагивая от холода и резких скачков тепла в округе. Окружение отпугивает его, отталкивает от своего укромного ирреального чертога, который казался безграничной возможностью найти в нём своё душевное равновесие, покой и уют. Поднявшись на четвереньки, человек старается тихо подползти к огромной зияющей дыре в одной из стен, минуя осыпающуюся впадину в полу, ловля на себе холодные брызги душа из соседней комнаты, лишившейся стены с дверью. Дрожь по всему почти что ослабевает мышцы в руках и ногах, вынуждая рухнуть брюхом на пол. Кажущаяся нехватка влаги и кислорода побуждает его задыхаться от любого, даже слабого дуновения ветра. Глаза заново привыкают к свету, обнаруживая себя на вершине одного из громадных зданий, окруживших его слабое видение со всех сторон. Трещин становилось всё больше, ими словно был покрыт даже воздух, его пальцы, пепельно-голубое небо. Внизу образовались поля или, скорее разрушенная местность из бескрайне красивой площади, отныне походившую на толстые землистые облака, впитавшие в себя землю, дома, колёса от автомобилей, стройные стебли деревьев, лавочки и газеты. Как скошенные скотом луга, бугристые серые волны земли разметались по округе, пресмыкаясь к возвышающимся руинам, храмам и театрам. А по земле ползла она, химерная странная змея из позвонков, накопленных механизмов и пульсирующих мускулов. Её большие очеловеченные глаза резко обернулись вверх вместе с Титанидой, выглядывая высунувшегося из своей пещеры человека. А тот сразу отпрянул назад, перекатившись на боку назад и не сразу соображая как встать на обе ноги. Спустя несколько мгновений и взмахов ресниц, мимо зияющей дыры промчалось змеиное тело третьего Титана, неуловимым ветром поднимаясь куда-то ввысь. Ветер залетает к нему, приятно лаская нос, уши и шею. Единственный луч звезды который протиснулся к нему сквозь красные слёзы возгорающего пара, неожиданно погасла, растворившись в чернеющем мраке пустоты, вскарабкивающейся на окна, крыши и парящие острова с неописуемо искажёнными в изначальные минеральные состояния постройками из камней, дерева и подобия глины. С верхних этажей начал доноситься разрастающийся по звукам погром. Человек посмотрел на верх, увидев люстру, несколько фотографий и красивых рисунков, расписанных будто углём. Очередное столкновение унесло его тело в глубокую, создающую невыносимое мучение бездну. Пара сотен этажей обернулись в огромнейшую волну из обломков и странного голубоватого стекла, разлетающегося по всей округе осыпающимся ярким порохом. Знакомые Титаниде крики, искажённые душераздирающие позывы предсмертного человека вновь выкарабкивались из-под обломков. Бесконтрольная дрожь по всему телу, вызванная беспрерывными болевыми шоками, будоражащим страхом, зацикленным вразумительным разрушением, упорно отползала в сторону, накапливаясь инстинктивной волевой потребностью во всех конечностях. Суматошно оглядываясь по сторонам, человек хотел возразить захлёбывающимся от ужаса голосом чему-то, чего и сам не понимал. — По-Подождите... — попытался поднять руки, прикрывая ими свою расцарапанную грудь, на которой вновь затягивались короткие и горбатые морщины. Он исцелялся. И снова погибал. Он обернулся к аккуратно подступающей позади него голове, похожей на такого же человека как и он, за исключением формы носа, губ, цвета волос и искажённых механизмами широких скул на которых проглядывали кости. Широкая челюсть раздвинулась с длинными рядами белоснежных зубов, резко откусывающих людскую голову. Лишённое источника воли тело рухнуло на обломки, безжизненным отяжелевшим постаментом выбрав место для своей могилы. Удар. Сознание выросло на его плечах снова. Осознание врезалось об огромную голову, безжалостно и долго откусывающей руку, а затем и ногу. Сухожилия, кости и органы растягивались на толстенных огромных зубах, придавленных тонкими складками напряжённого рта. Импульсы поступали в мозг настолько часто, быстро и разнообразно, что человек не способен был понимать. Как утратившее рассудок, запертое в вакууме с вращающимися лезвиями животное. Разум будто целую вечность вяз в каком-то бездонном чёрном океане, на дне которого иногда сверкали звёзды или редко проплывающие мимо рыбы. Из груди вытаскивали