Аппаир

Густошёрстные зелёные кудри липы и хвои прогибались гибкими несокрушимыми ветвями от просторных приливов ветра, который раз за разом норовил протиснуться сквозь полуоткрытое оконце и заглянуть внутрь помещения, ударяясь освежающей утренней прохладой об сонливое, изнеможённое лицо человека, усевшегося на стул и отчаянно пытавшегося собрать целостную картину его сложившейся ситуации, в которой он был бессознательным запуганным существом, пытающимся понять что происходит вокруг, а также внутри него самого. Слова. Приходиться часто задумываться над ними, прежде чем набраться решимости и озвучить их перед кем-то. Впрочем, за последние сутки также приходиться думать о многих вещах, понятиях, концепциях и.. о многом остальном. Но прилагая все усилия, мир вокруг не становится более понятен. Возможно эмоции - это состояния всех его осязаемых ощущений. Возможно его появление здесь - исключительная и неподвластная природе случайность, слепленная из нужды, боли и беспрерывных физических последствий. Они странные. Разные. Только повинуясь их незримым и самым сильным среди всех направлениям, может быть ему удаётся действовать, что либо предпринимать наперекор сильному страху. Когда он вспоминает вчерашний день, о том как.. убил их, начинает казаться, что их души преследуют его. Они стоят и безмолвно следят за ним иногда. Он чувствует их присутствие возле стены в коридоре, но не осмеливается обернуться в ту сторону чтобы не спугнуть их. Он даже не знал кем они были. Чего хотели достичь. Чего желали. Как провели бы оставшиеся дни своей жизни. Но запомнил большие синие глаза парня, с которыми пришлось вступить в неравное противоборство, обе стороны которого были совершенно неясны. На одной из сторон тускло светило солнце, небо переливалось чёрным закатом, а среди обыкновенных людей в его груди сочилась пустота, от которой, на мгновение показалось, человек желал однажды избавиться. Нечто странное, разрушающее, тёмное, лишающее возможности быть человеком, на которого он с трудом походил сейчас. Испуганный, растерянный, грязный никто в этом удивительном живописном месте, напоминающем о бессмысленных названиях, датах и событиях из одного крошечного городка, когда-то давно исчезнувшего навсегда. Его существование было запятнано кровью. Болезненное долгое соприкосновение между телами, мыслями, дышащими сердцами существ к которым прикасаться оказалось не так-то и страшно, совсем не больно. Убийство троих людей. Он вспоминал каждое из них, трясясь всеми своими ничтожным соприкосновениями нервных окончаний от приближающихся кровавых образов, изувеченных органов к которым продвигались его пальцы, грубоватая бледная кожа, впитывающая самую малую долю посмертной неизбежности, медленно угасающей в истлевающих сознаниях, которые больше никогда не обретут способность воспринимать. Обжигающие золотые бусины песка, несоизмеримо яркий луч космического светила от которого кружилась голова, уставало тело. В той бескрайней таинственной пустыне он повстречал странную многоструктурную женщину из металла, острой кожи и ярких перьев, которая была похожа на того, кто сбежал с танцевального карнавала и прихватил с собой парочку диковинных зверей. Ему удалось спастись от непредвиденного жестокого финала, но ценой за это стала чужая жизнь. Он стал для неё смертью, мучительной и одинокой. Он не хочет чтобы это происходило тогда, чтобы это было явью. Это существо не должно было погибнуть. Это было неизбежно? И как это произошло? Даже те две необъяснимые смерти подростков. Как они погибли? Они стали причиной его неуравновешенности? Сокрытого глубоко в подсознании безумия? Должен был быть другой способ обойти их неоднозначный эгоцентризм, но всё так же оставаясь помогать именно тем двум существам, искренне нуждающихся в помощи. Их имена неожиданно стёрлись из памяти. Сначала, нужно взять себя под контроль. Всего себя, всецело? Но кто он? Человек? Создание? Монстр? Или такой же подросток как те, которых он видит так часто? Всё вокруг него кажется знакомым, естественным и непринуждённым, будто всё что он видит, так и должно происходить? Этот мир кажется совершенно чужим, непривычным и дурно пахнущим. Он очень часто и безжалостно прокусывает его плоть, обжигая любые мысли и раздавливая все его потуги совладать над ситуацией, движущейся вровень с предполагаемым субъективным фантасмагорическим бредом. Человек опустил веки, сосредотачиваясь на своём дыхании которое изменилось, становясь тяжёлым. Вокруг переполненных коридоров больницы чересчур шумно, ярко и тепло. Вот бы найти где ни будь на своём теле переключатель, антенну, да и любой другой прибор который регулирует шумоподавление, скорость перепадов температуры воздуха и вариативность событий, которые в последнее время причиняют очень много боли, вселяют страх, безнадёжность, грядущее чувство неизвестности в которой его только и поджидают самые изощрённые ужасы. Изуродованные им тела женственного киборга, белобрысого парня который после оказался живой и что-то девушки с пушкой на холме. Метод расправы над каждым из них человек вспоминал с точностью до мелочей, но каждый раз не в состоянии был понять само происхождение того или иного процесса. Страх упорствовал ещё одному странному явлению... Безразличию? Или же спокойствию? Или же небольшому умению не поддаваться панике? Это едва заметное хладнокровие среди остальных смешанных чувств настораживало человека больше всего. Начинало подташнивать, а запахи будто по велению возвращались к нему, минуя временные барьеры и какие либо адекватные ограничения вселенной, внутри которой поневоле оказался один затерявшийся человек. Кровь, стоны и крики разрушения. Он будто каждый раз стоял где-то в стороне, в безрассудной больной действительности чьего-то отчуждённого разума, наблюдая за тем как тело каждый раз растворяется рядом с собственной тенью у которой были светлые голубые волосы и красные, словно лишённые верхних покровов кожи руки. Прямо сейчас. Он ничего не чувствует? Это должно быть нормальностью? Тело всё ещё трясется от неопределенных смешанных чувств, воспоминаний и желаний которые скованны ирреальными и вполне осязаемыми барьерами нового места, которое вскоре смениться на что-то другое, быть может более миролюбивое, спокойное, а может на что-то менее вменяемое, целесообразное, непредсказуемое. Дивиан. Палата. Дивное создание похожее на лисицу, измученное, обезвоженное, окровавленное и униженное. Почему он не смог ничего сделать? Помочь сбежать или дать отпор? В его сознании растворялась очередная затягивающая пустота из которой зарождались гулкие, тихие и не совсем голоса, заслепляющих глаза, закупоривших слух и все его чувства обаяния. Люди, существа. Их было так много, в то время как он даже не знает на что мог быть способен и чего был лишен, раз уж совершенно ничего не понимает. Есть ли способ помочь им, а так же спасти убитых им людей? Это разочаровывает, угнетает. Небоскрёбы, существа, этот шум отвлекает от тех странных невидимых ударов, что овладевают его эмоциями. И всё таки нужно что-то предпринять? Но как? — Нья-ха-ха!! Познайте гнев Вафелмота! — огромная когтистая рука существа взмыла вверх с огромнейшей волной серебристо-зелёных монет, подобно стремительно умножающемуся кратеру кружа вокруг силуэта в плаще, пробивающему очередную стену со стендами на своём пути. Сознание словно на несколько секунд перенеслось в кромешный переулок с широкой дорогой, которую молниеносно пересекло множество тёмных автобусов с длинными окнами, из которых исходило яркое жёлтое свечение. Вот только внутри будто никого не было, и мимо лица пронёсся сильнейший порыв ветра. Подобие фантомных взрывов несущимися вагонами поезда заполонили просторные коридоры со звенящими отовсюду монетами, в то время как все находящиеся были в миг огорожены межатомными барьерами влетающего следом стража, чьи извилистые доспехи напоминали то ли механическую золотисто-серую птицу, то ли дракона, между чьими чешуйчатыми пластинами развивались потоки витиеватой полупрозрачной аннигиляции, распространяющейся густейшей атмосферной громоздкостью, сдерживая сгустки симбиотического пламени и обрушенных осколков здания. Неизвестный источник выработки громоздкого двигателя миновал очевидцев, проломил стены в другом конце здания, стремительно уползая ввысь к остальным небоскрёбам и оставляя после себя следы струящегося чёрного пламени. Этот страж, что казался взрослой черновласой женщиной, явно имела колоссальный боевой опыт в своей специфической должности, что была расписана цветными сигилами на её доспехах, похожих на длинную и чешуйчатую куртку с прямой дугой, вращающейся вокруг низкого посаженного левого плеча. Изворотливые золотистые изгибы доспехов были облачены чем-то на подобии зимней куртки, исполосованной