кости, органы и всевозможные жидкости организма, вместе с белками, влагой и кровью. Колени медленно складывались пополам вместе с остальными суставами в теле, наверное Титан расплющивал его об что-то твёрдое и ровное. Зубы впивались в горло, откусывали увулу вместе с языком. Горячая жидкость закупоривала ноздри, от чего не переставая задыхались лёгкие. Дыхание сдавленно просачивалось через раны на брюхе, взрывалось брызгами застывшего перегноя и создавшихся микробов, поедающих надежду остаться человеком. Метод поедания был натуральным, естественно изначальным и долгим по непредсказуемому велению природы с которой не справится один единственный человек. Будь их сотни, тысячи, миллиарды, их настигнет волна распада, а из него же расцветёт новая заражённая адема. Один единственный момент из бесчисленного, умножающегося в миллионы и миллиарды деформирующихся органических связей потока, в котором разрезало плоть новое деление столбиков устремившейся к сердцевине клетке. В этот миг он напряг каждую свою атрофированную мышцу, будто хотел закричать как можно громче и изо всех сил, которые он был способен собрать прямо здесь и сейчас. Вода с кровью полилась густыми химерными ручьями по всему больному телу, на которое с неба осыпались белые прохладные снежинки. Некоторые были тёплыми, яркими, излучали цвета. Как невидимые растаявшие иголки покрывали кожу человека и Титана напротив него, застывшего и пристально наблюдавшего за его самым громким из всех криков, уподобивших сорвавшегося с цепей зверя. Его воля означала отчаянно вымалеванную потугу желаний, которые построили полушария относительно развитого мозга. Он часть всего и одновременно отдельный самодостаточный конструкт из оторвавшегося от себе подобных направлений потока, двигаясь наперекор своей уязвимой, одной из всех остальных сущности. Человеку пришлось приложить немало усилий чтобы сощурится разболевшимися, запачканными жидкостью глазами. В этот момент он заметил как большие, немного зеленоватые глаза Титана так же опустили подёргивающиеся веки, будто они были связаны с ним. Немного припустив нижнюю губу, человек грузно выдохнул. Создание повторяло эти движения за ним. Удивление и неоднозначность в мыслях человека перебил приглушенный, полуженский, полумужской словно взбесившийся визг который раздался уже через сомкнутые длинные уста человекоподобного создания. Неописуемо гибридное тело с великолепным ускорением врезалось в малое нагое тело, преодолевая долгие километры, круша здания и из неоткуда взявшиеся силовые поля, статуи и железнодорожные мосты, разгрызая толстыми зубами пределы города, рассыпая массивные обломки улиц на незатронутое хаосом небольшое поселение. В следующий миг осколки зубов разлетелись молочными шелковистыми простынями по стенам домов, проткнутых твёрдыми подушечками гигантских пальцев которые явно не слушались своего носителя. В безумной тряске они вырывали глаза, уши и собственный язык, прожимая его как постиранное толстое одеяло которое ещё предстояло развесить на бесконечно-длинной верёвке. Широко раскрытая пасть Титана громко кряхтела, пыхтела и пыталась вновь сомкнутся, что в итоге и получилось сделать. Затем он выкашлянул комок плоти из себя и ловко укусив за ногу, развернулся на восемьдесят градусов, а затем с невероятной силой отшвырнул человека вдаль, где начиналась ещё одна граница. В просторном зелёном лугу раздался удар об землю. Рядом гудели фабрики, парочка заводов. Небо было чистым, голубым и безмятежно прекрасным как вчера или сегодня утром. Белые облака были размером с гору, удивительно густые и кучные, прямо как сливки которые неустанно помешивали невидимыми ложками. С очередным душераздирающим визгом, человек наконец вернулся к сознанию после ошеломительного и долгого падения. Долго осматриваться не представлялось возможным. Сверху на него летела знакомая голова, развивая следом за собой бездонный, с каждой минутой всё сильнее походящий на скопление механизмов позвоночник который медленно разрезал своей ужасающей длинной облака и казалось бы само небо пополам, оставляя несоизмеримо массивные тёмные разрезы в пространстве. Оно приближалось. От этого невозможно сбежать, невозможно устоять. Придётся только принять. Удар.

***

Молодая женщина подбоченилась с невозмутимостью на лице, на котором она стала закручивать вокруг указательного пальца длинный чёрный ус. Прислушавшись к специфическим запахам, ароматам и звучащих звукам, она пришла к выводу, что в одной из потревоженных неизвестным внешним влиянием ветвей мироздания, пробудились древние, вечно кажущиеся священным мифом создания, порождённые непосредственном самим богом. Значит ли это, что сам бог послал их? Или же его детище взбунтовалось, решив поиграть в собственные безумные игрища в более интересном месте? Ни она, ни кто либо другой не способен судить о том, что на самом деле происходит за пределами их мира. Божественное наваждение — стремящееся своей неотвратимо искажённой мистической силой свести всех с ума? Или обыкновенное совпадение? — Госпожа Галлот! Астцесса уничтожена, а вместе с ним и трэкзийное биополе в пятьсот ордоль. Мы с отрядом отвезём раненых, на это уйдёт не больше тринадцати минут! — рядом с задумчивой и серьёзной командиром быстро зашагал тринекезильский солдат в изувеченных слоях малых доспехов, в беспрерывном темпе компенсирующие незащищённые участки тела симбиотической структурой дополнительной плоти на которую уходило много сил и терпения. Воин был молод, напуган и запачкан чьими-то слезами. — Валяй. — как-то равнодушно отстегнула она, присматриваясь куда-то вдаль. Рядом заземлился один из стражей, с широкими голубоватыми пластинами на которых красной краской было обведено знамя одного из прибережных портов. Звуки разбрасывающейся об камни стали доносились всё четче, а это окончательно вывело деву из колеи. Пробудившиеся из сказок существа и без того создавали катастрофическую массу проблем, а именно оставляли за собой очень много густых запахов, феромонов и перемешивающихся с атмосферным давлением прочих телесных структур выскусных тел, которые будто ослепляли их глаза, все их рецепторы мозга, чувство обаяния и ослабляли связь с их боевыми сосудами. Даже у самого опытного воина, прижившегося с сосудом на протяжении больше ста лет, возникали трудности с нейронной манипуляцией, будь-то на органическом или технически-сетевом уровне развития. Она тоже чувствовала как связь со вторым телом ослабла, была уже не такой как прежде. Будто её дополнительную кровь что-то медленно выкачивало бездонной голубой рекой, от чего сильно чесались зубы, уголки глаз, трахея и ещё несколько жизненно важных органов. Возможно один из Титанов заразил собственными антителами в недавно минувшем неравном бою. Всё таки они одно целое и избежать прямого контакта было возможным. — Гибридный Титан вторгся в район Сайтама... Заговорил взрослый мужчина с покрытым шрамами лицом, на котором медленно и болезненно заживали недавно полученные раны. Рядом с ним вскарабкалась на возвышенность ещё одна воительница с подогнутыми как у хищного зверя ногами, непропорциональным худым телом и навострившимися тёмными ушами, на чьих кончиках поблёскивал светлый мех. Удлинённый вспомогательными структурами брони корсет ловко изгибался вокруг брюха и спины, накапливаясь уплотнёнными корпусами вокруг сфокусированных нейронных связей вдоль шеи. — Нам нет никакого дела до Сайтамы! Фатима справится со своими обязанностями. — оставалась невозмутимой командир. — У вас есть идеи? — промолвила сдавленным голосом звереподобная девица, копошась и практически с головой ныряя в огромную тактическую установку, крепившуюся между двумя домами и возвышающуюся трансформирующимися сигнальными антеннами вверх к загражденным спутниками возвышенностям из разрушенных улиц. Наладить связь со штабом становилось сложнее с каждой минутой. — Идеи? — обескуражилась Галлот, почёсывая густой подбородок. — А они разве нужны? Это же ж живые Титаны! Не выдумка. Да они если захотят, то за считанные секунды живого места от нашей цивилизации не оставят... Вот и остаются на их исключительное рассмотрение, моя совесть и культура. И может быть они убьют меня не так сильно как остальных. Если одному из них присуща хотя бы капелька морали. — Должен быть порядок и у таких существ, свои уязвимости, пределы. В данном случае, здравый рассудок. — мужчина угнетенно покосился на руины, расплывающиеся экстремальным жаром и густым паром. — Сколько раз мы пытались поговорить с ними? — скривилась Галлот. — Склэя.. Тц! Либо