металлическими стержнями и пластинами, украшенными необычными узорами природы. Громоздкие сапоги громко приземлились об мгновенно покрывшийся широкими трещинами пол, в котором погасли яркие свечения компенсированной энергии в подошве, благодаря которой она приземлилась. Она выглядела растерянной, едва удерживая своим разумом накопленную и скрестившуюся с ней самой атмосферную массу из плотных атомных частиц, искажающих необходимый процент пространства, которое будучи преломленной траекторией движения синхронизировавшегося разума стража, защитил находящихся существ и людей от травм и каких либо соприкосновений со взрывами. На этаже постепенно полностью затихла буря, вслед за которой унесся густой купол чёрного дыма, исходящего из трубы последнего исчезающего вагона. — Уах! Ха-ах... Ща, ща погодите... Дайте мне отдышаться. — через огромную проломленную впадину стены приземлилась высокая, почти обнажённая и до ужаса худощавая и бледная как смерть девчушка, едва не споткнувшаяся об собственные голубые волосы, постоянно пристающими длинными влажными локонами к её острым пяткам. Они были очень длинными и мокрыми, практически облегая её высокое, два с половиной метра ростом тело. Она измученно оскалила острые как у акулёнка белоснежные зубы, сквозь которые вывалился её длинный язык. Она была похожа на изнеможенную после долгой прогулки псинку, ненасытно набивающей свои лёгкие воздухом, интенсивно вздымающегося вместе с её обнаженной бесполой грудью, из-под которой растягивались широкие тонкие рёбра. Серые глазёнки прильнули к сероликому мужчине, а сама же девчушка в мгновенье ока встала в некую победоносную позу, якобы выражая то, что ситуация на данный момент находиться под её полным контролем. — Не поддавайтесь панике, гражданин! Ведь рядом с вами страж Кесима! Вторая принцесса семьи Мизу! Повелительница морей и океанов! А так же я чудесно владею приготовлением водорослей ямакаху, есле желаете то я вас обязательно угощу! Близиться фестиваль "Кохимэ" и я...! — Кесима-а-а!! — женщина страж с чёрными волосами отвесила мощный пендаль девушке, которая испуганно подскочила едва ли не до самого потолка. — Хватит носом пыль глотать! Нарушитель по твоей вине сбежал! — Да откуда я знала что его вафли окажутся такими вкусными!? — Ты обязана была за ним следить а не уплетать за обе щеки эти вафли, так ещё и отказываться платить за них!! — Да это же была просто проба! Откуда же мне надо было знать что за них нужно платить!!? Кесима истерично развела руками, выпучив глаза и недоумевая опуская челюсть с белоснежными острыми зубками, между которыми оставался болтаться кончик языка. — Да потому что в мире за всё нужно платить, тебя с детского сада к нам что ли перевели!? Говорили же мне дуре не брать тебя с собой! А ведь цыплят по осени считают! — Я стажируюсь второй день, с чего ко мне столько претензий!? — Да с того что ты хотела стать героем Туэньши! Или только на словах горазда!?Ласточка день заканчивает, а соловей начинает! Громоздкий человеческий силуэт под звонкие удары сливающихся с межбедренными дисками сапог, стремительным шагом очутился позади них в очередном облачении из доспехов. В разборку напарниц вмешался ещё один из неоткуда нарисовавшийся страж, бесцеремонно хватая обеих за уши. Это был молодой мужчина со спокойным, немного выраженным раздражением на лице. Густые коричневые волосы, прозрачная щетина вокруг широких скул расширялась к его впалым вискам. Его тёмно-зелёные выразительные глаза рассудительно посмотрели на женщину, а затем на Кесиму. — Хватит позориться перед всеми, немедленно успокоились и догнали преступника. Иначе я за себя не ручаюсь. — он перевёл взгляд на старшую. — Офицер Клементина? — Как прикажете, капитан Тэсио! Одна нога здесь, вторая руки моет! — Ай-я-я-яй! Я поняла вас! Уже бегу! — подобно скользкой рыбёшке Кесима выскользнула из руки офицера, выпрыгнув в огромную разрушенную воронку среди просторной стены с оторопевшим гномом, сжимающим в руке поджаренный букет с цветами от которых остались одни стебли. Измученный взгляд сероликого будто в любой момент мог сомлеть, отколоться от туловища потрескавшимся мраморным бугром и с грохотом разбиться об пол. Ему жутко хотелось спать, снова окутаться в большущем тёплом одеяле как в том лазарете, ничего не слышать и не осознавать. Столько странных ощущений, эмоций и боли во всём теле которое словно развалилось на куски, а затем снова собиралось в один целый скелет в то время, когда его сознание в очередной раз кануло в черноту. Казалось бы, всему происходящему должна соответствовать определённая логика, причина и последствия. Два с половиной проведённых дня в этом мире оказались ужасающе мучительным опытом, обуславливающим непредсказуемый поток абсурдности сложившейся ситуации, в котором он самый простой крохотный человечек, окружённый хаотичностью развивающейся запечатленной природы, чью структуру он не способен понять, а с её атмосферой совладать. Пока не способен? Остаётся только стремится вперёд по направлению непредсказуемого фантастического потока в надежде получить первые ответы в этом месте. — Вы в плохом здравии. — всё так же сдержано и спокойно обозначил страж весьма пагубное состояние медленно бредущего по маленьким шажочкам человека. — Мне нужно идти к врачу... Слегка пошатываясь, сжимая компактный планшет в руке, мужчина побрёл вдоль коридора с неиссякаемым выражением усталости на лице, которое за последние сутки начало казаться ему совершенно чужим. Будто его душу насильно что-то затолкало в этот сложный, постоянно изнеможённый, слабый и беспрерывно болящий плотский сосуд. Усугубляющееся состояние тела нервировало, усиливало некую неприятную эмоцию что билась громче всех остальных. Хотя нет, билась рядом и так же сильно как желание помочь. Ему нужны были ответы, для того чтобы наконец-то понять всё. Ему нужны были силы, для того чтобы защитить полулису, мысли о которой постоянно всплывают в голове воспалённой болезнью, ужасающего сильной мигренью от которой существует только одно на свете лекарство. Её израненное тело, мертвенно бледное окровавленное лицо, изувеченные лисьи уши. В этом мире, значит, есть и другие люди, существа, которые нуждаются в помощи, защите, исцелении? В любом уголке пока ещё неизведанного им мира, в абсолютно любом промежутке времени в котором абсолютно потерян и любом атмосферном состоянии, пребывающих в самых редкостных мгновениях жизни. Он уже ощутил на себе боль разорванной груди, низа живота, ударов предплечий об горячие пустынные камни с большой высоты и ощущение выбитых сквозь порванные губы зубов. Тот момент, когда его грудь пронзило что-то железное, он вспоминал смутно и неразборчиво. Внутри него так же возбуждалась разрушительная агония, порождающая плоды ненависти, страха, чувства неизвестности и безмерно унизительной вины за то, что он сделал и на что не был способен. Тогда придётся научится всему. Более тщательно и внимательно подыскивать выход из той или иной проблемы, а в его жизни их наверняка будет много. Но получится ли справится хотя бы с одной из них? Большинство мыслей захвачено обессиленным взглядом изувеченной лисы, в окружении тех страшных людей. Может ли быть нечто гораздо несчастнее её взгляда? На данный момент, у него уже есть одна проблема. Но сейчас невозможно даже представить её возможное разрешение. Гипотетическая перспектива напрочь отсутствует вместе с логикой, которую хоть как либо не удавалось вообразить в своей голове человеку. Он даже не понимал и не знал, как думать. Ему казалось, будто он не понимал огромное количество слов, чисел и явлений которые проносятся мимо него. Он будто дикий зверь, которого насильно оторвали от родной среды обитания, каких ни будь джунглей, дождливых тропиков, а затем выбросили на переполненные какими-то разумными существами проспекты города, в котором везде шумно, ярко и очень непонятно. Вот только загвоздка ещё и в том, что он напрочь позабыл о своих первородных инстинктах, а может даже не знал их? Не ощущал и никогда ими не руководствовался? Подобно чему-то убогому, хромому, глупому. Может он и не зверь, и даже вовсе не человек? Тогда что? Нечто, что находится ниже субатомной органической цепи или даже планковской длины? Он ничто? А появление этого тела и всех этих чувств, ошибка на один единственный миг исказившегося потока природы?

"Ты странный!"

"Ты прав! Ты разочарование! Абсолютно для всех и для неё!"

"Так вот, всем кого ждала скорая смерть и в последующем типа загробный суд, этот серафим оставлял на теле похожие пересекающие шрамы."

"Как бы тебе объяснить... Не он. А тот, кто внутри него. Ну или, не внутри него, а вокруг него." "Умерший мозг вдруг ограничил себя своими же мыслями в ничего."

"Порой мне кажется - вы настолько безумны, что умнее всех нас..."