они за что-то возненавидели этот мир, либо просто сошли с ума. А может они заболели и им нужна помощь!? А ты как думаешь, принц? Подправив цепное сомбреро на голове, с натужной задумчивостью в лице та уставилась на самого молодого из всех присутствующих стражей. Растрёпанные волосы вокруг лица напоминали о её любимых оливках. По всей его коже выступали позеленевшие голубые вены, окруженные морщинами и ярко-покрасневшими под ними мышцами. Его измученный взгляд словно огрели тяжёлым молотком, к чьему металлическому навершию приложились фрагменты раздолбанной кожи. Женщина с криком подскочила к нему, обступая механизмы и скрещенные конденсаты энергетических потоков, подбираясь ближе к его своеобразному трону, выстроенному из несчитанного количества объединенных доспехов, разрушенных фундаментов города и собственных расширяющихся структур мировой кровеносной системы. Стены из мяса покрывались промежуточной пульсацией, переходящей с одного берега на другой, ударяясь об стены, кости и большие рыбьи глаза, выброшенные на сухую полую холугу. Споткнувшись от тусклые слизкие радужки, она вспоминает о прикосновениях мокрого песка которым однажды швырнул этот совершенно невзрачный, сердобольный молчаливый парень, благодаря которому она выучила язык ящериц. Звуки потрескивающего костра, стрекотания насекомых в высокой траве и плавно опускающееся за лесной горизонт солнце. Ньют лежит на берегу речушки, не двигаясь. Тело позеленело, а песок давно обсох на коленях, на плечах и животе. В его глазах были запечатлены фигуры из которых женщина старательно складывала слова. Светло-рыжие осколки камней складывались и переливались крупнейшими ирреальными зёрнами в удивительно одинокий взгляд, который якобы просил оставить его жизнь в покое. Он не хотел идти в этот поход с ними. — М-мальчик? Ты как? — она бережно обняла его истерзанные заражением щеки, над которыми начали скатываться слёзы. Их словно покусали звери, заклевали птицы и уже медленно поедали черви. Он едва ковылял пальцами вдоль переполненных фиброидных сетей, расползающимися под его руками, затылком. Дыхание становилось слабее, сердце и вовсе не двигалось, сжимаясь от взрывов чувств которые ядовитыми сегментами заползали в самые глубокие корни его ослабевающего мозга. А её, шокированную преданную подругу забивали в гроб вместе с мертвым телом мальчишки. Капли дождя сыпались с тёмного пасмурного неба, перевоплощающегося в курганную морозную ночь. Ледяные влажные иголки переставали биться об волосы, плечи и спину, разбиваясь об деревянные доски для сожжения. — Нет, нет, нет! Не может этого быть! — она резко прижалась ухом к его груди, прислушиваясь к неизбежной посмертной волне, заставляющей вздрагивать все органы чувств. Удивительно прекрасное чувство свободы прикоснулось к длинным чёрным усам женщины, обернувшейся назад. Органы её собратьев и сестёр послужили для безумнейшего переработанного искусства, засеяв плодовитыми зёрнами тела осквернённую землю. Женщина только сейчас заметила, как её тело было лишено доспехов, будучи закрытым тонкой силовой чешуей которая и так развалилась на мельчайшие молекулярные частицы. Рисунок гитары расцвёл пёстрой жизнерадостной радугой над её излюбленной шляпой, после чего женщина резко подпрыгнула на месте. Пытающиеся преодолеть хаотичное помешательство рушащегося пространства, превозмогая искажение природы в своих телах, некоторые воины усердно отползают назад к своему командиру, который уже успел обзавестись новым кораблём. И имя ему: Просветление и вечная память. Матросы в панике разбегаются по палубе, зарядив орудья и готовясь следовать любому приказу шкипера. Ловкий юнга опустил паруса об которые начал биться разгневанный ветер, рассекая массивные волны из камней, огня и покрошенных обломков гигантских островов. Капитан опустился за сцену и ухватился за гитару крепче, вздохнув и уставившись в практически все лица первого Титана. Её голос зазвучал тихо, ласково, будто пыталась кого-то не разбудить.

Разорви моё сердце, утопи или сожги его в бегстве, Но ты никогда не узнаешь о чём оно поёт Ра-та-та... Частица неизбежной эволюции — удивительно привлекательной жизни, Которую ты решила отобрать у меня-я-я-я... Прости меня мама, навсегда прощай папа, Но сегодня разойдутся все пути-и-и-и...

Галлот мощным пинком отбросила летевшую в её сторону памятную фигуру, имеющую свойство бесить своих товарищей неуместными шутками. Но её форма слога принадлежала только ей, как и её друзья, желания и свобода ради которой идут дожди, об лицо ударяется ветер, а руки создают потрясающие умы, из которых взрастают самые разнообразные эстетические плоды. Всё начинается с мелочей. С одного неповоротливого движения, слова или невольно направленного взгляда, пропитавшегося исключительно безумной идеей.

В обличии свободной птицы — перелечу любые границы! Чтобы заново отстроить мир который для меня так дорог был, бесподобно красен и очень мил! И в нём стану твоим новым твореньем, кусочком грязи или же едким дымом в легких абсолютно незнакомой мне души-и-ии-ии!!

Бесконечно вращающийся муравейник из лжи, правды, искренности и притворства, предметов, значений, формул и бесконечных слоёв первобытности вмиг был атакован золотисто-красными червями, прокусывающих чувствительную плоть и запускающих из жал быстродействующий яд. Миллионы стражей жертвенно вцепились в схватку с Титаном, покоряясь новой ирреальной волне хаоса дабы сплести воедино их жизненные потоки существования. Голубая кровь существ и людей проникала в его тела, деформируя каждый орган, разрушая прежние клетки и заражая оболочку новым потоком бактерий, покоряющих истинную сердцевину мозга. В сем абсурдном и инстинктивно взрывающемся мясном шаре невозможным было отличить ни единого существа. Кости перемололись с землёй, редчайшими мировыми жидкостями и грамулами атмосферы, аннигилирующей всё существующее изнутри и снаружи существование, глядя на которое притягивались любые тела, кроме отважной Галлот и её стоящих за спиной семеро матросов. Ужасающие крики агонии вылетали из окровавленных губ обнаженных существ и людей, пытающихся освободиться из ловушки безграничного творения хаоса, сдирающего с них кожу и плоть, поглощая остатки их коллективно переменяющегося сознания вперемешку с белками, влагой и прочими жидкостями будоражащихся от боли организмов. Волна безжалостно раздавливала всех и всё на своём пути, выдавливая из мира его нескончаемые жизненные соки подобно редчайшему плоду, неотвратимо увядающему среди кровоточащих исполинских пальцев химерной природы. — Хэй, возьми мою руку! Убежим на поиски счастья, которое куда-то спряталось от нас - Ра-та-та! Размером с массивные небоскрёбы, волна разложения врезалась словно об невидимую структуру, преграждающую силуэт отрадно поющей женщины. Она топнула ногой по земле и, отовсюду разящие отростки рук размозжились в расколотые острова из неестественных атмосферных искажений минералов, разрушающих и без того безжизненные руины. Её верные товарищи поддерживали источник силы, вкладывая в зельтильный барьер всю свою волю над которой были властны, надежду, любовь и искренность, крепко ударив ногами об землю следом за ней. Она была похожа на неописуемо яркий источник света, интенсивно бьющегося слабыми светлыми лучами в окружении бесконечно-космической тёмной пустоты, медленно сужающейся и поглощающей последнюю дышащую грамулу жизни. — И плевать что значит эта жизнь, я в ней хищный зверь который жаждет от тебя кусочек надкусить! Абсолютная поверхность химерного органа с новой силой врезалась об источник, покрываясь массивными судорогами от разивших её потоков голубой крови. Измазанные полотна дорог, облаков и скрещённых конструктов этого мира исказились в разрушающиеся грани измерения, яростным эмоциональным курганом из истинных жидкостных направлений раздавливая землю под собственным началом. От группы стражей, как и от нескольких десятков километров земли не осталось ничего различимого, а на этом месте образовалась глубокая испорченная яма, бездонный и рушащийся на части колодец на дне которого массивными холодными водами разливается необъятная густота. Галлот продолжала исполнять свой номер, красивым заливистым голосом подпевая в такт своим самым искренним чувствам. Она снова ударяет ногой ошмётки земли под собой, когда весь этот сумбур попытался вновь поглотить её сущность с очередным столкновением. Кости задрожали, плоть буквально отваливалась от мускулов. По ощущению, её тело будто пыталось выдержать очередной удар, по массе соизмеримый с колоссальными размерами целой планеты, а может быть и вселенной. Жажда остаться в живых оторвалась на месте её губ вместе с левой щекой и правой глазницей, увядающей в собственном бледном соку. Она уже не помнила ни своего имени, ни той белой двери от автомобиля. Вкус сахара растворился вместе с ощущением слюны во рту. Всё вокруг стало абсолютно светлым и одновременно тёмным, коричневым, вишневым, никаким. Всё обратилось в пустоту.