Мужчина остановился перед дверью в терапевтическом отделении. Замер, ненадолго задумавшись и едва не повалившись на пол. Сильная потребность во сне и острая боль под рёбрами всё нещаднее прогоняли и развеивали любые мысли, превращая их в осязаемую бесцветную пелену. Но её тут же затмил резкий и просторный аромат чего-то тёплого, сладкого и притягательного. Нечто было похожим на кофе, который только сильнее убаюкивал сознание морально истощённого авантюриста, окончательно утратившего надежду на покой и в сегодняшнем дне. Больница эта представляла собой бесчисленное сплетение коридоров, залов и просторных комнат с изворотливыми и разветвляющимися лозами в виде лесенок, пандусов и лифтовых установок. Всё казалось каким-то уютным, располагающим к себе даже самого опешившего гостя, который за два с половиной дня мог пережить наверное больше, чем любое бессмертное создание на протяжении пускай даже сотен тысяч лет внутри запертого роскошного замка. Стены в каждом отделении были выкрашены в соответствующие минималистичные тона, которые часто пересекались со специфической мебельной обивкой на потолках, гротескными высеченными узорами на полу, в зачастую обставленных углах помещений и их проходами в следующий корпус. Всё аккуратно подсвечено, застелено скатертью или украшено бархатной штукатурной слоистостью об которую не повредилась бы даже самая чувствительная детская ладошка. Иногда сознание будто переносилось в переполненные подземные платформы, по которым куда-то сновались маленькие человечки, о чём-то болтали или дожидались своего Харона, надеявшись не сбиться с правильного пути. По личным ощущениям, человек будто целый день провёл в этих тесных, а порой запутанных разнообразных лабиринтах бесконечной больницы, обходив практически всех врачей. Некоторые осмотры и сдача определённых анализов тела пришлось перенести на другой сеанс, по причине нестабильного состояния здоровья мужчины. Самым необычным, возможно немного неприятным ему показалось обследование у некого андролога, которому было подсобили ещё несколько лекарей в лице травматологов и физиотерапевтов. Все лекари без исключения, которых он уже посещал, то ли косо, то ли удивлённо поглядывали на него, но затем конечно объясняя причину своего компетенциального смятения, вызванного тем что организм его тела в большинстве их структур был полностью не схож с их природой, хотя с виду он был таким же человеком как остальные. Начиная с самих покровов мышц, волокон волос, сетчатки глаза, строения костей и заканчивая формой мозга, желудка, лёгких, печени и сердца, расположенного под левой широкой мышцей, а не по середине как у нормальных здесь существ. — Могу с уверенностью заверить, что вы пришелец! — с ободряющей улыбкой молвил пожилой психолог-терапевт, вновь вернувшийся к бумажной волоките с его документами. — Прямо как ваш товарищ Куроба. — Куроба? — переспросил сероликий, который до этого внимательно осматривал очередное помещение, в котором пахло летом, пряниками и какими-то незаурядными сериалами по телевизору. Высеченная каллиграфия из деревянных и каменных материалов напоминала причудливые узоры, будто на стенах висели огромные толстые ковры. — Да, Куроба Сатоши. Вы с ним вместе вернулись с... — тот немного замялся и отвёл затруднительно раздумывающий взгляд. — Я пришелец? Как он? — мужчина старался пристально наблюдать за поведением врача. — Хм. У вас действительно много общего, по крайней мере в неврологическом плане. — грузно выдохнув, врач поставил печать на новой амбулаторной карточке и несколько раз расписался на нескольких страницах. — Вам следует об этом провести дискуссию с нашим главврачом, а так же с самим господином Сатоши, они смогут преподнести вам достаточно конструктивно полезной информации. — Мне... — замялся сероликий, понурив взгляд и крепко сжав кулаки. — Хм? Резко отреагировал врач, взглянув на уставшее серое лицо несчастного человека, очень неуверенного в себе, испуганного и полностью потерянного как в своих мыслях, так и в мире который он воспринимал не так как остальные. Его взгляд ни разу за весь день не блистал какими либо эмоциями, не выражал удивления, предосудительности, любопытства или же соответствующего равнодушия. Глаза разбегались в стороны, словно хотели поглотить в себя весь этот простор жизни, которую он явно не понимал, и которая озадачивала, сковывала движения, создавая перед ним одно существительное препятствие за другим. Он был похож на того, кто однажды в один день утратил всё что у него было. Друзей, семью, все свои эмоции и желания, до селе наполняющих его историю. Будто это случилось давным-давно, но он так и не научился справляться с переизбытком негативных чувств, что постепенно разрушали в нём личность. Мистеру Зигмонду и группе остальных лекарей тщательно пояснили ситуацию с полосным человеком, чьё появление за границей Туэньши, но а затем и непосредственно внутри стен вызвало всеобъемлющие подозрения и тревогу, зарождённые незаконным и незамеченным проникновением на территорию вооружённых сил державы. Но самым главным событием на данный момент считается то, что данный индивидуум вернулся к жизни после того как однажды умер при стычке с рядовым солдатом, пронзившего корпусом междуэтажной двери тело мужчины. Рана на теле полностью зажила, судя по всему заново сотворила недостающие органические клетки его органов, костей и мышц, не переборщив с их количеством и стремительно развивающимися вспомогательными выработками иммунитета. Но даже этим не ограничивались странности сидящего пред ним человека, ведь специфическая и не существующая в природе этого мира структура его крови не навредила лисице когда та была при смерти, поддерживая её жизнь на протяжении невообразимого шестичасового переливания. Зигмунд даже по пальцам обеих рук не сосчитает, сколько раз Лиса пребывала на грани жизни и смерти. В те моменты за её судьбу боялись все, ведь ни одна на свете кровь не смогла подойти для переливания. Даже универсальные кровеносные сосуды нефалема только навредили её организму, едва не убив. Но то что происходит сейчас, попросту не поддаётся логическим объяснениям. Случай крайне экстраординарный, и последствия его могут быть самыми разными, но а в первую же очередь, непредсказуемыми. Слухи разлетаются быстрее любой эвирной птицы, и о воскресшем, не навредившем своей кровью лисице загадочном парне с полной потерю памяти прознала вся больница. Это был удивительный человек, который судя по своему виду даже не подозревает о своей уникальности, или же он старается напрочь игнорировать её придатность, которая в некоторой степени конечно и отягощает его жизнь, смысл которой ему так же неизвестен. Мне очень больно, - мучительно долго растягивались слова в его нестабильном подсознании, желающего обрести покой. Но в последний момент сероликий осекся, растерянно и с осторожностью пытаясь подобрать слова. — Я не знаю, что мне делать... Довольно шумно и судорожно вздохнул он, будто вместе с выдохом выпустил наружу груду тяжёлых камней, которые безжалостно сдавливали всего его изнутри, где под их незыблемой чудовищной массой раздавливались, разрушались все его мысли, которые неотвратимо стекали куда-то вниз в беспросветную тьму, постепенно поднимающуюся своей неоднородной угнетающей массой вверх к его здоровому рассудку, становясь всё больше в размерах и беспрепятственно охватывая одну нервную клетку за другой. Единственное, что крепче всего держалось на вершине его отчаянно старавшейся удержать частичку адекватности вместе с вразумительным порядком действий разумения, было эмпатией, охватывающей чужие лица, те которые он смог увидеть либо которые даже не умел представить. Это чувство было единственным за что сероликий пытался удержатся, покоряясь этой непредсказуемой когнитивной волне существа и следуя основному инстинкту, который бьётся в его сердце с самого момента осознания, явившегося в бескрайней золотой пустыне. Возможно это было одним из тех вещей, которые помогут ему вернуть утраченное, вымершее, никогда не существующее воспоминание о себе? Или же оно станет источником обретения настоящего себя, человека, который потерпел крушение на этом странном острове беспорядочности? Но что есть порядок? Что значит гармония и как она выглядит? Масса тел, от самых больших и несоизмеримо мелких, не имеющих численную последовательность и законченного атмосферного предела, углубляющегося безграничным спектром дышащих молекул. Лекарь медленно подъехал на своём кресле поближе к мужчине, протягивая ему планшет вместе с тонкой амбулаторной книгой. — Послушай-ка, парень. — выждал тот короткую паузу, затем поймав на себе внимательный взгляд несчастного. — Впереди, тебя поджидает очень длинная и странная жизнь, всех её странностей, препятствий, негодований не избежать, не ото всех удастся защититься, защитить того кто тебе дорог и уж тем более предугадать их появление, исход каждого твоего решения... Ты должен стараться видеть больше, чем кто либо другой. Самое главное, запомни - не останавливайся. Если однажды попадёшь в ловушку, из которой ты не сможешь выбраться самостоятельно, или же которую ты не захочешь покидать, то начинай кричать. Кричи изо всех сил, кричи до тех пор пока ты не услышишь самого себя... А затем тебя услышат остальные. Немного поразмыслив над сказанным, сероликий оглянулся по сторонам в нерешительности. Он в очень сложной ситуации, требующей осторожности и