***

С каждым приливом ветра она была одурманена приторными ароматами просторного цветения, в котором девочка сжалась в позе эмбриона и при этом крепко сжимая плюшевого кролика с надеждой на то, что этот удивительный и неизведанный мир вдохнёт в его полую душу хотя бы крохотный огонёк жизни, которую ей однажды подарили мать с отцом. Её тёмные карие пуговки медленно расширились, отворив слипшиеся ото сна веки. Она снова заснула, на том же самом месте. К несчастью ей больше не доведется вести себя осторожно после бережных нареканий матери, которая большая никогда не проснётся. Её больше ничему не научат мудрые поучения отца, который больше никогда не сможет сказать ей трёх волшебных слов. — Я очень скучаю по вам... Она лежит в густой зелёной траве с высокой температурой и болезненно отзывающимся кашлем. Ей бы хотелось снова увидеть густое облако дыма, разделяющее пополам эти просторные цветущие луга и заселённые густыми насыщенными деревьями поля. Если существует реинкарнация, то ей бы хотелось пожить в шкуре диковинного проворного зверя. Вскарабкиваться по деревьям, по горам и наслаждаться видом этих земель с неописуемо гигантской высоты, вдыхать аромат редчайших цветов, резвиться со своими собратьями в прекрасном лесу и наслаждаться вкусом приторных диких ягод. Прожить жизнь кем угодно, но только не человеком. Не быть точно такой же как и все остальные, оставаться беспомощной несчастной неудачницей в окружении прекрасных гениев, слепых идиотов и бессердечных эгоистов. Оказаться где угодно, но только не здесь, не в этом мире. Навечно лишится навязчивых, пробирающих до дрожи в сердце красивых иллюзий которым нет места среди уродливых людей, безжалостно пожирающих всё то хорошее, что когда-то было построено прекраснейшими из всех существами. Девочка внезапно ощутила на себе брызги чего-то влажного, тёплого, горького на вкус. Такой странной может быть только кровь животного-адемы. Похожий на неё маленький мальчик усердно размахивал толстой арматурной палкой, сильными ударами по хребту и по черепу, побуждая искалеченное животное болезненно стонать от расползающейся по сознанию боли. Густая рыжая шерсть пропиталась густыми багровыми пятнами, обветривающимися вокруг издыхающего приподнятого туловища. Завтра мальчишка просыпается с подавленным настроением, прогуливая уроки и обзаводясь преданными друзьями. Он будет лгать родителям и гвардейцам об убийстве Шона, которого он зарубил за то, что тот без разрешения воспользовался его смартфоном. От него уйдёт жена, о нём никогда не вспомнят его дочери. Он умрёт об собственной неосторожности в своём кабинете, ударившись затылком об копье оруженосца с флагом страны, у которой он всю жизнь воровал деньги, довольствовался ними покупая баснословно дорогие костюмы, питаясь экзотическими блюдами и засыпая среди минималистичных декораций многоквартирной роскоши, одурманивающей наивные скупые мысли самого оболваненного на свете существа, не умеющего получать истинное удовольствие от безгранично удивительного мира. Утратить или же никогда не обретать значение эмоциональной сытости. Всегда ходить голодным и любопытным зверьком, не ищущего счастья но и не убегающим от него. Вот он, тот самый превосходный дисбаланс в середине души, способной адаптироваться к любым трудностям и умеющей распоряжаться вверенным ей стечением обстоятельств счастьем. Всё таки она ещё маленький ребёнок который склонный воспринимать все вещи неестественно буквальным размытым образом, искривляющим её желания и хрупко держащуюся прерогативу мыслей. Девочка с ужасом отползала назад от надвигающего престарелого мужчины, крепко сжимающего в руке окровавленную железную трубу. С его глаз звонко капала грань безразличного личностного безумства, неразделённое, одинокое и громко матерящееся. Он был свободен от любых внешних или психологических влияний, способных опровергнуть его мысли о том, как интересно будет смотреться её выбитая нижняя челюсть. Она будет отличаться от других людей, став совершенно уникальной химерной душой, имеющей потенциал для приобретения редчайших особенностей. Каждая из них украсит её тело, каждый орган внутри, а в первую же очередь разум. Каким станет её характер, во что по итогу воплотятся все её цели и во что со временем превратиться её маленькая красивая мечта. Массивное тело пассажирского самолёта размозжилось об крадущегося к ней старика, поглощая небо вокруг исполинской водоворотом жидкого пламени, которое, она была уверена, поглотило её тело. Приняло в свои обжигающие объятия щеки, коленки и её верного друга зайчонка. Но яркий огненный свет растворился вокруг неё, проявляя её прищуренным и исказившимся от страха глазёнкам беспросветную мрачную темноту. Её хрупкие пальчики отчаянно впились в своего друга, рухнувшего на её коленки. Она оказалась посреди знакомых ей очертаний города, сближающихся улиц с несчитанными тускло-подсвеченными окнами соседствующих квартир, фабрик и торговых переулков по которым разбредались мрачные серые люди. Раньше она каждый день бродила по очень знакомому маршруту, просто гуляя, отправляясь в магазин за покупками или с родителями в город. Лица горожан были такими же унылыми и неинтересными, подозрительными и уродливыми. Порой они сильно отпугивали её мысли, порождая её потаённые страхи и психические пороки. После смерти родителей она приобрела кошмарную преследующую паранойю, не редко оставляющей на её запястьях свежие порезы от ножа и одурманивающей её мозг кучным сигаретным дымом. К 14 годам её голос уже сильно походил на состарившуюся 19-ти летнюю воспитанницу из самого дешёвого ПТУ, меланхоничную, подпитанную сказочными грёзами последовательницу тяжкой судьбы которая лишила её права выбирать, кого любить, кому доверять, чем заниматься и чего желать от этого странного, построенного из бесчисленных противоречий мира. Её глаза словно утопали на дне бездонной чернильной колбы с мнимой проекцией города в котором она родилась, провела беспечную и прекрасную половину детства. Теперь она повзрослела, стала гораздо наивнее и беспечнее любого идиота, всегда рискующего подбросить кости с числом пять или шесть. Она ещё раз взглянула на своё голое тело, запоминая его таким каким оно могло бы стать несколько лет спустя. В полуистлевающих тёмных витринах перекошенных зданий лежали её таланты, желания, светлые каштановые волосы, большие карие глаза, ноги, руки и всё остальное, что ещё мгновение назад принадлежало ей одной, единственной и неповторимой душе. Она конечно страшилась смерти, не хотела заканчивать свою историю столь резким и мощным ударом двери по ту сторону коридора. Но иного пути она для себя уже не представляла. Быть может, будь она смелее или хоть чуть-чуть умнее, ей бы удалось кое-что изменить в этом мире. Когда угодно, но не сейчас. Она испуганно оглядела внезапно материализовавшийся гротескный силуэт перед собой, чуть не выронив своего кролика из дрожащих и почти онемевших рук. Некто похожий на мужчину будто снизошёл со страниц древней картины какого ни будь знаменитого художника, которому однажды удалось погрузиться частичкой своего разума в святую святых. Туда, где вино льется рекой, маленькие ангелы поют прекрасные песни, а дома всегда царит добро и уют. Он был прекраснее любого ангела или бога. В его глазах она была способна рассмотреть ответ на абсолютно любой вопрос. Он мог показать ей всё. И какой бы тяжёлой, нестерпимо удушающей и больной она ни была, но это оказалось бы истинной правдой о её первородной душе. Длинные тонкие уста растянулась на мертвенно-бледной, усеянной редкими механизмами на лице в просторной улыбке. Неописуемо призрачный огонёк в глазах скрывали густые и будто седые волосы, взлохмоченные вокруг широких острых скул и длинного орлиного носа. Гибридный Титан медленно протянул ей свою широкую грубоватую ладонь, переменяющуюся тонкими металлическими пластинками вперемешку с белоснежно-жёлтыми толстыми костями от которых исходило жаркое приятное тепло. Позади его массивных плеч взвихрилась безграничная пустота, порождённая существованием и специально для неё украшенная звёздами, среди которых были и те кто искренне улыбался её отныне переписанной судьбе. Робко улыбнувшись она вложила руку в его мягкую огромную длань, вверив ему свою беспомощную крохотную душу.