проницательности по отношению окружающих его персон, явлений, событий. Сумбурная и жуткая встреча с человеком по имени Дивиан и его компанией всё сильнее укрепляет эту мысль. Быть столь беспомощным, растерянным перед ними, было очень неприятно. Он вспомнил тот безумный взгляд, противоречивший людской натуре. Бедная раненая лиса, которую загнало в угол полчище могущественных чудовищ, отрёкшихся от морали, уважения и здравого смысла. "Мог ли я хоть что-то предпринять?" - задавался одними и теми же вопросами сероликий, вспомнивший свой страх, свою слабость, неповиновение своим эмоциям. Её взгляд. Отчаяние, взрывающееся безмятежным сильным пламенем, чьё ожесточенное свирепое сияние озарилось в её багряных глазах, содрогающимися вместе с его сердцем, которое будто яростно билось об его кровеносную систему в тот момент, желая разорвать любые препятствия на своём пути, хоть ими и станут кости и мышцы, но только чтобы добраться до источника мучения, разрушить его, дабы весь этот хаос прекратился, растворился на несчитанные миллиарды частиц, вслед за которыми испарятся чужие силуэты, издевающиеся над бедным обессиленным зверем. — "Чё? Просто орать во всё горло? Ну, это мы умеем." — откуда-то раздался тихий размышляющий голос, который врач рядом с растерянно оглянувшимся пациентом наверное даже не слышал. Или не придал этому значение. — Думаю, я знаю с чего хочу начать. — неуверенно произнёс человек, слабо сжимая врученные ему перспективы на возможное, быть может не скорое но всё же излечение, при этом редко посматривая по сторонам. — Желаю тебе в этом преуспеть, юный зохут! — задушевно искренней улыбкой поприветствовал он парня в его новый путь. — Если тебе нужна будет профилактическая беседа или тебя что-то побеспокоит, в любой момент можешь обратиться к нам. Мы всё обсудим, решим любую твою проблему. Договор? Тепло попрощавшись, обречённый нелёгкою судьбой странник побрёл между переполненных суматохой коридоров в направлении выхода из терапевтического отделения больницы. Накопившаяся тревога после недавно произошедшего взрывного происшествия, постепенно меркла на фоне беззаботно снующихся людей, санитаров, каких-то силуэтов облаченных в великолепие серебристо-золотистых доспехов и остальных индивидуумов, не совсем понятных ему расовых принадлежностей. А может они все были богами? Все кроме вон того юркого и заливающегося смехом мальчишки с лазурно-жёлтыми кудряшками и большими, зелёными как у весенней травы глазами. Его лицо такое прекрасное, чистое, словно срисованное со старинной библейской книги, которую оживило божественное помешательство. Маленькие овальные веки, немного взлохмаченные густыми светлыми ресницами. Немного пухлые маленькие пальцы, сжимающие лоскутную ткань с размешано-коричневыми пуговицами. Над мальчишкой злобно щурилась девочка немного постарше него, с таким же жемчужно-чистым лицом и густыми-прегустыми волосами цвета самой тёмной ночи, покусывающей завитыми шелковистыми прядями круглые щеки. Возле них, наверное мирно почивала пожилая пара, чьи церемониальные светлые понёвы будто складывались вместе в просторное пышное одеяло, на котором лежали их обнятые руки в переплетении красивых летних деревьев на которых поспевали бесцветные яблоки, а возле них же обыденно переговаривались маленькие воробьи. Эти птицы кажутся очень знакомыми, красивыми, удивительными. Пожилая женщина вежливо прервала дискуссию с мужем, ласково улыбалась и начинала что-то объяснять мальчику, мгновенно переменившегося в лице и позаимствовавшего у старшей сестры тактичность. Очередное помещение всё больше походило на чью-то просторную уютную квартиру. Cтоят вазы без цветов, люди с овальными головами в чёрных костюмах пьют что-то горячее из изогнутых блюдец, беспрерывные дискуссии, перешёптывания, шум и гам. Взрослые и юные лица, совсем новые, или же они жили здесь когда-то давно? Всё так знакомо. Очередное новое ощущение затмевает предыдущее, развивается на кончиках пальцев, в плечах, в груди, в костях, в каждом последующем движении его мозга и тела, как бы они не болели и как бы не отталкивали всего его стремительно переменяющиеся мысли. И снова что-то тревожит его, или же согревает? Желание узнать как это называется. Будто расшатанные кресла, стулья и снующие вокруг них люди послужили ему маленьким островком, импровизированным ориентиром который резко обрывался и вяз густом бесконечном смраде из запахов. Черные ленты резвились по кафелю вслед за толстыми мужскими ботинками, путь которым преграждали бежевые поднимающиеся плиты. Рядом с большим, обитающим на огромной стене растением и деревянной лавкой, сероликий заметил тёмную дыру в стене. Едва достигая метра, изнутри она расширялась всё больше, создавая округленные обнимающиеся воронки из чёрной породы камней, очень острых и блестящих как лезвие. Оттуда растягивались нейронные провода, немного подсветки и два гаечных болта. Там было тихо. Возможно даже холодно. Иссиня-чёрная пелена неизведанного пространства стала ассоциироваться с зимней ночью вдоль которой через стекло автомобиля проплывала автомагистраль, тускло светящие фонарные столбы и заснеженные бродящие шубы, меркло сверкающие во тьме электропровода. Его пальцы схватились за один, медленно потянули по полу, засланному ковром, фантиками от старых конфет и очень густой тёмной травой, что мягко сминалась под коленями и локтями вместе с землёй. Всё это похоже на пещеру, в которой давно побывала чья-то отвага, позволившая тому насладится порцией карамелек в столь жутковатом и прохладном месте. Челюсть немного затряслась, костяшки покрылись тонкой коркой вымышленного льда. Возле отражающей странный голубой свет подземной реки, среди менее густых и сливающейся с темнотой травинок. Рядом виднелся силуэт, подобно одинокой и зажатой со всех сторон маленькой тени, что скоро исчезнет от прикосновения яркого голубого света, тихо резвившегося вместе с мелкими колебаниями воды. Как оказалась, по мере приближения человека в недалёкую глубину пещеры, девушка сидела одетой в тёмном, наверное вручную вязаном костюме, облокотившись спиной об острые каменистые стены. У неё были длинные прямые волосы, чей окрас всеобъемлющей тенью перемешивался с мрачной и беспросветной пустотой за её хрупкой спиной, накрывающей просторные теневые границы. Блеклые карие глаза были маленькими и круглыми как у ребёнка. Лицо немного худое, бледноватое. Тонкие светлые губы, наверное тоже покрылись столь же тоненькой коркой льда, сотворённого экстремально низкой температурой и долгими месяцами. Низко опускающиеся сети из бордовых и коричневых переплетений, немного выпачканные пылью и влажной грязью которая так же виднелась на её громадных чёрных ботинках с толстой подошвой и круглыми медными застёжками вокруг лодыжек, похожими на пуговицы, слабо согревали её ноги и острые колени, которые девушка не распускала из слабых объятий. Казалось, ещё несколько мгновений и её замочек из пальцев сейчас разомкнётся. Рядом с ней лежало несколько больших платков двух цветов: зелёного и жёлтого. На них так же пылилась посуда: старинные медные подставки для стеклянных чашек с изогнутыми ушками, очки в перекрашенной оправе, серебряный самовар, гаечные ключи, гвозди и множество разных изобретений из давно забытых всеми эпох, вываливающихся из громадного шкафа, от которого сильно пахло дубовым деревом и старостью. Из щели уродливого деревянного окна, которое оказалось за широкой стеной шкафа, доносился студеный воздух, жалобно подвывающий, будто желая с кем-то поделится своими переживаниями о грядущих переменах на этой земле. Большие чёрные перья. Замурзанный острый клюв. Острые когти крепко держались за металлический выступ. Сидящий в клетке ворон будто вежливо покосился на этот ветер, округлив изумрудные глазёнки прислушиваясь, внемля его бестелесным призрачным слогам. Человек старался как можно тише подобраться к неизвестной девушке, не находя себе удобного места среди выступающих отовсюду острых бугров и углей, рассыпающихся подобно песку или сухой, прожаренной на солнце земле. Он аккуратно, стараясь не потревожить ничей покой, осматривал это странное, ненадёжное на вид убежище. Оно не защищало юную особу перед ним ни от каких угроз, катастроф и аномалий. Возможно, это место и не было никем, ничем не предназначенным для защиты. Возможно каждый камень, впивающийся в руку, холодный воздух от которого горло задыхалось, светлые лучики мистического света, прожигающего недра кристально-чистой реки, всё это было самосотворенно случайно, и однажды всё это случайно умрёт как и его память об этом моменте. Сильный порыв ветра снова сбил дыхание мужчины, открыв ему взор на другой конец пещеры из которого разносился тусклый дневной свет. Он был серым, а порой тёмным и мрачным подобно февральской зимней ночи, в которую всеобъемлющую тьму над поднятым ввысь лицом разрезает просторный снежный край, который через пару мгновений исчезнет в тёмных бездонных водах, в которые случайно наступит нога. Путь к свету преграждали развешенные на тросах заледенелое тряпьё, ботинки и мокрые тряпья. Сломленный от болезненного жара и усталости взгляд переметнулся обратно к девушке, к её чрезмерно большой и влажной обуви, напоминающие те, которые носят либо солдаты, либо путешественники с очень большим размером ноги. Но неизвестная перед ним выглядела слишком маленькой и слабой для таких габаритов объёма подошвы, чего не скажешь о её простой с виду одежде, немного шерстяной, тёплой и заканчивающейся длинной юбкой. Но мысли вдруг прервал неописуемо странный простой звук. Голос. Бестелесный. Безликий. Неплотный. Неописуемо обыкновенный и понятный. — Мои слова. И мой голос. Они исчезают одно за другим. И я исчезаю вслед за ними в хаотичном цикле, неповторимом, очередном, ином... Ворон неотрывно следил за приблизившимся к своей бывшей хозяйке силуэтом, растерянным, голодным, немного больным. Услышавшему тихий и будто девичий голос, человеку показалось, что в эти секунды к нему обращался большой чёрный ворон, запертый в холодной стальной клетке из которой легко мог выбраться через приоткрытую дверцу. Его когтям холодно? Девушка обернулась, засмотревшись в обременённый человеческий взгляд. Её маленький нос стал напряжён, пытаясь задержать дыхание, а тело сжалось сильнее от странного холода, который никто из присутствующих не понимал, но от которого хотелось избавиться. Пока мимолётная память об её порозовевших от холода щеках, длинных пальцах, совершенно обыкновенном голосе, накопившихся знаниях и движениях коротких прямых ресниц, тонкой шеи и локтях - ещё не растворилась в неисчерпаемых чертогах разъединённых молекулярных границ пространства, она призналась существу рядом с собой в том, что уже прекращает своё существование в виде одной единственной и случайной иллюзии, сотворённой столь же случайным образом в очередном случайном сознании, внутри которого она просуществовала абсолютную и непостижимую для её соприкосновений бесконечность, а точнее одну секунду. Непостижимый чьему либо сознанию короткий миг. Оно есть выдуманное звучание, воспоминание, ощущение, однажды, и более никогда несбыточное чувство от которого на сердце проступают ярчайшие иллюзорные ростки гармонии, распространяющейся вдоль нейронов мозга стремительно увядающими потоками химического простора. Где-то среди постоянно сжигающихся и самых глубоких закромов памяти и повреждённого старением мозочка. Но сейчас - оно ничто. Ни слово, ни звук, ощущение, понятие, цвет, расстояние, масса, орган, атом.. тук-тук... Этого не существовало никогда. Человек замешкался, когда разглядел едва заметный проблеск на её лице, оставленный наверное маленькой слезинкой, очередным мимолётным оттенком который мгновенно исчезает с её лица вместе с мизинцем и двумя средними пальцами на руках. Теперь его охватил страх, ведь именно эту слезу на её лице уже сотворил он сам. А точнее его неподатливое эго в котором сам ещё не успел разобраться. Но неизвестная форма жизни перед ним не подверглась гневу, смущению, смятению или обиде. Оно всегда было бесконтрольным, бессмысленным, длящимся всего одну секунду, потоком чьей-то исчезнувшей иллюзорности. — Но если ничего этого не было.. тогда что есть сейчас? — больно проговаривая с простудой в горле, человек ощутил на своих щеках жар. Затем разболелась голова. Девушка опустила веки. Длинные мягкие рукава обняли её блеклые уста. Оно не могло больше говорить, не было причины и возникновения в том, что конкретно отторгали частицы её непостижимой изнанки сознания, юбки или головы, а также и собственного желания. — Никто этого не знает никогда, не видит, не понимает также как и я сама. Забвение с инстинктом боли. Геноцид в твоей крови... К чему твоё хаотичное перемещение приведёт снова? — обыкновенное звучание её голоса тихо приблизилось к его сознанию, приболевшему и переполненному вопросами. — Созидание. Разрушение. Сохранение... — Я не знаю... Но я должен что-то сделать. Постоянно куда-то двигаться. Хотя бы попытаться. — ноющая боль в голове, непреодолимая усталость в ногах, руках, на сердце и лопатках сильно изматывала, порождая эмоциональный простор из гнева, разрушения, разложения. Но воля его разума была сильнее каждой постигнутой эмоции и ощущения. Его воля - одновременно бушующий и застоявшийся в одном пространстве поток, стремящийся откуда-то из середины, из неизведанной бездонной пропасти за его спиной. Возможно именно там таятся ответы на один из его самых главных вопросов - что он такое. — Ты напуган. Охвачен стремительной паникой. И потерян. — неизвестная пред ним оказалась чем-то чрезмерно проницательным как для иллюзии. Возможно иллюзией в эти мгновения был он сам? — Я боюсь, что могу не вспомнить то, что однажды потерял. Я будто чувствую, что потерял очень многое. Мне... Я должен понять, как это разыскать. Должен... Видеть. Видеть всё... — Хм-м... — та приспустила лицо, понурив подбородком и губами в мягкие чёрные рукава, немного приоткрывая веки. — Мне очень хочется прикоснуться к твоему страху. Слиться с ним целиком... Понять что это. Среди всех твоих состояний, прямо сейчас это сильнее всего. — Но в этом нет ничего нормального. — предположил человек, трогая свой горячий лоб рукой. — Но ведь оно живое. Разве не так? — она внимательно взглянула на человеческое лицо. — Ты согласишься провести меня домой? — Но... — он присмотрелся к тусклому серому свету впереди, кажущемуся тёмной непроглядной пеленой. Он был растерян и опечален. — Но там же ничего нет. — Но рядом с этим ничего однажды появилась я. Меня больше нет. Я больше не исчезаю. — спокойный и обычный голос наивно ответил ему, когда она сама, не более чем лишённая соприкосновений пустота, не могла в полной мере воспринимать всё происходящее. — Дом. Ты тоже окажешься там. Место, где исчезают все неживые существа. — Я.. не понимаю. — вновь зажмурился от боли в голове человек, пытаясь хоть что-то понять. — Тогда как я смог сейчас встретить тебя? Услышать? Почему... — Ты случайно придумал меня. Наверное увидев отражение знакомого тебе лица, услышав песню, о которой не знал никогда. Найдя отстранённую фигуру в одной единственной комнате, которая напомнила меня. Сотворив моё отражение на заледенелом осколке стекла... Одно мгновение, может быть даже меньше. Его хватило, чтобы я навеки пала в небытие. Может я была там всегда. Может я есть это небытие... Ты увидел меня. Сотворил заново. — она протягивают тонкую и искушенную морозом бледную руку, переливающуюся мимолётной юностью на состарившейся и извергаемой чёрные трещины вокруг серой кожи человеческой руки. — Это.. такая случайность? То есть... Совпадение? — задал он вопрос, помогая неизвестной опереться на свою больную руку. — Я ничего не знаю. — гораздо тише обычного ответил голос, но от растерянности и неуверенности в себе он решил не переспрашивать. — Чего ты боишься? — спросила она, понемногу сбавляя шаги возле края каменисто-песчаного обрыва, вокруг которого растирался бесконечный серебристый край из моря песка, малых гор и неразличимых серых рек. Это пространство будто было заслано безграничным слоем пепла и образовавшейся пыли, которую уже не сможет сдвинуть с места ничья сила. — Я встретил каких-то людей.. жестоких.. равнодушных.. других? — сквозь силу выдавливая из себя слова, он аккуратно перешагивал камни и удерживал руку неизвестной спутницы, время от времени жмурясь от острой боли в голове и жара во всём теле. Казалось, что он скоро упадёт в обморок. — К чему они стремились? — Я не знаю. Они обижали... Лису... — Что... Это значит? — едва не по слогам проговаривал голос. — Не уверен. Говорят - на свете такая одна. — он задумался, затем остановился и почувствовал как что-то крепко сжимается внутри него. Будто нечто ухватилось за часть его сознания, души. Может быть то было сердце. — Я боюсь что.. я снова погибну, но больше не вернусь. Даже не успею.. не смогу помочь ей. И наверное... другим. Неизвестная медленно отстранилась от странного, преследующего её спутника и отпустила его руку. Сейчас колени прижались к тёплой и одновременно холодной земле, внутри которой слабо чувствовалась дрожь. Взгляд с безмятежностью пронёсся вдоль далёких, исполинских и полуразрушенных белых плит что размерами были сравнимы с целыми островами. Из бесплодной серой земли они возвышались словно деревья, совершенно пустые, голые, не имея на себе спелых плодов, следов разрушения или искусной резьбы. Они однажды появились. И однажды исчезнут? Ветра раскачивают холодный бескрайний слой песка, поднимающегося бескрайними округлыми равнинами и холмами, по которым вдруг захотелось пройтись обеим, рассматривая неизвестные им просторы. Ей хотелось бы понять, кто и когда воздвиг эти колонны и таиться ли хоть что ни будь на их вершинах. Возможно с их высоты возможно было разглядеть в небесах то самое яркое пятно, которое раньше согревало землю под ногами, от которого в глазах становилось больно, горячо и тепло. Сильный свет, от прикосновений которого всегда было приятно засыпать. Полый девичий взгляд опускался ниже, отторгаясь от тонкой багряной скорлупы, бесчисленных кровеносных узлов и химерных стволовых частиц, всеобъемлющим осязаемым барьером растворяясь во мраке пустоты. — На всё твоя воля... Человек? Дыхание перехватило, а следом пришло осознание того, что больше не может поглощать своими органами лёгкие увлажняющие материи которых больше не стало, которые поглотили всепожирающие сверхмассивные пустоты, счесть которые не позволяло искажённое разложение его собственной органичной природы, срывающихся в пустоту вместе со зрительными волокнами. Возвышающиеся над лесами колонны, сложными геометрическими фигурами ложились одна на другую в шаткую цианово-тёмную башню, грубыми телесными движениями горных камней и земельной почвы вокруг обожжённой солнцем реки, зыбучего красного песка, непреклонных сочно-зелёных деревьев, липкой грязи и ядовитых растений. Неведомой и безликой стихийной силой они прорастали высоко в небо бесформенной исполинской ветвью, постепенно прикасаясь химерными окончаниями диких лепестков к самим близким среди всех остальных звёздам. Но укрывшись тонкими корками льда, они начали разлагаться, отмирая болезненными сгустками бесконечно размножающихся мельчайших частиц, после которых не остаётся даже единственной крупной пылинки из последних исчезающих кварков.. но внутри которых, высвобождаясь из: до этого мгновения замкнутых и извергающихся слоёв нового бесконечного разъединения, с пустующей осязаемой вселенной начали скрещиваться безграничные первозданные массы, неотвратимо затмевающие отныне исчезнувшие и никогда не существовавшие частицы. Пространство дышит, переменяется, обрастая загнивающими багряными карликами вокруг ослепительной планетарной туманности, которую бесконечно долго уносит во всепоглощающее завершение существования ирреальными ветрами ослепительной тьмы. Ничто не движется. Разложения больше нет, оно испарилось в легчайших слоях самой последней и бесконечно исчезающей связующей сжимающегося одинокого кварка, как потухает космическое пламя на кончике обугленного и обращающегося в прах ирреального древа мироздания. а затем ничего.. ..и ничего-никогда не было Из бесконечности вызволяется Волна, давно порождёнными первозданным солнцем волнами отколовшегося бытия, вторгаясь в некогда родные чертоги этого пространства . Они выбухают, сжимаясь внутри от непрерывных хаотичных реакций, вгрызающихся друг в друга, вспарывающих, впитывающих в себя это пространство в изощрённом противоборстве с ужасающе коллапсирующими давлениями поглощающих пустот. Хаос разбрасывает собственные органы искажающейся вселенной, словно взрывая себя изнутри рядом с искажающимися чёрными дырами, которые словно расплавляются бескрайне просторными жидкими слоями барионных сечений, изничтоженных безграничными чужеродными пространствами, которые только спустя миллиарды осознанных разумным существом поколений, обведут двусмысленными сложными символами: аппаир. Но прямо сейчас растворяющиеся остатки массы тёмной материи сокрушённо стекают в бездонную и опустошённую пропасть бесконечности, оставляя после себя место бесчисленным размножениям, разложениям и взрывающимся химерным реакциям новых эволюционирующих течений возводящейся юной природы. Следующая Волна проноситься беззвучным, исцарапывающим пространство эхом извивающихся чужеродных материй, оставляющих после себя глубокие раны, согретые разноцветными извержениями нескончаемых ярких плеяд. Густыми неподвижными облаками, волшебной космической пылью обнимая каждую неисчисляемую частицу вселенского полотна, осязаемую и неосязаемую . Вновь возводятся бесформенные хлипкие колонны, обрастая во всецелом переплетении материй в неустанно размножающуюся среди внутренних сражений дышащую башню, вбирая влажную жёлтую землю, густые чёрные листья, гибкие известковые ветви, обугленные ударами молний угли, поросший микробами многовековой мох. Выдерживая беснующийся ропот смещающихся плит земли, обильные грады дождей и камней, сотрясающие удары шторма. До одного единственного момента, когда распустившиеся стебли цветка почти соприкасаются с тёмным космическим сиянием, пока эта сумбурная пирамида не развалиться, оставляя вокруг себя изощрённые повреждениями руины, то тут-то там раздавившие блуждающие тела существ, насекомых, густых парниковых газов, растворяющихся под раздавливающим пространство небесным ярчайшим гало. Следующая Волна проноситься высоко над обожжённой и заледенелой поверхностью, расталкивая тяжелейшие серые материи, что уже опустились настолько низко, что начали соприкасаться с частоколами увядающих жёлтых ростков, породнившихся с погребёнными глубоко семенами. Но соприкасаясь с землёй, обжигаются, накрывая массивным влажным покрывалом широкие трещины, проваливаясь в отмирающие сплетения ядер из растущих зелёных волдырей кровоточащей плоти. Уродливые дожди астероидов пронзают пространственные слои острыми горбатыми холмами, разрушая под собой движущиеся тела микробов, сжигая бурлящую в агонии среду обитания. Пламя горит долгие годы, века, эпохи, но однажды и оно угасает под густыми белоснежными хлопьями агрегатных узоров замёрзших капель воды. Проходят хаотичные периоды скрестившейся с новыми элементами изувеченного бытия, мировой бактерии. И однажды поверх густых подушечек сочащейся жидкой плоти, образуются сжимающие молочное лоно ногтевые соединения. Тощие и крепкие руки существ держаться за хрупкие массивы механизмов, накладывая один камень за другим. Один деревянный блок скрепляется со всеми остальными. Сумбурные тёмные коридоры возводятся в новый, сверкающий сталактитами и драгоценными извержениями подземных истоков башню, поднимающуюся высоко к ночному небу, сокрытому от белого солнца блуждающими тёмными облаками. Непрерывные дожди смывают древние надписи, покрывая слизкой зелёной растительностью треснувшие прямоугольные плиты. Длинною в века, общие труды существ терпят крушение среди одного из бесчисленных пустынных островов, потопающих в густых синих озёрах и истощающих зловоние смерти кровавых болотах. О толстые исцарапанные камни разбиваются птицы. Из мрачных тесных гнёзд разносятся низкие животные крики от пережёванных крыльев, костей, малых и разодранных тысячей когтей мышц. Оно утаскивало внутрь всё живое, всё теплое, набивая толстое брюхо исполинского сооружения колоссальной массой отходов до тех пор, пока он не стало разваливаться на мелкие и массивные ошмётки. Тяжёлые железные наручи, запятнавшие собственную честь пролитой кровью невинных, выкладывают сложные металлические пазы, собирая из множества бетонных и каменных материалов величественные конструкты. Из месяца в месяц они объединяются в до сих пор растущую мраморную башню, которая обзаводится новыми просторными палатами и священными храмами, дотрагивающимися молитвенными постелями к белоснежным облакам космической пыли. Мучение внутри смятенных ненавистью, завистью, скупостью первобытного ума, обрушивает взрывающиеся снаряды на массивные стены разбитой башни, прежде чем испустить последний гулкий вздох, уносясь прочь из этой земли под напором ужасающе сильного урагана, окрашивающего прежний девственный мир в сверхгигантские руины, ядовитые дожди, ледяные пустоши. Украшенные разлагающимися на стене обложками старых фильмов, мюзиклов и народных повестей о истории одной из древнейших цивилизаций, широкие серые мосты расходятся перед отстроенной древней башней, чья обрубленная словно голова, верхняя часть хаотичной кровоточащей конструкции накренилась над более мелкими многоуровневыми сооружениями, заводами, на которые вновь обрушивается ракетный шквал ярких разноцветных вспышек, стирающих из истории последние упоминания о тетрадке со взрослым именем когда-то существовавшей матери, не способный смириться с гибелью прежнего удивительного мира, лишённого любви, тепла, умиротворения, надежды... Маленькая тощая девочка, чьи волосы темнее глубинного горячего угля, а тело выглядит больнее любого мёртвого существа, представшего отделению морга на одиноком смертном одре. Её пальцы робко сжимают стальное перо, вкладывая надежду в криво получающие на листе бумаги буквы, что постепенно складываются в её собственное имя. Имя лишённое смысла, цвета, чувства, желания, интерпретации, истории, человечности о которой никогда ничего не знала кроме одно лишь звучания, странного когнитивного послевкусия на кончиках её сознания, которого... никогда не было. Прямо как и этих бессмысленных речевых единиц самосознания. Точек, запятых, стекла, зрения... Попыток воплотить, продемонстрировать вам нечто болезненное, прекрасное, отсутствующее. «Это...» «Мир в котором она была сотворена случайным сознанием». — на плечи приземлился знакомый голос. «Что происходит?» «Ни-че-го. Всё погибло, растворилось и исчезло вместе с необузданными чертогами бесконечной вселенной». «Как бесконечность может прекратиться?» «Потому что бесконечность Вашей реальности окружают безграничные слои ирреальных отходов Иных пространств, извергнутые мыслями и инстинктами существ, страданиями и искажениями молекулярных объедков расчленённого бытия, которое никогда не смог постичь ничей мыслящий интеллект, эмоция, орган. Ибо в том безграничном древнем периоде, всё имело осязаемые существованием ограничения... Но тебе ещё рано так глубоко заглядывать, ты не выдержишь этого потока информации. Сейчас она РАЗРУШИТ тебя.» Он не сразу ощутил гладкую и холодную поверхность на своей щеке. Толчок ветра в его тело оказался весьма ощутимым, от чего сероликий перекатился назад на своих плечах, не больно ударившись затылком об пол. Когда открыл глаза то увидел обычную светлую стену, заграждённую длинной тумбочкой с ящиками, красивыми обоями и большой картиной на которой был изображён тёмный мрачный океан в котором упорствовал бушующей стихии шторма высокий коричневый фрегат с тёмными парусами. Вновь уютный желтоватый свет люминесцентных установок, декоративных ламп с бежевыми-салатовыми шторками, изрисованные деревянной резьбой потолки над которыми неверно пробегали то ли крошечные человечки, то ли небольшие звери. Вокруг был всё тот же, знакомый ему коридор больницы. Всюду сновали силуэты, чьи-то жизни и разными названиями и именами. А он просто оказался здесь, сидящий возле камина на маленьком и мягком ковре.

***

Безграничное творение природы. Их хаотичные гигантские тела ударяются об фантастическую слоистость атмосферы, воздушной поверхности, вызывая катастрофическое землетрясение, разрушая структуры массивных и крошечных сооружений, от чего всё вокруг рассыпается подобно бесчисленному количеству разнообразных гигантских зёрен, среди которых было не различить скатывающиеся в стороны автомобили, натуральные парки, силуэты. Системы соединительных зданий, механических протезов дорожных мостов и некоторых системных спутников, под беснующиеся языки пламени и дыма обрушиваются вниз на автомагистрали, проспекты переполненного живностью района, между многочисленных и отныне порабощённых стихиями разрушения улиц, центральных рабочих зданий и прочих сооружений инфраструктуры. Искажёнными неизвестной силой исполинами, планомерными возвышенностями, конвульсирующими органами, чешуекрылыми лопастями, покрывающимися выделениями криками, целые жилые зоны превращаются в переполненные руины, выливающиеся через край горно-породистых массивов и ударяясь об острые края заоблачных свинцово-коричневых корпусов, постепенно, неподатливо укрываясь безобразными и продавливающимися внутрь проломами. Самые беззащитные, низшие по кровифриэнту существа погибают мгновенно, медленно, в неизбежно болезненном беспорядке. Знакомы ли кому ни будь эти лица? Голоса. Их каждое отдельное намерение, каждое последующее мгновение лишённое движения, осмысления продолжать бежать вперёд, выбираясь из под обломков, свирепой клыкастой пасти из осветительных прожекторов, стекла, костей, памяти, сливовых наполнителей и чьих-то ноздрей. Развивающаяся волна разрушения преодолела ещё несколько природных и искусственно возникающих в виде магнетических барьеров препятствий, подобно замедлившемуся космическому кольцу из многогранных астероидов рассекая надвое целую планету под собой. Прокалывая. Разрывая. Вспарывая все внутренние органы единого и пока дышащего организма. Безмерно гигантское тело, на одном конце которого мечется отрывок головы с механическими цепями из бесчисленных гибридных звений костяных ферментов разъединенного органа на ровне с неописуемо размножающейся средой неописуемо колоссального позвоночника, с невероятной скоростью уползающего вдоль осколков перегретых дорог, разрушая их и поднимая густейшие купола из раздробленных тротуаров, колон и прочих окрестностей, сшибая всё на своём пути, не говоря уже об испуганных проходимцах из очередного соседнего района. Бескрайние живописные пазлы города раздавливаются под гнётом сокрушающей телесной силы, перепрыгивающей с торговых дирижаблей на просторные невесомые конструкции из парков, храмов и театров. Могучая, накопленная в одной цепномеханической связи сила ударяется об очередное здание, вскарабкиваясь по нему острыми ногтями подобно животному, лишенному собственного тела кроме одной только человеческой гибридной головы, в которой зубы изо рта превратились в те самые ногти вокруг удлиненных фаланг пальцев, стремительно добирающихся до самой вершины: В самом эпицентре творящегося хаоса, вдоль долгих километров, через все им пройденные автомагистрали, улицы и парящие высоко в небе здания, уже повсюду растягивался имитирующий, практически бесконечно длинный позвоночник из механических звений, позвонков и хрящей которые были окружены истерзанной кровоточившей плотью и сталью. На некоторых местах проступали фрагменты толстенной панциреподобной кожи. Их конец прорастал до огромной, размером с пятьдесят-шестьдесят метров человеческой головы со светло-серой, немного розоватой прекрасной кожей. Длинные роскосые глаза с размытыми бледно-зелёными зрачками, похожими на желтки которые разбили и разлили вдоль белоснежной подгорающей сковороды из неоднородных склер. Широкие острые скулы с гибкими морщинами вокруг упругой кожи. Гибкий лоб накрывали густые будто поседевшие лохмы с шерстяными завихрениями на затылке, а вот мочки ушей, крылья носа и подбородок были будто проколоты драгоценными древними камнями, немногими сверкающими вокруг кожи серебристой поэзией разлагающего мышления на ярких лучах возвышающегося солнца. Выразительное сумасшествие в бесполых глазах сего существа будто охватывало каждый фрагмент этого пространства, каждую жизнь, мысль, желание, смешанное кровообращение, истлевшие во времени происхождения и... Исполинская голова снова спрыгнула вниз, развивая следом за собой баснословную скорость и безмерно разрушающий всё на своём пути позвоночный хлыст. От огромной разрушенной впадины в земле разлетелись осколки поверхностей, стекла и перекрытий, прибавляющих свои изуродованные очертания к общей размножающейся тёмной яме из руин, продолжающих обваливаться с перекошенных мостов, зданий и помигивающего сигнальными приборами небосвода. Небо словно начало складываться пополам в ирреальной трёхмерной плоскости, в которую затягивало абсолютно всё, задавая новое мгновение или же неоспоримо критический сигнал о бедствии. Зачем нужно преследовать, ограждать или называть вещи не своими именами, когда за буреломами прячется, поджидает неестественно спокойного момента стихийная волна. Искажённые четырмя поверхностями калейдоскоп из очертаний города обрушивался на другие участки земли, об которые неожиданно и резко оперлись гигантские человеческие руки, будто изуродованные габаритными скоплениями из ползущих вниз мускулов, между чьими морщинами повисали десятки разных голосов, лимфатических узлов, зеркал... Кричали, радовались, умоляли и стонали. Излагали или же высвобождали поток бесформенных звуков, частиц разъединённых органов которые хоть были похожими на всех живущих здесь, всё таки были умнее и вели себя более примитивно. Проглатывали остальные звуки, значения цвета и излишне переосмысленного бытия, обёрнутого в тусклый от ржавы и плесени скафандр, истлевшей кожи на губах, химически замешанном красителе, резких движений камней в журчащей воде, воспоминаний и поступков. Хаос вывернут наизнанку, лишая порядка всего. Исполинская человечья голова остановилась в одной из улиц, рассматривая одного из случайных существ, воспарившего над землёй в переплетении чувствительных кровеносных векторов, выползающих органическими червячками из под кожи, плоти и костей несчастного. Или же счастливого? Охотящегося на удачу, надеявшегося на встречу? Сближение и утрав. Структура его тела начала плавно расползаться подобно краскам под водой, растворяя пошитые материалы одёжи, обнажая органы, суставы, консистенцию креатина, белков и прочих жизненных молекулярных связей, не в силах сокрыть от создания перед собой ни единого низмолекулярного островка единарного пространства, обтекающего к разбегающимся в разные стороны людям которые беспомощно скатывались по тротуару, внезапно перевернувшегося в вертикальную землистую дугу. Убегали от неизвестной тяги ирреальной пустоты? Существа, желающего наестся знаниями о природе, сосудистой формы, растительной структуры. Познать какие клетки заграждает хитэловая плева. А они смотрели на него как на дурака, провозглашающего исключительно мерзотостные права. Голова смотрела в аннигилирующую сердцевину получеловека-полукота, одарив его сущность беспрецедентной свободой сполна. Отведав из костно-мышечного кубка его жидкости, наслаждаясь упованиями о получении секретных знаний о порнографической секты, пробудившей остроту его уродливого цепномеханического хребта. Его тело - приобретение хворного симбиоза, уротодетской язвы? Быть частицей, придатной или несуществующей вселенской бездны, над каждым сантиметром кожи, межтканевой загогулины, деформации кишечного зонца. Формация звука, ударяющегося об воздушную пелену у которой нету формы, направления, вездесущее плотное движение, трение, преобразование. Нечто смотрело на человека с ушами кота, собрав его тело воедино из раскиданных им запчастей смертельной породы, наблюдая за его криками и выкатывающимися из орбит глазницами. Оно двигается, дышит вместе с остальным но отдельно от всего, по особенному. Его оттенки разнятся от других существ, их жизненной телесной оси, при этом будучи таким же как они. Гигантские глаза наклонились, внимательно следя за барахтающимся от душераздирающих мучений телом, состоящего из туловища, одной искривлённой правой ноги визжащей, невинной мужской головы с неправильно расставленными ушами и хвостом в кровоточащей открытой кости. Тело несчастного парня не успело до конца обратится в прежнее и неправильно воссозданное вспять состояние, и тогда исполинская голова существа отбросила его незавершенную форму с растворившимися кошачьими раковинами и раскрытой вдоль плотью, своим отсутствием обнажающей красные пульсирующие мышцы вокруг упругих складок бьющихся в судороге тканей. Изворотливой гигантской змеёй существо устремилось за остальными людьми и существами, дабы с хладнокровностью во взгляде снова повторить этот процесс, будто это самое нечто находилось на уроке биологии по изучению анатомии, где вместо подопытных лягушек использовались шокированные спасающиеся лица. В то же время, гигантские мускулистые руки своей неестественной гибридной гротескностью разгуливали по защищенным сгруппированными стражами улицам, выныривая из хаотичных примесей разноцветных облаков, в которых утопали мрачные тёмные оттенки верхних слоёв атмосферы из которой растягивались массивные, будто разодетые в маски лица. Они были зрителями с хорошим слухом но плохим зрением, поглощающим нечто новое, уникальное и сложное. Но издалека сложно было что-то рассмотреть, особенно, когда глаза переполняют взбушевавшиеся осколки иллюзорности летней кухни, пропитавшейся под кожей скатертью рядом с чужим голосом, излагающим суть поднятия инфляций.

***

Всех находящихся вокруг существ и людей пробрало тревогой, паникой, а затем всепоглощающим ужасом. Отовсюду разразились экраны с трансляцией места катастрофического происшествия. Охранники и случайные гвардейцы заметушились, принялись распоряжаться отдельными группами всех находящихся гражданских лиц. Стены обращались в просторные пёстрые коридоры с преломленными атмосферными отсеками в потолках, по которым ловко маневрировали палаты, хаотичной трансформирующейся формулой удивительной планировки здания отправляясь по заданным маршрутам. Сероликий выбежал из здания вместе с своей группой людей, суетливо откликающихся друг другу. Бежали подростки, девушки и много остального народу, который с трудом сейчас помещался снаружи. Они быстро спускались по лестницам, лифтам. Высоко в небе всё было окрашено в мелькающие тёмно-серые линии от пролетающих боевых кораблей и стражей, просвистывающих химерными телосложениями из доспехов практически над головой. Солдаты собирают группы людей, куда-то провожают, относят детей и животных. И вот он стоит в центре толпы, зажатый со всех сторон и смотрит вместе со всеми на широкоугольный экран через который транслируют местность района Нихонто, в котором они находились достаточно отдалённо от места происшествия. Все выглядели до ужаса испуганными. Уже были слышны крики, чьи-то истерики, в то время как голос ведущего громко гласил:

__❰❰"УГРОЗА: — СТАДИЯ "ДЭВА-ОННА-СУГОР"!❱❱___ ВСЕ ОБЯЗАНЫ ПРИДЕРЖИВАТЬСЯ ПРАВИЛ БЕЗОПАСНОТИ! ВСЕМ НЕМЕДЛЕННО ПРОСЛЕДОВАТЬ В БЛИЖАЙШЕЕ УБЕЖИЩЕ!"

Стали подлетать новые отряды стражей, сопровождая всех присутствующих к прибывающим транспортам. Небо вокруг как будто посерело, укрылось удушливым мрачным смогом. Хотя он и находился посреди высоких многоуровневых вышек, переплетающихся этажей иных видов сооружений и прочих архитектурных монументов, разделяющих высокие километры возвышающихся стен от очередного узла из бесконечных проводов и кабелей. Где-то перед одним из шумных экранов внезапно и сильно выкрикнули: Это наши братья! Наши сёстры! Они вернулись к нам!! Мы Переродимся!!! Страх сковывал горло. Сковывал ноги. Руки. Воспоминания о собственных смертях всплыли болезненными болевыми ощущениями в закромах сумбурной памяти. Но умирал ли он на самом деле? Хоть когда ни будь? Вернулся ли к этой странной жизни после того ужасного ранения в грудь? В его сердце. Его лёгкие. Прямо как тот белобрысый парнишка, которому раздавил голову. Ужасно... Неправильно... Куроба тоже проболтался. Стоит ли хоть кому ни будь доверять в этом месте? Или это сон? Или он не принадлежащий этому месту ничто? А может ему как кошке выведено семь или больше, а может совсем мало пробных жизней которые он обязан потратить с умом? Как бы ни хотелось осознавать свою очередную безумную теорию, вникать в болезненную и отягощающую действительность правду. Правду о самом себе, как о безумном и затерявшемся в чужом мире психопате который обречён на вечное скитание среди своих кошмаров. Но если это его кошмары, значит и властен над ними исключительно его прогнивший деградирующий рассудок. Отсюда и вывод, почему его сознание так плохо воспринимает происходящее вокруг. Он обернулся в ту сторону, откуда волны спасающихся жителей продолжали следовать за служащими, офицерами и гвардией в сияющих доспехах. Мимо них проскакала огромная механическая балка, ошеломительно врезающая под землю. Страж мгновенно защитил своим доспехом от очередного прилетающего валуна из камней, оторванной двери и подожжённых обломков корпуса автономной машины. На мгновение, сероликий будто уловил взглядом огромную толстую шею, уползающую куда-то очень далеко. Он стремительно пробежал мимо напуганных очевидцев, игнорируя крики приблизившихся гвардейцев. Он будто внезапно осознал, что должен оказаться там любой ценой. Будто его ждут там, на разрушенной неведомыми существами улице без названия, памятников, без отстроенного всеми трудящимися сердцами имён. Это чувство страха, негодования, неизвестности и из неоткуда взявшегося сожаления. Они манили его, приказывали встретиться с чем-то, чего он не понимал. Если там кто-то должен пострадать? Вернее суждено. Будто то, что происходит вокруг, когда-то давно и кем-то было сочтено. Но должно ли это случиться? Правильно ли это? Неизбежно? Возможно неважны все эти существа вокруг. Неважен яркий свет в небе. Неважно то, что он чувствует. Не имеет абсолютно никакого смысла он сам. И слова той девочки из пещеры придавали уверенности в том, что он здесь оказался не просто так. Но тогда почему это происходит прямо сейчас? Он больно врезался плечом об внутреннюю обшивку движущегося троллейбуса, в который сероликий буквально с разгону запрыгнул. Внутри естественно никого не было, даже водителя. Машина руководствовалась режимом автопилота который подсвечивался на водительском дисплее, возможно направляясь в обусловленное на карте место где как раз и происходили те кошмарные действа. Система что ли сломалась? Мужчина устало рухнул на сидение в центре кабины, рассматривая рекламные объявления о чьих-то запланированных концертах, открывшемся салоне манги и комиксов, новой минеральной воды и персональных услугах шеф повара на дому. Человек только сейчас вспомнил об устройстве в своё ухе, которое ему нагло вручил какой-то индивидуум в его первый день появления в этом месте. В этом городе? Стране? Мире? К его удивлению, вместо нейронного простора программ, настроек и прочих прелестей сетевого киберпространства, перед глазами рассыпались шумные исказившиеся помехи, бесконечно рассыпающиеся тёмно-серым порохом. Из окон пока ещё видны окрестности торговой площади, уже безлюдных улиц и переулков. Жутко хотелось спать. Он повернул голову влево, представив что рядом сидит кто-то ещё и подбадривает его, хотя сначала показалось, что чей-то голос появился рядом с водительским местом и громко затараторил: "Итак, мой дорогой товарищ! Не расходимся, следующая остановка направляется в Ад! Просьба не пристёгиваться и пытаться сохранить здравый рассудок!" Это мог быть какой-то совершенно незнакомый ему парень, девушка, что-то третье или может быть даже животное с разумным интеллектом. Но что каждого из них вдруг заставило бы тут оказаться? Ехать на верную смерть под крушащиеся обломки зданий. Сероликий был уверен в том, что не умрёт сегодня. То что его неизвестно почему влечёт к тем существам, очередное странное явление которое невозможно должным образом пояснить. Это чувство явилось из неоткуда, а значит стоит последовать ему. Ухватиться за этот шанс. Шанс, раскрывающий дозволенности его скупого ума обрести знания. Блуждающий по густым стремительным потокам ветра болван, быть может в один миг лишившийся здравого ума. Отсчитывая минуты по пальцам, смущаясь от всего подряд. Слова которые он понимал были ценнее всего, воплощаясь в небольшие неустойчивые инструменты которыми так плохо умел пользоваться. Его первое рандеву с жизнью которая была для случайно вылупившегося из ничего человека, чуждой всепоглощающей материей, пробирающей до дрожи в воображаемой им душе, имеющую свойства развиваться. Доверившись своим новым чувствам, устремится на зов чужеродных колебаний необъятного существования, взрывающегося абсолютным природным потоком внутри единственного, одиноко едущего на встречу с ещё одним миром.